Золотая тень Кёнигсберга

Якшина Дина Васильевна

Дом епископа Георгенбург

 

 

Замок Георгенбург (ныне это пос. Маёвка, городская черта Черняховска) по-своему уникален. Он вплотную был связан со знаменитым инстербургским конезаводом, «визитной карточкой» Восточной Пруссии. А сейчас это, пожалуй, единственный орденский замок, сохранившийся на территории Калининградской области как сооружение, а не в виде руин. После Второй мировой войны не один десяток советских переселенцев в буквальном смысле вырос в этом замке: в 1946 году квартиры тут получили девять семей работников совхоза! Под средневековыми сводами эти люди любили друг друга, женились, рожали детей, хоронили своих стариков… были в замке ПРОПИСАНЫ, всё честь по чести…

 

Кейстутис-разоритель

Замок Георгенбург был построен на высоком берегу реки Инстер (ныне Инструч) в 1337 году. В двух километрах от возведённого годом ранее замка Инстербург. На этом месте стояла прусская крепость Гарзовен, которую рыцари Тевтонского ордена уничтожили ещё в 1264 году.

Позже здесь обосновался рыцарь Ордена Хартман фон Грумбах, назвавший свои владения в честь святого Георга, покровителя крестоносцев. Это святое имя и унаследовал замок. Поначалу он был небольшим, деревянным, но к 1350 году магистр Ордена Винрих фон Книпроде отчасти перестроил его в камне. Замок предназначался для епископа земландского и был его резиденцией (что, кстати, принципиально отличало его от замка Инстербург, выступавшего в роли форпоста).

Впервые в хрониках Георгенбург упоминается в 1364 году. Виганд из Марбурга пишет:

«Третья колонна вражеского литовского войска на обратном пути из Велау (ныне пос. Знаменск. — Прим. авт.), где литвины сожгли и опустошили имения, кирхи и всё прочее, а жителей часть убили, а часть взяли в плен, ‹…› направилась на Дом епископа, который называется Юргенбург». (Юрген и Георг — два варианта одного имени, как наш Юрий и Георгий в их изначальном значении.)

Нападение было совершено во время Великого Поста. Защитники, ослабевшие от скудной пищи и еженощных бдений, не смогли противостоять язычникам. И те, возглавляемые князем Кейстутисом, захватили «Дом епископа» и сожгли.

Разлакомившись, Кейстутис напал на замок вторично, едва его отстроили. И снова сжёг. А в 1376 году, — сообщает хронист Иоганн фон дер Посильге, — литвины в очередной раз разорили Георгенбург и увели в полон всех его жителей. И к 1385 году замок был уже полностью отстроен в камне: епископу Земландии надоело собирать обугленные пожитки на пепелище…

 

Герцог Альбрехт

Строился замок традиционно: четырёхугольник размером приблизительно 58 на 56 метров был обнесён оборонительной стеной двухметровой толщины, по углам — небольшие башни, с запада — флигель с жилыми помещениями и часовня.

Во флигеле — здоровенные подвалы. К оборонительной стене с внутренней стороны лепились многочисленные жилые и хозяйственные пристройки для гарнизона и слуг. В центре двора — колодец… В общем, всё как полагается.

Впрочем, «Дом епископа» и в камне не стал неприступной крепостью: в 1403 году им запросто овладел литовский князь Витовт. Причём вначале он разбил перед замком лагерь — специально, чтобы устрашить защитников Георгенбурга количеством своих воинов…

В 1525 году, после превращения Пруссии из церковного в светское государство, замок стал владением последнего, тридцать четвёртого, магистра Ордена и первого герцога Пруссии Альбрехта Гогенцоллерна. Через Георгенбург проходила старая дорога из Инстербурга в Рагнит (ныне Неман), по которой герцог Альбрехт ездил в Курляндию к своему брату Вильгельму.

