Мурманск построили в начале первой мировой, она же — «проклятая империалистическая». Это я еще в детстве из романов писателя В. Пикуля узнал. Хорошие романы, лихие, но душевные: «Из тупика» и, особенно, «Океанский патруль».

От Питера до заполярного города-порта Мурманска по автомобильной дороге — около полутора тысяч километров. Тысяча четыреста с чем-то. Через всю Карелию — с юга на север, и почти через весь Кольский полуостров проходит трасса. Тайга, болота, тундра. Мороз и ветер. Бр-р-р…

Дорога на шоферском сленге так и называется — «Мурманка». Долго ее строили: лет двадцать пять, не меньше. И до сих пор все достраивают: то расширяют, то спрямляют отдельные участки, латают дыры в асфальте.

Работал я в тех краях восемь полевых сезонов на съемке и на поисках. По Мурманке этой довелось мне поездить. Прошвырнулся раз десять туда и обратно. Преимущественно в теплое время года, лютой зимой как-то не приходилось.

Правда, как-то раз осенью, в начале ноября восемьдесят первого, где-то в Кемской волости влип я на этой дорожке в смешную историю. Пришлось небольшую — километров на пятнадцать — пробежку совершить. Этакий марш-бросок в валенках. Сейчас самому смешно вспоминать, а тогда не до смеха было.

А дело — вовсе простое: ехали втроем с севера к Медвежьегорску и далее в Питер, он тогда еще Ленинградом назывался, на нашем «ГАЗ-66» с кузовом типа «кунг». Это будка такая железная с окошками и дверью сзади. В кузове — пробы, полевое барахло и моя персона, надежно упакованная в овчинный тулуп. В кабине — двое: водитель и женщина-геолог. Даже не женщина — девица. Совсем молодая. Я к этому времени, к отъезду в сторону дома, вымотался как собака, двое суток почти не спал. Ну и, естественно, залез в кузов под тулуп. Лежу себе, отдыхаю. Подремлю, покурю, чайку хлебну из термоса и дальше в нирвану. А что еще делать?

Ну, ехали, ехали, я дремал, дремал…

Потом очнулся, или проснулся — стоим. Мотор не работает. Тишина. Где, что, зачем? Непонятно. Я, как умная Маша, выпрыгнул из кузова, хотел подойти к кабине, уточнить диспозицию с водилой, а заодно и кое-какие мелкие интимные делишки нужно было совершить — полуторалитровый термос чая к тому времени я уже оприходовал, так что момент настал… И вот только я начал с этими делишками разбираться, стартер — вжик, мотор взревел, они — ф-р-р-р, и снова поехали. Без меня!

Забавно…

Я в первый момент на долю секунды опешил от такого неожиданного разворота событий. Потом, на ходу застегивая ширинку, вслед за машиной рванул, побежал. Сначала не очень быстро, затем скачками. Крыльями, естественно, захлопал, в надежде, что этот урод-водитель в зеркало заднего вида посмотрит. Куда там! Тогда я стал громко кричать разные слова. Браниться, в общем.

Бесполезно. Уехали. И остался я на дороге один-одинешенек. Ночь, мороз, несмотря на начало ноября, — минус пятнадцать. Белый снег, темные елки и тишина. Как назло, по закону подлости — ни одной машины! Ни встречной, ни попутной. Постоял, почесал я репу и пошел вдогонку пешедралом за своими дятлами. Иду, то ругаюсь, то смеюсь. Ни спичек в карманах, ни курева — все в «кунге» под тулупом осталось. Минут через двадцать морозец начал одолевать, нос и щеки прихватывать, пришлось перейти на рысистый бег. На голове треух, на ногах валенки, свитер, штаны ватные. И бегу я трусцой во всей этой амуниции при свете полярой луны. Только пар из ноздрей, и валенки по дороге — хлоп-хлоп-хлоп. Километра через три усы и борода отяжелели от льда — пришлось опять перейти на шаг и мохнорылость на лице от обледенения чистить. Потом опять бегом, пока не запыхаюсь. Где-то часа через три — я уже чувство юмора стал терять — смотрю, возвращаются, чада убогие. Истошно бибикают, фарами мигают. Хватились все же!

