— Какая еще пуговка? — Шурка поднялся. — Вам чего, гражданин? Идем, Бобка.

Гражданин в вышитых сапожках. Улыбочка. Кривые усики. Сумасшедший, понял Шурка. Или пьяный. Похоже, именно он спугнул хулиганов, и на том спасибо.

— Пуговка, — все нудел он.

— Идите, идите. — Шурка не глядел ему в глаза. Нельзя смотреть в глаза бродячим собакам, сумасшедшим и пьяницам.

— Давай меняться?

— Бобка, идем же, — потянул Шурка брата. Но Бобка почему-то не двинулся.

— А что у вас есть?

— Не у меня, а у тебя! — оживился гражданин.

Чуть не пританцовывал на месте своими сапожками.

«Они что, знакомы?» — не понял Шурка. Бобку наконец удалось сдвинуть с места.

— Ножичек, а? Меняю пуговку на перочинный ножичек. Ты играешь в ножички? Все вы играете. Мальчишки, я хотел сказать.

— Гражданин, отстаньте. Бобка, ты можешь идти быстрее? — рассердился Шурка.

— А лупу? Хочешь лупу? Настоящую, восьмикратное увеличение.

«Что он плетет?» — бесился Шурка. Он терпеть не мог пьяных.

— Отстаньте, — прошипел через плечо. А на лице брата заметил интерес.

— Две лупы. Одну тебе, другую брату твоему!

А дома все уплывали мимо. Только глядели своими распахнутыми глазами, поднимали резные брови.

— Может, заводной паровоз? — не унимался незнакомец.

Шурка чуть ли не бежал. Тащил Бобку за собой.

— А хочешь велосипед? — пел им вслед голос.

В конце концов, мишка всегда желал им добра, рассудил Бобка.

— «Дуглас»? — спросил он, вытягивая шею.

Женщина в платке шла навстречу. Посмотрела пристально. Шурке стало неловко. «Видок у нас, наверное, — с досадой подумал он. — Прицепился психический». Женщина замедлила ход. А потом еще и обернулась им вслед.

Но гражданин не отставал:

— Самый что ни на есть «Дуглас». С карбидным фонариком.

Но узнать, откуда у незнакомца велосипед марки «Дуглас», Бобка не успел. Перед ними встал холм. Карабкалась вверх тропинка к Лушиному дому.

Сама Луша стояла на крыльце. Руки в боки.

— А ну, Игнат, иди-ка ты отсюдова, — нехорошим голосом попросила она. Шурка снова услышал в ее голосе страх. Страх — и угрозу. — А вы, — дернула она Бобку за ворот, — в дом.

— Луша, ты же комсомолка! — не смутился Игнат. — А в старушечьи сказки веришь! В суеверия и мракобесие! Опиум для народа! Я жертва клеветы и интриги!..

Он, может, еще бы что прибавил, но Луша захлопнула дверь.