Мы проползли по этой гряде метров пятьсот. Неспеша, постоянно оглядываясь по сторонам, маскируясь за кочками и кустиками.

Давненько мне не приходилось заниматься подобными упражнениями. Не хватает еще попробовать на турнике подтягиваться, и подъем переворотом попытаться сделать. Ослаб, забурел… Но вот ползать пока еще не разучился.

Почти сразу же у нас промокли животы, локти и колени. А метров через двести и мозоли на всех трущихся о землю частях тела натерлись.

Борьку с автоматом ППШ, с полным диском на семьдесят два патрона, оставили метрах в трехстах, не доползая до лагеря нехороших парней. Дали ему ЦУ — прикрывать нам тыл, не дремать и зорко поглядывать по сторонам. А в случае появления противника оглушительно стрелять короткими очередями. По врагам, разумеется. Еще предусмотрительный Николай Иванович наказал Бобу, что если мы не вернемся через час, чтобы он, Борис, выбирался из леса самостоятельно. Мол, с нами — все кончено, хоть ты спасешься. Тут бы следовало сурово посмотреть друг другу в глаза, пожать руки, а может, и скупую мужскую слезу смахнуть…

Совсем опсихел Коля! Впору всем нам троим заявление на прием в партию большевиков, которой, правда, уже как бы и нет писать: «Прошу считать меня…» Натуральный дурдом!

Третий, или уже четвертый день все это тянется.

У меня и у Коли вооружение тоже было неслабое. Пулемет «Дегтярева» мы, конечно, с собой брать не стали — ну его, к бесу, тяжесть такую таскать, — но взяли себе по автомату. Я — привычный АКМс, а Коля — изюмину своей коллекции, финский «Суоми».

Кстати, до сих пор в толк не возьму, кто с кого слизал — наши с финнов, или наоборот? «Суоми» с ППШ даже внешне почти братья-близнецы. Да в принципе-то — какая мне разница?

В общем, оставили мы Борьку, как самого плохо ползающего, прикрывать нам тыл. Он поворчал шепотом, но — деваться некуда, подчинился. Сами дальше ползем, крадемся по ночному лесу. Настоящие разведчики!

«Дымилась, падая, ракета…» Светло, не как днем, но видимость вполне достаточная — метров с тридцати можно человека различить. Легкий туман на гриву с болота натянуло.

Долго ли, коротко ли, прячась за кустиками и елочками, доползли мы с Колей до конца гряды. Вон, и озерко маленькое… Залегли, затаились, палатку вражью глазами ищем, нехороших парней пытаемся обнаружить.

Ну, где вы, гады? Ау-у… Нет солдат-диверсантов! Никого нет. Скрылись, словно и не было их, в воздухе растворились. Общее недоумение…

Порыскали мы с Колей еще туда-сюда, поползали, поискали — пусто. Ну, нет — и нет. Не очень-то и хотелось, по правде говоря. Не мое это хобби — выслеживать, разведывать, в плен брать и из автомата по людям палить. Это Абдулла в «Белом солнце…» был воин, а я — нет. Я-не воин…

* * *

У Геннадия Алексеевича было две машины: служебная, оформленная на фирму «Стелла», и своя, личная, проклятая большевиками частная собственность.

Служебная — темненький, неброский полноприводный микроавтобус-фургон «шевроле» с двухсотсильным пятилитровым дизельным двигателем и полным комплектом электронного оборудования.

В фургончике спецами из НТО «Аквариума» было смонтировано несколько систем связи, включая спутниковую, компьютер, видеоаппаратура и целый набор всяких прочих электронных штучек. Сам Логинов умел пользоваться едва ли половиной этой техники.

Кузов «шевроле» изнутри был весь обшит многослойным американским кевларом, а специальные стекла изготовили в некогда дружественной Чехословакии. С виду — обычные стекла, но пули «стечкина» от них почему-то со звоном отскакивали. Правда, из «Калашникова» и «Драгуновки» не пробовали — жалко стало.

Вообще-то, в группе было достаточно разных машин, но «Шевроле» Логинов тиранически закрепил за своей персоной и выражал признаки неудовольствия, когда его машину подчиненные использовали без разрешения. Но это — на службе.

Своя, лично-частная машинка — «Жигуль — пятерка» темно-красного цвета, приобретенная на «командировочные» еще во времена СССР. В принципе, для семьи из четырех человек его вполне хватало. Ну, а скорость, динамика, виражи и прочие трюки — от лукавого. Тише едешь — дальше будешь! Гонок и выкрутасов в свободное от службы время Гена не любил. Да и на работе — век бы их не было.

