Леня Шварц был недоволен. Одно дело отправляться в чу-!жую страну туристом с оплаченной гостиницей и питанием, другое — ехать просто так, разбираться на месте и, вообще, проявлять свойства характера, предназначенные для выживания. Но отказаться, как мы знаем, было нельзя. И Леня отправился мыкать горе, так он про себя решил.

Английский Леня кое-как знал. План города купил в аэропорту. Гостиницу, указанную в адресе, нашел быстро. Он рассудил быть к Плахову поближе. Держаться в тени Леня умел. Гостиница была недорогая, принимала иностранцев, в том числе, русских. Плахова Леня увидел на следующий день по приезде. Тот бросил чемодан, видно, переговорил из номера, вышел из гостиницы (Леня с тревогой ждал, что Плахов возьмет такси), но нет, двинулся к скоростному трамваю. Леню это устроило. Так они и поехали в разных вагонах, миновали мост через Золотой Рог. Впереди открылись древние стены Константинополя — мощь былой империи, и Леня — человек трезвый не мог сдержать эмоций. Зрелище, редко когда такое увидишь. Переехали мост. Плахов сошел, Леня деликатно последовал за ним. Видно, Плахов хорошо знал дорогу. Спустился от трамвайной остановки, но отправился не прямо к крепости, а назад, чтобы по тропке обойти кладбище. Плахов ориентировался хорошо, видно, ходил здесь не раз, а Леня, стремясь остаться незамеченным (только вдвоем они и сошли), двинул напрямик и застрял. Памятники — одинаковые по форме цементные коробки, увенчанные такими же досками, стояли почти вплотную, в некоторых местах приходилось буквально преодолевать с камня на камень. Леня переползал и перепрыгивал с риском сломать ногу (коленом он зацепился). Плахов шел вдалеке, не оглядываясь, и не слишком спешил. День был солнечный — хороший осенний день, на кладбище он казался жарким (еще бы, скакать по могильным плитам).

Ох, как Леня себя клял. Собачья работа. Он — классный опер-дознаватель, и так влипнуть. Мудак (это про себя самого!). Да, пошли они! Честный человек, можно сказать, личность, а тут должен выслеживать, прятаться. Колено болит, сволочь! Леня не был мистиком, а зря. Не то место, чтобы ему (атеисту) так распускаться и сквернословить. Нога застряла в узкой щели между надгробиями. На смену плохим временам пришли худшие. Снизу, из вместилищ праха что-то схватило и не отпускало. Леня взмок. С белых плит безмолвно глядели имена. Они, видно, и держали. — Шайтан, уйди. — Взмолился Леня и прислушался. Нога не поддавалась. Ответа не было. — Шайтанчик, плиз… Только теперь отпустило, в одном носке. Туфель пришлось вытаскивать отдельно, натягивать на ходу, Леня бросился за Плаховым. — Перейду в мусульманство. — Бормотал Леня. — На курсы запишусь… Где он?… Ага… Спина Алексея Григорьевича мелькала впереди. Значит, окончательно казнить себя (тем более в чужой стране) было рано. Зато был повод ожесточиться… — Какого черта, — поминал Леня теперь уже отечественные силы зла. — Взялся на мою голову. Какого черта….

Выбрался, наконец. В овраге, идущем вдоль стены, угадывался бывший крепостной ров. Леня опасался, что объект наблюдения бесследно скроется за крепостными воротами (так оно и случилось). Ищи его там, неизвестно где. Леня помедлил, прежде чем войти, не хватало только наткнуться на беззаботного Плахова. Но все сошло удачно. Не наткнулся, и подопечного сохранил.

