— Вставай, жалкий ты кусок дерьма!

Олли получил чувствительный удар по ребрам еще до того, как успел открыть глаза. Его командир, Стью, — именно его ботинок повстречался с ребрами парня — нависал над ним, будто скала, и орал что есть мочи:

— Ты думаешь, тебя тут задаром кормят?! Мы выдвигаемся через час, понятно?!

Стью был мерзким малым. Всего на пару лет старше, этот сын продавца бытовой техники и районной шлюхи мнил себя Господом Богом, хотя старшие всего­то поручили ему присматривать за молодняком. Но Стью, как человек маленький и, соответст­вен­но, ума не слишком далекого, пользовался своей властью настоль­ко, насколько позволяли ему негласные правила лагеря. А пра­ви­ла эти гласили: «Все ради свободы, все ради сопротивления!» Поэтому с присущим маленьким людям ожесточенным рвением Стью оттягивался «ради сопротивления» на своих подопеч­ных как мог.

Олли никогда не любил эту туповатую кричалку, которая неслась из глотки каждого зазывалы, работающего за банку рыбных консервов и жесткую лепешку с песком вместо муки, и завлекала все новых и новых людей в их и так переполненный лагерь.

— Я два раза повторять не буду! — Стью стал снаружи, у входа в палатку, подбоченился и всячески старался этой позой показать, насколько он важен по сравнению с Оливером.

— Иду­иду, дай штаны на задницу натянуть…

Олли нехотя вылез из­под тряпок, служивших ему одеялом, и потянулся за старыми потертыми штанами, лежащими в ногах. Он так и не смог отделаться от этой вредной, учитывая нынешние времена, привычки — раздеваться перед сном.

«В одежде спят только бомжи!» — твердила его покойная матушка каждый раз, когда заставала его в постели в том виде, в котором он сбежал утром из дома. Сейчас мать была мертва, но ее слова прочно засели в голове парня, поэтому он при каждой возможности избавлялся хотя бы от брюк.

По субъективным ощущениям Оливера спать раздетым было и в правду приятнее, плюс ко всему — гигиеничнее. Но вот такие моменты, как этот, со Стью, очерняли весь его позитивный опыт. Сейчас «старший над младшими» смотрел на него, как на идиота.

— А если атака, ты что, с голым задом пойдешь?

— Стью, отвали, — огрызнулся Оливер, уже затягивая ремень.

— Да как ты со мной разговариваешь, щенок! — сын продавца бытовой техники и районной шлюхи уже наклонился, чтобы опять ввалиться в палатку подопечного, но в этот момент лагерь накрыл минометный огонь. Один из снарядов разорвался прямо рядом со Стью, превратив того в наполовину кровавое, наполовину обугленное месиво.

Накрыло и палатку Оливера. Парень упал на спину и стал захлебываться собственной кровью, стремительно наполнявшей пробитые осколками и сломанными ребрами легкие.

«Ну, вот и все…» — подумал он.

— Командир! Командир Оливер! Время! — громкий шепот вкупе с тряской за плечо вырвали Оливера из тяжелой дремы, в которую он погрузился всего несколько часов назад.

Пробуждение было тяжелым, сродни похмельному. Он рывком сел, неслабо напугав бойца, который его будил, и дезориентированно провел руками сначала по груди, а после и по лицу, которое в его сне посекло осколками.

Оливер хорошо помнил тот день, который ему приснился. Они были на марше и попали в засаду. Тогда и вправду по ним стреляли армейские минометы, без разбора превращая бойцов, рекрутов, женщин и детей в фарш. Но это было после полудня, а не утром. Странный сон.

— Командир, разрешите доложить, — боец уже вскочил на ноги и вытянулся перед Оливером по струнке.

Слава Стила неслась впереди него. Молодой беспринципный и жестокий командир, выполняющий любые приказы и задания всеми доступными методами, а теперь еще и вхожий в штаб, он внушал некоторым молодым солдатам благоговейный страх.

