Мы прошли опушкой, вышли к копнам и наткнулись на куропаток. Стали взлетать, как ракеты, пестрые большие птицы. Одна ударилась о копну и упала. В глазах у меня зарябило, я кинулся схватить птицу.

Старик, понятно, фотал меня.

Пальто он расстегнул, кепку повернул козырьком к затылку, в руках его был любимый ФЭД.

Птица улетела, а я ощутил, что щека поцарапана. Она — горела. Все горело вокруг меня — желтый лес, озимь, хромировка камеры.

— Ты чего не стрелял? — закричал я сердито: щека болела.

Старик вежливо ответил, что мы-де инспектируем здешние места. И заверил — снятые им кадры удачны.

Еще говорил, места эти глухие, дичь чувствует себя вольно, можно хорошо поработать здесь: аппаратура есть, и пленки достаточно.

Я молчал, сердясь на него. Царапина что, она заживет. А из этих идиотских снимков будет сделан альбом для гостей, и те обхохочут меня тысячу раз.

…Мы обошли поле и снова вспугнули куропаток. Но теперь Старик выстрелил.

Он вскинул ружье — одной рукой! — и выстрелил два раза подряд. Взорвался в стволах бездымный порох, на колючее жнивье упали птицы: две. Попал!

Я подбежал и схватил их. Поднял. Теплая кровь обожгла мои пальцы.

Я кричал:

— Куропатки! Куропатки! Куропатки!

Старик улыбался мне, склоняя голову набок.

Очки его блестели, за спиной был сосновый лес, называемый бором. И над всем — полем, лесом и мной — плавала отцовская широкая улыбка.

Я простил его.

Он положил куропаток в ягдташ и отдал его мне: неси!

— Какие бывают куропатки? — спросил он.

Я ответил с молниеносной быстротой:

— Серые, белые и каменные.

— А эти?

— Серые.

Но Старик объяснил мне, что куропатки белые. Что в Сибири на полях толкутся именно белые куропатки.

— А еще какие?

— Серые.

— Правильно! — одобрил Старик. — Мы должны их найти: они вкусные, мы станем их стрелять себе на еду. Но не забывай — только на еду! И всегда бей наверняка — птицам больно. Тот, кто причиняет боль без крайней необходимости, страшный человек, — внушал он.

Старик велел мне взять ружье и идти полем, чтобы получился снимок «Молодой охотник». Затем он даст снимок на городскую выставку и, быть может, напечатает его в журнале. И все потому, что мой отец замечательный фотограф.

С тех пор как биологи зачислили его к себе лаборантом, он стал фотографом животных. Он их гениально снимает и уже два раза падал с дерева.

…В сторожке я ощипал куропатку, а Старик сварил из нее очень вкусный суп. (Картошку и лук я нашел в огороде.)

И снова мы сидели с горячими мисками на коленях.

Старик, хлебая, вытягивал шею. Очки в тонкой железной оправе потели в супном вкусном пару.

Поев, мы сидели на крыльце. Старик учил, как вести себя в лесу: ночевать, разводить костер, стрелять лесную дичь. Мне же хотелось спать. Слушая, я подпирал веки пальцами. И вдруг заснул.