Польский коридор
«‹…› На извилистых улицах с узкими тротуарами с утра весело постукивали деревянные подошвы школьников, раздавались тяжёлые шаги рабочих, женщины катили детские колясочки в тень лип к речке… Из парикмахерской выходил парикмахер в парусиновом жилете и ставил на тротуар стремянку. Подмастерье лез на неё чистить и без того сверкающую вывеску на штанге — медный тазик и белый конский хвост. В кофейне вытирали зеркальные стёкла. Громыхала на огромных колёсах телега с пустыми пивными бочками.
Это был старый, весь выметенный, опрятный город. ‹…› Из ворот рынка выходили жёны рабочих и бюргеров с корзинами. Прежде в корзиночках лежали живность, овощи и фрукты, достойные натюрмортов Снайдерса. Теперь — несколько картофелин, пучок луку, брюква и немного серого хлеба.
Странно. За четыре столетия чёрт знает как разбогатела Германия. Какую славу знали её сыны. Какими надеждами светились голубые германские глаза. Сколько пива протекало по запрокинутым русым бородам. Сколько биллионов киловатт освободилось человеческой энергии.
И вот всё это напрасно. В кухоньках — пучок луку на изразцовой доске, а у женщин давнишняя тоска в голодных глазах», — так писал Алексей Толстой о Восточной Пруссии времён Веймарской республики.
(Веймарская республика — общепринятое название Германского государства, образовавшегося в результате ноябрьской революции 1918 года. Своё существование она прекратила в 1933 году с приходом к власти нацистов.)
Наша очередная «прогулка» по Кёнигсбергу — отнюдь не сентиментальный экскурс в чужое прошлое. Скорей — если можно так выразиться — это «воспоминания о настоящем», ибо не впервые наш край является отрезанным от метрополии. Анклавом он уже был, — правда, метрополия была другая.
В результате Версальского договора, подписанного странами-победительницами в конце Первой мировой войны, возникло территориальное отделение Восточной Пруссии от остальной части Германии так называемым Польским (Данцигским) коридором.
«Ганс, ешь бифштекс…»
Коридор этот — полоса земли, полученная Польшей и давшая ей выход к Балтийскому морю… Договор был заключён 28 июня 1919 года, а вступил в силу 10 января 1920 года. По нему побеждённая Германия потеряла свои колонии, часть территорий (Мемельский край, со времен Тевтонского ордена принадлежавший Пруссии, отошёл Литве), должна была сократить вооружённые силы и выплатить Антанте крупные суммы репараций.
Но ни одному другому городу Версальский договор не нанёс такого огромного ущерба, как столице Восточнопрусской провинции. Прекратилась торговля с Россией, начались экономический спад, промышленный кризис и безработица.
Численность населения непрерывно сокращалась из-за оттока людей из Восточной Пруссии в районы, положение которых казалось более перспективным… Точно за дудочкой Гамельнского крысолова, кёнигсбергская молодёжь тянулась прочь из города, казалось, обречённого на то, чтобы прийти в упадок и стать добычей соседей…
Снижалась рождаемость, население катастрофически старело…
История двенадцати лет после 1920 года — это история самоутверждения Кёнигсберга. Жители города не собирались сдаваться — и никогда ещё ему не оказывалось такой большой помощи со стороны государства, как в те годы. Государство, делая одну за другой мощные экономические инъекции, стремилось к тому, чтобы отрезанная от немецкой экономики и культуры провинция не превратилась в обескровленный и фактически ампутированный «орган», а оставалась частью живого организма Рейха.
Жителям Кёнигсберга приходилось туго. Инфляция в двадцатые годы была галопирующей. Люди грустно подшучивали друг над другом в кофейнях и закусочных: «Ганс, ешь свой бифштекс скорее, а то за время обеда он успеет вдвое подорожать!»
Город Тильзит (ныне Советск) был поделён на две части — по реке Неман, и Тильзитский театр стал называться Восточнопрусским пограничным театром…
«Помните о Версале»
По всему периметру отторгнутой территории стояли пограничные столбы с порядковыми номерами и табличкой «Помните о Версале» — на французском языке…
В поездах, проходящих по Данцигскому коридору, шторы на окнах вагонов должны были задёргиваться наглухо. На территории Польши поезда делали несколько вынужденных остановок, чтобы заправить паровозы водой. В это время польские пограничники расхаживали вдоль состава — и, если они замечали хоть малейшее шевеление занавески, имели право стрелять по окнам…
И иногда действительно стреляли. Поэтому немцы в процессе следования «коридором» лежали на своих полках и диванчиках чуть ли не по стойке смирно, опасаясь схлопотать пулю. Да и вообще не любили ездить по железной дороге, предпочитая созданную в 1920 году Морскую службу Восточной Пруссии.