Подъехали, остановились, из кабины оба выскочили, смеются, радуются. Не стал я их травмировать, посмеялся вместе с ними. А что с них и взять-то? Девица-геолог молодая, только-только после «универа», да водила-пацан. Хорошо еще, что быстро обнаружили пропажу меня, любимого. В принципе, могли бы и до Питера пилить, не обращая внимания на мое отсутствие. Ну, и сам дурак, конечно: вылез из кузова и никого не предупредил. Хотя по технике безопасности, которая, как утверждал наш хромой экспедиционный инженер по ТБ, написана кровью: если в кузове грузовой машины перевозятся люди, водитель после любой остановки имеет право трогаться с места, только получив «добро» из кузова. А он, гад…

Да, довелось мне по карело-кольскому региону пошататься. И в Мурманске бывал не раз, но не понравилось мне там. Города ведь, как женщины, как любовь с первого взгляда: или нравится город, или нет.

Вот в Архангельск я с первого взгляда прямо влюбился. Сразу что-то родное в нем почувствовал. И объяснить это невозможно. И низенький он, и грязненький — по крайней мере в начале семидесятых таким мне показался — одни доски да щепки с опилками, но нравится. Улица в нем есть — закачаешься! — Павлина Виноградова. Не знаю, кто такой, но звучит красиво и гордо. А неподалеку от того места, где Павлина Виноградова с Поморской пересекается, стоит гостиница «Двина». Классное сооружение из стекла и бетона, с преобладанием последнего. Этакий хрущевский модерн. Кабак в той «Двине» был в начале семидесятых вполне приличный. Тихая музыка, чистые льняные скатерти, как сейчас помню — в клеточку, хорошая закуска и нормальная «Столичная» водка. Не левый «самопал», как сегодня. Уютно, в общем. Я тогда еще был холост и независим, то есть молод и глуп, и мог себе позволить. И позволял. В командировках оттягивался по полной программе, как сейчас говорят.

Народ в городе Архангельске простой, без закидонов. Потомки новгородской вольницы. И лица у всех хорошие, открытые и приветливые. В кабаках публика в основном из «рыбкиной конторы» и с лесовозов, то есть мариманы послерейсовые. Если и начнут выяснять отношения, так интеллигентно, без ножей и стрельбы — кулачками да по морде. Была у меня там, в Архангельске, девушка знакомая. Очень хорошая девушка, Галя. Мне двадцать один годок тогда исполнился, ей — восемнадцать… Не сложилось.

Эх, жисть-жистянка!

С Мурманском — не так, антипатия у меня к нему в душе какая-то непонятная. И водка там невкусная — ощущение такое осталось, и архитектура — дрянь: сталинский «вампир» какой-то желто-серый. А менты так вообще волки позорные, суки заполярные! Ногами, лежачего…

Ну, и Бог бы с ним, с Мурманском — век бы его не видать, если бы не работенка. Работа подвернулась. Рейс. Перегнать грузовик, «КамАЗ», до Мурманска. Там разгрузиться, затем снова нагрузиться — и назад, вниз, до Питера. «Туда, сюда, обратно — обоим нам приятно». Обычная работа, но оплата… Восемьсот! Аванс — триста. «Зеленых»! Это круто!

Сердце мое возликовало, душа возрадовалась. Я хоть и не профессиональный водила — сразу об этом честно сказал, — но за такие «бабки»!.. Зуб даю — доведу шаланду. Да за такие деньжищи я без тягача весь груз на себе дотащу! С песнями! Одним словом, люблю я такую нескучную работу. За восемьсот красивых американских долларов!

Ну, а уж права с нужными категориями, слава Богу, в наличии имеются. И даже — спасибо армии родной и ее доблестному полковнику Гене Логинову — в двух экземплярах. Так уж случилось, что последнее время только этими правами и живу: то во Псков на «газоне» за триста рэ слетаешь, то до Москвы «зилок» перегонишь.

Эх, свой бы фургончик приобрести — «Газель», или «мерс». Как ни крути, а грузовичок — средство производства, более-менее постоянный кусок хлеба.

Как мой, трагически погибший, или точнее — безвременно ушедший видеопрокатик. Что ни говори, а кормил он меня. Вечная ему память. Аминь.

