«Чёртовы яблоки»

Рассматривать войну как профессию мужчины Восточной Пруссии научились очень давно. Известно, что в Средние века из немцев получались идеальные ландскнехты (говоря современным языком, наёмники). Которые к тому же были богобоязненны.

Католики постятся четыре месяца в году, и, чтобы лишённый мяса ландскнехт не утратил своей боеспособности, священники даже пустились на хитрость, объявив «постным»… бобра! («Бобр водоплавающий — сиречь постный».) Так что бедных животных употребляли в еду весьма активно, делая вид, что бобр — это, в каком-то смысле, рыба.

Забавно, но факт: многое в «военной» жизни Кёнигсберга очень плотно связано с едой. Дело в том, что в средневековой Европе не умели, собирая урожай, отсортировывать качественную рожь от так называемой ржаной спорыньи — сорняка, содержащего токсины. Хлеб, испечённый из ржаной муки с примесью спорыньи, фактически был отравлен: у людей, откушавших его, возникали галлюцинации — те самые «видения», которые многих приводили в итоге на костёр святой инквизиции.

Спасением нации стала картошка, завезённая в Европу пиратом Френсисом Дрейком. Вроде бы ему за это потом простили даже его пиратство — хотя поначалу и окрестили картошку «чёртовыми яйцами» (вариант: «чёртовы яблоки»).

 

«Футхели» и муштра

Интересно, что Пётр I, впервые попробовавший картофель в Голландии, завозить его в Россию распорядился именно из Пруссии. Где Фридрих Вильгельм I успел объявить картофелеводство «национальной обязанностью немцев». Помидоры в это время ещё были украшением оранжерей (в Кёнигсберге домашние хозяйки держали их на подоконниках, в горшках, как цветы) — но королевские драгуны уже разъезжали по Восточной Пруссии, принуждая крестьян заниматься выращиванием картошки в «промышленных объёмах» и подавляя многочисленные «картофельные бунты».

Людей в деревнях категорически не устраивало «высочайшее повеление» засаживать картофелем лучшие земли — те самые, на которых вот уже не одно столетие колосилась рожь. И армия выполняла карательные функции. При этом в рацион прусских солдат картофель почти не входил: основу рациона составляла колбаса, состоявшая из гороховой муки, сала и мясного сока.

Кстати, в русский язык слово «колбаса» пришло именно из Пруссии. «Колбасник», «немецкая колбаса», «гороховая колбаса» — так называли русские прусских солдат, посмеиваясь над некоторой их физиологической особенностью… связанной с чрезмерным потреблением гороха.

Прусская армия в это время вообще представляла собой любопытное зрелище.

Ставка делалась исключительно на дисциплину. Солдат приучали автоматически — единообразно — реагировать на команды, изнуряя их (солдат) постоянной муштрой и «футхелями» (то есть ударами палкой).

Надевший солдатскую форму носил её пожизненно. Половина прусской армии в начале XVIII века состояла из людей старше тридцати лет, некоторым было по сорок пять, а попадались даже шестидесятилетние.

Унтер-офицерам (их называли «wamsklopfer», то есть «выколачивающие куртки») было в среднем года по сорок четыре.

 

Вербовщики и рекруты

Теоретически служба в армии считалась добровольной. Практически вся Пруссия была поделена на квадраты, в пределах которых вербовщики устраивали настоящие облавы, конкурируя между собой, отпуская потенциальных рекрутов за выкуп, похищая «чужих» завербованных, и т. д., и т. п.

По закону не подлежали вербовке дети дворян, дети обладателей значительных состояний (более 10 тысяч талеров), владельцы крестьянских хозяйств и их единственные сыновья, рабочие промышленных предприятий, а также сыновья священников (в том случае, если сами учились богословию). Но реально единственной гарантией от вербовки был… малый рост.

Почти все Фридрихи-Вильгельмы (а их в прусской истории было множество) происходили из династии Гогенцоллернов — и обожали рослых, крепких солдат, не ниже 5 футов 6 дюймов (то бишь под два метра ростом). Так что прусские матери умоляли своих сыновей: «Не расти, а то вербовщики тебя поймают!» А если у крестьянина было несколько сыновей, имение наследовал самый низкорослый из них.

Впрочем, солдат всё равно не хватало. Поэтому прусские монархи то распоряжались вербовать иностранцев (так что в отдельные периоды истории прусская армия на две трети состояла из людей иных национальностей). То «забривали лбы» политическим преступникам… То настаивали на «разумном применении телесных наказаний» (дескать, нельзя излишним количеством «футхелей» делать солдата негодным к службе, это приводит к расходам на нового рекрута). То, напротив, предписывали «давать футхелей, не жалея», чтобы солдат твёрдо помнил: «Вечное блаженство — в руке Божьей, всё остальное — в руках командира».