(Была такая специальная пароходная компания, осуществлявшая перевозку по воде в Германию и обратно. В отличие от нашего парома — дорогостоящего и неповоротливого — Морская служба возила пассажиров по сходной цене и частыми рейсами.)
Кстати, литовцы были более доброжелательны. В Мемельском крае они сохранили местное самоуправление (бургомистрами там по-прежнему были немцы, только подчинялись они теперь правительству в Каунасе), а пересечение границы было делом незатруднительным. Литовский пограничник просто открывал шлагбаум — и всё.
…По требованию Версальского договора в Кёнигсберге была резко сокращена численность военного гарнизона. Отразить нападение, формально оставаясь городом-крепостью, он бы уже не смог. Зато сокращение гарнизона пошло городу на пользу: освободившиеся казармы были перестроены под жильё, а старый учебный плац в Девау (ныне посёлок Рижское, Ленинградского района) переоборудован в гражданский аэропорт.
Благодаря аэропорту, лежащему практически в черте города, Кёнигсберг получил привязку к магистральным воздушным линиям, став узловым портом на пути в Берлин, Стокгольм, Ригу, Ленинград и Москву.
Потому что деньги не крали!
В это сложное и драматичное время Кёнигсбергу повезло с обер-бургомистром. Ганс Ломайер не растерялся. Напротив, муниципалитет стал более динамичным. Развивалась сфера социального обеспечения, расширялась сеть благотворительных заведений по уходу за больными, образование финансировалось сполна, а не по «остаточному принципу», улучшался внешний вид города.
На месте старого оборонительного пояса директор городских парков Эрнст Шнайдер создал зону отдыха с прогулочными дорожками, газонами, каналами… Всё это — вкупе с променадом вокруг Замкового пруда, новыми зелёными насаждениями вокруг Верхнего пруда и в пригородах, новыми спортплощадкам и бассейнами — принесло Кёнигсбергу репутацию одного из самых красивых и здоровых городов Германии. Как ни парадоксально, но средства на благоустройство город получил в результате… инфляции.
Возглавлявший Кёнигсбергский магистрат г-н Ломайер превратил город в своего рода крупного предпринимателя, основав муниципальные предприятия, работавшие на коммерческой основе и обязанные приносить прибыль в городскую казну. Это были «Koenigsberger Werke und Strassenbahn GmbH», «Reinigungs — und Fuhr GmbH» (товарищества с ограниченной ответственностью «Кёнигсбергские муниципальные предприятия и трамвайное депо», «Городское очистное и транспортное общество»). А ещё скотный двор и бойня, а также Городской банк, специально учреждённый в 1921 году (вопреки воле частных банков).
Назвать эти предприятия и учреждения «милосердными самаритянами» едва ли возможно: карманы граждан они облегчили изрядно, ибо в тарифы закладывалась «инфляция с опережением». Но… деньги-то украдены не были! И услуги, пусть недешёвые, оказывались качественно!
Ярмарка
Главное, экономика Кёнигсберга оздоровилась, он освободился от долгов, на инфляционные деньги расширил морской порт и аэропорт, построил Торговый центр, содействовал проведению Немецкой восточной ярмарки (Deutsche Ostmesse Koenigsberg, сокращённо «DOK»), моторизовал пожарную охрану, построил дороги…
Ярмарка — из скромного начинания, предпринятого по инициативе того же Ломайера, — превратилась в настоящее спасение для города. Несмотря на скептицизм коммерсантов, Ломайеру удалось убедить правительства Германии и Пруссии в том, что Кёнигсберг имеет наиважнейшее значение в торговле с Россией и приграничными государствами, — и получить под свою идею финансовую помощь.
В ярмарке, удачно расположенной на месте старых укреплений недалеко от Северного вокзала, принимали участие многие скандинавские и среднеевропейские страны. А для налаживания и укрепления экономических связей с Советским Союзом специально было основано Восточноевропейское издательство.
