Думаю, что этот «шевроле» я узнал бы из тысячи, из десяти тысяч. Особенно в это время и в этом месте… Прямо рояль в кустах, блин.

У меня, вообще-то, зрительная память не очень хорошая. Она, разумеется, есть — как правописание у Винни Пуха, но тоже, не очень… Хромает по причине относительной слабости глазынек моих. Но тут случай особый: ночь, луна, пустыня белая — и эти фары на крыше. Ну и характерный низкий и широкий силуэт… Этакая жаба приплюснутая на четырех колесах.

В общем, как только увидел, меня словно током ударило — никак он, родимый? Так, так, так… Явился — не запылился.

Встречный автомобиль притушил свои чертовы фары, включил левый поворот и стал замедлять скорость. Я тоже резко уменьшил давление на педаль газа и перешел на нейтралку. И тормозом потихонечку — пш-ш… пш-ш… Так — заходим на посадку, руль чуть влево…

Место было удобное — мы с «шеви» спускались в укрытую снегом широкую долину-котловину с противоположных склонов, а точка встречи — как раз посередине.

Длинный, длинный пологий спуск… Вот бы где разогнаться до сотни кэмэ и без переключения скоростей вылететь на противоположный склон…

Борька по звуку движка почуял неладное и приподнял башку из спальника. Ахмет, когда я перешел на нейтралку и начал притормаживать, тоже очнулся и принял сидячую позу. Сворачивающий на боковую дорожку «шевроле» они сразу увидели, но промолчали. С момента взрыва, когда сзади долбануло, особенно после того, как я проигнорировал два раза Борькину просьбу остановиться, в кабине у нас возникла некоторая напряженка. Точнее, от Боба ко мне пошли волны отрицательной энергии. Ну, еще бы — не остановился подлец, не оказал людям помощи! Волны, конечно, были не сильные — не порча и не сглаз разумеется, а так… Фигня, в общем, на меня не действовало.

В зеркало заднего вида мне хорошо было видно, что позади у меня как по заказу — никого нет. Джип сумасшедший вперед умчался, грузовых и легковых на дороге тоже не отслеживалось, поэтому я включил правый поворот и резко вышел на середину дороги. В этот момент я окончательно убедился, что встречная машина — полноприводный микрофургон «шевроле». Логиновская или нет — пока не факт, но очень похожа. Да и место как раз то, заветное…

Я повернулся к Борьке и с невинным выражением морды лица спросил:

— Никого тебе эти синие глазки не напоминают?

В ответ он издал губами характерный звук — напоминают, мол. Ну, значит, вот сейчас прямо и проверим — не показалось ли? И почему бы нам сразу не выяснить — ху из ху, чтобы потом не терзаться сомнениями и догадками?

«Шевроле» собрался не спеша повернуть на неприметную дорожку, ведущую в лес, притормозил… Мне, странным образом тоже как раз туда и именно сейчас понадобилось. Вот поэтому я и решил осуществить свой маневр чуть раньше его. В конце-то концов — он ведь слева, вот пусть и уступает. Правила дорожного движения пока еще для всех одинаковы! Короче — я свернул на эту дорожку чуть раньше. Свернул и тут же дал по тормозам. Зашипел воздух, и наш «КамАЗ» встал, как вкопанный. Приехали.

«Шеви» замер слева, и из него никто не показывался. Ну, что же, будем вежливыми — я открыл дверцу, выпрыгнул из кабины и, обойдя ее спереди, двинулся по снегу, который оказался здесь неожиданно глубоким, к «шевроле».

С пассажирской стороны опустилось тонированное стекло, и на меня уставился… ствол. Вот это здорово!

Я не видел, у кого в руках был этот ствол — ночь, яркий свет фар наших и «шеви», — но мне почему-то это не понравилось: не люблю я, когда со мной вот так, по-хамски, блин… И еще мне почему-то показалось, я прямо инстинктивно почувствовал, что там, в машине, с автоматом — женщина.

Дева печальна сидит, праздный держа… автомат!

Зар-р-раза… Этого мне только не хватало! Совсем чокнулись — без оружия уже в сортир не ходят. Человек с ружьем, мать их… Вернее — баба с ружьем. Или не баба?

Я сразу вспомнил ту июньскую белую ночь у деревни Зуево, заброшенное лесное кладбище, и в голове мелькнуло имя — Мария.

Если это человек Логинова — не будет она стрелять, однозначно. Если нет — тем более. С какого это фига?