Памятник королю Фридриху Вильгельму III работы А. К. Э. Кисса. Установлен в 1851 году

 

Дворяне и бюргеры

Единственное соблюдалось неукоснительно: дослужиться до офицера мог только дворянин. Фридрих Великий, к примеру, при представлении ему молодых кандидатов на офицерский чин собственноручно изгонял тех, кто не имел дворянского происхождения. И бил их клюкой по спине нещадно. «Бюргеры не годятся в офицеры, — утверждал он, — их мысли направлены не на вопросы чести, а на прибыток».

Такое монаршее предубеждение против лиц «недворянской крови» привело к тому, что:

а) зажили припеваючи чиновники, умевшие — за соответствующее вознаграждение — вписать в документы имярек (стремящегося сделать офицерскую карьеру) заветные буковки «фон»;

б) озолотились те же чиновники, имевшие возможность словечко «фон» из документов… вымарать (дело в том, что при острой нехватке офицеров всех мальчиков двенадцати-тринадцати лет насильственно забирали из дворянских усадеб в кадеты; вот родители и покупали документы, подтверждавшие, что мальчик — отнюдь не фон).

Вообще же военной элитой в Восточной Пруссии считалась лёгкая кавалерия. Гусары. Которым даже отказывали в разрешении на брак: «Гусар должен добывать себе счастье единственно лезвием сабли!» А остальным офицерам разрешение на брак давалось лишь в том случае, если невеста была дворянкой и имела собственное приличное состояние.

Но, несмотря на строжайшую «селекцию», блестящей молодёжи (вроде той, которая в 1825 году выйдет на Сенатскую площадь в Санкт-Петербурге) среди прусских военных практически не было. Это в России военные философствовали, писали стихи, шли за Идею на дуэль, эшафот или каторгу… ну, на худой конец, изящно танцевали мазурку и грассировали, как истые французы. В Пруссии даже фельдмаршалы (из аристократов!) частенько говорили на «платдойче» (немецкий народный нелитературный язык). А сколько-нибудь образованные люди среди прусских военных были очень большой редкостью.

 

Кавалер ордена Святого Владимира

Быт военных отличался простотой — но не в смысле бедности, а, скорей, в смысле неотёсанности.

Неженатые офицеры большей частью проживали в казармах, семейные — в домах, рассчитанных на несколько квартир. В одном из таких домов, на бывшей Врангельштрассе, 49 (ныне улица Черняховского, 17), сейчас находится редакция газеты «Новые КОЛЁСА Игоря РУДНИКОВА».

Кстати, о Врангельштрассе. Эта «военная улица» возникла в 1885 году, когда были объединены три маленькие улочки: Обергассе (Верхний переулок — от нынешней площади Василевского до улицы Пролетарской); Юдиттенфридхоф-штрассе (улица Еврейского Кладбища — от нынешней улицы Горького до улицы Пролетарской) и Штайндаммервалльгассе (Штайндаммский Вальный переулок).

Граф Фридрих Генрих Эрнст фон Врангель родился в 1784 году в Штеттине (ныне польский город Щецин). Служить начинал юнкером в драгунском полку. В 1798-м получил первое офицерское звание, а в феврале 1807 года отличился в сражении под Прейсиш-Эйлау (ныне Багратионовск). За боевые заслуги в борьбе с Наполеоном он был удостоен не только немецкой награды, но и русского ордена Святого Владимира.

Далее Врангель продолжал продвигаться по службе, а в 1813 году за боевые действия против Наполеона получил чин майора и офицерский орден — Железный крест II класса.

В 1823 году Врангель стал генерал-майором, ещё через пять лет — генерал-лейтенантом.

В 1839 году прусский король назначает его командовать Первым армейским корпусом в Кёнигсберге. В 1845-м король Фридрих Вильгельм предложил Врангелю взять персональное шефство над кёнигсбергским кирасирским полком. В 1849-м Врангель удостоился высшего прусского ордена «Чёрный орёл» (его получали только дворяне — за исключительные заслуги перед королём и отечеством).

В 1877 году Врангель умер в чине фельдмаршала.

Врангелевский полк просуществовал до 1919 года — когда был расформирован по Версальскому договору.

 

Манеж и лошадей сменил рынок

Кирасирская казарма на Врангельштрассе была построена между 1770 и 1780 годами. В 1927 году городские власти приобрели пустующее помещение у военного ведомства. В центральной части был сделан пролом: там пролегла Циццелинштрассе (теперь это часть улицы Пролетарской — от Черняховского до Тельмана).

В западном крыле был устроен лицей имени Бисмарка, в восточном — народная восьмилетняя школа имени Гердера. Рядом с казармой располагался цейхгауз (там ремонтировали технику, вооружение).

