Мы часто говорим о тех драматических переменах, которые пришлись на вторую половину XX века, как о «сексуальной революции», однако, как и всякая революция, она долго, на протяжении десятилетий, зрела, прежде чем стремительно ниспровергнуть старую мораль. Поборники сексуальной свободы, таблеток и легализации абортов в 1960‐е и 1970‐е годы, сами того не зная, отстаивали взгляды и применяли практики, которые существовали за сто лет до них. Давайте вернемся к той ранней эпохе перемен и посмотрим, какие потрясения в сфере сексуальности, контрацепции и абортов происходили в то время и как они предопределили стандарты современного сексуального поведения.

 

Идеология и опыт

Викторианских женщин часто описывали как «ангелов домашнего очага», бесплотных созданий без чувств и сексуальных потребностей, менее страстных и более возвышенных, чем мужчины. Такой образ жены появлялся не только в романах, описывающих невинных невест и добродетельных жен, но и в медицинских трактатах, которые отказывали женщине в сексуальных желаниях. Прославленный британский доктор Уильям Эктон, которого мы уже цитировали ранее, был убежден в том, что «многим порядочным матерям, женам и хозяйкам не известно о сексуальных излишествах. Единственная страсть, которую они испытывают, – любовь к дому, детям и домашним обязанностям». И Эктон не был одинок в своих взглядах.

В 1870‐е и 1880‐е годы женский вопрос все шире обсуждался по обе стороны Атлантики, и популярность набирал новый подход к проблеме женской сексуальности. Авторы обоих полов допускали, что женщина не так сильно отличается от мужчины в том, что касается силы желаний. В «Злоупотреблении браком» (1875) американка Элизабет Эванс высмеивала тех, кто считал, что «женщина куда меньше подвержена страстям, чем мужчина», и настаивала на том, что все различия происходят от «воспитания» и «сдерживающих обстоятельств». Оспаривая общепринятую мудрость викторианского общества, она приписывала женскую добродетельность «силе общественного мнения». А доктор Джордж Нэпьюс, ранее считавший, что все женщины, включая жен, фригидны, пересматривал свою точку зрения и теперь писал: «Ошибочно и противоестественно считать, что страсти подобного рода у женщин свидетельствуют об отклонениях». Он полагал, что желаниям равно подвержены как муж, так и жена, и заключал: «Должно не наслаждаться страстями одному, но разделять их».

Его коллеги считали, что знание анатомии сделает секс лучше, и описывали женские половые органы, уделяя особое внимание клитору. Они понимали, что он играет важную роль в процессе женского возбуждения и, в отличие от Фрейда, не делили оргазмы на «клиторальные» и «вагинальные». Эта ошибка, сделанная знаменитым психоаналитиком, стоила нервов многим поколениям женщин, считавшим, что они лишены возможности испытать «правильный» оргазм. В 1880‐е годы такие доктора, как Эдвард Блисс Фут (убежденный защитник контроля за рождаемостью в США), с пониманием вопроса писали о «клиторе и эректильной ткани вагины» как о том, что «вызывает сексуальное возбуждение» и способно вызвать у женщины оргазм.

Но каково было мнение самих женщин на этот счет? Изображали ли они в спальне такую отрешенность, о которой пишут некоторые викторианские доктора? Или же они осознанно соглашались с новым взглядом на женскую страсть? Мы не можем ответить на этот вопрос, потому что ни одна женщина не оставила личных свидетельств о своих сексуальных чувствах и опытах. Согласно представлениям того времени, нечто столь интимное нельзя было доверять бумаге. И все же мы можем по некоторым источникам получить представление о женской сексуальной жизни.

Во-первых, у нас есть заявления замужних женщин, состоявших в Женском христианском обществе трезвости, в которых они рассказывают о ненасытных сексуальных аппетитах своих мужей и о своем высокомерном безразличии к плотским желаниям. Возможно, отказ от секса был способом избежать очередной беременности, а может быть, они действительно боялись своих пьющих мужей. В пособиях по непорочной жизни советовали завести раздельные спальни и воздерживаться от секса на всем протяжении беременности и периода лактации, и некоторые жены могли ссылаться на них, если им нужно было контролировать сексуальную жизнь. В одном из отчетов приводится такой рассказ жены: «В ранние годы замужества мы с мужем научились жить в непорочных отношениях, как то завещал Бог. Из любви ко мне муж согласился, чтобы мы жили порознь все то время, что я вынашивала нашу маленькую дочь и кормила грудью ‹…› Мой муж и я никогда не жили так нежно, полюбовно и гармонично и никогда не были ближе друг к другу, и никогда моя любовь не была к нему так сильна, как в эти благословенные месяцы». Слова этой женщины очень похожи на слова Марджери Кемп, которая убеждала своего мужа принять обет воздержания.

Самым информативным источником наиболее положительных отзывов о сексе для нас служит исследование, которое между 1892 и 1920 годами проводила доктор Клелия Мошер. Ее респондентками стали сорок пять американок, повзрослевших и вышедших замуж в конце XIX века. Мошер была гинекологом и профессором в университете. Она попросила своих респонденток заполнить подробную анкету, посвященную истории семьи, здоровью и сексуальной жизни. Среди ее респонденток были преимущественно представительницы высшего класса, отучившиеся в колледже. Ряд вопросов был посвящен сексу: как часто они им занимались, как часто испытывали «венерин оргазм», нравилось ли им это, использовали ли они средства по контролю за рождаемостью и что они считали «истинной целью» полового акта.

Большинство женщин сообщали, что занимались сексом раз в неделю, от двух до восьми раз в месяц. Немногие рассказывали о том, что занимались сексом чаще (три раза в неделю или каждую ночь), особенно если речь шла о первых годах брака. Некоторые упоминали о периодах длительного воздержания во время беременности и кормления грудью или когда они старательно избегали беременности, некоторые отмечали, что их брачные отношения со временем претерпевали ущерб. Одна женщина, которая была замужем пятнадцать лет и указывала, что в первые годы замужества имела сексуальные отношения дважды в неделю, говорила о том, что «за последние шесть лет это случилось четырежды». Также некоторые женщины говорили о том, что с возрастом желание идет на спад – так, например, писала замужняя респондентка пятидесяти трех лет: «Хотя мое желание спало и я не всегда испытываю оргазм, я по-прежнему допускаю сексуальную близость».

