Глава шестая. ЗНАКОМСТВО

Марк был в своем неизменном клетчатом пиджаке, но в многолюдном центре Карачи это в глаза не бросалось — идет себе фланирующий турист, глазеет по сторонам, подолгу останавливаясь у витрин магазинов. Увидев Закира, он закричал так громко и восторженно, что даже прохожие стали оборачиваться: «О, уважаемый мулла! Как я счастлив вас видеть. Ну надо же, какая неожиданная встреча! — восклицал он. — Такую встречу надо непременно отметить, Прошу вас, не отказывайтесь. Здесь поблизости есть дивная кофейня. Выпьем чудесного кофе, вспомним былые дни».

Шумный иностранец был настолько искренним в своей нежданной радости, что люди, слышавшие его восклицания, невольно заулыбались. Кофейня и впрямь была хороша, особенно тем, что народу здесь было битком.

— Как ты себя чувствуешь после ранения и контузии? — участливо поинтересовался куратор, едва они уселись за столик.

— Да я уже и думать об этом забыл, — беспечно отозвался Закир.

— Ну вот и славно. Работа тебе предстоит, как нам представляется, трудная, опасная и, видимо, достаточно долгая. Так что хорошее здоровье — фактор далеко не последний. Мы получили донесение о твоей последней встрече с шахом Максудом в Афганистане. Там есть одна деталь, которую ты упомянул вскользь, а нас интересуют, как ты сам понимаешь, даже самые мельчайшие подробности.

— Что ты имеешь в виду?

— Давай не будем забегать вперед, я прошу тебя сейчас во всех подробностях припомнить эту встречу, не пропуская никаких деталей, Кто был, где, о чем говорили, о чем умалчивали, какое настроение царило во время встречи. Одним словом, побольше деталей.

Закир сосредоточился, вспоминая ту, действительно не совсем обычную встречу. Он тогда еще был очень слаб после контузии, только-только невыносимые головные боли оставили его. Приехав проведать муллу в высокогорный кишлак, шах был явно чем-то озабочен, малоразговорчив и угрюм. Когда Закир вышел проводить его до машины, шах остановился, и, понизив голос, произнес: «У меня намечается одна очень важная встреча, мне хочется, чтобы вы на ней присутствовали. Здоровье вам позволит?..»

Через несколько дней он прислал за муллой машину. Они долго петляли по узким горным тропам, пока не заехали в какое-то селение, где у въезда дежурили вооруженные до зубов бойцы.

В просторной комнате на коврах сидели четверо мужчин. С одним из них, худым до изнеможденного вида, Заикр виделся лишь однажды — шах представил его тогда Усамой Бин Ладеном, остальных мулла знал достаточно хорошо. Во время обильного угощения о делах не говорили. Показавшийся Закиру во время первой встречи угрюмым, БинЛаден на сей раз был разговорчивее всех. К тому времени о нем в Афганистане ходили самые противоречивые слухи. Поговаривали, что именно он поставил на поток снабжение муджахиддинов свежими силами из арабских стран. Кое-кто из лидеров повстанческого движения склонен был афишировать Бин Ладена как некий символ «священной борьбы против неверных» — джихада. До разведчика доходили слухи, что в Пешаваре приезжий араб сначала открыл так называемый «Бейт-Уль-Ансар» — Дом исследователей, который по сути стал штабом для приезжающих в Афганистан волонтеров, а чуть позже — «Бюро службы джихада». Именно деятельность этого бюро, как сообщил в свое время Закир связному Галю, по различным сведениям, поощрялась администрацией США. По замыслу Вашингтона «Бюро» Бин Ладена должно было стать всемирным центром борьбы мусульман против Советского Союза.

Шах Максуд, поначалу отзывавшийся о Бин Ладене весьма комплиментарно и уважительно, вскоре изменил свое мнение о нем. Шах считал, что боевые подвиги Усамы сильно преувеличены. Он скептически отзывался о том, что у Усамы на первом месте все равно стоит бизнес. «Идеи идеями, а деньги деньгами», говаривал о Бин Ладене Максуд, не без оснований считавший Усаму всего лишь талантливым конъюнктурщиком. А предпринятая им в самом конце войны попытка штурма подконтрольного Наджибулле Джалал-Абада была абсолютно непродуманной и моментально захлебнулась. Шах тогда ругался последними словами, обвиняя саудовца в том, что он только людей загубил понапрасну, дабы прославиться самому дерзкой попыткой взять город.

Увидев Шаха, мирно разделяющего трапезу с Бин Ладеном, Закир поначалу даже удивился тому, что они оказались в одной компании. Тем более, когда уловил, какие злобные взгляды исподлобья Максуд нет-нет да и бросает на не в меру расхваставшегося гостя.

— Я вовремя понял, какую ценность будет представлять архив нашей священной войны в Афганистане, — вещал Усама. — Поэтому каждый воин, прибываюший в мой «Дом исследователей», обязан был заполнить специально разработанную анкету. Разумеется, все анкеты оставались у меня и теперь я могу смело утверждать, что обладаю самой всеобъемлющей и подробной базой данных об участниках войны. Такое досье и не снилось никому, и оно в моих руках.

Похоже, что из всех собравшихся внимательнее всех слушал рассказчика мулла Закир и Усама не оставил это без внимания. Когда мужчины, закончив трапезу, вышли прогуляться к горному ручью, Усама выбрал своим собеседником именно Закира. Они шли, чуть поотстав от основной группы. Бин Ладен решил блеснуть своей памятью и спросил Закира: «Мне кажется, или я действительно однажды вас видел в одном из своих лагерей подготовки? И услышав от муллы комплимент своей памяти, довольно кивнул. На память мне действительно грех жаловаться», согласился Усама и в своем обычном хвастливом тоне стал рассказывать о своей «поистине гениальной» идее создать лагеря боевой подготовки, «Дом исследователей» и «Бюро джихада».

— Поверьте, уважаемый мулла, моя «Аль-Кайда» (буквальный перевод «база» — авт.) скоро превратится в настоящую армию и возглавит всемирный джихад, — уверял Бен-Ладен.

В тот день Закир, прогуливаясь вдоль ручья с Бин Ладеном, лишь искусно изображал внимание — он помнил наставления Галя о том, что этот господин фигура дутая и особого интереса не представляет. Разве что подсознательно отметил: если все, что говорит ему сейчас этот человек, является правдой хоть на половину, то он сам и его деятельность заслуживают самого пристального внимания. Поэтому, когда представилась возможность, разведчик и передал в Центр донесение о встрече с шахом, упомянув также о присутствии Усамы Бин Ладена.

Когда гости разъехались и Закир остался с шахом наедине, тот сказал, не скрывая раздражения: «Этот человек» мнит себя чуть ли не лидером всей нашей священной войны. Вы же слышали, как он говорил о своем архиве, давая понять, что все нити теперь находятся у него в руках. Его интересуют только власть и деньги, о народе он думает меньше всего и ему наплевать, какая жизнь будет в нашей стране. Если для достижения своей цели ему понадобится загубить миллионы единоверцев, он не задумается ни на мгновение. Усама сейчас одержим идеей превратить свою «базу» в Исламскую армию и сам, конечно, мнит себя ее главнокомандующим. На самом деле эта идея принадлежала одному из палестинских шейхов, мир праху его, который задумал создать организацию по образу и подобию «Братьев-мусульман». Усама лишь ловко воспользовался чужой идеей и теперь повсюду ее выдает за свою…»

Марк слушал разведчика, ни разу его не перебив. И только, когда Закир умолк, произнес задумчиво:

— Да, недооценили мы этого саудита, следует признать, что вовремя не разглядели его амбиций. У нас были сведения, что ЦРУ не очень высокого мнения об оперативных способностях этого человека. А его тщеславные устремления, поддерживаемые огромным капиталом, видно, в расчет не брались. Кое-кто из наших, правда, не исключает, что нас могли умышленно дезинформировать, принижая истинную роль Бин Ладена, чтобы обеспечить ему наибольшую свободу действий. Если это действительно была хорошо выверенная «деза», то она сработала, как надо. Мы ведь далеко не сразу разобрались в истинной цели его «Дома исследователей», а «Бюро службы джихада» и вовсе воспринималось, как некий популистский ход.

— НУ, по поводу это пресловутого «Бюро» и у меня поначалу сложилось такое же мнение, — возразил Закир. — Мне показалась, что вокруг бюро слишком много шумихи, которая ему понадобилась для саморекламы.

— Как бы там ни было, деятельность Усамы Бин Ладена теперь должна быть постоянно в поле нашего зрения. Руководство приняло решение, что действовать мы будем автономно, без консолидации со спецслужбами США и других стран. Во всяком случае, на первых порах. Такое решение принято не столько в интересах сбора разведданных, сколько по политическим мотивам. Но тебе об этом знать надо. Ты ведь уже понял, что весь этот разговор я веду с тобой не ради расширения собственного кругозора.

— Да уж как не понять, давно сообразил. Значит, теперь Бин Ладен, — утвердительно сказал разведчик и тотчас добавил решительно, как говорится, без выдоха. — У меня условие.

— У тебя? Условие? — недовольно проговорил куратор, явно давая понять, что условия ставят другие, но никак не исполнитель задания.

— Да. Условие. У меня, — ответил агент, отчетливо акцентируя каждое сказанное слово. — Я хочу побывать дома.

— Ты с ума сошел, — непонятно почему понизив голос до шепота, — произнес Марк. — Ты что, не понимаешь, насколько опасна сейчас твоя поездка в Израиль. Ты уже не тот, кем был десять лет назад. Сейчас тебя может узнать любой, кто был в Афганистане. Степень риска слишком высока и тебя не спасут никакие парики…

— Ты не понял, — перебил его Закир. — Я говорю не об Израиле. Я не хуже тебя понимаю, что в Израиле я смогу появиться только тогда, когда меня выведут из игры. Да и тогда это будет, скорее всего, небезопасно. Но я веду речь о том городе, где родился. Я не тороплюсь и вас не тороплю. Если за эти годы я и овладел чем-то безукоризненно, так это умением ждать. Терпеливо ждать. Возможно, легенда появится в связи с какими-то вновь открывшимися обстоятельствами. Если нет — ее надо будет придумать. Но я должен туда поехать.

— Ну что за блажь, дорогой ты мой? — чуть ли не жалобно выговорил куратор. Хотя он, опытнейший агентурист, уже понимал — спорить бесполезно. Кому, как ни ему, было знать, что нервная система человека, обреченного на многие годы одиночества, необходимости притворяться, мимикрировать, изворачиваться, неся при этом невероятной тяжести груз ответственности, меняют психологию человека до такой степени, что понять его мысли и порывы уже неподвластно никому. Да и сам он, может, не вполне отчетливо осознает, чего хочет. Одним словом, Марк не счел нужным обострять разговор и согласно кивнул:

— Будем считать, что твое условие принято. Обещаю. что-нибудь придумаем.

Закир расслабленно откинулся на спинку стула. Лицо его враз приняло умиротворенное выражение, словно он содрал с себя давящую на него маску. Впрочем, длилось это не больше мгновения. Он собрался и произнес, скорее даже потребовал, обычным деловитым тоном: «Конкретику!», давая понять, что готов к продолжению прерванного разговора.

— Мы оба устали, — пробормотал Марк. — К тому же я уже кое-куда опаздываю. Встретимся через два дня. Я найду возможность оповестить тебя о месте встречи.

Но Закир уже полностью пришел в себя. Широко улыбнувшись и, не скрывая, кто здесь хозяин положения, он возразил:

— Не стоит беспокоиться, я сам найду возможность оповестить тебя о месте встречи. Да, и вот еще что. Мой генерал, ну, ты понимаешь, о ком я говорю, мне сказал, что ты человек, которому я могу доверять безраздельно. И если я сейчас сказал даже то, что не понравилось тебе и не понравится высшему руководству, то мне на это наплевать. Ты не можешь не доверять мне, я обязан доверять тебе. Если ты не поймешь и не признаешь моей откровенности, тогда наберись мужества и признайся, что агент «Волк» вышел из-под контроля.

— Ты, контуженный, — рассвирепел Марк. — Тебя, видно, сильно по башке шибануло. Ты вообще потерял все ориентиры. Ты забыл, с кем так разговариваешь?

И вот тут наступило мгновение, которое разведчики всех стран мира называют одинаково — «момент истины». «Волк» уставился на него долгим немигающим взглядом. Его слова были словно вырубленными из горной породы:

— Я не предаю и не предам идеи. Но я действую один, и всегда — один. Я принимаю решение, я добиваюсь, или не добиваюсь, результата. Но один. Мое прикрытие — это моя цель. Вы все — лишь ориентиры. Вы долго к этому стремились и добились того, чего добивались. Передай, кому сочтешь нужным: я четко осознаю, с каким невероятным злом я борюсь. Это стало моей личной борьбой. Вы планируете на бумаге, составляете схемы, а я ясно представляю, во что превратится мир, окажись он во власти этих «воинов Аллаха». И не надо меня больше агитировать. Достаточно — ориентировать. Да, и вот еще что. Не стоит думать о том, что теперь со мной делать, — досадливо добавил он, заметив смятение во взгляде куратора. — Ваши ориентиры действительно важны, лично ты мне глубоко симпатичен. Но внутреннюю ситуацию знаю только я, решения буду принимать сам, нравится это кому-то, или нет. Если мои условия покажутся Центру неприемлемыми, я исчезну. Кстати, исчезну сегодня — поэтому и сказал, что последующие встречи буду планировать я, а не вы. И еще — личная просьба. Передай генералу — он никогда не разочаруется во мне и ему не придется сожалеть о том, что он рекомендовал меня для выполнения того дела, которое я сейчас выполняю.

— Генерал умер, — сказал, как отрубил, Марк.

Закир оцепенел на мгновение, не произнеся ни слова и даже не кивнув на прощание, поднялся и вышел из кофейни. Вскоре Марк убедился, что профессионал даже в горе остается профессионалом — от его слежки агент легко ускользнул через несколько минут.

Х Х Х

Собрать в Карачи сведения про Усаму Бин Ладена для Закира особого труда не представляло. Он по-прежнему часто бывал в доме ныне покойного Ахмада ар-Равийя, где теперь полновластным хозяином стал сорокалетний сын Ахмада — Азамат (буквальный перевод «рыцарь», «герой» — авт.). Азамат не забыл, насколько благосклонен был отец к своему протеже, как ценил его ум, целеустремленность и тактичность и сам относился к мулле с почтением. В доме ар-Равийя по-прежнему собирались весьма влиятельные люди, обладающие чрезвычайно ценной информацией. И уже вскоре Закир знал, что Усама Бин Мухаммед Бин Авад Бин Ладен (таково было его полное имя) родился в семье саудовского миллиардера, владельца крупнейшей в стране строительной компании Мухаммеда Авада Бин Ладена, который был вхож в королевскую семью, где пользовался почетом и уважением. Семнадцатый сын Мухаммеда Бин Ладена Усама закончил университет в Джидде, унаследовал от отца 300 миллионов долларов, какое-то время служил в шариатской полиции, потом создал фирму по реставрации мусульманских святынь в Мекке и Медине. В самом начале 1980 года он отправился в Афганистан. Клички — «Муджахид» «Хадж», «Абу-Абдалла», «Директор».

В доме Азамата ар-Равийя у Закира состоялся один весьма любопытный и очень полезный разговор.

— Усама человек невероятного тщеславия, при этом он обожает всякие секреты, заговоры, тайные организации, — поведал мулле словоохотливый собеседник. — Его, как пчелу на цветок, так и тянет к различным спецслужбам, как нашим, пакистанским, так и американским. В свое время он довольно умело распространял слухи о том, что священная война в Афганистане финансируется чуть ли не им единолично. Но только глупец может поверить в этот вздор. Понятно, что финансирование шло от могущественных держав. Схема проста и незатейлива. Американцы посылали в Афганистан оружие, Бин Ладен, выдавая это оружие за приобретенное на собственные деньги, снабжал им прибывавших волонтеров и местных партизан.

— И что же, американской разведке об этом ничего не было известно? — «наивно» осведомился мулла Закир, дабы вывести своего собеседника на дальнейшие откровения.

— Ну что вы, дорогой мулла. — Никакого секрета! Американцы все прекрасно знали. Более того, их это вполне устраивало. Зачем им на весь мир заявлять о том, что они отправляют оружие в воюющую страну и дразнить при этом своего налогоплательщика. Бахвальство Усамы их, напротив, вполне устраивало. Скажу больше. Семейство Бин Ладенов весьма плотно контактировало с семьей президента США, а один из помощников президента даже был какое-то время торговым представителем семейного бизнеса Бин Ладенов в Техасе. Но именно Усама сейчас, насколько я понимаю, вбивает клин в отношения своей семьи с американской администрацией. Что-то он в итоге с американцами не поделил и его нынешние высказывания о своих недавних партнерах полны враждебности…

— Я встречался с Бин Ладеном в Афганистане, даже вместе с шахом Максудом побывал однажды в одном из его лагерей, — осторожно заметил Закир, не зная еще, как собеседник среагирует на такое знакомство.

— О, я знаком с Шахом. В отличии от Усамы это человек, у которого слова не расходятся с делами…

Гостей пригласили к столу и беседа прервалась. Собственно, продолжать обсуждение Усамы было и небезопасно: собеседник Закира был человеком явно проницательным и повышенный интерес к этой теме мог навести его на неприятные для муллы мысли.

Х Х Х

Волку было неведомо, чем обернется для него внезапная вспышка, которую он позволил себе во время встречи с куратором в кофейне. А тем временем в Израиле решалась судьба разведчика.

К чести Марка, он сумел преодолеть в себе личные амбиции, но не доложить о выходке агента не имел права. Если Волк выполнит свою угрозу, то в итоге может действительно просто выйти из-под контроля и тогда деятельность этого агента будет непредсказуемой. А что если она обернется угрозой для интересов государства? Так, или примерно так рассуждали руководители израильской внешней разведки. Марк утверждал, основываясь на своем знании и понимании агента, что Волк по-прежнему добросовестно и честно выполняет свой долг, а его неадекватное поведение объяснял возможными последствиями контузии. Куратор тем самым хотел, если уж говорить прямо, выгородить своего подопечного, но сослужил ему плохую службу. Один из руководителей разведки вполне резонно, разве что с излишней резкостью, заявил, что если результатом поведения агента послужила контузия, то такой агент попросту опасен и его судьбу надо решать кардинально. Марк возразил, что у него нет медицинского подтверждения, а о контузии он упомянул предположительно. Отговорка прозвучала неубедительно и ни на кого впечатления не произвела. Дальнейшее обсуждение продолжалось без участия Марка и он несколько дней, пока его не вызвали вновь, корил себя за необдуманное высказывание.

— Где сейчас Волк? — спросил Марка шеф разведки, когда он7и встретились вновь.

— По уточненным данным, в Эр-Рияде. — отрапортовал Марк и поспешно добавил. — Там же сейчас, как нам удалось выяснить, находится и Усама Бин Ладен. Предполагаю, что Волк отправился в Саудовскую Аравию, приступив к выполнению нашего задания.

— Опять предположения, — поморщился генерал. — Ну, с этим еще предстоит разобраться. А пока необходимо организовать встречу Волка с Галем. Хорошо бы, чтобы встреча носила случайный характер, но, учитывая уровень Волка, он вряд ли поверит в такую случайность, не так ли?

— Именно, — подтвердил Марк. — Сегодня Волк — агент экстра-класса и даже если Галь поддержит нашу игру, Волк все равно останется при своих подозрениях, а это, несомненно, осложнит встречу. Кстати, почему вы решили направить к Волку Галя, а не меня?

Генерал сослался на общее мнение. Марку-де пока следует воздержаться от встреч с агентом из-за соображений чисто психологического характера. Другое дело — Галь. Они вместе учились, Галь долгие годы был дублером и связным Волка, их связывает многолетняя дружба, а этот фактор в данной ситуации может оказаться едва ли ни решающим.

За эти годы Галь и сам достиг высокого уровня в разведке. Он по праву считался одним из лучших специалистов по борьбе с исламским терроризмом, к его мнению прислушивались и с ним считались на самом высоком уровне.

…В Эр-Рияде друзья встретились почти что в открытую. У них не было надобности даже легендировать свое знакомство — их афганское прошлое избавляло от этой необходимости. И хотя Закир искренне обрадовался появлению друга, все же не преминул уколоть: «Значит, решили действовать через тебя, использовать фактор дружбы».

— А ты, конечно, полагал, что твоя декларация настолько неоригинальна, что к ней останутся равнодушны наши боссы, — усмехнулся Галь.

— И как же ты собираешься меня проверять? — напрямую осведомился Закир.

«Я знаю только один действенный способ — пытки», в тон ему отозвался друг и Закир облегченно вздохнул — Галь оставался прежним. Когда Закир увидел друга, его это больно кольнуло. Он сразу понял, с какой миссией тот здесь и боялся, что нынешняя встреч разведет их по разные стороны жизненных баррикад. И потому теперь радовался от души. Те же чувства испытывал и Галь. Он не счел нужным скрывать, какие сомнения возникли у шефов разведки в отношении Волка, проинформировав его в тех, естественно, пределах, в которых был проинформирован сам.

«Стало быть, я теперь должен доказать, что я не припадочный, сделал вывод Закир. Каким же, интересно, способом я могу это сделать?»

— Знаешь, мне предлагали с десяток хитрых вариантов, но я полагаю, что нужно предпринять один ход, которого от тебя не ждут. Пройди официальное обследование, получи медицинское заключение и со всеми сомнениями будет покончено.

Закир сомневался в эффективности предложенного варианта, Галь убеждал, что за кажущейся простотой таится совершенно беспроигрышный вариант. В конце-концов Закир уступил увещеваниям друга и они стали обсуждать, где и под каким предлогом пройти обследование.

Этим же вечером по просьбе почтеннейшего муллы Закира Бин Нурлана хозяин отеля, в котором он остановился, пригласил к нему в номер врача. Уважаемый мулла жаловался на невыносимо острую боль в области затылка и высказал опасения, что это может быть последствием контузии. Доктор внимательно выслушал больного, проверил пульс, а затем извлек из саквояжа, с какими ходят на осмотр доктора чуть не всего мира, тонометр. Посмотрев на прибор, доктор произнес: «У вас мулла, давление достаточно высокое, но не критическое. Оснований для особого беспокойства я не вижу, сейчас дам таблеточку и через минут десять наступит облегчение. Но все же я бы порекомендовал вам пройти обследование головы. Контузия, о которой вы поведали, не может меня не тревожить. Как врач, я обязан исключить любую степень риска. Пожалуйста, не возражайте. Обследование не слишком сложное и к тому же не займет много времени. Если вы согласитесь, я бы мог обследовать вас даже в своей клинике. Приедете ко мне рано утречком, часам к семи, а уже на следующее утро я, при милости Аллаха, отпущу вас и, надеюсь, что с хорошими известиями».

Мулла уступил настояниям заботливого врача и дал согласие. Все прошло как по нотам. Нехитрому способу повышать давление он был обучен издавна, а в том, что врач предложит обследоваться почти не сомневался. Через сутки он уже держал распечатку результатов обследования, в которой черным по белому было начертано, что былая контузия не оставила в его организме ни малейшего следа. Галь забрал у Закира листок и бережно его спрятал.

Друзья провели вместе еще три дня. Закир был счастлив. Долгие годы одиночества вынуждали его каждое решение принимать самостоятельно, взвешивать и рассчитывать каждый свой шаг. А оказывается, это так здорово, когда рядом есть друг, да к тому же такой надежный и умный, как Галь. Они обсуждали дальнейшие планы, спорили, не соглашались друг с другом до тех пор, пока не находили единственно правильное решение. Закир делился своими соображениями скорейшего проникновения в окружение Бин Ладена, Галь вносил достаточно важные коррективы. Оба понимали, что расстанутся опять, должно быть, на долгие годы, но об этом старались не только не говорить, но даже и не думать.

Уже в день отъезда Галь сказал другу:

— Последнее время из самых разных источников к нам стала поступать информация о том, что отмечено проявление активности реакционно настроенных исламистов в республиках СССР, прежде всего, конечно, в Центральной Азии — в Узбекистане, Таджикистане, Киргизии и даже в Казахстане. На фоне той политической нестабильности и чехарды, которая сейчас происходит в СССР, это явление может прибрести весьма нежелательные формы. Говорю тебе об этом потому, что лично я не сомневаюсь: уж если Бин Ладен мнит себя лидером всего мирового исламского терроризма, то такой огромный и важный регион он явно не оставит без внимания. Никаких конкретных действий в этом направлении от тебя пока не требуется, но упускать возможность сбора информации о советских исламистах тоже не следует. Одним словом, прими к сведению.