После штурма города в апреле 1945-го западная часть кирасирской казармы сгорела и позже была разобрана на кирпич. В восточном крыле сейчас — общество глухих (здание сдаётся под офисы многочисленным фирмам). В цейхгаузе — Калининградская кондитерская фабрика.

На месте нынешнего Центрального продовольственного рынка в Кёнигсберге был манеж кирасирского полка. Там объезжали лошадей. Незадолго до Второй мировой войны городские власти выкупили манеж у военных и разместили там с одной стороны «Штадтхоф» — предприятие типа МУП «Чистота», следившее за благоустройством города; с другой — стадион.

Во время штурма Кёнигсберга манеж сожгли. В 1948 году руины были отданы под Центральный рынок.

 

Башня Врангеля

Говоря о Врангельштрассе, нельзя не сказать о башне Врангеля. Прикрывающая Обертайх (Верхний пруд) с западной стороны, она была построена в 1853 году и сначала называлась «Отец Филипп» (парная к ней — башня «Дона»).

В 1924 году на столбе у стены башни Врангеля была прикреплена памятная доска из песчаника: «Германия, помни о своих колониях!» (По Версальскому договору страна была поставлена победившей Антантой в унизительное положение.) Сейчас эта надпись едва различима.

В том же году около башни установили бронзовую скульптуру работы Иоганна Ройша: немецкий крестьянин Михель с цепом для обмолотки зерна в руке. Располагалась в этой башне молодёжная туристическая база.

После сорок пятого года там сначала был «расквартирован» военторг № 540. Потом башня пустовала. Сейчас в ней — антикварный магазин.

…В том же 1924 году на углу Врангельштрассе появился мемориальный комплекс: на стене из тёмного клинкерного кирпича — мраморные доски с именами всех погибших за время существования Врангелевского полка кирасир, тут же — рельеф с изображением кавалериста работы известного скульптора Станислауса Кауэра (сейчас на этом месте — рекламный щит кондитерской фабрики).

Кроме того, в июле 1934 года в сквере у южного берега Верхнего пруда водрузили конную статую кирасира Врангелевского полка со знаменем в руке (скульптор Отто Эмиль Рихтер). После войны все они — и немецкий крестьянин Михель, и кирасиры — были переплавлены.

 

Изумруд, Рубин, Алмаз и Жемчуг

Из казарм до сих пор сохранились Фридрихсбургские ворота — отдельный элемент одного из самых крупных на территории Кёнигсберга фортификационных сооружений — форта «Фридрихсбург» (сейчас это территория автопредприятия на улице Портовой — между улицами Железнодорожной и Полоцкой).

Проект цитадели разрабатывался немецким придворным математиком П. Х. Оттером. Крепость имела форму квадрата, по углам которого размещались каменно-грунтовые бастионы со странноромантическими названиями: Изумруд, Рубин, Алмаз, Жемчуг. Казармы были построены во внутреннем дворе. Ворота же были возведены в 1852 году. В 1910-м город выкупил этот объект у военного ведомства и стал использовать в качестве вспомогательного сооружения в районе подъездных железнодорожных путей.

В апреле 1945 года ворота сильно пострадали, потом долго оставались заброшенными. И только постановление Совета Министров РСФСР от 1960 года, согласно коему Фридрихсбургские ворота объявлялись памятником градостроительства и архитектуры, спасло им жизнь. Однако и поныне они пребывают в очень плохом состоянии.

 

Казарма «Кронпринц»

Оборонительная казарма «Кронпринц» была построена в 1843 году и названа так в честь наследного принца Вильгельма (который в 1861 году был коронован в Кёнигсберге, а через десять лет стал императором Германии). Это фортификационное сооружение, выдержанное в стиле неоготики и неоренессанса, по своему конструктивному решению аналогично цитадели в Кронштадте и Брестской крепости. Предполагалось, что защитники «Кронпринца» могут довольно долго держать круговую оборону. Казарма состоит из главного П-образного корпуса общей длиной 150 метров с двумя боковыми флигелями. Первоначально она была окружена рвом, который наполнялся водой из Верхнего озера.

Смотр войск в Королевском саду, XIX век

Казарма «Кронпринц»

Сразу после постройки её заняли элитные части Кёнигсбергского гарнизона — сапёрный батальон и часть полка крепостной артиллерии. Здесь же в разное время размещалось командование гарнизона.

В 1890 году, в связи с появлением вокруг города пояса фортов, значение оборонительной казармы «Кронпринц» упало. Из неё изъяли орудия, казематы перестроили под дополнительные помещения.

С 1933 года казарма стала местом дислокации кёнигсбергской полиции, военного казначейства вермахта, командования 1-й дивизии, складов, различных городских служб — и получила название Полицейской.