Примерно три четверти женщин в браке испытывали оргазм, и около трети утверждали, что испытывают его «постоянно» или «регулярно». Одна женщина указала «никогда», другая – «разве что раз или два в жизни». Еще одна «не испытывала оргазма первые пять или шесть лет замужней жизни», а потом испытывала его «в половине случаев». Историк Карл Деглер (он натолкнулся на записи Мошер в архиве Стэнфордского университета) отмечает, что такая частота оргазмов «положительно соотносится» с отчетами Кинси за 1953 год. Респондентки Мошер, конечно, принадлежали к очень узкой прослойке, и их сексуальный опыт нельзя произвольно распространять на женщин из всех слоев поздневикторианского общества.

Сорок одна из сорока пяти респонденток в той или иной степени использовала меры по предупреждению беременности. Мужчины прибегали к воздержанию или использовали презерватив (его называли «тонким резиновым покрытием» или «резиновым покровом»). Женщины полагались на спринцевание («инъекции мыльной воды», «чистая вода и клизма», «промывание бихлоридом», «промывание маслом какао и холодной водой») и различные барьерные формы контрацепции («резиновое кольцо Goodyear», «резиновый колпак вокруг матки», «защита для женщин – маточное кольцо, прописанное доктором»). Как мы еще покажем в этой главе, для женщин из среднего и высшего классов не составляло труда приобрести такие средства контрацепции у доктора или фармацевта.

Большинство женщин считали основной целью полового акта зачатие, разделяя христианские убеждения или позицию социальных дарвинистов, которые полагали, что продолжение рода является обязанностью человека. Некоторые видели в беременности единственную цель, оправдывающую соитие, и писали, например, так: «Соитие один раз в оговоренный промежуток времени до беременности, затем воздержание вплоть до окончания периода кормления грудью»; «Соитие… пока не наступит зачатие. Никакого соития в период вынашивания ребенка и кормления». Одна тридцатиоднолетняя дама описывала идеальный порядок вещей, при котором соблюдается «абсолютное воздержание, а секс бывает исключительно с целью зачатия».

Даже воспринимая секс в свете своей обязанности продолжения рода, женщины относились к нему положительно, считая, что он позволяет установить особую духовную связь между мужем и женой. Они сами писали об этом, без какого-либо поощрения со стороны. «Это кажется мне естественным и телесным воплощением духовной близости, подтверждением свадебных обещаний». «Брачные отношения должны быть наделены особой близостью. Половой акт – средство, позволяющее воплотить эту близость». «По моему опыту, телесное выражение любви оказывает глубокое психологическое воздействие и позволяет развить душевную привязанность и укрепить духовный союз, благодаря чему поддерживается брак, из которого с годами уходит былая страсть». «Брачные отношения, когда чувства взаимны, основываются на крепких связях любви и привязанности, которые можно видеть только в счастливых союзах». «Интимность и близость – это то, что может дать только женщина».

Некоторые из женщин видели прямую связь между хорошей психологической атмосферой и регулярным сексом: они находили, что это делает брак «более стабильным», а супругов «более нормальными». С рациональностью, которая будет присуща впоследствии специалистам по здоровому образу жизни, одна из жен писала: «Умеренное желание и знание, как найти ему верное применение, делают людей более здоровыми».

В 1893 году одна женщина написала свое сексуальное кредо – текст, который звучит очень современно: «Главной и высшей целью полового сношения мне представляется взаимное желание мужа и жены выразить свою близость. Желание произвести потомство, по-моему, вторично; это, конечно, достойная цель, но ее осознание само по себе, в отсутствие взаимного влечения, не приведет к хорошим сношениям. ‹…› Мы с мужем считаем, что сношение нужно ради сношения: мы хотим его и чувствуем его нехватку не на физическом, а на духовном уровне, поскольку это наивысшее и наиболее полное выражение нашего единства». На протяжении XX века осознание самоценности секса будет становиться все более и более распространенным.

 

Контрацепция

Но многие американцы не разделяли взгляды этих женщин и тех респонденток, кто использовал методы контроля рождаемости. Как правило, непреклонными противниками любых видов контрацепции были те, кто верил, что Бог или природа предполагали соитие с единственной целью – производство потомков, и сожалел о том, что рождаемость уменьшалась (в 1800 году на одну белую женщину приходилось в среднем семь детей, а в 1900 году эта цифра уменьшилась в два раза).

Информация о контрацептивных средствах просачивалась в американское общество начиная с 1820‐х годов благодаря британским общественным кампаниям за увеличение контроля над рождаемостью. Свою озабоченность перенаселенностью Великобритании высказывал Роберт Мальтус (1766–1834), а Фрэнсис Плейс (1771–1854) пыталась просвещать в этой области широкие слои общества, и первые американские поборники контроля рождаемости вдохновлялись их примером.

В 1839 году в Америке была опубликована первая врачебная брошюра о вопросах контрацепции – «Плоды философии, или Личный поверенный молодых супругов» Чарльза Нолтона. Нолтон рекомендовал посткоитальное спринцевание раствором из следующих веществ: алюминия, сульфата цинка, гидрокарбоната натрия, уксуса и жидкой соды. По мнению Нолтона, этот метод был надежным, дешевым и безопасным, не вызывал бесплодия и не мешал соитию. Кроме того, контроль находился в руках женщины, что считалось плюсом.

Один из последователей Нолтона, Фредрик Холлик, популярно писал о спринцевании и методе «безопасного периода», хотя медики на тот момент еще не имели полного знания о периодах фертильности и нефертильности в менструальном цикле. С тех пор число книг, брошюр, трактатов и статей с советами мужчинам и женщинам о том, как избежать нежелательного зачатия, возрастало и особенно резко выросло после 1850 года.

В выдержавшей несколько переизданий «Книге природы» (1860) Джеймс Эштон перечисляет пять наиболее популярных методов контрацепции: «воздержание, спринцевание, вагинальная губка, презерватив и календарный метод». Он с необычайной откровенностью описывал каждый из них и рассуждал о преимуществах и недостатках этих методов для представителей обоих полов.

С распространением средств контрацепции и информации о них начало набирать обороты так называемое «движение за чистоту». Его активисты из Америки и Европы во второй половине XIX века стремились обуздать сексуальные желания нации, выступали против мужского блуда и проституции, рассказывали о распространении венерических заболеваний и рисках, которым подвергалась благочестивая жена, если ее муж шел вразнос. Они боролись с распространением средств контрацепции, так как полагали, что эти средства слишком прочно ассоциировались с проституцией и потому могли нести порок в дом.