Из года в год ярмарка расширялась — и вскоре, наряду с Лейпцигской, стала официальной немецкой ярмаркой и признанным торговым посредником между Германией и Восточной Европой. Кроме промышленных товаров, здесь продавались древесина, сельскохозяйственные машины, породистый скот, а техническая ярмарка в 1925 году получила собственное большое здание, именуемое Домом техники (ныне торгово-развлекательный комплекс «Эпицентр»).
Иерусалим
После потери Данцига (ныне Гданьск) и Мемеля (ныне Клайпеда) особое значение приобрёл Кёнигсбергский порт. Его расширили, построив три портовых бассейна: углубили до 8 метров морской канал, сделав Прегель судоходным до Инстербурга (ныне Черняховск). Построили склады — в ту пору крупнейшие в Европе, возвели холодильник, заправочные станции, новый грузовой двор в порту с подъездными железнодорожными путями и ветками, установили 30 механических кранов… Зимой три ледокола постоянно держали фарватер открытым.
Отстраивались вокзалы. Технической новинкой стал двухъярусный железнодорожный мост через Прегель, сооружённый в 1926 году.
Город рос как на дрожжах. За десять лет — с 1920 по 1930 год — население увеличилось на 40 тысяч человек и достигло 280 тысяч, к 1939 году эта цифра возросла до 372 тысяч.
Застраивались свободные участки. При этом никто не посягал на скверы в центре города: делом чести для архитекторов и градостроителей было спланировать новые жилые районы и застроить виллами пригороды в Липе (ныне посёлок Октябрьское, Ленинградского района), Ротенштайне (конец улицы А. Невского), Баллите (Первомайский посёлок — военный городок в конце улицы Горького), Шарлоттенбурге (посёлок Лермонтово), Ратсхофе (район улицы Вагоностроительной), Лавскене (проспект Победы), Шпандинене (посёлок Суворово в Балтрайоне), Понарте (район мясокомбината), Розенау (район улицы Клавы Назаровой), Шпайхерсдорфе (улица Судостроительная) и Иерусалиме (улица Емельянова).
Муниципалитет принял на себя дополнительные заботы: нужны были новые дороги и городской транспорт, вода и электроэнергия… Возле пригорода Иерусалим строилась новая водонасосная станция, с помощью которой прегельская вода должна была стать пригодной для питья.
…Расширялись границы муниципального округа: площадь города увеличилась с 4428 до 9791 гектара. Но и за его пределами жизнь кипела: появились дачные посёлки в Метгетене (посёлок имени А. Космодемьянского), Танненвальде (Чкаловск), Кведнау (Северная Гора), Нойхаузене (Гурьевск).
Отрезанная от метрополии провинция не только не зачахла — напротив, расцвела пышным цветом.
Против Гитлера
Есть и ещё один любопытный момент. Кёнигсберг в официальной советской пропаганде именовался не иначе как «колыбелью фашизма» и «оплотом германского милитаризма». На самом же деле в провинции, наиболее пострадавшей от Версальского договора, фашисты отнюдь не пользовались особыми симпатиями.
«Я испытываю ужас перед надвигающимися на город миллионами, — писал один из журналистов популярной в Кёнигсберге газеты в начале тридцать третьего года. — Их зовут не Фрицы, Иоганны, Генрихи, Отто, а масса. Один как один — плохо выбритые, в бумажных манишках, покрытые серой пылью — они по временам заполняют улицы. Они многого хотят, выпячивая тяжёлые челюсти…»
На последних выборах — перед приходом Гитлера к власти — предпочтение было отдано социал-демократам, вторую позицию заняли коммунисты… За «наци» проголосовало не более 6 % жителей Кёнигсберга. Конечно, общей ситуации в стране это не изменило, но… это всё-таки было.
Да и 20 июля 1944 года «историческое» — но, к сожалению, неудачное — покушение на Гитлера было подготовлено именно восточнопрусским дворянством. В заговоре участвовали и чиновники Кёнигсбергского магистрата — за что жестоко поплатились, когда попытка убить фюрера провалилась.
Впрочем, это — тема отдельного разговора. А пока приходится констатировать: при сходных геополитических обстоятельствах перспективы анклава Калининград гораздо туманней, неопределённей, чем были у отрезанного от Германии Кёнигсберга. Неужели чужая история нас ничему не научила и на грабли мы предпочитаем наступать самостоятельно?
