Профессор Георгис Памфилас — темноглазый, темноволосый, с всклокоченной головой, напоминающей о времени стрижки овечьей шерсти, действительно, был похож на грека, если, конечно, что-то в нас отзывается на упоминание о детях других народов. Пусть в самом обобщенном виде. Профессора можно представить в изображении на древней керамике, пьющим из чаши молодое вино или бросающим копье в компании длинноногих (под туниками) дев. Не все видится одинаково, а кое-что, наоборот, в искаженном виде, зависящем от воображения и воспитания. Но именно это воспитание дает нам понять, как выглядит типичный грек. И Плахов понимал, хотя бы по роду своей деятельности, обязанный отличить православного от турка (конечно, без всякой этнической и религиозной нетерпимости). Кстати, на большом золотом перстне на пальце профессора было какое-то изображение. Не поручимся, что на религиозную тему, но не факт, что на другую.

Плахов принимал гостя, но вел себя пассивно. События последних недель закалили его характер, вернее, приспособили к обстоятельствам. А обстоятельства требовали осмотрительности. Ну, вот приехал этот грек, явился, пока мы не очень соскучились, а что с ним делать до того, как решатся насущные дела, и память о Кульбитине войдет в подобающие ей берега? Тем более, что портрет Кульбитина с траурной церемонии был перенесен в музей и готовился занять свое достойное место. Еще неясно, в основной экспозиции или на рабочем месте Павла Николаевича. Кульбитин заслуживал любой участи и даже обеих сразу.

— Не нашли. — Плахов отвечал на вопрос.

— Ах, Павел, Павел. — Грек огорчился и уточнил. — Но искали?

— И сейчас ищут. — Плахов, хоть не без нервов, взбодрился. — Я думаю, они с вами захотят поговорить.

— Я что… — Памфилас развел руками. — Я да… Я нет… Но вы же видите, Пьер тоже…

— Кудум? У него своя история….

— Знаю, знаю. Мне Элен по телефону сказала. Сейчас, когда пожалуйста. Кого, куда… Какая разница, если человек, как это у нас, камильфо. Лучше бы он уехал, я остался.

Сожаления задним числом ничего не добавляют, только портят картину ощущением наигранности и лицемерия. Так Плахов и подумал (насколько можно судить о мыслях другого человека).

— Перестаньте, Георгис. Хорошо, что с Кудумом разобрались. А то добавили бы к Кульбитину, и открыли целый заговор. Знаете, как у нас это любят.

— Вы думаете, у других иначе? Везде одинаково. А кто герой?

— Капитан милиции, который расследует дело Кульбитина. Еще познакомитесь.

— Чем только могу. — Пообещал Памфилас. — Скажите, Алексей, а как теперь его работа?

— Кульбитина? Занимается наш новый сотрудник. Картошкин Федор. Отрекомендовать его вам, как следует, не могу. Сам хорошо не знаю.

— Как не знаете?

— Назначили в мое отсутствие. Без согласования со мной. Давайте, я вас с ним познакомлю.

Грек удивленно крутнул головой. — Такое бывает? Без вашего мнения? А вы знаете, здесь были бумаги, была рукопись? Мы готовили с Павлом. Хотели книгу выпустить от вашего музея.

— Первый раз слышу. — Теперь казался удивленным Плахов.

— Да, да, могли и не знать. Это был частный проект. Павел мне, вот, написал. — Грек порылся в пиджаке, достал письмо и предъявил на обозрение. — Идет к концу, нужно, чтобы я приехал.

— Не могу ничем помочь. — Плахов читать не стал, реагировал сдержанно. — Пойдемте, я познакомлю.

Отправились в комнату Павла Николаевича. Плахов оставил грека и Федора наедине. Не совсем наедине, была Светочка. Как-то само вышло, что она стала работать с Федей. Можно только ему позавидовать.

— Кофе. — Предложила Света. Грек одобрил и начал с дела.

— Мы, Федор, с Павлом Николаевичем друзья. Теперь, будем считать, он мне вас передал по наследству. Это для всех важно — международное сотрудничество.

— Я согласен. — Важно сказал Картошкин.

— Давайте, подумаем. Мы с Павлом обсуждали темы дальнейших исследований. Роль последнего императора. Его окружения. Вы знаете, многие погибли, когда турки заняли город. И сам император погиб.

— Я знаю. — Подтвердил Картошкин с грустью.

— Да, да. Наука предоставляет новые возможности. И Павел этим занимался. Мы теперь можем найти что-то очень новое.

Картошкин был весь внимание.

— Да, так вот. Я мог бы предложить. Мы вели совместную работу. Я хотел бы продолжить. Вместе, конечно.

— Как это вместе? — Уточнил Картошкин. Он уже освоился в должности и стал мыслить, что называется, по государственному. Каждый рассуждает по своему (иногда смешивая общественный интерес с личным), но идейное направление именно таково — сотрудничать.

— Нужно изучить архив. Составить комиссию. Мы с вами…

— Кофе. — Сказала Светочка. Картошкин сдержанно кивнул.

— Мы могли бы… — Сбивчиво набрасывал планы Памфилас. — Научный труд. Конференция… Сборник… Греция… Если что-то еще… Пожалуйста…

Картошкин важно вертел чашкой. Кофе он выпил быстро. Это грек растягивал удовольствие.

— Конечно… — Изрек Картошкин и замолчал. Погрузился в мысль. Важно было не упустить свою выгоду.

Были еще слова такого же качества. И разговор закончился неопределенно. Хоть договорились еще раз встретиться и обсудить.

— Вообще-то… — Сказал Картошкин после ухода грека, не прекращая размышлений. — С сахаром его пьют или без? А то пользуемся на голодный желудок, а, как правильно, не знаем…