Петухи в лесу Весной, в конце апреля и начале мая, на опушках леса, на болотах и на потемневшем игольчатом льду озер стаями собираются тетерева. Ребята, которые живут в сельской местности и любят вставать на зорьке, наверное, не раз слыхали, как они токуют.
Мой отец был страстным охотником. Однажды весной он взял меня на ток. Поздним вечером мы подъехали на лодке к южной оконечности одного из многочисленных островов Кончезера. Прежде всего мы устроили из кольев и веток большой шалаш для маскировки. Пока работали и закусывали – наступила полночь.
Я чутко прислушивался, но ничто не шелохнулось в лесу.
Наконец, послышались какие-то странные, незнакомые звуки.
– Это, наверно, и есть косачи?* – спросил я у отца.
– Нет, это белые куропатки, а косачи тоже скоро будут, ты только не усни. Раз уж взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Мы посидели еще немного. Вдруг отец зажег спичку^ посмотрел на часы, вложил в ружье патрон и сказал вполголоса:
– Ну, пора начинать. Только ты – ни звука: косачи вначале очень осторожны и чутки.- Он поднялся на колени и начал «чуфыкать» – свистеть, подражая косачу.
Вскоре на западном берегу озера послышался ответ – «чуфыш-чуфыш». Ночную тишь прорезал свист крыльев, и вскоре у самого шалаша зашипела и опустилась какая-то птица.
– Это старый токовик,- прошептал отец,- его стрелять не надо, скоро он приманит целую стаю.
Мы замерли в ожидании. Напрягая зрение, я старался разглядеть птицу в сумраке весенней ночи и, разглядев, чуть не вскрикнул от восторга: у нее было очень красивое оперение и горделивая осанка. С красными, налившимися бровями сидел тетерев на камне. Темные перья его отливали металлическим блеском, красиво выделялись белые бока. Хвост был собран и напоминал лиру. Косач зорко посматривал по сторонам и прислушивался. Потом он распустил хвост веером и начал чуфыкать, опустив крылья и вытянув шею.
Вскоре послышалось ответное чуфыканье на берегах и на острове. Еще через некоторое время раздалось хлопанье * Косач – тетер ев-самец. Прозван так в народе из-за косых хвостовых перьев. крыльев, и неподалеку от шалаша стали собираться косачи.
Одни опускались прямо на землю, другие садились на деревья.
На одной осине я увидел трех пестрых птиц и указал на них отцу.
– Это самки-тетерки,- ответил он.
Тетерки изредка издавали звуки «ка-ка-ка».
Вдруг старый токовик и все самцы распустили хвосты, вытянули шеи и, чуфыкая, стали драться, азартно, как деревенские петухи. Отец прицелился и выстрелил, но драка продолжалась. Он закладывал один патрон за другим и стрелял, метко направляя прицел то на верхушки деревьев, то в просветы между камнями и кустами можжевельника.
Только с рассветом косачи разлетелись. Мы подобрали восемь убитых птиц.
Это первое знакомство с жизнью тетеревов – основных боровых птиц Карелии – мне запомнилось на всю жизнь.
В дальнейшем я узнал, что в летнее время самцы забираются в лесную глушь и меняют оперение. Тетерки в это время ухаживают за своими выводками. Немало хлопот и забот у птицы-матери с детенышами-тетеревятами: надо найти им корм, укрыть во время ненастья и, особенно, уберечь от врагов.
Бывая в лесу, я нередко наблюдал, как перед самым носом нет-нет и вспорхнет пестрая тетерка и затем, делая небольшие перелеты, как бы зовет за собой охотника и собаку.
Тетеревята тем временем разбегаются и замирают до тех пор, пока мать не подаст им сигнал, что опасность миновала. Только после этого они снова собираются вместе.
В августе тетеревята уже хорошо летают. В это время на них охотятся с собакой-лайкой. Стоит она под деревом, зорко смотрит на косача и заливается лаем, а тот сердится и издает звук «кук-кук-кук», пока не послышится выстрел охотника.
Осенью, после листопада, косачи собираются в стаи. Тогда на них охотятся с чучелами.