Галь, должно быть, и сам не подозревал, какую бурю в душе Закира вызовет его сообщение. Вечером, когда он остался один, на него нахлынули воспоминания детства — родной город, эскимо на палочке и щекочущая ноздри газировка с двойным сиропом, мама Сима и мама Шоня, кузнец Махмуд, директор школы Ахат Маннапович… Он гнал от себя эти мысли, но, впервые за долгие годы не мог справиться со своими эмоциями. Что-то подсказывало Закиру, что он еще вернется, непременно вернется в эти края.

Х Х Х

Такой сухой встречи Закир не ожидал. Словно и не было никогда у них того откровенного разговора в Афганистане, когда Бин Ладен увидел в мулле понимающего и внимательного собеседника, полностью разделявшего его идеи. Усама весьма сухо поздоровался с приезжим гостем, пренебрегая веками устоявшимся и незыблемым восточным этикетом, даже не поинтересовался о его самочувствии, делах. Впрочем, причина выяснилась довольно скоро. Один из помощников Бин Ладена — Шамс-ад-Дин поведал мулле, что дела у них здесь, в Саудовской Аравии, складываются далеко не так, как хотелось бы. Собственно, удивляться было нечему. Бин Ладен настолько активно стал помогать оппозиции, что о его контактах стало известно правительству Саудовской Аравии. Понятно, что восторга эти действия вызвать не могли. А последние заявления Усамы и вовсе обострили отношения. Он открыто заявил, что все его муджахиддины, как один, встанут на защиту родной земли от иракского вторжения. Учитывая, что помощь странам Персидского Залива собирались оказать американцы и их союзники, все шло к тому, что правители Саудии могли указать Усаме и на дверь. А если к этому добавить, что буквально несколько дней назад Бин Ладен открыто обвинил саудовское правительство в пособничестве США, то такое развитие сценария выглядело весьма реальным.

События развивались стремительно и самые мрачные прогнозы Шамс-ад-Дина стали сбываться буквально на глазах Закира. Каплей, переполнившей чашу терпения, стало заявление Усамы Бин Ладена о том, что убийство любого американца, будь то военный или гражданский, является долгом каждого правоверного мусульманина. Учитывая отношения между Саудовской Аравией и США, такое заявление просто не могло остаться без последствий — Усаме, в самых нелицеприятных выражениях, было предписано выметаться из страны в 24 часа.

И все же, перед самым отъездом, он почтил муллу своим вниманием. Для Закира приглашение Усамы было неожиданным и тем более значимым и приятным, что вспомнил он о нем в весьма сложный для себя момент. Аудиенция продолжалась недолго, на обстоятельные встречи просто не оставалось времени, поэтому Усама, хотя был несравненно любезнее, чем при первой встрече, говорил отрывисто, коротко.

— У нас есть деньги, много денег, миллионы. У нас есть идеи, которые дороже любых миллионов, — вещал Усама. — Нам нужно только время, чтобы объединить наши силы по всему миру. И тогда мир поймет, с какой силой он столкнулся. Всемирный халифат — это не утопия, это реальное, и единственно возможное политическое устройство. И тот, кто не понимает или не хочет признавать этого, будет сметен с нашей дороги, как ненужный мусор, мешающий идти вперед и очищать землю.

— Я хочу, — продолжил он после небольшой паузы, резко меняя тему разговора, — чтобы вы, уважаемый мулла, встретились с некоторыми нашими молодыми сподвижниками. Несмотря на молодость, это преданные идее всемирного халифата люди, но горячность, свойственная возрасту, иногда лишает их возможности оценивать ситуацию реально, в связи с чем у них возникают трения с другими, скажем так, более умудренными жизненным опытом, членами движения. Разберитесь, в чем там дело. Не сомневаюсь, что ваша мудрость и богатый жизненный опыт сослужат добрую службу. С подробностями вас ознакомит Шамс-ад-Дин, а мне пора. Не знаю, где произойдет наша следующая встреча, но твердо верю, что она будет проходить в более благоприятных условиях. Да храни вас Аллах, — заключил Усама.

Закиру хотелось остаться одному, как следует все обдумать. Слова Бин Ладена просто потрясли, иначе и не скажешь, даже его, человека, приучившего себя не поддаваться никаким эмоциям, руководствуясь лишь холодным расчетом. Но сейчас, и он сам вынужден себе в этом признаться, Закир находился в смятении. Отчетливо, будто вчера это было, припомнились ему слова генерала Элиэзера Бен-Яакова, который предвидел угрозу третьей мировой — террористической войны, и он не мог не восхититься теперь прозорливостью старого разведчика. Впрочем, долго предаваться эмоциям времени не было — следовало поторопиться на встречу с Шамс-ад-Дином.

«Сердце-вещун», невольно вспомнились Закиру эти слова, которые так часто повторяла в свое время мама Сима. Да и как было не вспомнить, когда Шамс-ад-Дин заговорил с ним о земле, которую разведчик покинул много лет назад. Приближенный Бин Ладена поведал, что в Центральной Азии создана весьма перспективная исламистская организация, ставящая своей целью свержение существующего строя. Настрой у них самый решительный и они не остановятся даже перед вооруженным переворотом и физическим устранением лидеров государства. Все бы хорошо, но внутри организации за последнее время наметился раскол. Ничего нового — элементарная борьба за власть, разделение сфер влияния, стремление отхватить от пирога власти кусок побольше. Вполне возможно, ко всему примешались и меркантильные интересы. Большинство из лидеров новой организации сейчас находятся за границей, там они пока мало кого интересуют. Было бы неплохо, если бы мулла вышел с ними на связь, на месте во всем разобрался, а может быть, сумел предостеречь от необдуманных поступков. Им надо внушить мысль, считал Шамс-ад-Дин, что неудавшаяся попытка переворота приведет к неизбежному краху всей организации и нанесет мощнейший удар по всему делу всемирного джихада. А посему нужно тщательно подготовиться. Собрать будущих воинов и провести их через лагеря боевой подготовки, которые продолжают действовать в Афганистане, укрепить вновь созданное движение организационно, исключив полностью все внутренние распри.

— Одним словом, им следует помочь, — завершил Шамс-ад-Дин. — Сейчас они собираются в Турции, как раз для решения своих насущных вопросов. Конечно, будут просить денег, — ухмыльнулся он, — как же без этого: Некоторую сумму вы им смело можете пообещать, без помощи мы их не оставим. Мы специально делаем так, чтобы деньги они получили именно от вас лично. Как говорится, кто платит, того и уважаем. Надо только убедиться, что эти деньги действительно пойдут на обучение боевиков и на укрепление самой структуры, а не осядут в карманах лидеров организации. Не исключаю вероятность того, что вам понадобится поездка в Центральную Азию. Рискованно, конечно, но заготовленные для вас документы, безупречны. Особенно беспокоит нас фигура узбекского лидера, — подчеркнул Шамс-ад-Дин. — Он повсюду трубит об угрозе безопасности его страны, исходящей от исламского мира, и тем для нас опасен. Изучить обстановку на месте было бы весьма полезно и кто, как не вы, уважаемый мулла, лучше всех с этим справится. Да, и вот еще что. В организации есть человек по имени Аскар Абдурасулов. По возрасту он моложе всех, но его влияние на остальных нам представляется странным. Не хочу навязывать своего мнения, но мне его роль представляется достаточно странной. Приглядитесь к нему. Учтите, что полномочия вам предоставляются самые широкие, практически неограниченные. Так что действуйте по своему усмотрению.

Во время беседы, которая длилась около двух часов, Закир под различными благовидными предлогами пытался выяснить, куда сейчас направится «штаб» Бин Ладена во главе с мятежным лидером, но Шамс-ад-Дин умело уходил от ответа, отделываясь вроде бы многозначительными, но на самом деле лишенными какой бы то ни было конкретики намеками. На том они и расстались.

 

Глава седьмая. Домой!

«Клубок змей», так назвал их про себя Закир. Они и впрямь напоминали ему ядовитых пресмыкающихся, беспрерывно строящих друг другу козни, погрязших в распрях, жестоких и часто неуправляемых. Двое из них, стоявшие по сути во главе организации, — Юлдаш Тахиров и Хаджи Джумаев, оба родом из Ферганской долины, уже успели пройти школу террористических лагерей боевой подготовки в Афганистане.

Малообразованные, но чрезвычайно опасные, они были готовы на любые самые решительные действия и уже не раз проявляли свою неуправляемую жестокость. Их молодой земляк Аскар Абдурасулов по кличке Конбулат, мнивший себя никак не меньше, чем министром иностранных дел в будущем халифатском правительстве, полностью соответствовал характеристике, полученной Закиром от Шамс-ад-Дина. Обладающий достаточной эрудицией, способный грамотно и даже образно излагать свои мысли, внешне неизменно приветливый и приторно улыбающийся, Конбулат и впрямь выделялся среди своих угрюмых сподвижников. Поговорив с ним несколько раз, Закир понял, что Аскара пожирает изнутри непомерное, до гипертрофированных размеров раздутое тщеславие, неутоленное желание держать все тайные нити заговора в своих руках. Он, видно, давно и прочно прикинул на себя «сутану» «серого кардинала». Мулла решил сыграть на этих струнах, полагая, что, постоянно и умело подкидывая дрова в огонь тщеславия, сможет сделать из Конбулата ценного информатора. Бахвалясь своей осведомленностью, Аскар не очень-то хранил чужие секреты. Ему куда важнее было дать понять окружающим, что для него, Конбулата, никаких секретов не существует и существовать не может. Что и говорить, бесценный источник информации для разведчика! К тому же сознание того, что с ним вот так запросто общается эмиссар самого Бин Ладена (Закир не счел нужным скрывать этот свой статус) возвышало Аскара в собственных глазах, приятно грея его непомерное самолюбие. Он совершенно недвусмысленно дал понять новому гостю, что здесь, в Стамбуле, со дня на день должны произойти события поистине исторического значения и руководить ходом событий, конечно, незаметно, исподволь, как опытный кукловод, будет именно он, Конбулат. Закир согласно кивал, на словах признавая за молодым хвастуном такое право и тот, поощряемый пониманием муллой всей его значимости, распалялся еще больше.

Систематизируя все полученные от Абдурасулова сведения, разведчик сложил для себя достаточно плотно подогнанный «пазл». В Турцию должны приехать Юлдаш Тахиров и Хаджи Джумаев, здесь уже сейчас находится некий Мадамин Салиев по кличке Солих. Некогда подающий надежды молодой узбекский художник, Салиев в свое время решил ни больше ни меньше как создать свой собственный Верховный совет, объединившись с некоторыми организациями националистического толка. А когда против него возбудили уголовное дело, не стал искушать судьбу и дожидаться суда, эмигрировал из страны, провозгласил себя лидером оппозиции и стал ярым проповедников установления в Центральной Азии единого и неделимого исламского государства, в котором себя мнил никак не меньше, чем президентом.

Через своих новых турецких знакомых, связь с которыми ему обеспечил Шамс-ад-Дин, Закир узнал о Солихе и другие небезинтересные подробности. Салиев упорно распространял о себе слухи, что он пользуется неограниченным влиянием на руководителей некоторых государств и партий, сам обладает весьма значительным состоянием и к тому же способен привлечь большие суммы на борьбу против существующего в центральноазитском регионе строя. Он туманно намекал, что весьма успешно торгует оружием, однако вскоре стало известно, что бизнесмен Мадамин липовый и все его экономические попытки потерпели крах. Одна из историй его неудачного бизнеса выглядела так.

С год, примерно, назад Салиев познакомился в Москве с неким генералом, который сказал, что может продать красную ртуть, были бы денежки. В одной из экстремистских группировок Турции к приобретению красной ртути проявили живой интерес и Солиху под эту сделку

ссудили аж сто тысяч долларов. Самому Мадамину к тому времени путь в российскую столицу был уже заказан и он отправил в Москву своего гонца. Того встретили в условленном месте, где-то за городом, взяли деньги, а когда пришло время вручать красную ртуть, засунули в нагрудной карман пиджака билет на самсолет и велели уматывать из Москвы подобру-поздорову, пока цел.

Эта история вряд ли могла привлечь внимание Закира, если бы не один нюанс, заставлявший его взглянуть на явно мошенническую сделку Солиха совершенно иными глазами. Было похоже, что во время стамбульской встречи Юлдаш Тахиров и Хаджи Джумаев собирались вступить в сговор с Мадамином Салиевым. Им уже давно рекомендовали выдвинуть на роль лидера их организации, пусть даже фиктивно, номинально, человека, известного в эмигрантских кругах, образованного и в то же время управляемого. Похоже, фигура Солиха этим критериям террористов вполне соответствовала. И если Мадамин Салиев будет провозглашен лидером организации, реально готовящей политический переворот в Узбекистане, то под это можно просить, а главное получить от зарубежных друзей, того же, к примеру, Бин Ладена, кругленькую сумму, и притом — немаленькую.

Полученную о Солихе информацию Закир искусно, не сам, разумеется, сумел довести до сведения Конбулата, не сомневаясь, что молодой интриган не упустит возможности распорядиться ею, как нельзя лучше.

Х Х Х

…Высокие договаривающиеся стороны встретились в доме, специально арендованном Солихом в мусульманской части Стамбула. Здесь с утра тщательно готовились к приему гостей, стол ломился от яств, подали и специально приготовленный традиционный узбекский плов. По законам восточного гостеприимства за столом не принято вести деловые беседы, не отведав всех блюд. Хозяин дома, как правило, тщательно следит, чтобы никто из гостей не нарушал эту традицию. Но Мадамину не терпелось, как можно скорее завести разговор, ради которого он пригласил в дом этих опасных людей. Едва гости отведали по щепотке обжигающего пальцы плова, он предложил Юлдашу и Хаджи уединиться в другой комнате. Те не возражали. Вернулись они к застолью только через час, похоже, очень довольные состоявшимися переговорами.

Позже каждый из них трактовал содержание тайной встречи по-своему. Юлдаш поведал, что «Солих просится к нам и не следует ему в этом отказывать», Мадамин же утверждал, что Юлдаш и Хаджи целый час уговаривали его возглавить движение и он обещал все тщательно взвесить и в скором времени дать ответ. Было также решено, что Юлдаш поможет осуществить переброску старшего сына Солиха в один из боевых лагерей террористов в Афганистане, где тому предстоит пройти расширенный курс подготовки.

Закир стремился побывать на этой встрече, полагая, что его нынешние полномочия помогут ему преодолеть любые преграды. Но переговоры состоялись без него, что неприятно муллу удивило. Позже всезнающий Конбулат поведал: террористы просто опасались, что обладающий высоким положением гость станет свидетелем их распрей и несогласованности, а это в итоге скажется на размере предполагаемых субсидий. Даже решая проблемы глобального политического характера, эти алчные люди не забывали о собственном меркантильном интересе. Информация Конбулата вскоре подтвердилась, так как теперь уже и Мадамин Салиев, и Юлдаш Тахиров, и Хаджи Джумаев настойчиво искали встречи с муллой, отправляя переговорщиком Аскара. Но мулла был очень занят; гораздо более существенные проблемы, нежели встреча с лидерами новой организации, поглощала все его время. Так заявлял он всякий раз Конбулату, перенося встречу со дня на день. Но и слишком долго тянуть тоже не следовало и через неделю Закир Бин Нурлан, эмиссар Бин Ладена, согласился встретиться с узбекскими оппозиционерами.

В том же доме, где состоялись недавние переговоры, для него был накрыт роскошный стол и ему оказали подчеркнуто изысканные почести. Конбулат сиял от счастья, ведь это именно он организовал встречу. Юлдаш и Хаджи разглядывали гостя исподлобья, а вот Мадамин разливался соловьем. Он, не заглядывая ни в какие записи, сыпал именами, цифрами, тут же озвучивал политическую концепцию новой организации, непрестанно повторяя «я думаю», «я считаю», «мое мнение», хотя формальным лидером провозглашен еще не был. И чем дольше длился этот разговор, тем отчетливее разведчик понимал, с какой нарождающейся, но уже грозной силой, предстоит вступить в сражение. Перед тем, как расстаться, эмиссар твердо заверил «соратников по борьбе», что какая-то, причем существенная, часть денег поступит к ним уже в ближайшие дни, остальные — по мере необходимости. Единственное, что его успокаивало, так это алчные взгляды собравшихся. Закир не сомневался, что эти шакалы «разорвут» лакомый кусок, как только подачка окажется в их цепких когтях.

Закир заранее договорился с Конбулатом о следующей встрече — наедине. Аскар примчался в условленное место аж на сорок минут раньше, весь переполненный гордостью, что мулла Закир, о котором самые почтенные люди Стамбула говорили с нескрываемым уважением и даже подобострастием, дарит ему свое внимание.

— Запомни свой новый псевдоним — «Министр», — заявил Закир без всяких предисловий. — Его будут знать всего три человека — Бин Ладен, я и ты сам. Спаси тебя Аллах, если об этом узнает кто-то четвертый. — Закир не случайно выбрал для своего нового информатора столь звучное прозвище, не сомневаясь, что тщеславному Аскару это затмит сознание. — С сегодняшнего дня ты — мои глаза и уши в вашей организации. Мы сумеем сделать так, что твой авторитет станет непререкаемым. Мы также надеемся, что именно твои способности помогут нам направить действие вашей организации в нужное русло и она действительно сыграет важную роль в нашей общей борьбе. Через несколько дней сюда прибудет человек, который станет нашим с тобой личным связным. Ты также получишь необходимый шифр для составления своих донесений и расшифровки моих заданий. При необходимости личной встречи также следует обращаться к связному. Но не более того. У связного нашего шифра не будет, о содержании твоих донесений и моих заданий ему знать запрещено. Тебе понадобятся средства, я учел и это. Деньги также будешь получать через связного, подтверждая шифровкой получение очередной суммы. — Закир с удовлетворением отметил, как от удовольствия заблестели глаза Конбулата, едва он услышал о деньгах. — Но в твоем окружении могут возникнуть подозрения в связи с твоими новыми материальными возможностями. Эти подозрения следует исключить. Поэтому будь настойчив в своих просьбах о помощи организационной и материальной к другим организациям. Старайся, как можно больше рекламировать каждый полученный взнос. Это поднимет твой авторитет, а заодно и отведет от тебя ненужные подозрения. В бескорыстие в наш век мало кто верит, а наличие средств в твоей ситуации должно быть совершенно «прозрачным». Ты хорошо усвоил сказанное мною? — строго спросил Закир.

— О да, досточтимый мулла, — склонился в смиренном поклоне Конбулат. Я не разочарую вас.

— Не сомневаюсь, — буркнул Закир, — хотя не сомневался он в том, что уже через несколько часов про их разговор в деталях и подробностях, даже несуществующих, станет известно во всех мусульманских кварталах Стамбула. Собственно, именно этого разведчик и добивался.

В тот же день Закир должен был встретиться со своим куратором, но счел необходимым перенести встречу, опасаясь слежки. Интуиция не подвела. «Хвост» он обнаружил за собой сразу, едва расстался с Конбулатом. В равной степени это могли быть люди Юлдаша и Хаджи, Солиха, да и самого Аскара тоже. Конечно, не лишним будет впоследствии установить, кто посмел следить за самим Закиром Бин Нурланом, но это можно было отложить и на потом. Проблема была в другом — «заметить» преследователей, или сделать вид, что он их не видит. Закир предпочел второй вариант, по крайней мере на несколько ближайших часов. Но утром следующего дня, когда он отправился в один из горных поселков, у преследователей муллы возникла непредвиденная загвоздка. На крутом горном повороте внезапно заглох мотор автомобиля. Незадачливые филеры метались не меньше трех часов, пока над ними не сжалился какой-то местный фермер, взяв их на буксир своего трактора.

Тем временем Закир сидел на самой вершине высокого, раскидистого и прочного, как бетонный столб, дерева. Конечно, он сидел не среди листвы, а за столом, который хитроумный и явно изобретательный хозяин установил на переплетении крепких ветвей. Стол был рассчитан на четверых, Закир ожидал только Марка. Место для встречи было идеальным. Густая зеленая крона скрывала от любопытных взоров сидящих в этом необычном кафе, сами же посетители могли без труда разглядеть любого, кто приближался к дереву.

Марк появился через полчаса и, веселясь от души, поощрительно заметил: «Ну, ты мастер. Устроил им поломку по первому классу, комар носу не подточит. Я даже задержался немного, чтобы получить удовольствие от такого бесподобного зрелища, когда эти недоумки метались по горной тропе, не понимая, куда враз исчезли все до единой машины. Я-то видел, как сразу после их подъема на склон, кто-то установил знак «проезд запрещен». Ловко придумано, ничего не скажешь».

Марк еще долго тараторил без умолку, исподволь наблюдая за реакцией своего подопечного, он же прекрасно помнил, как нелепо и нервозно завершилась их предыдущая встреча. Закиру не стоило ни малейшего труда определить ход его мыслей и он произнес примирительно:

— Марк, прекрати этот балаган. Я что, должен поклясться тебе всеми святыми и подписаться кровью, что мои отношения к тебе ничуть не изменились?

Куратор вздохнул с явным облегчением и, утирая платком враз вспотевший лоб, попросил: «Я бы холодного пива выпил, если это здесь не возбраняется». «Здесь не возбраняется ничего, что может доставить человеку удовольствие от посещения данного заведения», отозвался Закир, сделал знак и по лестнице тут же поднялся проворный официант.

Они просидели в этом «гнезде» до позднего вечера. Марк сообщил, что Центр полностью одобряет действия Волка за последнее время и особо ценит, что тому удалось так близко подойти к Бин Ладену и удостоиться его личного поручения. Марк поведал, что Бин Ладен сейчас в Судане, но, видно, и там ему укрепиться надолго не удастся, отношения с правительством этой страны день ото дня становятся все более напряженными. Аналитики считают, что базовым местом своего пребывания Усама вновь выберет Афганистан и именно оттуда будет руководить подразделениями Аль-Кайды в других странах. Особое внимание следует уделить сбору информации о расширении сети лагерей боевой подготовки, передавал он мнение Центра. Необходимо заполучить точную схему их дислокации, количество курсантов, регионы, откуда они направляются. В общем, как всегда в их непростом и опасном деле, важность представляла даже самая незначительная, на первый взгляд, деталь. А вот к идее Волка побывать в Узбекистане куратор вновь, как и во время их прошлой встречи, отнесся отрицательно. Признавая, в целом, целесообразность и даже необходимость этой поездки, он все же оставался при своем мнении. Впрочем, теперь он поостерегся резких высказываний, а для начала выразил лишь опасение:

— Все же ты родом из тех мест и, стало быть, слишком велик риск твоего появления. Любая случайность, а всего предусмотреть не в состоянии никто, может обернуться для тебя трагедией.

— Не замечал раньше за тобой склонности к таким напыщенным выражениям, — усмехнулся Закир. — Хочу тебе задать один вопрос, нарушающий инструкцию. Когда ты впервые меня увидел? Впрочем, можешь вслух не называть дату. Вспомни сам, в каком году ты меня увидел первый раз и ответь честно хотя бы сам себе, узнаешь ты меня тогдашнего в сегодняшнем?

— Никогда! — вынужден был признать куратор.

— Тогда о каком риске ты говоришь?

— Я обязан разговаривать с тобой, как с агентом, которого много лет курирую. Но именно потому, что мы знакомы уже много лет, я тоже позволю себе отступить от инструкции. Да, мне известно, если не все, то многое из твоей биографии. И именно поэтому я опасаюсь твоей поездки на родину. Там могилы твоих родных, там остались друзья детства, тебе захочется побывать в каких-то местах, где прошла юность, хотя бы издали увидеть тех, кто до сих пор тебе дорог. Ты опытный разведчик, так ответь и ты честно сам себе — ты сможешь удержаться и не побывать на кладбище, сумеешь обойти те места, куда тебя неизбежно будет тянуть и вообще удержаться от каких-либо поступков, граничащих с риском?

— Спасибо за откровенность, — кивнул Закир. — А знаешь, именно над теми вопросами, которые ты мне сейчас задал, я много думал все последнее время. Поэтому и к ответу готов. Вот я тебя только что упрекнул в склонности к громким словам, а теперь и сам скажу так: человек, забывший землю, на которой родился, забудет и мать родную. Сегодня я понимаю, может быть, как мало кто другой понимает, какую опасность представляют банды исламистов для всего мира, в том числе и для той земли, на которой я родился, а стало быть, для ее людей. И я еду туда не потому, что не могу справиться с ностальгией, с этим чувством, поверь, я совладать сумел очень давно. Дело в другом, главном для меня. Я способен, пусть даже в малой степени, отвести беду. А значит, я выполню свою работу. И именно сознание этого оградит меня лучше всего иного от любых рискованных поступков.

