Эта «прогулка» — по Кёнигсбергу Ганса Хоппа.
Ганс (Hans) Хопп — один из тех людей, которые определили «вектор развития» европейской архитектуры XX века.
Сын столяра
Биография Хоппа весьма примечательна. В Америке таких, как он, называют «человек, сделавший себя сам». Он родился в Любеке, в 1890 году, в семье столяра. В раннем возрасте Ганс Хопп открыл в себе удивительную способность складывать из подручного материала — кусков дерева, камешков, осколков стекла, металлической проволоки и т. д., и т. п. — фантастические строения. По ночам ему снились города, так не похожие на провинциально-купеческий Любек.
Ганс Хопп решил стать архитектором. Но поскольку слово это в той среде, откуда он вышел, звучало вызывающе непонятно, то первой ступенью к достижению мечты стал диплом инженера.
Хопп учился в Карлсруэ, затем — в Мюнхене. Родители немногим могли помочь ему, и он вёл полуголодное существование «студента из простого народа». Но… очень может быть, что именно «плебейское» происхождение и оказало Хоппу величайшую услугу: он не испытывал никакого пиетета по отношению к «аристократическим излишествам» немецкой архитектуры. Готика, неоготика, романтизм (равно как и эклектика, то есть смешение) — все эти стили он считал устаревшими.
Его привлекали идеи французского архитектора-новатора Ле Корбюзье, провозгласившего принцип строгого соответствия архитектурных сооружений тем практическим функциям, которые они (объекты) должны выполнять. Внешняя простота должна сочетаться с внутренним комфортом. «Форма следует за функцией», а главная задача архитектуры есть «создание рационально организованной материальной среды для труда и быта людей».
Хопп тяготел к чёткой функциональной организации пространства. Его привлекали лаконичные геометрические формы; гладкие стены, плоские крыши, отказ от декоративных элементов, бетон и стекло в качестве строительных материалов…
Господин над машинами
…В 1913 году он, свободный художник, оказался в Мемеле (ныне Клайпеда), в 1914-м — переехал в Кёнигсберг… С 1919 года Ганс — архитектор Кёнигсберга.
Бургомистру Ломайеру импонировало «новое строительство», которое затеял в городе молодой, энергичный, раскрепощённый Хопп. А Хоппу, кстати, очень нравились наши — российские — футуристы. Конечно, он не призывал «сбрасывать с корабля современности» своих предшественников (считающих венцом творения готические шпили и романские приземистые основания).
Но и не считал архитектуру «музыкой, застывшей в камне».
«Человек, будь господином над машинами» — эта фраза (написанная потом над фасадом Дома техники) стала жизненным кредо Хоппа. Человек — выше экономики и техники, стиль — это «функция в чистом виде».
По-настоящему Хопп развернулся в двадцатые годы, в период Веймарской республики. В Восточной Пруссии по его проектам были построены административные здания и гостиницы, школы и кинотеатры… Наследию Хоппа повезло: многие из созданных им объектов пережили Вторую мировую и не были разобраны на кирпич в послевоенные десятилетия. И сегодня невозможно представить Калининград без зданий, построенных Хоппом, — хотя, конечно, на рубеже XX–XXI веков их, эти здания, изрядно-таки изуродовали «коллеги» немецкого архитектора.
Haus der Technik
Его конструктивизм и функционализм оказались удивительно созвучны времени, когда отрезанная от Рейха Восточная Пруссия отчаянно пыталась не просто удержаться на плаву, но и превратиться в процветающую провинцию.
В 1921 году Хопп спроектировал Дом техники — комплекс, в который входил самый крупный выставочный зал Немецкой восточной ярмарки (а её, напомним, основали для «оживления торговых отношений с восточноевропейскими государствами» и, прежде всего, с СССР).
Haus der Technik возник на месте бывших фортификационных сооружений внутреннего оборонительного кольца Кёнигсберга. Общая площадь здания достигала 6000 квадратных метров. Оно представляло собой огромный выставочный зал, перекрывавшийся стальными фермами. Со стороны фасадов они были скрыты стенами, изнутри — плоскими перекрытиями. По углам здания были возведены четыре пристройки высотой в 3/4 от высоты зала. В них размещались служебные и учебные помещения, бюро, кинотеатр, ресторан.