Стоп. Впереди открылось. Места заброшенные, пустыри, развалины, заросшие бугры, свалки. Леня не знал, что для археологов эти места и есть самые перспективные. Впереди (далеко впереди) видна была яма квадратной формы (раскоп, по научному), в нем возились люди, рядом палатка, тент от солнца, стол, походные стулья. Плахов как раз туда и направлялся. Леня притормозил (двигался он, держась за деревьями) и стал выбирать место для наблюдения. Оно нашлось под стеной полуразрушенного, брошенного дома. Впереди — разросшиеся выше пояса заросли бывшей изгороди. Леня устроился поудобнее, благо людей не было, бродячую собаку отогнал и достал бинокль. Видно было, обитатели раскопа встретили Плахова тепло, как давнего знакомого. Сомневаться не приходилось. Женщину в широкополой шляпе Леня знал по фотографии. Англичанка. Элизабет. С ней Плахов обнялся, они даже придержали друг друга в объятиях. Двух мужиков в яме (они были видны по плечи) Плахов приветствовал, как давних знакомых, переговорил на ходу с каждым. Свой человек — подумал Леня, и опять помянул черта. Действительно, Плахов держался уверенно, именно, как свой. Чувствовалось, ему здесь хорошо. Легко. Вырвался человек на свободу. Это Леню задело. Он лежит в кустах, как… в общем, непонятно кто (бродячая собака вернулась и стала мирно обнюхивать Ленины туфли), а подозреваемый веселится, и все ему нипочем.

— Нужно было дома брать. — Бормотал Леня. — Там я бы его раскусил, как эскимо на палочке. А тут? Кто такие? Может, наши? — Мысль эта показалась перспективной. Леня задумался. И нашел правильное решение.

Подождет Плахов, никуда не денется, не с него нужно начинать…

Начал Леня с Фимы Житомирского. — Хотя тебе моя фамилия ни к чему. — Говорил Фима, по прозвищу Карапуз.

История Фимы была грустна и показательна. — Пьющий еврей. — Говорил Фима. — Что для нашей нации непривычно. Но в семье не без урода. Урод — это я.

Фима был первым успехом Шварца в далекой стране. Еще там на раскопе Леня определил, как люди будут возвращаться в город, выбрал подходящее место. Спустившись к Золотому Рогу, Элизабет с Плаховым сели в машину — Ну и пусть едут. — Решил Леня… Работяги отправились пешком. За ними Леня и увязался. Еще выбирал, за кем идти, и выбрал Карапуза.

Завязывать разговор Леня умел, как никто. На Египетском базаре они познакомились. Разговорились. Леня пожаловался, прислали, как представителя московской фирмы, наугад. Просмотреть рынок готовой мужской одежды. Нужен человек, чтобы помог, показал. Много платить он не может.

— Договоримся. Вы где живете?

Леня назвал номера близ площади Таксим. Так значилось по легенде.

— У меня неподалеку знакомые живут.

— Наши люди? — Подумал Леня и предложил. — Проведем время. Я угощаю.

— Этим не пользуюсь.

Фима Карапуз — прозвище, полученное им по месту прошлого жительства в Одессе, страдал алкоголизмом, и даже лечение прошел у нарколога. Но вредную привычку не одолел, только растратил зря силу воли (если можно так сказать). Думал переселиться в Израиль, но и там дела с лечением обстояли не лучше. Дешевая водка, закуска. А при той публике, что водится в сомнительных местах, еще и с наркотиками можно подружиться. В общем, Израиль был местом ненадежным. Соблазн преодолеть не удавалось, Карапуз искал спасение, полагая, что важнее ничего нет, тем более жена велела пьяным домой не возвращаться (а он возвращался).

Жена и решила отправить Фиму в Турцию. Ей на вещевом рынке подсказали. Один из челноков, страдающий как и Леня, поехал за товаром в Стамбул и застрял там на долгое время. Именно по этой причине.

— Потому что, — говорил этот золотой для Фимы человек, поднимая для убедительности указательный палец. — Не пьют они. Завязали, еще в средние века. Султан велел, увидит пьяным, вливать в глотку горячее масло. При такой закуске особо не загуляешь.

— А пиво? — Фима тогда еще не верил собственному счастью. — Как с пивом?..

— С пивом, как при коммунизме. — Повествовал Фима о пережитом отзывчивому Шварцу (это теперь легко, а каково тогда). — Возможностей — хоть залейся, а потребности нет. Турецкое общественное мнение не одобряет. Наташи и те не пьют.

Приехали заработать, а теперь частично в монастырь собираются. На трезвую голову.

— Скоро домой вернутся. — Предположил Леня.

— Не с их счастьем. Найдутся искушения… Одна имя взяла — Магдалина, встала на путь очищения. Могу познакомить, она теперь добрая. Корыстолюбие изгоняет.

— Я не надолго.