В 1656 году замок захватили… татары! Правда, не из Золотой Орды, а наёмники польского шляхтича Гонсиевского. Превратив окрестности Георгенбурга в залитые кровью руины, они захватили в плен тридцать молодых мужчин, забрали весь домашний скот и всё мало-мальски ценное имущество. После этого набега здешние жители стали употреблять крепкую пословицу, смысл которой аналогичен нашему «Незваный гость хуже татарина».

 

«Глотать верёвку»

Дважды крепость была занята шведами: в 1643–1648 годах и в 1679 году.

Кстати, по адресу шведов обозлённые «аборигены» тоже прошлись, непереводимо и непечатно. В общих чертах — швед, который ест селёдку с молоком, представлен в пословице как вечный обитатель сортира, а желают ему «глотать верёвку» почаще…

После эпидемии чумы 1709 года, когда в окрестностях замка почти не осталось живых, король Фридрих Вильгельм I передал Георгенбург в государственную вотчину. Деревни, расположенные к северу от замка, были вскоре заселены ремесленниками из австрийского Зальцбурга.

Конечная остановка автобуса Инстербург — Георгенбург около гостевого дома и магазина Адольфа Фриозо, 20-е годы XX века

Интересно, что австрийцы значительно улучшили «женскую породу». По отзывам современников, женщины Восточной Пруссии никогда не отличались особой красотой: тяжеловесные, со свекольными щеками, водянисто-серыми глазами и соломенными волосами, они были, наверное, достойными невестами и почтенными жёнами, но… облагородила их облик именно «австрийская нота». Характерная деталь, которая бросается в глаза на портретах восточнопрусских красавиц: надменно оттопыренная нижняя губка — пухлее и ярче верхней — и есть эта самая, заимствованная смешением кровей, «австрийская подробность».

 

Не смог даже король

Историк XVIII века Луканус писал:

«Совсем рядом с замком, на большой дороге, расположен завод по производству патоки и пива, а также кирха в виде башни на крутой горе, построенная из красного камня. Внутри она светлая, просторная и хорошо выглядит. Алтарь и кафедра являются произведениями камнерезного искусства. ‹…› Деревня состоит из длинной улицы, на которой проживают не крестьяне, а только ремесленники, а также сад, где король Фридрих Вильгельм пировал в июле 1739 года».

Пир ему, очевидно, понравился. Ибо в том же году рядом с мостом через Инстер была выстроена, за государственный счёт, дорогущая дамба для сдерживания весенних паводков. Тем не менее Георгенбург так и остался деревней. Хотя тот же Фридрих Вильгельм собирался даровать поселению городские права ещё в 1721 году — чтобы сделать его более привлекательным для переселенцев и как можно скорее «залатать дыры» в экономике земель, почти обезлюдевших из-за свирепствовавшей чумы.

Король обратился к министрам с предложением объявить городами Георгенбург, Рагнит, Тапиау (Гвардейск), Таплакен (Талпаки) и Гольдап (теперь в Польше). Но… дабы не помешать торговому развитию Велау и Инстербурга, Георгенбург и Таплакен министры решили в статусе не повышать. И привели резоны, которые король не смог проигнорировать. Георгенбург так и остался «в тени» Инстербурга.

 

Разрушена после войны

Надо сказать, что кирха, упомянутая Луканусом, — не первая в Георгенбурге. Сначала была построена небольшая фахверковая, с фигурой рыцаря на крыше — и только в 1693 году появилась та, о которой говорит историк. Внутри неё был плоский потолок, кафедра вырезана в форме восьмигранника с витыми башенками по углам, на панно — Бог и четыре евангелиста. Рядом с кафедрой, с обеих сторон, — по колонне, подпирающей балки перекрытия. В сводчатых нишах — Матфей и Лука, выше них — орнамент в виде вьющихся растений. На втором этаже — маленькие витые башенки, распятие, под крышей — деревянный голубь.

В кирхе хранились и могильные камни. Самое старое надгробие — орденское, с изображением рыцарского герба, испещрённое готической вязью (полустёртый текст был неразборчив уже в XVIII веке). Забегая вперёд, скажем, что кирха эта была отреставрирована в начале XX века — и разрушена после Второй мировой войны. На месте, где она стояла, — теперь обелиск советским воинам, павшим в бою за Георгенбург.

