На Литейном, 4, в накуренном кабинете начальника отдела, шёл разбор операции.

- Ну и что им неймётся, свалились, словно снег на голову. Понятно, что согласовывать и координировать с нами простейшее задержание, уголовный розыск не обязан, да никогда бы и не стал. Но почему совпадение: место, дата, время? Выходит, милицейские знали о встрече, не «Рыбак» же им сказал?

- Разрешите, товарищ полковник, - поднялся давешний капитан, - я в рапорте, без согласования с вами, не стал указывать один нюанс - милицейский чин ясно намекнул, что они проводили операцию, подставляя своего человека. Судя по их реакции и бездействию, скорей всего это обычный негласник для подставы. Они такие вещи практикуют, агент проинструктирован в момент задержания «сделать ноги», в протоколе факт скупки валюты укажут и подтвердят, а продавец окажется неустановленным лицом, скрывшимся с места преступления.

- Теперь понятно. Наш «Рыбак» доложил, их казачок отписался, а дальше место встречи и время изменить нельзя. Ладно, учтём, всё обставьте грамотно в бумагах, ЧП со смертельным исходом бросает на нас тень. Я считаю, что трагический случай, на их совести – работать надо с агентурой, а не заниматься показухой. Тут мне всё понятно, как дела по задержанному офицеру? Подожди-ка, пригласи нашего героя.

Капитан выглянул в коридор и кого-то позвал. В кабинет вслед за ним вошёл Боровко.

- Здравия желаю, товарищ полковник, старший лейтенант Ивашов прибыл по вашему приказанию.

- Ладно, ладно, Гриша, давай без официоза. Тут для тебя новость. Присаживайся. - Офицер КГБ опустился на стул. – А новость, вот какая. Мы тут выяснили – твой покойный валютчик подставной, только проходит по милицейскому ведомству.

- Вот это номер! Надо же, я ничего не почувствовал и оказался под колпаком у Мюллера! – Горько пошутил псевдо Боровко. - Неужели тоже сотрудник под прикрытием? Когда узнал о смерти, сожалел. Жаль парня, толковый, правильный, коль не смог просчитать. Догадался бы раньше, вышел с предложением перевести к нам в штат.

- Нет, без аттестации, простой осведомитель. Кто у кого под колпаком - это ещё как посмотреть. Давай-ка про нашего польского любителя валюты и драгметаллов. Напомни, что ты там писал в донесении про старосту группы.

- Староста группы – капитан Ежи Комаровский организовал нелегальные азартные игры на деньги. Наш фигурант проиграл ему солидную сумму, поскольку расчет производился только в долларах, Лесневский стал искать выходы для приобретения валюты в среде питерских фарцовщиков. У Комаровского свой интерес, уходящий корнями в польскую контрразведку. Что тому надо и зачем такие топорные вербовки, анализировать не берусь.

- Это без тебя узнаем, как только допросят и поработают с Лесневским. Ему деваться некуда, даст согласие на сотрудничество. С этим с фруктом продолжишь контакты в обычных условиях. Пока останешься не засвеченным, а там по результатам раскроешься и станешь его связью. Твоя цель – Комаровский. Тонкости проработайте с Фёдором Николаевичем, - полковник кивнул на капитана, - план мне на стол завтра. Напоминаю, товарищи офицеры, скоро начинается усиление к открытию московской олимпиады, работы предстоит очень много. А сейчас, как насчёт чайку?

Офицеры расслабились, зашевелились. Обычный рабочий день, в обычном кабинете, за толстыми стенами мрачного строения тридцатых годов, шёл своим чередом. Между тем в другом помещении, обшитом дубовыми панелями, уже подполковник ГУВД, чинил свой разбор сотрудникам, ездившим на задержание в парк Сосновка.

- Как ты Иван Иванович своего «Штирлица» инструктировал, отчего нелепая смерть? А «дружеский контакт» с чекистами, вообще нонсенс! Они, что без санкции прокурора ехали? Ну да, что я тут глупости спрашиваю – «конторские» птицы высокого полёта, зачем им в свои секреты посвящать посторонних, задним числом проведут.  Ладно, что-нибудь добавишь?

