Итак, я начала осуществлять свой план помощи Рунову, и первым пунктом в этом плане значилась библиотека. Мальчик безропотно отвез меня в центр и, не задав ни единого вопроса (главное мое завоевание!), развернул автомобиль в обратную сторону.

Исполнить мою затею оказалось легче, чем я представляла. Я хотела найти газетную подшивку десятилетней давности, а таковые имеются отнюдь не в любой библиотеке. Что касается специализированных, то для пользования их фондами требуется читательский билет, которого у меня не было. Но, как я уже говорила, времена изменились, и хранилища вечных знаний тоже перешли на коммерческую основу. Заплатив энную сумму, я таки получила то, что хотела.

На всякий случай я взяла «Известия» за восемьдесят третий и восемьдесят четвертый годы — все-таки я знала дату весьма приблизительно — и углубилась в чтение. Поиски мои оказались весьма непростыми. Избалованная падкой на сенсацию современной прессой, я искала аршинные заголовки на первой странице, а там попадались только съезды, встречи делегаций дружественных партий, рапорты о досрочных выполнениях и перевыполнениях обязательств и прочая милая сердцу ностальгирующих ура-патриотов дребедень. Но я к ним не относилась. Я искала совсем другое — и нашла.

Заметочка была малюсенькая, в пятьдесят строк петитом, и помещалась она на последней странице в одном из январских номеров восемьдесят четвертого. Заголовок казенный и достаточно жизнеутверждающий: «Предотвращена попытка угона пассажирского самолета». Я углубилась в чтение, и от того, что прочитала, мне стало не по себе. Еще и еще раз вчитывалась я в скупые строки, как будто пытаясь увидеть что-то между ними.

Заметка между тем гласила:

«По сообщению ТАСС, 16 января предотвращена попытка угона пассажирского самолета, следующего по маршруту Москва — Ленинград. Попытку осуществил двадцатичетырехлетний выпускник одного из московских художественных училищ, использовавший в этих целях учебную гранату.

Преступник был убит во время проведения операции по его разоружению. В тот же день был задержан его сообщник, также выпускник художественного училища, который помогал в осуществлении этого преступного плана».

Негусто, ничего не скажешь. И не совсем так, как я себе представляла, вернее, не совсем так, как мне рассказал Рунов. Я с удвоенной энергией принялась перелистывать подшивки, рискуя натереть мозоли на ладонях, в тщетной надежде разыскать сообщение об еще одном угоне самолета. Ничего подобного я больше не нашла, что было неудивительно — до перестройки такие происшествия случались нечасто.

Я задумалась, а задуматься было о чем: что-то явно не сходилось. По времени все совпадало, к тому же оба угонщика — художники, но, во-первых, он ничего не сказал мне о судьбе своего друга (а она, надо признать, оказалась более чем печальной), во-вторых, если судить по заметке, самого Рунова на борту захваченного самолета не было. Впрочем, кажется, он не утверждал и обратного.

Что же делать? Спросить у Рунова? Но как я объясню свой интерес и то, что я полезла рыскать по газетам? Он попросту подумает, будто я ему не доверяю, еще хуже, если у него возникнут подозрения. Их ни в коем случае нельзя допустить, учитывая враждебное отношение к моей скромной персоне Мальчика, а также постоянно маячившего за моей спиной Карена и ту странную роль, которую он мне уготовил. Что дальше, что же делать дальше?

Я вышла из библиотеки в полной растерянности и смятении. Каким-то шестым чувством я ощущала, что попала в лабиринт. Как слепой котенок, тыкалась носом во враждебное мне пространство, пытаясь определить, с какой стороны меня подстерегает опасность…

* * *

— Девушка, вас подвезти? — раздался за моей спиной скрипучий голос с придыханием, когда я бесцельно брела по одному из арбатских переулков.

Этот голос вырвал меня из задумчивости, и я с удивлением обнаружила, что успела уйти так далеко.