Общества, агитирующие за «искоренение порока», были популярны во многих городах, в том числе в Бостоне, где их поддерживали такие представители аристократии, как Кэботсы или Лоджи. В Нью-Йорке их штаб-квартирой была организация YMCA, а поборники морали, в числе которых был фанатичный Энтони Комсток, устроили против «порока» настоящий крестовый поход. Усилиями Комстока в 1873 году Конгресс принял закон, согласно которому почта отказывалась доставлять любые «приспособления и предметы, потребные на то, чтобы прервать беременность или защитить от зачатия». Сам Комсток был назначен специальным агентом Почтовой службы с правом просматривать и уничтожать незаконные почтовые отправления – свои обязанности он с наслаждением выполнял вплоть до самой смерти в 1915 году.

Одной из первых жертв закона Комстока был врач Эдвард Блисс Фут, выступавший в защиту контрацепции и посвятивший этому несколько книг, брошюр («Медицинский здравый смысл», «Откровенный разговор о домашних делах», «Домашняя энциклопедия», «Жемчужные слова») и статей для журнала Health Monthly (1876–1883). В январе 1876 года Окружной суд Нью-Йорка признал его виновным в распространении по почте информации о контрацепции и назначил ему штраф в 3000 долларов. Когда он обратился за финансовой поддержкой к своим читателям, три сотни человек перевели ему деньги, что свидетельствует о солидной поддержке либералов. Попав под обвинение, Фут стал вести себя осторожнее.

Прежде чем были введены законы Комстока, товары для контрацепции свободно рекламировались в газетах, брошюрах и журналах о здоровье. Начиная с 1830‐х росла популярность презервативов: открытие вулканизированного каучука (сделанное Чарльзом Гудьиром) позволило отказаться от презервативов из овечьей кожи, которыми пользовались в основном для того, чтобы защититься от венерических заболеваний. В 1840‐е годы также вошли в широкое обращение вагинальные губки – их рекомендовали к использованию не только такие сомнительные советчики, как реклама и коммивояжеры, но и уважаемые врачи и аптекари. Такая губка, смоченная в спермицидном растворе и снабженная шнурком, который позволял легко извлечь ее после полового акта, была одним из наиболее эффективных средств контроля рождаемости.

Хотя изобретенная в 1882 году немецким врачом Вильгельмом Петером Менсильей диафрагма поступит в США только в 1920‐е годы, американки и ранее могли пользоваться сходными приспособлениями американского производства. В 1846 году в США было запатентовано похожее на диафрагму устройство под названием «Защитник жен», а в 1860–1870‐е годы в ценовой категории от 2 до 6 долларов можно было приобрести широкий ассортимент пессариев (резиновых маточных колец).

Джон Д’Эмилио и Эстель Фридман в своей книге «Дела интимные» приводят несколько примеров из переписки замужних дам, которые делятся знаниями по поводу контрацепции. В 1876 году Мэри Хэллок Фут пишет своей подруге Хелене Гилдер про «надежный метод удержать разрастание семьи»: ее муж должен «сходить к врачу и взять специальные барьеры. Их также продают в некоторых аптеках. Звучит, конечно, как бунтарство, но нужно же иметь управу на беспощадную природу».

В 1885 году Роуз Уильямс с Территории Дакота писала в Огайо своей подруге Аллиетте Мошер: «Я не знаю, можешь ли ты достать такие у себя. Их называют пессариями или женскими контрацептивами. Они стоят один доллар, сестра достала их еще до того, как мы все перебрались в Дакоту. Она заплатила за них пять долларов. Инструкция к ним прилагается». Как свидетельствуют эти два письма, женщины, получившие хоть какое-то образование, делились со своими подругами прогрессивной информацией о том, как избежать беременности. Исследование Мошер показывает, что к концу XIX века большинство супругов, принадлежащих к среднему классу, были знакомы с той или иной формой контрацепции.

Наиболее распространенным аргументом в пользу контроля рождаемости было то, что это идет на пользу и матери, и ребенку. Например, доктор Нэпьюс писал о губительном эффекте «рождения чрезмерного количества детей». С пылом, достойным проповедника, он говорил о «вреде слишком частых беременностей» и о том, что это сказывается на здоровье отпрысков. С ним был согласен доктор У. Р. Д. Блэквуд, который с сочувствием относился к чаяниям женщин: «Разве хорошо, разве человечно и правильно то, что многие замужние женщины не прерываясь беременеют, вынашивают и кормят грудью? ‹…› И думать нечего, это не так! И я с осуждением смотрю на тех негодующих моралистов, которые нетерпимы к любым средствам контрацепции».

В популярной книге «Что должна знать женщина» (1873) Элиза Даффи критиковала «насильственное деторождение» и отстаивала «ограничение числа отпрысков» в интересах матери. За сто лет до того, как появилось движение за репродуктивный выбор (Pro-choice), она писала: «Конечно, деторождение относится к числу тех вопросов, в которых человек должен иметь право самостоятельно принимать решение. Женщина терпит боль, на ней лежит ответственность за то, что происходит до и после беременности, и она лучше сможет рассудить, есть ли у нее силы и возможности для того, чтобы перенести очередную беременность».

 

Аборты

Несмотря на то что Даффи поддерживала право женщин на самостоятельное решение, она безоговорочно осуждала аборты. Подобно многим своим современницам, она ставила под сомнение бытовавшую ранее идею о том, что человеческая жизнь начинается с того момента, как женщина почувствовала первое шевеление плода. На протяжении XVIII и XIX веков такова была официальная медицинская позиция, а также позиция закона; в соответствии с этими представлениями аборт, сделанный до этого срока (то есть примерно в первые четыре месяца беременности), не считался криминальным деянием. Если на этом сроке беременность прерывалась, об этом говорили без особых подробностей: плод просто «выходил».