Летом и осенью косачи питаются ягодами. После того, как выпадет снег, они поедают почки и семена деревьев и кустарников. Зимой, в сильные морозы, косачи падают в снег, пробивают норы и прячутся, как под одеялом. Но стоит только приблизиться к ним, как перед вами взметнется облако снежной пыли. Чуткие и осторожные птицы высоко взлетают над деревьями и исчезают в лесу.
Уроки дедушки Ефима Дедушка Ефим начертил углем утку на дверях сарая и спрятался за угол.
– Пли! – скомандовал старый солдат первой мировой войны.
Бабахнул выстрел. И без того изрешеченная дробью дверь покрылась новыми пятнышками. Две головы прильнули к мишени, наперебой подсчитывая число попаданий. Семь дробин в мишени!
– Молодец,- довольным тоном заключает дедушка.- Завтра пойдешь со мной на ток.
На другой день вечером Гришутка, как настоящий охотник, шагал рядом с дедушкой. На плече у него одноствольное ружье, на боку – патронташ, до отказа набитый патронами, заряженными крупной нулевой дробью, на спине – охотничья заплечная сумка, словом – все, как у дедушки. Только у того ружье двуствольное.
Когда они по свежему насту и проталинам прошли километров восемь и вышли на старые вырубки, уже совсем стемнело.
Около сгнившего ствола старой вывороченной ели, под защитой молодой поросли березняка и осинника дедушка развел костер. Охотники согрели чайник и закусили.
– Давай-ка я тебя, внучек, проэкзаменую. Помнишь ли, как подходить к мошнику?* – обратился дедушка к внуку, укладывая съестные припасы в сумку. * Мошник – так называют глухарей во многих районах Карелии.
– Когда мошник щелкает – не шевелись, а когда начнет токовать, он глохнет – вот тогда, на второй половине его песни, и делай подход, но умей вовремя остановиться, пока он не кончил петь.
– Все правильно, пошли,- сказал дедушка и засыпал костер снегом.
Охотники сделали шагов двести и вышли к центру поляны, на которой, выделяясь на светлом фоне неба, росло несколько высоких деревьев.
– Здесь подождем часок,- усаживаясь на широкий пень, сказал старый охотник.- Тут недалеко токовище – я сам следы видел.
Кругом сплошная темень, особенно с южной стороны; ни шороха, ни звука кругом. Гришутке даже жутко стало немножко, а минут через двадцать на него напала дремота.
– Ты не спишь ли? – шепотом осведомился дедушка.- Нельзя.
– Скоро ли уж?
– Ишь ты – какой прыткий! Тут, брат, нужно терпение…
Вскоре небо чуть посветлело. От большой сосны, стоявшей шагах в восьмидесяти, вдруг послышались какие-то незнакомые звуки, будто кто выщелкивал дробь сухой тонкой дранкой.
– Это мошник щелкает,- пояснил дедушка Ефим.- А вот теперь токует. Ну, пошли, однако…
Вначале все шло по правилам охоты. Гришутка делал все так же, как дедушка, и они подошли к глухарям, которых здесь было уже с полдесятка, на ружейный выстрел. Но тут юный охотник, заглядевшись на играющих птиц, зацепился ногой за валежину и, не успев ахнуть от неожиданности, распластался по земле. В то же время раздался выстрел, и Гришутка совсем перепугался – ему показалось, что выстрелило его ружье, на которое он упал животом… Мальчик и не видел даже, как большая птица, подстреленная дедушкой, цепляясь за ветки дерева, свалилась вниз.
– Ты чего, охотник,- выстрела испугался? Подотри нос-то! – издевался дедушка.
– Нет… Это я, дедушка, нечаянно – за валежину зацепился… Честное пионерское…
– Ну, то-то… Охотнику надо смотреть и смотреть, не в два глаза, а в четыре.
Они подобрали убитую птицу и стали выслеживать новых токовиков.
– Не тужи, следующий – твой,- утешал дед внука, огорченного первой неудачей.