Вот сидел он сейчас, в девять часов вечера, после работы, в своем красном «Жигуле», и смотрел на окна квартиры Виктора Зайцева. Вернее, на то, что раньше было окнами — на черные пустые провалы.

Соседям сверху и снизу тоже немало досталось — к верхним этажам от страшных черных квадратов тянулись языки копоти; нижним соседям пожарные, судя по всему, потоп устроили. Кусты под окнами, газоны перед домом — начисто вытоптаны пожарными машинами. Там и тут висят какие-то обгорелые лохмотья, валяются неубранные дворниками останки мебели… Лихое, видно, было дело!

Неподалеку на детской площадке несколько карапузов из тех, кого родители не смогли на лето вывезти из города, активно сооружали в песочнице какой-то город-крепость, с башнями и стенами из песка. Пожилая женщина протащила на поводке мимо Гены лохматого черного пуделя. Гулять повели.

«Хоть бы подстригли бедолагу — по такой жаре и в шубе…», — отвлеченно подумал Логинов.

Летний городской пейзаж. Тополиный пух, тишина и покой. Девяносто девять процентов питерцев живут мирной тихой жизнью, детей рожают, собак выгуливают, копеечку на прокорм зарабатывают.

Логинов закрыл машину, огляделся и неспеша поднялся на третий этаж, к выгоревшей Витиной квартире. Всюду на лестнице виднелись следы героической борьбы пожарных с огнем — осыпавшаяся с черных стен и потолка штукатурка, потеки известковой, перемешанной с сажей, воды, мусор. Перила начисто оторваны…

У сгоревшей квартиры была модная стальная дверь. Огонь и люди, вероятно, пожарные, ее несколько попортили, но все же не до конца, устояла. Да, броня крепка…

Значит, тушили через окна.

«Пожалуй, дверь — единственная вещь в квартире, которая осталась пригодной к дальнейшему употреблению, ну, и стены еще», — подумал Логинов и машинально подергал железную ручку — заперто. Пару раз, на всякий случай, гулко стукнул по стальному листу кулаком — никого.

Внезапно открылась слегка подкопченная и тоже стальная дверь в квартире напротив. Из-за нее выглянула невысокая худая женщина с каким-то испуганным лицом. Соседка. Она молча смотрела на Гену, он — на нее. Через мгновение Логинов слегка поклонился и произнес:

— Здравствуйте. Вы не подскажете…

— Вам кого? — неожиданно низким голосом спросила женщина. Логинов даже вздрогнул от такого несоответствия формы и содержания, но виду, разумеется, не подал.

— Да вот… Я к Зайцевым. Не подскажете, где они могут быть?

— Нет, извините, не знаю. Мы сюда недавно переехали — почти никого не знаем. Но с этими, — она кивком указала на Витину дверь, — скоро познакомимся. Обязательно! Нам из-за этих сволочей досталось. И месяца не прошло, как ремонт сделали. Теперь разбираться с ними будем. Муж сказал, что в суд подаст на возмещение ущерба. А суд не поможет — другие методы есть.

Логинов ничего не ответил, но изобразил на лице заинтересованность. Женщина между тем продолжала:

— Пожарные говорили, что у них в квартире бензин хранился. Представляете — бензин в квартире! Знаете, как там горело?

— Очень сильно?

— Ужас! Представляете, огня на лестнице совсем не было, но — температура и дым… И раскаленная докрасна железная дверь. Я в глазок смотрела. Страшно… — Гена сочувственно кивал головой.

— Вон, смотрите, — она указала на стены и потолок, — штукатурка от температуры полопалась, и стекла в окнах на лестнице расплавились…

Геннадий Алексеевич вернулся к машине, посидел, поразмышлял и поехал к Витиной теще. Выяснить ее адрес не составило особого труда — минутное дело. Также, впрочем, как и несколько других предполагаемых мест нахождения бывшего начальника геологического отряда, а ныне погорельца Зайцева Виктора Сергеевича.

По пути, по телефону Логинов связался с дежурным по группе и попросил уточнить некоторые данные по пожару. Через пять минут «трубка» несколько раз пикнула, и дежурный дополнил картину: «Очень высокая вероятность поджога. Грамотного, профессионального. Милиция, естественно, деда заводить не будет — им „висяки“ ни к. чему».

Несмотря на дорожные пробки, за полчаса Геннадий Алексеевич на своем «Жигуле» добрался до Гражданки, где проживала теща Виктора Сергеевича. Там ему повезло больше. На звонок, дверь почти сразу отворилась. Опять женщина…

«Судя по возрасту, Витина жена», — решил полковник. Из-за спины ее выглядывала симпатичная девчоночья мордашка — дочка.

