1. Жизнь по воле обстоятельств

Фантастика! Невероятная мистификация! Пишу по порядку. Электрический разряд: свечение, лечу в никуда. Затем толчки, тренькающие звуки движущегося трамвая, голоса пассажиров. И вот сижу на деревянной скамейке. Первый взгляд в окно — какого ляда?! Еду вдоль Марсова поля в Питере, напротив Летний сад. Как сюда занесло? Почему я одет в школьную форму, да и чувствую себя неестественно. Попутно осознаю, что моя комплекция и одежда претерпели значительные изменения. Ясно помню, как полез в сарай проверить электрику, получил разряд и вырубился. Мгновение назад, пребывал в 2016 году, а сейчас тогда какой? Рванул к выходу по мотающемуся из стороны в сторону вагону. Мне страшно, блин! Хочется побыть одному и разобраться в этой бредовой ситуации. Дорогу преградила энергичная дама с синей повязкой на рукаве. Господи, а это чудо откуда?

— Гражданин, ваш билетик!

Я заметил, что вагон оборудован кассами. Подобные изделия, рассчитанные на сознательных граждан, появились в конце шестидесятых. Деревянные скамейки и складывающиеся двери. Господи, да это же "американка", вспомнил колесящие по городу шикарные составы конца шестидесятых.

— Билет будем предъявлять? Нет билета, платим штраф тридцать копеек! Как не стыдно юноша!

— Сейчас, женщина. Не надо повышать голос, только найду деньги.

Проверяющая, после нестандартного ответа, с ненавистью уставилась на меня. Я был дезориентирован, мысли путались. Вот зараза, всё не так, но сперва надо отвязаться от назойливого инспектора. Пошарил по карманам и, надо же, обнаружил кошелёк с мелочью и мятым бумажным рублём образца 1961 года. Это меня доконало. Сунул деньги назойливой контролёрше и рванул к выходу. Как раз успел выскочить на углу Лебяжьей канавки и Мойки. Пока не "выветрился" адреналин, энергично рванул в сторону Летнего сада. Ступил на усыпанную мелким гравием дорожку и тут из меня словно выпустили воздух, теперь уже плетусь дико озираясь по сторонам.

В последний раз посещал в парковый ансамбль вместе с внучкой после реконструкции летом 2012 года. Заходил сюда и не раз и раньше — место подзабытое, но привычное. Я нашёл скамейку и рухнул на деревянные перекладины. Часы на левой руке показывали девять двадцать. Мгновенно вспомнил часики "Юность", что подарили бабушка с дедом на шестнадцатилетие, а где же мой хронометр "Омега Де Виль" из двадцать первого века? Пора осмотреть сумку, перебрал учебники, тетради и всякий школьный хлам в виде тригонометрической линейки, карандашей, ручек и т. д. Надпись на обложке тетради гласила: "Для классных и домашних заданий по литературе ученика 10 "А" класса 190 школы". Раскрыл жиденькие листочки, но смысл корявых предложений ускользал. Выходит, я непостижимым образом перенёсся во времена школьной юности, а в выпускной десятый класс приходится на 1968 год! В голове два вопроса: КАК, ПОЧЕМУ?

Ещё удивительней, что вернуло в прошлое, сохранив при этом багаж знаний накопленных за предыдущую жизнь вплоть до аварии на подстанции. Я всё помнил: школу, училище, армию, женитьбу, свой рабочий стаж, лихие девяностые, пенсию. Осмотрелся. По воспоминаниям, между старым Ленинградом и Санкт-Петербургом разницы не нахожу: историческая часть в будущем не менялась, зато сейчас, в 1968, машин гораздо меньше и люди одеты иначе — какие там, нафиг, джинсы и кроссовки. Да, ещё флаги красные серпом и молотом, и атмосфера другая, и я другой. Во дела-то! Как с этим жить, как вернуться к жене, сыну, в родной и привычный уклад жизни образца 2016 года?

Итак, если я в прошлом, то жива мать, бабушка, дед, дядя и тётя. Те, кого неумолимое время унесло в мир иной. Родня, которой я люб и дорог сегодняшним семнадцатилетним пацаном, никак не примет фантастических объяснений. Выходит, в этой эволюции, для всех окружающих я обязан подстраиваться и вести себя ничем не выделяясь. Чушь какая-то! В голове роилась разрозненная информация о четвёртом измерении, временных туннелях и кротовых норах из телепередач канала "Дискавери" с Норманом Фрименом. Вспомнился американец Брэдбери с фантастическим рассказом "И грянул гром". И что, с того, как это поможет? Из глубины воспалённого мозга выскочило "Делай что должен и будь что будет", кажется Толстой или Аврелий, а это мне зачем?

Поднялся и побрёл в сторону бывшей школы. Ведь трамвайный маршрут номер два подвозил когда-то по опостылевшему маршруту: остановка, пять минут вдоль Фонтанки и школа. По пути на глаза попались бойко судачившие о чём-то милые питерские старушки-говорушки. Я решился. Несмело подошёл и промямлил, прислушиваясь к новому (а может старому) подростковому тембру голоса:

— Здравствуйте. Простите, пожалуйста, где поблизости ларёк Союзпечати?