Шагов через сто, на проталине, у вывороченной с корнями сосны они заметили двух дерущихся самцов. Тут же, на ветвях небольшой осины, сидела глухарка – пестрая капалуха.* – Ну, прицеливайся в любого петуха, да не торопись, а то промажешь…
Грохнул выстрел, один из глухарей с шумом метнулся в сторону, другой остался лежать, неуклюже раскинув крылья.
– Убил, убил! – неистово закричал Гришутка и со всех ног бросился к убитой птице. Он высоко поднял ее за одно крыло, другое все еще касалось земли.- Дедушка, это я убил!
Я ведь, дедушка?!
– Ты, ты… Ну, в добрый час! Это первая твоя добыча.
А раз первая, то не надо быть жадным-хватит одной птицы.
Пойдем домой.
Всю дорогу они делились впечатлениями, и дедушка терпеливо поучал внука охотничьим приемам на току, Гришутка же слушал деда со вниманием, хотя ему и не терпелось скорей показать добычу дома.
– Какие красавцы,- восхищалась глухарями мать Гришутки, Лукерья Васильевна.
Птицы лежали на столе, освещенные первыми лучами солнца, прорвавшимися сквозь вер›;ушки ближайших деревьев.
Они и в самом деле были красивы. Темные спинки с бурым оттенком и такие же крылья, чуть посветлее; темный зоб отливал зеленью, а по брюшку, как горошины, рассыпаны белые пятнышки; хвост черный, блестящий. Красные дуги бровей и желто-розовый крепкий клюв довершали редкую красоту оперения.
* Капалуха – самка тетерева-глухаря.
– А твой, сыночек, больше, чем дедушкин; килограммов шесть будет, уж я-то знаю – сколько их на своем веку зажарила.
Мать с гордостью поглядывала на сына. Он напоминал ей сейчас отца, советского партизана, погибшего в годы Отечественной войны в схватке с оккупантами неподалеку от родных мест.
– Будь достоин отца, сынок,- вздохнув, тихо произнесла Лукерья Васильевна.
Когда сели обедать и мать подала вкусное жаркое, разговор снова вернулся к глухарям.
– Токовать они будут еще и в мае,- поучал дедушка,- и даже осенью, но не так азартно, как сейчас, в апреле.
Глухарка кладет в гнездо 8-10 яиц и высиживает цыплят. Они бегают вместе с ней выводком, как куры, и сами кормятся.
К осени птенцы уже становятся большими и живут целыми стайками. Когда кончаются ягоды, глухари питаются и более грубой пищей – почками и хвоей. Для этого они заглатывают в зоб камушки, которые служат им маленькими жерновами.
– А что делают глухари-токовики?
– После весеннего тока самцы теряют много перьев и не могут летать. В это время они прячутся в глуши, пока не отрастут новые крылья.
Второй урок дедушки Ефима Ивановича состоялся осенью.
Пошли они с манком* на рябчика. В сентябре это было.
И хотя дедушка знал места, где обычно гнездились рябчики, но бродили они по лесу долго, пока не напали на место гнездовья. Высмотрели множество всяких интересных вещей.
* Манок – свисток для приманки рябчиков, вальдшнепов и другой промысловой птицы.
Об этом мы еще расскажем юным читателям в следующий раз. А сейчас – о рябчике.
Обнаружили гнездовье вблизи осиновой рощи, рядом – речушка. Не успел Гришутка как следует насвистаться в манок, как над ним, часто взмахивая крыльями, пролетел пестренький рябчик. Он уселся над самой головой юного охотника. Гришутка взвел курок и выстрелил. Рябчик упал прямо в корзину с брусникой, что стояла под деревом.
Дедушка от души хохотал, приговаривая:
– Ну и ну! У меня такой удачи не бывало, чтобы в корзине сразу два блюда: и жаркое и кисель… Будет из тебя толк, внучек!
Охотничьи уроки дедушки Ефима Ивановича пошли Гришутке впрок. Сейчас он вырос и совсем стал похож на отца- партизана, фотография которого висит в золоченой рамке на самом почетном месте. Как и отец, он стал выдающимся промысловиком-охотником, но первого глухаря и рябчика, что убил вместе с покойным дедушкой, он никогда не забудет.
