Но Жогин не торопился. Не все ли равно, день или месяц. Он был еще человеком, но время уже теряло свое значение, замедляло бег. А вот когда он станет киборгом, оно покорится ему.

— Коллега, — спрашивал его Блистающий Шар. — Вы решились? Решайтесь скорее. Есть превосходная планета для вас, мои коллеги нашли живокристаллы.

— Не торопите! — просил Жогин. Но думал, стать киборгом или нет? В конце концов любой человек в машине сильнее другого, без машины. Здесь начало киборгизации. Правда, машину можно и бросить, если надоест. А киборгу нет обратного пути.

Над этим надо было поразмыслить как следует. И Жогин уходил в самое уединенное место планеты, где он мог быть один.

Взобравшись с магнитными присосками на вознесшийся круглый нос ракеты, Жогин глядел на равнину и думал.

Гри светились. Их силуэты сгущались к горизонту в синеватую, светящуюся мглу, испугавшую его в самом начале знакомства с планетой. Тогда он принял ее за атомное мерцанье.

— Приятно поют, паршивцы, — бормотал Жогин. — Будто чешут за ухом. А дышится как, и красотища — это свечение. Душу гладит. И чем думать, лучше мечтать.

Тут-то Жогин понимал, что не сможет быть киборгом, человеком-механизмом. Сидеть зажатым в механической коробке? Лучше мучительная, но обычная смерть, о которой назойливо предупреждает Шар.

А таежный весенний лес — ажурный и радостный?

В конце концов всем есть свое назначение. Петру одно, ему другое. А Блистающему Шару — быть киборгом.

Есть титаны, все переделывающие, покорители времени и тайн. А рядом с ними — маленькие и шкодливые. Пример? Генка и папахен.

Но есть люди, особенные и в своей обыденности. Пример — брат Петр, все держащий на своих плечах. Они как сама земля, которая всех терпит и всех держит на своей выгнутой спине.

По земле ходят, на нее и мусор валят (что делал папахен), ее перелопачивают, пашут, жгут. Но она зеленеет опять, дает урожай и кормит людей, зверей, птиц.

А топтавшие ушли, сгнили в той же самой земле, удобрив ее и хотя бы этим принеся пользу.

Брат Петр и был земляной терпеливый человек. Наблюдая его, Жогин понял: такими жизнь и держится, их работой, честностью, молчанием. Продолжается тоже ими.

Они и живут-то с великим терпением, словно сознавая свое назначение быть людьми — землей.

Но странно получается с земляным безответным народом: раз взяв, они уже не отпускают. Надежда, красивая женщина, не ушла от Петра.

От него почему-то никто и никогда не уходил. Ни отец, ни Генка, ни сам Жогин.

В этом ему виделся какой-то недобрый смысл.

Так быть киборгом или нет? Отлично хорошо перемещаться в пространстве, видеть атомы простым глазом и не замечать горести (и радости) простенькой, незатейливой жизни.

Не думать о себе, Надежде, Генке, папахене, а только о Вселенной, ее границах.