Верхнее освещение центрального зала (который имел 121 метр в длину и 46 метров в ширину) осуществлялось благодаря многочисленным окнам, высоким и узким, в торцевых фасадах. Сами фасады, из тёмно-бордового кирпича, «оживлялись» светлыми бетонными перемычками окон.
Зал был оборудован действительно по последнему слову техники: к нему была проложена железнодорожная ветка, предусмотрена дорога для тяжёлых автомобилей. К каждому выставочному стенду подведены газ, электричество, вода и телефон.
«Мученик партии»
С юго-западной стороны здания в стену была вмонтирована скульптура Германа Брахерта «Рабочий». Так подчёркивалась основная идея — пафос технического прогресса, а также связь «автономности формы» с конкретным производством.
Надо сказать, Хопп и Брахерт во многом были единомышленниками — и даже дом семьи Брахерт в Раушене (ныне Светлогорск) — тот, где теперь музей, спроектировал именно Хопп. Просто — и предельно функционально. Как всё, что он делал. И мысль о пролетариате как гегемоне обоим — и Хоппу и Брахерту — казалась вполне справедливой.
При нацистах Дом техники был переименован в Дом Шлагеттера (убитого в 1928 году члена НСДАП, провозглашённого «мучеником партии»). Здание использовалось для крупных манифестаций и политических сборищ. В частности, там выступали и Геббельс и Гитлер.
Во время Второй мировой войны по Дому техники нещадно лупили и с воздуха, и из артиллерийских орудий. (Ещё и потому, что рядом находился один из опорных пунктов обороны гитлеровцев — башня Врангеля.)
Дом техники, 1930-е годы
Крыша здания была разрушена полностью, выгорели внутренние помещения. Но руины выглядели мощно и благородно. Особенно со стороны канала осенью — чёрные, обугленные вертикали фасада, голые ветви деревьев, снег и вода…
Торгово-развлекательный комплекс «Эпицентр», возникший в 2005 году на месте руин, может быть, тоже в какой-то степени функционален. Но пафос у него совершенно другой… Впрочем, это уже не имеет отношения к Хоппу.
Штадтхаус на Ганзаринг, 3/7
Ещё один объект, спроектированный архитектором, — Штадтхаус на Ганзаринг, 3/7. Теперь это здание городской администрации (мэрии) Калининграда на площади Победы.
Первоначально это был Торговый двор Немецкой восточной ярмарки. Его построили в 1925 году в рекордно короткий срок — всего за семь месяцев. При возведении Торгового двора впервые в Кёнигсберге был применён способ сооружения железобетонного внутреннего каркаса с массивными навесными стенами. На первом этаже располагались магазины, посередине здания — под стеклянной крышей — выставочный зал, по периметру — офисные помещения. На втором этаже были оборудованы выставочные помещения, с третьего по пятый этаж — «расквартированы» многочисленные бюро различных фирм и компаний. В подвале — уютный ресторанчик.
И даже когда в 1929 году в здании разместился магистрат Кёнигсберга, значительных изменений оно не претерпело.
Восточнопрусская ремесленная школа для девушек на Бетховенштрассе, 1930-е годы
«Уделали» его при советской власти, в три приёма: в пятидесятые (превратив прямоугольное сооружение в куб, покрыв кирпичные стены штукатуркой и «присобачив» к фасаду навес); в шестидесятые (когда мэрию ещё больше «осоветили», плотно оштукатурив поверх старой «шубы») и в девяностые (когда навес превратился в нечто бетонно-монументальное, на колоннах-подпорках, столь же грациозных, как ноги слона).
Но, опять-таки, к функционализму Ганса Хоппа это отношения не имеет.
Аэропорт Девау
В 1922 году Хопп спроектировал здание аэровокзала кёнигсбергского аэропорта Девау. Первое в Германии и одно из лучших в Европе.
Девау считался базовым аэропортом Русско-Германского общества воздушного сообщения Дерулюфт. Отсюда 30 апреля 1922 года в Москву полетел первый самолёт РР1 под управлением немецкого лётчика Э. Юста, сюда — некоторое время спустя — лётчик Иоахим Штольброк, первым в Дерулюфте налетавший 100 тысяч километров, доставил из России… медвежонка и лису. Подарки для Кёнигсбергского зоопарка.