— Докладывайте, — он уже поднялся на ноги и отряхивал траву с куртки, на которой устроился вздремнуть перед операцией.

Разведка несколько дней назад сообщила, что с юга в сторону Столицы под конвоем идет колонна. Там могут быть инженеры, оборудование или просто оружие — что­то из того, чего так сильно не хватало сейчас правительству и армии для строительства нового города, который по планам станет крепостью.

— К югу замечена автомобильная колонна, сэр. Движется со средней скоростью. По прикидкам разведчиков будут здесь через двад­цать минут.

— Саперы успели закончить?

— Так точно, сэр.

— Хорошо. Свободен.

Оливер перехватил свой видавший виды кольт М4, который так и не успел поменять в арсенале на что­то более приличное после своего повышения, зачем­то проверил, заряжен ли подствольный гранатомет — он делал это всегда, потому что именно это «излишество», как называли его многие другие бойцы и командиры, не раз спасало ему жизнь в сложных ситуациях, — и двинулся к дороге, где его бойцы устроили засаду.

Как сто, как двести или тысячу лет назад, засада была устроена у поворота, среди лесополосы. Саперы еще несколько часов назад заложили фугасы, чтобы подорвать головную машину колонны, и каждый боец знал свое место и задачу.

— Майки, подойди, — Оливер окликнул единственного черного парня в его отряде.

Во время этнических чисток за ними развернулась настоящая охота со стороны армии. Майкл выжил и даже дослужился в сопротивлении до сержанта, что не нравилось многим, но не Оливеру: главное — исполнительность, а кожа может быть хоть фиолетовой.

— Все на местах?

— Да, сэр, так точно, сэр, — затараторил сержант.

Оливер поморщился. Он уже устал делать замечания Майклу и просить его говорить медленнее, особенно когда тот докладывает, но сейчас на препирательства и воспитание бойца старше его самого, ко всему прочему, не было времени.

— Что по составу колонны?

— Сама колонна состоит из дюжины­полутора «эмок», сэр. На таране двадцать восьмой «страйкер», за ним еще две двадцать семерки или шестерки, точно не разглядели. Между «эмками» штуки три RG­33, на щите идет еще пара «страйкеров», но не двадцать восьмые, шестые или седьмые.

— Что по RG? Укомплектованы?

Сержант перемялся с ноги на ногу.

— Так точно, сэр. На каждом по станковому M2 или модификации. Сумерки, сэр, плохая видимость.

— Сколько у них бойцов?

— Две­три дюжины, больше в RG не засунуть. Ну и пара­тройка бойцов на броне.

Оливер на секунду задумался, прикидывая возможное развитие событий.

— Так. Первыми начинают подрывники. Дальше все, как обычно: заградительный огонь, гранаты, зачистка. Только, бога ради, никакого дыма на этот раз, хорошо? Я хочу взять эти грузовики, думаю, там оружие. А вот гранаты и патроны не беречь. Все, кто сумеет вый­ти из «тридцать троек» должны очень быстро стать покойниками. Понятно? — Оливер внимательно посмотрел в черные, глубоко посаженные глаза сержанта.

— Я понял вас, сэр: никакого дыма, гранаты не беречь.

— Хорошо, иди, доведи до сведения.

Сержант что­то пробурчал в рацию, закрепленную на разгрузке, после крутанулся на носках и, придерживая автомат на плече, легкой рысью двинулся в заросли кустарника. Буквально за пару мгновений его огромная спина растворилась в листве, будто он пошел не на обход позиций, а просто испарился в воздухе.

Спустя пятнадцать минут из­за поворота появился первый «страй­кер», бодро шедший на скорости в миль тридцать — тридцать пять. В некотором отдалении от него показались еще два колесных БТРа с бойцами на броне, а после уже вытянулась и колонна, кое­где перемежаемая «тридцать тройками».

