Их направили к инспектору Селезневу, оказавшемуся на поверку молодым парнем с маленькими бегающими глазками, взгляд которых практически невозможно было уловить.

— Я вас слушаю, — сказал он тоном, в котором на самом деле улавливалось: «Как вы мне все надоели!»

Светлана это поняла, и у нее возникло предубеждение к инспектору Селезневу. Она слишком хорошо знала, что теперь оно останется с ней, по всей видимости, навсегда.

— У нас пропал ребенок, — произнесла с тоской Светлана.

Инспектор пожевал губами:

— Сколько лет ребенку?

— Шестнадцать лет… Девочка шестнадцати лет.

В первый раз он удостоил ее взглядом, на минуту задержав на ее лице свои бегающие буравчики:

— А вы кто ей будете?

Понятно: его смутил Светланин возраст, в соответствии с которым она никак не могла быть матерью шестнадцатилетней дочери.

— Я тетка, а это отец, — она кивнула в сторону индифферентно рассматривающего казенные стены кабинета Чернова. — Мать осталась дома на тот случай, если племянница вернется.

— Понятно, — вздохнул инспектор. — Когда это случилось, когда она пропала?

— Она не ночевала дома.

— Понятно, — повторил инспектор. — А раньше с ней такого не случалось?

— Нет, никогда. — Светлана уже начинала его тихо ненавидеть.

— Может, она осталась у какой-нибудь подруги или у родственников? — Он крутил карандаш в крупных, поросших рыжеватыми волосами пальцах.

— Нет, я не думаю…

— Вы не думаете или знаете? — перебил ее инспектор. — Вы это проверили?

— Видите ли… — начала Светлана.

Она хотела рассказать инспектору о Катьке. Если бы он ее знал, то никогда не подумал бы, будто она может вот так запросто остаться у подружки и не ночевать дома.

Но он опять ее перебил, и на этот раз его подвижные глазки задержались на ней подольше, словно в намерении пригвоздить к позорному столбу:

— Я вижу, что вы еще не предприняли никаких попыток, чтобы самим ее поискать, а идете к нам. Знаете, сколько у нас заявлений об исчезновениях людей и сколько из них ложных? Вот так же приходят и заявляют, мы начинаем бегать, а пропавший, оказывается, где-нибудь у тещи на блинах.

Светлана потихоньку закипала, она с удовольствием запустила бы в него чем-нибудь тяжелым, что оказалось бы у нее под рукой. На столе у инспектора ничего такого не наблюдалось. Стол был чист, покрыт стеклом, под которым лежали календарь и фотография самого инспектора Селезнева в милицейской форме — не иначе для Доски почета заготовил.

— Какие блины? — взъерепенилась Светлана. — Речь идет о ребенке, разве вы не поняли? Мы, конечно, будем ее искать, но ведь у вас больше возможностей, и чем раньше мы все вместе за это возьмемся, тем больше шансов ее найти.

— Я все понял, уважаемая, но вы нас тоже поймите, у нас работы невпроворот, людей не хватает, а нас то и дело отвлекают по пустякам. Посудите сами: вы даже ее подружек не опросили… В больницах были? Может, несчастный случай?

«Типун тебе на язык», — подумала Светлана.

— Этой ночью, между прочим, произошло несколько ДТП, — продолжал инспектор Селезнев свою «оптимистическую» речь. — Кстати, она у вас из благополучных?

— Разумеется, — наконец выступил законный папочка.

Инспектор одарил Игоря Чернова молниеносным взглядом, мгновенно оценив, что уж с этим долго возиться не придется.

— Все так говорят. Начинаешь проверять, оказывается, отпрыск давно числится на учете в отделе по предупреждению правонарушений несовершеннолетних.

— Да уж, с учетом у вас здесь дело обстоит отлично, насчет этого мы в курсе, — со злостью произнесла Светлана. — Лучше скажите, вы примете заявление или нет?

Невооруженным глазом было видно, что лишнее заявление, грозящее «висяком», ему ни к чему, а потому он даже пропустил мимо ушей вызывающую реплику Светланы.

— Заявление написать вы успеете. На вашем месте я бы лучше первым делом пошел в школу — девочка ведь училась в школе? — опросил подружек.

«Чтобы ты поскорее оказался на нашем месте!» — мысленно пожелала ему Светлана. Она хотела было совершить новый наскок на этого самодовольного типа, но тут Игорь осторожно взял ее за локоток:

— Послушай, а вдруг она уже вернулась, мало ли… Давай позвоним Ольге, она ведь с нами связаться не может.

