Черный микроавтобус, отогнавший от моей колымаги назойливых гаишников, плотно прилепился к нам сзади и не отставал. Так плотно, что мне стало не по себе — висел не далее, чем в десяти метрах. Ориентация у меня правильная, и я не люблю, когда ко мне сзади вот так прижимаются. Да еще на такой скорости. Совсем Гена — если это он — спятил!

Я попытался слегка оторваться, и еще немного прижал педаль. Сто сорок, сто сорок пять. «Ты лети, лети моя машина! Ой, как много вертится колес…»

Для этой дороги скорость запредельная. Оставалось одно — ручку на себя и… растаять в небе. Жаль, Бог крыльев не дал ни мне, ни моему «уазику». Хотя, честно говоря, я от своей колымаги такой прыти не ожидал.

«Шевроле» не желал меня отпускать и намертво, как бульдог, вцепился в задницу. Лошадок в его движке было явно побольше, чем у меня. Вот еще заморочки! Он что, шизанулся?

Я потихоньку-полегоньку стал сбрасывать скорость. Это получилось лучше — уже на восьмидесяти микроавтобус резко вышел влево, обогнал нашу машинку и пристроился спереди. И тоже предельно близко, прямо на носу повис. Цирк, да и только.

Их, в КГБ или в армии, что, не учат соблюдать дистанцию? Или это шутка такая? В военно-морском флоте за такие шутки веслом по морде бьют.

Я еще снизил скорость, до семидесяти, до шестидесяти… Так продолжалось минут десять, или около того. Внезапно автобус замигал стоп-сигналами и принял к обочине.

А вот фиг вам! Вираж влево, вираж вправо… Мы остановимся, но только не позади, а перед вами. Чтобы, на всякий случай, оставить себе простор для отрыва. Это ведь только мои предположения, что в автобусе Гена. А вдруг — не он?

За время этих непонятных гонок Борис с Николаем Ивановичем не проронили ни слова. Сидели, насупившись, как два сыча, но в руках у обоих — по автомату. Хорошие навыки у нас жизнь вырабатывает.

— Пока не выходите и не вздумайте стрелять, черти, — предупредил я их, резко остановив машину в пяти метрах перед черным «басиком».

А что, после всех этих передряг люди и более крепкие, чем мы, простые обыватели, запросто озвереть могут. Начнут сейчас палить из двух стволов… Сколько же это все тянуться-то будет? Вот ведь непруха — то понос, то золотуха!

— Ты его хорошо знаешь? — спросил Боб.

— Гену? Не как тебя… Раньше казалось — хорошо, но время идет… Больше нам все равно не на кого рассчитывать, а судя по тому, как он в темпе провернул эту встречу и отсек от нас гаишников, — за ним что-то есть. Если это он…

— Мужики, предлагаю об убитых автоматчиках промолчать. Пока, по крайней мере, — молвил свое мудрое слово Николай Иванович.

Мы с Борькой согласились: толково, лишнее вешать на себя вроде бы и не к чему. Одно дело, когда нас гоняют непонятно за что. Тут — да, тут мы жертвы… Но совсем иное — выступать в роли мокрушников, погубивших на болоте трех человек. Называется, встретились — поговорили…

Это ведь только мы знаем, что они напали первыми. Если власть обидится и наедет — поди докажи, что ты не верблюд. Даже если они и убивцы кровавые и непонятные, в конечном итоге — не они же нас, а мы — их… Да еще из нарезных автоматических «стволов»!

Очень крутая статья за такое дело корячиться. Запредел. «Зона ВМН» — высшая мера наказания, «вышка». Хоть и мораторий сейчас держат на смертную казнь все равно — тайга, колючка, собачки и полосатые робы. Не в кино видел — бывал-с. Слава Богу, не по приговору, а по работе своей геологической, но наблюдал вблизи. В упор, неподалеку от поселка с некрасивым именем Пуксозеро. Это в Архангельской области, совсем рядом с дюже секретным космодромом «Мирный».

«Выдадут Сенечке клифт полосатый…» На такой зоне заживо сгниешь. И никому ничего не докажешь.

Стоим, значит. В зеркало я увидел, как открылась правая дверца микроавтобуса и выскочил мужик…

Вроде бы и Логинов. Гена. Давненько не виделись, господин полковник. Или уже генерал? Он быстро подошел к нашей машине — точно, Гена…

— Боб, переходи назад, у нас гости. Борька вздохнул, передал Николаю Ивановичу свой автомат, который до этого уютно покоился у него на коленях и, не выходя из машины, полез назад. Для почти двухметрового верзилы — цирковой трюк, но ему удалось. Не успел он там разместиться, как правая дверца распахнулась, и… Гена Логинов собственной персоной.

— Живы, бойцы? — бодро-весело спросил полковник.