…Кстати, интересно отметить, что Кировский универмаг в Ленинграде и Дом культуры автозавода имени Лихачёва в Москве здорово «отдают Хоппом» — явно будучи и функциональными и конструктивистскими!
Родиться в «Парк-отеле»
В 1929 году на западном берегу Замкового пруда по проекту Хоппа была построена гостиница «Парк-отель», самая фешенебельная в Кёнигсберге.
Асимметричное здание отличалось исключительной целесообразностью и архитектурного замысла, и его исполнения — пятиэтажный блок с примыкающими к нему шестиэтажным лестничным трактом и двумя флигелями.
На первом этаже — фойе и знаменитый пивной ресторан с выходом на берег пруда (там были сооружены крытая и открытая террасы). В южном флигеле — магазины, конференц-залы, читальный зал и библиотека. На других этажах — гостиничные номера.
Тёмный природный камень, из которого были сложены флигели, удачно оттенял оштукатуренный главный блок.
С «Парк-отелем» связано много легенд — о пребывании в нём в разное время знаменитых персон, включая — будто бы — Маяковского. Однако Маяковский здесь не останавливался точно — по хронологии не получается.
А вот мне повезло… в «Парк-отеле» родиться. Правда, в середине шестидесятых в этом здании на улице Тихой (ныне Сергеева, 2) фешенебельной гостиницы уже не было, а располагалось банальнейшее семейное общежитие…
А само здание было покрашено в грязно-серый цвет (флигелей уже не существовало и в помине, как и контрастной облицовки). Так что узнать в нём былую «жемчужину градостроения» было бы весьма затруднительно даже самому Хоппу…
Жуткий, кстати, был дом. Если верить родителям, там постоянно кого-то убивали — и на труп можно было наткнуться, просто выйдя прогуляться вечерком в заросли жасмина на берегу запущенного пруда…
Но, понятно, не Хопп за это в ответе. Сейчас в этом здании функционируют банк, ресторан и десятки всевозможных фирм и учреждений.
Бетховенштрассе
В 1930 году Хопп и Герман Лукас спроектировали Восточнопрусскую ремесленную школу для девушек на Бетховенштрассе, 102/103 (теперь там размещается Дом офицеров, и его адрес — Кирова, 7). На строительство было потрачено 2 245 000 рейхсмарок. Получился настоящий архитектурный шедевр: Хопп позволил себе «поиграть кубами». В пятиэтажной башне располагалась лестничная клетка, в вытянутых и как бы автономных корпусах — классные комнаты, учительские, конференц-зал, актовый и гимнастический залы, квартиры для профессорско-преподавательского состава, административные и хозяйственные помещения, кухня, солнечная терраса и аудитория с восходящими рядами кресел.
Ресторан Немецкой восточной ярмарки
Плоские крыши и фасады различной высоты подчёркивали кубизм здания. Хопп полностью отказался от декоративных украшений, но «столкнул» в отделке школы белую штукатурку с коричнево-красной терракотовой плиткой и сине-фиолетовым клинкерным камнем цоколей. Окна представляли собой сквозные ленты. А чтобы придать зданию ощущение лёгкости, Хопп отказался от традиционных деревянных рам и «посадил» окна на узкие металлические профили.
После войны объект утратил присущую ему элегантность, но, в принципе, уцелел. И где-то даже узнаваем.
Кинотеатр «Дойче-Театриз»
А Хопп построил ещё немало объектов.
Это и главный ресторан Немецкой восточной ярмарки (ныне спортзал «Динамо»). Объект весьма достойный. Особенно, если учесть, что сейчас в этом круглом здании располагаются симпатичное кафе и пара-тройка магазинчиков, в которых нашли себе прибежище… кошки. Вполне такие серо-полосатые наследники кота Мурра.
Это и «Колония Амалиенау» — комплекс респектабельных особняков в зелёной зоне (ныне улица Кутузова), и кинотеатр «Дойче-Театриз» на Театерштрассе, 2 (ныне начало улицы Университетской). И знаменитый кинотеатр «Призма». И наблюдательная (она же водонапорная) башня высотой 32 метра в Пиллау (ныне Балтийск). И смотровая башня — одна из лучших в Германии! — в Раушене…
С нацистами, правда, Хопп сотрудничал без особого энтузиазма. И в годы войны проектировал в основном бомбоубежища.