Домашние средства для аборта передавались в семье из поколения в поколение, некоторые привозились из Европы, некоторые предлагали повитухи и индейские целители. Чтобы спровоцировать выкидыш, часто использовали настой из корней руты или листьев пижмы и другие слабящие и отравляющие вещества, такие как каломель, алоэ, спорынья, синильная кислота, йод и стрихнин. На Юге женщины, которые желали прервать беременность, пили чай из семян хлопчатника. В семейных медицинских руководствах часто такие сведения проходили под видом советов о том, как восстановить «прекратившуюся менструацию» с помощью кровопускания, ванн и отваров из железа и хинина и прочих слабительных средств. Врачи часто оказывали женщинам услугу по «возобновлению цикла», а общественное мнение в целом не порицало тех женщин, которые, желая избежать осуждения за рождение незаконного ребенка, делали аборт. По закону наказывались лишь аборты после первых движений плода, и даже такие случаи сложно было точно определить.

Но в 1830–1840‐е годы в некоторых штатах, таких как Нью-Йорк, Коннектикут, Миссури, Иллинойс, ввели ряд более строгих мер насчет аборта и, в частности, начали подвергать сомнению то различие, которое проводилось между жизнью эмбриона до и после первых движений. Считать ли началом жизни момент зачатия или момент первых шевелений? Те, кто придерживался точки зрения о том, что жизнь зарождалась в момент зачатия, считали аборт на любой стадии беременности преступлением. Те же, кто верил, что жизнь начинается с первых движений плода, не считали прерывание беременности до того, как чувствовались движения плода, преступным. В 1888 году бостонский врач заключал, что ясность относительно того, считать ли «уничтожение чада» до срока, когда плод начнет шевелиться, нарушением закона, отсутствует.

В период между 1860 и 1880 годами было издано более сорока указов, направленных против абортов, некоторые из них – в штатах, где раньше не было запрета на аборт. Законодатели ссылались на тех медиков, которые были озабочены ростом числа абортов и деятельностью шарлатанов. Но были также и другие, не менее серьезные поводы для беспокойства. После 1840 года все более очевидным становилось то, что аборты превращаются не просто в крайнюю меру для одиноких матерей. Среди женщин, идущих на аборт, появлялось все больше «замужних, коренных уроженок, протестанток, нередко принадлежащих к среднему или высшему классу». Как отмечает историк права Лоуренс М. Фридман, аборт для замужней женщины шел вразрез с представлениями о святости материнства, особенно если эта женщина была белой и принадлежала к среднему классу. Активисты, выступающие против абортов, называли «противоестественным» стремление некоторых женщин к тому, чтобы избавиться от плода, и винили распространение абортов в падении уровня рождаемости среди белого населения.

Врачи, в середине века выступавшие против абортов, силились оправдать запретительные меры. Они высказывали свое расстройство по поводу того, что к абортам все чаще прибегают «замужние женщины, у которых нет оснований стыдиться беременности и которые лишь не хотят брать на себя бремя материнства» (Boston Medical and Surgical Journal, 1854). В середине 1850‐х годов один из самых пламенных борцов с абортами, доктор Горацио Сторер, собрал благодаря своим коллегам солидную информацию об этой процедуре, мертворождении и смертях матерей. Один врач из Миннесоты писал ему: «Практика абортов у нас встречается часто, нередко за такой услугой обращаются замужние представительницы высшего класса, а необходимые лекарства они приобретают у обычного врача». На основании полученных данных Сторер сумел убедить Американскую медицинскую ассоциацию в том, что нужно официально осудить аборты на том основании, что они небезопасны с медицинской точки зрения.

Несмотря на то что врачи осудили аборты, многие их коллеги по всей стране не стали отказываться от этой процедуры даже после того, как она оказалась вне закона. В 1888 году в Chicago Times вышел большой репортаж, рассказывающий о том, что многие врачи в Чикаго, где располагалась Медицинская ассоциация, по-прежнему не отказывали в помощи замужним и одиноким женщинам, которые хотели прервать беременность. Для Ассоциации этот репортаж был крайне неприятным, поскольку показывал, что, включившись в кампанию по запрету абортов, они не могли заставить собственных членов отказаться от проведения этой процедуры.

Одним из открытий Chicago Times стало то, что аборты были востребованы не только у одиночек. Замужние женщины из среднего и высшего классов выступали за аборты более активно, чем одинокие женщины из низшего класса – это подтверждали сами врачи. Доктор Оделия Блинн, например, свидетельствовала, что среди тех, кто просил ее об аборте, большинство составляли находящиеся в браке женщины. В отличие от тех, кто критиковал таких женщин за то, что они избегают своих женских обязанностей и бесстыдно совершают большое злодеяние, доктор Блинн оборачивала критику против мужчины, который нес равную, если не большую, ответственность за беременность своей жены.

К концу столетия то, что аборт используют в качестве меры, направленной на регуляцию размеров семьи, стало секретом полишинеля. Однако так поступали не только богатые «светские дамы», о чем свидетельствует случай Фрэнсис Коллинз. Ее историю рассказывает Лесли Рейган в книге «Когда аборт был преступлением»: миссис Коллинз принадлежала к рабочему классу, она была матерью двоих детей. В апреле 1920 года в возрасте тридцати четырех лет она пошла в офис к доктору Уорнеру в Чикаго, чтобы тот «раскрыл ей утробу». Доктор ввел инструмент в ее чрево, и она вернулась домой и пожаловалась мужу, что плохо себя чувствует. Позднее у нее начались вагинальные кровотечения, озноб и рвота, и лучше ей не становилось, несмотря на то что доктор Уорнер навещал ее на дому. В конце апреля миссис Коллинз увезли в больницу по настоянию другого доктора, того, кто помогал при рождении двух ее детей и отговаривал ее от прерывания беременности. Вскоре после этого женщина умерла. Мистер и миссис Коллинз, как и многие другие семьи из рабочего класса, просто видели в аборте приемлемую меру для того, чтобы предотвратить рождение ребенка – до тех пор, пока это не закончилось трагедией.

 

Маргарет Сэнгер и движение за контроль рождаемости

В 1869 году 21-летняя Энн Перселл вышла замуж за Майкла Хиггинса в штате Нью-Йорк. И муж, и жена происходили из бедных семей ирландских иммигрантов, и хотя формально оба были католиками, только Энн действительно серьезно относилась к своей вере. Вероятно, по этой причине она отказывалась от любых форм контрацепции, которые можно было приобрести в то время, но которые особенно строго осуждались католической церковью. Энн Перселл родила одиннадцать детей и умерла, полностью истощенная и обессилевшая, в 1899 году. Среди ее детей была Маргарет Сэнгер.

