Пошёл домой и… повесился

Знаменитый английский юморист Джером К. Джером ещё в XIX веке писал:

«…В Германии вдыхаешь пристрастие к порядку вместе с воздухом, здесь даже грудные дети отбивают такт погремушками. ‹…› Немец охотно любуется видом с вершины горы, если там прибита дощечка с надписью, куда и на что глядеть. ‹…› Если тут же на дереве он усмотрит полицейское объявление, запрещающее ему куда-нибудь повернуть или что-нибудь делать, то это одаривает его чувством полного удовлетворения и безопасности.

‹…› Здесь запрещается делать многое, что делать очень легко и очень интересно; существуют целые списки запретных поступков, от которых пришёл бы в восторг молодой англичанин. Так, в Кёнигсберге он может начать с самого утра, стоит только вывесить из окна тюфяк — здесь запрещается вывешивать из окон тюфяки. Дома он может вывеситься хоть сам: никому это не мешает и никто ему не запретит, лишь бы он не разбивал при этом окон и не вредил прохожим.

Затем, здесь запрещается гулять по улицам в таком платье, которое может показаться фантастическим (следующий далее перечень того, что в Кёнигсберге „verbotten“, из восемнадцати пунктов, мы опускаем. — Д. Я.).

‹…› Полицейский для немца — брамин. ‹…› В Германии городовой вызывает благоговение и восторг. Здесь каждый гражданин чувствует себя солдатом, а городовых признаёт офицерами. Городовой указывает ему, куда идти и с какой скоростью и как переходить мосты; если бы у мостов не было полиции, немец готов был бы сесть на землю и ждать, пока протечёт вся река.

‹…› Мне кажется, что приговорённому к смертной казни немцу можно было бы просто дать верёвку и печатные правила: он отправился бы домой, прочёл бы их внимательно и повесился бы у себя на заднем дворе согласно всем пунктам…» («Трое на четырёх колёсах»).

Голубая башня

Конечно, это несколько утрированное восприятие, но… на сей раз мы «гуляем» по судам и полицейским участкам «города-призрака».

Каждый средневековый город — Кнайпхоф, Альтштадт и Лёбенихт — имел свой собственный суд. Кстати, гербы этих городов взяты с их судебных печатей. Судья назывался «шоппен» («кружка»), верховный судья — «шоппен майстер». В 1517 году герцогом Альбрехтом в Королевском замке был создан апелляционный суд. В 1657-м — курфюрст Фридрих Вильгельм создал Хофхансгерихт — суд по особо тяжким преступлениям.

В 1724 году суды трёх городов были объединены в Королевский городской. В 1808-м — появился земельный суд. Кроме него, в Кёнигсберге существовали промышленный суд и долговая тюрьма, располагавшаяся в Альтштадтской Новой башне.

Первоначально приговорённых к лишению свободы либо задержанных до выяснения обстоятельств содержали именно в городских башнях. Нижние этажи башен предназначались для складирования разных припасов и имущества, верхние — под «узилище». Башня по-немецки «турм». Отсюда, кстати, и произошло русское слово «тюрьма».

(Мы не берёмся утверждать, но слово это вполне могло быть заимствовано именно в Кёнигсберге в годы, когда им правил русский генерал-губернатор. Исконно русское название места, где сидят в заточении, — «острог», «застенок», «темница», «узилище»; позже появляются «каземат», «камера»… и только начиная со второй трети XIX столетия — «тюрьма», «тюремщик» и т. д.)

Самые известные «турмы» — Голубая и Жёлтая. Голубая была построена в 1378 году. Известно, что в 1687 году в ней томилась в заключении 14-летняя девочка, обвинённая в колдовстве.

Жёлтая башня возвышалась в северной части альтштадтской стены. В сущности, она была бесполезной, и в 1796 году некий городской советник предложил её разломать. Однако городской строительный мастер Бликк вынес заключение о нецелесообразности сноса. Магистрат принял решение: «Пустая башня должна остаться для сохранения статус-кво».

«Арестхаус»

В 1800 году из соседней — Воровской — башни в Жёлтую были переведены восемь пленных — и городской советник Хампус пенял магистрату на то, что в Жёлтой отсутствует жильё для сторожей и потому использовать её как тюрьму недопустимо.

