Миром правит не Господь Бог, и даже не законы физики — миром правит случай.
Ежедневно в Санкт-Петербурге под колесами автомобилей оказывается около десятка человек. Большинство из них отделываются травмами различной степени тяжести, потом долго лечатся. Погибают лишь некоторые, самые невезучие. И вот в число этих невезучих случайно попал иностранец Майкл Фридман.
Бывший советский гражданин Михаил Борисович Фридман за годы, прожитые в Канаде, настолько привык к тому, что переходить улицу следует только на зеленый свет, а красный сигнал для всех является запрещающим, что как только этот зеленый загорелся в глазке светофора, он, не раздумывая, шагнул на «зебру» пешеходного перехода…
Водитель троллейбуса «десятки», шедшего по Большому проспекту Васильевского острова на приличной скорости, к несчастью Майкла Фридмана за рубежом не бывал и пешеходов уважал чисто теоретически.
Ему даже показалось, что человек нарочно бросился под его машину. От удара троллейбуса Фридман вылетел из своих итальянских ботинок, которые странным образом остались на месте. И от этого же удара его бумажник с российскими деньгами и канадским паспортом, который Фридман, как все иностранцы, держал в заднем кармане брюк, юзнул из кармана и попал в нишу ливневой канализации, где и остался.
Фридман погиб практически мгновенно — большое колесо двенадцатитонной электрической повозки проехало по его несчастной голове. Страшно закричала какая-то женщина, завизжали тормоза, но Фридман ничего этого уже не услышал. Собралась толпа, вскоре подъехала машина ГИБДД, за ней «скорая помощь»…
Через несколько часов неопознанное безголовое тело увезли в морг, а ужасного вида бело-розовое пятно на сером асфальте постепенно припорошило тополиным пухом и по нему пошли колеса машин.
* * *
«Я — обыватель и дурак, звезд с неба не хватаю, живу на свете просто так, и моя хата — с краю. Люблю детей, кино, собак. Люблю картишки, каюсь. Живу, как муха, как червяк, и тихо размножаюсь…» — это про меня. Слово в слово, один к одному.
Я очень простой, можно сказать наипростейший, бывший советский, а ныне российский гражданин эпохи развитого социализма. Зайцев Виктор Сергеевич. Русский, беспартийный, женатый. «Не был», «не состоял», «не имеется»…
Родился, учился, работал, снова учился, снова работал. К сорока трем годкам — двадцать семь лет трудового стажа накопилось. Не так уж и плохо.
Жил себе поживал… Не скажу, что припеваючи, — или припиваючи? А как надо? Ну, не суть — просто жил. В партию большевиков не вступал по причине врожденной брезгливости. В политику в качестве диссидента не лез, скорей всего из-за трусости. Призвали — пошел в армию служить. Отслужил, женился, детей завел, университет закончил. Вот так. Шли годы. Жизнь текла привольно и широко, но…
Умер наконец от дряхлости «дорогой и горячо любимый товарищ Леонид Ильич». Как сейчас помню: ветер, холод, я в курточке из плащевки спешу по Большому проспекту Васинского в свою контору. Вдруг машины к-а-а-к загудят, пароходы на Неве к-а-а-к затрубят… Офицерик какой-то: по стойке «Смирно!», а на крыльцо гастронома продавцы высыпали и замерли со скорбными лицами. Все стоят, переживают, слезы в глазах. Минута молчания.
Только я иду себе, не замер и не скорблю. Сейчас говорят: «Не въехал в тему». А они все на меня смотрят… До сих пор эти гневно-уничтожающие взгляды тружеников прилавка почти физически ощущаю — бр-р-р! Хорошо еще, офицерик не пристрелил меня тогда. Наверное, пистолета при себе не было.
В общем, кинули в яму нашего двубрового орла, присыпали «малой землей», и понеслось — один за другим. Вскоре после «долгой и продолжительной» суровый товарищ Андропов дуба врезал, за ним почти тут же и старый маразматик товарищ Черненко преставился.