Впрочем, вернёмся в замок.

 

Царедворец Апраксин

Во время Семилетней войны (1756–1763) в замке размещалась ставка русского генерала Апраксина. Именно здесь разыгралась личная драма этого опытного царедворца. Он командовал армией, которой противостояли войска прусского фельдмаршала Левальда. Русская армия взяла Мемель (Клайпеду), Тильзит (Советск), Гумбиннен (Гусев) и Инстербург.

Сражение при Гросс-Егерсдорфе. Гравюра XVIII века

19 августа в сражении под Гросс-Егерсдорфом, в 15 километрах от Георгенбурга, войска Левальда были разбиты в пух и прах. Но… вместо того чтобы ринуться дальше на Кёнигсберг, Апраксин отдал приказ об отходе к Мемелю.

Дело в том, что до него дошли известия о тяжёлой болезни императрицы Елизаветы. Нарисовалась перспектива скорой смены власти: вместо Елизаветы на престол вот-вот мог взойти Пётр III, фанатично влюблённый в Пруссию. Полагая, что Петру III явно не придётся по вкусу прыть главнокомандующего, разбившего его, Петра, «возлюбленного» короля Фридриха, Апраксин и отработал «задний ход». Но — просчитался. Елизавета успела отдать его под суд. Апраксин потерял всё, что имел. А русские войска всё же оказались в столице Восточной Пруссии. Правда, потом всё произошло так, как и предвидел хитроумный Апраксин, но… ему от этого уже было не легче.

 

Сортир в кирхе

Во время Наполеоновских войн в Георгенбурге некоторое время размещался штаб маршала Даву, героя многих битв, участника «русского похода» 1812 года.

Говорят, Даву лично распорядился, чтобы кирху в селении превратили в «общественный туалет». И будто бы (эта байка упоминается в одном из французских романов) несколько солдат, справивших нужду прямо в нише, где стояло распятие (под крестом!), буквально через пару дней умерли от странной болезни: их «мужское достоинство» опухло, посинело, от боли они кричали дурными голосами и испускали дух в жутких корчах. Впрочем, всё это похоже на симптомы «французской» болезни — что, однако, не объясняет её одномоментного обострения.

…В начале XIX века, после неудачной войны с Францией, прусское государство было вынуждено распродать часть своих владений. Георгенбург приобрёл купец Хейно из Инстербурга. А далее — начинается история лошадей тракененской и гольштинской пород. Появлением их Восточная Пруссия обязана купцу Иоганну Вильгельму Симпсону. Потомок древнего шотландского рода, в начале XIX века он перебрался в Мемель, оттуда — в Кёнигсберг, в 1828 году купил замок Георгенбург. И начал разводить лошадей.

 

Кобылка швайке

Конечно, конные заводы были в Восточной Пруссии и до Симпсона — но как небольшие производства. И выращивались в основном лошади местной прусской породы — швайке. Маленькие, лохматые, с большими ушами — типичный Конёк-Горбунок из сказки Ершова. Кстати, такие лошадки были и у татаро-монгол — неприхотливые, выносливые, но не отличающиеся особенной красотой или статью.

Правда, ещё во времена Ордена десятки конезаводов выращивали «рыцарских» лошадей — больших, сильных, способных выдержать облачённого в доспехи воина. В Средние века хороший рыцарский конь стоил 15–18 марок (на эти деньги крестьянская семья могла жить два-три месяца, ни в чём себе не отказывая), кобылка швайке — от 3 до 6 марок, а вот дойная корова — всего 3 марки, овца — 0,8 марки и так далее. Как говорится, почувствуйте разницу.

После секуляризации (перехода от церковной к светской модели общественного устройства) Пруссии и исчезновения рыцарей «как класса» «рыцарские» кони остались невостребованными. Особым спросом пользовались совсем другие породы лошадей — предназначенные для работы в поле, для гужевого транспорта, для почты и так далее.

