Коля очень грамотно расположил свое убежище и в стратегическом, так сказать, и в тактическом плане. Лучше места, пожалуй, и не сыщешь.

На залесенной территории площадью в несколько сотен километров он, на достаточном отдалении от дорог и населенных пунктов, среди непроходимых болот отыскал островок. Островок этот — скорее всего озерно-ледникового происхождения — возвышался над окрестной равниной метра на четыре-пять и был покрыт не очень густым еловым лесом с примесью березы. С севера и востока подходы к нему были почти невозможны — топкие многокилометровые болота и заболоченный лес. Никакой праздношатающейся публикой и не пахло. Глушь, дичь, елки с палками и торф, торф, торф — вширь и вглубь.

С запада добраться до островка было, не в пример проще, но и отсюда не наблюдалось особого оживляжа. Правда, в последние годы на дальних подступах здесь начали появляться пока еще немногочисленные кооперативные садоводства, но забираться глубоко в лес и гулять по топким непроходимым болотам дачники не рисковали.

В тактическом плане, в смысле маскировки на местности, по крыше Колиного убежища могли пройти сотни грибников-ягодников и охотников с детьми, женами и собаками-лайками, и никто бы никогда не заметил, что под землей что-то есть.

В относительно невысоком песчаном холме за тридцать лет плодотворного и героического труда простой рабочий человек Николай Иванович Крючков выкопал — вернее, создал! — бункер и подземные галереи. Убежище. Схрон.

Над бункером густо росли деревья, зеленела трава, чирикали птицы и гуляли звери. Под землю вели два потайных входа: «парадный» и запасной.

Туда же, в свой подземный бункер, Коля натаскал на собственном горбу необходимые припасы и оборудовал помещения двумя железными печками. Хитро устроенный дымоход через систему проложенных в земле труб давал выход дыму далеко в стороне и в рассеянном виде.

Когда я увидел это сооружение, нет — подземный дворец! — впервые, меня поразили именно дымоход и система перископов для наблюдения за поверхностью. Десяток призм, зеркала, какие-то приспособления на проволочках и веревках обеспечивали обзор из-под земли на триста шестьдесят градусов. Не очень далеко, правда, но все же… И замаскировано все под сучками и ветками. Кулибин…

Потом я подсчитал, сколько этот Кулибин земли перелопатил, и меня чуть кондратий не хватил. Вот это действительно было чудом! Получалось, что только для бункера ему пришлось вытащить «на гора» почти триста кубов, да еще — галереи, почти столько же. Где-то около пятисот кубов — это тысяча тонн грунта. И все сооружение упрятано на глубину полутора-двух метров от поверхности!

И леса на перекрытия, полы и стены — наверное, кубов пятьдесят, не меньше, пошло. А ведь каждую лесину надо свалить, и по возможности подальше от базы, приволочь к месту, распилить. А внутреннее обустройство — полы настелить, стены обшить, какие-никакие стеллажи сколотить, галереи укрепить… Да мало ли чего еще! И в основном все это — в отпуска и по выходным. Мистика и фантастика!

Он сам мне сказал, что одного цемента на спине через болота больше пятидесяти мешков сорокакилограммовых приволок. Постепенно, конечно, по несколько килограммов, но тем не менее… Титан психический, хотя вот — пригодилось же.

Кроме всего, Николай Иванович свой схрон по периметру еще и сигнализацией обустроил — простенькой, но эффективной. Прямо, как пограничная система. На всех вероятных путях подхода он установил проволочные натяжки — при замыкании контакта в схроне на пульте мигала лампочка.

Колина сигнальная система работала от трех параллельно соединенных автомобильных аккумуляторов, периодически подзаряжающихся от «АБэшки» — слабосильного генератора с бензомотором.

Но и помимо этого чудес хватало. Не скудеет земля русская на таланты! Почти жюльверновская фантастика в нашем северо-западном сильно заболоченном лесу. И Коля — как капитан Немо…

Сейчас, если откровенно, — червь сомненья слегка точил мне душу… Какое я имею право раскрывать, хоть бы и перед Борькой, Колин схорон? Ведь тайна-то не моя. А как говорят французы: «Что знают трое — знает и свинья». Слишком велик труд, затраченный на создание столь грандиозного объекта. Но с другой стороны — куда податься бедному крестьянину? Зажали нас с Бобом крепко.