Многие, и я в их числе, уже всерьез стали подозревать, что у товарищей генсеков любимым видом спорта стало катанье на лафетах, как вдруг…
Вдруг совсем неожиданно из недр партейных выскочил энергичный душка Горбачев. Этот, моложавый, объявил ускорение, и как-то сразу все завертелось в вихре перестройки, закружилось, зашаталось… А затем Советский Союз рухнул в никуда. Вот такой абзац номер один случился!
И не успел я порадоваться тихой демократической радостью по поводу крушения проклятого тоталитаризма, как — на тебе! — второй абзац произошел: вместе с Советским Союзом почему-то рухнула и моя родная контора — геологическое объединение, в котором я последние пятнадцать лет трудился на благо Отечества. Неприятный нежданчик. Как говориться: «Финита ля комедиа». Аллее.
Обеспечили геологи страну сырьем: торгуй — не хочу. И на фиг они нужны, убогие, если по самым скромным подсчетам лет шестьдесят-семьдесят разведанные запасы можно на гора выдавать и продавать, продавать, продавать? Ясное дело — не нужны!
После второго неожиданного абзаца, воленс-ноленс, пришлось мне кое-что пересмотреть в своем мировоззрении. Момент настал. Еще бы: капиталов не накопил, в партии не состоял, а посему при дележе имущества эсэсэсэрии мне ничего не обломилось и обломиться не могло «по определению». А жить-то надо, а жить-то хочется! Значит, что? А ничего: «Надейся на самого себя Витя». Вот я тогда методом дедукции и электромагнитной индукции и пришел к однозначному выводу: «А пошли вы все на или к…» Проще говоря — впредь следует работать только на себя, на свою семью. Никаких хозяев, кроме благоверной, Лидуськи моей, над собой терпеть не намерен. Ни босса, ни президента. Если нравится им там, в «газпромах» и хоромах кремлевских в свои игры играть, — пусть играют, демократии всякие под себя строят, партии создают, я к этому никакого отношения иметь не желаю.
Вешали лапшу на уши, вешали, а потом… А потом — суп с котом! В общем, хватит, перебрал идеологического говнища — не к столу будь-сказано — начиная с розового детства и тревожной, так сказать, юности более чем.
А за такие слова как «долг, родина, патрио о муэртэ» и проч. без промедления могу и по фэйсу настучать. Морально или физически, невзирая на пол, возраст и время года. Достали!
Ну, да ладно. Живу себе плавно и помаленьку и, главное, стараюсь не высовываться, чтобы не взорвали, чего доброго. Ведь шибко духовные, но немного завистливые бывшие советские люди, как выяснилось за последнее время, почему-то долюбливают взрывать друг друга. Не успеет более удачливый собрат на «мерее» пару раз туда-сюда проехать, как — в люфт его. И, гады какие жадные, больше двухсот граммов ВВ почему-то никогда не кладут. В криминальной хронике всегда одно и тоже: «…заряд эквивалентный двухстам граммам тринитротолуола…».
А двести — это мало. Ползай потом с оторванными ногами вокруг искореженного «мерса», оставляя кровавый след на асфальте, агонизируй на глазах у любопытных земляков.
Мне всяческих приключений уже как бы и хватило выше крыши — и в поле за двадцать пять сезона, и во время службы в армии слегка зацепил. Спасибо, но — достаточно, больше не наливайте. Утомлен жизнью-с. В героев, шпионов, бизнесменов и прочих «менов» не играем-с. Кто хочет, пусть пробует, а я — как таракан: по трещинкам и щелям. Крошечку найду и к таракашечкам своим маленьким в норку двухкомнатную — нырк.
Может, это и не совсем правильно, но «Таков мой девиз!», — как говаривал майор Нуррулин, зампотех «отдельного батальона спецназ» типа «А», в котором я в течение двух лет отдавал свой сыновий долг родине-матери. Той еще, советской.
