– Слышишь? – прошептал в темноте Шурка.

К окну приколотили одеяло: дворник прошел по всем этажам, по всем квартирам, велел жильцам навести затемнение: приказ.

В комнате стояла ненастоящая – не летняя ленинградская, а ровная бархатистая темнота. В ней не было ни кроватей, ни стола. Ни Бублика – одна теплая круглая тяжесть возле ног. Ни ширмы, ни тети Веры, спавшей за ширмой. Вернее, не спавшей.

Хлюпнуло носом. Вздохнуло. Хрустнула подушка.

– Она опять плачет, – поразился Шурка. Таня слушала молча. – Почему?

– Может, из-за чашки.

Первым делом Бублик разбил чашку. Ну не совсем Бублик, но из-за него…

– Ты не переводи разговор, – строго шепнула Таня. – Я сразу поняла, что это ты.

– Это не я.

– Я видела ваши с Бобкой переглядыванья. Чей это мишка?

– Ничей.

– Ты его украл, – повторила сестра.

Рассказать Тане правду было невозможно. Никому ее нельзя было рассказывать. Уж лучше бы украл, чем то, что он сделал. Он их предал. Он своими руками привел Ворона. К тете Вере. К ним. И неизвестно, что теперь из этого выйдет. Было тошно.

– Я его нашел, – не сдавался Шурка.

– Где? – не сдавалась и Таня.

– Ой… Слышишь?

Шепот был тихим, но ясным.

– Не виляй, – прошипела Таня и сердито принялась втолковывать: – Если я лопухнулась с красками, то это не значит, что можно так делать! Это же воровство, понимаешь? Все равно воровство. Даже если из лучших побуждений. Если б я подумала, я бы эти краски пальцем не тронула!

– Я его нашел.

– Где?

Из темноты донесся возмущенный Бобкин голос:

– Мишка, ты что? Немедленно извинись!

Бобка в своей кроватке, похоже, продолжал какую-то дневную игру. Но Шурке было не до него.

– Ой… Ты слышала? Вот опять.

Он не сомневался: «ненавижу этих детей», именно эти слова. Шепотом, но совершенно ясно.

– Шурка, не финти, – холодно отрезала Таня.

Видно, она ничего не слышала. Не слышал и Бобка.

– Это некрасиво, – наставлял он мишку.

Клацнул зубами и улегся поудобнее невидимый в темноте Бублик.

Шурка ждал, но тетя Вера все хлюпала носом.

Конечно, тетя Вера. Кто же еще мог так сказать!

«Неужели она нас ненавидит?» – поразился Шурка. Но поверил.

Он вдруг понял, что тетя Вера жила совсем не так, как привыкла, как ей хотелось и нравилось. Затаилась. Обозлилась. Связалась с врагами. И теперь попала в новую беду. Из-за них…

Шурка не успел додумать.

– Вот что, – вдруг шепотом заговорила Таня. – Отпирайся сколько влезет, но мишку надо вернуть.

– Ты что!

– Где взял.

– Да не крал я его!

Но как объяснить? Нельзя же рассказать остальное.

– Ага, нашел. Я поняла, – отчеканила Таня. – Завтра же вернешь, где нашел. Я сама верну. Не обсуждается.

– Свихнулась? – Решительный тон сестры Шурку не просто удивил – обидел. – Ты-то тут при чем?

– Я должна это исправить.

– Ты что, теперь против нас с Бобкой?

Но Таня была неумолима:

– Так надо. Ради одного человека.

– Ради тетки Верки?!

Таня не ответила. Значит, да.

– Тоже мне, – возмущался Шурка. – Она нас ненавидит, а ты…

– Эй вы! – сдавленно, в нос, крикнула тетя Вера. – А ну спите там.

С Таниной стороны шебуршнулось, скрипнуло. Наверно, сестра накинула на голову одеяло и отвернулась к стене.

– Теоретически, – возразила Таня, – она могла напасть на кого угодно.

– Но сцапала нас! И я ей помог!

– Ты же не знал… И вообще, мы быстро бы вывели этого поганого мишку на чистую воду. Просто мы тогда друг с другом не разговаривали.

Шурке стало больно.

– Давай больше никогда не ссориться, а, Тань?

– Давай, – сказала она неохотно и крепче обхватила Бобку.

– Ты чего?

– Не знаю. «Никогда» сейчас стало таким непонятным, коротким. Может, завтра его не будет совсем.

– Глупости!

Таня промолчала.

– Мишка вовсе не поганый, – вмешался Бобка. – Он не виноват. Он просто такой.