Просто лежать и ждать было невозможно. Хотелось ползти, тянуться к тем, кто ищет.

То и дело низко и с грохотом пролетали вертолеты — туда, сюда. Они не замечали его.

Тогда он пополз промеж камней, вдоль упавших деревьев, вывернутых их корней. Впереди, чуть заметное что-то светилось. Что? Лампа Петра?.. Вот для чего он жег ее ночами — чтобы Жогин мог идти к ней. Но Жогин сердился: почему экономит? Зачем включает маленькую лампу? Ведь он едва ее заметил здесь, в скалах и мхах.

Но все же она светит… Светит!

Жогин полз. Он тащил за собой карабин, тяжелый не только весом, но и ответственностью — давал расписку.

Ствол карабина погнут, ложе разъехалось острыми обломками. Из него и выстрелить-то нельзя.

И каждый метр пути мучителен, каждый толчок отдавался глубоко в затылке. Но первый снег задержавшейся новой зимы уже падал и приятно холодил голову.

Когда же боль доходила до предела, становилась неукротимо свирепой, Жогину казалось, что вокруг горела тайга: металось красное, полыхало дымом и жаром, летели птицы и бежало всякое зверье.

Жогину мерещилось чудное, будто он летел в ракете и неудачно приземлился, а этот горный невысокий лес загорелся от взрыва его ракетной шлюпки.

И вот — лесной пожар.

Шел густой снег, хлопьями.

Вдруг близко, метрах в ста от себя, Жогин услышал голоса, собачий лай. Он узнал этот лай. Черный пес…

Милый псина не предал его, он ведет к нему людей.

Жогин крикнул. Но голос был давно потерян им.

Цепляясь за камень, Жогин поднялся. И звал, звал к себе людей, свистя беззвучными голосовыми связками.

- Слышали? Там взорвалось что-то! - кричал Семин. - Горит лес, поспешим.

И побежал, маленький и быстрый, перескакивая камни. Впереди него, оборачиваясь и лая, бежал Черный пес.