Он был в черной лыжной шапочке, в джинсах и какой-то немыслимо модной курточке с кармашками, кнопочками и лейблами. Чистенький такой, ухоженный. Не то, что мы — рвань колесная, шваль болотная. Но возле левого нагрудного кармана его красивой бежевой курточки, где по моим понятиям у полковников должна сиять золотая звезда героя, зияла свежепрожженная дырка.

— А что с нами будет? — ответил я за всех, пожимая ему руку. И, указав на дырку, поинтересовался: — Бандитская пуля?

— Ага. Почти… Она у меня за эту дырку еще схлопочет — новую куртку из-за нее прожег.

Он не уточнил — из-за кого «из-за нее». Я тоже промолчал — мало ли?.. Тут своих забот — выше крыши, стоит ли чужими дырками себе голову дурить!

Гена устроился на правом сиденье, достал сигареты, предложил нам, и сам закурил. Я представил мужиков друг другу. Все, как водиться, пожали руки. Помолчали.

— Дырка — еще ерунда. Подумаешь — лишняя дырка в курточке, хорошо, что не в голове, — дипломатично и с предельным тактом сказал вежливый Николай Иванович. Остальные единодушно согласились. Этакая светская компашка собралась и ведет непринужденную беседу на нейтральную тему.

— А кто это так вашу машину дерьмом обделал? — подхватил разговор не менее вежливый Гена. — Извините, мужики, но столь крутая засранность — очень демаскирующий фактор.

— Разве не видно — птички божьи, — ответил с заднего сиденья Боб. — Это — не дерьмо, это — гуано.

— Да, действительно, на коровье не похоже. И потом, коровы не летают… Значит так, мужики-я сейчас поеду с вами. Немножко спрячемся — есть тут местечко — поговорим, спокойно все обсудим. Милиция от нас временно отстала… Оторвались мы от них. Они пока еще у переезда вас ждут, но через полчаса уберутся — ручаюсь. Вертолета у них сегодня нет и не будет. Пока в темпе двигаем за моим «шеви», — он мельком глянул на не очень старательно прикрытые Борькой и Николаем Ивановичем автоматы, но ничего не сказал. — Заводи мотор, Витек.

Я завел. Из кармана куртки Гена достал маленькую, не больше пачки сигарет, «уоки-токи» и сказал только одно слово: «Поехали».

Почти сразу микроавтобус «шевроле» лихо объехал нас, я со скрежетом воткнул передачу и двинулся за ним. Все молчали. Минуты через три «шевроле» включил правую мигалку и свернул на почти неприметную полевую дорожку, которая змейкой тянулась к недалекому лесу.

Дорожка была не слишком хорошая — колеи, лужи. На всякий случай я воткнул передок — на двух мостах мой неприметный сельский труженик где угодно пройдет — вездеход. Да, страшненький, да, грязненький, и бензинчик кушать любит… Зато его при помощи кувалды и зубила чинить можно. Не то, что эти красивые заграничные игрушки. Впрочем, похоже, что американский «басик» тоже был с приводом на все колеса и лихо прыгал по лужам и колдобинам расейской дорожки полевой.

С километр мы проехали по лесу, свернули с дорожки в кусты и остановились. Старое, заброшенное кладбище, почти полностью заросшее лесом. Сгнившие кресты, едва различимые холмики могил, кое-где — ветхие оградки. Хороший ориентир, в случае чего…

Я заглушил двигатель. Из «шевроле» никто не появлялся. Мы тоже сидели, не вылезая. Молчали, курили. Ну, подождем — сейчас не наша партия и ход не наш. Гена нарушил молчанье первым.

— Витя ответь мне — фамилия Мальков тебе что-нибудь говорит?

Я подумал, пошевелил извилиной… Ничего. Хотя фамилия довольно распространенная, но никаких ассоциаций в голове не возникло. Ни по работе, ни по универу. И в бизнесе своем видеопиратском вроде бы не контачил.

— Нет, не знаю. Имя-отчество скажи. Может, тогда…

— Не надо. Раз сразу не вспомнил — значит, скорей всего, не знаешь. А Сафронов Михаил Глебович, геолог между прочим, — нигде не пересекался?

Вот оно что! Вот, оказывается, откуда был у спецбойцов кимберлит в капсулах! В умной моей голове мгновенно связалась цепочка между упомянутой Геной фамилией Сафронова и финскими пакетами с образцами. Вон, какие дела-делишки…

— Этого знаю. Вместе не работали, но слышал. Он вроде бы алмазами занимался, — я испугался, что голосом как-нибудь выдам себя. — Где-то в этих краях он трубки взрыва прогнозировал.

— Это что такое? — удивленно спросил Гена.

— Алмазоносные структуры так называются. К взрывчатке никакого отношения не имеет. По-моему, даже проект какой-то полуфантастический на кимберлиты был. Давно и не в нашей конторе. Но с самим Сафоновым я не общался. Ты же понимаешь — кто он, и кто я… он ученый, я рядовой полевик — геолог. Так, может, пару раз где-нибудь и встречался, конечно, но…

— Он ведь, кажется, доктор? — спросил Гена.

