— На посадку!

Киборг сказал команду вслух, и ракета изменила путь. Жогин страшно потяжелел. Блистающий Шар каплей ртути повис на магнитном держателе. Перегрузка…

Жогину казалось: он умирает, уже умер. Он видел: поднимается ему навстречу другой Жогин, с пустыми глазницами, с жутким оскалом.

Ракета повернулась — нацелилась — устремилась… Казалось, неостановленная, она бы пробила планету насквозь. Но загрохотали тормозные двигатели.

Жогина прижало к креслу, ребра его трещали. Удар!

— А-а! — кричал Жогин.

Посадка кончилась. Блистающий Шар раскачивался на держателе: туда, сюда, туда-сюда… Жогин кое-как добрался до него. Увидел себя — бледен, из прокушенной губы текла кровь. С тревогой поглядел на угасший Шар. «Погиб? Тогда мне смерть в этой непонятной ракете».

— Что? Что с вами? — спрашивал он. Оказалось, Блистающий Шар подзаряжался, воткнув в бок гибкий проводник.

— При моей аварии вами займется мой дубль, — сообщил он и замолчал, всасывая энергию.

Жогин растерянно огляделся:

— Дубль? Где он?

Будто в зеркале висел, качался туда-сюда другой Блистающий Шар… Но устал Жогин от этого — от блеска, странных разговоров. Ему хотелось вдавить каблуки в землю, пусть чужую, смотреть в небо.

Должно быть на планете небо!.. В ракете и дышать-то приходится каким-то пустым воздухом, не разберешь, жив ты или давно мертв.

Вдохнуть бы настоящий — густой, влажный, сытный воздух. Закурив, неторопливо думать.

Или, сбрасывая пепел с сигареты, стоять и щуриться на чужую, малопонятную жизнь.

— Черная Фиола, — вдруг заговорил Блистающий Шар. — Своеобразие жизни и ваш урок.

Он защелкал чем-то в себе. Смеялся?

— Создана богом Иохимом Залесски, коллегой. На моей памяти сменилось тридцать поколений. По-моему, эта живая плесень оскорбляет производительные силы планеты, но Иохиму она была чем-то дорога…