Таня заперла дверь ключом. Задвинула щеколду. Привалилась спиной.
– У нее был топор, – прошептала Таня так, чтобы Бобка не слышал. – Или мне померещилось?
Шурка вспомнил, как ему самому всю дорогу мерещилось, что снег говорит «сдохнем».
– Видела? В темноте? Топор? – иронически уточнил он.
– Ну, может, ломик.
– Какой еще ломик?
– Которым она лед скалывает.
– Она что-то тяжелое тащила.
На столе догорала свеча. Она сделалась совсем коротенькой. Показывала только оранжевого Бобку, который кормил оранжевым сушеным яблоком оранжевого мишку. А так как мишка не разжимал пасти, Бобке опять пришлось учить его личным примером:
– Клади в рот. Вот так… Жуй.
Ручка двери за Таниной спиной ожила, задвигалась вверх-вниз. Таня отпрыгнула.
– Кто там? – беспомощно вскрикнул Шурка.
– Вы что, заперлись? – ответил Манин голос.
– Это Маня, – шепнул Шурка.
– Это… Она изображает Маню, – диким голосом прошептала Таня.
– Прекрати, Таня, – слегка рассердился на нее Шурка, потому что и ему стало не по себе.
– Вы что не отпираете? – удивился из-за стола Бобка.
Бублик не рычал и не лаял. Это убедило.
Маня тут же заглянула поверх их голов. Обшарила глазами комнату, старательно избегая встречи с другими взглядами.
– Вы это… – раздраженно-нетерпеливо заговорила она, не переставая оглядывать комнату. – Не по-честному как-то. Я вам дровишки почти месяц подкидываю. Больше – два месяца почти! И в школу записала. А вы мне взамен какие-то ягодки сухие подсунули, и рады. Да я вам только дров рублев на двадцать одолжила. Если не на сорок. Точно! На сорок. Вы тут объедаетесь, а отдавать кто будет? Пушкин?
Таня сориентировалась быстрее, чем Шурка. Быстро схватила со стола печенье, сунула Мане в руки и, пока та соображала, захлопнула дверь. Задвинула защелку.
– Маня хорошая, – попробовал вступиться Шурка. – Она просто немного… просто хочет есть.
– Не нравится мне это, Шурка.
– Маня хорошая, – упорно повторил он.
– Послушай, давай все соберем, посмотрим. Разделим. Чтобы не вышло так, что мы все быстро съели.
– Так ведь мама уже едет к нам…
– Тем более.
Таня принялась раскладывать на столе печенье – на три кучки.
– Это ты, я и Бобка, – пояснила.
– А Бублик?
– Точно, – смутилась она. – И Бублик.
Добавила четвертую. Кучки сразу уменьшились. Настала очередь конфет.
В дверь опять застучали. Забарабанили.
– Откройте! – вопила Маня.
Таня глянула на Шурку испуганно. В глазах у нее оранжевыми точками отражался огонек свечи.
– Она не злая, – повторил Шурка. Но уже не слишком уверенно.
Таня быстро накрыла печенье подушкой. Шурка отпер.
– Вот что, – нервно затарахтела Маня. Глаза горели на впалом лице. – Я тут посчитала: дров я вам одолжила вовсе не на сорок, а на сто рублев! А вы тут разбогатели, смотрю. А надо бы долг отдать.
Она норовила войти. Сдвинуть Шурку.
– У нас нет денег, – пискнул Шурка.
Таня бросилась стремглав, сунула Мане твердые камушки конфет и, пока та смотрела в ладонь, ловко толкнула ее и опять заперла дверь.
Несколько мгновений тишины – и в дверь снова забарабанили так, что Бобка вздрогнул.
– На сто рублев у меня дров извели! А кто отдавать будет?!
– Шурка… – в Танином голосе стояли слезы. – Она не отстанет, пока мы ей не отдадим все.
В дверь бухали уже ногой: бум! бум! бум! И каждый раз Бобка подскакивал.
– Шурка!
– Погоди, сейчас кто-нибудь из соседей прибежит на шум и уймет ее.
Бум! Бабах!
– Ты давно хоть каких-нибудь соседей видел?
– Мы же в школе были, – возразил Шурка. – Я был. И вообще, ходили туда-сюда.
Дверь тряслась: бум! бу-бум!
– Ты что это, гадина, безобразничаешь? – грохнул издалека голос. – Имущество портишь!
Но это был голос не соседки с косой, не соседки в очках, похожей на сову, не соседки-старушки, не соседки с неандертальским лбом и тем более не соседа. Это был голос дворничихи. Таня и Шурка слушали из-за двери ни живы ни мертвы.
– Сама гадина, – хрипло огрызнулась Маня. – Не твое дело. И имущество не твое. Катись к себе в дворницкую.
– Очень даже мое.
– С каких это пор, интересно?
– А это видала?
Неизвестно, что там показала Мане дворничиха, но стало тихо.
– Не вижу. Что ты мне бумажку суешь? Что я тебе, летучая мышь, чтобы в темноте читать? – предприняла новую атаку Маня.
– А я тебе спичечкой посвечу. Я тебе, гадине, вслух прочитаю. Ордер это, курица ты слепая! Живу я теперь здесь, вот чего!
– За парамоновским добром приперлась, скажи лучше.
Шурка, Таня и Бобка молчали. «Парамоновское добро» мерцало отблесками пламени из темноты, будто смотрело на них крошечными оранжевыми глазками.
– А плевала я на твое мнение, Манька. Кончилась твоя власть криком. Вот ты где у меня теперь! Я теперь ответственная по квартире…