И еще был у меня один аргумент для Николая Ивановича — стопроцентная уверенность, что Боб без меня никогда не отыщет это место. Гарантия. Мой френд — хороший парень, но топографический кретин и способен заплутать, наверное, даже в Московском парке Победы. Если бы не знал его с детства, решил бы, что притворяется, ваньку валяет.

Да он и не стал бы искать. Уж в ком, в ком, а в Борьке-то я был уверен как в себе!

После не очень изысканного, но обильного завтрака, состоявшего из макарон с тушенкой и крепкого чая, мы с Борисом Евгеньевичем без суеты поднялись на холм и пошли в ельник. Елки, пушистые красавицы, на холме растут не сплошь, а метрах в пяти друг от друга. Как в питомнике, только что не рядами… Травка зеленеет, солнышко блестит, кузнечики цвиркают, лютики-цветочки глаз радуют. Сказочное место! Того и гляди: зайчишка-зайка серенький под елочкой прыг-прыг.

А вот и она, зеленая, с незаметной для неискушенного глаза веревочкой вокруг ствола. Коля специально для меня маячок сигнальный привязал — сам-то он здесь каждую веточку знает. И не завянет ведь елочка, хотя растет в ящике…

— Давай, Боб, топай за мной, смотри внимательно, но ничего не запоминай, даже наоборот — старайся все забыть, и когда тебя начнут пытать враги, ни в чем не сознавайся. Молчи терпеливо и плюй им в рожу — мол, ничего, гады, не знаю, — сказал я Борьке. — Хотя вещи увидишь удивительные, вроде клада Тутанхамона, а может, и покруче. Памятник человеческому трудолюбию. Смотри…

Я попросил Боба посторониться, задрал кусок дерна и при помощи рычага — спрятанной в мох толстенной палки — торжественно открыл вход в схорон. Елочка приподнялась и повернулась вокруг своей оси.

Борька сильно удивился, увидев большую дыру в земле, а в ней ступени лестницы, уходящей вниз. И лестницу, и стены входного тоннеля Коля не поленился для надежности забетонировать.

— Двигай вперед, малыш, а я — следом. И ничего не бойся — я надежно прикрою твою задницу. Если встретишь змею — руками не трогай, она от тебя сама убежит.

— Змеи не бегают, — сказал Борис. Тонкое замечание.

Несколькими ступенями ниже, Николай Иванович сбоку приделал полочку с керосиновой лампой типа «Летучая мышь». Я взял ее, потряс с целью проверки наличия керосина — лампа была заправлена полностью. Подняв стекло, я чиркнул спичку и зажег фитиль. Было в Колиной норе и электрическое освещение от аккумуляторов, но я, честно говоря, не знал, как им пользоваться. Там, внизу, на щитке надо было что-то соединить, какие-то переключатели повернуть. Еще, не дай Бог, сломаю что-нибудь… Ничего, пока обойдемся и керосином.

Спустившись ниже уровня земли, я при помощи того же хитрого механизма поставил елку на место, закрыв, таким образом, вход в схорон. Мудрый человек Николай Иванович! Это же надо придумать — елки у него в ящике растут и не вянут.

Под землей было сухо, чисто, и воздух не казался затхлым, как бывает в подземельях. Лампа горела ровно и давала вполне сносный свет. Уютно пахло керосином, ружейным маслом и чем-то лесным.

— Пока ничего не спрашивай и ручками шаловливыми старайся ничего не лапать, не бедокурь. Я здесь и сам толком не во всем разбираюсь. Точно только одно знаю — мы здесь в полной безопасности. Даже зимовать можно.

— Да-а-а… — сказал Боб. — Классное убежище.

— Ну до зимовки, думаю, дело все же не дойдет. Сейчас все осмотрим и устроимся, как белые люди. Годится?

— Спрашиваешь, — почему-то шепотом ответил Борька.