В 1811 году при штормовом ветре с Жёлтой башни начала сыпаться кровельная черепица, и магистрат «приговорил» башню к продаже. В 1812 году булочник Вернер купил её за 100 талеров и «посадил» на её крышу дом — вместо первоначального жилища, располагавшегося на шпиле с зубчатым венцом. Кстати, всё это время башня ещё не называлась Жёлтой — название появилось позже, когда в 1864 году её купил предприниматель Герман Кадах и прикрепил на неё гигантский рекламный щит ядовито-жёлтого цвета.

Вообще-то у немцев было в употреблении ещё одно словечко: «арестхаус». Первая кёнигсбергская тюрьма, которая располагалась не в башнях, была построена на руинах старой Закхаймской кирхи (ныне Московский проспект в районе картинной галереи). Кирха эта была заложена в 1640 году, построена в 1648-м, а в 1704-м в ней появился орган, но в 1764-м она… сгорела при большом пожаре в Лёбенихте. Новая кирха была воздвигнута на новом месте, а останки прежней стали использоваться в качестве «арестхауса».

…Первоначально у каждого из трёх городов было своё место для проведения смертной казни. В 1724 году, после объединения Кнайпхофа, Альтштадта и Лёбенихта, лобное место тоже стало общим и было переведено на Россгартенский рынок, где вплоть до конца XIX столетия красовалась виселица. Правда, тела повешенных с высунутыми языками перестали по два-три дня раскачиваться на ветру ещё в середине XVIII века.

Теперь это место находится на пересечении улиц Фрунзе и Клинической, аккурат перед ГТРК «Калининград».

Шеф полиции, друг Канта…

В Средние века функции надзора за правопорядком осуществляли гильдии ремесленников трёх городов, в определённые дни заступая на охрану крепостных стен. Полиция как таковая появилась в 1639 году, а после объединения трёх городов стала королевской.

Интересно, что в 1780 году директором городской полиции, а позже и обер-бургомистром был Теодор Готтлиб Гиппель — друг Канта, литератор и коллекционер. (В его собрании картин имелось много шедевров нидерландской живописи и, прежде всего — работы Франца Хальса. После смерти Гиппеля его племянник подарил коллекцию городу.)

При Гиппеле «штаб-квартира» городской полиции располагалась в его доме на Хёкерштрассе, 31 (ныне улица не существует), у Альтштадтского рынка. Но 28 июля 1831 года, когда в Кёнигсберге вспыхнул печально знаменитый «чумной бунт», это здание было разрушено. А Полицейский президиум переехал на Юнкерштрассе, 8 (ныне улица Шевченко) — в помещение табачной фабрики Шиммельпфеннига (которое до этого находилось в собственности Эфраима, берлинского «монетного еврея» короля Фридриха).

К 1895 году в городе было 103 ночных сторожа, а полиция насчитывала 122 человека. С 1912 по 1914 год известными архитекторами Лаунером и Фюрстенау было построено новое здание Полицейского президиума на Штреземаннштрассе, 13 (ныне Советский проспект, 3). Украшающий его скульптурный шлем стража порядка изваял профессор скульптуры Станислаус Кауэр.

После Второй мировой войны в этом здании расположилось Калининградское областное управление НКВД. А когда его функции были разделены между КГБ и милицией, там осталось Управление комитета госбезопасности (ныне УФСБ). Один из немногих примеров, когда уцелевшее здание используется почти по прямому назначению.

Бытует мнение, что под нынешней площадью Победы при немцах пролегала железнодорожная ветка, которая тянулась до подвалов Полицай-президиума.

К сожалению, это легенда. Никакой подземной тайной ветки не существует, как не было в ней и никакого смысла. Туннель под площадью действительно есть, но в том месте, где в XIX веке проходил ров оборонительных сооружений.

Кстати, в помещении УВД на Советском проспекте, 7, в Кёнигсберге размещалось управление Восточнопрусских электрических сетей, после войны — 7-й лагерь для немецких военнопленных. УВД «въехало» после депортации немецкого населения. А первый калининградский городской отдел милиции, между прочим, занимал дом на Кирова, 17, где сейчас располагается областная Дума.