— Ну что ж, подвел итог Марк. — Раз так — езжай. Тем более, что наши аналитики считают, что Бин Ладен постарается усилить свою деятельность на территории бывших советских республик. Кстати, имей в виду — Россия не станет исключением. Но пока тебе нужно срочно отправляться в Судан. Нам представляется чрезвычайно важным, чтобы именно ты сейчас оказался возле своего нового патрона. Бин Ладену, похоже, как никогдка, необходима любая поддержка, психологическая в том числе. Грех не воспользоваться такой ситуацией. Более того, тебе не следует скрывать, что ты приехал не столько затем, чтобы отчитаться о встречах с лидерами узбекских исламистов, а специально для того, чтобы в трудные дни оказаться рядом, так сказать, подставить дружеское плечо.

На следующий день Закир встретился с Юлдашем Тахировым. Куда девался всегда сдержанный благообразный мулла. Перед Юлдашем предстал разъяренный от гнева жесткий командир, не на словах, а на деле способный на самые решительные действия. «Если еще раз замечу за собой слежку, безжалостно расправлюсь с каждым, — заявил он тихим голосом, но такими интонациями, от которых даже у террориста мурашки по коже пробежали. — Вы бы еще за Усамой следить вздумали. Так что, уважаемый, своих болванов накажите примерно, даже такой простой работы и то выполнить не могут. Конспираторы! — презрительно бросил он и с нескрываемой угрозой добавил: я слов на ветер не бросаю, запомните это».

Х Х Х

В Хартуме, столице Судана, Закиру довелось бывать лишь однажды, во время своей африканской эпопеи, когда он в качестве наемника готовился к переброске в Родезию. Отправляясь в суданскую штаб-квартиру Бин Ладена, Закир уже знал, что саудиты лишили Усаму своего гражданства, а сейчас все шло к тому, что и нынешнее пристанище лидер Аль-Кайды покинет не по своей воле. Верный Шамс-ад-Дин, со словами «шейх ждет вас», не медля, провел гостя в покои шефа. Закир тут же отметил про себя новое обращение — шейх, и решил взять его на вооружение. Усама казался утомленным и подавленным, но такое впечатление оказалось лишь внешним, к тому же весьма обманчивым. Жесты его оставались энергичными, речь четкой и ясной. Он рассказал, что во время недавнего столкновения боевиков с миротворцами погибло восемнадцать американских солдат и в этом обвиняют его, Бин Ладена, людей. Так же как приписывают ему взрыв во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке. Использовали лишь цепь случайных, как утверждал Усама, совпадений. В организации взрыва Всемирного торгового центра обвинили слепого шейха Омара, а его рабочее место располагалось в одном из офисов старшего брата Усамы в Бруклине. Потом в Пакистане арестовали непосредственного исполнителя взрыва Рамзи, а того частенько видели в «Доме исследователей» в Пешаваре. Рассказывая все это, Усама хитро улыбался и было непонятно, признает он организацию терактов в Судане и США, или искренне негодует по поводу своей мнимой причастности к ним.

— Дошло до того, что саудиты запретили всем подданным королевства общаться со мной, — жаловался Бин Ладен. — Ничего удивительного я в этом не вижу — напротив естественный ход развития событий для тех, кто отошел от истинного ислама и продался американцам. Предатели веры! В Эр-Рияде недавно взорвалась машина на американской военной базе, погибло несколько солдат. Я не сомневаюсь, что этот взрыв инспирировало ЦРУ, чтобы подтолкнуть суданцев к моей высылке из страны. А те стелятся и под саудитов, и под «янки», боятся собственной тени. Плевать. Здесь, в Африке, делать больше нечего. Они все равно примут то решение, которого требуют от них американцы. Но бежать, как трус, я не собираюсь. Семью пока оставлю в Хартуме, со мной поедут только два моих сына и самые верные помощники, таких наберется человек четыреста, не больше. В Афганистане меня ждут и дел там немало. Борьба только начинается, скоро о нас заговорит весь мир. Ну, а как ваше путешествие в Турцию, что видели, к какому пришли мнению? — засыпал он вопросами муллу.

Закир рассказывал обстоятельно, поделился соображениями, что организация «Исламское движение», созданная узбекскими оппозиционерами, и организационно, и идеологически еще достаточно слаба и нуждается в контроле.

— Я собирался отправиться в Центральную Азию, чтобы получше изучить обстановку. Но сейчас, слушая вас, изменил свое решение. Мой долг в такую трудную минуту, находиться рядом с вами, если вы, конечно, позволите, — смиренно произнес он.

— Ни в коем случае! — энергично запротестовал Бин Ладен. — Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы такой человек, как вы, находился рядом. Но я не знаю, сколько времени еще проведу в Судане. Во всяком случае, пока не завершу своих дел, и не подумаю уезжать, пусть суданцы хоть даже лопнут от злости. Мое личное время терпит, но время нашей общей борьбы уже отсчитывает не часы, а минуты, — витиевато высказал Усама свою мысль. — Поэтому отправляйтесь в Азию немедля. Ваше решение ознакомиться с тамошними делами на месте очень мудрое. И не следует его откладывать. К тому же из азиатских стран — Узбекистана, или, скажем, Таджикистана вам перебраться в Афганистан не составит ни малейшего труда. Я буду ждать вас там с нетерпением, мой друг. Но в то же время я не прошу вас не задерживаться. Я хочу из вашего рассказа узнать об истинном положении. И никто, кроме вас, этой работы лучше не выполнит…

Х Х Х

Респектабельно одетый пассажир рейса Стамбул-Ташкент протянул паспорт в окошко пограничнику. «Снимите очки», потребовал прапорщик и пассажир послушно снял солнцезащитные очки.

— Так, значит, Арсланзаде Байрам Бей? — уточнил пограничник на ужасающем английском. — С какой целью приехали в нашу страну?

— Бизнес, строительство, — пояснил Арсланзаде.

Прапорщик пролистал странички турецкого паспорта и, замотав головой: «Ноу бизнес», — скрестил для убедительности руки и повторил: «ноу бизнес». Потом, видимо, поняв, что его знаний английского для дальнейших объяснений явно недостаточно, позвал переводчика. Приехавшему не составило бы ни малейшего труда перейти на узбекский язык, но он решил пока воздержаться. Переводчик с дежурной улыбкой стал объяснять господину Байрам Бею, что категория его визы не предусматривает занятия бизнесом на территории их страны.

— Напротив, — невозмутимо возразил гость. — Генеральный консул Узбекистана в Стамбуле любезно объяснил мне, что я имею право вести переговоры, как с частными фирмами, так и с государственными организациями, подписывать контракты. Вот если дело дойдет до строительства, как такового, тогда мне действительно понадобится соответствующее разрешение. А пока я приехал только с намерениями изучить строительный рынок вышей страны.

Переводчик еще раз внимательно изучил выданную приезжему визу, вернул паспорт пограничнику и прошипел, не разжимая губ: «Ставь визу и не доводи дела до скандала, здесь тебе ничего не обломится».

Усмехнувшись про себя, Арсланзаде в весьма любезных выражениях поблагодарил пограничника и переводчика, пройдя через турникет, с любопытством осмотрел устланный коврами просторный и красивый зал международного аэропорта, зашел в бар, отхлебнул отвратительного кофе, отставил чашку, попросил стакан минеральной воды и, не спеша выкурив сигарету, отправился в город.

Неторопливые, даже расслабленные движения, внешняя флегма давались ему с трудом. Пьянящий осенний воздух, наполненный непередаваемым ароматом фруктов и цветов, казалось, давно забытый, но с невероятной силой оживший в нем вновь, дурманил голову. Хотелось, как в детстве, скакать на одной ноге, бежать, неведомо куда и горланить невесть откуда всплывшую в памяти песню про наманганские яблочки.

Турецкий бизнесмен лишь позволил себе припасть к боковому стеклу такси и по дороге в гостиницу жадно рассматривать улицы, которые теперь уже почти не узнавал. Лишь когда въехали в центр, он с радостью увидел оперный театр, цветные, в свете солнечных лучей, брызги фонтана, знакомую гостиницу с надписью «Ташкент» на фронтоне. А вот гостиница, где ему был забронирован вполне приличный номер, была построена явно не так давно и он не сразу сумел сориентироваться, а лишь потом, оглядывая улицы из окна своего «люкса» на десятом этаже, сообразил, что находится она неподалеку от крупнейшего и очень популярного в городе базара.

Вот на базар он, одевшись так, чтобы не бросаться своей внешностью в глаза, первым делом и отправился. «Даже если кому-то и интересно будет, как проводит свои первые часы в незнакомом городе иностранец, то уж естественнее посещения знаменитого узбекского базара и не придумаешь.

Перед поездкой на родину он долго думал, на каком языке ему здесь общаться. Выбрал коверканный узбекский — многие турки, учитывая схожесть языков и общую языковую группу, пусть и неважно, но говорили на узбекском. На базаре Арсланзаде сначала прошелся вдоль рядов, легкими прикосновениями пальцев ощупывал розовые бока упругих, по полкилограмма каждый, помидоров, пробовал на сладость виноград, выпил холодного кислого молока из стакана, покрытого белоснежной марлечкой. Время близилось к полудню и он устроился под брезентовым навесом кафе, заказал себе половинку лагмана, одну самсу, начиненную рубленой бараниной и курдючным жиром, и два маленьких шампура шашлыка из печени. Затем подозвал крутившегося поблизости мальчишку, которому в это время дня явно положено было находиться в школе, и попросил его купить в торговых рядах кисть самого лучшего черного винограда-кишмиш и самую горячую лепешку. Посулив щедрое вознаграждение, если просьба будет выполнена добросовестно, принялся за еду. Когда расторопный пацан принес уже вымытый виноград и великолепно пропеченную в глиняном тандыре румяную лепешку, он вспомнил, что это было для мальчишек его детства, и, конечно же, для него самого, самым любимым и роскошным лакомством. Относившийся к еде достаточно равнодушно и евший обычно помалу, он, пресытившийся таким необычайно обильным для него обедом, откинулся на спинку пластикового кресла и, не спеша, потягивал безвкусный в здешнем заведении зеленый чай. День был воскресный. Хозяйки возвращались с базара с переполненными сумками, мужчины степенно шли сзади, обхватив обеими руками огромные зеленые ядра арбузов, желтые торпеды многокилограммовых дынь. Потом он прогулочным шагом отправился в центр. Миновав некогда интуристовскую гостиницу, устроился на скамеечке в тенистом сквере, где росли вековые деревья. Еще дошкольником, частенько гуляя в этом сквере с мамой Симой и мамой Шоней он видел здесь скульптурную композицию: на каменной скамейке сидели, глядя друг на друга, отлитые в бронзе, вождь пролетариата и его верный соратник, а позже — приемник. Потом соратника обвинили в неслыханных злодеяниях по отношению к собственному народу. Скульптуру снесли, а вместо нее в самом центре сквера, на мраморном постаменте, водрузили гигантскую, с развевающейся бородой, голову основоположника утопического учения. Сейчас голова отсутствовала, да и весь сквер стал вроде бы меньше, словно съежился. Усилием воли отогнав от себя воспоминания, иностранец направился в сторону хорошо видного даже сквозь кроны деревьев красивого здания восточной архитектуры, с горящими на солнце куполами. Здесь находился музей выдающегося древнего восточного полководца, прославившегося на весь мир. Пробыв в музее не менее часа, он взял такси и попросил отвезти его в музей искусств. Когда-то там была собрана весьма недурственная коллекция картин, но музей, по непонятой причине, оказался закрыт. Погуляв еще немного, он, памятуя наставления куратора, позволил себе лишь единственную слабость. От музея искусств рукой было подать до того места, где когда-то находился их коммунальный двор. Узкие немощенные улочки уступили место широченному проспекту, в начале которого был установлен памятник знаменитому космонавту-земляку. А точнехонько на месте их двора высился теперь многоэтажный серый монолит, в цоколе которого разместился огромный ювелирный магазин. Сбоку, под яркими цветными зонтиками, расположилось открытое кафе и он присел за столик, машинально сделав какой-то заказ и достав спасительную газету, чтобы загородить лицо. Куда-то исчез каменный монстр-дом, зашумел-загалдел их общий двор, по которому вприпрыжку бежал он, пятилетний Ромка Лучинский, показывая всем книжку про Робинзона Крузо и восклицая: «Я сам. Сам, от начала до конца ее прочитал». А рядом, приоткрыв от удивления рот, стоял Павлик-Бублик, только что стащивший из чужой кастрюли обжигающе горячую куриную ногу, да так и забывший ее слопать. А Вовка-немец, вредный, но не жадный, в знак особого расположения, протягивал ему свой самокат, предлагая прокатиться. Этот самокат был предметом зависти всей дворовой ребятни. Отец Вовки, военный, служил в Германии, поэтому, как только они здесь поселились, Вовка и получил прозвище «немец». Вовка одевался, по их понятиям, чудно, но самым диковинным был его самокат, на резиновых надувных колесиках, с блестящими никелированными ручками и звонком, трель которого разносилась по всей улице. На чудо-самокат приходили посмотреть ребята со всех окрестных дворов, а Вовка дома устраивал скандалы до тех пор, пока мать не пошила ему обычные, как у других здешних пацанов, синие сатиновые трусы, а отец не притащил домой два подшипника и пару дощечек, из которых «немец» тут же сколотил такой же грохочущий раздолбанный самокат, как и у всех… И звонкий голос мамы Шони: «Роман, обедать!» припомнился ему, и мама Сима шла с базара, неся авоську, наполненную баклажанами, которые она по украинской привычке называла «синенькие», да и много чего другого невольно всплыло в памяти. Но когда припомнились ему три стоящих рядом надгробия с одинаковой фамилией — матери, бабки и тетки, он запретил себя думать об этом, ибо нестерпимо захотелось послать все к чертям собачьим, наплевать на любые последствия и немедленно ехать на кладбище…

Он еще, успокаиваясь, посидел несколько минут под ярким зонтиком, ровно столько, сколько понадобилось, чтобы покончить с чайником чаю, спрятав газету в карман, поднялся, решив для себя твердо, что на этом свидание с детством закончено.

Утром следующего дня, отдохнувший и энергичный турецкий предприниматель, владелец небольшой, но весьма мобильной строительной фирмы Арсланзаде Байрам Бей встретился с руководителями ассоциации делового сотрудничества. Переговоры явно буксовали, хозяева не представляли, что делать с приехавшим турком — их полномочия, а главное — возможности, были весьма ограничены, и с явным облегчением вздохнули, когда гость выразил пожелание, за свой собственный, разумеется, счет, посетить несколько городов, которые давно мечтал увидеть. С энергией, достойной лучшего применения, они тут же стали названивать в международный сектор аэропорта, заказывая «дорогому гостю» билеты в Самарканд, Бухару, города Ферганской долины.

В своем детстве и юности Роме никогда не доводилось бывать в этих городах и теперь он с неподдельным восторгом любовался шедеврами древневосточного зодчества — обсерваторией Улугбека, мечетями Гур-Эмир и Шахи-Зинда в Самарканде, древнейшей мечетью Магоки Аттори в Бухаре, поражаясь, что все это поистине сказочное великолепие — дело рук человеческих.

Но основной целью поездки был один из старинных городов Ферганской долины — Наманган. По имеющимся у Закира данным, именно этот город становился чуть ли не центром националистического движения Узбекистана. Еще в Стамбуле, перед самым отъездом в Ташкент, мулла встретился с Конбулатом и тот рассказал ему, что Юлдаш Тахиров готовит в Намангане акцию, которая перевернет все в Узбекистане вверх дном. В подробности Аскар посвящен не был, а с самим Юлдашем встретиться не удалось, он уже покинул Турцию и теперь оставалось только гадать, что затеял экстремист. Наманган оказался чистеньким, будто только что умытым городом. Но Закир отчетливо ощущал, что в воздухе словно витает облако, предвещающее грозовые события. Повсюду он видел людей, облаченных в национальные одежды и о чем-то шушукающихся, на одной из городских площадей большая группа молодых людей в просторных черных штанах и такого же цвета куртках, похожих на кимоно, под руководством боевого вида инструктора, отрабатывала приемы рукопашного боя. Предчувствие не обмануло. Утром, завтракая в гостинице, Закир по отдельным репликам понял, что в городе произошел чуть ли не правительственный переворот.

Он поспешил в центр, где перед зданием областной администрации уже собралась толпа. Закир успел как раз вовремя. Юлдаш Тахиров вместе с группой верных ему религиозных фанатиков захватил здание администрации. Перед входом кто-то уже растягивал зеленое полотнище с лозунгом «Да здравствует исламское государство!» Те самые молодые парни в черных «кимоно», которых мулла видел накануне, силой заталкивали собравшихся внутрь. Тем, кто пытался отказаться, или оказывал сопротивление, грозили страшными карами, а для доходчивости тут же извлекали из-под черных курток резиновые дубинки, которые, не колеблясь, пускали в ход. Возражать распоясавшимся молодчикам было небезопасно. Вместе со всеми затолкали в зал и «турецкого гостя».

Поднявшись на возвышение, Юлдаш выкрикивал лозунги и толпа, повторяя за ним, скандировала их. Впрочем, внимательный взгляд Закира приметил, что скандирует лишь молодежь, а старики, опустив головы, лишь едва шевелят губами, напуганные всем происходящим. Юлдаш, насладившись зрелищем беснующегося зала, поднял руку, призывая к тишине.

— Когда мы провозгласим исламское государство, мы разберемся со всеми, кто не верил в наше дело! — начал он с угроз. — Нам долгие годы закрывали рот, не давали говорить то, что мы думаем. Но теперь мы скажем все. Я требую, мы все требуем, чтобы сюда приехал президент. Он же называет себя мусульманином, вот пусть приедет сюда и нас, истинных мусульман, слушает. Мы выдвигаем пять условий. — Юлдаш достал из кармана листок и стал зачитывать:

— Условие первое. Сюда должен приехать президент. Условие второе — прямо здесь он должен поклясться на Коране в верности исламу и здесь, в этом зале, провозгласить исламское государство. Третье условие — посещение мечетей должно стать обязательным для всех мусульман, в том числе и для всех руководителей государства, которые должны молиться вместе с народом. Четвертое условие — пятница должна стать праздничным, нерабочим днем. И последнее, пятое условие — немедленное открытие религиозных школ.

После каждой произнесенной фразы Юлдаш поднимал глаза к небу, восклицал «Аллах акбар!», внимательно следя, все ли повторяют за ним заклинание.

Закир понимал, что все эти условия выдвигались спонтанно и были придуманы наспех, однако он не сомневался, что захват здания был заранее продуман и тщательно спланирован. Глаза у многих молодых людей затуманены наркотиками, в этом Закиру, уже видевшему такое не раз, сомневаться не приходилось. Он полагал, что сейчас сюда нагрянет милиция, возможно солдаты внутренних войск и уже придумывал варианты, как ему, иностранцу, выкручиваться из этой истории, но ничего такого не происходило. А через два часа по залу прошелестело удивленное: «Президент приехал». Да, тут было чему удивляться. Тахир, пьянея от собственной значимости, тут же выдвинул новое условие: «пусть президент войдет в зал один, без своих помощников и без охраны. Мы будем разговаривать только с ним». Президент распорядился и все сопровождающие остались у входа в зал. Внимательно рассматривая этого человека, Закир не мог не удивляться его внешнему самообладанию. Президент оставался совершенно невозмутимым, когда Юлдаш выдвинул требование немедленно распустить парламент и подписать указ о провозглашении исламского государства. Ни один мускул не дрогнул на лице этого человека, когда Тахиров заявил, что президент не выйдет из этого зала, пока не выполнит все предъявленные ему условия. Толпа, загоготала, заулюлюкала, превращаясь на глазах в стадо. Но тут Президент, спокойно отстранив Юлдаша, сам поднялся на трибуну.

Сначала все собравшиеся в зале просто увидели, что стоявший на трибуне человек шевелит губами, хотя слов разобрать было невозможно. Закир по достоинству оценил столь блестящий ход опытного политика. Он не стал повышать голоса, стараясь перекричать толпу, а напротив — говорил нарочито тихо и все вокруг вынуждены были смолкнуть. Дождавшись полной тишины, Президент размеренным голосом заговорил снова:

— Никаких угроз я не боюсь, и пугать меня не надо. Чтобы уйти отсюда, я мог бы попросту вас обмануть. Сказать, что принимаю все ваши требования, подписать указ, а потом спокойно отменить эти документы. Мог бы сделать и по-другому — уехать отсюда, вызвать войска и они бы быстро навели порядок. Но я — президент и я мужчина. Я не бросаю слов на ветер и привык за каждое свое слово отвечать. Поэтому я хочу сказать вам вот что. Да, я действительно, как президент, подписываю указы. Но подписать указ об изменении государственного строя — не в моих полномочиях. И это правильно — судьбу государства не может и не должен решать один человек. Мы поступим так. Соберем парламент, вы пришлете своих представителей, мы выслушаем внимательнейшим образом все их аргументы и сообща примем решение. Вот так будет правильно.

При последних словах президента многие, сидящие в конце зала, уже потянулись к выходу. Закир поискал глазами Юлдаша, но того нигде не было видно. Поняв, что бой проигран, он счел за лучшее незаметно исчезнуть. Расходилась по домам и молчаливая теперь толпа. Иностранец поспешил в аэропорт, понимая, что в его положении разыскивать сейчас Тахирова небезопасно, да, пожалуй, и бессмысленно. Наверняка мятежник уже покинул город, а скорее всего, улизнет и из страны. Ташкентский рейс задержали на час, ждали, пока улетит президентский самолет. В гостиницу Арсланзаде попал только поздним вечером.

По дороге в Стамбул пассажир бизнес-класса Арсланзаде Байрам Бей отказался от предложенной ему еды, попросив подать только стакан апельсинового сока. Ему было о чем подумать. После долгих размышлений, он пришел к выводу, что события в Узбекистане только начинают развиваться. Экстремисты без боя не сдадутся. Да, не таким рисовал он в своем воображении встречу с родной землей…

 

Глава восьмая. В логове

Арендовав небольшой, но очень ходкий катер, они вышли в море. Марк предъявил владельцу права судоводителя и это избавило их от обслуги. Без лишних пререканий выплаченная «сумасшедшим иностранцем» баснословная сумма страховки сделала владельца катера необычайно любезным и сговорчивым. Зато теперь они, все же проверив и убедившись, что на катере не установлено никаких записывающих сюрпризов, могли разговаривать спокойно, не опасаясь никакой слежки и прослушки. Разговор предстоял настолько серьезный, что стоил любых мер предосторожности.

Марк, казалось, без особого интереса выслушал рассказ о пребывании Волка в Узбекистане — его повествование и эмоции лишь красочно дополняли общую картину, которая, и без того, уже была достаточно хорошо известна, о чем куратор не преминул заметить. «Никто не умаляет террористической опасности, реально нависшей над бывшими советскими республиками, заметил он. Существует даже совместно разработанная специальная программа, кстати сказать, сугубо засекреченная, по оказанию помощи спецслужбам России, Узбекистана, Азербайджана, Казахстана и некоторых других государств постсоветского пространства. Не исключено, что террористы не только готовят там крупные акции, но и предпримут попытки покушений на глав этих государств».

— Твоя же главная задача — Бин Ладен, — наставлял Марк агента. — Учти, после целого ряда налетов на его лагеря, да к тому же обострившиеся отношения, как с талибами, так и с официальным афганским руководством, он стал осторожен до мнительности. Попасть к нему теперь будет нелегко. Он избавился почти от всех, кто раньше был в его окружении, ну разве что за исключением самых близких, доверенных и многократно проверенных людей. Вот именно поэтому я не исключаю, что подобраться к нему теперь будет проблематично. И все же мы твердо рассчитываем, что тебе это удастся. Сам Бин Ладен, насколько мы располагаем информацией, твоего имени нигде не упоминал, а вот его верный клеврет Шамс-ад-Дин частенько вспоминает тебя, как верного и преданного человека, несгибаемого воина Аллаха. И нечего улыбаться, такая характеристика дорогого стоит. Осбенно, если учесть, что, возможно, именно Шамс станет твоим основным проводником и главным шансом вновь оказаться в окружении Усамы. Но проникнуть к нему необходимо. От него сейчас тянутся нити к подавляющему большинству исламских террористических центров. Только находясь в непосредственной близости к шейху, можно получить информацию о том, какие замыслы вынашивают экстремисты.

— Я ведь давно не выходил на связь с его людьми. Хотя бы примерно известно, где он теперь, в каком районе Афганистана?