- Константин Борисович, отход агента обсуждали со старшим группы захвата капитаном Шестаковым, «Штирлиц» был лично на инструктаже. Я виноват, не учёл всего. Когда вмешалась Контора, парень не сумел сориентироваться, дёрнулся, запаниковал. У него был четкий приказ: при захвате сваливать и вот печальный итог.

- Ладно, Ваня, не кори себя. Забери у секретаря копию протокола ДТП  и заключение о смерти. Все документы мне на подпись. Личное дело агента закрываем и в архив. В отчёте отметь храбрость, мужество, ну как-то возвысь подопечного. Выпишем деньги, придумай, как передать матери. Поскольку, задержание взяли себе чекисты, пусть сами разгребают. Монету и доллары нам на днях вернут. Между прочим, мне наверху уже пистон вставили, не очень приятно перед пенсией слушать разнос.

Усольцев освободился через час, спустился в проходную, предъявил удостоверение дежурному и направился к ближайшему телефону-автомату.

- Павел Евгеньевич! Приветствую, Усольцев беспокоит. Я в гости к тебе хочу напроситься, не против?

- Здорово, коли не шутишь! По службе? Или так?

- Или так - покалякать. У тебя есть чем горло промочить?

- Имеется, но пузырек захвати на всякий случай, закусить не бери – холодильник полный. Когда ждать?

- Я с работы, скоро подтянусь.

Явочная квартира находилась неподалёку, на Чайковского. Магазин по пути. Не прошло и пятнадцати минут, как Иван Иванович звонил в знакомую дверь. Пенсионеры были  немногословны: сели за стол и не торопясь, с удовольствием приняли на грудь первые сто грамм. Никто не спешил начинать разговор. Хозяин конспиративной квартиры, почувствовал подавленность приятеля и ждал, когда тот заговорит. Налили по второй, тут Усольцев не выдержал:

- Агент погиб, прямо на задании.

- Бывает, что теперь волосы на себе рвать?

- Не в этом дело. Евгеньевич, ты представляешь банальное задержание, вылилось в большую головную боль для всего отдела. В общем, скажу тебе: подставили мы человека под скупщика валюты, когда задерживали, вдруг нарисовались люди Конторы – у них, оказывается, свой интерес. Мой кинулся бежать, а за ним вдогонку «андроповский сокол», подставной шасть через дорогу и влетел под автобус. Тут всё наперекосяк пошло: ретивый чекист, водитель, не затормозивший на желтом светофоре, разборки, отписки. Шефу напихали звиздюлей, мне, естественно, тоже.

- Судьба такая выходит твоему человечку. Ты, Ваня, закусывай. У нас помню, случай был, это о судьбе значит и превратностях жизни. По суду ждал один душегуб, исполнения приговора. Грехов за ним много, но на что-то надеялся, подал кассацию. Однажды распорядились перевести его в другую камеру, а в эту «хату» видишь ли какого-то особого «пассажира» собирались поместить. Так вот, когда выводной дверь отпирал, решил сиделец, что его исполнять собрались, сделалось ему плохо, рухнул и вырубился – инфаркт. Перевели из особого блока на больничку, пока его там подлечивали пришла бумага из Верховного суда о замене расстрела. Не понадобилось, значит, казённый патрон жечь. Двадцать пять лет в «крытке» не сахар, но лучше чем расстрел. Пришёл в палату прокурорский, зачитал указ, а больной пошевелился и затих. Врачи констатировали смерть – разрыв сердца, вот тебе и судьба: вместо высшей меры – естественная смерть!

- Вот за это надо выпить, Павел Евгеньевич!

- За сэкономленный патрон или естественную смерть?

- За справедливость, Паша, за справедливость, которой так порой не хватает в этой жизни. Чтобы судьба правильно распоряжалась, старики говорят «Божий промысел», а люди что ли ни при чём? Бардак на службе! Нам, кто послевоенное дерьмо разгребал, очень даже заметно. Куда катимся? Ты меня извини, но Щёлоков органы распустил. Зато много сил отдаёт на возню с «Большим Братом». Они там что-то не поделили, на нас все шишки – раскрываемость плохая, взяточничество, пьянство, кумовство, приписки. Тфу! Каков поп – таков приход!

- Вань, так уходи совсем на пенсию, чего тебе денег не хватает? Шестой десяток разменял, дома не сидится? Всё бороться тянет, не отборолся? Я хоть званием и ниже тебя, но пожил за троих и совета плохого не дам.