Безусловно, воспоминания о тяготах матери были главной причиной, по которой Маргарет Сэнгер стала бороться за то, чтобы легализовать средства контрацепции и сделать их доступными для замужних женщин. Маргарет Сэнгер выучилась на медсестру и в 1902 году в возрасте 23 лет вышла замуж за молодого архитектора. За восемь лет в браке она родила лишь троих детей. В 1910 году ее семья переехала из Гастингса в штате Нью-Йорк в сам город, где она устроилась на полставки медсестрой в одном из иммигрантских районов в Нижнем Ист-Сайде. Глядя на страдания женщин, которые, как и ее мать, истощали себя постоянными беременностями, она решила начать бороться за перемены в обществе.

Ее очень глубоко тронул вид женщин с накинутыми на голову платками в очереди к кабинету дешевого врача, делающего аборты, и еще глубже – вид пациенток, сделавших аборт нелегально, за которыми она ухаживала. Ей особенно запомнилась одна ее пациентка, Сэди Сакс. Она была классической иммигрантской женой и умерла от сепсиса после самостоятельного аборта. Врач сказал этой женщине, что единственное надежное средство контрацепции – «отправить мужа спать на крышу».

В 1911 году Сэнгер начала выступать с публичными лекциями о вопросах секса и деторождения, которые она проводила при покровительстве социалистической партии, а в 1912 году стала вести еженедельную колонку под названием «Это должна знать каждая девушка» для социалистической газеты The Call. В своей колонке она обсуждала такие запретные темы, как менструация, мастурбация, беременность, контрацепция и аборты, – и каждый текст провоцировал волну общественной реакции как со стороны ее единомышленников, так и со стороны противников. Статья о венерических заболеваниях вызвала гнев главного ее противника и оппонента, Энтони Комстока, который в 1913 году объявил ее колонку вне закона. Попытки Комстока вовсе пресечь распространение информации о сексуальной жизни были обречены на провал, но он и подобные ему, безусловно, затруднили ее продвижение.

Отныне у Сэнгер начались серьезные проблемы с законом. Ее арестовывали, она убегала от арестов, ее судили и штрафовали. Когда в 1917 году ее судили за распространение информации о контроле рождаемости и соответствующих средств через клинику, которую она открыла в Бруклине, в суд пришли тридцать ее клиенток и привели с собой своих детей, вероятно желая предоставить наглядное свидетельство того, что средства ограничения рождаемости необходимы. Сэнгер признали виновной и дали выбор – либо заплатить 5000 долларов штрафа, либо отсидеть тридцать дней в тюрьме; она выбрала последнее.

На этом ее судебные мытарства не закончились, и в январе 1918 года суд штата отклонил ее апелляцию. Судья, однако, постановил, что контрацептивы можно использовать для защиты от венерических заболеваний и при других медицинских показаниях, определявшихся очень расплывчато. Такая формулировка позволила Сэнгер и другим активистам, агитировавшим за контроль рождаемости, вздохнуть свободнее.

В результате такой нервотрепки брак Сэнгер затрещал по швам. В отличие от своей предшественницы, Элизабет Кэди Стэнтон, Сэнгер не планировала воспитывать выводок детей, содержать несостоятельного мужа на заработок от лекций и публикаций и сохранять верность. Времена изменились, и бойкая ирландка могла вести довольно активную жизнь, вращаясь в кругах левых активистов и наслаждаясь свободной любовью богемы по обе стороны Атлантики. Достаточно будет назвать имена двух ее любовников – сексолога Хэвлока Эллиса и писателя Герберта Уэллса. Оба помогли ей приобрести хорошую репутацию: Эллис написал введение к ее первой книге «Женщина и новая раса», Уэллс – введение ко второй книге «Поворот цивилизации». Вместе эти два труда разошлись полумиллионным тиражом в 1920‐е. Как и в других своих текстах, Сэнгер продвигала здесь не только идею контроля рождаемости как неотъемлемого права любой женщины, но и идею новой сексуальной морали, которая вызревала в это десятилетие. Освободившись от бремени деторождения, жена получала больше возможностей участвовать в общественной жизни и помогать решать насущные проблемы мира, нищеты и классовых конфликтов. Хотя некоторым надеждам Сэнгер еще только предстояло сбыться, она внесла неоценимый вклад в историю как основательница движения за контроль рождаемости в США.

Несмотря на противостояние недругов, движение нашло множество союзников в самых удивительных местах, например среди прогрессивных церковнослужителей. В 1930 году священник англиканской церкви в Лондоне, выбирая очень осторожные выражения, высказал свое принципиальное согласие на использование контрацепции супругами, когда те чувствуют, что обязаны ограничить количество детей. Год спустя Совет церквей Христа в США под председательством теолога Рейнгольда Нибура, представлявший 22 миллиона протестантов, формально разрешил осуществлять контроль рождаемости по причинам медицинского и экономического характера. Повторяя те аргументы, которые уже звучали пятьдесят лет назад, Совет называл контроль рождаемости защитной мерой для здоровья женщин и их детей, а также мерой против нищеты и перенаселенности. Но такую позицию не разделяли безоговорочно все протестанты; методисты, пресвитериане и лютеране выразили свое несогласие и пересмотрели свою позицию на этот счет только в 1950‐е годы.

Католическая церковь по-прежнему не одобряла любые средства контрацепции. В энциклике 1930 года Casti Connubii («О добродетельном браке») папа Пий XI объявил, что любое человеческое усилие, направленное на то, чтобы лишить брак «его естественной функции продолжения рода, нарушает законы Бога и природы, а те, кто поступает подобным образом, совершают смертный грех». Однако в чем-то эта энциклика была полезна, поскольку проясняла отношения между супругами, а именно объявляла, что в сексе между супругами нет ничего неугодного Богу. Подчеркнуто объявляя продолжение рода основной целью секса и подчеркнуто осуждая контрацепцию, папа тем не менее подтверждал и важность таких вещей в браке, как «взаимная поддержка, вынашивание взаимной любви и усмирение страстей». В свете этого папа также признавал право супружеских пар на продолжение сексуальных отношений после менопаузы.

