На суд Серебряков приходил, когда требовались свидетельские показания. Соболев отрешённо сидел, опустив голову и казалось, что судят кого-то другого. На лице никаких эмоций, взгляд в пол или рассеянный на мать. Нина Георгиевна появилась один раз, бледная с каменным выражением лица и горящим взглядом. Она сдерживалась и это было заметно. В перерыве заседаний Серебряков подошёл к бывшей возлюбленной и попробовал её утешить.

— Не надо, Коля, я всё поняла. Воспитала предателя и террориста. Не лезь ко мне, я разобралась и сделала выводы. Чтобы ты не сказал факты налицо, предатель — мне не сын! Прощай.

Резко повернулась и почти бегом направилась к выходу. Предъявила повестку конвоирам, охранявшим заседание в закрытом режиме. Серебряков вздохнул, что тут скажешь — права мать, ей судить в первую очередь. Во время оглашения приговора, наконец поймал взгляд Соболева. Тот чуть заметно кивнул — не переживай сделаем как обещали. Накануне связался с Москвой. На том конце генерал Арефьев подтвердил договорённости, но пожаловался на ГУИН.

— Не хотят возвращаться к практике ГУЛАГа. Требуют согласования с правительством и закрепления законодательно. Я пытался объяснить пользой для государства, кстати подобное целеполагание не нашло отклика и у Председателя после моей служебной записки. Да это не важно — тут я добьюсь поддержки, важно как будет подано наверху. В конце концов наш отдел может взять на себя этот вопрос, но не телефонный разговор. Давай по текущим делам. Когда думаешь открыть лабораторию и возобновить исследования?

— Сразу после приговора. У Дооса имеется пара кандидатур на место Соболева, проверил личные дела. У меня вопросов нет. Планирую провести беседу в коллективе и правильно осветить инцидент.

— Хорошо. Докладывай, конец связи.

— До свидания, Семён Ильич.

Серебряков повесил трубку. Эта привычка — "конец связи" у генерала ещё с послевоенных лет, когда мобильные группы МГБ укомплектовали трофейными рациями "Телефункен". Полковник закурил, нахлынули воспоминания о славном прошлом. Как после библиотечного техникума попал по набору на милицейские курсы. Как начинал лейтенантом госбезопасности и гордился новенькой формой: закрытым однобортным френчом с малиновыми петлицами и "шпалой", синими брюками заправленными в сапоги. Правда форма надевалась не часто, работали, главным образом, по гражданке. В начале войны попал в стрелковую дивизию, был ранен. В 43-м году командовал одним из подразделений только что сформированной 70-й армии войск НКВД, а в апреле переведён управление контрразведки "Смерш". Тогда же, на недавно введённых погонах, у Серебрякова появилась третья звёздочка старшего лейтенанта. Возглавлял отдельную бригаду Степного фронта капитан Арефьев. После войны учёба и возращение в о время. Отдельные эпизоды службы роились и складывались в пёструю картину бесконечных арестов и допросов. По долгу службы, Серебряков часто нарушал инструкцию и выезжал со своими операми на задержания. В 1957 году одним из первых награждён знаком "Почётный сотрудник госбезопасности". Он так и висит на парадном кителе на правой стороне. Давно это было.

Николай Трофимович вызвал заместителя и предупредил:

— Сережа, я домой. Чувствую себя неважно.

Серебряков в свои пятьдесят шесть на здоровье не жаловался. Говорят, что у человека в экстремальных ситуациях укрепляется иммунитет. Экстремальными условиями часто называются война и тюремный срок. Но то на словах, Серебряков не раз хоронил соратников моложе его, а причиной служило как раз подорванное здоровье на фронте и ранения, оставленные не только войной, но полученные в операциях по задержанию преступников всех мастей и окрасов. Стреляет и машет ножом не только падаль отечественного разлива — свихнувшиеся граждане, уголовники, бывшие пособники немцев, но и хладнокровные агенты спецслужб. Принцип тут предельно прост: или ты его остановишь любым способом, либо тебя в ждёт больница или похороны под залп воинского эскорта. Такая горькая составляющая силовиков. Полковник от общих рассуждений вернулся к болезненной теме осуждённого Соболева. А вот состоялся бы взрыв лаборатории, пускай ночью, но могли же быть пострадавшие: охрана, уборщица, задержавшиеся сверхурочно сотрудники. И что же, Витя не мог этого предусмотреть. Не иначе кто-то невидимый управлял действиями старлея со стороны, лишив того здравого ума и элементарного расчёта.

После попытки диверсии и последующих событий всё пошло не так. Словно вынули стержень на котором держался непоколебимый авторитет полковника Серебрякова. Всё посыпалось, пропала уверенность в доверии московского начальства. Никто не хотел верить в помутнение рассудка исполнителя, все искали тайные нити заговора, работу зарубежных спецслужб и как следствие, подрыв веры в правильность целей и задач ОЛИБ. Нужность привлечения советской науки на призрачные цели, не подкреплённые внятной концепцией. Если копнуть глубже и в этом Серебряков не хотел признаться, много в СССР шло не так как задумывалось. На то масса причин, неожиданно получивших разъяснения в ходе знакомств с материалами попаданцев. Аналитические записки для Политбюро готовились в Москве на основе протоколов, собранных Серебряковым и коллегами на Лубянке. Раньше полковник не задумывался о причинах привёдших к распаду страны, иногда спорил с более чувствительным к внутренней и внешней политике Соболевым. А вот после трагедии с бывшим сотрудником, почему-то стал прислушиваться к моральному камертону логики и здравого смысла. Выделять важное и сущностное сегодняшнего дня.

Дома, по привычке поздоровался с портретом жены — любимая Анна Трофимовна умерла два года назад от рака груди. В ушах всё ещё звучит весёлая перекличка из комнаты на кухню.