Деваться мне все равно было некуда, и я пошел ва-банк, напропалую. Я бодро-весело поднял руки — мол, сдаюсь, сдаюсь, затем опустил их и громко и почти радостно сказал:

— Привет, Мария. А где Гена? — Попал в десятку. Гена был здесь. На сей раз он сам сидел за баранкой своей красивой «тележки». Полковник открыл левую дверцу, выпрыгнул в снег и, подойдя ко мне, поздоровался, как будто мы вот только недавно — может, вчера или сегодня — расстались, и вот опять встретились.

Случайно, разумеется. «Ах, неужто это вы?..» Картина Кушкина — «Не ждали?» Ну, я тоже не стал «терять лица» и поздоровался с ним точно так же — спокойно и доброжелательно:

— Привет, полковник…

Прямо, какие-то чудеса с нами и Логиновым происходят. Куда мы с Бобом не сунемся — везде он. А может быть, он не один? Может, их много — полковников Логиновых?

Не-е-ет, полковников действительно много — но таких, которые со мной в поле в восемьдесят девятом году работали, больше не может быть. И которые меня с Борькой и Николаем Ивановичем от нехороших злых мужиков кагэбэшных отмазывали — тоже кроме Гены нет. Да и по другим признакам другого Гены именно здесь — неподалеку от поворота на Лоухи — и именно в это время быть не должно. Он, родимый…

Тут из кабины «КамАЗа» высунулся Борька, успевший перелезть на водительское место, и громко спросил:

— В чем проблемы, командир? Если эта большая грязная шаланда с синим ящиком мешает проезду вашего восхитительного «линкольна», таки я ее щас уберу. О’кей?

Гена засмеялся, махнул рукой — мол, двигай за мной — и залез назад в свой автобус. Я тоже вернулся в кабину «КамАЗа», но уже с правой стороны, поскольку мое место за рулем оккупировал Боб. Когда я залезал в кабину, Борька очень выразительно посмотрел на меня. Я пожал плечами и изобразил на лице полное недоумение. А что я мог ему сказать?

Ахмет опять оказался в середине, между мной и Бобом. Нашего, вернее, Борькиного автомата нигде не было видно — молодец, припрятал. А у Ахмета видок почему-то был слегка напряженный. Видно, ни черта не мог понять в нашей российской действительности маленький таджикский певец. Везде он видел подвохи и всего опасался. А в общем-то, и правильно, но не в данном конкретном случае.

Я, как мог, успокоил его — мол, не робей, Кирюха! Матрос ребенка не обидит… Три машины денег мы у тебя отнимать не собираемся, так что не боись. Не знаю, помогло мое камланье, или нет…

* * *

Честно говоря — для него это было неожиданностью. Эти ребята-водители с самого начала показались ему странноватыми, но чтобы так…

Сначала из города поехали какой-то загогулиной. Он не испугался, но и не стал их останавливать, решил посмотреть, что из этого выйдет. Ничего не вышло, ничего не случилось — до места назначения добрались нормально.

Затем, ко всем прочему, у них автомат оказался. Это тоже его не сильно удивило — сейчас оружие у многих.

А теперь вот «стрелка» на трассе… И как раз в нужном месте. Значит…

Значит с самого начала группа, с которой он хотел связаться, подставила ему своих людей. Непонятно и… неприятно. Выходит, люди полковника Логинова знали о нем. Ладно — анализ и осмысление этого аспекта можно оставить на потом. А сейчас нужно еще немного «поиграть»… Посмотреть, что из этого выйдет.

Абсолютной уверенности в том, что водители — свои, то есть люди из параллельной группы, у Зулу пока не было. Сами водители на условные фразы, которые он несколько раз за эти двое суток произнес, никак не реагировали. Но это ничего и не значило — второстепенные участники во все тонкости работы, как правило, не посвящаются. А вот те, кто их здесь встретил, должны знать пароль. Если свои, конечно…

«Ну что же, подождем, — решил он. — Поиграем в простачка, испугаемся немножко».

* * *

Борька аккуратно сдал шаланду немного назад, освобождая путь «шевроле». Тот, рыкнул движком, по мощности почти не уступающим «камазовскому», и раскидывая снег своими четырьмя широкими колесами, резко продернулся у нас перед носом, набрал скорость и быстро поскакал вперед. Однако, сыбко сустрый парниска…

Мы, сохраняя солидность, присущую дизельному автопоезду, не спеша двинулись следом. Интересно только — куда?

После того, как Борис свернул с трассы за логиновским «шевроле», мне показалось, что Ахмет прямо застыл и сжался весь. Я еще подумал тогда, что любой на его месте застыл бы и сжался. Вот именно в такой ситуации вполне можно подцепить энурез…

Но таджик совладал с собой. Сначала немного посуетился, приемник выключил, потом в сумку свою зачем-то полез.