Позвонили. Ольга схватила трубку сразу же и задышала в трубку, как марафонец, только что закончивший дистанцию. Можно было уже ни о чем не спрашивать, и так ясно: Катя домой не вернулась. Светлана на всякий случай спросила и немедленно получила отрицательный ответ, произнесенный сквозь слезы.

— А что в милиции? — справилась Ольга.

Светлана пробормотала нечто неопределенное — сказать было нечего. А еще добавила, что сама отправится в школу, Чернов же поедет по больницам, пусть тоже что-нибудь делает. Ольге же велела тщательно пересмотреть Катины вещи. Не то чтобы после разговора с инспектором у нее закрались какие-то сомнения относительно племянницы, просто она хорошо представляла образ жизни сестры в последние годы и понимала, что той почти ничего не известно об увлечениях, друзьях и интересах собственной дочери. «Хорошая девочка» — это, конечно, характеристика, но далеко не полная.

* * *

Катя училась в школе, которая с недавних пор получила гордое имя школы-гимназии. Впрочем, это был тот случай, когда название мало что изменило, потому что здесь всегда были опытные, знающие свой предмет преподаватели. В этом Светлана не сомневалась: сама десять лет назад окончила ту же школу.

Она пересекла знакомый двор, отметив, что его уж очень подрезали гаражи, примыкавшие к ближайшей девятиэтажке. Ничего не поделаешь — примета времени, деньги теперь могут все. В результате деревца, которые они сажали перед выпуском, оказались за границей школьной территории и стояли сиротливые и неприкаянные. Некоторые из них уже погибли, не вынеся бензиновой подпитки от гаражей. Светлана поискала взглядом тополь, посаженный лично ею — он, кажется, был седьмым в ряду, — но обнаружила только пенек, торчащий из мазутной лужи. Отвернулась, поднялась по ступенькам подъезда и решительно потянула на себя тяжелую дверь.

В школе была перемена, и учащиеся, особенно из младших классов, сновали туда-сюда, как заведенные. Просто броуновское движение какое-то. У Светланы возникло такое ощущение, словно она осторожно заглянула в улей. «А вдруг Катька здесь, — промелькнула шальная мысль, — болтает в коридоре со своими одноклассницами. Тогда я надеру ей уши и пойду домой спать».

Катьки в школе не было. Об этом ей сообщила высокая девушка в нарядном костюме. «В таком только на светский раут или дипломатический прием, — отметила про себя Светлана. — Ничего не скажешь, благосостояние российских школьников неуклонно растет». Интересно, как чувствовала себя Катя среди таких модниц, ведь Ольга ей дорогих нарядов не покупала? Господи, почему «чувствовала», почему в прошедшем времени?

— Светлана, проведать нас пришла? — остановила ее учительница химии Людмила Ивановна.

Она почти не изменилась, все такая же элегантная, что при мизерной учительской зарплате, наверно, мудрено. В те времена, когда Светлана еще была школьницей, она смотрела на эту совсем тогда молоденькую учительницу как на божество. Еще бы: всегда одетая с иголочки, точно сошедшая со страниц журнала мод. Секрет Людмилы Ивановны выяснился уже к концу учебы, когда она взялась руководить кружком шитья и моделирования. Оказывается, она сама себя обшивала. Светлана тогда немедленно записалась в кружок, но толку из этого не вышло, уж слишком она была нетерпелива и неусидчива. Такой и осталась.

— Здравствуйте, Людмила Ивановна. — Странно было называть теперь по имени-отчеству эту моложавую, с задорной улыбкой женщину, но журнал под мышкой, указка в руке и пальцы, перепачканные мелом, — все это из той, школьной жизни.

— Ну так что, в гости пожаловала? — повторила она.

— Повод у меня, как бы вам сказать, — Светлана понизила голос. — Пропала племянница, дома не ночевала, в школе, как выясняется, ее тоже нет…

Улыбка сползла с симпатичного лица учительницы:

— Так она учится в нашей школе? Как ее зовут?

— Катя Чернова.

— Катя? Я ее прекрасно знаю, хорошая, очень способная девочка. Сегодня, правда, у меня не было урока в их классе… А ты с девочками разговаривала, они могут что-нибудь знать? Хотя сейчас много изменилось… — В глазах Людмилы Ивановны мелькнула какая-то тень. — Они теперь разобщены, почти не делятся друг с другом секретами… А в милицию обращались?