— Перекантуемся несколько дней а там, глядишь, и придумаем что-нибудь умное. Ведь мы же умные парни, Боб!

— Умные дома сидят и пиво пьют со щукой вяленой, — ехидно заметил Борька. Он с явным любопытством оглядывал Колино сооружение и чувствовалось, что на него, впрочем, как и на меня, особенно в первый раз, бункер произвел впечатление.

— Я в дураки записываться не желаю. Просто так уж неудачно карта легла, временная непруха, но это — фигня, перебьемся. Жизнь, она полосатая.

— Ага, слышал уже, слышал. Сто раз.

— Ну! А я о чем? Сегодня черненькая полоска, а завтра…

Помещение, в котором мы находились, имело площадь что-то около пятнадцати квадратов — три на пять. В углу — две койки, вернее, два топчана, стол, скамейка, пара табуреток. В стенах справа и слева — две двери.

— Здесь, Боб, в этих холмах — два бункера. Этот — жилой, можно сказать, квартира трехкомнатная, и еще один — подсобное помещение и склад. Неслабо? А главное, — у него здесь арсенал. Оружие. «Стволов» всяких на роту солдат припасено. И патронов — на полк хватит. Фанат. Покажу — обалдеешь.

Борька рукой потрогал обшитый досками потолок. Низковато для него…

— Ехали, ехали и наконец приехали… У кого, Витек? Что это за фанат такой с арсеналом у тебя в корешах завелся? Почему не знаю?

— Крючков Николай Иванович…

— Батюшки! — по-бабьи всплеснул руками большой Боб. — Неужели тот самый? Вот, значит, где он окопался.

— Какой «тот самый»? — сразу не врубился я.

— Кагэбэшный гэкачепист, пособник гражданина Янаева, — сказал Борька. И я сразу вспомнил август девяносто первого…

— Не тот, не тот, не волнуйся. Однофамилец. Того, кажется, и вообще Вовой зовут. А этот — Коля. Нормальный мужик, проверенный, мы вместе несколько сезонов в поле работали.

— Тоже геолог?

— Да нет — работягой на сезон к нам устраивался. Он, вообще-то, — столяр, в какой-то конторе реставрационной пашет, а летом — к нам, в экспедицию, на природу. Активный отдых себе устраивал. При случае как-нибудь познакомлю. С некоторым прибабахом, но кто сейчас без этого? Ты вот тоже — со мной связался. Дурак психический… В общем, отлежимся несколько дней, прихватим отсюда пару стволов, так сказать — для активной обороны и назад отчалим.

— Несколько дней… — ухмыльнулся Борька. — Я прикинул: жратвы нам хватит еще дня на три.

— Ну, на три так на три. Другой бы спорить стал, а я не такой. А где три, там и четыре, и пять… С подножным кормом можем и больше продержаться. Грибы, ягоды… Лето, так что не пропадем. Подстрелим кого-нибудь, мяска добудем. Поживем — увидим. Главное, здесь оружие есть… Думаю «стволы» в Питере лишними не будут.

— Да уж… — охотно согласился Боб. — Лишними «стволы» никогда не бывают. С этими штуками, как бы уверенность появляется.

— Это — пока за задницу менты не прихватят… Кстати о птичках: может, кассету дурную здесь оставим? Место надежное. Нет у меня особого желания таскать ее с собой. Почему-то.

— Интересно, почему? — попытался подколоть меня Борька.

— Даже и не знаю… Спрячем, и пусть лежит в темном углу, пока не сгниет, зараза. А там, может, и само все уляжется. Бывает ведь так, а, Боб?

— Бывает, бывает, — не стал спорить Борька и вздохнул.

— Ну… И я об этом. А «стволы» заныкаем в машине — ни одна собака не найдет, и под рукой всегда.

Борька взял у меня лампу и начал осматривать помещение.

— В самом деле — фантастика…

— А ты думал! Вот и поживем в этой фантастике. Пока. А сегодня я тебя назначаю дневальным.

— Эй, Заяц, что за тон? Ишь — командир нашелся! Я, между прочим, призвался и дембельнулся на полгода раньше тебя. Ты для меня — салабон. Был, есть и будешь салагой. Понял? Да к тому же я на дембель старшим сержантом ушел. А ты — всего лишь сержант. И три твои узкие лыки против моей широкой не играют.