— Здравствуйте, — сказал Логинов. — Я разыскиваю Виктора Зайцева…

— А Вити сейчас здесь нет. Ой, да вы проходите… А вы у нас дома не были? Разве он не там? Он, вообще-то, должен быть дома. Что-нибудь случилось? А как вы нас нашли?

Сразу столько вопросов слегка смутили его. Логинов вошел в квартиру, тщательно вытер ноги о резиновый коврик.

— Вас я нашел через адресное бюро, — он почти и не соврал про бюро, а она уточнять не стала.

— Вы уж меня извините, пожалуйста, только не подумайте ничего… — добавил он, заметив, как неуловимо изменилось ее лицо. — Вас ведь Лидой зовут? А меня — Геннадий Алексеевич, можно просто Гена. Фамилия — Логинов. Я у вашего мужа несколько лет назад в геологическом отряде рабочим три месяца работал. Давно хотел навестить его, он мне адрес питерский оставил. Вот сегодня заехал по случаю, а там…

— Так вы — и есть, тот самый «полковник»! — обрадовалась Лида. — Витя про вас рассказывал. Он часто вспоминает, как вы вместе работали. И Юру Зальцмана, друга вашего, тоже хорошо помнит. Они иногда звонят друг другу. Может, передать ему что-нибудь? Я сегодня как раз собиралась домой заехать — мы с дочкой завтра на дачу к знакомым уезжаем, надо кое-какие вещи взять.

— Домой вам ехать не надо, — каким-то скучным голосом сказал Логинов. Ему самому не понравился свой голос, как не нравилось и то, что он хотел сейчас сказать этой симпатичной милой женщине.

— Как это — не надо? Это почему же? — удивилась Лида.

— Вы, пожалуйста, не пугайтесь, но вы разве не знаете?..

— Чего — не знаю?

— Да… Не сочтите меня деревом бессердечным… Еще раз извините, но вынужден сказать прямо, раз вы не в курсе: ваша квартира сгорела. Полностью. Я сейчас как раз оттуда… Искал Витю. Поэтому и приехал сюда.

— Как сгорела? — все еще продолжая улыбаться, спросила Лида. — А что с Витькой? Он жив? Во время пожара он был в квартире?

— Во время пожара Виктора в квартире не было, а где он сейчас я не знаю. Думал, вы его поможете отыскать. Вот и приехал сюда. А квартира…

Внезапно Лида словно занемела лицом, и если бы Логинов мгновенно не среагировал, так во весь рост и грохнулась бы на пол. Отключилась. У Витиной дочки, девочки лет десяти, мордашка стала испуганной, но, как ни удивительно, она не заплакала, не растерялась. «Для ребенка реакция необычная», — мельком отметил для себя Логинов.

Геннадий Алексеевич, подхватив Лиду на руки, прошел в комнату, уложил ее на диван, и нащупав на запястье слабый пульс, приказал девочке:

«Воды и нашатыря!» Девочка метнулась в сторону кухни и вернулась с маленькой домашней аптечкой и стаканом воды.

— Может быть, «скорую»?..

— Не надо, — сказал Логинов и про себя удивился толковости и самообладанию девочки.

Он отломил головку ампулы с нашатырным спиртом, смочил носовой платок и начал приводить Лиду в чувство. Минуты через три она открыла глаза и недоуменно, слабо еще соображая, уставилась на полковника.

— Ничего страшного, — сказал ей Геннадий Алексеевич, — обычный обморок. Уже все в порядке. Прошло. Вот воды выпейте. А дочка у вас героическая. Даже не заплакала.

— Меня, между прочим, Ольгой зовут. Пойду чайник на плиту поставлю, — дрожащим голоском сказала героическая дочка и ушла на кухню. То ли действительно чайник ставить, то ли поплакать — не каждый же день мама в обморок падает! О сгоревшей квартире она просто еще не задумалась, не восприняла. Мало ли что незнакомый дядька скажет.

Помолчали… Лида приходила в себя, Логинов ждал, когда она соберется с силами.

— Ну, рассказывайте, попытаемся помочь вам… — наконец обратился Логинов к Лиде.

— Что рассказывать? Это вы рассказывайте.

— Нет — покачал головой Геннадий Алексеевич, — сначала вы мне предысторию расскажете, я подумаю, а затем свои выводы вам сообщу. Такой порядок будет более логичным. С самого начала рассказывайте, с чего все началось. Очень мне вся эта история кажется необычной…

Лида промолчала, а Логинов продолжил:

— Во-первых, как случилось, что вам никто из знакомых, соседей о пожаре не сообщил? Не пустячок ведь — должны были. Значит, вы своих координат никому не оставили. Это случайность, или нет? Во-вторых, почему не знаете, где Виктор? Как-то не вяжется — в семье ЧП, а вы, жена, не знаете даже, где ваш муж. И он вам ничего не сообщает, хотя вроде бы и не пострадал во время пожара. Не было его там. Точно знаю!

