Антонян явился минута в минуту. Балабуев таких людей уважал. И разговор у них получился серьезный. — Вы, Габриель…

— Гургенович. Можно Гарик.

— Давайте, сначала Габриель Гургенович, пока не привыкну. Простой разговор, но кое-что записать я должен. Не возражаете?

— Как я могу возражать?

— Вот и хорошо. Хочу вместе с вами немного порассуждать. Ваш учитель Кульбитин…

— Мог быть учитель… интерес обоюдный к Византии… в другие времена, а тут бросил.

— Убили Павла Николаевича… это вы знаете. Откуда, кстати…

— С Москвой перезваниваюсь. И у нас в Матенадаране знают…

— Убили как-то примитивно. Ударом по голове. Но портфель обчистили. Теперь, извините, у нас положен вопрос, в самой деликатной форме, где вы, Габриель Гургенович, в это время находились.

— В Ереване. В госпитале для ветеранов. Последствия контузии, ранение… — Есть выписка из госпиталя. На армянском языке, правда, но даты понятны. С собой не взял, если потребуется уточнение, могу представить. Был бы в Москве, проститься с Павлом Николаевичем пришел… На каких-то пару дней опоздал. Я по делам здесь, проездные документы сохранил. Могу показать.

— Ну, зачем. А в прошлый раз когда были?

— Месяца два до этого. Приходится иногда. Знаете, не очень я люблю ездить, но приходится. Интересы заставляют… — Тут Антонян отмолчался, но взглядом дал понять, да, интересы. И Валабуев выдержал паузу, прежде чем спросить.

— А в отношениях остались каких с покойным Кульбитиным?

— В приятельских — нет… И не было. Уважительные. Он у нас в Матенадаране бывал.

— Давно?

— Может, год назад. Увлеченный человек.

— А Плахов Алексей Григорьевич?

Антонян плечами пожал. — Знаю мало. Работы его читал. Интересные. На конференциях видел. Закончится этот хаос, опять рукописями займусь. Хочу вместе работать. Знаете, только сейчас понял, что для меня по настоящему важно. Раньше, в прошлое время до нас это слабо доходило. Что это такое, мирная жизнь.

— В музее есть старая газета, на армянском языке, где вы в составе торгово-промышленной делегации.

— Деликатная тема. — Усмехнулся Антонян. — Не думаю, что имею право обсуждать. А газета, так… Зашел в музей, оставил… Значения не придаю. Павел Николаевич попросил.

— И еще, если из любопытства, прямо к делу не относится, была информация в прессе. Россия продавала танки Азербайджану. Как расцениваете?

— Она и Армении продает. Неизвестно, кому больше. Бизнес. Политика.

Все это время Антонян держался спокойно, улыбаться не забывал. У него хорошо получалось. И Валабуев улыбался, но суше. Вообще, Сергей Сидорович был на себя не похож, говорил немного, не отвлекаясь на посторонние рассуждения. На них он был, как мы знаем, большой мастер.

— Интересно, — признался он. — С советским человеком разговариваю, и вместе с тем, иностранцем. — Антонян вежливо улыбнулся. — Можно, еще вопрос, чуть в сторону? — Воевать вам пришлось в Карабахе? На передовой?

— Там другой не было. Отступать некуда.

— По мобилизации?

— Нет. Доброволец.

— Как же так, вы ведь специалист по рукописям.

— Именно поэтому. Монастыри вокруг Степанакерта, где эти рукописи когда-то писали. Рисовали. Их я защищал…

Помолчали. — Ну, хорошо. — Взялся за свое Валабуев. — Кто мог убить Павла Николаевича? Как вы думаете, Габриель Гургенович?

— На первый вопрос я ответил отрицательно.

— На какой, извините?

— Насчет того, что участие принимал. Вы ведь это имели в виду? По долгу службы.

Балабуев согласился, как бы извиняясь, но уточнил. — Если рассуждать…. Заказ и с вашей стороны мог быть.