Однако в начале XIX века ситуация изменилась. Симпсон уловил «дух времени»: лошади ещё вовсю использовались в армии (кавалерия «сойдёт на нет» веком позже). Но главное — заниматься конным спортом стало модно и аристократично (и уже не считалось привилегией аристократов — по крайней мере, в Германии).

Симпсон, привезя лошадей английской породы, скрестил их с местными швайке — получилась сильная, благородная «лошадь Симпсонов»: среднего веса, светло-гнедая, с чёрными ногами.

 

Бахус «ушёл» за 32 000 марок

Также в Георгенбурге стали выращивать лошадей знаменитой тракененской породы и завезённых из Западной Европы гольштинцев и ганноверцев — мощных, высоченных. У лошадей голштинской породы высота в холке может достигать 1,82 метра.

В 1833 году в Кёнигсберге было образовано конноспортивное общество со своими правилами, отличными от английских. В 1839 году — создано «Общество турниров и скачек Инстербурга», проведены первые соревнования на инстербургских полях. Дебют оказался удачным — и соревнования, в которых принимали участие только чистокровные лошади, стали проводиться каждую осень.

Жокеи Георгенбурга, в тёмно-синих костюмах с белыми рукавами, очень скоро стали известны на всех ипподромах Германии и далеко за её пределами. Хотя наездничество в Георгенбурге являлось не самоцелью, а лишь одним из факторов «воспитания» лошадей, жокеи Симпсона с завидным постоянством брали самые дорогие призы для своего конезавода.

В 1875 году сын Симпсона приобрёл поместье Цвион, расширив семейные владения до 2000 гектаров. Конный завод Георгенбург уже считался лучшим частным предприятием своего профиля во всей Европе! Продажа лошадей производилась только для государственных предприятий Германии и России. Иногда совершались сделки и с частными лицами, но в этом случае продаваемые животные кастрировались.

Легендарный жеребец-производитель Бахус «ушёл» за 32 000 марок — цена по тем временам не просто фантастическая, а вообще запредельная!

 

«Двойной лосиный рог»

Около 1890 года Георгенбург был вписан в книгу Восточной Пруссии: «порода Симпсонов», благородные полукровки получили право носить клеймо всех тракенов «Двойной лосиный рог».

В 1913 году в Инстербурге стал проводиться регулярный конный турнир на специальном ипподроме, который считался одним из лучших в Европе. В программе были особые испытания для скаковых лошадей, в том числе с участием наездниц.

В 1919 году здесь был построен первый в Германии ипподром с твёрдым покрытием, где проходили два ежегодных состязания: «Большой приз Восточной Пруссии» (29 прыжков через 20 препятствий на маршруте длиной 1640 метров) и «Большое многоборье» (выездка, «пафосная езда» с 45 препятствиями и конкур, то есть «танцы» наездника на лошади).

Восточная Пруссия с её двумя кавалерийскими полками и конной артиллерией вообще была раем для всадников. Поэтому в Инстербурге проходила подготовка немецкой команды к Олимпийским играм 1928 года в Амстердаме и 1940-го — в Хельсинки (эти — не состоялись из-за Второй мировой войны).

Препятствия были очень серьёзными. Например, знаменитый «Инстербургский вал» протяжённостью 13 метров состоял из трёх частей: опорная стена с низким барьером для прыжка, ров и снова барьер. Всю комбинацию нужно было преодолеть мастерски, несильно толкаясь в «среднем прыжке» (то есть преодолевая ров), но и не забывая о втором барьере. В противном случае можно было упасть, как это случилось со знаменитым наездником Хилленбергом, для которого «Инстербургский вал» стал последним в его жизни испытанием.

 

«Срубились» на 25 прыжке

А были ещё и «естественные водные преграды»: конь и всадник, преодолевая барьер, должны были прыгнуть в Ангерапп (ныне Анграпа), исчезнуть под водой и плыть, пока не достигнут противоположного берега…

Неслучайно почти каждый год к особой «гвардии» конноспортивного турнира причислялись всё новые и новые наездники, погибшие на соревнованиях. Барон фон Ланген, Аксель Хольст, упомянутый выше Герл Хилленберг, граф Герту и многие другие — все они дали свои имена специальным призам. Увы, посмертно. Но тяжелейшие на континенте скачки особенно привлекали «игроков высшей лиги».

