Как вас прикажете называть: господа офицеры или товарищи офицеры? — Генерал Шемякин оглядел подчиненных.
— Товарищи офицеры, — твердо отвечал Валабуев, — с учетом боевой и политической обстановки.
— А вы как считаете? — Генерал обратился к Шварцу.
— Мы в политику не вмешиваемся. — Неожиданно разговорился Шварц. — Нам, хоть и гражданин, абы к месту. Ведь и раньше, одному — товарищ следователь, а другому — гражданин, пройдемте. В троллейбусе и вовсе мужчиной зовут. Не станешь отказываться. Вы, товарищ генерал, сами примете правильное решение, а с нашими… клиентами (другого слова не подберу), можно, как угодно. Главное, чтобы не препятствовали работе следствия.
Генерал не прерывал, наоборот, похвалил: — Орел, — а Волобуеву кивнул. — Видал, какую смену себе вырастил.
— Мне до товарища Балабуева еще очень далеко, как до синего неба. — Поспешил вставить Шварц.
— С фантазией он у тебя. — Сказал генерал Балабуеву.
— Не жалуюсь.
— Я по разному могу. — Ввернул Шварц.
— Ладно, господа офицеры. С товарищами знаю, как себя вести, а к господам пора привыкать. Так вот, беспокоят меня. Что да как. Был себе Кульбитин, тихий человек, науку грыз, так что за ушами хрустело. И неожиданно оказался жертвой разбойного нападения. Со смертельным исходом. И тут же некий француз, как его…
— Кудум. — Подсказал Балабуев.
— Так вот, этот Кудум попадает приблизительно в такую же историю. Лежит теперь, кушает через трубку жидкую пищу, и неизвестно, когда заговорит. Если у него вообще память не отшибло. Был научный скандал, стал международный. Правильно я говорю, Балабуев?
Балабуев вздохом подтвердил, что правильно.
— Дело на контроле у министра. И похоже, тут не два дела, а одно. И если так, дело могут забрать в компетентные органы. Хотим мы этого?
— Не хотим. — Твердо отвечал Балабуев.
— Правильно. А почему? (Балабуев взглядом выразил интерес). Потому что министр не хочет. Что я ему доложу, Балабуев? Есть ли задержанные? Подозреваемые? Кому предъявлено обвинение? Есть таковые?
— Одного задержали. Улик достаточно. Но…
— Что но?
— Не он…
— То есть как?
— Оказался первым на месте преступления. Вызвал милицию. Наблюдал издали. Присутствовал на похоронах. Даже на поминки к жертве попал. Но не он…
— Кто таков?
— Репортер криминальной хроники, Картошкин по фамилии. Говорит, делал свою работу.
— У него в тюрьме работы хватит. Задержан?
— Отпустили пока под подписку. На свободе полезнее будет.
— Что еще?
Тягостное молчание было ответом, ясно, не от хорошей жизни. — Отрабатываем связи этого Кульбитина. — Озвучил, наконец, Шварц.
— Связи будешь с подругами отрабатывать в свободное от службы время. — Генерал встал, прошелся тяжело по кабинету. — Версии какие? Чем занимаетесь?
— Плахов — исполняет обязанности директора музея. Непосредственный начальник Кульбитина. Возможно, знает больше, чем говорит. А взять, как следует, в разработку не можем.
— Почему?
— Член международного сообщества ученых Сопредседатель международной конференции. Видная шишка. Без надежных улик будет скандал.
— Давай дальше.
— Патрульная машина проезжала незадолго до убийства. Ничего подозрительного не заметили. Жильцов в близлежащих домах опросили. Никаких следов. Есть еще… В знакомых у Кульбитина числится некто Берестов с дочерью Машей. Если идти от музея, то именно к ним. Далековато, это так, в виде допущения. Берестовы Византией интересуются, в музее бывали неоднократно. Лекторий посещали. Знакомы с Плаховым и с покойным Кульбитиным. Они и на кладбище были. А после Берестов сразу в больницу залег. Направление на госпитализацию было выписано заранее, день в день. Тут не придерешься.
— Это почему же? Спланировал заранее, совершил, и в койку. Пока мы разберемся. Удобный случай.
— Вряд ли. Болезнь почек. Хотя, поди знай. Не станешь ведь спрашивать, может ваш больной человека убить?
— А надо бы спросить. С чего это он вдруг так ослабел?
Шварц подтвердил, но не слишком уверенно. — Вроде бы, не мог.
— Но Плахов его в больницу приходил проведать. — Заспешил Балабуев, пока генерал совсем не вышел из себя. — Мы сотрудника неподалеку подсадили с микрофоном. Санитарка, как назло, стала полы мыть, они в пустую столовую перешли. А там не с руки. Так что сорвалось наблюдение.
— Что ты скажешь. — Рассвирипел генерал. — За чистоту борются. А дочь его, этого Берестова?