— Трофимыч иди сюда.

— Иду Трофимовна.

Дочь после школы, поступила на юрфак университета, недавно вышла замуж и переехала к мужу. Серебряков остался один. Надсадная боль от потери жены и отдаления единственного ребёнка, восполнялась работой и спрятанными глубоко внутри родительскими чувствами к Соболеву. Николай Трофимович стал чаще вспоминать маму подопечного. Выстраивал гипотетическую ситуацию сближения с бывшей возлюбленной, он осознавал, что два сильных характера никогда не смогут сосуществовать рядом. Целеустремлённость и преданность идеалам коммунизма, подтолкнули непримиримое отторжение в сердце матери после суда над сыном. А каково было, если бы Серебряков и Нина Георгиевна сблизились? Нет, Нина умирать будет с именем Ленина на устах. Время не просто упущено, оно невозвратимо ушло. "Так уж и ушло?" — резануло в могу, — А как же Петрушевский и Чистяков, так играючи меняя точки возврата, создают новые реальности? В который раз ругал двоих авантюристов, затеявших эту игру, а главное убедившие его предотвратить служебное преступление. Покоился бы с миром безвременно ушедший сотрудник, а так…

Мысли прервал звонок телефона. Звонил Арефьев, что было неожиданно после утреннего разговора. Когда-то они виделись чаще, дружили семьями, но после учёбы в академии, Арефьев переехал в Москву и общение огранивалось редкими посиделками на генеральской квартире и раз год отмечался в гостях у Серебряковых. А после смерти Аннушки и вовсе не появлялся, достаточно ежемесячных встреч с Серебряковым приезжавшим на доклады в Москву.

— Привет ещё раз. Что-нибудь случилось?

— Случилось, Коля. Меня "уходят", в лучшем случае проводят на пенсию, в худшем догадайся сам.

— Соболев?

— Да! Сам понимаешь я буду не единственным, — Серебряков молчал, — осмотрись там у себя. Ты понял?

— Понял, я всегда тебя понимал, Ильич.

— До связи!

Вот и началось, интересно отчего начали чистить сверху? Кто следующий и почему не меня? Серебряков прикидывал свои превентивные меры, ясно сознавая, что подставил генерала по крупному. Арефьева приказом коллегии отчислили через неделю. Формулировка злая и для ближнего круга понятная: в связи с утратой доверия. Через два дня Арефьев заявился в квартиру к полковнику собственной персоной.

— Непривычно видеть тебя в гражданской одежде, Семён Ильич, — улыбнувшись заметил хозяин.

— Привыкай, Коля. Вот держи.

Семён Ильич вытащил из объёмистого портфеля коньяк и продуктовые деликатесы. Расставляя закуску, кивнув на банку красной икры и консервы тресковой печени, заметил:

— Последний раз отоварился в распределителе, нынче вышвырнули в народное хозяйство, так что теперь своими ножками в гастроном. Лиза злая, ругается, привыкла хорошо жить. Ну да ладно, со мной всё ясно. Начато внутреннее расследование, я приехал обсудить с тобой наши дела и твоё поведение ближайшем будущем.

Серебряков и его гость расселись за столом. Неуклюже нарезанные овощи, куски балыка, колбаса твёрдого копчения "Московская" и прочие вкусности, требовали дегустации. После первых возлияний, мужчины перешли к серьёзному разговору. Генерал молча повёл вокруг руками и приложил к уху, затем вопросительно поглядел на товарища.

— Прослушки нет, я проверял. А что, так серьёзно?

Генерал с полным ртом что-то промычал и пережевав зло ответил:

— А что у нас несерьёзно, Коля? Всё началось с твоего засранца, Соболева. Но как выяснилось, это всего лишь повод. Наша деятельность и отвлечение средств на разработку машины времени, кое кому, там в МВД сильно не нравится. Сам знаешь какие отношения у Щелокова с заклятым другом Юрой. А тут мы со своими справками, аналитикой, рекомендациями. Вспомни, что начнётся после прихода нового генсека. Но это случится только через одиннадцать лет и тут разночтений не усматривается. Все попаданцы дружно твердят, что Андропов начал чистку рядов в 83-м, затем Черненко, Горбачёв и развал страны. Мать их ёб! Ты понимаешь, что информация от Председателя, может просачиваться в МВД и другие эшелоны власти. Если у нас где-то протекает, значит ложится на стол Щёлокова. Там в будущем накопают вагон компромата, а если это известно Николаю Анисимовичу, спроси себя: ему это надо? Тогда его припёрли к стенке и он пустил себе пулю в лоб, а перед этим ушла в лучший мир жена. Понимаешь какую бомбу мы держим в нашем архиве?

Серебряков замялся, ему почему-то такой расклад не приходил в голову. Семён прав, а если продолжить историю о развале Союза, ГКЧП, ельцинский бардак. Попаданцы описывали все это по разному, сквозь своё видение политической картины в стране. Но обработанные данные, условно можно считать достоверными, ну не бывает в жизни подобных совпадений от нескольких десятков людей попавших в это время из двадцать первого века. Никому не придёт в голову фантазировать и мазать будущее на свой лад чёрной краской.

— Значит мы с тобой носители опасной информации. А с такими людьми церемонится не станут! Порадовал Семён Ильич и пока мы с тобой живы, требуется сохранить архивы или сделать копии. А единственная защита только в лице Председателя. Думаешь он понимает ситуацию?

— Да, мы с тобой живы, слава богу. Мне дали по рукам в первую очередь. Ты следующий. Пока отделом заправляет мой заместитель, он человек Андропова и нас будет прикрывать. А дальше я ни за что не ручаюсь. Давай выпьем, Витя.