Да, хорошее дело — средство производства. Но увы мне, грешному — нет стартового капитала: ни на фургончик, ни даже на ларек какой-нибудь захудалый не скопилось. Профукали мы с Лидусей денежки наши большущие, понакупали себе ерунды всякой типа квартиры, одежды и еды, понимаешь. Теперь вот сидим, кукуем… Ну, да ладно.

Заказчик на меня случайно вышел через… В общем — неважно. Скажем, через одного давнего знакомого. Вполне приличного мужика — рыбой на рынке торгует, на Сенном. Я ему несколько раз рыбу-селедку в бочках из морского порта на каком-то «зилке» возил и еще где-то с ним пересекались. Закорешили, в общем. В моем полусиротском «бизнесе» такое частенько случается. Причем, закорешили давненько уже, еще в то время, когда я Зайцевым был. Вот намедни утром я с этим «рыбником» случайно и встретился.

Честное слово — совершенно случайно. Такое бывает: он идет, я иду… Узнали друг друга, поздоровались. А он мне сразу в лоб: «Есть дело, Витя». Завернули к Сенному рынку. Вокруг — ящики, бочки, бомжи, бездомные кошки, грязные проходы и ларек-контейнер с дверью. В контейнере стол стоит письменный, в углу ящик железный в виде сейфа, а между столом и сейфом — человек усатенький. Сидит, пишет что-то. Прямо офис, только секретутки и факса не хватает.

Представил меня «рыбник» этому усатенькому человечку. Мелковатый, но чувствуется — деловой. Побазарили, потрендели, то да се… Как жизнь? Как дела? В общем, сначала ля-ля-ля тополя, потом о главном: есть работа. Халтура разовая — перегнать машину с грузом.

— За тебя, Витя, этот человек ручается, — усатенький мне говорит. — Я его давно знаю, а он тебя давно знает. Говорит, что ты водитель хороший и человек честный и душевный.

Вот это мило. Это он хорошо сказал — «душевный». Я даже слегка покраснел от «чувства глубокого удовлетворения», внезапно переполнившего мою душу.

Надо же — хороший, честный, да еще и душевный! Ох, льстец, ну азиат усатый! Но, в принципе, мне нравится, когда обо мне вот так: откровенно и по-хорошему. Конечно, я и сам много мог бы порассказать о том, какой я честный, умный, добрый, порядочный и скромный… Да что там трендеть! О моей скромности, наверное, уже ходят легенды, а о моей патологической честности трехсерийный фильм давно пора снимать. С Евгением Матвеевым и Деми Мур в главных ролях. И по карманам я не шарю, и сумочки в трамваях с детства не срезаю, и даже — не чета некоторым! — еще ни одного Норильского комбината или контейнера с платиной налево не толкнул. А пусти меня к нефтяной трубе, так я ее, нефть эту, назад в недра закачаю…

Действительно — получается, что по нынешним временам я добрый и честный малый, да к тому же и не депутат. И разумеется, душевный. Приятно, черт побери. Люблю!

Все же ликованье — ликованьем, рекомендация — рекомендацией, но… неужели у него своих постоянных водил нет? Берет, считай, первого встречного. Тоже мне — «деловой»! Да за такие-то «бабки» у него батальон профессиональных шоферов со стажем на стреме стоять должен и ждать сигнала — вперед!

Это меня сразу как бы чуточку насторожило. Немного, но все же. Сей маленький фактик в мире галактик следовало обмусолить со всех сторон.

Итак, что мы имеем? При «наличии отстутствия» имеем совершенно неожиданное предложение работы за восемьсот долларов.

Вообще-то, это многовато. Насколько я в этой области подкован: наемному драйверу за перегон большегрузной шаланды туда-сюда, то есть за три тысячи километров, максимум баксов четыреста могут заплатить, или, как сейчас говорят, «отстегнуть». Да и то — вряд ли. В частном секторе с «тонно-километрами» строго. У этих ребят, которые на свои «кровные бабки» крутятся, не забалуешь, у них приписок не бывает. Это вам не социализм, батенька.

А тут — вдвое…

Значит, или груз криминальный, или особо ценный. А может, и в комплексе, то есть и криминальный, и ценный. Это я сразу просек. Кстати, о птичках: вполне может быть, что отсюда и отсутствие постоянных водителей. Берут на рейс и… разбегаются? Хозяин в одну сторону, шофера — в другую. Ищи их потом. В принципе-то, логично. Сейчас многие «деловые» так делают, чтобы не светиться. Никаких «порочащих» связей, и концы в воду. Поработали и разбежались.