— Тоже Византией интересуется. Ее пока не трогали. Не к чему придраться.
— Как это не к чему? Раз она к Кульбитину на кладбище пришла. Ты что, Балабуев. К доктору сходи, если нюх отшибло. Не медля, вызови, познакомься. Они там все друг с другом повязаны.
— Плахов опять просится.
— Куда?
— В Византию. То есть в Турцию. Они там раскопки какие-то ведут.
— Видал, финик. Соратника завалили, а ему не терпится. Вместо того, чтобы следствию помочь. Как это понимать?
— Не получается…
— Вот именно. Не получается. А за какие шиши?
— Это как раз понятно. Международные.
— Неплохо устроился. А ты отпусти…
— Но, товарищ генерал…
— Отпусти, отпусти. Раз он сильно захотел. Никуда не денется. Бумагу возьми, что обязуется сотрудничать.
— Не даст он.
— А ты попроси. Ведь мы и придержать можем. Если он советский человек…
— Не советский, с девяносто первого года…
— Без тебя знаю. Значит, просто сознательный. На это дави. Поглядим, что он скажет. Не мне тебя, Балабуев, учить. Если что, мы его через Интерпол достанем. Но пока его не пугай. Пусть съездит. Он нам сам улики привезет. Если это он.
— Вообще то, попробовать не мешает. — Задумался Волобуев.
— И вот этого пошли. — Генерал ткнул пальцем в Шварца. — Ты в Турции был?
— Никак нет.
— Съездишь, поглядишь, как турки живут. Он тебя в лицо знает?
— В музее был, с сотрудницами знакомился, а с самим не встречался.
— Ничего, парик наденешь, мать лишний раз перекрестится.
— А англичанка эта крестится по нашему. — Вставил Валабуев
— Это как, по нашему?
— Ставила свечку в церкви. Крестилась, как православная.
— С чего бы? Может, от византийцев научилась.
— Может… На нее нет ничего.
— Значит, плохо ищем. Француз ходит в баночку. Англичанка по церквям околачивается.
— Уже нет.
— Что значит, нет?
— Сегодня назад улетает. В Стамбул. Она, кстати, с Плаховым хорошо знакома.
— Ясно, раз конференцию вместе проводили.
— И ездит он в Турцию по ее приглашению. Неоднократно. И платит она за него, по всей видимости.
— Это горячее. Примем к сведению. Но смотри, не пережимай. Мы всё вокруг Кульбитина крутимся, а с Кудумом как? Что мне французам отвечать?
— Там еще грек был, отбыл благополучно. То же с Кульбитиным дела имел. — Добавил Шварц и предложил великодушно. — Может, Картошкина вместо меня послать. Завербовался бы в экспедицию, он у англичанки, которая руководит, интервью брал, просился.
— Репортера? Еще чего. Мало нам за Плахова отвечать, так еще за Картошкина. Пусть здесь отрабатывает, и чтобы был под рукой. А нужно будет, посадим. Улик, говорите, достаточно.
— Косвенных.
— Так ведь сам напросился. — Генерал тяжело задвигался. — Какое-то бесформенное дело. Расползается в разные стороны, смысла не видно. Завтра ты, — генеральский палец ткнул в Балабуева, — представишь мне план следственных действий. А ты, — палец перешел на Шварца, — готовься и, как Плахов соберется, сразу за ним.
— Деликатный вопрос, товарищ генерал? Кто командировку оплатит?
— Молодец. Додумался. С этого начинай. В кассе денег нет. Получишь лично у меня, а вернешься, дашь отчет. У них за каждый день пишут.
— Это у кого?
— Американцы приезжали обмениваться опытом. Каждый день, где был, чем в унитаз ходил. Это я культурно выражаюсь. Языки высунут и пишут. Что в Турции? Лиры? На что лиры ушли. Мне тоже перед спонсорами отчитываться. Ну, все, господа офицеры. Идите и работайте.
С тем и разошлись. За дверью Балабуев сказал Шварцу: — Нет тебе, Леня, счастья, приличные люди рахат-лукум кушают, а ты будешь отчеты писать.
— Вам тоже, Сергей Сидорович, не позавидуешь. Слышали. Бесформенное дело. А закрыть не дадут. Нарисуют дураков, никакие Картошкины не помогут.
— Ладно, насчет дураков. — Самолюбие Балабуева лучше было не задевать.
— Я не про вас, Сергей Сидорович.
— Знаю, не про меня. — Пробурчал Балабуев. — Только этого не хватало.
… Отпустив подчиненных, Шемякин долго сидел, размышляя. Даже вздыхал, хоть не принято у военных. Тянулся к телефонной трубке, но не звонил. Видно, мысль рождалась, но в муках, давалась с трудом. Вызвал секретаршу, просил дать кофе. Выпил кофе. И, наконец, позвонил.
— Семен Иосифович. Ты бы приехал на разговор. Я сегодня долго буду.