Где-то в конце горбачевской перестройки, ближе к началу ельцинско-гайдаровской шоково-терапевтической демократии, после неудачных попыток перестроиться в своей профессиональной сфере, я скатился в мелкий бизнес: и обувью спекулировал, и тушенкой и скважины бурил. О, боги, чем только я не пробовал заниматься в то время, чуть было в учителя географии не подался, калечил бы сейчас нежные детские души!
Ощутимой прибыли эти коммерческие проекты мне не принесли. Скорее, наоборот. Но на пропитание как-то надо было зарабатывать. В самом деле — не подыхать же с голоду из-за этой катавасии.
Долго ли, коротко ли — набрел я на идею проката видеокассет и, что удивительно, покатило.
Как я начинал заниматься видеопрокатом, не имея для начала за душой ни копейки, ни рубля… Да у нас дома даже телевизора не было! Сейчас и не помню, почему его не было, но — точно, не было!
О, мой прокат! Это отдельная тема для эпической поэмы. Это триллер, боевик, драма и комедия вместе. Очень все забавно начиналось.
А к тому времени уже и жену с работы выгнали за ненадобностью последней, а дети, наоборот — подросли, повзрослели, и аппетиты их улучшились. Вовремя я с этим делом, с прокатом, успел.
В общем, раскрутились, помаленьку и денежка появилась. Не так чтобы очень, но получше, чем было. Вернее, даже гораздо лучше, чем при большевиках на должности геолога с окладом сто пятьдесят рэ в месяц.
Вначале сами в своем прокатике с женой сидели по очереди, потом приемщиц наняли. С милицией частным порядком отношения неплохие наладили, с местными бандюганами договорились.
С государством сложнее все… С ним почему-то всегда сложно, с государством. Особенно с нашим, с расейским. С одной стороны, вроде теперь все стало «можно», с другой — по-прежнему «ни-з-зя-я». Но прожив в этом… м-м-м… государстве лет сорок, становишься немножко «Штирлицем» и где-то даже «Рамзаем». Почти как в тылу врага, только шифровки некуда передавать.
Так и тянулось все помаленьку, без больших эксцессов и нервных стрессов.
Но!.. Какая сволочь подсунула мне эту кассету в прокат в виде залога я, наверное, так никогда и не узнаю. Метафизика. Запредел. Прямо — как кирпич на голову.
А система у нас простая, как говаривал Инопланетянин в «Кин-дза-дзе», — нажал на кнопку, и… Короче, меняем услуги на деньги.
Разумеется, никакой порнухи не держим. «Нафиг, нафиг закричали гости…» И так забот хватает — больше трехсот кассет на полках. Поди уследи за всем. Да еще и залоговых штук пятьдесят болтается. А начни порнушкой промышлять, «озабоченых» как мух от помойки — не отгонишь. Короче, чтобы себе не создавать лишней головной боли и с властью не вступать в конфликт, — не держу я этот товар. Выдаем клиентам самые обычные преимущественно голливудские триллеры, боевики, комедии. Под залог, естественно. А залог за прокатную кассету берем деньгами или другой кассетой. По прошествии пяти суток с момента выдачи, в случае не возврата нашей кассеты, залог аннулируется.
Вот так вот и было. Выдали. Не возвратили. На шестой день аннулировали.
Зашел я вечером в субботу перед закрытием в свой прокат снять выручку, заодно и эту кассету залоговую забрал домой. Момент настал. Положил ее в карман и к дому: шлеп, шлеп, шлеп. Пришел. Еще раз посмотрел на нее. Кассета как кассета. Трехчасовка. Таких кассет я по пять-десять за неделю снимал! Обычное дело… На этикетке лазерным принтером красивенько так нарисовано: «Смертельное оружие — 2» с Мэлом Гибсоном и Дэнни Гловером, и мультики в добое. Пленку глянул — не заезженная. И нигде у меня ничего не шевельнулось, не предостерег меня внутренний голос: «Не бери в руки эту дрянь, брось эту пакость».
Вот так все и началось.
Сразу же решил и качество записи на пленке проверить, сунул в видак…
Кретин! Лучше бы я пальцы в розетку сунул!