Я обернулась, готовая послать подальше галантного водилу, и тут увидела, что с заднего сиденья импортной тачки — идентифицировать марку я не смогла, не слишком-то я в них разбираюсь — мне приветливо улыбается Карен. И не просто улыбается, а еще и делает барственный знак ручкой, мол, приди в мои объятия. Я поплелась к раскрытой дверце автомобиля с энтузиазмом агнца, подгоняемого к жертвенному алтарю.

Карен вольготно расположился на сиденье, свободного пространства рядом с ним почти не оставалось, мне пришлось довольствоваться маленьким пятачком между его грузным телом в дорогой дубленке и захлопнувшейся дверцей.

— Трогай, — приказал он водителю, и машина плавно тронулась с места.

Теперь он обратился ко мне:

— Это хорошо, что ты избавилась от мальчишки, только не понимаю, зачем потащилась в библиотеку?

— Почему бы мне не пойти в библиотеку? — ответила я вопросом на вопрос. — Есть мужчины, которых интересует не только женское тело, с такими приходится еще и разговаривать, причем на разные темы…

— Ты там проторчала почти два часа. — Карен явно не оценил моего тонкого намека. — С чего бы такая тяга к разумному, доброму, вечному?

Я пожала плечами, предоставляя ему возможность ломать голову сколько заблагорассудится.

— Ладно, рассказывай, что там у вас происходит.

С таким же успехом он мог бы спросить у меня, есть ли жизнь на Марсе. Что бы я могла ему рассказать, даже если бы захотела? Что ничего, ровным счетом ничего не происходит. Я знала о Рунове и о его жизни немногим больше, чем в первый день. Мы спим вместе, по мере возможности доставляя друг другу удовольствие, живем под одной крышей — вот, собственно, и все. А то, что он рассказал мне накануне, ничего не прояснило, скорее добавило тумана.

Я так и ответила:

— Да ничего не происходит, тихо, как в приемном покое. Рунов уходит рано, приходит поздно, я сижу с этим сопляком, как ты его называешь. То, что мне удалось выяснить, я думаю, ты знаешь и без меня. Ну, насчет того, что он восемь лет сидел за угон самолета, когда-то был художником… Он не торопится открывать мне свои тайны, если, конечно, они у него есть. Сомневаюсь, чтобы и дальше от меня было много толку. По-моему, вам лучше было бы проверить его на детекторе лжи.

Я не могла отказать себе в маленьком удовольствии незаметно поиздеваться над Кареном.

Он принял мое сообщение к сведению в глубокой задумчивости. Похоже, его планы предусматривали нечто иное.

— Ему никто не звонит?

Я отрицательно покачала головой. До меня самой только сейчас дошло, что в нашей квартире постоянно стоит ничем не нарушаемая тишина, которую даже изредка не прерывает легкое треньканье звонка.

— К нему никто не приходит?

— Он называет себя одиноким волком.

Карен нервно забарабанил пальцами по стеклу:

— Я же тебе велел вытаскивать его куда-нибудь, чтобы он был на людях. Нечего сидеть в четырех стенах! Ведь есть же у него какие-нибудь любимые злачные места… Вы тогда были в этом клубе, как его…

— «Субмарина», — подсказала я.

— Вот именно, сходите туда еще раз. Скажи, что тебе скучно, хочется немного развеяться.

Тут я не выдержала и в надежде пролить наконец свет на его заинтересованность в делах Рунова, спросила:

— Господи, да кто он, собственно, такой? Чем он вообще занимается, ты знаешь?

— Спроси что-нибудь полегче, — выдохнул Карен, который в этот момент что-то усиленно обдумывал.

— Надеюсь, он хотя бы не вампир?

— Что? — опешил Карен.

— Надеюсь, он хотя бы не вампир? — повторила я.

Карен расхохотался:

— Нет, он не вампир, он хуже, он — сексуальный маньяк! Так что будь с ним осторожна.

Мне это надоело, я смерила его взглядом и выскочила из машины, которая как раз остановилась на светофоре.

— Постой! — крикнул мне вслед Карен.