А что, если водилы не успевают убежать?

Если, если… Не многовато ли этих «если» для начала набирается?

«Ого! — сам себе думаю. — Пожалуй, зря я возрадовался и возликовал — в душе, разумеется. Над этой бодягой еще крупно поразмыслить надо, поморщить лобик, пошевелить извилиной».

Хозяин, наверное, увидел в моих прищуренных глазках немой вопрос и легкое сомнение и сказал:

— Э-э-э… Миня здесь все знают. Любого спроси. Я, Витя, никого не обманываю и всегда хорошо плачу за работу. Все будет по-честному.

Ну, раз «по-честному», тогда что же…

— Когда? — спрашиваю.

— Завтра, послезавтра… Я тебе позвоню, — отвечает.

Вот уж фигушки вам! Позвонит он. Умный какой. Так я и дал тебе свой номер. Я и сам по телефону звонить умею.

А может, ну его на фиг с его работой, сразу и бесповоротно?.. А дальше что? Кушать-нямать что будем? Хавать? Вот то-то и оно…

Эх, нищета наша голытьбовая, мать-перемать! Ну, что за жизнь такая?! Ни в одной заначке денег не осталось — все подъели, все кончилось. Хоть на панель иди. Впрочем — тоже бесполезно. Разве только дворником.

Как-то так случилось, что деньги вдруг понадобились неимоверно. Так почему-то всегда бывает с деньгами — вдруг они кончаются. Разом. Вот, кажется, вчера еще имелась энная сумма, еще утром что-то где-то шелестело и позвякивало, и вдруг… И Лидусе ее нищенское содержание, как всегда, задерживают.

А тут сразу — такой кусок!..

Но и «втемную» я играть не привык — не люблю, когда меня пытаются не по назначению использовать.

И чего это я такой настороженный?! Чего киксую? Криминальный, не криминальный — мне какая разница? Мое дело телячье: сопеть в две дырки, штурвал вращать и педаль к полу давить. Все остальное — зола, шелуха и тлен. Но уточнить кое-какие аспекты не помешает. В конце концов, имею право знать, понимаешь.

— Что-то ты очень щедро обещаешь? — спрашиваю усатенького.

— Потому что — по-честному — процент от сделки плачу водителям.

Далось ему это «по-честному»! Будто бы и признался, если и задумал что иное. Будто бы так и сказал: мол, «кинуть» тебя задумал не «по-честному».

— И документы на груз и машину в порядке? — бестактно полюбопытствовал я.

— Все в порядке, не сомневайся, — заверил хозяин.

— А что за груз?

— Водка. Но все бумаги у меня есть. Ты мне верь.

Вот! Водка оказывается. Ну, я где-то так и думал.

— Да верю я тебе, верю, — сказал я вслух. А сам подумал: свежо питание, но се…, то есть верится с трудом. Особенно этот твой «офис» в контейнере на задворках рынка доверие внушает. Прямо вот так сразу и хочется безоглядно тебе поверить. Аж слезы — на глаза!

Да-а… Значит все-таки водка, живительный напиток русского народа. Огненная вода. Так, так, так…

— А обратный груз будет?

— Будет, будет. Но обратный — совсем ерунда. Железки всякие. Металлолом. Одно сгрузим, другое погрузим… Там грузчики будут, и здесь — грузчики. Тебе только машину туда и обратно вести надо.

Ну, металоллолом — это проще. А вот водка…

Почему-то терзали меня смутные сомнения. Даже и не знаю — почему бы это? Чего-то вдруг заробел я. А ведь вполне возможно, что для этого контейнерного парнишки толкнуть в Мурманск машину водки обычное дело, и только я, ущербный, с непривычки и по серости своей нервничаю, ищу подвох.

А платит, вернее, обещает, круто.

Ну, а на чем он меня подловить и кинуть может? Да ни на чем! Я ему ничего не должен и ничем не обязан. В крайнем случае, если жареным запахнет — заглушу движок, хлопну дверцей кабины и «гуд бай, май френд». А до Питера, до Лидуськи своей, я в любом случае доберусь, хоть на карачках доползу.