— Места своего нахождения он меняет беспрерывно. Но известно, что основной лагерь разбил где-то в горах, поблизости от Джалал-Абада. Ну, да не мне просвещать тебя относительно афганской топографии, надеюсь, на месте сориентируешься. Да и бывшие «соратники»-муджахиддины подскажут, не посмеют отказать уважаемому мулле.

— Чего это ты так веселишься? — недовольно пробурчал Волк. — Не вижу особого повода для радости.

— Да это я больше от раздраженности, — признался Марк. — Понимаю, что ставим перед тобой маловыполнимую задачу, вот и злюсь.

— Отчего же маловыполнимую?

— Сей господин превратился в истинного фюрера, со всеми вытекающими отсюда замашками. Это давно уже не тот Усама, которого ты застал в изгнании, когда ему приходилось уносить ноги то из Саудовской Аравии, то из Судана. Его провозгласили террористом номер один в мире и он теперь, что называется, изо всех сил стремится поддерживать новый имидж и соответствует этому титулу.

— Поменьше бы раздували его эфимерные «подвиги», проще было бы с ним бороться.

— Вот именно, — поддакнул Марк. — Но когда в нашу работу вмешиваются политики, сам знаешь — хорошего не жди, все наверняка испортят и запутают так, что сам дьявол ногу сломит. Ладно, это все эмоции, а тебе дело делать. Поэтому слушай внимательно, кое-какие детали, думаю, тебе пригодятся.

Марк рассказал, что появились весьма тревожные данные о том, что Бин Ладен за последнее время невероятно расширил сеть своих так называемых «лабораторий», где в обстановке чрезвычайной секретности производится чистейший героин. Истинные масштабы производства пока никому не известны, но поступающие отрывочные агентурные данные весьма тревожны. Упомянул Марк и еще одну, весьма любопытную деталь, составляющую величайший секрет Бин Ладена. У Усамы, судя по-всему, появился двойник, а то и несколько двойников. Слухи об этом за последнее время распространяются все упорнее…

Х Х Х

Вот уже несколько месяцев он в Афганистане, а ни к одной из резиденций Бин Ладена даже близко не смог подойти. Расчеты встретить в окрестностях Джалал-Абада Шамс-ад-Дина, или кого иного из приближенных Усамы, не оправдались. Несколько раз мимо него проносились огромные «джипы» с белыми флажками на капотах, говорили, что именно в таких ездит Бин Ладен и его охрана, но окна машин всегда тщательно зашторены и скорости они не сбавляют. Нужно что-то предпринимать: поведение вернувшегося в Афганистан муллы уже становится подозрительным, так как он до сих пор не примкнул ни к одной из сторон и бродит по всей стране, лишь изредка проповедуя в мечетях, призывая мусульман жить по заветам Всевышнего. К тому же многие здесь помнили, каким особым доверием пользовался мулла Закир Бин Нурлан у шаха Максуда.

Шах остался верен своим идеям. После того, как талибы взяли Кабул, Максуд отступил в район Панджшерского ущелья и держал там оборону, не пропуская талибов на север страны. По сути дела он стал одним из тех, кто возглавил антиталибскую военно-политическую коалицию, несколько лет контролирующую значительную часть Афганистана. Отзываясь о Бин Ладене, шах не стеснялся крепких выражений, открыто выражал недовольство тем, что политика Усамы и все возрастающее производство героина ведут страну к гибели. Неизвестными силами уже было совершено несколько попыток покушения на Максуда, однако, до поры до времени, судьба хранила его. Но вот однажды шаху доложили, что у него хотят взять интервью для весьма влиятельного в арабском мире телеканала. Обычно не склонный к публичным заявлениям и избегающий встреч с представителями прессы, Максуд на сей раз согласился. Он полагал, что именно арабский мир должен услышать его мнение о событиях, происходящих в Афганистане.

В надежно укрепленный кишлак Бауддин, где обосновался Максуд, прибыла целая телевизионная группа. Но охрана, после тщательного обыска, пропустила в покои Шаха только двоих — оператора и корреспондента. Во время интервью сработало взрывное устройство, искусно вмонтированное в телекамеру, шах получил множественные ранения. Промучившись чуть более суток, Максуд скончался. Через несколько дней один из высокопоставленных чиновников министерства внутренних дел Афганистана заявил, что шах Максуд был убит по личному распоряжению Усамы Бин Ладена. А спустя неделю тело чиновника на рассвете обнаружили обезглавленным в его собственном доме.

Кочуя по стране, мулла Закир убедился, что производство наркотиков здесь приняло поистине гигантские размеры, хотя подлинных масштабов пока представить не мог. В одном из селений, где мулла задержался на неделю, он стал очевидцем леденящей душу истории.

…Братья, старший Джурат и младший Шавкат, жили на самой окраине кишлака, возле оврага. Из некогда многочисленной семьи их осталось только двое. Кого убили в боях, кто умер от болезни. Заработка не было никакого и тогда Джурат согласился переправиться через Аму-Дарью с пятнадцатью килограммами героина. Вернулся он домой только через месяц, почерневший до неузнаваемости. Во время переправы их группу обстреляли пограничники, пуля попала Джурату в плечо. Перекупщики, встречавшие группу афганских наркокурьеров, спрятали Джурата, но с лечением особо мудрствовать не стали, ампутировали парню руку и, едва он очухался, отправили обратно. Староста, распоряжавшийся в кишлаке всем, фальшиво выразил Джурату сочувствие и тут же заявил, что теперь-то он станет незаменимым для них человеком — вряд ли кто заподозрит в инвалиде наркокурьера. Но Джурат категорически отказался еще раз переправляться через реку.

Спустя какое-то время к младшему, семнадцатилетнему Шавкату с неожиданным предложением обратился староста: «Ты, сынок, уже вырос, совсем большой стал. Пора тебе жениться. А то, упаси Аллах, еще грех какой совершишь». Шавкат удрученно возразил, что невесты у него нет, да и кто за него, голодранца, без калыма дочь отдаст. Но староста настаивал, говорил, что люди добрые не оставят Шавката, все расходы по предстоящей свадьбе возьмут на себя. А вскоре действительно состоялась свадьба. Невесту привезли из соседнего кишлака, лица ее, как водится, Шавкат не видел, но ему почему-то казалось, что девушка, прикрытая плотным покрывалом, чудо как хороша. А буквально утром, после первой брачной ночи, Шавката вызвали из дому и привели в ущелье, где на берегу мелководной, нор бурной горной речки, сидели староста и еще несколько преданных ему людей. Сюда же вскоре привели и Джурата. Староста методично начал считать: калым, подарки гостям и родителям невесты, свадебный стол — все вместе потянуло на две тысячи долларов. Шавкат обомлел, эта сумма была для него столь же нереальной, как полет на луну.

— Ничего, ничего, — увещевал староста. — Вы же родные братья, вдвоем долг и отработаете. Мы же не требуем, чтобы вы деньги вернули сегодня. Отправитесь с «товаром», каждая переправа вам зачтется, так что за пару лет рассчитаетесь.

— Я же сказал, — заупрямился Джурат, — героин больше не понесу.

Его не стали уговаривать. Крепкие руки схватили парня, на шею ему накинули петлю, а другой конец веревки перебросили через ветку дерева. Шавкат пытался вырваться на помощь брату, но его держали цепко. Он потерял сознание, а когда, почувствовал на лице холодные брызги воды, открыл глаза и увидел над собой склонившегося старосту: «Ну, а ты, ты тоже не пойдешь?..»

На следующий день, оставив дома заплаканную жену, он уже садился в надувную лодку. Первая переправа прошла успешно. Товар у них приняли, снарядили обратно. Здесь Шавкат узнал, что за двадцать килограммов переправленного наркотика ему причитается… 30 долларов. Груз небольшой, вот и денег немного, пояснили ему. В следующий раз возьмешь больше, больше и получишь. Дома он провел три дня и вновь отправился в путь. Но на этот раз все закончилось скверно. Их, курьеров, было трое. Лодку снесло течением, им пришлось возвращаться к условленному месту, но взошло солнце и они спрятались в какой-то норе, в надежде отсидеться до темноты.

В низине, где они притаились, появился чабан, пасший небольшую отару. Чабан обратил внимание, что его собаки злобно лают возле норы. Должно быть, лисы, обеспокоился чабан и стал тыкать в нору посохом. Острая палка чуть не угодила Шавкату в глаз и он, машинально схватив посох, потянул его на себя. Чабан прожил в приграничном районе всю жизнь. Он оставил возле норы собак, а сам устремился к пограничникам. Вскоре все трое афганских наркокурьера были схвачены. Домой Шавкат больше никогда не вернулся.

В кишлаке потом рассказывали, глумясь, неизвестно как ставшее известным, а может, и придуманное, продолжение этой истории. Шавката приговорили к пожизненному заключению. Когда он узнал об этом, то очень даже обрадовался. В тюрьме ему понравилось. Матрас казался мягким, еда вкусной, да к тому же кормили три раза в день. И тогда он написал прошение, чтобы позволили ему отбывать свой пожизненный срок вместе с женой…

Х Х Х

Терпение и умение ждать занимают в арсенале разведчика далеко не последнее место. Эту истину Закир усвоил давно. Подтвердилась она и на сей раз — Шамс-ад-Дин разыскал его сам.

Он поведал, что недавно у Бин Ладена были старые знакомые муллы — Юлдаш Тахиров и Хаджи Джумаев. Тахиров, желая то ли позабавить шейха то ли продемонстрировать ему свою предусмотрительность, рассказал, как установил за муллой в Стамбуле слежку. Усама рассвирепел: «Как смел ты, негодный, следить за человеком, которого я к тебе отправил. Значит, я ему доверяю, а ты — не доверяешь? Может быть, ты не доверяешь и мне?!» И выгнал его вон. А вечером в разговоре с Шамс-ад-Дином высказал сожаление, что потерял такого достойного человека, как мулла Бин Нурлан, из виду. Вот Шамс и решил преподнести шейху приятный сюрприз.

— А вы разве знали, что я нахожусь в Афганистане? — поинтересовался Закир.

— Мы всегда знаем все, что нам нужно, — последовал многозначительный ответ.

История показалась Закиру какой-то неестественной, надуманной, однако до поры до времени он счел за лучшее не углубляться в детали. «Сейчас шейх находится в далеком путешествии, но через неделю возвращается и мы с вами непременно увидимся, пообещал Шамс-ад-Дин и, предупреждая возможные вопросы, заявил, — я сам вас разыщу.

Но прошел целый месяц, пока верный помощник Усамы объявился вновь. Мулла вышел из мечети после вечерней молитвы, когда у его ног резко затормозила уже знакомая «тойота» с белым флажком на капоте. Задняя дверца распахнулась и незнакомый голос вежливо пригласил: «Садитесь, уважаемый мулла». Едва он опустился на сиденье, сидящий сбоку пассажир накинул ему на глаза плотную повязку и тот же голос категорично произнес: «так надо». Ехали долго, около двух часов. По звуку мотора Закир безошибочно определял, когда они поднимаются вверх, когда едут по равнине. Последнюю часть путешествия автомобиль только поднимался.

Его вывели из машины и он явственно ощутил ни с чем не сравнимый апельсиновый запах. Потом, судя по всему, ступил на пушистый ковер. Когда с него сняли повязку, то в полумраке помещения трудно было что-то разглядеть. Просторная комната, где он находился, оказалась безлюдной и почти пустой — только под ногами стелился ковер, да в углах высились горки традиционных восточных подушек. Вскоре появился Шамс-ад-Дин. Поприветствовав Закира, он опустился на подушки. «Вы, должно быть, проголодались после дальней дороги», но, увидев отрицательный жест, предложил отведать хотя бы фруктов.

— Времени у нас достаточно, шейх назначил вам аудиенцию на завтрашнее утро, так что пока расскажите, где побывали, что поделывали за то долгое время, что мы не виделись. А заодно еще раз, подробнее расскажите о последней неделе пребывания в Узбекистане. Надеюсь, память вас не подведет, — не предложил, а скорее потребовал Шамс-ад-Дин и, откинувшись на подушки, всем своим видом показал, что готов принять отчет гостя.

Закир отметил и появившиеся в его голосе повелительные нотки, и напыщенное слово «аудиенция», но сделал вид, что все принимает, как должное и приступил к обстоятельному докладу. Хотя заданный ему вопрос совершенно очевидно таил подвох. Это было тем более странно, что во время прошлой встречи у Шамса по поводу пребывания муллы в Узбекистане никаких вопросов не возникло. Значит, за тот месяц, что они не виделись, всплыли какие-то новые детали. Необходимо с точностью воспроизвести свой предыдущий рассказ, чтобы совпали все подробности и нюансы, подумал Закир.

— Из вашего рассказа я не понял только одно, как вас удалось с такой точностью рассчитать время прибытия в Наманган, — перебил его Шамс-ад-Дин и в его взгляде Закир уловил неприкрытую подозрительность. — Юлдаш только с виду производит впечатление человека недалекого. На самом деле в уме и проницательности ему не откажешь. И среди многочисленной толпы он сумел разглядеть вас, что, кстати, очень его насторожило.

Нужно было отвечать так, чтобы у верного помощника Усамы не осталось даже и тени сомнений. «Руководствуясь именно вашими наставлениями и инструкциями, я счел необходимым завербовать среди лидеров узбекской оппозиции своего человека, который снабжал меня весьма ценной информацией, в том числе назвал и достаточно точную дату, когда должен был произойти, как они его назвали, «наманганский переворот», пояснил мулла.

— И кто же этот человек?

— Я назвал его «Министр».

— Остроумное прозвище, — отреагировал Шамс-ад-Дин и тут же потребовал, — Имя!

— До сегодняшнего дня его имя знали только я и он сам, вы станете третьим. Это Аскар Абдурасулов.

— Вы, как всегда, сделали безошибочный выбор, дорогой мулла, — одобрительно отозвался Шамс, но по тону, каким эти слова были сказаны, вернее даже по интонации, мулла понял, что его информация будет тщательно проверена. Ну что ж, с этой стороны опасность ему не грозит.

Но ни следующим утром, ни через день встреча с Усамой так и не состоялась. Они увиделись только через две недели. Вопреки ожиданиям, Усама был в прекрасном настроении и не скрывал этого. Он усадил гостя за стол. Угощение было обильным, хотя сам шейх к пище почти не притронулся. Он дотошно расспрашивал Закира о его поездке в Узбекистан, но, как заметил мулла, ответы выслушивал довольно рассеянно. К концу вечера Бин Ладен сказал:

— Я буду рад, если вы какое-то время, может быть, пару недель, погостите у меня. Мне предстоит несколько поездок и я бы хотел, чтобы вы меня сопровождали. А в конце месяца я приглашаю вас на свадьбу своей дочери. Она выходит замуж за муллу Ахмада Умара и я надеюсь, что это будет счастливый брак.

Закиру стала понятна причина хорошего расположения духа хозяина дома. В свое время, объявив Усаму террористом номер один, Соединенные Штаты прибегли к традиционным дипломатическим методам давления на Судан и Афганистан. Суданцы, не выдержав прессинга «властелинов мира», лишили Бин Ладена гражданства и выдворили из страны, а вот Афганистан не сдался и принял Усаму. Но последнее время все чаще стали поговаривать, что и талибы готовы выслать Усаму в обмен на международное признание. Однако сам факт бракосочетания дочери Усамы с одним из влиятельнейших и могущественных лидеров талибов сводил эту вероятность практически к нулю, превращая тщательно продуманный «союз двух сердец» в поистине политический альянс.

…Мулла проснулся, едва забрезжил рассвет. Неспешно прогуливаясь по проложенным вокруг дома тропинкам, он хорошо разглядел расположенный на возвышении горной дороги тщательно укрепленный многочисленными боевиками пропускной пункт. Снизу подступы к дому надежно отрезал бурный и глубокий Шингарский канал, огибающий дом с двух сторон. Мулла после прогулки вернулся в дом. Вскоре его пригласили к завтраку. За столом их было четверо — сам Бин Ладен, его ближайший друг, компаньон и личный врач доктор Захири, Шамс-ад-Дин и мулла Закир. Усама, как и минувшим вечером, почти не притронулся к еде. Он съел лишь несколько фиников, да немного горячего хлеба с медом, запивая все это теплой водой.

— Мои планы несколько изменились и сразу после завтрака я на пару дней отправляюсь с инспекционной поездкой в свои лагеря. Вы готовы меня сопровождать? — спросил он у муллы и тот, приложив руки к груди, выразил свое молчаливое и в то же время благодарное согласие.

По дороге в лагерь Усама был неразговорчив, явно думая о чем-то своем. Лишь когда они ненадолго остановились, чтобы размяться, Бин Ладен обратился к Закиру. «В лагерях не принято называть друг друга по именам. Меня, например, все называют «Директор». Если я ничего не путаю, а я никогда ничего не путаю, то в Африке вы прославились под именем «Китаец», и, увидев удивленный взгляд Закира, от души рассмеялся. Все очень просто. Впервые о Китайце я услышал в доме ар-Равийя, в Карачи. Старик говорил о ваших подвигах и необыкновенных способностях с таким восторгом, что мне уже тогда захотелось познакомиться с вами. Так что, если нет возражений, в лагерях подготовки наших бойцов я буду называть вас Китаец. Кстати, на будущее. Если кто-то к вам обратится по этому имени, то знайте — это мой посланник и отнеситесь к такому человеку соответственно. А теперь — в путь, а то мы что-то заболтались».

В первом же лагере, куда они прибыли, Закир насчитал сто пятьдесят курсантов. Это было несложно — «Директор», словно полководец, шел вдоль строя разномастно одетых боевиков. Потом они зашли в класс, где проводились теоретические занятия. «Директор» взял конспект одного из курсантов, с явным удовлетворением пролистал аккуратно заполненные записями и схемами страницы, а потом протянул тетрадь Закиру: «Ознакомьтесь, господин Китаец, я думаю, вам будет интересно». Виртуозно владеющему навыками быстрого чтения, Закиру хватило бы не более двух-трех минут, чтобы ознакомиться с содержанием и запомнить его, но он надолго задержал в руках тетрадь, ни рискуя поднимать глаза на стоящего рядом Бин Ладена. Вчитываясь в эти строки, Закир вдруг с особой отчетливостью осознал, на что способны эти, одержимые идеей всемирно джихада фанатики. На первых же страницах конспекта он прочел:

«Мы должны стремиться разрушить строй неверных и построить исламское государство. Под строем неверных понимаются члены государственных организаций, заводов, фабрик, зарубежной торговли, школ, детских садов, роддомов, телевидения, больниц, колхозники и их дома.

Для претворения в жизнь «джихада» нам необходимо знать следующее: у нас нет своего пристанища, нет где спрятаться. Мы похожи на волков в лесу и должны хорошо знать территорию своей охоты.

Если народ с нами, мы победим.

Чеченский народ тоже борется за свою землю и свою свободу. Они готовы отдать свои жизни за веру. А наш народ, если уберут вожака, то последует за убийцей.

Неверные живут в целях наживы, и обеспечение наших обществ должно лечь на их плечи.

Надо создать такой политический и военный устав, который был бы непоколебим, был беспощаден к неверным, то есть уничтожил бы их уставы, их культуру и все другие ценности.

Война делится на три части.

Объявленная война между двумя государствами.

Необъявленная война, т. е. атомная, химическая, бактериологическая.

Партизанская война — война слабых.

Определение партизанской войны:

Это война слабых против сильного государства для достижения конкретных целей. Это видно на примере клопов и собак. Клопов на теле собаки бывает очень мало, и они слабее собаки. Находя уязвимые места собаки, клоп начинает питаться ее кровью, но, напитавшись, быстро меняет место. Тут же собака грызет место укуса, но клопа там уже нет.

Мы внедрим в общество своего человека для усиления агитации, а он будет наносить удар по обществу, а мы еще больше будем продолжать свое дело, в результате общество само выступит против государства.

Евреи и неверные будут истреблены. После чего народ увидит нашу справедливость и перейдет на нашу сторону. И тогда мы призовем весь народ к исламу. Если половина народу перейдет на нашу сторону, то мы выберем план истребления неверных, посланников и туристов иностранных государств. Из их числа евреев и послов будем уничтожать. Если нас обвинят в этом, то будем отказываться. Цель должна быть плановой, например, взорвать компьютерную комнату или комнату управления завода. Для завода каждая минута дорога, когда все взорвется, их контракты с другими государствами будут расторгнуты. Если погибнет посол иностранного государства, все встанут на ноги, так как в законе неверных смерть посла недопустима. Это есть и в исламе, но иностранные послы являются не теми, за кого себя выдают. Они являются шпионами, которые служат для превращения мусульман в рабов.

Строящиеся неверными здания необходимо также взрывать. Это приведет к большому скандалу между государствами. Финансирование государства идет из-за границы, значит, должны прибыть иностранцы. С убийством туристов никто не приедет, и не будут строиться дома и заводы иностранцами.

Правила, которые должен знать работающий в городе разведчик. Причины расшифровки:

1. Расшифровать себя можно, если расскажешь незнакомому человеку о своей деятельности.

Если действовать неосторожно — идти на работу и не действовать в рамках населения местности.

Если встречаться с людьми, которые находятся под контролем.

Если не маскироваться под нацию и не одеваться по погоде. Например, в городе Москве люди не здороваются в обнимку. Если не отвечать требованиям семьи. Семья это общество, в котором каждый должен знать свое место и свою работу. Если каждый будет заниматься самодеятельностью, то можно расшифроваться. Если не соблюдать общественные порядки. Например, в городе введен комендантский час после 22 часов, значит, ты не должен находиться в это время на улице.

Если часто пользоваться одной тактикой. Задушить человека легко, но нельзя это часто использовать. Если это повторится два-три раза, то могут возникнуть большие проблемы. Вмешается СНБ, ФБР, а это грозит всем большой опасностью…»

Х Х Х

Заночевали здесь же, в лагере. «Директору» непременно хотелось увидеть практические занятия по взрывному делу, которые по расписанию должны были начаться в пять часов утра. За ночь Закир и на мгновение не сомкнул век. В памяти, как злобные вспышки, сверкали слова из конспекта террориста. Утром отправились на полигон. Лица курсантов и инструкторов были прикрыты платками таким образом, что из-под ткани виднелись только глаза. Прикрылись платками и высокие инспектирующие гости. Курсанты взрывали муляжи пассажирских железнодорожных вагонов и наливных цистерн, макеты жилых домов и общественных зданий. На одном из таких макетов Закир разглядел начертанную на русском языке надпись «Школа». После «практических занятий» состоялся разбор. Инструктор, судя по выговору палестинец, не желая ронять своего реноме в глазах высшего начальства, высоко оценил знания и практические навыки курсантов и замечаний почти не делал.

— Ну, а что скажет наш уважаемый гость? — обернулся к Закиру Бин Ладен. — Как утверждал наш общий пакистанский друг, вы когда-то проявляли чудеса изобретательности в этом деле…

— Люди и впрямь подготовлены неплохо, — отозвался Закир. — Но все же я бы несколько изменил схему расположения зарядов, особенно при взрыве крупномасштабных объектов. Но лучше всего демонстрировать это не на схеме, а в действии.

«Директор» испытующе уставился на инструктора. А тот, уязвленный, ответил на незаданный вопрос: «Да, лучше всего демонстрировать свои знания на практике. У нас займет не более двух часов, чтобы составить здесь «железнодорожный эшелон». Вот после обеда «уважаемый гость», повторил он слова «Директора» с явно саркастическими интонациями, и сможет продемонстрировать нам свои навыки».

— Прекрасная идея поддержал его «Директор».

После обеда все вновь отправились на взрывной полигон. Закир по достоинству оценил размах, с которым здесь было поставлено дело — на рельсах уже установили муляжи товарных вагонов и тепловоза, составляющие целый эшелон. Бин Ладен, его сопровождающие и инструктора спрятались в укрытие, откуда отчетливо было все видно. Закир же, вместе с курсантами, отправился к месту взрыва. Расчет его был прост. Сейчас, возле одного вагона, якобы для инструктажа, он соберет этих будущих диверсантов и убийц вместе. Мощности заряда хватит, чтобы уничтожить если не всех, то большинство из этих бандитов. А выжившие получат такие ранения, что мысль о войне вернется к ним еще не скоро. О себе он не думал. Ярость, клокотавшая в нем, затмевала все. И все же в последний момент он одумался.