В 1945 году архитектор, давно снискавший себе европейскую славу, уехал в Дрезден. Будучи профессором Высшей школы ремесленного искусства, он принимал участие в восстановлении этого города, практически дотла выжженного фосфорными бомбами в ходе печально известной англо-американской бомбардировки.
Битва за Берлин
Участвовал Хопп и в «битве за восстановление Берлина» — так называлась масштабная дискуссия архитекторов. Одни — «цеплялись за фашистский камень» (то есть ратовали за полную реконструкцию разрушенных зданий). Другие — утверждали приоритет «демократического бетона и стекла». А Хопп объяснял «молодым и горячим», что функциональным могут быть и камень и стекло…
В Берлине он, с соавторами, так удачно застроил Карл-Маркс-аллее, что был удостоен Национальной премии ГДР. А с 1951 по 1957 год являлся президентом Союза немецких архитекторов…
Вот ведь что самое обидное! Кёнигсберг лежал в руинах… был превращён в гигантскую каменоломню. А тот, кто мог его отстроить заново, находился в пределах досягаемости. Не где-то там — за «железным занавесом», а рядом, в социалистической ГДР! Но опыт его был не нужен.
Архитекторы стали лакеями
В 1971 году Ганс Хопп умер. Так никогда больше и не побывав в Кёнигсберге. Которого, впрочем, уже не существовало. Время «функционального конструктивизма» ушло. Архитекторы перестали творить — они начали обслуживать. И нашим детям, наверное, уже не понять, почему с таким придыханием мы говорим о красоте родного города. Мы-то видели её, красоту… Она проступала в строгих очертаниях уцелевших домов, в горькой мощи развалин, в обезглавленном, но скорбно-суровом Кафедральном соборе…
А наших детей теперь окружают ангары. И кукольно-пряничные зданьица-«новоделы», точно срисованные с псевдонемецкой бонбоньерки (изготовленной трудолюбивыми китайцами). Какая уж тут красота?! Сплошной китч! Бессмысленный и беспощадный. Неконструктивный и лишённый функциональности.
Кёнигсберг на открытках Игоря Рудникова
Игорь Рудников — не только известный в Калининграде политик и журналист, но и обладатель большой коллекции старинных открыток с видами Кёнигсберга.
— В моём собрании есть поистине уникальные экземпляры, — рассказывает Игорь Рудников. — Многим из них больше ста лет. Есть даже отпечатанные ещё в XIX веке. Попадаются открытки, изготовленные по очень необычной технологии. Чёрно-белую фотографию практически вручную полукустарным способом раскрашивали художники, придавая запечатлённым на почтовой карточке видам необыкновенный колорит и поистине неординарное восприятие.
Кстати, по открыткам с изображением одних и тех же улиц, проспектов и площадей хорошо видно, как развивался наш город. Каким он был на рубеже XIX и XX веков, в канун Первой мировой войны, в эпоху Веймарской республики, в конце 30-х годов и в последние дни своего существования — перед тем, как Кёнигсберг подвёргся варварским бомбардировкам английской авиации.
Рудников бережно достаёт из альбома одну из открыток и показывает мне.
C виду обычная чёрно-белая фотография. На ней изображён Королевский замок со стороны Шлосстайх — Замкового пруда (нынешнего Нижнего озера):
— Эта почтовая карточка весьма необычна. У неё очень интересная история. С обратной стороны она подписана. Причём на русском (!) языке. В 1935 году молодая женщина приезжает из Советской России в Кёнигсберг и пишет матери в Иваново о своём путешествии. И вот эта открытка спустя 75 лет опять возвращается в Кёнигсберг…
Беру открытку. Переворачиваю и внимательно разглядываю. Отпечатана в типографии «Stengel», но не в Кёнигсберге, как я ожидал увидеть, а в… Дрездене. Неужели в столице Восточной Пруссии не было подходящей типографии?