Антонян только усмехнулся. — Я не специалист, дела с этими заказами не имею, но читал, кино видел. Есть одно условие. Сначала убийцу находят, а уже потом через него… Заказ, не заказ… Может, это хулиганы… закурить попросили… Или грабители.

— Может и так. Знаете, как у юристов. Кви продэст? Кому выгодно. Это я просто так, теоретически…

— Не сомневаюсь. И я про это самое. Теоретически. Кви продэст? Почему у вас такой интерес? Случай, конечно, самый печальный. Выполнили все, как положено. Дело завели, искали, не нашли. Полагалось бы закрыть… А что еще?… Вот вам и вопрос…

Балабуев комментировать не стал. Нечего комментировать… Это и для него было больное место. Почему? В чем интерес? Вместо этого он спросил. — Как думаете, враги у Павла Николаевича были?

Антонян взял паузу, задумался (так это выглядело). — Время сильно изменилось. Жили в эпоху, сравнительно равнодушную к деньгам. Я вам не объясняю, сами помните. А теперь живем в другую, где кроме денег другого измерителя нет. И люди изменились. Вчера скромный комсомолец, на субботнике деревья сажает, а сегодня… банкир, нефтяник, или как их называют. Про Павла Николаевича скажу из последних впечатлений: с деньгами любил общаться. Был неравнодушен. Так мне кажется. А деньги людей сильно меняют. Особенно, большие деньги.

— Откуда? Должность не предполагает. Жил скромно.

— Все с чего-то начинали. А насчет скромности. Может он, председатель банка, а в носке дырка. Буквально, дырка внутри обувной итальянской коллекции.

— Ну, хорошо. О врагах — не знаете, тогда о друзьях? Плахов, например? Берестовы…

— Про Алексея Григорьевича плохого не скажу. Вчера только пил с ним. Уважал всегда. Хотите знать мое мнение, человек он не слишком деловой. Павел Николаевич владел инициативой.

В каком смысле? Видите, я так стараюсь выражаться, чтобы не наговорить. То есть не возвести напраслину. Берестовы?…

Тут Антонян замялся.. — Знаком. Еще по старым временам. Павел Николаевич знакомил. Бумаги его исторические… с моей точки зрения, представляют интерес. Но меньше, чем они с ними носятся. Кульбитин опубликовал…. Больше характеризовать не берусь.

— А что про экспедицию скажете? Про Дуглас. Вы ведь бывали.

— Приятные воспоминания. Разумная женщина. Могли сами убедиться.

Балабуев кивнул. — Политикой интересуется…

— На этот вопрос ответа не знаю, а гадать не хочу. К туркам симпатии не испытываю, и она, по моему, тоже. Пригласила меня участвовать, а я — человек благодарный. Такие воспоминания беречь нужно.

— И охранять?.. — Мужчины глянули друг на друга в упор. Помолчали. Балабуев искал развития темы и не находил. Попросил. — Вы меня поставьте в известность, когда будете уезжать. Может быть, захочу, что спросить. Или сами надумаете. Разговор у нас получился интересный, именно разговор (подчеркиваю), и хорошее знакомство. Даже жаль так просто заканчивать. Берегите себя. Хоть у вас теперь тихо.

— Тихо. Снайперы иногда развлекаются, но сейчас больше по птичкам. Или гранату могут в честь праздника в окоп закинуть. Но я теперь в гражданском хожу. Даже перед друзьями неудобно. — Антонян еще помялся: — Насчет звонка, не обещаю. Но знаете, что могу от себя сказать. Просто потому, что разговор, говорите, хороший, и думаю, поймете меня правильно. Павел Николаевич с большими деньгами дело имел. И, видно, не всегда бережно обращался. А может, наоборот, поспешно хотел приумножить. Это не всегда удается. Он ведь не счетоводом вырос. А счетовод в этом деле очень нужен.

— Бухгалтер, то есть?

— Можно и так. Но счетовод лучше. Чтобы на все стороны сразу считать и не ошибиться, для дела и для себя, конечно.