В начале сороковых годов там разместились сапёры — и «Кронпринц» стал называться «Герцогсапёр». С января 1945 года там дислоцировалась 367-я немецкая пехотная дивизия.

 

Скорее жив, чем мёртв

Во время штурма Кёнигсберга «Кронпринцу» сильно досталось: казарма служила опорным пунктом фашистских войск. После взятия города в «Кронпринце» разместились части штрафного батальона, участвовавшего в штурме Кёнигсберга. Потом в отдельные помещения казармы начали въезжать первые переселенцы.

В 1950 году «Кронпринц» занял 27-й отдельный учебный танкоремонтный полк — и это, в сущности, спасло казарму от разбора на кирпичи.

В 70–80-е годы прошлого столетия «Кронпринц» менял обитателей как перчатки: мореходка, общежития, различные организации Минрыбхоза, школа усовершенствования кадров плавсостава, всевозможные склады, торгово-закупочная база военторга — всего не упомнить.

Сейчас в бывшем «Кронпринце» — высшая школа управления, мореходная школа, ночной клуб «Амстердам» и ряд торговых фирм. И хотя «пациент скорее жив, чем мёртв» — в смысле, сохранился неплохо в предложенных ему судьбой обстоятельствах, реставрация «Кронпринцу» бы не помешала.

Ещё одна казарма, сохранившаяся до наших дней, — бастион Штенварте (пересечение Гвардейского проспекта с улицей Горной — бывших Дойчорденринг и Фридрих-Эбертштрассе). В 30–40-е годы там дислоцировались подразделения 1-го полка СА.

 

«Окопный коктейль»

Впрочем, вернёмся к тем, кто населял все эти сооружения из бетона, железа и камня. Ведь можно «замуровать наглухо» целую страну, но люди остаются людьми. Даже если почти все они сплошь «фон-бароны».

С войны 1870–1871 годов многие прусские офицеры вернулись домой… морфинистами. Инъекции морфия (о воздействии которого на человеческий организм в XIX веке мало что было известно — кроме того, что его можно использовать как эффективное болеутоляющее средство) помогали офицерам «переносить тяготы похода». Но когда поход закончился, привычка к морфию осталась. Причём «подсаживались» на него почему-то самые родовитые.

Надо сказать, в это время в немецкой армии офицеры были уже не только из дворян. Однако прусские военные отличались особой чистотой «крови» (многие были офицерами в пятом-седьмом поколении), поэтому старались держаться особняком, не смешиваясь с «выскочками» из бюргеров и простонародья. За это в Рейхе их не очень любили. И называли «надутыми пруссаками». Были и совсем неприличные прозвища, которые — в мягком варианте — можно перевести как «фон-член».

С Первой мировой офицеры приходили вкусившими «окопного коктейля». Этому, кстати, они научились у русских. Смесь спирта с кокаином — таким «коктейлем» баловалось русское офицерство, чтобы не спать сутками, идти в атаку без страха, а при ранении не ощущать боли.

 

«Танковый шоколад»

Фашисты, сначала объявившие непримиримую борьбу со всем, что вступало в противоречие со «здоровым образом жизни истинных арийцев», к сорок второму году поняли, что воюющим на Восточном фронте нужна мощная поддержка. И шнапс таковой не является. Для нужд фронта стал производиться «Pervitin» — средство, состоящее почти на 60 % из кокаина. Испытывали новое средство на заключённых в концлагерях, расположенных на территории Восточной Пруссии.

Шоколадные конфеты с начинкой из «Pervitin» давали в первую очередь пилотам бомбардировщиков, экипажам подводных лодок, медперсоналу, танкистам («Panzer-schokolade» — «танковый шоколад»).

Кстати, одно из обвинений, которые предъявляли Гитлеру заговорщики, планируя на него покушение, было связано в том числе и с тем, что он «профанирует идею войны как профессии, превращая её в войну берсерков».

(Берсерками называли викингов, которые шли в бой, накушавшись мухоморов. Ими, берсерками, владело нечеловеческое бешенство, остановить их могла только смерть, и то не с первой попытки. Но им было абсолютно всё равно, с кем воевать и за что.)

Среди заговорщиков больше половины составляли прусские офицеры.

 

«А ля гер ком а ля гер»

Ну а потом — всё закончилось. И уцелевшие офицеры колоннами пошли в Сибирь; их жёны, забыв свою прусско-дворянскую гордость, за кусок хлеба обстирывали и обшивали жён победителей… Потому что «а ля гер ком а ля гер» («на войне как на войне»), как говорят французы. Что в данном случае означает: не мы первыми сунулись на эту землю с мечом.

Но это уже совсем другая история.