Справа — тёмно-бордовая марка стоимостью 15 пфеннигов с изображением барельефа Гинденбурга. Снизу надпись: «Дойче рейх». В центре открытки — штемпель, на котором хорошо читается дата — 13 января 1935 года.
Дочь пишет своей маме, Марии Александровне Лупаниной, о том, что в Кёнигсберге провела уже неделю… По времени совпадает с зимними каникулами. Возможно, автор послания — учащаяся вуза или школьница.
А может, учительница, выезжавшая в Кёнигсберг попрактиковаться в немецком языке? Ведь в те годы крепили советско-германскую дружбу.
— Старинные открытки с видами Кёнигсберга заинтересовали меня не случайно, — продолжает Игорь Рудников. — К нам в редакцию газеты часто приезжают многие известные политики, бизнесмены из Москвы, из Санкт-Петербурга. Бывают и иностранные гости. И все интересуются историей нашего загадочного города. Каким он был?
Вот так и родилась идея разместить в помещениях офиса фотогалерею репродукций со старинных открыток с видами Кёнигсберга.
В 2001 году я обратился к историкам, которые меня познакомили с известными коллекционерами. Благодаря им я и приобрёл первые реликвии… Много ценных экземпляров получено мной из российских городов, куда волею судьбы попадали открытки из Кёнигсберга. И, конечно, из Германии и Польши.
Кстати, редакция газеты «Новые КОЛЁСА Игоря РУДНИКОВА» располагается на Черняховского, 17 (бывшей Врангельштрассе, 49). Это один из немногих уцелевших в апреле 1945-го домов. Он был построен в начале XX века военным ведомством из Берлина «Вонбаум ГМБХ».
В кёнигсбергской адресной книге за 1939 год сохранились имена его последних немецких обитателей. Управляющий домом Артур Вандерслебен жил на первом этаже. Его соседом был майор медицинской службы Барст. На 2-м этаже обретались майор Булле и старший технический инспектор Краус. На третьем этаже квартировали два капитана — Зендер и Зянген. В подвале — дворник Биннер.
Можно представить себе, КАК это было. Стерильная чистота, занавески на кухонных окнах в крупную красную клетку, тяжёлые бархатные портьеры в гостиной… По утрам — всегда в одно и то же время — из-за каждой двери пахло свежесваренным кофе, суетилась прислуга… К подъезду подкатывались чёрные автомобили, все эти майоры и капитаны убывали на службу, а их жёны — белокурые, сухопарые фрау в строгих костюмах, сшитых почти как военная форма, — отправлялись по своим делам.
Будущее было скрыто от них. Что ж, проснувшись однажды утром, жители Помпеи тоже не подозревали, что этот день станет для них последним.
…После войны квартиры на Врангельштрассе, 49, были переделаны в коммуналки. Которые, кстати, существуют и поныне, и их обитатели, соседи «НК», не поддаются расселению. Улицу, конечно, переименовали — сначала в Кавалерийскую, а потом — в Черняховского.
…Я хожу по офису редакции и словно оказываюсь на улицах давно исчезнувшего города. Вот как выглядел Кёнигсберг в 20–30-е годы прошлого века — Королевский замок и прилегающие к нему кварталы… знаменитый Дом техники… различные виды знаменитой Ганзаплатц… Долго присматриваюсь к большому 5-этажному комплексу на одной из фотографий. Знакомое здание. Черепичная крыша. Магазины на первом этаже. Большие мансарды. На фасаде огромными цифрами обозначен год постройки: «1925». Всё это мне что-то напоминает… Точно! Это же нынешняя мэрия! Только до неузнаваемости… перелицованная. Кстати, у немцев это была городская ратуша.
— С чего начался мой интерес к истории Кёнигсберга? — Рудников на минуту задумывается. — Наверное, с первой встречи в 1979 году. Тогда мне исполнилось 14 лет. На что я обратил внимание сразу? Помню совершенно точно — Южный вокзал. Типично немецкая архитектура. Тёмно-красный кирпич, высокие готические своды… А потом я увидел старинную брусчатку. Она — свидетель многих эпох и поколений. Брусчатка Кёнигсберга… Да, для меня это один из символов древнего города. Его шарм, очарование.
К сожалению, мы его стремительно теряем…