Когда-то, когда он еще был курсантов в школе агентов-нелегалов, многоопытный инструктор говорил, что рискнуть собственной жизнью разведчик может только тогда, когда для выполнения основного задания больше не остается ни единого шанса. Но и тогда подобный риск, при любых обстоятельствах, будет расценен как поражение. Но не эти слова припомнились разведчику в тот момент, когда он, до автоматизма отработанными движениями, укладывал взрывчатку под вагонные колеса. Невероятным усилием воли погасив в себе клокотавшую ярость, разведчик подумал о том, что не эти мальчишки, а те, кто сейчас наблюдают за ними в бинокли из укрытия, представляют собой истинную угрозу. И его, Закира, задача заключается вовсе не в том, чтобы казнить рядовых боевиков, а в том, чтобы искоренять Большое Зло. Он взмахом руки приказал курсантом отойти на безопасное расстояние и вместе с ними спрятался в укрытии, порсле чего нажал красную кнопку пульта дистанционного управления, приводящего в действие взрывные устройства. Железнодорожный состав взлетел на воздух, разметав в щепки все до единого вагоны. На командном пункте его встречали с такими почестями, будто он и впрямь взорвал реальный эшелон.

Х Х Х

В последний день инспекционной поездки Закира ожидал сюрприз. В один из лагерей приехали его старые знакомые — Мадамин Салиев, Юлдаш Тахиров и Хаджи Джумаев. Сын Мадамина проходил курс подготовки в этом лагере, но, разумеется, не отцовские чувства привели сюда Солиха. «Смотр боевых частей» проводился здесь явно для проформы и вовсе не для этого собрались они здесь, слетевшись из разных краев света. Солих докладывал Бин Ладену о структуре организации «Исламское движение», о том, что в каждом районе и в каждом городе Узбекистана есть теперь свой «амир», а вскоре, во время поездки в Арабские Эмираты, будет назначен и «амир» всего Узбекистана. Юлдаш и Хаджи рассказали о том, какие действия предпринимаются для дестабилизации обстановки в стране, какими методами дискредитируются правоохранительные органы и высшее руководство. За последние месяцы по областям Узбекистана прокатилась целая волна убийств работников милиции и Службы национальной безопасности. В народе зреет мнение, что если спецслужбы не могут защитить собственных сотрудников, то на что они годны вообще. Эту тему обсуждают на базарах, в жилых кварталах, в мечетях. Юлдаш также добавил, что их людям в Ташкенте удалось завербовать совершенно уникального агента — майора, отвечающего в кабинете министров за телефонную спецсвязь и сейчас они получили возможность прослушивать самые важные разговоры даже высших руководителей государства. По мнению приехавших, оставалось предпринять последние усилия для совершения правительственного переворота в Узбекистане.

— Обидно, что именно сейчас, на завершающем этапе, мы испытываем материальные затруднения, — посетовал, обращаясь к Бин Ладену, Солих. — Нам, по мере своих возможностей, помогает ваш друг и соратник Хаттаб, но одной его помощи явно не достает. Для координации действий необходима возможность мобильного передвижения, у нас не хватает оружия, взрывчатки, автотранспорта, раций, других технических средств. Мы не можем допустить поражения, а чтобы добиться результата, нужно, чтобы все звенья цепи были подогнаны одна к другой неразрывно. Судя по реакции, Бин Ладен остался доволен докладом лидеров «Исламского движения». Он пообещал, что ни в материальной поддержке, ни в технических средствах загвоздки не будет, и то, и другое поступит в самое ближайшее время.

— Меня тревожит другое, — заметил Усама. — До нас доходят сведения, что некоторые ваши люди враждуют между собой, они озабочены разделом власти и каждый мнит себя чуть ли не главой новой исламской республики. А сейчас, как никогда, вам необходимо единение. Власть будете делить потом.

Говоря так, Бин Ладен в первую очередь имел ввиду именно тех, кто сейчас сидел перед ним. Он прекрасно понимал, что чрезмерные амбиции и тщеславие могут в итоге загубить любое дело. Его слова звучали не столько наставительно, сколько таили в себе строгое предупреждение и даже — угрозу.

Весь обратный путь Закир напряженно думал о том, как проинформировать Центр о том, что угроза переворота, нависшая над Узбекистаном, приобрела угрожающе реальные очертания. Даже самые ценные сведения, добытые разведчиком, без связи мало чего стоят. А как раз связи-то Закир сейчас и был лишен. И пока он находится непосредственно рядом с Бин Ладеном, ни о какой связи и думать было нечего — постороннему пробраться в его укрепленные резиденции невозможно. Как только они приехали, Закир решился на весьма рискованный разговор. Вроде бы размышляя, он поделился с Усамой, что разделяет его опасения по поводу несогласованности действий в руководстве «Исламского движения» и выказал готовность взвалить на себя нелегкую миссию координатора и одновременно полномочного контролера.

— Весьма здравая мысль, — к радости Закира отозвался Усама, но радость оказалась преждевременной. — Я подберу надежного и достаточно твердого человека для осуществления этой непростой функции. А вы, мулла, нужны мне здесь. — И не считая, видимо, нужным дальнейшее обсуждение проблемы, вышел из комнаты, оставив Закира наедине со своими сомнениями и тревогами.

Х Х Х

Решение Усамы обескуражило Закира. Но предаваться унынию было не в его правилах. Да и само нахождение в логове требовало постоянного, неослабевающего напряжения. Оценивая масштабы деятельности Усамы Бин Ладена, разведчик все более отчетливо понимал, какой грозной силе он противоборствует. Усама последовательно декларировал, что основной целью «Аль-Кайды» является свержение светских режимов в арабских странах и в перспективе объединение всех мусульманских государств в единый халифат. Параллельной целью он видел противодействие западным странам, особенно США, и полное уничтожение Израиля. И это были не пустые слова. По крупицам собранные сведения свидетельствовали о том, что «Аль-Кайда» насчитывает никак не менее десяти тысяч активных бойцов, а ее законспирированные ячейки действуют уже на всех, практически, континентах, в восьмидесяти странах мира, включая Австралию. И то, что теракты прокатились волной по всему земному шару, свидетельствовало о силе организации, объявившей по сути войну человечеству.

Изучая структуру «Аль-Кайды», Закир убедился, что организация выстроена по принципу политической партии со строгой иерархией и гибкой организационной структурой, где особое внимание уделяется конспирации. Зачастую не то что рядовые члены, но даже и командиры не знают о существовании других отрядов. И если одно из подразделений будет ликвидировано, то, независимо от этого, действия продолжат другие отряды. Место руководителя любого уровня, включая и самого Бин Ладена, в случае гибели или ареста сразу же занимает следующий по списку. Собственно, ничего нового шейх не выдумал, он просто воспользовался структурной схемой тайных обществ, совершенствуя ее постоянно за счет невиданных по масштабу субсидий.

В свое время, еще будучи курсантом школы подготовки агентов-нелегалов, Закир не на шутку увлекся психологией личности. По поручению директора школы он даже написал довольно любопытную работу, составив психологический портрет Адольфа Гитлера. И теперь, находясь в непосредственной близости от лидера несомненно самой крупной в мире террористической организации, Закир мысленно составлял психологический портрет Бин Ладена, стараясь, чтобы портрет оказался как можно более полным и позволил, в первую очередь ему самому, не совершить возможных ошибок, которые будут неизбежны, не оцени он в полной мере психологических особенностей своего врага.

Усама придавал большое значение вооружению своей личной охраны. Его персональная гвардия, как он ее величал, состояла из двухсот пятидесяти бойцов и была оснащена не только лучшим стрелковым оружием, но и реактивными минометами, зенитными установками и современнейшими ракетными комплексами различного назначения. Опасаясь мобильных телефонов, по которым можно было вычислить местонахождение любого человека, Усама предпочитал свою связь с миром осуществлять через связных. Это его самые проверенные люди. Пересекая границы соседних стран, они передают указания Бин Ладена по телефону, выслушивают ответы и возвращаются. Таким образом они становятся обладателями самой секретной информации. Время от времени связные бесследно исчезают и остается только предполагать, какая их постигла участь. Но разговоры на эту тему строжайше запрещены всем, в том числе и самим связным. Дважды один и тот же телефон использовать категорически запрещается. Не удивительно, что ежедневные расходы Усамы, по самым поверхностным прикидкам Закира, достигают порой пятидесяти тысяч долларов.

Составляя психологический портрет Бин Ладена, Закир обратил внимание на его манеру говорить — тихим голосом, почти шепотом, что выдавало в нем интроверта, то есть человека, чей внутренний мир сосредоточен на себе самом. Усаме были свойственны подозрительность и какая-то особая, гипертрофированная обидчивость. Будучи человеком тщеславным, он легко впадал в отчаянье, которое так же скоро менялось состоянием подъема, желанием бурной деятельности. Закир был немало удивлен, когда после длительного личного общения, узнал, что всем иным развлечениям Бин Ладен предпочитает скачки на верблюдах и соколиную охоту, а по телевизору смотрит только американские вестерны. Книг Усама не читает вовсе, презрительно отзываясь об этом никчемном занятии и утверждая, что истинный мусульманин обязан читать одну-единственную книгу — Коран. Закиру не раз приходилось убеждаться, насколько Усама дремуч и невежествен. Спланировать многоходовую операцию самостоятельно он бы не смог никогда, зато безошибочно умел определить человека, обладающего стратегическим складом мышления и предпочитал таких людей держать возле себя. В своих приближенных он вселял неподдельный страх, так как вспыльчивость его часто перерастала в бешенство и во время такой вот необузданной вспышки гнева он мог пристрелить собеседника. Свою роль в истории человечества он видит чрезвычайно ответственной и это заботит его пуще всего. Даже семья занимает в его жизни незначительное место — у него всего три жены и тринадцать детей, что для арабов нехарактерно мало.

А вот отношение ко лжи у него весьма характерное для всех религиозных фанатиков. Он совершенно непритворно утверждает, что всеми его делами, помыслами и даже словами управляет Всевышний и, стало быть, он никогда не лжет, а поступки совершает только угодные Аллаху. Эту сентенцию Закиру приходилось выслушивать не единожды и всякий раз он убеждался, что Усама совершенно искренне верит в то, что говорит. В то же время, сотканный из сплошных противоречий, этот человек, как никто, обладает способностью концентрироваться на своей цели. Однажды в лагере подготовки боевиков Усаму скрутил острый приступ почечной боли. Он буквально катался по полу, согнув колени и не в состоянии разогнуться. Не помогали ни болеутоляющие уколы, ни таблетки. Каково же было удивление Закира, когда уже через несколько минут Усама вышел на площадь и стал выступать перед собравшимися курсантами и инструкторами. На вопрос, отпустил ли его приступ, Бин Ладен взглянул недоуменно, потом, словно вспоминая о чем-то давно забытом, сказал: «Нет, болит по-прежнему, но когда говорил, боли не чувствовал».

Закиру очень интересно было сопоставить, как соотносятся в этом человеке использование разума и эмоциональности. Анализируя множественные факторы проявления его характера, он убедился, что эмоциональному воздействию извне Усама почти не подвержен и основными раздражителями для него являются собственные мысли и фантазии. Постоянная борьба превратила лидера «Аль-Кайды» в весьма любопытный сплав жесткого и даже жестокого прагматика с фанатичным мечтателем. В меньшей степени он контролирует свои действия сознанием, руководствуясь по большей части эмоциями.

Почти равнодушный к еде, он совершенно не употребляет ни алкоголя, ни наркотиков. Да ему этого и не надо. Его фанатичность настолько велика, что он и без всяких допингов всегда пребывает в неком трансе, самовозбуждаясь от убежденности в исключительности своей исторической миссии.

Составленный разведчиком психологический портрет врага, как он верно рассчитывал, помогал и ему самому находить верную линию поведения в общении с Усамой. Закир отчетливо понимал, чем грозит ему почти ежедневное общение с этим человеком, соверши он хоть малейшую ошибку или просчет.

Х Х Х

…Назвать эту свадьбу веселой не решился бы никто. К тому же свадьбу пришлось переносить как по времени, так и по месту проведения. Американцы включили Усаму Бин Ладена в список из десяти самых опасных из разыскиваемых преступников мира и пообещали шесть миллионов долларов за любую информацию, которая поможет арестовать, либо физически уничтожить лидера «Аль-Кайды». Посул сработал. Кто-то сообщил довольно точное место нахождения личного лагеря Бин Ладена и на район обрушился целый шквал американских ракет. Все, близко знающие Бин Ладена, постоянно отмечали особую везучесть этого человека. Уцелел Усама и на сей раз. А вот жители окрестных кишлаков, чьи дома были разрушены, выражали настолько сильное недовольство, что Усаме пришлось убираться из этого района и срочно оборудовать себе другое пристанище. Так что свадьбу пришлось перенести. Правда, в день торжества отец невесты получил своеобразный, но очень ценный подарок. На требования США выслать Усаму из страны правительство Афганистана заявило, что Бин Ладен является гостем и потому пользуется здесь покровительством, а если понадобится, то и защитой. Жених — мулла Ахмад Умар рассказал о решении правительства во время свадьбы. Немногочисленные гости отреагировали на это сообщение весьма бурно и это был, пожалуй, единственный всплеск эмоций. Свадьба скорее напоминала собрание единомышленников, которые здравицам в честь жениха и невесты предпочли обсуждение своих проблем.

…Ночью, накануне свадьбы, муллу разбудил шум проехавших машин. Мулла выглянул в окно и увидел, как три огромных «джипа» припарковались возле отдельно стоящей в углу двора постройки. Этот небольшой особнячок Бин Ладен определил как место встречи со своими личными связными. Попасть туда можно было с двух сторон — через двор, а также через мостик, перекинутый над горной речкой. Строение круглосуточно охраняла усиленная группа боевиков. Во время свадьбы Усама то и дело отлучался, причем надолго, и сопровождали его лишь два личных телохранителя. Даже Шамс-ад-Дину он велел оставаться на месте, что верному сподвижнику изрядно испортило настроение. Но вот гости разошлись и Бин Ладен кивком головы указал Шамсу и мулле Закиру, чтобы следовали за ним. В угловом доме, куда они вошли, перед телевизором сидел средних лет мужчина с курчавой черной бородой. Берет, покрывавший его голову вместо традиционной чалмы, был расшит золотистой арабской вязью, левая рука, как-то странно вывернутая, засунута за широкий поясной ремень военного френча. Сомнений не оставалось — это был один из самых беспощадных в мире террористов, знаменитый Эмир ибн аль-Хаттаб, более известный больше, как просто Хаттаб, или, как его еще называли, Черный араб, Ахмед-однорукий. Конечно, Закиру много приходилось слышать об этом близком друге Бин Ладена, но увидел он его впервые. Объектом внимания спецслужб самых разных стран мира он стал довольно давно, сражаясь, как говорил сам, под зеленым знаменем ислама. В Афганистане он воевал против советских войск, в Ираке против НАТО, в Израиле против всех евреев вместе взятых, в Чечне обосновал разветвленную сеть лагерей, где проходили обучение будущие убийцы. О нем ходила жуткая слава беспощадного головореза, причем даже искалеченная рука не мешала ему убивать виртуозно. О собственноручно проведенных казнях Хаттаб предпочитал не рассказывать, а показывать их, снимая на видеозапись не только каждое убийство, но и многочасовые допросы, когда он отрезал своим жертвам сначала уши, носы, а потом и головы. При этом Хаттаб требовал, чтобы во время казни присутствовали его ученики.

Однажды Бин Ладен поведал Закиру, что у своего «брата Хаттаба» он перенял систему обучения и содержания курсантов в лагерях. Так что Закир мог сам убедиться, в какой строгости и постоянном страхе держат здесь будущих боевиков. У каждого прибывшего в лагерь боевой подготовки первым делом отнимают паспорта. Чаще всего выпускники, уезжая, имеют фальшивые документы и гражданства совсем не тех стран, откуда они прибыли. Непослушание и нерадивость на занятиях карается самым суровым образом, вплоть до жестоких телесных наказаний. Пища у курсантов предельно скудная. Это просто зажаренная в прогорклом растительном масле мука, которой курсантов кормят по три раза в день. Закир слышал неоднократно, как Усама, инспектируя свои лагеря, внушал ученикам, что они смолоду должны приучать себя к жизненным лишениям и уметь довольствоваться малым. Впрочем, ни на Бин Ладена, ни на Хаттаба этот постулат не распространялся. Разведчику было отлично известно, что даже подготовка будущих террористов приносит «братьям» существенный доход — плата за обучение в лагерях установлена достаточно высокая, а в них учатся наемники из Иордании, Пакистана, Китая, Йеиена, Палестинской автономии, Египта и многих других стран…

Шамс-ад-Дин поздоровался с Хаттабом дружески, а муллу Бин Ладен представил сам. Черный араб выключил телевизор и они с Усамой, судя по-всему, продолжили прерванный днем разговор.

— Я хочу, чтобы о своем институте ты рассказал подробнее, очень меня это интересует, — попросил Бин Ладен, обращаясь к гостю.

— Ну что ж, — согласился Хаттаб. — Я назвал его «Исламский институт Кавказа», хотя по сути, как мы с тобой и решили, это один из мобильнейших филиалов нашей организации «Братья мусульмане». Конечно, название «институт» очень хорошо для того, чтобы заморочить головы нашим врагам, Именно с этой целью несколько часов в неделю отведено для изучения религиозных дисциплин и арабского языка. Если ты, мой брат, — Черный араб поклонился в сторону Бин Ладена, — ставишь задачу установления мирового халифата, то моя цель несколько скромнее — создание единого исламского государства на территории от Черного до Каспийского морей.

Разведчик напряженно вслушивался в этот разговор, стараясь запомнить каждое произнесенное слово. А Хаттаб рассказывал о том, что программа института практически ничем не отличается от той, что существует в лагерях боевой подготовки. Курсанты «Исламского института Кавказа» обучаются подрывному делу и самым разнообразным методам убийства, а потом возвращаются в свои регионы вполне подготовленными диверсантами. Из его рассказа Закир понял, что, кроме «института» у Хаттаба еще семь лагерей боевой подготовки, одним из которых он руководит лично. Черный араб не преминул с гордостью заметить, что попасть в его лагерь считается особой честью, но он очень строг в отборе и оставляет лучших из лучших.

— В лагерях у меня полный порядок, никаких особых затруднений я не испытываю. А вот в деле, — он явно выделил интонацией последнее слово, — наметились проблемы. Но об этом мы, наверное, поговорим позже, не так ли? — И Хаттаб бросил весьма многозначительный взгляд на муллу.

Усама все понял и поспешил заверить, что уважаемый мулла Закир Бин Нурлан человек настолько проверенный, что лично он, Усама, от него секретов не держит, а напротив — старается по многим вопросам с ним советоваться. Черный араб помолчал немного, как бы взвешивая полученную информацию и после некоторого, но весьма явно отразившегося на лице колебания, все же продолжил.

— Я направил в наши лаборатории, ты, конечно, понимаешь о чем идет речь, своих самых лучших специалистов. Производство товара увеличилось существенно, реализация, соответственно, тоже выросла и дает хороший доход. Но те дельцы, которые контролируют этот бизнес на Северном Кавказе, не хотят мириться с конкуренцией и уничтожают моих курьеров жестоко и беспощадно. Они еще не добрались до самих лабораторий, я спрятал их достаточно надежно, но если так пойдет дальше…

— Ну что ж, — как всегда тихим голосом, но весьма решительно откликнулся Бин Ладен. — Раз война — значит, война. Наш товар это не только материальная прибыль. Он тоже является нашим оружием. Употребляя его, неверные губят свое здоровье и в итоге за свое пристрастие расплачиваются жизнью. Я полагаю, тебя не надо учить, что делать.

Хаттаб согласно кивнул, давая понять, что решение принято. А Закир понял, что ему удалось, хотя бы краешком, прикоснуться к одной из наиболее оберегаемых тайн этих людей. Из имеющейся у него информации и добытым уже здесь разрозненным и весьма скудным данным, разведчик уже знал, что Бин Ладен создал в Афганистане целую сеть по производству синтетических наркотиков, скорее всего героина. Но побывать хотя бы в одной из таких лабораторий ему до сих пор не удавалось. Более того, он даже не знал, насколько полученные им сведения соответствуют действительности. И вот сейчас в разговоре Бин Ладена с Хаттабом эта тема впервые прозвучала вслух, обретая реальность.

 

Глава девятая. Я объявляю вам войну

И все же в нарколабораторию Закир попал, причем при обстоятельствах достаточно необычных, если не сказать загадочных. Он немного простыл, поднялась температура, пришлось несколько дней не выходить из отведенной ему комнаты. Бин Ладен, пуще огня боявшийся всяческого рода инфекций, больного не проведывал, да и вообще за эти три-четыре дня, кроме врача, никто к Закиру не заглядывал. А он был несказанно рад этой внезапной, но такой прекрасной передышке, когда можно было сосредоточиться, как следует все обдумать. По-прежнему больше всего тревожило его отсутствие связи. Необходимо выбраться из этого заколдованного круга, но как? Как раз когда разведчик ломал над этим голову, на пороге и появился Шамс-ад-Дин. Был он, как обычно, энергичен и деловит: «О здоровье не спрашиваю, вижу вы, хвала Аллаху всемогущему, вполне уже поправились. Тем лучше. Собирайтесь. Нас ждет шейх. Возьмите с собой все, что может понадобиться на несколько дней, думаю, что мы вернемся сюда не раньше, чем через неделю». Закир решил, что они куда-то едут вместе с Бин Ладеном, но в машине, кроме охранников, они с Шамс-ад-Дином были вдвоем. Его спутник пояснил, что шейх уехал еще несколько дней назад. И это было весьма странно.

Когда в новом лагере мулле Закиру предоставили возможность выбирать себе комнату, он остановился на помещении, через окна которого прекрасно просматривался не только весь двор, но и выезды из него. За время болезни муллы, насколько он мог заметить, машины Усамы лагеря не покидали и теперь он недоумевал, как мог пропустить их. После долгой дороги приехали в селение, где у въезда расположилась вооруженная охрана. Цепкий, наметанный взгляд разведчика мгновенно заметил не только открытые, но и достаточно хорошо замаскированные посты. В огромном длинном бараке стояло человек десять, внимательно слушавших Усаму. Что-то Закира насторожило, но он не мог сразу сосредоточиться на своих мыслях, тем более, что Бин Ладен, прервав разговор, сразу обратился к Закиру, осведомляясь о его здоровье, о том, как они доехали. И вот тут-то Закира, как молнией, пронзила мысль: у Усамы изменился голос. В нем появились никогда ранее не слышимые нотки фальцета. Разведчик постарался абстрагироваться от происходящего вокруг, сконцентрировав все свое внимание на одном человеке. Он словно мысленно составлял его словесный портрет. Рост, телосложение, овал лица, борода… И все же Закир не мог избавиться от ощущения чего-то неестественного, необычного. Вот человек заговорил горячо, явно в чем-то убеждая своих слушателей и стал при этом жестикулировать. В голосе вновь зазвучал отчетливо слышимый фальцет, к тому же, общаясь с Усамой достаточно долго, он не замечал за ним раньше склонности к жестикуляции. А этот тик левого глаза, откуда он вдруг взялся? Да и Шамс-ад-Дин при встрече поздоровался не так подчеркнуто почтительно, как он это неизменно делала, обращаясь к шейху. Улучив момент, Закир подошел к «Усаме» и провел простенькую проверочную комбинацию, рассчитанную, как говорится, на дилетантов.

— Несмотря на болезнь, я все же успел составить для вас справку, которую вы мне поручили.

Двойник, а теперь у Закира уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что перед ним двойник Бин Ладена, заглотил наживку сходу: «Хорошо, хорошо, забормотал он, я позже ознакомлюсь». Никакой справки Бин Ладен мулле составлять не поручал и стоявший рядом, слышавший весь этот разговор Шамс-ад-Дин все моментально понял, плутовская улыбка на его лице не оставляла в этом сомнений. Он увлек муллу во двор и задал хитрый вопрос: «Ну как?» Закир не стал разыгрывать недоумения и коротко, но прямо ответил: «Похож».

— Но вы же все-таки догадались, ведь догадались, я еще там, в лаборатории это понял! — восклицал Шамс. — А розыгрыш со справкой был просто гениальным. Да, дорогой мулла, вы действительно один из самых умных и проницательных людей, которых мне когда-либо доводилось встречать. Но не томите, расскажите, как вы его раскусили.

— Голос, — пояснил мулла — интонации. Манеру говорить ему поставили достаточно умело, но фальцет не спрячешь, прорывается, что ты с ним не делай. Тик левого глаза тоже не уберешь так запросто. Но это все факторы объективные. Есть и субъективные. Усама сдержан, когда говорит, а этот то и дело начинает жестикулировать. Это уже просчет тех, кто его готовил. Что же касается проверки, которую я ему устроил со справкой, то здесь уже проявилась явная неспособность к быстрым неординарным решениям, хотя комбинация, честно говоря, уж совсем простенькая, если не сказать примитивная.