Хотя церковь официально противостояла контролю рождаемости, некоторые католики все же предлагали календарный метод в качестве приемлемой меры по контролю зачатия для верующих. Этот метод описали уже в середине XIX века, но только в 1929 году ученые наконец окончательно поняли механизм его действия: овуляция происходит за 6–12 дней до менструации, и женщина должна воздерживаться от полового акта по крайней мере восемь дней до овуляции и три дня после (и даже при соблюдении этих условий такой метод ни в коем случае нельзя считать полностью надежным). В 1932 году при поддержке авторитетных католических кругов Чикаго была издана книга «Ритмы неплодородности», в которой женщинам советовали вести календарь и ограничивать время сексуальной активности рамками периода стерильности. Для того чтобы официально признать календарный метод и его значимость по медицинским, евгенистическим и экономическим причинам, понадобилось еще двадцать лет – это сделал папа Пий XII в «Моральных вопросах, касающихся замужней жизни».

 

Новая сексуальность

И появление движения по контролю рождаемости, и смягчение нравов большинства иудейских и христианских конфессий к середине XX века совпали с популяризацией нового взгляда на брак, который вызревал десятилетиями. Все больше американцев видело в браке не средство продолжить род, но союз, основанный на взаимной любви, уважении, наслаждении сексом, а общество в целом стало делать больший акцент на «потреблении, удовлетворении и наслаждении». Идея, что секса и сексуального удовольствия не нужно стыдиться и что сексом должны наслаждаться оба партнера, стала движущей силой в процессе движения к эгалитарному браку.

Американцы могли усваивать позитивное отношение к сексу из фильмов, художественной литературы и популярных научных трактатов. Этому способствовало и знакомство с трудами европейских авторов, например с работами Зигмунда Фрейда и Хэвлока Эллиса, которые считали главной причиной несчастья подавление сексуальных желаний. Если Фрейд соглашался со многими своими современниками в том, что женщина должна быть избавлена от стресса и работы вне дома, а ее долг состоит в том, чтобы заниматься семьей, то Эллис отстаивал женскую сексуальность и право женщины вращаться не только в семейном кругу, но и в обществе.

Но каким образом эти свежие теории и движения отразились на том, как американские жены осмысляли свою сексуальность, и на том, как они ее выражали? К сожалению, в женских письменных свидетельствах стремление к выражению сексуальных желаний не стало ярче по сравнению с викторианским периодом: по крайней мере, этого нельзя заметить в текстах, которые были предназначены для чужих глаз, таких как автобиографии, стихи и художественная литература. Женщины в англо-американском мире попросту не пишут о таких вещах вплоть до конца XX столетия. Да, конечно, были примечательные исключения – как, например, южанка Кейт Шопен и ее повесть «Пробуждение» (1899) или британка Рэдклифф Холл и ее «Колодец одиночества» (1928). Героиня Шопен чахнет в браке, ее жизнь отличается от жизни тех замужних женщин, которые «посвящают себя своим детям, поклоняются своим мужьям и уважаемы за то, что безупречно умеют держаться в тени». Холл писала о еще более шокирующем предмете – лесбийской любви. Эта тема считалась настолько табуированной, что ее книги были запрещены в Англии, хотя продавались во Франции и в Америке. Шопен писала об удушающем браке, который, безусловно, был знаком многим женщинам рубежа веков, а Холл рассказывала о новой сексуальной свободе зарождающегося века эмансипации. И хотя обе писательницы говорили об опыте, который разделяли многие женщины, они были далеки от мейнстрима.

Большинство американцев до сих пор были уверены в том, что женщина должна сохранять чистоту до брака, а после брака довольствоваться ролью жены и матери. Лишь редкие роковые женщины и коварные соблазнительницы – персонажи из раннего кинематографа – не подпадали под этот идеальный образ спутницы жизни. Если добропорядочная женщина находила удовольствие в супружеском сексе, как ей и полагалось, для нее по-прежнему считалось неприличным говорить или писать о секретах, которые хранила спальня.

Наиболее интересные сведения о женской сексуальности этого периода можно найти в свежих исследованиях, посвященных сексуальной тематике, например в напечатанных в 1929 году трудах Кэтрин Бемент Дэвис («Факторы сексуальной жизни у 2200 женщин») и Гилберта Гамильтона («Исследование брака»). Из этих работ можно сделать вывод, что сексуальная революция, которая произошла в 1960–1970‐е годы, подготавливалась уже тогда.

Если викторианцы считали, что сексом могут заниматься только супруги и что его главная цель – создание потомства, то американцы в период после I Мировой войны либеральнее относились к сексуальным отношениям, не направленным на зачатие. Хотя викторианцы полагали, будто мужчины гораздо более страстные, чем женщины, уже к 1920‐м годам распространилось мнение, что женщины тоже испытывают влечение, сравнимое по силе с мужским, даже равное ему. И если в исследовании Мошер, проведенном на рубеже веков, говорится о начале перехода от идеалов Викторианской эпохи, где секс видится как средство размножения, к новому идеалу секса между супругами без какой-либо «более высокой» причины, то в трактатах Дэвис и Гамильтона содержатся подтверждения того, что этот переход по сути уже совершился: секс начали широко признавать как благо для брака вне зависимости от того, приводил он к зачатию или нет.

При внимательном чтении исследования Дэвис можно заметить, что большинство жен занимались сексом каждую неделю, а 74 % использовали какое-либо средство контрацепции. Хотя четверть женщин сообщала, что их первый сексуальный опыт в замужестве не был приятным, более половины затем начинали получать удовольствие от секса по мере того, как укреплялись супружеские отношения. 30 % жен оценивали свое желание заниматься сексом как сравнимое с желанием их мужей.

Исследование Дэвис также сообщает нам интересные подробности о сексуальной активности вне брака: 7 % жен признавались, что занимались сексом до замужества, 40 % замужних женщин и 65 % одиноких женщин говорили, что занимаются мастурбацией, а многие незамужние выпускницы колледжа признавались в том, что имели гомосексуальный опыт. Информация, которую приводит Дэвис, свидетельствует о том, что теперь тема секса – даже в самых его «аморальных» и «противоестественных» формах – могла подниматься по крайней мере в научных исследованиях.

