— А мы вам сейчас эти досочки быстро к делу применим, — ловко нагнулся дядя Яша.
Шурка удивился: сколько у Луши прожили, а что ровной штукой сложены досочки под лавкой — не замечали. А дядя Яша заметил сразу. Ровно напиленные Валей большим — чуть длиннее, чем надо младенцу: в самый раз.
— Есть у вас молоток? И гвозди.
— Есть! — радостно выкрикнул Бобка.
— Нету, — холодно посмотрела на него Луша. Бобка не понял. Дядя Яша — не заметил.
Он быстро переносил свое тело по избе странной прыгающей походкой. К ней тоже надо было еще привыкнуть.
— Что же парень ваш в комоде спит. Есть гвозди? — повторил настойчивее. — Я вам живо кроватку эту сколочу.
Но Луша почему-то не обрадовалась.
— У ребенка свой отец есть, — ответила сурово. — Вернется. Сколотит.
Дядя Яша почему-то покраснел. Забормотал.
И к девочке этой, Саре, тоже надо было привыкать.
От этой мысли стало тошно.
Проснулся он среди ночи. Рука сама потянулась за костылем. Как раньше — ноги сами спускались на пол, в тапки.
На полу — лунный прямоугольник. Дети спят. Сара тоже спит. Удивительно. Но к счастью. Пусть! Сам он так давно не может. Выпить бы. Тогда провалишься в чистую пустую темноту. Но какое у нее выпить, у бабы этой деревенской. Нет, Репейск, конечно, город. А живет — будто девятнадцатый век. Изба, тараканы. Нищета. Такая, что сердце сжимается.
Осторожно перенес вес. Сначала на руку. Потом на костыль. Распрямился. Удержался. Оперся на стол. Нет, обошлось. Главное — не стучать деревяшкой. Была резиновая нашлепка на конце, была. Да отвалилась где-то, как подметка от ботинка. Вот, кстати, до сих пор не было времени подумать: ботинки-то теперь как покупать? За два платить? Жалко. Дорого. Работу-то с одной ногой — кем работать? А детей теперь трое. «Четверо», — испуганно поправил он себя. Но знал, что сам уже не верит. Столько видел с тех пор, как легко и быстро умирают люди. Что живут — теперь гораздо неожиданней, удивительнее. Поверишь тут. Ни Вера, ни Таня не подавали вестей. С тех пор. Ни следа.
Открыл дверь. Осторожно спустился на крыльцо.
Зажал костыль под мышкой. Прикурил.
Внизу темнота — ни огонька. Будто нет там никакого города. А может, и правда нет?
По другую сторону протянулась сероватая полоска. Там будет рассвет. Опять это дурацкое чувство, будто глядит кто-то. Затаил дыхание. Точно, глядит. Два зеленых огонька. Собака бродячая, не иначе.
Дядя Яша махнул костылем. Огоньки отпрянули. Пропали. Он потерял равновесие. Запрыгал на одной ноге. Упал.
Луша поставила миску на землю.
Вынырнул из утренних сумерек пес. Черный, лохматый. Сунулся теменем Луше под руку.
— Еще чего не хватало, — пробурчала она. — Не шастай сюда больше. Понял? Прикормили на свою голову.
Но пыльный лобик погладила.
Пес начал шумно лакать.