— Зря. Отпустила бы тебе, как соотечественнику. С чем проблемы, это с работой. Турок вокруг развелось. Мало им Фатерланда, так они здесь. Чего, спрашивается? А жить нужно. Мне, считай, повезло…

Фима получил от челнока адресок, благодаря которому тот счастливо застрял в Стамбуле. Разговорился он с русским — встретил случайно, как сейчас Леню, на базаре. Оказался сотрудником экспедиции. (Плахов или Кульбитин, — прикинул Леня. — Кто-то из них). Отвели на раскоп, лопату в руки, делай, как я, и вперед. Челнок год не брал ни капли, и вернулся домой, уступив место Фиме.

— Тот из Москвы — Паша. (Значит, Кульбитин). При деле, важный такой. Мордатый. Но труженик. Пыхтит, но копает. Лизка бездельничать не дает. Прямо, концлагерь. Лизка — англичанка, Элизабет, или как ее. Теперь другой прикатил.

— А того куда?

— Лизка сказала, перешел на другую работу.

— Что за наука такая? — Леня наводил Карапуза на цель. — Землю кидать и черепки колупать.

— Мы уже третий раскоп ведем. Ты учти. Здесь богатая история. Там под стеной повсюду захоронения, за тысячу лет. Жили люди. И до нас накинь еще пятьсот. Сначала стен не было, где мы копаем. Это потом обнесли. Ты видел?

— Видел. — Леня потирал ушибленное колено. — Турецкие, что ли?

— На парашюте съехал? Турок тогда близко не было. Здесь Византия, блин. И стены ихние. И могилки, где мы копаем.

— Не скучно весь день лопатой махать?

— Чего веселого. Но интерес будь здоров. Турки в оба глаза глядят. Их человек вот здесь сидит. — Фима похлопал себя по загривку. — Боятся, растащат. В Лондоне, Париже, в Америке — все отсюда. Турция счастьем владела, никто репу не чесал. Потом хвать, а уже разнесли. Султаны — они добрые, пока не придушат или голову не отхватят, чтоб к парикмахеру не ходить. Потому теперь такая строгость. Русским ни в жизнь копать не дадут. Если бы не ЮНЕСКО, нас давно бы прикрыли. А этот турок приедет, осмотрит, что собрали, в журнальчик запишет, Лизка распишется.

— Так и должны. Порядок.

— Кто против? Еще попы наезжают.

— А они откуда?

— Константинопольского патриархата. Ездят тихо, чтобы с турком не встречаться. Видно, свой смысл. Причем, в цивильном.

— А ты откуда знаешь?

— Я рядом с церковным двором вырос. Натуральные попы, только греческие. Потому они с Лизеттой и дружат.

— С англичанкой?

— Греческого происхождения. Только фишка английская.

— Ладно. Какая мне разница. Нашли что-нибудь?

— Этого я тебе, дорогой, сказать не могу. Я думаю, они нас — русских ребят специально подобрали, чтобы не распространялись. Я, Леня, (Леня числился по документам Леонид Ефимович Черный), человек очень благодарный. Просили не распространяться.

— Так то, туркам.

— И туркам и уркам. Никому. Если мы с тобой сработаемся, сам увидишь. Паша с Лизкой просили не говорить, я молчок.

— А мне не интересно. — Сказал Леня. — Это ты тему нашел. Давай лучше подумаем, как наше дело ставить.

Дружок Фимы, который дал ему адрес раскопок, тоже вернулся, потому что дома стали возникать проблемы. Этот Олег, по кличке Студень, решил пройти повторный курс. И место ему, как старому работнику нашлось. Вот они — Карапуз и Студень и есть наемные работники экспедиции. Студень был Шварцу ни к чему, ему и с Карапузом было непросто. Сказал, что собирается открывать в Стамбуле торговый бизнес и ищет партнера, постоянного представителя. Это было его прикрытие на непредвиденный случай. Фирма готовой мужской одежды. И карточка представительская была, и телефон, вроде бы, фирмы, по которому можно было звонить в пожарных случаях. Вот Леня и предложил. Экспедиция не вечная, а Карапуз здесь свой.

— Выходит, зря я тебе рассказал про это дело. — Карапуз щелкнул себя по горлу.

— Ты же завязал. Если что, с этим строго, а пока ты самый нужный труженик. Только не трепись. Выйдет бизнес или нет, еще неизвестно, а место можешь сейчас потерять.

Карапуз был себе на уме, и Леню это устроило.