Таня заперла дверь ключом. Задвинула щеколду. Привалилась спиной.

– У нее был топор, – прошептала Таня так, чтобы Бобка не слышал. – Или мне померещилось?

Шурка вспомнил, как ему самому всю дорогу мерещилось, что снег говорит «сдохнем».

– Видела? В темноте? Топор? – иронически уточнил он.

– Ну, может, ломик.

– Какой еще ломик?

– Которым она лед скалывает.

– Она что-то тяжелое тащила.

На столе догорала свеча. Она сделалась совсем коротенькой. Показывала только оранжевого Бобку, который кормил оранжевым сушеным яблоком оранжевого мишку. А так как мишка не разжимал пасти, Бобке опять пришлось учить его личным примером:

– Клади в рот. Вот так… Жуй.

Ручка двери за Таниной спиной ожила, задвигалась вверх-вниз. Таня отпрыгнула.

– Кто там? – беспомощно вскрикнул Шурка.

– Вы что, заперлись? – ответил Манин голос.

– Это Маня, – шепнул Шурка.

– Это… Она изображает Маню, – диким голосом прошептала Таня.

– Прекрати, Таня, – слегка рассердился на нее Шурка, потому что и ему стало не по себе.

– Вы что не отпираете? – удивился из-за стола Бобка.

Бублик не рычал и не лаял. Это убедило.

Маня тут же заглянула поверх их голов. Обшарила глазами комнату, старательно избегая встречи с другими взглядами.

– Вы это… – раздраженно-нетерпеливо заговорила она, не переставая оглядывать комнату. – Не по-честному как-то. Я вам дровишки почти месяц подкидываю. Больше – два месяца почти! И в школу записала. А вы мне взамен какие-то ягодки сухие подсунули, и рады. Да я вам только дров рублев на двадцать одолжила. Если не на сорок. Точно! На сорок. Вы тут объедаетесь, а отдавать кто будет? Пушкин?

Таня сориентировалась быстрее, чем Шурка. Быстро схватила со стола печенье, сунула Мане в руки и, пока та соображала, захлопнула дверь. Задвинула защелку.

– Маня хорошая, – попробовал вступиться Шурка. – Она просто немного… просто хочет есть.

– Не нравится мне это, Шурка.

– Маня хорошая, – упорно повторил он.

– Послушай, давай все соберем, посмотрим. Разделим. Чтобы не вышло так, что мы все быстро съели.

– Так ведь мама уже едет к нам…

– Тем более.

Таня принялась раскладывать на столе печенье – на три кучки.

– Это ты, я и Бобка, – пояснила.

– А Бублик?

– Точно, – смутилась она. – И Бублик.

Добавила четвертую. Кучки сразу уменьшились. Настала очередь конфет.

В дверь опять застучали. Забарабанили.

– Откройте! – вопила Маня.

Таня глянула на Шурку испуганно. В глазах у нее оранжевыми точками отражался огонек свечи.

– Она не злая, – повторил Шурка. Но уже не слишком уверенно.

Таня быстро накрыла печенье подушкой. Шурка отпер.

– Вот что, – нервно затарахтела Маня. Глаза горели на впалом лице. – Я тут посчитала: дров я вам одолжила вовсе не на сорок, а на сто рублев! А вы тут разбогатели, смотрю. А надо бы долг отдать.

Она норовила войти. Сдвинуть Шурку.

– У нас нет денег, – пискнул Шурка.

Таня бросилась стремглав, сунула Мане твердые камушки конфет и, пока та смотрела в ладонь, ловко толкнула ее и опять заперла дверь.

Несколько мгновений тишины – и в дверь снова забарабанили так, что Бобка вздрогнул.

– На сто рублев у меня дров извели! А кто отдавать будет?!

– Шурка… – в Танином голосе стояли слезы. – Она не отстанет, пока мы ей не отдадим все.

В дверь бухали уже ногой: бум! бум! бум! И каждый раз Бобка подскакивал.

– Шурка!

– Погоди, сейчас кто-нибудь из соседей прибежит на шум и уймет ее.

Бум! Бабах!

– Ты давно хоть каких-нибудь соседей видел?

– Мы же в школе были, – возразил Шурка. – Я был. И вообще, ходили туда-сюда.

Дверь тряслась: бум! бу-бум!

– Ты что это, гадина, безобразничаешь? – грохнул издалека голос. – Имущество портишь!

Но это был голос не соседки с косой, не соседки в очках, похожей на сову, не соседки-старушки, не соседки с неандертальским лбом и тем более не соседа. Это был голос дворничихи. Таня и Шурка слушали из-за двери ни живы ни мертвы.

– Сама гадина, – хрипло огрызнулась Маня. – Не твое дело. И имущество не твое. Катись к себе в дворницкую.

– Очень даже мое.

– С каких это пор, интересно?

– А это видала?

Неизвестно, что там показала Мане дворничиха, но стало тихо.

– Не вижу. Что ты мне бумажку суешь? Что я тебе, летучая мышь, чтобы в темноте читать? – предприняла новую атаку Маня.

– А я тебе спичечкой посвечу. Я тебе, гадине, вслух прочитаю. Ордер это, курица ты слепая! Живу я теперь здесь, вот чего!

– За парамоновским добром приперлась, скажи лучше.

Шурка, Таня и Бобка молчали. «Парамоновское добро» мерцало отблесками пламени из темноты, будто смотрело на них крошечными оранжевыми глазками.

– А плевала я на твое мнение, Манька. Кончилась твоя власть криком. Вот ты где у меня теперь! Я теперь ответственная по квартире…