— Ну, нашелся «старик». Во-первых, я в спецназе служил, а ты — в автобате. Чувствуешь разницу, шоферюга! А во-вторых, я тебя на четыре месяца старше. И самое главное, Боря, — если я от тебя убегу, брошу тебя здесь, как с-пальчика-мальчика, ты отсюда сто лет не выберешься.

— Запросто выберусь.

— Не-а. Будешь плакать, кричать, говорить, что никому ничего не скажешь… И не скажешь ведь, в самом деле. Некому будет. Здесь, Боб, закон — тайга, медведь — хозяин. Утопнешь в болоте, и кайки. Только пузырики: буль-буль-оглы…

— Ну, ты брат, хватил — тайга! Тайга — в Сибири.

— Ты на досуге, учебник географии потом как-нибудь полистай, раздел «о географической зональности», а после и поспорим. Значит сейчас, в этом конкретном случае, я — главнее. Вот такие, брат, дела. Так что я себя назначаю капитаном, ну а тебе присваиваю временное звание младшего лейтенанта… Или прапорщиком тебя назначить… Ладно, потом решу. А пока — кругом, молчать, смирно! Короче, я сказал — дневальным, значит — дневальным!

— Ну хорошо, хорошо… Согласен на дневального, но только не прапором. Умоляю, лучше уж ефрейтором, все-таки — друг человека! — Борька стал картинно кланяться и тут же задел головой какую-то потолочную балку. Трах-бах! — У-у-у… Зараза… Еще сотрясения мозга мне не хватает.

— Тебе это не грозит.

— А тебе, умный ты наш?..

— Да… Тут ты прав. Честно говоря, Боба, я слегка в ауте. Неадекватно как-то все воспринимаю. Как будто тоже башкой о притолоку приложился. В общем, тихо шифером шурша… Иногда забудусь слегка — вроде, все и нормально, а потом — снова. Перестрелял бы гадов! Ну, скажи, зачем квартиру-то жечь было? Козлы!

— Ладно, Витек, ладно… Не психуй. Сейчас этим делу не поможешь.

— Просто сказать: «не психуй»… Я до сих пор помню, как в семьдесят восьмом мы с Лидуськой трое суток в очередь за «стенкой» стояли. Номера мелом писали на пальто. Я тогда из поля денежку привез, да еще и премию в масть подкинули. Это сейчас всего везде навалом — были бы деньги, а тогда… И стенку нашу сожгли, и видики, и книги. Вообще все! Ты понимаешь?..

— Витек, ты только не злись, ладно… А может, все же ты сам не выключил чего-нибудь? Утюг, кипятильник. Я, честно говоря, подобное злодейство конкретно не могу и представить. В газетах, по «ящику» — это одно, как бы не с тобой, не с близкими, абстрактно как-то. А вот когда так… И потом, фактов нет. Прямых улик — так это, вроде бы, называется.

— Ну, все! Ну достал ты меня, гад! Какие тебе факты еще нужны?

— Да ладно, ладно… — забормотал Борька.

— Говори — какие факты?! Чтобы пуля — навылет? Чтобы больно было, да? Ты за дурака меня держишь? Вот увидишь всю эту срань госпдню на кассете, тогда… Прямые улики ему нужны! Козел тупой!

— Ну что ты в самом деле… — Боб завиноватился, заелозил и даже на «тупого козла» не обиделся. Ему очень хотелось объяснить пожар какой-нибудь случайностью. И я даже понимал его — конкретное зло всегда как-то не сразу в голове укладывается. Да и не видел он кассету, поэтому плохо понимает с чего вообще весь этот кипеш. Мне тоже хотелось, чтобы все как-нибудь быстро прошло-проехало, словно кошмарный сон. Но квартиры-то нет. И проката моего, по сути, тоже нет — единственного на сей момент источника существования. А деньжищ огромных не прикопилось. И семейство мое — в бегах. И зачем я с этим видеопрокатом связался? Но кто же мог представить тогда, что так все обернется.