Лида судорожно вздохнула, отпила воды из стакана.

— Там его не было, и здесь тоже нет. Неувязочка. Может, и он о пожаре не знает? Кстати, где ваш сын? У вас ведь, кроме дочки, еще сын старший? Я помню — его Сашей зовут. Фотографию его видел — вылитый Виктор.

Лида продолжала молча смотреть в пространство, но постепенно щеки ее зарумянились и лицо приняло осмысленное выражение. Кажется, полностью пришла в себя после обморока.

— Извините, может, я не в свое дело лезу — вы случайно с Витей не поссорились? Может, у вас личные, семейные, так сказать, разборки, а тут приходит совершенно незнакомый мужик и лезет не в свое дело… Нет? Ну, и отлично. А чтобы сразу любые недоразумения между нами исключить, вот мои документы. Лучше я вам официально представлюсь. — Логинов предъявил Лиде одно из самых безобидных своих удостоверений, с пернатым гербом и с фотографией где он красовался в форме капитана первого ранга. Лида осторожно взяла в руки удостоверение и удивленно спросила:

— А разве вы не танкист? Витя говорил, что вы — полковник-танкист.

«Ну, слава Богу, пришла в себя», — подумал Логинов.

— Я, Лидочка, не танкист, — с улыбкой ответил Геннадий Алексеевич. — Я… — Гена на секунду замялся. — Скажем, военный юрист. Впрочем, это роли не играет. Танкисты, парашютисты, моряки — какая разница? Мне кажется, у вас с Витей реально обозначились какие-то проблемы. Вы говорите — не семейные, пускай будет так. Значит, именно юридические. Ну, а насколько серьезные? Что-нибудь, связанное с криминалом, рэкет, бандиты?

— Господи, — вздохнула Лида, — да какой рэкет… Я не знаю…

— Давайте попробуем определиться. Время сейчас сложное — может случиться и так, что я смогу вам чем-нибудь помочь. И, кстати, если не секрет — где ваша мама?

— Мама к брату в Елец на все лето уехала, а Саша, сын — на практике в Перми… Знаете, Витя предупредил меня, чтобы я никому ничего не говорила. Он нас сюда в субботу ночью перевез, и вообще сказал, чтобы я осторожной была и как можно скорей из города с Олькой уезжала. Мы завтра как раз и собирались. Проблемы — у него, ну, и у нас, естественно… Нет, это не рэкет, не бандиты. Даже и не знаю, надо ли говорить…

— Решайте сами. Вы мои документы видели, больше я ничего добавить не могу. Хочу только сказать, что Виктор мне верил. В поле ведь люди друг друга быстро узнают. Там не схитришь, не спрячешься. Впрочем, дело ваше.

Логинов отдавал себе отчет, что втягивается в какую-то ненужную авантюру, не имеющую к его делам никакого отношения, но поступить иначе уже не мог.

— Понимаете, Витя как сумасшедший насчет осторожности твердил все время. Как будто у него в голове заело: «Никому не доверяй, никому не доверяй…» — сообщив эту бесценную информацию, Лида коротко взглянула на Геннадия Алексеевича и вроде бы даже стыдливо потупилась, словно сообщила какую-то интимную тайну. Полковнику стало не по себе… Он знал эту породу людей. Они постоянно дают разным проходимцам деньги «в долг», их постоянно обсчитывают в магазинах… Это были хорошие, честные и открытые люди. Доверчивые до дурости.

— Лидочка, не сочтите мои слова за иронию… Вы это называете осторожностью?! Ведь вы даже в глазок на меня не посмотрели! Вы даже не спросили — кого там несет нелегкая? Я позвонил и вы мгновенно открыли дверь! Наше почтение… Я пока еще не понял ваших проблем, но если Виктор вас ночью из дому увез, значит, случилось нечто неординарное. Значит, были к тому очень серьезные причины. Витя ведь не паникер, не дерганый хлюпик — так? Он узнал что-то опасное и первым делом постарался обезопасить семью, самое уязвимое звено. Извините, но элементарную-то осторожность хотя бы надо проявлять! Впрочем — это лирика. Рассказывайте. Послушаем, подумаем, попытаемся что-нибудь придумать.

И Лида все, что знала, рассказала Логинову. О кассете злополучной, спешном ночном переезде, о связи по телефону…

— А теперь еще и без квартиры остались… — она уткнулась лицом в ладони и заплакала.