Это было на речке Кулой. Мне теперь не припомнить фамилий. По старинке, лучковой пилой, мы в делянке сосну повалили. Видно, падать обидно для всех. И она свилеватое тело, опираясь ветвями о снег, от земли оторвать захотела. Но ногой наступили — лежи! И, снежок обмахнув рукавицей, мы пилили её на кряжи, всю пропахшую острой живицей. А она ещё, видно, жила, когда в тело вцепилось железо, — проступала густая смола через узкую ранку пореза. Как оценка работы корней, на разрезе, смыкаясь друг с другом, каждый год был отмечен на ней ростовым концентрическим кругом. И, прищурив намётанный глаз, синеватые кольца считая, не припомню я, кто-то из нас с сожаленьем сказал: — Молодая... В час, когда скараулит конец, не покинь нас, желанье простое: независимо — сколько колец, умереть обязательно стоя.