Всю жизнь я, конечно, не вспомнил, не пронеслась она перед глазами, но въехал мгновенно, почти по первым кадрам — документы, документы, документы… И все с грифами.
Что такое «документы» да еще с такими «шапками», — я по прошлой своей работе знаю очень хорошо. Довелось мне как-то раз из-за одной «совершенно секретной» бумаженции стотысячного масштаба квадратный километр тундры по дециметру обшаривать. Дура девочка-практикантка лист карты случайно «потеряла».
Глянул я на экран и враз понял, что «попал», как сейчас среди «новых» принято выражаться. И не на деньги попал — гораздо хуже. Влип, впух, вляпался! Вычислят и «наедут», к бабке не ходи! Надо мне это? Да ни в коем разе!
В голове сразу же стали прокручиваться разные варианты, но суть сводилась к одному, к заветному ленинско-чернышевскому — что делать? А что делать? Как в том анекдоте: «…мебель, мебель выносите!»
Ладно, черт с ней с мебелью. Что у меня самое ценное, кроме чести, которую следовало беречь смолоду? Правильно…
Не спеша, без суеты и крика, начал собирать шмотки жены, детей — готовить к эвакуации. Легкую семейную панику по поводу, как моим вначале показалось, съехавшей папиной крыши, пресек быстро и решительно.
Жена у меня — золотко и умница, ее сильно убеждать и не пришлось, хоть и не видела того, что на кассете неведомый оператор запечатлел. Чуток, правда, глянула, но я почти сразу на «стоп» нажал и выпроводил ее из комнаты. В общем, за двадцать лет совместной жизни мы как-то привыкли доверять друг другу, и моих недолгих, но эмоциональных объяснений ей оказалось вполне достаточно. Она любую, даже потенциальную угрозу детям, воспринимает очень реально.
Решил ее с дочкой переправить к теще. Никаких предварительных телефонных переговоров, писем-телеграмм для тещи моей не потребовалось, не в другом городе живет.
Плохо, что свою «телегу» я в гараже частично разобрал. Пришлось подняться к соседу на пятый этаж — у него «москвичек» под окном стынет. Сосед — Серега — без лишних слов дал ключи от машины и еще на бумажке доверенность нацарапал. По нынешним временам для гаишников сойдет.
Жена — безработная, дочка — на каникулах, сын — на практике. В общем, часа за три я проблему решил. Развез своих.
Вернулся в опустевшую квартиру около одиннадцати вечера. Ключи от «москвича» сдал Сереге. Наплел ему басню про внезапно заболевшего двоюродного брата сестры жены золовки деверя.
В квартире было пусто и одиноко. Дверь и замки пока не взломаны. Значит, не добрались, гады. Может быть, зря я запсиховал? Напридумывал, занервничал, семью разогнал. Кассеты какой-то дурацкой испугался…
Черт его знает — может и зря, но береженого и Бог бережет, как говорит народная мудрость. Неведомы мне их игры, а что ведомо — оптимизма не вселяет. Возятся там, наверху, между собой, грызутся, постреливают. Серьезные люди. Суровые.
Не-ет уж, фигушки вам — не на того напали. Я в таких случаях всегда придерживаюсь принципа: лучше перебдеть, чем недобдеть. И пока — жив.
Постепенно я немного успокоился, заварил своего любимого чаю «Канди» в стакане — две ложки сахару, две ложки заварки, залить кипятком и употребить через восемь с половиной минут — и взялся за кассету всерьез. Сначала осмотрел коробку — коробка, как коробка. Потом кассету: обычная «сонька», оптовая цена тринадцать пятьдесят за штуку. Через мои руки их, наверное, несколько тысяч прошло. Обнюхал всю, даже через увеличительное стекло смотрел на нее. Ну, самая простая видеокассета! Снаружи…
Возможно, криминалисты обнаружили бы что-нибудь интересное, какие-нибудь микрочастицы, следы пороха или динамита, но я не криминалист. Глянул еще раз пленку — чистенькая, использовалась раза два-три, и уж точно не прокатная. У прокатных начало пленки почти сразу же становится замызганным — не в смысле грязи, соплей или компота, хотя и такое случается, просто пленка в начале кассеты приобретает этакий нетоварный вид: царапинки, замятости, пожухлости. Видно сразу и невооруженным глазом.