— Питер, все готово? Прием, — Оливер отпустил рычаг своей рации, ожидая ответа.

— Так точно, командир, — прохрипело из динамика.

— Тогда начинайте сами, без команды.

— Принял.

Оливер знал, что подрывникам лучше самим решать, когда и как взры­вать, поэтому в это он не лез. Сам же он пока расположился у корней одного из деревьев на небольшом холмике, рядом с пулеметчиком.

— Когда подорвут таран, твоя задача выкосить солдат на броне, ты понял?

— Да, сэр, — боец перепроверил, крепко ли стоит его M240 на сошках, и положил руку на приклад. — Все будет в лучшем виде, сэр.

— Отлично.

Заряда, заложенного саперами, хватило бы, чтобы подорвать даже танк, который Оливер очень не хотел, но все же опасался встретить на таране колонны. Поэтому у легкого колесного «страйкера» не было ни единого шанса. Взрыв разворотил машину, которая по инерции проехала еще несколько десятков метров.

В целом все прошло гладко. Его бойцы как по команде забросали остановившиеся и уже открывшие десантные люки RG­33 гранатами, а стрелки сняли станковых пулеметчиков за «браунин­гами».

Небольшие проблемы возникли только с парой водителей и щитовым «страйкером», но и с этим бойцы сопротивления разобрались. Как только стрельба стихла и зачистка колонны была окончена, Оливер подошел к одному из грузовиков и отбросил в сторону брезент, закрывающий кузов.

На полу лежали люди. Некоторых убило во время перестрелки шальной пулей, кому­то повезло больше. Присмотревшись, Оливер понял, что внутри были только женщины, дети и старики.

«Твою мать! — подумал он. — Это еще что такое?! Где оружие?! Где припасы?!»

Он поднял ствол своей М4:

— А теперь живо говорите, что вы тут делаете.

— Командир! Тут люди! Никакого оружия!

— Знаю! — рявкнул в ответ Оливер. — Выгружайте их! А вы, — теперь он обратился к тем, кто находился в машине перед ним, — отвечайте давайте! Кто такие?! Живо!

Одна из женщин подняла голову и, внимательно посмотрев на него, заговорила:

— Мы ехали в Столицу, — она сделала долгую паузу, бросила взгляд на карабин и дисковый магазин, а после через силу добавила: — сэр.

— Почему вас везли так, будто бы тут полные фургоны оружия?

Ответа не последовало.

— Вылезайте! Давайте! Живо!

На выгрузку оставшихся в живых и раненых ушло всего пара минут. Дорога наполнилась гулом и детским плачем. Стоя на коленях под дулами автоматов, старики с ненавистью молча смотрели на бойцов сопротивления, женщины плакали и прижимали к себе детей.

— Что будем делать, командир? — это был сержант.

Оливер еще раз окинул взглядом толпу, взятую в неплотное кольцо.

— Бойцы! Построиться! — рявкнул Оливер.

Сержант поменялся в лице. Он знал, что будет дальше. Оливер же подошел к толпе и заговорил громко и четко, чтобы каждый его услышал:

— Всем лечь на землю! Лицом вниз, руки на затылок!

После того как основная масса пленных выполнила указание, он дождался, пока женщины уложат детей, прижимая их головы к земле, и продолжил:

— По законам военного времени вы признаетесь виновными в содействии преступной армейской хунте, захватившей власть в стране, и проговариваетесь к смерти, — над дорогой повисла тишина, нарушаемая редкими всхлипами женщин.

— Командир… — шепнул Оливеру на ухо Майкл. — Командир, тут же только женщины и дети да пара полуслепых стариков, командир!

— Да, сержант, — Оливер отвечал громко, чтобы его слышали все, — тут только женщины и дети. Сестры, жены и будущие матери солдат преступного режима! Это война, и они были бы рады увидеть каждого из нас в могиле! Выполняйте приказ!

Сержант не двинулся с места.