«Победивший в Инстербурге может победить везде», — рассуждал легендарный Оскар Ленгвик, неоднократный чемпион европейского «Большого турнира».

Последний турнир — в августе 1939 года — был выигран сборной командой Инстербургского кавалерийского полка и конной артиллерии… у команды Советского Союза. На протяжении 6900 метров нужно было сделать 30 мощных прыжков. Наши — «срубились» на 25 прыжке. Но знатоки конного спорта (свидетельствует тогдашняя пресса) высоко оценили мастерство советских наездников в преодолении водных преград. Кто же знал, что через шесть лет эти же водные преграды будут браться совершенно иначе… и въезжать в Инстербург наши будут уже не на лошадях, а на танках?..

Вид на ипподром в поместье Георгенхорст (Ленкенингкен) в пригороде Инстербурга, 30–40-е годы XX века

Конезавод Георгенбург был интересен и в архитектурном отношении. Серый от старости лестничный фронтон бывшей замковой трапезной странным образом уживался с корпусом, где обитал главный конюх. Фигуры в духе Ренессанса придавали орденскому замку вид дворца.

 

Дворянское звание и склеп

Позади древнего замкового двора раскинулся великолепный парк с клумбами, двумя прудами, фонтаном. Парк был обнесён двухметровой кирпичной стеной, а на восток от него тянулась широкая аллея с двойными рядами старых лиственных деревьев. Она вела к фамильному склепу Симпсонов. Первым там упокоился Иоганн Вильгельм, последним — Георг, который был уже фон Симпсоном: в середине XIX века семья получила дворянское звание за выдающиеся заслуги в развитии коневодства.

Один из Симпсонов — Георг Вильям — был ещё и писателем. Его роман под названием «Барринги» до сих пор популярен в Германии. Там описаны замок — кабинет главы рода, в котором легко угадывается сам автор; зелёная комната его жены, госпожи Матильды, удобные жилые помещения, большая столовая, где все домочадцы собирались во время весёлых семейных праздников (как, впрочем, и горестных испытаний).

Незадолго до смерти Георг Вильям фон Симпсон сказал: «Если даже мне и придётся уйти, то я всё равно останусь дома». В каком-то смысле так и получилось. Только вот фамильный склеп Симпсонов давно превратился в руины. Но сама фамилия — живёт.

 

Темпельхютер, Моргенштраль и Констанция

До Второй мировой войны на ипподроме в Инстербурге красовалась бронзовая статуя кобылы тракененской породы по кличке Констанция. В 1946 году она была увезена в Москву и с тех пор стоит там, перед зданием музея коневодства, рядом с земляком — бронзовым жеребцом по кличке Темпельхютер из Тракенена (ныне пос. Ясная Поляна недалеко от Черняховска).

Памятник жеребцу-производителю по кличке Темпельхютер, установленный в посёлке Гросс Тракенен, также был вывезен в Советский Союз в качестве военного трофея. В 1945 году он чуть не угодил в переплавку. Но Темпельхютеру повезло: скульптура по личному указанию маршала-кавалериста С. М. Будённого была передана в музей коневодства при Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве.

Ещё одна статуя жеребца — по кличке Моргенштраль — также когда-то стояла в Тракенене. И также была вывезена русскими войсками в Москву, опять же в музей коневодства. Но случилось это ещё в Первую мировую войну.

Автором всех трёх памятников был немецкий скульптор Рейнхольд Кюбарт (он родился 22 сентября 1879 года в Гросс-Ушбаллене, округ Шталлупёнен, Восточная Пруссия, а умер 22 января 1937 года в Клейнмахнове, земля Бранденбург, Германия). Рейнхольд Кюбарт учился в Кёнигсбергской академии художеств у знаменитого Фридриха Ройша.