На всякий случай я переписал на бумажку номер партии, серию, еще какие-то там цифирьки-буковки, которые над предохранительным окошечком нанесены.
Хотел ее, злополучную, в видак заправить — интересно же, что там дальше, — но потом решил погодить и подумать. Прокачать ситуацию, как говаривал героический волкодав и скорохват Таманцев еще в августе сорок четвертого.
Итак, что мы имеем, что сможем иметь или не иметь?
Может, выбросить ее к чертовой матери, пока не поздно? Ничего не видел, ничего не знаю, ничего не ведаю…
А кто знает — уже рано, или еще поздно? Да и достоверно неизвестно пока, что там внутри, на кассете этой? Ну, документы, ну, с грифами… Мало ли…
С одной стороны, посмотреть ее, конечно, неплохо бы. Любопытно. А с другой… Да, диалектика! Ох, чувствую, поимею я с этой кассетой, поимею.
Вопрос первый — как она вообще в прокат в виде залога попала? Или ее специально принесли, с целью припрятать? Абсурд. Гораздо надежнее было бы просто в землю сховать. В ямку закопал, надпись надписал…
Значит, суббота, минус пять — в прошлый понедельник ее кто-то притащил. Скорей всего, по ошибке…
Такая вот неприятная для меня ошибочка у кого-то вышла! Сейчас пока не важно — у кого. Важно, что этот «некто» обязательно хватится ее и явится. В прокат, или ко мне домой. Интересно, почему за эти пять дней ее еще не хватились?
Девочки-приемщицы Лена и Рита у меня работают по неделе, выходной — воскресенье. Следующую неделю работает Леночка. Она до этой кассеты пока не касалась, значит, Ленка — в стороне. Предыдущую неделю сидела в прокате Рита.
Пожалуй, она ближе всех к этой нехорошей кассете. Надо Риту предупредить. А лучше всего уволить, выгнать с треском к чертовой матери. Хотя бы на время, пока все не проясниться. Она все равно ведь нигде не числится, и ее адреса кроме меня никто не знает.
Позвоню ей сегодня же. И обязательно из автомата, — а вдруг к моему телефону подключились и все прослушивают?
Витенька, а ведь, наверное, это — шиза! Самая настоящая шизофрения, или МДП, то бишь, маниакально-депрессивный психоз! Похоже на всю голову заболел… Странно, что Лида с Олькой ничего особенного в моем поведении не заметили.
Вот так с ума и сходят. А потом лечатся аминазином и электрошоком на стационаре.
Хотя, раз я сам себе такой диагноз ставлю может еще не все и потеряно? Может и оклемаюсь еще… Да… А кассетка-то вот она, противная.
Шиза — не шиза, а надо Ритке звонить. Разобъясню ей все, навешаю лапши на уши — она девочка умная, поймет.
Вопрос второй — это я сам, во всей красе и в полный рост. Касался я этой кассеты, или нет — владельцы, наверное, как-нибудь постараются проверить.
А зачем? Черта лысого! Никто ничего проверять, скорее всего, не будет: касался — не касался… Кому это важно? Они однозначно должны придерживаться версии: раз мог — значит сделал. Работа у этих суровых людей такая, блин. И сдается мне, что правы они, черт побери, на все сто правы!
Следовательно, в ближайшее время вполне можно ждать наездов нехороших парней. «Спецматериалы» строгого учета, а на кассете именно такие материалы, просто так пропадать не могут. Не должны. Верно? А раз так, ее, кассетку эту, уже ищут. Обязательно ищут, и выйдут на меня.
Пуглив я стал, прямо лань какой-то!