— Хорошо. Пусть будет так, — Оливер развернулся к негру спиной. — Отряд, слушай мою команду! Приготовить штыки! Беречь па­тро…

Оливер уже почти закончил, как увидел чей­то силуэт в подлеске, чуть позади, за толпой лежащих на земле пленных. Он неосознанно сделал шаг вперед. В этот момент одна из женщин рванулась к нему и, попытавшись выхватить из его рук карабин, нажала на спусковой крючок подствольного гранатомета, которым Стальной Генерал так и не воспользовался в бою.

Снаряд ударил в грудь пленной, мгновенно взорвался и опрокинул Оливера на спину. Последнее, что он увидел перед смертью, — это темное ночное небо на фоне звуков начавшейся на обочине бойни…

— Оливер! Ты что, заснул?! — Мэтт прошел в свой кабинет и бросил планшет с отчетами на стол.

Стальной Генерал потянулся в кресле и начал разминать затекшую в неудобной позе шею.

— Да уже вторые сутки на ногах, даже это паршивое кресло кроватью кажется.

 «И паршивые сны снятся», — подумал он, но ничего не сказал.

— Ты мне тут не зубоскаль, — Мэтт был не в духе. — У нас есть проблемы с дисциплиной, конкретно в твоем корпусе. Что можешь сказать в свое оправдание?

Оливер потер глаза и дезориентированно уставился на сидящего напротив Мэтта. Из его головы не шел этот странный многоуровневый сон, но с каждой секундой бодрствования он становился все дальше и призрачнее.

— С дисциплиной? — он прикинулся, что не услышал вопрос Мэтта, чтобы выиграть еще немного времени. — Ну, что я могу сказать, ты же знаешь, что все они считают себя смертниками. Вот и живут на полную катушку.

— Они не смертники, — хмуро парировал Мэтт. — Не моя вина в том, что все, кто идет с тобой в бой, долго не живут, а в первую очередь — твоя.

— Но мы же выполняем задачи, которые ставит штаб, конкретно ты, Мэтью.

Лидер сопротивления откинулся на спинку своего кресла и сложил руки на груди.

— Оливер, — продолжил он после небольшой паузы, — мы оба прекрасно знаем, что на одно твое задание с потерями пять проходят без жертв. Ты можешь это донести до личного состава? Сам?

— Мэтт, старик, ты считаешь, что это как­то подействует на моих бойцов? Хочешь дисциплины — хватит забрасывать нас в тыл или на диверсии каждый раз. Самоубийственное задание? Всегда есть бойцы Стила! — Оливер стал заводиться. — Ты думаешь, мне легко терять людей? Ты вообще понимаешь, сколько труда уходит на то, чтобы найти и подготовить замену на место хотя бы одного погибшего? В прошлый раз, после гибели Питера, я почти полгода не мог найти себе толкового подрывника, который не угробил бы нас всех, перепутав клеммы! Давай нам задания по охранению и патрулированию, и парни быстро успокоятся!

— Тихо ты, сам успокойся, — Мэтт был слегка удивлен подобной бурной реакцией. — Будут тебе задания по патрулированию, если так хочешь. Только твои головорезы быстро начнут проситься на передовую, ты же сам знаешь.

Оливер вздохнул, встал со своего места и начал прохаживаться по кабинету Мэтта.

— Знаешь, сколько в моей ударной группе семейных?

— В смысле?

— Ну, сколько бойцов имеют семьи? — уточнил Оливер.

Мэтт на секунду задумался.

— Не знаю. Думаю, как минимум половина, у тебя там, вроде как, не мальчики уже.

Оливер остановился у книжного шкафа и, водя пальцем по корешкам, ответил:

— Ни одного, Мэтт. В моей ударной группе нет ни одного семейного. Никто не хочет оставить любимую женщину вдовой, а если ты служишь в корпусе Оливера Стила, то билет на тот свет тебе уже выписали. Понимаешь? Отсюда и проблемы с дисциплиной: свое жалование они спускают на алкоголь и азартные игры. Некоторые даже боятся, что кто­то от них просто залетит. Отсюда, кстати, и слухи, что я гомик и набираю в корпус преимущественно гомиков.