— Да, доктор геолого-минералогических наук. Вот он идею алмазоносных трубок и проталкивал… Откуда знаю? Ну, сам понимаешь, эта тематика хоть и засекречена предельно, но — все в одной кастрюле варимся. Слухи, разговоры… На кой он тебе?

— Хорошо, что знаешь, но временно забудь о нем — потом расскажешь. А пока, выкладывай — что стряслось, из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Давай, подробненько с самого начала и только факты. Потом Борис с Николай Ивановичем свои версии сообщат. Послушаем, обмозгуем и будем думать — как дальше жить.

— Подожди с повестями и рассказами… Где мои?

— С твоими все в порядке, извини дурака старого, что сразу о них не сказал. Ты смеяться будешь — они у меня дома. И Лида, и Олечка. Так уж получилось. Я сначала не понял, во что ты влип. Думал — просто пожар. Я на тебя в сводке совершенно случайно наткнулся, подъехал и… Но потом, когда Лида мне о кассете поведала, решил, что это бандитский наезд какой-нибудь. Ну, легкое криминальное недоразумение. В общем, усадил твоих дам в свой «Жигуль» и к себе на квартиру привез. Пока ты с жильем разберешься — коммуналкой жить будем, моя Алла им комнату выделила.

— Спасибо, Гена…

Эта весть, по крайней мере у меня, как-то сразу сняла с души легкое, но ощутимое напряжение. Не недоверие, нет… Но времена-то изменились круто. Как говорится — дружба дружбой, а служба службой. Все-таки больше пяти лет не контактировали — много воды утекло. Но раз он моих малявок у себя в квартире спрятал, значит остался таким, каким я его прежде знал — человеком. Ведь в поле каждый свою сущность быстро проявляет. И если ты козел, или баобаб, — от людей не скроешь.

Гена тогда был человеком и, похоже, остался им. Ладно, дышим дальше. На заднем сиденье Боб с Николаем Иванычем по-прежнему помалкивали с автоматами на коленях. Прямо партизаны в тылу врага, не хватает только пулеметных лент крест-накрест и гранат на поясе.

Я вкратце, но достаточно подробно, начиная с прошлой субботы, пересказал Логинову все, вначале мои, а затем и наши, приключения. Об автоматчиках, как и условились с мужиками, тактично промолчал. О пакетах с кимберлитом, разумеется, тоже не стал говорить. Гена внимательно выслушал, не задав ни одного вопроса.

— Ну, в общих чертах, понятно. Я где-то так и думал. Крутая каша заварилась вокруг тебя — долго расхлебывать будем. Но придется. Ладно. Хватит лирики. Нас немножко время уже поджимать начинает. Начни с кассеты. Вопрос первый — она здесь?

— Здесь. Копия.

— Он и копию снял! Молоток. Одна?

— Обижаешь, полковник…

— Сколько?

— Опять обижаешь. Ну, так и быть, тебе скажу по секрету — кроме этой, еще одна осталась, — я почему-то на всякий случай соврал Логинову. Не сказал, что кассет у меня три. — В случае чего, Боб с Николай Иванычем знают, где искать.

— Хитрый ты, Витя, как змей. И как это тебя угораздило так подставиться? Ты хоть представляешь, куда тебя затянуло? Ладно, пока давай, что есть, — он протянул руку ладонью вверх.

Я обернулся и вопросительно посмотрел на Бориса с Николаем Ивановичем. Коля никак не отреагировал, а Боб пожал плечами…

— Давай ее, проклятую, Боря.

Боб нагнулся, пошарил рукой и откуда-то снизу достал кассету, завернутую в полиэтиленовый пакет.

— Держи…

Кассета, как кассета. Никогда бы не поверил, что из-за паршивого куска полистирола простой советский гражданин — то есть российский, конечно — в одночасье может превратиться в затравленного зверя. А интересно, заяц зверь или не зверь? Или не очень зверь?.. Что-то мысли уже путаются — устал немного.

Я вложил пакет с кассетой в ладонь Гены.

— На, полковник, держи… Владей и пользуйся. И скажи им, — я головой указал на небо, — чтобы сезон охоты на нас закрыли. Немного надоело уже.

Гена ухмыльнулся. — Им говори, не говори — результат… Ты же понимаешь — охоту не на тебя, конкретного Витю Зайцева объявили, а на нежелательного носителя конкретной информации. Как в современных боевиках киллеры иногда говорят: «Ничего личного…». Ладно, постараемся сами разобраться. В принципе, я, кажется, придумал, как «перевести стрелки». Если материал действительно солидный, то… Сейчас я пойду в свою машину — у нас там нужная аппаратура имеется — гляну, что на кассете, и в путь. Нас, наверное, уже в двух местах ждут. И в трех — поджидают. Шутка.

Он сунул кассету во внутренний карман куртки. При этом я успел заметить перевязь с наплечной кобурой. Тот еще танкист, Гена Логинов!