В другом исследовании, которое датируется 1929 годом, доктор Гамильтон пытался проследить взаимосвязь между сексуальной удовлетворенностью и счастьем в браке. Подобно многим своим современникам, он считал, что секс укрепляет брак и что, напротив, сексуальная неудовлетворенность приводит к серьезным проблемам в браке. Следуя Фрейду, он интересовался в основном «недостатком оргазмов» среди женщин. Поскольку опросник был направлен на поиск проблем в браке, неудивительно, что их он и выявил. 35 % опрошенных замужних женщин с отвращением вспоминали первый коитус в браке. Многие из них никогда не испытывали оргазма, и пятая часть из них была «в серьезном психоневротическом расстройстве». Все они, за исключением тех, кто был бесплоден или желал забеременеть, пользовались средствами контрацепции.

Исследование Дэвис и Гамильтона в некоторых вопросах противоречат друг другу. Дэвис делает вывод, что жены преимущественно были удовлетворены своей сексуальной жизнью. Гамильтона же интересуют сексуальные проблемы, и вместе с другими медицинскими экспертами своего поколения он породил новую форму беспокойства по поводу женской сексуальности. В середине XIX века жены могли переживать из‐за того, что испытывали сильное влечение, так как общество внушало, что им не положено его испытывать. Век спустя жены переживали из‐за того, что они не испытывали влечения и удовлетворения. Гамильтон и другие последователи Фрейда допускали, что это может произойти только в случае «вагинального оргазма» и только с мужчиной. Исследования Дэвис и Гамильтона сходны в том, что подчеркивают важное место секса в супружеских отношениях и значимость использования контрацепции в браке.

Изменение сексуального поведения и взглядов в начале XX века следует рассматривать в контексте других важных трансформаций, которые произошли с женщинами. К 1920 году движение за женскую независимость добилось значительных успехов, все больше женщин получали высшее образование и находили работу, религия начинала прислушиваться к аргументам ученых, а образ «новой женщины» был широко распространен. Альфред Кинси, автор исследования женского и мужского сексуального поведения, о котором мы подробнее расскажем в десятой главе, считал «ревущие двадцатые» переломным периодом в истории американских взглядов на секс.

Новый подход к сексу транслировался через американские журнальные заметки, рекламу, книги и фильмы. Популярностью пользовалась книга «Гигиена брака» (1932) Милларда Эверетта из Центрального колледжа YMCA в Чикаго. Прямота, с которой он говорил о женских и мужских половых органах, венерических заболеваниях, деторождении и контроле рождаемости, соответствовала настроениям в либеральных кругах Америки. Секс с целью продолжения рода уступил место сексу ради секса, «одному из ключевых компонентов счастливой жизни». На этот счет Эверетт высказывался довольно бескомпромиссно: «Продолжение рода не единственная и не главная цель брака… ‹…› мы убедимся, что его главная цель – желание разделить сексуальное удовольствие».

Представления Эверетта об идеальном браке согласовывались с убеждениями респонденток в исследовании Мошер и с видением многих наших современниц. Эверетт признавал важность романтических чувств на ранней стадии отношений и считал их необходимыми для того, чтобы установить более доверительное взаимодействие в сексе. Кроме того, он выступал за равенство между мужьями и женами во всех сферах. Он рекомендовал мужчинам и женщинам «вступать в брак, имея равнозначный опыт во всех областях». Женщинам советовал «обрести финансовую независимость не только потому, что это поможет партнерам сблизиться ‹…› но также потому, что это сделает их более свободными и не позволит отношениям скатиться к неравенству и перевесу в сторону мужчины». Также он предлагал мужьям и женам, «если они не сделались рабами средневековых предрассудков» (так он называл католичество), принимать во внимание контрацепцию. И он ждал того дня, когда «мужчина и женщина смогут существовать на равных; когда женщина не будет лишь на том основании, что должна выносить ребенка, пропадать из мира и прекращать плодотворную, способствующую общему благу деятельность ‹…› и когда ни мужчина, ни женщина не будут „главой семьи“, но брак превратится в союз на равных».

Такая прекрасная картина равного брака, безусловно, не отвечала представлениям большинства американцев – современников Эверетта, однако примечательно, что он получил одобрение YMCA – организации, защищающей интересы белого протестантского населения среднего достатка. Женщины, принадлежавшие к этой части населения, отныне наделялись правом на сексуальное удовольствие; они верили, что работу, брак и заботу о детях можно совместить, и ждали, что вскоре наступит абсолютное равенство супругов.

Однако в последующие годы произошел откат с этих позиций. Такие проблемы, как свобода сексуальности, равенство супругов и работа, попросту потеряли свою значимость для замужних женщин перед лицом экономической депрессии. Большинство семей благодарили судьбу, если хотя бы один член семьи, как правило муж, устраивался на работу. Общественное мнение винило жен в том, что они отнимают работу у мужчин, и на законодательном уровне даже был принят ряд мер, ограничивающих замужних женщин в праве на труд. И те жены, что ходили на работу, и те, что занимались домашним хозяйством, как могли, старались уменьшить количество расходов и размеры своих семей.

 

Контрацепция и аборты в годы депрессии

Хотя федеральные законы Комстока запрещали пересылать по почте информацию и приспособления, необходимые для контрацепции, и около половины штатов имели собственные законы против предохранения от беременности, росло число граждан, которые разделяли взгляды Маргарет Сэнгер. Они требовали легализации противозачаточных средств и открытого доступа к ним для замужних женщин. На протяжении депрессивных 1930‐х годов сторонники контроля рождаемости подчеркивали важность этой меры и необходимость контрацепции, особенно для тех семей, которые не могли обеспечить уже имевшихся детей. Страх того, что они сами не смогут прокормить свое потомство или что забота о бедных многодетных семьях ляжет на государство, подтолкнул многих американцев к тому, чтобы считать контрацепцию приемлемой и необходимой мерой.

Благодаря нескольким судебным победам строгие запреты Комстока на контрацепцию были смягчены. К середине 1930‐х миллионы презервативов производились и продавались в самых различных местах (в аптеках, на заправочных станциях, в парикмахерских) мужчинам всех слоев общества, а другие средства контрацепции, такие как диафрагма, становились все более доступны как бедным женщинам, так и представительницам среднего класса.