— О нет, дорогой мулла, вот тут вы ошибаетесь. За простотой вашего вопроса — незаурядный ум, в ответе же этого болвана — непроходимая тупость.

— Но внешнее сходство идеально, — поощрил Закир, тем самым, как бы, вызывая собеседника на дальнейшее обсуждение. — Я от души вас поздравляю и если вам нужна будет моя помощь, или просто совет, всегда можете на меня рассчитывать.

— Обязательно воспользуюсь, я уже чувствую, что и в этом деле вы сможете подсказать мне что-то толковое и необычное. А вечером я кое-что рассажу вам, поподробнее, — словно решившись, заявил Шамс-ад-Дин. — Не сомневаюсь, что ваши советы могут оказаться для меня весьма ценными, — повторил он еще раз. — А сейчас давайте вернемся в лабораторию.

Закир не мог отнести себя к глубоким знатокам химии, но и его знаний вполне хватило, чтобы оценить современное оборудование и приборы, которыми была оснащена лаборатория. Работа кипели, здесь трудилось никак не менее тридцати человек. По виду все напоминало фармакологическую лабораторию, но конечный продукт производился явно не в этом помещении. Задавать любые уточняющие вопросы было бессмысленно, да и небезопасно, Закир удовлетворился тем, что накрепко зафиксировал в своей памяти увиденное. Тем более, что его мысли были поглощены предстоящим вечерним разговором.

Вечером, когда они уединились, Шамс-ад-Дин первым делом, не спеша, заварил себе зеленый чай. Он обожал этот напиток, затейливо расшитый бархатный мешочек с заваркой и травами непременно держал при себе и никому заваривать не доверял, священнодействуя с чайником собственноручно. За вечер он выпивал по нескольку чайников и утверждал, что именно этому чудодейственному напитку обязан своим крепким здоровьем. Отхлебнув из пиалы и, удобно откинувшись на подушки, Шамс поведал Закиру, что идея с двойниками и ее осуществление целиком и полностью принадлежит ему лично. Пороха он, конечно, не открыл и колеса не изобрел, так как двойники даже в древние времена были у многих правителей, но ему удалось поставить это дело на поток. Сегодня количество двойников Бин Ладена уже приближалось к десятку.

— Вы же знаете, как невероятно везуч шейх, да продлит Аллах годы его, — говорил Шамс-ад-Дин. — Но никакое везение не бывает бесконечным. Наши враги не дремлют и если за голову Усамы постоянно увеличивают вознаграждение, то наверняка найдутся люди, способные за такие деньги совершить предательство. И предпринятые меры предосторожности уже дали свой результат — пару месяцев назад, во время многолюдной свадьбы, был отравлен сильнейшим и мгновенно действующим ядом один из двойников Бин Ладена. Предателя удалось схватить, но им оказался глухонемой, да к тому же неграмотный мальчишка лет восемнадцати, так что выведать у него хоть какие-то сведения не удалось. Поначалу хотели раздуть эту историю и выдать смерть двойника за гибель самого Бин Ладена, но в самый последний момент шейх, по причинам, ведомым только ему самому, отказался от такой идеи и приказал происшедшее хранить в тайне.

— А вы знаете с какой проблемой я столкнулся совершенно неожиданно? — рассмеялся вдруг Шам-ад-Дин. — Некоторые из двойников, причем не один и уже даже не два, так прочно входят в образ, что уже сами себя начинают мнить лидерами нашего движения. Недавно один такой, по собственной инициативе, провел довольно крупную акцию, да еще бахвалился потом, что и самому Бин Ладену не удалось бы сделать лучше. Постоянно же контролировать всех двойников становится все труднее, так как зачастую им приходится появляться в тех местах, где контроль за ними затруднен. Мы же не можем расширять число людей, посвященных в эту тайну, иначе будет лишена всякого смысла сама идея двойников. Одним словом, мы надеемся и на вашу помощь, мулла, — заключил Шамс-ад-Дин. — Завтра мы с вами побываем еще в одном месте, где вам предстоит познакомиться с еще одним «Бин Ладеном». Прошу вас приглядитесь к нему повнимательнее и сделайте свои выводы.

Х Х Х

Следующий день был днем редкой удачи. На подстанции, снабжавшей электроэнергией «фармакологическую лабораторию», произошла авария. Прибывшие электрики провозились до вечера, но устранить поломку так и не сумели. Весь поселок погрузился во мглу. А тут еще неприятность случилась с Шамс-ад-Дином. Выходя из лаборатории, он впотьмах наступил на невесть откуда взявшийся гнилой персик, упал и вывихнул ногу. Стонущего от боли, его перенесли в спальню, наложили тугую повязку из эластичного бинта и мулла Закир, заботясь о друге, на сей раз сам заварил зеленый чай, поставив чайник возле постели Шамса и пожелав тому спокойной ночи. Благодарный больной лишь слабо улыбнулся, обезболивающий укол и необходимое для покоя снотворное уже делали свое дело. А мулла отправился на подстанцию, посмотреть, как идут там дела. Утром должны были привезти из города новый трансформатор и все рабочие разошлись по домам. Возле подстанции остался дежурить лишь бригадир электриков. Это человека по прозвищу Инженер Закир знал уже давно. Тот частенько появлялся в отрядах шаха Максуда, немногословный и сдержанный, выполнял свою работу и снова исчезал. Инженер в те годы, когда им изредка приходилось встречаться, частенько поглядывал на муллу внимательным взглядом, но никогда с ним не заговаривал. И вот сегодня, приехав в лабораторию, Закир наконец-то увидел на стене электроподстанции условный знак.

Обменявшись паролем, разведчик и его связной поднялись на поросший густым кустарником пригорок, откуда можно было сразу увидеть любого приближающегося и незаметно укрыться. Шел первый час ночи, до рассвета оставалось еще не менее четырех часов, времени должно было хватить. Сначала говорил Закир. Потом настал черед Инженера. Он высказал явное сожаление по поводу трагичной гибели глухонемого мальчишки. Думали, что на свадьбу действительно приехал Бин Ладен, вот и решили на карту поставить все. Даже не обратили внимание, что мальчишка слишком уж легко проник на свадьбу, не вызвав, вроде бы, никаких подозрений у охраны. А у парня не было ни знаний, ни умения маскироваться, операцию готовили наспех, ошибок понаделали немало, да к тому же, как потом выяснилось, отравили не Усаму, а всего лишь его двойника. А вот по поводу производства героина Инженеру удалось разузнать кое-что важное.

Изготовление наркотиков приобрело столь широкие масштабы, что теперь в одном только Афганистане, в лабораториях Бин Ладена, производится до сорока процентов героина, поступающего на мировой рынок наркоторговли. Поначалу гигантские площади, занятые под посевы мака, маскировали другими сельхозкультурами, а сейчас обнаглели до такой степени, что и маскироваться перестали. Когда правительство предложило крестьянам за каждый уничтоженный гектар опийного мака выплачивать по 1200 долларов, люди Бин Ладена тут же за урожай мака, собранный с того же гектара, посулили ровно в десять раз больше. А если учесть, что местный климат позволяет собирать урожай дважды в год, то становится понятным, почему стремительно стали исчезать посевы пшеницы, кукурузы, картофеля и прочих культур — любой клочок земли использовали по опийный мак.

Инженер оказался прекрасно осведомлен даже в технических деталях производства. Из целого ряда стран, рассказал он Закиру, в Афганистан стали поступать компоненты для создания героинового экстракта и вскоре он был в здешних лабораториях разработан и новый, синтетический героин получил довольно кощунственное название «Слеза Аллаха». Когда кто-то из высокопоставленных священнослужителей упрекнул, что негоже название убивающего людей наркотика связывать с именем Всевышнего, ему ответили, что производство героина дело вполне достойное, ибо он потребляется, в основном, кафирами (неверными), а вовсе не единоверцами. На такой неприкрытый цинизм даже просвещенный мулла не нашел, что ответить. Люди Бин Ладена наладили не только производство, но и транспортировку, сбыт, который осуществляется через Йемен, Судан, Пакистан. Сегодня наркокартель Бин Ладена имеет такую производственную, транспортную и финансовую инфраструктуру, обеспечивающую работу всей сети, которой могу позавидовать лидеры мирового бизнеса.

Уже перед самым рассветом они условились о тайниках для передачи шифровок, других средствах связи, предусмотрев, кажется, все возможные детали.

Х Х Х

О трагедии, случившейся в Узбекистане, Закир узнал, как только прилетел в Стамбул. Радио в лимузине, который за пакистанским муллой прислали из отеля, было включено на полную мощность и водитель слушал новости, вздыхая и охая.

Позже, когда Закир анализировал ташкентские теракты, он не мог не отметить, что множественные случайности, совпадения, недоработки людей из разных служб, все сплелось в единую цепь. Но он во всем винил одного себя. Не сумел вовремя предупредить о неминуемой беде, не нашел способа изолировать главарей, к которым на определенном этапе приблизился уже почти вплотную. Доля истины в его рассуждениях действительно была, но ведь главной целью разведчику определили проникновение в стан Бин Ладена. А проникнув туда, он на долгое время оказался изолированным от внешнего мира, потерял возможность не то что управлять, но и даже тщательно следить за развитием событий вне Афганистана. Да даже, окажись он в Стамбуле хоть на пару дней раньше, и то, возможно, сумел бы хоть на что-то повлиять, но судьбе было угодно распорядиться иначе.

С этой поездкой вообще все решилось спонтанно. Накануне Бин Ладен раздраженно говорил о том, что «Исламское движение» полностью вышло из-под контроля. Юлдаш и Хаджи стали неуправляемы. Подготовка к перевороту оставляет желать много лучшего, а они уже готовы ударить. Все складывалось таким образом, что кто-то должен отправиться в Стамбул и найти возможность как следует вразумить лидеров узбекских исламистов. На сей раз, осторожное предложение муллы Закира о поездке в Турцию, Усама принял безоговорочно, даже посоветовал с отлетом не тянуть. Стоит ли говорить, что на следующий же день Закир отправился в путь. И — опоздал.

Х Х Х

…Светло-голубая старенькая «волга» появилась на площади невесть откуда. Позже, когда оперативники дотошно опрашивали работников ГАИ, ни один из них не смог ответить вразумительно, кто конкретно пропусти машину на площадь, в центре которой высится здание кабинета министров. Ссылались на то, что внешне машина ничем не вызывала подозрений, хотя и старая, но вполне опрятная, чистенькая. Не превышая скорости, машина въехала на площадь, подкатила к зданию кабинета министров и тут, ткнувшись передним бампером о бордюр, заглохла. Понятное дело, такого безобразия никто допустить не мог — в здании через несколько минут должно было начаться заседание всего руководства республики, с минуты на минуту ждали Президента — и к застрявшей «волге» со всех сторон устремились работники милиции. Первый подоспевший гаишник с криками «Уезжай, уезжай!» уже был возле машины, когда со стороны улицы, параллельной площади, раздался оглушительный взрыв. Немолодому офицеру за годы своей службы довелось повидать всякого, но от этого зрелища он оцепенел в полном смысле слова: высоко над трамвайными проводами, даже не задев их, взлетел белый автомобиль, Зависнув на мгновение в воздухе, машина, как ему показалось, плавно начала снижаться и только после ее соприкосновения с землей раздался взрыв, от которого во всех окрестных зданиях разлетелись стекла.

Тем временем президентский кортеж, с обычной для него крейсерской скоростью в 130 километров, мчался в направлении к площади. Ожила рация и в наушнике начальника охраны забился срывающийся в крик голос офицера милиции: «Где вы, где вы? На площадь не въезжайте. Как поняли меня? На площадь не въезжайте! У нас тут взрывы… И стреляют!».

Стрелял водитель «волги». Когда милиционер рванул на себя дверцу машины, досадуя на неповоротливого парня, тот вылез и в руке у него, небрежно прикрытый какой-то то ли тряпкой, то ли кофтой, оказался автомат. Он полоснул очередью и спиной стал отступать. От шальных, беспорядочно пущенных пуль падали люди, но в тот момент этого почти никто не замечал — раздался грохот, это взорвалась начиненная смертоносным грузом застрявшая у здания кабинета министров «волга».

Поначалу изменив маршрут, президент Узбекистана все же приехал на площадь. Он еще разглядывал воронку от первого взрыва, когда рвануло вновь. Через несколько минут по рации сообщили, что в непосредственной близости от высоченной телевизионной вышки, у здания Национального банка тоже взорвалась машина, начиненная взрывчаткой. Есть жертвы. Прошло еще немного времени и взрыв прозвучал в районе аэропорта…

Едва переступив порог номера, Закир поспешил включить телевизор. Турецкий государственный канал как раз передавал официальное сообщение, в котором говорилось, что в Ташкенте неизвестными лицами был осуществлен террористический акт, ответственность за который пока не взяла на себя ни одна из террористических организаций. Было произведено пять взрывов, в результате которых повреждены общественные и жилые здания. По предварительным данным тринадцать человек погибли, более ста получили ранения разной степени тяжести. Существует несколько версий по поводу того, кто и с какой целью совершил это злодеяние в столице Узбекистана. Однако наиболее правдоподобной и реальной выглядит версия о том, что теракт совершили религиозные экстремисты с целью уничтожения Президента Узбекистана и высшего руководства государства, захвата и свержения конституционного строя.

Выждав с неделю, Закиру без особого труда удалось установить связь с Конбулатом. И эта легкость разведчику не понравилась. «Министр» либо не понимает всей грозящей ему опасности, либо за этим кроется тщательно продуманная провокация. И все же он решил рискнуть, встреча была необходима. Сменив за сутки три явочных места, Закир все же отправился на встречу. Ничего существенно важного Конбулат ему не сообщил. Он только сказал, что последнее время от него многое скрывали и ему известно лишь то, что взрывы наспех приурочили к совещанию, которое проводилось в Ташкенте. Данные о совещании и уровне его участников получили от завербованного майора, ведающего правительственной спецсвязью. Дата совещания несколько раз менялась, а потом его решили провести на неделю раньше, чем планировалось. И хотя подготовка была еще не закончена, Юлдаш считал, что такой возможности, когда в одном зале соберется все высшее руководство страны, упускать нельзя, а надо разом покончить со всеми. Сейчас же, когда захват провалился, все попрятались по своим норам, бросив его, Конбулата, одного.

Больше всего Закиру хотелось сейчас схватить эту тонкую шею и попросту придушить подонка, но он сдержался и внешне спокойно, даже с нотками участливости, сказал:

— Да, тебе угрожает серьезная опасность. Но я сумею тебя спрятать. Квартира для тебя уже приготовлена. Нужно только выждать какое-то время, постарайся лишний раз не появляться на улице и обязательно измени, насколько сумеешь, внешность. Кое что для этого в приготовленной квартире я оставил. Кстати, оружие у тебя есть?

— Только пистолет, да немного патронов. Есть гранаты, но они припрятаны в надежном месте и мне сейчас туда не добраться, слишком рискованно.

— Надеюсь, гранаты не понадобятся. Выждешь какое-то время, а потом все равно нужно будет тихо исчезнуть в другую страну. Я буду рядом и дам тебе знать, как действовать дальше.

Он проводил «Министра» в отведенную для него квартиру, сказал, что условный знак появится на противоположной стороне улицы и оставил Конбулата одного. Закиру было известно, что того уже разыскивает не только турецкая полиция, но и прибывшие из Узбекистана оперативники. Навести их на след террориста особого труда не представляло. Закиру пора было уезжать из Турции, но он не мог покинуть эту страну, не убедившись, что дело доведут до конца. То ли повышенная осторожность и предусмотрительность, то ли просто животный страх за собственную шкуру заставили Конбулата затаиться так, что несколько суток ему удавалось не подавать никаких признаков своего нахождения в квартире. Полицейские уже начали сомневаться, что получили достоверную информацию о месте нахождения террориста. Но на пятый день едва заметно шевельнулась оконная занавеска — это Конбулат, на что, собственно, и рассчитывал Закир, решил проверить, не появился ли на другой стороне улицы условный знак. Через несколько минут в квартиру через замочную скважину запустили слезоточивый газ, а вскоре оттуда выволокли скрученного, уже в наручниках, Аскара Абдурасулова, Конбулата, неудавшегося министра иностранных дел несостоявшегося исламского правительства.

Х Х Х

Марк поначалу даже не узнал своего агента. И дело было даже не в том, что Закир сильно изменился внешне, поседел, стал сутулиться. Тут уж ничего не поделаешь, годы брали свое. Но перед ним сидел явно надломленный человек. Так выглядят люди, недавно потерявшие близких. Волк односложно отвечал на вопросы, но Марк не форсировал события. Достаточно опытный психолог, он понимал, что ему надо докопаться до истины. И только когда Волк с горечью обронил «в том, что в Ташкенте погибли люди, виноват я», Марк понял истинную причину его состояния. Он умело ушел от продолжения разговора, заговорил о ничего не значащих пустяках, потом, сославшись на занятость, перенес встречу на другой день.

С моря дул холодный февральский ветер, даже не берегу он пробирал до самых костей и они укрылись в пустом по зимнему времени прибрежном ресторанчике. Здесь было тепло, а запах только что испеченного хлеба делал небольшой зальчик по-домашнему уютным. «Может быть, выпьем горячего вина с корицей, согреемся», предложил Марк. Волк покачал головой: «Я бы лучше выпил водки».

— Ты же терпеть не можешь водку, — поразился Марк.

— Не могу, — согласил Волк. — А сейчас бы выпил. — Впрочем, давай закажем вина. Русской водки здесь наверняка нет, да и не стоит, пожалуй, внимание привлекать.

Степенный хозяин заведения подал еду, не спеша расставил тарелки, снял с подноса горячие стаканы с пурпурно красным вином и, пожелав гостям хорошего отдыха, удалился в дальний угол зала, где, припав к экрану телевизора, видно, забыл обо всем на свете, увлеченный трансляцией футбольного матча.

— Задачи предотвращения теракта в Ташкенте перед тобой никто не ставил. В свое время ты добыл чрезвычайно важные данные о подготовке теракта, на этом твоя миссия была закончена и тебе поручили куда более ответственное дело, — заявил Марк без обиняков.

— Не в этом дело, — поморщился Волк. — Я знал, что трагедия в Узбекистане может произойти со дня на день, но ничего не сделал для того, чтобы наладить связь и передать имеющуюся у меня информацию.

— А у тебя и права такого не было — самостоятельно искать связь, — строго заметил Марк и, не давая агенту возможности для возражений, тут же добавил. — Послушай меня внимательно. Мы располагаем довольно достоверными сведениями, что узбекским спецслужбам все-таки удалось внедрить в среду террористов своего человека, так что информация о готовящемся заговоре поступала. Другое дело, как ею сумели распорядиться… В подготовке теракта была масса технических сбоев, организационных неурядиц и всякой прочей наносной дряни. Безумно жалко погибших, что и говорить. Но если учесть, что основной целью террористов было физическое уничтожение президента и членов узбекского правительства, то акцию с полным основанием следует признать провалившейся.

— Послушай, дорогой мой, тебе совершенно не в чем себя упрекать. Ты сегодня единственный, кто сумел приблизиться к Бин Ладену, войти к нему в доверие. Ты один делаешь то, что не под силу сотням. Неужели ты не понимаешь, что твоя информация бесценна. Так во всяком случае расценивает Центр. И твоей главной задачей по-прежнему остается террорист номер один, — убеждал куратор. — Отвлекись от своих самокопаний и слушай внимательно. Аналитики, и не только наши, считают, что Усама затевает нечто столь грандиозное, что должно всколыхнуть весь мир. Он даже делал попытки получить в некоторых странах компоненты для атомной бомбы, но хоть это у него не вышло. И все же он что-то затеял. И если ты не поймешь и не узнаешь, что именно, то, значит, этого не сможет сделать никто. — Он с силой потряс Волка за плечи и добавил, похоже, вовсе не иронизируя, а вполне серьезно. — На тебя с надеждой смотрит весь мир. Так что соберись. Ты и без того задержался здесь сверх положенного. Легенду мы тебе, конечно, сочинили, объясниться сумеешь. И все же — пора возвращаться.

Х Х Х

Закир уже не раз замечал, что после каждой дальней поездки ему заново приходится проходить «фильтрацию» проверки. Так случилось и теперь, после возвращения из Турции. Но на сей раз проверка явно затянулась. Ему сообщили, что лагерь Бин Ладена вновь переезжает, точного места пока не определено и мулле предложили временно поселиться в одном из селений под Кандагаром. Без особого труда он определил, что каждый его шаг контролируется, хотя скрывать ему было нечего — мулла вел исключительно благообразный образ жизни. Рано поднимался, после утренней молитвы, перед завтраком, совершал прогулку, сочетая ее с гимнастикой, часами беседовал с местными жителями, увлекся резьбой по дереву. Его трости с затейливыми набалдашниками, вырезанные из крепчайших суковатых веток, вызывали восхищение, и он охотно дарил их старикам. Томительно тянулись неделя за неделей, казалось, все о нем забыли. Но как-то под вечер в поселок стремительно въехали несколько «джипов» и, оставив охрану у входа, в его хибарку зашли двое — Усама Бин Ладен и его неизменный спутник Шамс-ад-Дин.

Усама выглядел утомленным, был угрюм и неразговорчив. Мулла учтиво справился о его самочувствии и гость невнятно пробурчал, что в дороге его прихватил сердечный приступ и он бы хотел передохнуть. Закир поспешил подвинуть к нему еще несколько подушек, удивляясь про себя услышанному — никогда прежде Усама на сердце не жаловался. Шамс-ад-Дин, напротив, был энергичен и напорист, как-то нервозно разговорчив. Но мулла не столько вслушивался в его слова, сколько наблюдал за реакциями. И вот какую странную деталь подметил. Обычно в присутствии шейха Шамс, если что и говорил, то непременно поглядывал на Усаму, словно ожидая от него поддержки и одобрения своим словам. Сейчас же он сосредоточил все свое внимание на Закире, а на сидевшего рядом с ним Бин Ладена ни разу даже не взглянул, словно того и не было рядом. «Неужели опять двойник? — мелькнула у разведчика мысль. Ну что ж, этот, по крайней мере, пока молчит, выглядит точной копией шейха. И тут «дублер» совершил поступок, который враз развеял все сомнения Закира. Двойник потянулся к стоявшему чуть поодаль чайнику и сам наполнил пиалу. В подобной ситуации Усаме достаточно было бросить взгляд либо на хозяина дома, либо на своего помощника и один из них тотчас бы поспешил выполнить желание высокопоставленного гостя. Да, промах был слишком очевиден, чтобы не обращать на него внимания. Шамс-ад-Дин, естественно, отреагировал мгновенно и, хотя он ничего не произнес вслух, взгляд его, обращенный к Закиру, был слишком красноречив. Проговорив ни ор чем около часа, гости распрощались и уехали, так и не объяснив цели своего визита.

Оставшись один, Закир глубоко задумался. Понятно, что столь долгий путь эти люди проделали неспроста. Но для чего им понадобилась эта встреча? Ответа у него не было, да и быть в тот момент не могло. Разведчик не мог знать, что незадолго до этого у Шамс-ад-Дина состоялся весьма неприятный разговор со своим боссом. Бин Ладен был чрезвычайно раздражен, если не сказать взбешен, полным провалом акции узбекских экстремистов по захвату власти и уничтожению президента Узбекистана. И свое раздражение он, в силу своего вздорного характера, перенес на муллу Закира. Усама упрекал Шамса в том, что его ставленник не смог как следует проконтролировать и направить в нужное русло действия террористов. Помощник же счел за благо не напоминать шейху, что это именно он отправил муллу в Стамбул тогда, когда изменить что-либо уже просто было невозможно. Шамс-ад-Дин искусно изображал раскаяние, чем еще больше распалял гнев Бин Ладена. Как всегда, внезапно успокоившись, Бин Ладен заявил, что больше не желает видеть муллу в своем окружении и велел Шамс-ад-Дину использовать его только для отдельных поручений. Никаких особых заданий у Шамса пока не было, а к мулле он заехал лишь для того, чтобы тот имел возможность увидеть очередного подготовленного двойника. Зная проницательность Закира, «визирь» лидера «Аль-Кайды» хотел лишний раз проверить, насколько удался ему очередной маскарад. Идею с двойниками Шамс-ад-Дин причислял к своим личным достижением. Расчет его строился на том, чтобы множество двойников запутали след, который может привести к Бин Ладену тех, кто стремится его захватить либо уничтожить. По замслу Шамс-ад-Дину следовало подготовить такое количество двойников, которые могли находиться во всех тех провинциях Афганистана, где у Бин Ладена были свои лагеря и лаборатории. Шамс-ад-Дин понимал, что невозможно найти такое количество людей, которые за короткое время смогут перенять манеры, характерные привычки Усамы и потому, подыскивая кандидатов в дублеры, руководствовался прежде всего принципом хотя бы отдаленного сходства. Остальное доделывал грим.