«Зелёная Минна»

У кёнигсбергской полиции была своя «изюминка» — «Зелёная Минна». Этакий эквивалент российского «чёрного воронка» — крытый фургон с полукруглой крышей, резко отличавшийся от других экипажей на колёсах. Он был выстеган изнутри (точнее, внутренние стенки его были обиты подушками), имел в крыше отдушину, а сбоку болтался зелёный фонарь. Управлял экипажем возница, едущий верхом на чалой лошади, а сзади шёл полицейский в специальном шлеме.

В «Зелёную Минну» грузили пьяных прохожих, чтобы под аплодисменты городской молодёжи доставить «дровишки» в вытрезвитель (в полицейском участке) или на «отсидку» в кутузку на Юнкерштрассе, 8.

Кстати, о «перебравших» шнапса согражданах в Кёнигсберге трепетно беспокоились: мягкая обивка в «Зелёной Минне» была предусмотрительно сделана для того, чтобы «тела», валяющиеся на полу тряского экипажа, на поворотах и ухабах не стукались о стенки, а стукнувшись-таки — не ушиблись.

Если верить всё тому же Джерому, «клиентом» «Зелёной Минны» мог оказаться кто угодно — но только не студент!

«Некоторая свобода предоставлена в Германии только студентам, и то до известной степени: граница этой свободы выработалась постепенно обычаем. Например, в Кёнигсберге студенту разрешается засыпать в пьяном виде на улицах, но не на главных; на следующее утро полицейский доставит его без всякого штрафа домой, но при том условии, если он свалился с ног в тихом месте; поэтому, чувствуя приближение бессознательного состояния, выпивший студент спешит завернуть за угол, в переулок, и там уже спокойно протягивается вдоль канавки».

Коновалов и Либкнехт

Отдельная история связана со зданием Управления провинциального суда Восточной Пруссии, которое размещалось в восточной части северного крыла Королевского замка, рядом с Овсяной башней. 12 июля 1904 года там проходил известный далеко за пределами Кёнигсберга процесс над немецкими социал-демократами, которые помогали большевикам нелегально транспортировать в Россию газету «Искра». Обвиняемых защищал Карл Либкнехт. Процесс был поднят на небывалую политическую высоту и получил огласку в международной прессе.

Прусский суд был вынужден вынести «эсдекам» почти оправдательный приговор: они отделались несколькими месяцами заключения вместо «светивших» внушительных сроков. Эпизод этот в своё время фигурировал во всех учебниках по истории КПСС — но первого секретаря обкома партии Коновалова, исполнившего «указание сверху» снести Королевский замок, не остановила даже тень «коммунистического святого» Либкнехта…

В 20-е годы XX века Управление провинциального суда было перенесено из замка туда, где сейчас располагается Калининградский государственный технический университет. Портал украсил резьбой по штукатурке известный скульптор Герман Тилле, в главном зале была установлена бронзовая скульптура «Сидящая Юстиция» работы Станислауса Кауэра.

«Прокурор и адвокат»

А ещё в ноябре 1912 года на Хуфеналлее (ныне проспект Мира) была установлена металлическая скульптурная группа «Борющиеся зубры» работы Августа Гауля. И хотя зубры были подарены Кёнигсбергу Прусским министерством культуры безотносительно к правосудию, в народе этих мускулистых животных немедленно окрестили «прокурор и адвокат», а кёнигсбергская поэтесса Шарлотта Вюстендёрфер чуть позже сочинила стихотворение «Два быка обнажённых…», которое заканчивалось словами:

У кёнигсбергской молодёжи с этими зубрами была связана одна забавная традиция… Нет, не та, о которой вы наверняка подумали, а гораздо невинней: подтягиваться на вытянутых хвостах — на спор, кто больше. А вот калининградская молодёжь установила свой обычай. Вот как писал об этом в местном самиздате местный бард Андрей Преголев в поэме «История Пруссии от Ведевута до Романина»:

Что ещё? Ну, пожалуй, несколько слов о первом светофоре. Он появился после Первой мировой войны на Кайзер-Вильгельм-платц перед замком. Сначала — механический: будка в виде балкона, прилепленного к углу дома. По приставной лестнице туда поднимался регулировщик и периодически вывешивал таблички «Ехать» или «Стоять». В сороковые годы будка и впрямь стала балконом, а светофор — электрическим.

Впрочем, особенности немецкой регулировки дорожного движения — отдельная тема.