Что-то запсиховал, засуетился я, как старая дева перед свиданием. Это, наверное, еще и оттого, что Мурманск я слегка недолюбливаю.

Фигня все это. Все пройдет, прокатится, кто не любил-с, тот хватится. Нечего тут думать, когда в холодильнике космический вакуум — холод и пустота. Работать надо. Р-р-ра-ботать! И не фиг сомневаться — эту халтуру надо хватать без сомнений, раздумий и долгих размышлений. А раз считает нужным такие «бабки» платить — пусть платит! Я отказываться и требовать понижения стипендии ни за что не буду! Из принципа. Ни за какие коврижки. Пускай! В конце концов, хозяин-то он.

Хотя мне лично и половины за глаза бы хватило. То есть восемьсот, но — на двоих, налопопам с Бобом.

Именно с ним, с соколиком! И как это я сразу о Борисе Евгеньевиче не вспомнил?! Вот балда! Старею, видно, эклер начинается. То есть, склероз, конечно.

— Я еще ничего не решил, — говорю. — Ты посиди, покури, я немного подумать должен.

А сам глазыньки книзу, книзу. Главное, чтобы он даже намека на алчный блеск в них не просек. Сразу-то соглашаться никогда нельзя, даже если и «катит», надо изобразить легкое сомнение, размышление и грусть. Я краем уха слышал, что так принято среди «деловых».

— Подумаю, — говорю. — Может, и соглашусь.

— Хоп, — говорит азиат. — Думай Витя и соглашайся.

Ну спасибо, милый, якши, дорогой.

Стал я думу думать. Прикидывать хвост к носу, с внутренним голосом советоваться… А с кем еще? Вживаться в образ, в идею.

Закрыл глаза, попытался представить себя на время птицей, или пилотом самолета, или космонавтом. Не суть. В общем, напряг я биополе, забрался высоко-высоко в небо, в астрал, и сверху как бы взираю мысленным взором — чакрой или мантрой? — на наш Северо-Западный регион.

Зима. Полярная ночь. Вон, Питер сияет… Там подальше, на севере, Петрозаводск огоньками светится. Над головой — черный купол неба с мерцающими звездами, круглая фара Луны плывет. А внизу — белая холоднющая пустыня с тонюсенькой, еле заметной полоской трассы, по которой ползет, ползет машина-букашечка. Медленно-медленно…

Это только когда за рулем сидишь, кажется, что едешь быстро, а сверху смотреть — еле тащишься.

Я увеличил изображение, мысленно приблизил чакру к мантре, пригляделся пристальней к белоснежным полям и лесам, к дороге и машине, и ничего особо страшного не обнаружил. Так, мелочи разные: стая волков стороной пробежала, несколько постов гаишных с явно нехорошей энергетикой. В каком-то поселке — сверху не разобрать — магазин удальцы грабят, еще в одном месте горит что-то. Постреливают.

Недолго думал я, недолго советовался с внутренним голосом — согласился. Авантюра, конечно, но деваться все равно некуда: деньги сами по себе не вырастут, как не растет трава зимою: поливай — не поливай, а этот басурман рыночный посулил зело щедро. Ну, а с Бобом я уж как-нибудь сам сговорюсь и разберусь — не чужие.

В конце нашей товарищеской встречи в контейнере — «рыбник» мой уже к тому времени ушел — заказчик очень вежливо попросил у меня паспорт, чтобы срисовать данные. Якобы для оформления доверенности. Вот тут меня словно черт под руку толкнул… Бывает так — экспромт, наваждение. Без расчета, без проработки. Потом задним числом начинаешь прикидывать — зачем да почему? То ли интуиция, то ли глупость — не знаю. В тот момент эта идея не показалась мне плохой. И внутренний голос почему-то промолчал.

Я немного замялся, совсем чуть-чуть, а потом достал свою «краснокожую книжицу» и вежливо подал ее хозяину. Что мне, жалко, что ли?

Если точнее — не саму книжицу, а дубликат бесценного груза. И глаза у меня были честные-пречестные, и морда лица выражала спокойствие и абсолютную искренность.

Азиат взял мою паспортину и аккуратненько переписал на бумажку фио, серию, номер, прописку. На том и расстались…

Теперь вот — сижу, курю и размышляю.