Убедившись, что и в этот раз мулла, хотя и раскусил двойника, но на это ему понадобилось значительное время. Шамс-ад-Дин был доволен: внешнего сходства он добился, а большего и не требовалось. Потому и поспешил покинуть дом муллы, решив, что с деловыми разговорами спешить некуда.

Даже не зная истинной причины своей изоляции, Закир все же понял, что его, в лучшем случае, задвинули в глубокий резерв. Ни Шамс-ад-Дин, ни кто-либо из других приближенных Бин Ладена в его доме больше не появлялись, но красноречивее всего было то обстоятельство, что слежка за ним прекратилась. А это лучше всего другого свидетельствовало о пропавшем к нему и его делам интересе. Мулла спокойно передвигался по стране, несколько раз ему удалось встретиться с Инженером, но и в той единственной шифровке, которую он получил из Центра, никаких конкретных заданий не последовало. У него все устойчивее создавалось впечатление, что он оказался в неком вакууме.

Привыкший за долгие годы к активным действиям, Закир решил прежде всего еще раз проанализировать ситуацию, для того, чтобы принять окончательное решение. Объективно оценивая все, что происходило с ним за то время, когда ему удалось внедриться в ближайшее окружение Бин Ладена, он пришел к выводу, что все его действия были подчинены прежде всего осуществлению политических решений. Его тщательно ограждали от проявления какой-либо иной активности, настойчиво, а если требовалось, и в категоричной форме запрещая принимать участие в проведении боевых операций, ограничивая задачу лишь сбором информации. Конечно, и это было чрезвычайно важно, безусловно, важнее всего остального. Добытая им информация в Центре не то что высоко ценилась, она причислялась порой к разряду бесценных, ибо ни одному разведчику, кроме Волка, еще не удавалось так близко проникнуть в окружение террориста номер один. Но, не всегда видя, к каким конечным результатам приводит добытая им информация, Закир мучался от сознания того, что не всегда может проявлять еще большую активность. Ему хотелось действовать, и действовоать активно.

Конечно, разведчик не мог не знать о так называемом принципе двойных стандартов и теперь, как никогда раньше, ясно понимал, что если бы в свое время с «Аль-Кайдой» и ее лидером действительно хотели покончить, то не позволили бы этим террористическим метастазам распространиться на весь мировой организм. Неизвестно, какое конкретное для себя решение принял бы в итоге разведчик, не произойди событие, потрясшее всю планету.

11 сентября 2001 года террористы захватили в воздухе четыре пассажирских самолета. Один из них разбился в Пенсильвании, три других были направлены на здания Всемирного торгового центра и Пентагона. Оба небоскреба-«близнеца», прилегающие к ним здания и одно крыло Пентагона были разрушены. Погибло около трех тысяч человек. В операции по расследованию беспрецедентного теракта участвовали свыше семи тысяч сотрудников спецслужб разных стран мира. Высокопоставленный представитель Федерального бюро расследований США заявил, что доказательства причастности «Аль-Кайды» к взрывам являются ясными и неоспоримыми. Правительство США решило, что всю ответственность за гибель людей несет «Аль-Кайда» и ее лидер Усама Бин Ладен.

В тот день, когда Закир рассматривал в Интернете обнародованные ФБР фотографии девятнадцати причастных к теракту убийц, он приял для себя бесповоротное решение. Он знал, что это решение не только не одобрит его руководство, напротив, оно приведет, вероятнее всего, к самым отрицательным для него последствиям. И все же, мысленно объявляя террористам свою личную войну, он не мог поступить иначе. Да и не хотел.

«Быть может, я немногое успею сделать, рассуждал разведчик. Но то, что успею, нанесет ощутимый удар по террористам и их руководящей верхушке». Лишь одно беспокоило Закира — он по-прежнему был одиночкой, а один, как известно, в поле не воин. Но когда он задумался над этим, то с решительной ожесточенностью сам себя опроверг: «и один в поле — воин».

 

Глава десятая. И один в поле — воин

История убийства Черного араба облетела весь мир. Официальная версия звучала так. Сотрудники ФСБ России перехватили письмо, отправленное Хаттабу в Саудовскую Аравию. Письмо было отравлено сильнейшим ядом, вскрывший его Хаттаб умер почти мгновенно, еще десять человек, прикасавшиеся к отравленному листку, скончались через несколько дней. Именно устранение таким способом Хаттаба навело Закира на некоторые мысли.

— Какой яд сегодня считается самым сильным? — спросил Закир Инженера во время их очередной встречи.

— Рицин, — ответил тот, не задумываясь. — В изготовлении прост необычайно, нужно лишь получить жмых из касторового масла. Смертельная доза рицина в сотню раз меньше, чем даже цианистого калия, а противоядия пока не найдено.

— Раздобыть рицин сможешь?

Инженер долго, изучающее, смотрел на Закира, потом ответил: «Раздобыть не проблема. Только что ты собираешься с ним делать, Бин Ладена угощать, или своего «друга» Шамс-ад-Дина?»

Закир не знал, до какой степени он может доверять связному, но и справиться с задуманным без помощи он бы тоже не смог. Конечно, сразу всех своих карт он не открыл, но в общих чертах посвятил его в свой план. И тут произошло то, на что разведчик и рассчитывать-то не мог. Инженер схватил его за руку и горячо зашептал, хотя вокруг них не было ни души:

— Ну, наконец-то! Мне надоело подслушивать, да подглядывать. Я каждого из этих гадов собственными руками придушить готов, а мне твердят одно: «Ни во что не вмешивайся, твое дело получать и передавать информацию». Ни в чем не повинных людей взрывают по всему белу свету, а мы, вроде, стоим в сторонке и только наблюдаем, да фиксируем, сколько еще погибнет. Так что, значит вместе? — выдохнул он.

У Закира словно непосильная тяжесть с плеч упала. «Вместе, друг, вместе», заверил он. Первым делом они решили собрать небольшую, но очень мобильную группу. Часто бывая в самых разных провинциях Афганистана, разведчик наметанным глазом определял тех русских солдат и офицеров, что остались здесь после войны, приняв ислам. Разные, и в то же время очень схожие, были судьбы этих людей. Как правило, они в свое время попали в плен, потом их, чаще всего, заставляли, под угрозой смерти, убить кого-то из своих же, после чего они принимали ислам. Пути назад у этих людей уже не было. Они воевали под знаменами муджахиддинов и талибов. Постепенно спиваясь, или одурманивая себя наркотиками, проклинали судьбу, случаи самоубийства среди них были нередки.

Услышав, что именно среди таких людей Закир хочет найти помощников, Инженер с сомнением покачал головой? «Как можно им доверять? Они же все психически надломлены, какие из них бойцы?». Закир не согласился: все, да не все, кто-то наверняка захочет сразиться с теми, кто лишил их человеческого облика, изломал, искорежил всю жизнь. Надо только подход найти, достучаться до души. Инженер вынужден был согласиться и даже изъявил готовность кое с кем переговорить. На том и остановились. Но для начала решили осуществить акцию, с которой вполне могли справиться всего несколько человек.

Х Х Х

Этот лагерь был разбит в узкой лощине труднодоступного горного массива Гяндукуш. Добраться сюда было чрезвычайно трудно, со всех сторон лагерь окружали бурные горные реки, недавно сооруженная небольшая плотина охранялась многочисленными боевиками, вооруженными таким образом, что они смогли бы противостоять довольно крупному воинскому подразделению. Количество курсантов было обычным — около ста пятидесяти человек, в основном, головорезы из Палестины, Йемена, некоторых, до сих пор воюющих, африканских стран. Значительную часть территории, огороженную глухим забором и даже более тщательно охраняемую, занимали приземистые строения, где размещались «фармакологические лаборатории», производящие денно и нощно героин. Самую труднодоступную из вершин, возвышающуюся над лагерем местные жители называли «Медведь-гора». Огромная скала, венчавшая вершину и впрямь, при некоторой доле воображения, напоминала приготовившегося к прыжку гигантского медведя. О «Медведь-горе» здесь ходили множественные устрашающие легенды, суть которых сводилась к тому, что каждый, кто осмелится подняться на эту гору, будет проклят и жизнь закончит в страшных мучениях.

Длительное наблюдение за лагерем показало, что именно здесь находится пристанище человека, внешне ничем не отличимого от Бин Ладена. Закир почти не сомневался, что это один из двойников, так как в его сопровождении почти никогда не было людей из близкого окружения шейха, обычно сопровождавших его в поездках. А если кто и приезжал, то оставался в лагере не надолго. Первым делом оба разведика все же взобрались к подножию «Медведь-горы». И хотя у каждого за плечами было не одно восхождение, да и долгая жизнь в стране, окруженной горами, тоже чего-то стоила, но покорение этой вершины далось им с величайшим трудом. Зтаем они обследовали всю горную трассу, вдоль которой им предстояло заложить взрывчатку. Технические расчеты Закир и Инженер производили долго и тщательно, а со взрывчаткой помог новый член их пока еще совсем небольшой группы — Кямал. У этого, седого, как лунь, неразговорчивого человека были свои счеты с местными боевиками, взрывчатку и оружие он раздобывал методично и последовательно, складировал в потайных местах, о которых не знала ни одна живая душа. Почти три месяца ушло у разведчиков на то, чтобы, в соответствии с разработанной схемой, заложить взрывчатку от подножия «Медведь горы» до плотины, сооруженной у самого лагеря.

Такой лавины даже старожилам окрестных мест не приходилось видеть никогда. Под утро дождливой ночи что-то, отдаленно напоминающее гром, высоко в горах пророкотало. Не прошло и десяти минут, как все смешалось в горном кипении взбесившегося камнепада. Звуки взрывов потонули в нарастающем грохоте разъяренной горной стихии. И вся эта необратимая лавина, вместе с водой из-под рухнувшей плотины, обрушилась на лагерь, погребая под собой все строения, технику и мечущихся в ужасе людей, которые не успели даже осознать, что произошло. Когда стихия угомонилась, на месте теперь уже бывшего лагеря образовалось каменное возвышение, словно жуткое природное надгробие. Хоронить было некого, завалы разгребать никому и в голову не пришло.

Именно в тот момент, когда все было закончено, Закиру, невесть почему, вспомнился его первый парашютный прыжок. Маленький самолетик, надсадно ревя моторами, набрал заданную высоту. Инструктор откинул люк, строго оглядел курсантов и, перекрывая вой и свист ветра, прорывающегося в открытый проем, прокричал: «Первый пошел!» И сейчас, глядя с отдаленной вершины вниз, на то место, которое еще несколько часов назад было пристанищем бандитов, разведчик спокойно и твердо, без всяких восклицаний, мысленно произнес: «Первый пошел». Они закурили, даже некурящий Инженер попросил сигарету, и долгое время сидели молча. Трое мужчин, выполнивших трудную работу и теперь позволивших себе небольшой отдых. Надежно припрятав уже начавший чернеть фильтр выкуренной сигареты, Закир поднялся первым и коротко скомандовал: «Расходимся». Инженер, словно бесплотный, в мгновение растворился в утреннем дожде, а Кямал, прощаясь, задержал ладонь командира в своей руке и произнес: «Взрывчатки больше не осталось. Что делать будем?», и, не дожидаясь ответа, двинулся по тропе вниз.

Х Х Х

…Выпускник десантного военного училища лейтенант Николай Николаев был «направлен для прохождения дальнейшей службы в состав ограниченного контингента советских войск в Афганистане» за полгода до окончания войны. Узнав об этом, мать Коленьки зарыдала в голос, отец только хмурился и, бормоча «ну что ты его хоронишь прежде времени», как мог, успокаивал жену. Поздним вечером, когда в избе все угомонились, Коля вышел к друзьям. «Афганца», как его теперь называла вся деревня, дружки «провожали» до самого утра. Разгоряченный, он где-то в дороге простудился, но не обратил на нехороший сухой кашель никакого внимания. Когда же добрался, наконец, до Афганистана, то, вместо предписанной ему части, оказался в центральном военном госпитале Кабула с двусторонним воспалением легких. Здесь юный лейтенант и познакомился с медсестрой Наденькой, в которую были поголовно влюблены все обитатели второй терапии.

Надю нельзя было назвать красавицей, но, ладно скроенная хохотушка, с копной смоляных волос и всегда сияющими синими глазами, выглядела обворожительно. Закончив медучилище, она завербовалась в Афганистан, объясняя свое решение подружкам по общежитию то ли в шутку, а то ли всерьез: «И денег заработаю, и мужа-офицерика привезу». Когда Коля первый раз обратился к ней с какой-то просьбой, назвав ласково-уменьшительно «Надюша», она, нарочито строго, его поправила: «Для кого Надюша, а для кого медицинская сестра Надежда Николаевна Николаева».

— В таком случае разрешите представиться, также официально откликнулся Коля, акцентируя Надино внимание на своей принадлежности к элитному роду войск. — Лейтенант-десантник Николай Николаевич Николаев.

— Вот здорово! — всплеснула руками Надюша, вмиг утратив всю свою серьезность. — Это, выходит, мы с тобой почти полные тезки. — и лукаво, сама от себя того не ожидая, добавила. — Если выйду за тебя замуж, то и фамилию менять не надо.

Этот диалог услышал и вошедший в палату завотделением Николай Николаевич Касаткин. Подполковник медицинской службы с улыбкой подошел к больному и добродушно пророкотал своим густым басом: «Ну, ну, молодежь, о свадьбе поговорите позже, а сейчас я посмотрю, как дела у нашего будущего молодожена». Касаткин явно симпатизировал своему молодому тезке. Именно его стараниями, под предлогом дальнейшего медицинского контроля, Колю Николаева оставили служить в комендантской роте в Кабуле. Если бы только знал врач, что жалея и оберегая юного лейтенанта от шальной пули, обрек, сам, понятно, того не желая, на страдания и горе.

Встречались молодые не часто, но пару раз в неделю лейтенанту все же удавалось выбраться на свидание к девушке, с которой ему было так удивительно легко и хорошо, и в которую он с каждым разом влюблялся все больше. Надюша жила в так называемом «советском микрорайоне», деля небольшую квартирку на первом этаже, с двумя воронежскими сверстницами — учительницами русского языка, преподававшими в местной школе. Девушки легко и быстро сдружились и, как деликатные подруги, не выходили из своей комнаты, когда Коля приходил к Надюше.

Их выкрали в ночь на 28 апреля. Накануне в Афганистане праздновали десятилетие Саурской (апрельской) революции. Коля дежурил в патруле, а для Нади и ее подруг он раздобыл три билета на трибуну стадиона «Олимпик», где в честь юбилея состоялся грандиозный красочный праздник. Вечером майор, начальник патруля, у которого в Союзе был такого же возраста сын, Николай, как считал майор, даже чем-то был похож на его сына, сжалился над влюбленным лейтенантом и отпустил того до 7.00 утра, строго-настрого приказав «быть в форме» и не опаздывать ни на секунду. Весь вечер Надюша и ее подружки наперебой рассказывали ему, сколько коней промчалось через стадион, как лихо разрубали ладонями кирпичи и доски десантники, каким красивым был затяжной прыжок парашютистов. А потом, когда они остались одни, Надя, уже в полудреме, бормотала:

— Коль, а Коль, если у нас родится мальчик, давай назовем его Коленькой и он будет Николай Николаевич, как ты, а если девочка, то назовем ее Надей и она станет Надеждой Николаевной, прямо как я…

Они уснули крепким молодым сном, разомлев от любви, выпитого вина и душной афганской ночи. Тем самым сном, каким засыпают все влюбленные, уверенные, что день грядущий принесет им счастья еще больше, чем день минувший. И так, как в раю, где только и положено обитать влюбленным, будет бесконечно…

Но в рай, по воровски бесшумно, вторглись люди в черных одеждах, не потревожив сна, просто походя, придушили подушками спавших в соседней комнате подружек-учительниц, а обнаженным возлюбленным заклеили рты плотным скотчем, запеленали в какое-то тряпье и вытащили из квартиры, не забыв прихватить офицерский мундир и табельное оружие лейтенанта. Очнулись Николай и Надя в глубокой смрадной яме. На них напялили груботканые колючие мешки с прорезями для головы и рук, на дне валялись две пластиковые бутылки с мутноватой водой. По обрывкам веревок, окуркам и засохшим экскрементам Коля понял, что, видно, в яме до них уже держали пленных. Сверху яма не была прикрыта ничем, да в этом и не было необходимости — выбраться отсюда без подручных средств не представлялось ни малейшей возможности. Время от времени вниз заглядывал вооруженный человек, он же, ближе к вечеру, бросил им еще бутылку воды и бумажный кулек, в котором пленные обнаружили несколько необычайно плотных, явно самодельных сигарет и коробок со спичками. Сигареты оказались с гашишем, но наркотик, по крайней мере, хоть немного утолил голод. За пять дней, что их продержали в яме, кроме наркотиков и нескольких засохших кусков лепешки, никакой пищи они не получали. Грязных, обессиленных и одурманенных наркотиком, молодых людей на шестой день извлекли на поверхность. Вокруг них собралось десятка полтора вооруженных людей. Моджахеды, понял Николай. Один из боевиков, под невообразимый, какой-то лающий хохот собравшихся, заговорил на коверканном русском языке:

— Сейчас вы, прямо здесь, будете любить друг друга. А мы будем смотреть. Если откажитесь, отрежем сначала нос, уши, выколем глаза, потом отрежем головы.

«Я советский офицер. И если вы взяли меня в плен и приговорили к смертной казни, то обязаны застрелить», голос Николая звенел и срывался. Но Надя прикрыла ему ладошкой рот и, заливаясь слезами, со словами «Коленька, жить так хочется», стала стаскивать с себя мешок. Ее схватили тотчас, утащили за бархан и оттуда раздались крики, от которых у Николая все внутри заледенело. Несколько афганцев тотчас схватили его так, что он даже шелохнуться не мог, как ни патался. Он молился только об одном — получить разрыв сердца, быть застреленным или даже зарезанным, умереть тотчас, лишь бы не слышать этих криков, не понимать того ужаса, что совершается здесь и сейчас. Но даже сознания он и то не потерял. Не дала ему судьба такого облегчения. Но волосы его из светло-каштановых в одно мгновение превратились в мертвенно-седые.

Пробыв в плену около двух лет, русский Коля получил имя Кямал, принял ислам и в качестве инструктора стал обучать рукопашному бою талибов. Он полагал, что на родину ему возврата нет, но за Наденьку и свою загубленную жизнь решил мстить, как он сам себе поклялся, до последнего вздоха. Боевиков, не разбирая, за что и за кого они сражаются, при каждом удобном случае он убивал хладнокровно и безжалостно.

Как-то раз ему припомнился виденный еще в детстве фильм о войне. Там механик, после каждого успешного боя, рисовал на фюзеляже советского истребителя красные звезды — по количеству сбитых фашистских самолетов. Рисовать красные звезды Николаю было не на чем, да и небезопасно, и тогда Кямал завел себе четки, нанизывая, как итог каждой «ликвидации», на прочную нитку по новому камешку. После взрыва бинладеновского лагеря боевиков у Кямала появились новые четки — добавить к старым сразу пару сотен, а то и больше, камешков было нереально.

Х Х Х

Уже через год боевым списком группы Закира, куда входило уже двенадцать человек, могло бы гордиться целое диверсионное подразделение бойцов регулярной армии. В списке значились и три уничтоженных двойника Бин Ладена.

В самом начале своей новой деятельности командир группы понял, как остро нуждаются они в элементарных денежных средствах. Нужны были взрывчатка и оружие, автомашины, в том числе грузовые, и средства связи. Машины еще можно было угнать. В стране, где по-прежнему царил хаос, это не представляло особого труда. А вот раздобыть оружие и особенно большое количество взрывчатки, не наведя на собственный след, становилось все труднее и труднее. Кямал предложил самый простой вариант — захватить одну из лабораторий и продать перекупщикам героин. Но Закир сразу же отверг это предложение. Впрочем, как в итоге решил командир, Кямал навел его на неплохую, кажется, мысль.

— Надо разузнать, где хранятся деньги, выручаемые за героин, — поделился разведчик с Инженером, ставшим его помощником и самым доверенным в отряде человеком. — Понятно, что большие суммы потом передаются по назначению. Но какие-то средства, вырученные сразу после реализации, наверняка где-то хранятся.

Инженер обещал все обмозговать и, по возможности, разузнать. Вскоре он доложил, что такое место обнаружить удалось, но находится оно в одном из лагерей, захват которого был группе не под силу. «Если только снова лавину устроить, размышлял Инженер. Но тогда повторный горный обвал может вызвать подозрения своей схожестью, да как к тому же рассчитать силу камнепада. Ведь если лагерь будет погребен, как в прошлый раз, то оттуда уже точно ничего не извлечешь». Неожиданно «выручил» их… Шамс-ад-Дин. Он изредка встречался с муллой, но, похоже, делал это лишь для того, чтобы не потерять его окончательно из виду. Просьбы, с которыми Шамс обращался к Закиру, были настолько несущественными, что не оставляло сомнений — это всего лишь имитация. Такое положение Закира вполне устраивало. Отсутствие контроля обеспечивало ему свободу собственных действий. К тому же при встречах с Шамс-ад-Дином мулла непритворно изображал человека, глубоко оскорбленного несправедливыми подозрениями.

Но на этот раз, приехав к Закиру, Шамс, первым делом заварив свой знаменитый чай, напрямик заявил, что нуждается в мудром совете, но не только в совете, а и в помощи муллы. Шамс-ад-Дин поделился, что после долгих размышлений пришел к выводу: кто-то целенаправленно охотится за подготовленными лично им двойниками шейха. По его разумению это могли сделать только завистники из их собственного окружения, которым близость Шамс-ад-Дина к лидеру «Аль-Кайды» давно уже не давала покоя. «Предают, как известно, только свои», глубокомысленно изрек он.

— Я бы не спешил искать предателя в вашем окружении. Хотя, как версию, и эту исключать нельзя. Но мне сейчас совсем иная мысль пришла в голову. А что если двойников уничтожают те самые наши внешние враги, которые охотятся на самого шейха. А его «дублеры» погибают именно потому, что вам удалось добиться их максимальной внешней идентичности с Бин Ладеном. В таком случае вам следует не огорчаться, а по праву гордиться — ваша затея сработала как нельзя лучше, — высказал соображение мулла.

— Н-да, об этом я как-то не подумал, — признался гость.

— А напрасно, — пожурил мулла. — Давайте примем теперь не ваше, а мое предположение за рабочую версию и рассмотрим ее всесторонне. Если вас, конечно, это не обидит.

Шамс-ад-Дин бурно запротестовал и Закир продолжал развивать свою мысль: «Итак, мы предположили, что, охотясь на Бин Ладена спецслужбы разных стран, США, Израиля, возможно Англии, сумели завербовать кого-то из наших людей, кто нацелен на информацию о месте пребывания шейха. Эти люди не могут находиться в вашем близком окружении, иначе вы бы, со своей проницательностью, их давно раскусили. — Закир умышленно льстил Шамсу, чтобы не просто навязать ему свои мысли, а как бы сделать полноценным соавтором экспромтом возникшей комбинации. — Стало быть, они используют только наружное наблюдение. Уследить за несколькими лагерями одновременно ни один из них не в состоянии, для этогог необходима хорошо отлаженная и скоординированная разведывательная сеть, а на них могут работать только разрозненные информаторы. Каждый такой информатор фиксирует появление мнимого Бин Ладена только на том объекте, за которым ведет наблюдение. Он сообщает координаты, вслед за этим следует атака, в результате которой погибает один двойник, затем второй… Сколько, кстати, погибло?»

— Уже трое, — откликнулся Шамс-ад-Дин. — Но я вас умоляю, мулла, продолжайте, продолжайте, не отвлекайтесь на пустяки! То, что вы сейчас говорите, настолько неожиданно и интересно, что я просто потрясен. У меня, признаюсь, голова кругом идет…

— Да я, собственно, уже все сказал. Если наши с вами предположения верны, — он опять объединил себя с посланником Усамы, — то нам, возможно, есть прямой смысл помочь нашим врагам,

— Как это, для чего, с какой стати мы должны им помогать? — заволновался Шамс-ад-Дин.