- Павел Евгеньевич, ну тебя я могу понять – на «луну» лихой народец посылал по разнарядке. Извини, жуть должно быть! А я привык этот народец на взлёте осаживать, чтобы тебе меньше работы было. Вот и борюсь как умею. Хотя, может ты и прав. И ещё – не выходит у меня этот парень из головы. Без отца рос, ко мне тянулся, я чувствовал…

- Я тебя раньше не спрашивал: а свои-то дети есть?

- Нет. По молодости был бурный роман, да не сложилось. Потом женился, поздно – детей не нажили. Три года назад Валентину похоронил – онкология, ну это ты знаешь, кстати, вот ещё один повод не прощаться со службой. А твои наследники?

- У меня тоже не сахар: старшая дочь что-то вызнала про мои дела, рассорились - уехала к мужу в область, не захотела жить с нами. А сын…, - старик задумался, в напряжённом взгляде угадывалась боль. Он опёрся на палку, встал и прошелся по комнате. Подтянул гирьку на ходиках и лишь после этого, вернулся за стол, - а сына убили. Только, только семнадцать стукнуло, мне тогда год до пенсии оставался. Возвращался от друзей, а дальше как обычно: попросили прикурить, потребовали часы и деньги, драка. Нож. Прохожий пытался заступиться, так и его на «приблуду» поймали. Два трупа. Занимался район, твои коллеги сработали грамотно - уже через три дня эти гондоны сидели в ИВС. Рассматривал городской суд: убийце «вышак», остальным двум по десятке на уши. Вызвали в ГУИН, а я в то время был вторым номером на исполнение, в резерве. Объяснили по закону вроде как мне нельзя вершить правосудие от лица Государства, но случай исключительный, разрешаем привести приговор в исполнение, жди приказа, уничтожишь негодяя собственноручно и отомстишь за сына.

- А ты?

- Чего спрашиваешь, при моей профессии, не воспользоваться возможностью и сделать всё по закону, грех отказаться. Посмотрел я в те глаза, не сказал, конечно, ничего и ликвидировал. Не знаю, как на Кавказе, где кровная месть возвышает мужчину, мне легче не стало, тут всё иначе. Вот если бы по воровским законам поставить на "правИло", публично заколоть, тогда может быть и отпустило. Но я не вор, а капитан МВД, всякую мразь уничтожал и не раз, а вот тут что-то надломилось, сломался я Ваня, написал рапорт на увольнение. Уговорили дотянуть до пенсии и в запас. Такая вот история.

Над столом висел табачный дым и усталые лица двух, отягощенных воспоминаниями людей, словно маски вырисовывались сквозь сизые волны. Тишина нарушалась тиканьем ходиком, да шелестом покрышек, проезжающих за окном машин. Вновь звякнули стаканы, после затянувшейся паузы, Усольцев произнёс:

- Сочувствую. А тебе в голову не приходило, что несёшь ответ за свои дела. Перед какими-то высшими силами, ну скажем перед Богом? Хоть мы и атеисты, но такие мысли всё равно приходят в голову, а?

- И думал, и думаю всё время. Да никакая церковь не отпустит мои грехи, ну пострадал бы сам – понятно, зачем терзать через близких, чтобы больнее сделать? Я считал и считаю, что служил государству и обществу, совесть моя чиста, а душа болит, сердце жмёт. Вот и маюсь без сна, решаю, правильно ли поступил, подписав много лет назад рапорт о переводе в спецподразделение. Ай, Паша, ну его на хрен, наливай, сам-то, что будешь делать?

- Агеев, обещал пробить деньги для матери пацана, а мне, как освобождённому сотруднику, под благовидным предлогом передать несчастной женщине. Вот ломаю, голову как бы потактичней это обставить. Есть соображения?

- Не знаю. Наших клиентов хоронили за счет государства, а родственникам справка – "приговор приведён в исполнение". Ну, представься ей, что с работы, мол, друзья собрали. – Павел Евгеньевич хмыкнул своим мыслям и продолжил:

- Понятно, что с работы гражданской, не мог же он с матерью делиться о сотрудничестве, подписка запрещает, да и у самого язык не повернулся бы. Или денежный перевод отправь.

- Нет, надо самому, в глаза матери посмотреть, поддержать, у нее кроме сына никого не было.