Ну, думаю, сейчас «ствол» свой достанет, «тэтэшку», которую у бандитов за Олонцом отнял… Нет — руку из сумки вытащил без пистоля. А может, и правда он «ТТ» вместе с «АКМ» ментовским в лесу скинул?

В общем, посуетился Ахмет, потом временно затих.

Понять его можно — ситуация не для слабонервных: ночь, заснеженная лесная дорога, яркий свет фар по вековым елям… Но мы-то с Бобом совершенно точно знаем, что двигаемся в гости к Логинову, а Ахмет… Он же — ни сном, ни духом. Да еще взрывы-пожары эти на дороге позади нас.

— Витя, куда мы едем? — спросил он меня.

— В Ленинград, в Ленинград… Вернее — в Санкт-Петербург. Сейчас только заедем на часок в гости к одному хорошему человеку…

— Нет. Не надо туда ехать. Время теряем. Нас люди будут ждать. Мы так не договаривались.

Это, конечно, не было истерикой, но мне показалось, что напряженка в его голосе была предельная. Еще чуть — и сорвется.

— Борис, поворачивай, поехали назад, — в голосе Ахмета послышались командирские нотки. Сталь, металл.

Это — уже лучше, значит, владеет собой товарищ. Ну что же, он по-своему прав — за груз вся ответственность на нем. И потом, он ведь не знает, кто такой Гена, куда едем, зачем? Встретились на дороге, как будто специально сговорились, и в лес дремучий. На его месте я бы уже выскочил из кабины и скачками по сугробам мотал бы отсюда.

— Послушай, Ахмет, — сказал Борька, сосредоточенно вращая баранку, — ничего плохого не будет. Честное слово. Понимаешь, мы вот прямо сейчас, случайно — понимаешь, случайно! — встретили одного своего старого друга. Вот хочешь — верь, хочешь — не верь. Но все же лучше бы тебе поверить. Точно говорю. Ну не будем мы тебя убивать и железяки твои тырить не станем! Чем хочешь поклянусь. Здоровьем президента… А если и потеряем час-другой, так на трассе потом нагоним. Видел, на какой скорости Борис Евгеньич умеет ездить? Да и Виктор Сергеич за рулем не плох. Вот так, дорогой. И потом — не бандиты же мы… Водку твою, вон, как четко доставили: р-раз, и в глаз. Думаешь, мы у тебя деньги отнимем? Таки тоже нет. Для этого и в лес ехать не надо. Ну, друг у нас здесь служит. Понимаешь? Он — военный, командир части, а не бандит.

— Бандит, не бандит… Автомат у вас есть, в лес зачем-то едем. Друг — командир. Я несколько раз по этой дороге в Мурманск и обратно ездил, и никто, понимаешь, ни разу не нападал… А с вами уже два раза.

— Ну, не два, а один. С чего ты решил, что второй раз на нас кто-то напал? Рвануло сзади?.. Эка невидаль. Ты думаешь, только у вас в горах воюют? А на снежных северных равнинах тишь да гладь? Ошибаисси, дружок — у нас тоже, случается, постреливают. Шалят горячие русские парни. Ладно, потерпи. Все равно на этой лесной дорожке нам с платформой на плече «КамАЗ» не развернуть. Ведь ты же не хочешь, чтобы мы контейнер с твоими железяками уронили?

— Зачем вообще сюда ехал? Куда сейчас едешь?

— Зачем, куда?.. Да мы и сами толком не знаем, куда едем. Говорю же — случайно друга встретили, — Борька начинал раздражаться. — Вот ты в горах своих если случайно друга встретишь и он тебя в гости позовет — неужели откажешься?

— Боря, ты, наверное, меня совсем ишаком считаешь? Случайно, друга, в горах… Нашел горца… Я что, по-твоему, только вчера с дерева слез, а? Вот ты сколько языков знаешь?

На этот бестактный вопрос принципиальный Борька не стал отвечать.

— А я, — сказал Ахмет, — четыре.

— Какие? — попытался я увести его от темы.

— Английский, фарси, пушту и русский…

— Ну, кто же фарси не знает, — протянул Боб и что-то сказал Ахмету не по-нашему. Ахмет ему ответил примерно теми же словами, абсолютно непонятными для меня.

Издеваются, гады! Я знал, что в юности Борька три года отучился именно на восточном факультете филфака, пока его не выгнали. Значит, что-то осталось в башке его непутевой, раз с Ахметом так вот непринужденно спикает.