Мэтт фыркнул, подавляя смешок, но Оливера уже было не остановить. Он задорно, с горящими как у мальчишки глазами, вскочил на табурет в углу и, будто перед ним целая площадь слушателей, нараспев начал:

— Гомосексуалисты сопротивления! Вступайте в корпус Оливера Стила, известного так же, как Стальной Генерал, а в определенных кругах — как Генерал Стальная Задница! Вас ждет дружный мужской коллектив из нигеров, латиносов, нигеров­гомиков, латиносов­гомиков и просто ваших белых собратьев по заднепроходному делу! Вступайте в корпус Оливера Стила, экономьте на шлюхах!

— Оливер, бога ради, тебя же слышно на два этажа вверх и вниз, успокойся! — Мэтт вытирал слезы.

Он знал о проблеме бойцов Оливера и их страхах, но проститутки, несколько раз оскорбленные невниманием членов ударной группы и самого Оливера к собственным персонам, решили отыграться на их репутации. А, как известно, чем нелепее слух, тем прочнее он сидит в головах людей.

— Да пусть и слышно, — истеричный задор Оливера куда­то пропал, и он вновь был спокоен и задумчив. — Просто надоело, что на моих ребят давят.

— Ну, они просто следуют примеру своего командира, — Мэтт наклонился вперед через стол и заглянул своему подчиненному и другу в лицо. — Как давно ты сам­то был с женщиной? А?

— Да без понятия, — Оливер избегал встречаться взглядом с Мэттом и только отмахнулся от командира. — Разве это так важно?

— Конечно, важно! — Мэтт чуть не вскочил со своего места. — Ты напряжен, как пружина, и бойцы, поверь мне, чувствуют это в тебе! Найди ты себе уже какую бабу, можно и с норовом, да хоть лысую! К которой будешь возвращаться после заданий и не вылезать из койки пару дней! А то от твоего взгляда у нас тут половина стен оплавилась уже, а если потери есть, я вообще тебя видеть боюсь, — Мэтт хитрил, потому что не боялся самого черта, но сейчас ему нужно было продавить Оливера. — Так что слушай мой приказ, боец! Найди себе женщину и начни уже жить как человек, а то ты и твой корпус превращаетесь из высококлассных диверсантов в злобных цепных псов. Усек?

— Да все у моих бойцов нормально, только ударники сами себе на уме.

— А ты, насколько я помню, и сам не из штаба их действия координируешь, а с этими самыми ударниками первым идешь. Так что поговори с парнями, чтобы вели себя тише, или…

— Что «или»? — перебил Оливер. — Чем ты напугаешь смертника?

Мэтт замялся.

— Просто поговори с ними.

— Хорошо.

Этим вечером Оливер напился, как никогда. Сегодня все пили за счет Стального Генерала, то есть пили до беспамятства. Вместе с бойцами «ударки» они орали песни в одном из баров так, что с потолка осыпалась бы штукатурка, если бы она там была.

В какой­то момент Оливер оказался у барной стойки, чтобы заказать еще выпивки себе и своим парням, на что бармен послал его к черту и посоветовал пойти проспаться.

— Да как ты со мной разговариваешь, дерьма кусок! — Оливер схватился за свой пистолет, который, как один из командиров, мог носить всегда с собой, и рванул его из кобуры. — Я тебе сейчас объясню, как надо разговаривать с Генералом Стальная Задница!

Он попытался потрясти оружием перед собой и что­то еще сказать, но увидел в зеркале за спиной бармена серую фигуру, стоящую в дверном проеме. В этот момент пистолет выскользнул у него из рук, ударился курком об пол и выстрелил, разметав мозги своего владельца по потолку.