Я обернулась. Он поманил пальцем, и мне пришлось, наклонившись, заглянуть в автомобиль. В этот момент Карен неожиданно потянул на себя дверцу, так что моя голова неожиданно оказалась зажатой в щели, а глаза от неожиданности и страха полезли из орбит.

Карен придвинул свое полное лицо к моему, и я смогла хорошо рассмотреть его восточные глаза — маслины в желтоватом белке.

— Будь умной девочкой, — сказал он, — если не хочешь умереть молодой и красивой.

Я уловила его тяжелое дыхание, жуткий запах, с которым уже не справлялись никакие дезодоранты. Похоже, изнутри он в прямом смысле слова разлагался.

* * *

Вечером я спросила Рунова:

— Может, ты вампир?

Он приподнял брови в удивлении, уголки его рта приподнялись, изобразив удивленную улыбку.

— Я вижу тебя только по ночам, утром ты уходишь, словно бежишь от света. Для полноты картины осталось только убедиться в том, что ты не отражаешься в зеркале… А вдруг ты выпьешь мою кровь?

Рунов подтолкнул меня к огромному зеркалу на стене, в котором отразились мы вдвоем. Должна признать, мы выглядели весьма эффектно: ни дать ни взять двойной портрет в золоченом багете. Рунов поцеловал меня в шею, потом шутливо оскалил зубы, точно намереваясь укусить. Я замерла. Трогательная птичка нежности села мне на плечо и выпустила свои крошечные коготки. Ах, как бы я хотела переселиться в Зазеркалье, там, по крайней мере, я могла бы не опасаться Карена и не ломать голову над тем, в какой переплет попала по его воле. Тогда бы, наверное, я избавилась от ужасного ощущения собственной раздвоенности, как будто я зависла между желаемым и действительным, не в силах определить, к какому берегу пристать.

Губы Рунова, покрыв поцелуями мою шею, впились в мое плечо, рука расстегнула молнию на платье. Я зажмурилась и, воспарив, оторвалась от земли…

Я очнулась на ковре, было совсем темно и так тихо, что я ощутила себя погребенной под снежной лавиной. Я нащупала руку Рунова, его пальцы были прохладными.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил он из темноты.

«Меня беспокоит, сможешь ли ты когда-нибудь понять меня и простить», — подумала я. А вслух сказала:

— Скажи, куда ты уходишь и что делаешь. Ведь все это вокруг откуда-то берется и чего-то стоит.

— Ты думаешь, что я опять занимаюсь чем-нибудь противозаконным, я угадал?

— Не в этом дело! Просто, если ты впустил меня в свою жизнь… — Я замолчала, потому что с трудом подбирала подходящие слова.

Рунов сел, прислонившись спиной к кровати.

— А я думал, тебя устраивает некоторая таинственность в наших отношениях. Очень заманчиво было выглядеть в твоих глазах графом Монте-Кристо, загадочный флер — это так романтично… Ничего сверхъестественного я не делаю, не пью кровь, не скупаю грешные души… У меня вполне легальный и достаточно скромный бизнес, связанный с искусством: помогаю молодым и не только молодым художникам заработать на жизнь, нахожу им работу, клиентов, возможность выставить или продать работы за границей. Имею с этого комиссионные, — в общем, все в рамках закона. Если хочешь, я тебя познакомлю с некоторыми из своих подопечных, многие, кстати, очень интересные и талантливые ребята.

— Скажи, а зачем тебе я?

— А ты как думаешь?

В ту ночь мне и приснился тот первый странный сон, который, наверное, следовало бы назвать вещим, если бы я что-нибудь понимала в вещих снах, если бы я могла читать тайную книгу предзнаменований.

Во сне я увидела полузаросший пруд с кувшинками, а посреди него — перевернутую лодку. Я с ужасом принялась искать саму себя и похолодела, разглядев колышущиеся в воде, словно водоросли, рыжие волосы. Женщина в голубом платье лежала в воде лицом вниз, и этой женщиной была я.

И в то же самое время вторая «я», или мой двойник, спокойно сидела на берегу.

Я проснулась в холодном поту…