А вдруг, не выйдут? Нет уж — надо исходить из самого худшего: выйдут!
Вот уж верно — знал бы прикуп, жил бы в Сочи… Какая же это сволочь мне такую мину подсуропила? Жил-поживал себе…
Плохо. За ними организация, система, а я без ансам — бля, один — бля, как перст — бля. Значит, нужно очень быстро бегать, убегать — верно?
И как долго? А как получится. Поховаемся, сил подкопим. Большой город, что стог сена — ищи в нем иголку, то есть меня. Или, на крайний случай, в лес смотаюсь, в район речки Паши. Есть там у меня местечко потайное. Но это, конечно, на худой конец, на отощавший, с которым даже в доме отдыха делать нечего.
В общем, нефиг побаиваться. Прорвемся, не впервой!
Но чтобы быстро бегать, нужны быстрые ноги, колеса, и срочно. А я, дурак, как назло, своему болиду ребилдинг затеял. Кто же знал?..
Придется завтра с утра талантливого Боба подключать — таратайку мою на ход ставить. Он заодно и с ее пламенным мотором, вернее — с карбюратором, разберется.
Интересно, грохнуть меня и спрятать концы — для них проблема или нет? Или проще как-нибудь проверить, повыяснять, порасспрашивать. Например, при помощи утюгов, ногтей и иголок… Шутка.
Да, обязательно шутка, всенепременно — и в каждой шутке есть доля шутки. Психбригаду вызывали?..
Не смешно мне что-то. Надо в диван глянуть, проверить — не заржавела ли моя надежная «рушница» — пятизарядка МЦ-21–12 — и сколько там у меня патронов в наличии имеется?
Сразу же и глянул.
Ружье не заржавело, и патронов двенадцатого калибра оказалось неожиданно много — сорок штук, но почти все они были заряжены дробью «четверкой». Нашлась пара с пулями, с любимыми моими разрывными двойными турбинками; и четыре — с картечью. Для затяжного боя картечи и пуль — негусто, но и дробью «четверкой» с близкого расстояния, метров с десяти-пятнадцати запросто волка свалить можно.
Эх, если бы это волки были… За те двадцать пять полевых сезонов, что я отработал в системе Мингео СССР на благо советской родины — от Якутии до Кольского — с хищными волками-медведями неприятных инцидентов у меня, если честно признаться, ни разу и не было.
С двуногими человекоподобными — несколько раз расходились, держа пальцы на спусковых крючках. В Архангельской области, неподалеку от ныне знаменитого космодрома Плесецк. Там, вокруг этого космодрома, лагерей много, и люди в лесу почему-то все недоверчивые. Еще на Урале, на севере Свердловской области в шестьдесят седьмом году, двое беглых зэков на нас с Лехой неожиданно вышли. Обошлось, слава Богу, и тогда. Разошлись мирно, стараясь не приближаться друг к другу. Здесь тоже надо ждать двуногих. Посмотрим, посмотрим — кто ко мне сунется!
А… Пофигу веники! Кто сунется, того и свалим. Главное, близко не подпускать.
Ого! Каким я вдруг стал — лихим и незамысловатым! Еще не хватает пальбу в городе устроить. Бред.
Но все-таки хорошо, что я своих этак легко и непринужденно разогнал. Или тоже плохо?
Да нет, ерунда, с ними как раз все замотивированно. Лето, каникулы, вот и разъехались. С этой стороны руки развязаны…
«Где семья?» — на отдыхе. «Где — кто?» — знать ничего не знаю, ведать не ведаю…
Ладно, допьем чай, отзвонимся Маргаритке, а дальше — видно будет. Решу чуть позже — смотреть или не смотреть эту пленку.
Или вообще сжечь ее, выкинуть, а потом еще и взорвать, и порвать на мелкие кусочки…
Хотя, если честно, в этот момент я уже абсолютно точно знал, что темнить перед самим собой нехорошо. Нечего тут юлить: «Выбросить, сжечь, закопать». Надо смотреть, и точка.