— Ты уже забыл, как нас вчера по городу, словно вшивых по бане, гоняли? Белую «копейку» с черненькими стеклами отчетливо видел? Или это мои глюки? — Боб насупился и молчал.

— Думаешь, случайно белая машинка нас почти два часа пасла? Ну да, ну да, наверное, совпадение… Бывает. Разве это факты? Так — мелочь. Зачем же ты от нее через трамвайные рельсы и поребрики козлом скакал, амортизаторы и рессоры мои почти новые гробил?

Зачем же ты, душегуб, людей на погибель в котлован отправил?

Вспомнив о своем трюке на строительной площадке, Борька сник окончательно.

— А передатчик под машиной, кто искал — дядя? Ясное дело — поспал, пожрал, расслабился на свежем воздухе… Улики, факты, презумпция невиновности… Ты что, юрист, что ли? Филолог хренов! Заткнись. — Впрочем, он и так уже молчал. Заткнул фонтан и я. А что тут еще скажешь? Ни фига тут не скажешь…

— Ладно, Витька, успокойся.

— А я и так уже спокоен. Прошло… Только и ты волну не гони, ладно?

— Ладно, ладно… Ну, сказал и сказал. Ты не обращай внимания.

— Я и не обращаю. Просто эмоции через край лезут, а ты как раз под руку… Все, давай, Боб, не будем больше попусту трендеть, а тихо ляжем в люлю. Проспим без напряжения минут по триста, подумаем, сил подкопим. После вчерашнего в себя пока еще не совсем пришел.

— Другой бы против… Я лично — всегда готов. Поспать да пожрать — святое дело. Вчера я тоже слегка притомился, не без этого. Особенно, когда по этим болотам шлепали.

— Ты-то хоть ночь поспал нормально на свежем воздухе.

— А ты не спал? Вроде, рядом валялся. — удивился Борька.

— Ага, валялся… Именно валялся. Ты, гад, ночью так храпел под елкой, что отсюда все звери в Африку ускакали.

— Ври, ври… — сказал Боб.

— Кто! Я? Я — вру? Да я ни на минуту глаз не сомкнул! Хотел даже тебе на морду портянку накинуть…

— Соври еще что-нибудь…

— Дразнишься, да?

— А что еще делать? — вздохнул Боб и потянулся. — Поели, попили… Можно и поспать.

— Именно, именно. Я как раз об этом и толкую. Сейчас вот макарончиков со свининой китайской поклевал, и совсем невмоготу стало. Давай тихо полежим, немножко покалякаем, наметим планчик. А потом, к вечеру, рыбки в ручье наловим, грибков поищем — лес ведь.

— Я же говорю: категорически «за». Любую работу, хоть камни ворочать, но только — лежа.

Борька, прикрутил фитиль в лампе и рухнул на один из двух топчанов, застланных солдатскими, или как их раньше называли, сиротскими одеялами. Я улегся на соседний.

— Курить здесь можно, не взорвемся? — спросил Боб.

— Не взорвемся, кури, сколько влезет. Вон, банка под столом — пепельница.

Закурили по «беломорине».

— Балдею, старик… Хорошо! — внезапно Борька привстал. — Слушай, Витек, а почему мы ночевали на улице? Я вчера себе ногу натер, лоб рассадил, промок в болоте, как пес, и еще всю ночь на ветках этих гадских мучился… рядом с такими шикарными постелями, — он сладко зевнул. — Собака ты вредная, Витька! Сволота. Всегда собакой был и собакой остался, с детства…

Я сквозь внезапно накатившую дремоту попытался объяснить моему обиженному другу, что ночью вход в схорон скорей всего и не смог бы найти…

Комары были и здесь, под землей, но — мало. Несколько подлых тварей пищали над ухом. Пытались добраться до тела, кровушки испить. И, кажется, добирались… Все хотят моей кровушки! Надо будет поискать, порыться в Колином хозяйстве. Не может быть, чтобы он против этих мелких вампиров ничего кроме пистолетов, винтовок и автоматов не припас. Наверняка есть в заначке «диметилфталат» или «дэта»…