Светлана только обреченно махнула рукой.

— Сейчас же пойдем и поговорим с ее одноклассниками. — Учительница решительно двинулась по коридору, Светлана за ней, совсем как в старые добрые времена. Эх, Катька, Катька, что же с тобой случилось, куда же ты пропала?

Переговорив с Катиными одноклассниками, Светлана выяснила немногое. Они рассказали, что вчера Катя с утра была в школе, отсидела все уроки и вела себя как обычно. Ничего экстраординарного в ее поведении замечено не было, ни о чем особенном не рассказывала, после часа ушла домой вместе с девочкой, которая живет в соседнем с ней доме, — Женей Кислицыной.

После обеда, как рассказала уже сама Женя, они с Катей вернулись в школу — на занятия в клубе самодеятельной песни. Клуб готовит концертное выступление, и потому они часа три репетировали (Катя аккомпанировала на гитаре) и вышли из школы уже в сумерках. С этого места в Женином рассказе начинались неожиданности:

— Только мы сходим с крыльца — нас было пять человек, — к нам подходит женщина, ну… средних лет и спрашивает: «Кто из вас Катя Чернова?» Катя, конечно, остановилась, а мы пошли дальше. Я хотела ее подождать, но, смотрю, у них какой-то длинный, по-видимому, серьезный разговор… В общем, я не стала ее ждать и пошла домой.

Ну и дела! Кто же была эта женщина? Неужели и вправду дочь этого надутого индюка профессора Караянова? Но что она могла сделать с Катей? А вдруг она какая-нибудь маньячка?

— Женя, а как выглядела эта женщина?

Девочка пожала плечами:

— Ну такая… молодящаяся, знаете, чувствуется, что ей хочется казаться моложе, но не очень получается…

— А конкретнее?

— Конкретнее… Крашеная блондинка, немного с рыжинкой, полноватая… в брюках в обтяжку и в куртке, смешно выглядит… щеки толстые…

Светлана была вынуждена констатировать, что по описанию женщина очень смахивала на профессорскую дочку, по крайней мере, приблизительно так ее описала и Ольга.

Но ее мучил еще один вопрос:

— А какие отношения у Кати с этой… Илоной Костецкой? Она ведь, кажется, уже учится в институте?

— Да как сказать… Когда Илона у нас училась, они немного общались, хотя и тогда она была заносчивой, а теперь тем более. Но Катя всегда находила с ней общий язык и сейчас тоже. Мне кажется, Илона относится к ней с уважением. Да Катьку все уважают, она такая… Как говорит моя мама, цельная натура. В наше время это очень редкое качество, — подытожила Женя.

Чувствовалось, что в этой характеристике было много от Жениной мамы, уж очень по-взрослому, складно излагала эта веснушчатая девчонка.

— И что вы теперь будете делать, ну, в смысле, как искать Катю? — спросила она.

— Ума не приложу, — вырвалось у Светланы. — А ты, если что-нибудь узнаешь или вспомнишь, сразу сообщи. У тебя ведь есть Катин телефон?

Женя кивнула.

Светлана порылась в сумке и достала визитную карточку:

— А это мои телефоны: домашний и рабочий, звони в любое время.

Светлана вышла из школы и застыла на крыльце в тяжелых раздумьях. Итак, что дальше? Как завороженная, смотрела она на нежный свежевыпавший снег и первую цепочку следов, пересекающих целинную белизну. Вот здесь, именно здесь, на этих ступеньках, вчера после пяти вечера оборвался Катин след. Она вышла в ранние зимние сумерки, к ней подошла неизвестная женщина, и после ее уже никто не видел. Или все-таки видел?

А вдруг она сначала вернулась домой, и уже потом произошло нечто, заставившее выйти еще раз из дома? Стоп! Как это проверить? Во-первых, с помощью соседей или бабушек-старушек, миролюбиво перемывающих косточки жильцам на лавочке у подъезда. Бабушки-старушки — настоящий Клондайк для пытливого ума, стоит его только как следует разработать… А что же во-вторых? Должно быть, непременно должно быть «во-вторых»… Ну конечно — гитара, как она могла забыть о ней? Катька брала ее с собой на репетицию, и, если дома гитары не обнаружится, значит, след Светланиной племянницы и в самом деле обрывался на покрытом мокрым, подтаивающем снежком школьном дворе.