Прогресс в использовании контрацептивных практик главным образом произошел благодаря заслугам клиник по контролю рождаемости. Они были устроены по образцу той клиники, что Сэнгер открыла в Нью-Йорке, и открывались теперь по всей стране. В 1930 году насчитывалось пятьдесят пять таких клиник, расположенных в 15 штатах и финансирующихся Американской лигой по контролю за рождаемостью. К 1938 году их количество выросло до пяти сотен. Анализируя исследование Кинси о женском сексуальном поведении в указанный период, Д’Эмилио и Фридман отмечают разницу между контрацептивными практиками двух поколений женщин. Старшее поколение полагалось в основном на презервативы (40 %), затем на диафрагму (31 %), еще меньше – на спринцевание и воздержание. В отличие от них, молодые девушки доверяли в основном диафрагме (61 %), чуть меньшим доверием пользовались презервативы, а спринцевание и воздержание были почти полностью изжиты. Сторонники контроля рождаемости, считавшие диафрагму самой надежной формой контрацепции, имели повод для радости.

К концу 1930‐х годов, вероятно из‐за депрессии, эффективные средства контрацепции стали более популярны во всех слоях общества. Общественное настроение сместилось от безоговорочного осуждения к сомнениям в моральности такого поступка, а впоследствии к его принятию. В 1937 году Американская медицинская ассоциация официально прекратила борьбу с контрацепцией. В 1938 году опрос в Ladies’ Home Journal показал, что 79 % женщин положительно относились к контрацептивам.

Если контрацепция становилась все более популярной идеей в обществе, то проблема абортов по-прежнему замалчивалась, даже несмотря на резкий рост числа абортов во время депрессии. В 1931 году доктор Фред Джей Тоссиг в The American Journal of Obstetrics and Gynecology писал о стабильном росте числа абортов, особенно среди матерей, у которых уже было по три-четыре ребенка. Он называл цифру в 700 000 абортов в год, при 15 000 летальных случаев.

Многие медицинские исследования называли в качестве причины резкого роста абортов экономические трудности, которые испытывали во время депрессии как незамужние, так и замужние женщины. Замужние женщины прибегали к аборту не только в том случае, когда это был уже четвертый или пятый ребенок, но и когда это была первая беременность. Одна женщина-доктор по результатом опроса тысячи женщин, обратившихся в Нью-Йоркскую городскую клинику по контролю рождаемости в период с 1931 по 1932 год, утверждала, что в основном женщины шли на аборт тогда, когда они были кормилицами семьи и не могли позволить себе потерять работу или попросту были неспособны прокормить еще один голодный рот. Число абортов значительно выросло даже среди представительниц белого среднего и высшего классов.

Среди чернокожего населения число абортов в годы депрессии также возросло. В 1932 году хирург-афроамериканец из Кливленда рассказывал, что «среди замужних женщин наблюдался заметный всплеск числа подпольных абортов». Количество абортов среди белых и черных замужних женщин одного достатка примерно было равным. Но белые незамужние женщины прибегали к аборту чаще, чем черные, вероятно потому, что в черной среде внебрачные дети вызывали меньше общественного осуждения.

На протяжении первой половины 1930‐х к врачам и в больницы начало обращаться больше женщин с последствиями неумело сделанных абортов. В 1935 году в Гарлемском госпитале в Нью-Йорке открыли специальную палату для таких случаев, а в 1939 году в госпитале округа Кук в Чикаго наблюдалось более тысячи женщин с осложнениями после аборта. Хотя некоторые врачи были настолько обеспокоены этим обстоятельством, что высказывались за легализацию абортов, общество предпочитало не замечать и не обсуждать эту проблему. Сторонники Сэнгер также не желали поддерживать легализацию абортов, поскольку боялись, что их деятельность начнут ассоциировать с криминальными практиками.

Несмотря на публичный запрет на аборты, находилось немало врачей, которые оказывали такую услугу из денежных соображений или по убеждениям. Историк Лесли Джей Рейган рассказывает о докторе Джозефине Габбер, которая имела свою клинику, где в период с 1932 по 1941 год было сделано 18 000 абортов. Большая часть пациенток – примерно 80 % – были замужем. Это соответствует последним исследованиям, согласно которым подавляющее большинство женщин, сделавших аборт, в период до II Мировой войны состояли в браке. По сохранившейся информации о семидесяти пациентках Рейган делает вывод, что большинство из них были домохозяйками и примерно четверть работала вне дома.

Женщин направлял в нужную клинику другой врач, либо они узнавали имя нужного врача через личные связи – от подруги, парикмахерши, аптекаря или медсестры. Большинство обращалось за помощью на ранних стадиях беременности, что облегчало процедуру и делало ее более безопасной, чем если бы они пришли на втором или третьем месяце. Аборты, которые Габбер проводила в своей клинике, проводились так же, как и любая другая хирургическая процедура. Пациентки получали специальные инструкции, в том числе указание звонить в офис в любое время, если они почувствуют себя плохо, и приглашение на повторный прием либо на следующий же день, либо в ближайшие недели.

В других городах, таких как Нью-Йорк или Балтимор, умелые врачи тоже проводили аборты. Рейган сообщает, что «тысячи женщин обращались за абортом к врачу и производили его в безопасных медицинских условиях, не испытывая впоследствии никаких осложнений».

Но те, у кого не хватало денег, или те, кто не знал, к кому обратиться, были не так удачливы и не могли получить грамотную медицинскую помощь вовремя. Ужасные истории о подпольных операциях, которые проводили шарлатаны, об абортах, которые женщины делали себе сами при помощи острых предметов, например вешалок, о спринцеваниях хлорной известью вышли на свет во время кампании за легализацию абортов в 1970‐е годы. Между второй половиной 1920‐х годов, когда число абортов начало расти, и 1973 годом, когда аборты были декриминализованы, тысячи женщин каждый год обращались за экстренной помощью вследствие нелегально проведенной процедуры.

Перед II Мировой войной сексуальные и контрацептивные практики замужних женщин претерпели ряд серьезных изменений. К 1930‐м годам большинство либерально мыслящих женщин считали само собой разумеющимся то, что они имеют право на сексуальное удовольствие в браке и на регуляцию рождаемости. Эти два вопроса были связаны. В риторике реформистов часто всплывало утверждение, что женщина способна получить наслаждение от секса, только если она может полагаться на средство контрацепции. И, сходным образом, только жена, которая может контролировать число детей, согласуясь с физическими и экономическими нуждами семьи, могла воспитать достойное потомство. В 1942 году возникла Ассоциация планирования семьи, и большинство американцев поверили в то, что контроль рождаемости помогает построить счастливый брак. Хотя аборт еще не был узаконен, женщины, вступавшие в брак, уже имели куда больше возможностей отделять секс от продолжения рода, чем их предшественницы на любом этапе истории.