«Стоит рискнуть и начать большую игру», решил про себя разведчик. Изучив за долгие годы характер Шамс-ад-Дина, он понял в этом человеке главное. Тот служит не идее, ни Аллаху даже, он служит одному конкретному человеку. И этот человек Усама Бин Ладен. С ним связывает Шамс-ад-Дин собственную карьеру, благополучие, всю свою жизнь и ради него он готов пойти на все.

— Я объясню, с какой стати мы должны помогать нашим врагам, — твердо заявил Закир. — Шейх Усама Бин Ладен не просто лидер самой могущественной исламской организации. Он знамя и олицетворение нашей борьбы с неверными всего мира. И наша главная задача сохранить это знамя. Надо поменьше конспирировать передвижение двойников из лагеря в лагерь и облегчить тем самым задачу информаторов иностранных разведок. Пусть гоняются за двойниками, даже уничтожают их, ничего страшного. Думаю, — разведчик усмехнулся, — вам не составит особого труда «наштопать» еще с десяток таких же подставных манекенов.

— Но ведь атакуя лагеря подготовки боевиков, неверные уничтожат вместе с двойниками десятки, а то и сотни наших людей, которых, выходит, мы сами подставим под удар и обречем на гибель.

— Да, действительно, будут, возможно, и сотни погибших, — Закир постарался придать своей интонации как можно больше цинизма. — Кого вы жалеете? И с кем их сравниваете? Не забывайте, что на другой чаше весов — жизнь самого шейха Бин Ладена. Да если на то пошло, погибнуть за дело ислама в борьбе с неверными — священный долг каждого мусульманина.

— Вы, конечно, правы, — пробормотал враз сникший Шамс-ад-Дин. — Но все это так неожиданно. Я должен подумать.

Гость наспех простился с хозяином и уехал, позабыв даже свой знаменитый бархатный мешочек с чаем, что свидетельствовало о крайней степени его взволнованности.

Закиру было о чем подумать. Конечно, разведчик рисковал, навязывая одному из самых близких людей Бин Ладена столь рискованную затею. Но так ли велик риск на самом деле? Допустим, Шамс-ад-Дин передаст весь разговор Усаме и тот заподозрит неладное. В таком случае он, Закир, всегда сможет объяснить свое решение исключительной заботой о Бин Ладене. А вот если Шамс-ад-Дин в итоге проникнется его идеей, то наверняка выдаст ее шейху, как свою собственную, дабы еще больше возвыситься в глазах своего покровителя.

Не прошло и недели, как муллу доставили в очередную резиденцию лидера «Аль-Кайды». Усама не счел нужным объяснять причину долгого отлучения муллы, а сразу перешел к делу.

— Моему другу и верному помощнику пришла в голову блестящая идея, — говорил своим обычным тихим размеренным голосом Усама, указывая на Шамс-ад-Дина. — Скажу лишь одно, я лично заинтересован в осуществлении этой идеи, а в подробности он посвятит вас сам. Шамс-ад-Дин считает, что для осуществления этого непростого плана, ему необходим такой помощник, как вы, уважаемый мулла. Я одобряю его выбор. Да поможет вам Аллах!

Шамс-ад-Дин испытывал явную неловкость, когда они остались с Закиром наедине, и стал бормотать что-то несвязное по поводу того, что присвоил идею муллы себе единолично. Но Закир прервал эти излияния, заявив, что едло, которое они намерены осуществить намного важнее личных амбиций. Успокоенный Шамс, вздохнул с облегчением и предпочел немедленно перейти к обсуждению деталей «грандиозного плана», как он теперь стал его называть. «Предлагаю назвать Ашу операцию — «Бумеранг», напыщенно произнес Шамс-ад-Дин, и пояснил. Оружие, направленное против шейха, как бумеранг, вернется к нашим врагам». Закиру было не до названий и он легко согласился, не забыв поощрить Шамса комплиментом по поводу его прозорливости.

Когда Закир рассказал обо всем Инженеру и попросил его срочно передать это донесение в Центр, тот несколько даже опешил. «Это что же, выходит, что теперь Шамс-ад-Дин сам будет выполнять за нас нашу работу и уничтожать лагеря боевой подготовки? Да, такое могло прийти в голову только тебе».

— Не беспокойся, мой друг, мы без дела не останемся и себе найдем занятие по душе, — весело рассмеялся Закир.

Через несколько дней Инженер передал разведчику шифровку Центра, в которой было сказано, что сообщение агента Волка доведено до сведения высшего руководства страны, которое благодарит его за верность долгу.

Х Х Х

В те дни, когда представители западных стран делали в средствах массовой информации официальные заявления об успешном уничтожении того или иного лагеря боевиков Бин Ладена, Шамс-ад-Дин взял за правило приезжать к «своему уважаемому учителю», как он теперь неизменно называл муллу Закира. Тот, позабытый некогда мешочек с чаем, он оставил у муллы, периодически его пополняя и называя не иначе, как своим счастливым талисманом. В дом к Закиру он обычно приезжал в сопровождении охранников, которые следом вносили подносы с изысканным угощением. Шамс-ад-Дин отмечал теперь каждую успешную атаку на лагеря, как свой личный успех. Он и не вспоминал даже, как некогда терзался сомнениями по поводу гибели курсантов-террористов. Подготовка все новых и новых «бин ладенов», которыми он наводнил чуть не все провинции Афганистана, превратилась для него в непреодолимый азарт, своего рода увлечение, которому он отдавался всей душой. И никому, за исключением разве что всего нескольких человек, не было ведомо, что это воплощается в грозное возмездие дерзкая идея одного-единственного разведчика, чье нахождение во вражеском логове исчислялось уже чуть ли не тремя десятками лет.

А Закир, участвуя в этих веселых пирушках, лестью и похвалами стимулируя Шамс-ад-Дина на новые «подвиги», думал, кому первому из окружения Бин Ладена придет в голову мысль, что потери чрезмерно высоки и давно уже не адекватны той цели, ради которой приносятся в жертву люди, техника, да и сама, по большому счету, идея всемирного джихада.

Лишь один человек — Кямал-Коля был недоволен происходящим и Закир это недовольство вскоре заметил.

— Да пойми ты, — увещевал разведчик своего соратника. — Мы с тобой никогда в жизни не смогли бы сделать того, что делают сейчас целые армии. Но уничтожают-то лагеря и самих бандитов только благодаря нашей с тобой работе.

«Эх, едрен корень, кумекал бы ты на русском, сказал бы я тебе по-нашенски, что я думаю», бормотал при встречах Николай и добавлял при этом пару таких словечек, что Закиру стоило серьезных усилий, чтобы не рассмеяться и не подавать виду, что он все понял. Но даже ему не счел возможным разведчик раскрыться полностью и продемонстрировать свои знания русского языка.

Закир убеждал Николая, что именно теперь они должны все свои усилия направить на главную цель — Усаму Бин Ладлена, Усаму подлинного не подставного. А для этого следовало найти и завербовать людей самых разных — от водителей и поваров, до электронщиков и опытных взрывников. И тогда Кямал вызвался проникнуть в резиденцию шейха сам. Когда Закир исчерпал все аргументы, возражая против этого опасного и плохо продуманного плана, он сказал устало: «Тебя убьют».

— А может, мне только этого и надо, — еле слышно произнес Николай и, не прощаясь, зашагал прочь.

Но Закир не мог пустить все на самотек. Понимая, что самоубийцы самая трудновоспитуемая публика, он тем ни менее доработал и усовершенствовал план Николая и передал свои инструкции через Инженера.

Х Х Х

Повару Асхабу надоело мыть котлы. Даже не то чтобы надоело, а просто устал. Сам хозяин ел мало, только требовал, чтобы ему подавали всегда горячую, из глиняной печи — тандыра свежеиспеченную лепешку. А вот свита была настолько прожорлива и капризна в выборе блюд, что старый повар просто с ног сбивался. Раньше хоть курсантов отправляли дежурить на кухню, но последнее время такие дежурства запретили и Асхаб выкручивался, как мог. Хорошо хоть этот Кямал подвернулся. Седой, но, видно, еще совсем не старый, к тому же крепкий и ловкий. С месяц назад он приехал в лагерь вместе с бригадой строителей, которые возводили новую конюшню. Асхабу понадобилось обмазать глиной очаг, который невесть почему вдруг весь пошел трещинами, Кямал справился с этим ловко и быстро. Увидев, как старый повар зашивается на кухне, он однажды, не говоря ни слова, взял несколько котлов и за пару часов, без всяких этих современных порошков и моющих средств, так начистил их песком, что они заблестели, как новенькие. Вечером Асхаб, в благодарность, на славу угостил своего добровольного помощника, а потом они от души побаловались хорошим душистым чаем с горными травами, ведя неторопливую беседу.

С тех пор Кямал стал приходить на кухню каждый вечер и пока Асхаб делал заготовки на следующий день, чистил котлы, надраивая их до блеска, не ленясь раз по десять, а то и больше, спускаться к ручью. Когда же строители закончили работу, повар предложил Кямалу остаться при кухне, на что тот лишь молчаливо кивнул в знак согласия.

Между тем в лагере объявили карантин — среди курсантов началась эпидемия гепатита «С» и вызванные врачи лишь руками разводили, предполагая, что источником инфекции, вероятно, стал кто-то из недавно прибывших йеменцев. Позже о трагических событиях, развернувшихся в лагере Бин Ладена мулле Закиру рассказал Шамс-ад-Дин.

Началось все с того, что шейха скрутила острейшая почечная колика. Привыкший стойко переносить частые приступы боли — здоровье Усамы к тому времени оставляло желать лучшего, он молча, стиснув зубы, скорчившись, катался по ковру, пока подоспевший врач не сделал обезболивающий укол. Через несколько дней Бин Ладен стал жаловаться на боли в печени. Тут уж не на шутку встревожились не только врачи, но и охрана шейха. Сначала предположили, что в ту часть лагеря, где находилась резиденция Усамы, все-таки заходят курсанты, но охрана клялась-божилась, что за все последнее время ни один из курсантов здесь не появлялся. Вот тогда кто-то и обратил внимание на седого новичка, что крутился вокруг кухни. Перепуганный до смерти повар Асхаб признался, что это он сам предложил бывшему строителю Кямалу стать его помощником. Старика закрыли в сарае, а личный телохранитель Бин Ладена, собрав человек двадцать хорошо вооруженных охранников, отправился на кухню. Кямал, издали увидев приближающихся бойцов, повел себя довольно странно. Он обтер руки, выступил вперед и, широко расставив ноги, стал ждать приближения вооруженных людей. Когда они были поблизости, он достал из кармана четки и отшвырнул их в сторону. После этого раздался мощнейший взрыв. Пояс шахида, находившийся под одеждой Кямала, был начинен взрывчаткой такой силы, что из всей группы в живых остался лишь один охранник, да и тому оторвало обе ноги.

— Удалось выяснить, кто был этот человек? — уточнил Закир.

— Это было несложно, — ответил Шамс-ад-Дин. — Бывший русский пленный. Обычная история. Принял ислам, какое-то время работал инструктором рукопашного боя, потом перебивался с одной работы на другую. О нем-то самом мы узнали все. Плохо другое — никаких его связей выявить так и не удалось. Конечно, можно предположить, что это был одиночка, но сомнительно. Кто-то же подготовил операцию по его проникновению в лагерь. Дело в том, что в бригаду строителей, которые делали конюшню, он попал в самый последний момент. Но откуда-то он же узнал, что именно эта бригада будет работать в нашем лагере…

— Но, судя по вашему рассказу, на кухне этот человек провел довольно много времени. Как ему удавалось так долго оставаться незамеченными? — усомнился Закир.

— Еще древние говорили, что если хочешь что-то надежно спрятать, положи на видное место, — усмехнулся Шамс. — Никому и в голову не приходило, что на кухне может работать посторонний человек.

— А гепатит среди курсантов?..

— Его рук дело, — подтвердил Шамс-ад-Дин. — Подозреваем, что и почечная колика, и приступы печени у шейха тоже произошли не без его участия. Хотя этот взрыв похоронил все улики.

Закир отправил в Центр шифровку, где, кроме очередных донесений, была просьба передать российскому руководству подробности гибели бывшего лейтенанта-десантника Николая Николаевича Николаева.

Х Х Х

Усама Бин Ладен пребывал явно в приподнятом состоянии духа. Он, как и несколько лет назад, был откровенен с муллой, вспоминал всякие истории их совместных поездок и с особенным восторгом отозвался о том случае, когда Закир продемонстрировал свое мастерство, взорвав во время практических занятий муляж железнодорожного состава. Прервав воспоминания, Усама обратился к Закиру.

— Сейчас в одном из самых дальних моих лагерей по индивидуальной программе проходит подготовку некий человек, которого я называю Иракез, — говорил шейх. — Я хочу, чтобы вы немедленно отправились в этот лагерь и лично проверили его возможности. Меня интересует все — насколько он овладел мастерством подрывника, как владеет оружием и даже его готовность к самопожертвованию. Одним словом, я хочу убедиться, готов ли этот человек к выполнению особо важного задания. Я намерен поручить ему сугубо секретное и чрезвычайно ответственное дело, но проблема заключается в том, что у нас почти не остается времени. Он должен приступить к выполнению своей задачи не позднее, чем через две недели.

Лагерь, куда отправился Закир, был не только удаленным, но и самым небольшим из всех, где до сих пор доводилось бывать разведчику. Инструктор взрывного дела, которому Закир передал распоряжение шейха, был явно раздосадован прибытием нежданного проверяющего. «Мне что, больше не доверяют?», вспылил он. Ссориться с ним никак не входило в планы Закира, и потому он стал убеждать инструктора в том, что его миссия сводится исключительно к задаче определить психологическое состояние взрывника, а никак не его боевые качества. Когда инструктор, наконец, успокоился, они выработали совместный план действий.

Иракез оказался человеком средних лет, неприметной внешности, с гладко выбритым лицом. Светлая полоса не успевшей загореть кожи свидетельствовала, что от бороды он избавился совсем недавно, видимо, готовясь к своему особому заданию. Болтливый не в меру, он был явно польщен, что удостоился внимания столь высокой персоны, как личный посланник Бин Ладена. Уже через пару дней Закир знал всю его биографию, как и географию преступлений этого человека, который за свою недолгую тридцатилетнюю жизнь овладел только одним «мастерством» — убивать людей.

Через неделю мулла докладывал Усаме о своих впечатлениях. Прдполагая, что выполняемая им миссия, могла быть и проверочной комбинацией, мулла докладывал предельно объективно: «Профессиональные навыки Иракеза достаточно высоки, но меня смущает другое. Он непроходимо глуп, а болтлив до такой степени, что просто представляет опасность. Для выполнения задания особой важности он не пригоден», резюмировал Закир. И тут Бин Ладен преподнес разведчику поистине бесценный подарок.

После слов муллы, Усама поморщился, как от зубной боли, и раздраженно заявил: «Мы просто не успеем подготовить никого другого, Слишком много потрачено времени, а визит российского лидера в Закавказье планируется через двенадцать дней». Еще беседуя в лагере с болтливым Иракезом, Закир понял, что его, скорее всего, готовят к ликвидации какой-то высокопоставленной особы, но то, что акция будет направлена против президента России, он и предположить не мог. Сообщение в Центр он отправил на следующий же день. В этом сообщении разведчик изъявлял предлагал два варианта: ликвидацию Иракеза и его арест на месте подготовки теракта. Волк также испрашивал разрешения покинуть Афганистан, предвидя свой провал. Ведь если Иракеза арестуют, то подозрения, в первую очередь, падут на него, ибо Закир был единственным из посторонних, кто перед отправкой подрывника с ним встречался. Да и Бин Ладен, обладавший прекрасной памятью, наверняка вспомнит о своих словах. Центр ответил, что ликвидацию Иракеза считает нецелесообразной, выражал согласие, чтобы Волк покинул Афганистан, но при этом подчеркнул, что операция прикрытия разведчика, совместно со спецслужбами России и той страны, куда должен направиться российский президент, готовится столь тщательно, что реальная опасность агенту вряд ли будет угрожать. В итоге Волку было предложено принять решение в соответствии с реальными обстоятельствами. И Закир решил рискнуть. Он находился у себя дома, когда Шамс-ад-Дин привез ему стопку газет самых разных стран мира. Издания сообщали об аресте Иракеза, во всех подробностях и мельчайших деталях описывая подготовку к теракту. Судя по публикациям, Иракез решил завербовать себе в помощь несколько человек из местного населения. Не сильно заботясь о конспирации, он даже показал те места, где заскладировал взрывчатку. Один из вербуемых оказался бывшим военным, по масштабам подготовки он понял, что дело слишком серьезно и предпочел заявить обо всем властям. Остальное уже было делом техники. На первом же допросе Иракез сознался, что готовил покушение на президента России.

— Шейх в бешенстве? — осторожно поинтересовался Закир.

Шамс лишь отрицательно покачал головой, потом задумчиво произнес: «Ему сейчас не до этого, и вообще не до чего. Усама плох, врачи считают, что нужна срочная операция на почки, но в Афганистане таких специалистов нет.

— Зато есть прекрасные клиники и специалисты в Пакистане, — подсказал мулла.

— Так-то оно так, — возразил Шамс-ад-Дин, но приехать в Пакистан открыто очень рискованно. На пакистанцев уж слишком сильно давят, и в их правительстве достаточно много политиков, которые предпочтут ради собственного спокойствия выдать шейха. Надо что-то придумать. Собственно, в основном, ради этого я к вам и приехал. Надеюсь на ваш, как всегда, мудрый совет…

Х Х Х

Одного взгляда на Бин Ладена было достаточно, чтобы понять, насколько тяжело он болен. Врач считал, что почечная недостаточность возникла в результате отравления каким-то неизвестным ядом, но свое мнение особенно не афишировал. План, который предложил мулла Закир, после многочисленных уточнений и сомнений, был, в итоге, безоговорочно одобрен всеми помощниками Усамы, прежде, чем осмелились доложить его шейху. Усама колебался недолго, видно понимая, что особого выбора у него нет. В результате было получено и его согласие. Целая группа приступила к осуществлению задуманного. Предстояло заготовить надежные документы, отработать многочисленные детали, проинструктировать довольно большое количество людей, а главное — обеспечить синхронную слаженность их действий, июо фактор врмени иград в осуществлении плана едва ли не решающую роль.

…«Боинг-737» вылетел из аэропорта Кабула точно по расписанию. Но как только самолет поднялся в небо, в кабину пилотов ворвались вооруженные люди и приказали командиру изменить курс и лететь не в столицу, Исламабад, а приземлиться в Карачи. Командир повиновался. Когда самолет приземлился захватчики, объявили, что все пассажиры рейса, находятся у них в заложниках, потребовали крупную сумму денег и полную дозаправку керосином для дальнейшего полета. Уже через несколько часов после того, как с захватчиками вступили в переговоры, из самолета удалось сбежать всему экипажу. Летчики рассказали, что никто их особо не охранял, да и с пассажирами обходятся вполне гуманно. Все это было более, чем странно. Спустя какое-то время террористы объявили, что как только баки самолета будут заполнены, они готовы отпустить часть пассажиров, преимущественно пожилых людей и детей. Похоже, отсутствие экипажа их ничуть не волновало. Это требование решили удовлетворить и вскоре по трапу спустились двенадцать человек. Один из них заявил местным властям, что он врач, сопровождает больного астмой. В дороге у его пациента случился острый приступ, срочно требуется карета «скорой помощи», чтобы доехать до ближайшей клиники. Задыхающийся старик во время разговора врача с представителями аэропорта сидел в инвалидной коляске и лицо его наливалось кровью. «Скорая» примчалась почти мгновенно, врач с больным уехали, но потом машина, равно как водитель и все ее пассажиры, бесследно исчезла. Однако пропала не только машина. Как только самолет был заправлен, оказавшийся среди захватчиков летчик потребовал освободить взлетную полосу и самолет взмыл в небо. Пакистанские радары потеряли его через несколько минут. Вся эта история долгое время оставалась загадкой, собственно, об истинных целях угона самолета так досконально никто, кроме непосредственных участников этой хитроумной операции, и не узнал.

Готовя операцию, разведчик предусмотрел все без исключения — среди террористов был пилот, все документы, включая медицинские, не вызвали ни малейших сомнений. Сам Закир довольно искусно сыграл роль врача, карету «скорой» захватили боевики «Аль-Кайды», они же доставили в нужную клинику «старца-астматика», под которого был замаскирован неузнаваемый в этом обличьи Усама Бин Ладен. В заранее подготовленной операционной шейха уже ждали врачи. Через шесть часов двери операционной распахнулись, обессиленные хирурги вывалились гурьбой. Они сделали все, что могли, но тщетными оказались их усилия — больной скончался.

Похороны были скромными и тихими, на них собралось не больше десяти человек. Стоя у могилы, Закир думал не о том исчадии ада, которого сейчас предают земле, а вспоминал Кямала — Николая Николаева, его горькую трагическую судьбу. И что именно Коля сумел сделать то, чего не удалось никому другому. Он пронес в лагерь Усамы яд, который через Инженера передал ему Закир и, самое главное, использовал этот яд по назначению. Он знал, что вряд ли выберется из лагеря живым и потому заранее подготовил пояс шахида, уничтожив вместе с собой не только целую группу отборнейших боевиков Усамы, но и все улики, которые могли бы вывести контрразведку Бин Ладена на след Закира.

Когда покинули кладбище, Шамс-ад-Дин, поотстав от других, взял под руку муллу и внушительно произнес: «Бин Ладен жив», и, заметив недоуменный взгляд, повторил: Бин Ладен жив, Не важно, кого мы сейчас похоронили. Во главе «Аль-Кайды» по-прежнему стоит шейх Усама Бин Ладен, а кто он на самом деле, никому знать не положено. Я думаю, нам сейчас не следует возвращаться в Афганистан. У меня есть дела в Судане, а вам, наверное, удобнее будет переждать какое-то время здесь, где у вас много друзей и найдутся надежные покровители. Да и мне, вернувшись, легче будет вас найти…»

Х Х Х

— И все-таки ты рисковал, — упрекнул Волка Марк, когда они встретились. — А сели бы Усама остался жив?

— После этого яда еще ни выживал никто. Даже если предположить, что врачи успешно провели операцию, то это бы отсрочило его смерть максимум еще на месяц.

— И все же нас интересует в первую очередь твое мнение. Кто умер в больнице — Усама Бин Ладен настоящийИ или очередной двойник?

— Полагаю, что все-таки настоящий. Дело в том, что последние дни Усама находился к комнате, куда кроме врачей, доступ был разрешен только Шамс-ад-Дину, он даже еду ему сам подавал. Я же был всецело занят подготовкой угона «Боинга» и Усаму увидел уже в самолете, загримированного. Я думаю, надо ждать решения высшего руководства «Аль-Кайды», по моим данным они сами должны решить, сохранять ли им бренд под названием «Усама Бин Ладен», или пора его менять. Ну, а что делать мне? Может быть, пора возвращаться?

— По поводу возвращения говорить еще рано. Вот отдохнуть бы тебе не мешало. Но, честно говоря, у нас другие планы. Нам было бы очень желательно, чтобы ты попал в тюрьму Гуантаномо, посомтрел на все происходящее там своим взглядом и попытался познакомиться, а еще лучше войти в доверие, как ты это умеешь, к шейху Йохийя ибн Халиду. Впрочем, руководство, надеюсь, не будет возражать, если перед этой операцией, ты позволишь себе небольшую — на месяц-два передышку.

Через два месяца Закир возвращался в Карачи. Отдохнувший и посвежевший, он тем ни менее уже составил подробный плоан проникновения в тюрьму Гуантанамо. Но тут в Пакистане произошли события, которые всколыхнули весь мир. В многочисленных и достаточно пространных официальных заявлениях было сказано, что в ночь с 1 на 2 мая 2011 года в результате спецоперации американских морпехов в пакистанском городе Абботтабад, во время штурма жилого дома, был застрелен Усама Бин Ладен. Администрация США сделала официальное заявление о проведении анализа ДНК и других совершенных методов опознания, подтвердивших смерть именно лидера «Аль-Кайды», террориста номер один, как долгие годы называли этого человека. Подробностей, как именно проводились эти исследования, не сообщалось, а самого Бин Ладена американцы погребли в море, дабы не превращать его могилу в место будущего паломничества. Слухи по этому поводу распространялись самые противоречивые. Кто-то с пеной у рта доказывал, что Усамы здесь и в помине не было, кто-то, напротив, утверждал, что чуть ли не собственными глазами видел, как тело застреленного шейха выносили из дому. Однако, 6 мая «Аль Кайда» официально признала смерть Бин Ладена, пригрозив жестоко отомстить за убийство своего лидера.