— А по поводу русского, — сказал Боб, опять перйдя на нашу родную речь, — так это просто смешно… Не помню кто — наверное, поэт какой-нибудь — сказал, что вот он бы, то есть поэт этот, выучил русский только за то, что на нем сам дедушка Ленин разговаривал.

— Ничего не смешно. Это для тебя он родной, а для меня — чужой. И сложнее чем английский. Я вот сейчас выйду из машины и буду вас здесь ждать…

— Замерзнешь, — тактично отметил я.

Атмосфера в кабине резко накалилась. Спорить и ссориться с Ахметом не входило в наши планы, но и с Геной не перекинуться парой слов — как-то не по-людски было. Нет, так нельзя. Такая неожиданная встреча, такой нежданчик — и разошлись, как в море корабли?! Здравствуй и прощай… Тем более, что нас, вернее, меня, как бы и заранее сюда пригласили. Да пошел он, Ахмет этот…

Тут на наше счастье «шевроле», шедший перед нами метрах в пятидесяти, мигнул красными стоп-сигналами, затормозил и остановился. Так… Шлагбаум.

Ахмет из кабины «КамАЗа» выходить не спешил, а из «шеви» со стороны пассажира вышла женщина… Точно — женщина. Интуиция не обманула меня — это она, красавица, на меня «ствол» наставляла. Сейчас, в ярком свете наших фар, я ее отчетливо разглядел. На ней были кожанная куртка-канадка, брючата, сапожки… Элегантная мамзель с хорошей фигуркой. И звали ее просто Мария.

Борька сидел за баранкой, слева, поэтому из-за кузова «шеви» не видел ее, но я-то все разглядел. Блондинка, не старая.

Эх, Гена, Гена — секретный ты наш полковник. И жена твоя Алла, наверное, ночи не спит, переживает за твою трудную и опасную службу, а ты, вон, каких ладненьких адъютантов возле себя держишь.

Грустно мне что-то стало.

* * *

Не успел Баштай немного расслабиться и выкурить сигарету, как «Ручей-17» вновь вышел на связь и доложил, что позади транспорта тащится какой-то «хвост» с бритоголовыми засранцами… Ведут переговоры с неким Костей. Что за Костя — неизвестно, но этот Костя приказал засранцам «КамАЗ» остановить и в укромном месте оприходовать экспедитора и водил. Еще специально предупредил, что при экспедиторе должны быть «бабки». Что делать?

Значит, все же не «спецы» — не их антураж… Хотя — черт их знает, могут кем угодно ради дела прикинуться.

Он выспросил у оперативников — «Ручья-семнадцатого» — обстановку и приказал плохих ненужных парней убрать. Не прямо, конечно, приказал, а условной фразой. Черт его знает — а вдруг все же кто-нибудь где-нибудь да и услышит. Баштай хоть и не был технарем и не знал всех возможностей слухачей из ФСБ и ФАПСИ, но полагал что лишнего наговаривать не стоит. Какими бы убогими, по сравнению с бывшим КГБ, эти слухачи не были, но осторожность никому еще не вредила.

Прошло минут десять, пятнадцать, в эфире — тишина… Еще через некоторое время — Алексей Николаевич специально не выходил в эфир, чтобы не мешать работе оперативников — «Семнадцатый» сам вышел на связь и доложил:

— Сделано, уходим по трассе вперед, пойдем перед объектом лидером. Деться ему некуда — дорога одна. Отъедем немного, километров на пятьдесят, и подождем.

Ну, так-то лучше. Спокойней.

А еще через некоторое время — не больше чем через сорок минут — когда ему «Ручей-17» с паническими нотками в голосе сообщил, что «КамАЗ» с грузом таинственным образом исчез с трассы, испарился: «Прочесали дорогу на большой скорости на пятьдесят километров вперед и назад — нет его нигде и деться ему некуда, ни одной развилки…» — Алексей Николаевич Баштай, полковник в отставке бывшего КГБ, генеральный директор 000 «Азот», упал лицом на стол и умер.

Инсульт сразил его мгновенно. Не выдержал предельной нагрузки один из многочисленных сосудов, лопнул, и кровь, снабжавшая мозг кислородом, под давлением хлынула под черепную коробку…

Утром секретарша обнаружила тело. Она зашла в кабинет шефа, увидела приоткрытую стальную дверь узла связи и заглянула туда. Баштай сидел в кресле, уронив лицо на стол.

В первый момент секретарша подумала, что по своему обыкновению Леша вечером нажрался, как свинья, и уснул — дружил шеф с водочкой, долюбливал ее проклятую, — но почти сразу же увидела на столе, возле головы шефа, лужицу запекшейся крови, которая уже после смерти натекла из носа покойного…