Женщины воззрились на меня, но ничего подозрительного не нашли. Перед ними стоял я — обыкновенный молодой человек в школьной форме с сумкой через плечо. Вспомнил, что модная сумка по чьей-то глупости выпускалась белой, вот и перекрасил её чёрной нитроэмалью. Спустя какое-то время краска стала отслаиваться и белизна предательски выдала хитрую манипуляцию с цветом.

— Молодой человек, ларёк недалеко, на Белинского по нечётной стороне.

— Спасибо, милые дамы.

Дамы удивлённо переглянулись, мог бы не хохмить, но выпендрёж частично сбивал уровень адреналина. Энергично двинулся в указанном направлении. Спросить прямо, какое сегодня число и месяц я не решился, проще купить газету и прочитать. Старушкам, наверняка помнящим царя-батюшку, невдомёк с кем только что говорили. Улицу Белинского помню отлично, там в подвальчике функционировала славная пирожковая, а вот где стоял киоск в памяти стёрлось. Купил "Смену" и "Ленинградскую правду" — хватило пяти копеек. Из газет узнал дату, в которую неведомые силы вернули после электрического разряда. Сегодня 3 апреля 1968 года, среда, стало быть отсчёт начался заново. Теперь пора навестить родную школу. Пешочком, до двадцать второго дома на Фонтанке, не больше пяти минут. Но тормознулся у здания городского суда, что в ста метрах от моего учебного заведения. Подъехал автозак, из машины конвой вывел помятого зека. Почему-то в здание не заходили, а топтались у входа и охранники поторапливали любопытных или заинтересованных граждан. Тут-то мужичонка лет сорока обратился ко мне:

— Пацанчик, куревом не богат?

Чисто машинально ответил на ходу, как делал раньше в подобных ситуациях:

— Извините, курить бросил десять лет назад!

Менты и арестант удивлённо уставились. Несколько минут назад поймал подобный взгляд от старушек в Летнем саду. Придётся следить за речью, не ровен час, попадусь на свою беду в когти всевластного КГБ.

В школьном гардеробе столкнулся с белобрысым пацаном похожего возраста. О, знакомое лицо!

— Петруха, привет, где болтаешься? Тебя Белка отметила как отсутствующего, сегодня же подготовительный к экзаменам по русскому, забыл что ли?

Петрухой не называли лет тридцать. Раньше кликали пацаны во дворе, потом одноклассники, сослуживцы в армии, а в мрачный период биографии — сидельцы на зоне. Память услужливо выдала: Белка, классный руководитель Бэлла Григорьевна Левина, она же англичанка, в том смысле, что преподаватель английского языка. Школьник напротив — Стасик Егоров. Спасибо здоровью и иммунитету, что спустя сорок восемь лет альцгеймер ещё не потревожил. То, что стал относиться к ситуации с юморком, приписываю защитной реакции организма. Писать хочется подробно и много. В подкорке мелькнуло глупое название — "биография два". Надо как-то выкручиваться и встраиваться в школьное расписание, а заодно решать дальнейшую судьбу. Открыл рот и бодро ответил однокласснику:

— Приболел слегка. Дома на занятия не хотели пускать. Стасик, — сам внутренне напрягся, а вдруг парня зовут иначе, — а чего было на уроке?

Стасик на имя реагировал адекватно, значит пока всё идёт правильно. Ответить не успел, забытой трелью прорезался звонок. Одноклассник рванул на второй этаж, куда уж теперь деться, за ним. Вбегаем в класс, выхватываю свежим взглядом пёструю ватагу соучеников. Вот машет рукой Димка Сайко. Ага, ведь это старинный школьный приятель по кличке Пыжик. Плюхаюсь рядышком. Запамятовал, с кем я сидел в то время за одной партой, возможно с этим очкариком. Сердце молотит! Страшно от новых ощущений а, главное — отсутствия алгоритма поступков, иначе запрограммированных навыков поведения в подобной ситуации.

Вошёл преподаватель, класс встал. Забыть такую личность я не мог, уж больно напоминал диктора Левитана, причём не голосом, а характерной внешностью: круглые очки, мясистые губы, чёрные волосы, зачёсанные назад, обязательный галстук и белая рубашка. Ярко высветилось в голове — Юрий Соломонович Забинков! Я смотрел на него во все глаза, а как же: преподаватель русского и литературы, эрудированная и грамотная личность из прежней жизни. Сейчас, учитель ближе и понятней нежели пёстрая кучка одноклассников. Петрушевский из будущего в биологической оболочке семнадцатилетнего подростка прошлого, с интересом уставился на учителя. Волнение отошло на второй план, стало увлекательно и что дальше? Забинков угадал мои мысли:

— А, Петрушевский появился! Уже всё знаете, молодой человек? Первый урок можно пропускать? Ну что же, проверим вашу подготовку по теме занятий. Милости прошу к доске, не стесняйтесь…

Так увлёкся, что хочу сказать пару слов для тех, кто в один чудесный день прочитает эти записки. Господину Петрушевскому высшими силами, предоставлен шанс прожить заново. Ладно хоть не с младенческой соски, а молодым человеком образца 1968 года. До того как подняться в квартиру, где жил в прошлое время под присмотром и опекой бабушки с дедом (о той незабываемой встрече позже), забежал в канцелярский магазин и купил толстую тетрадь за сорок четыре копейки, а в придачу новомодную шариковую ручку. После автобиографии, судьба выдала шанс зафиксировать условную вторую. Теперь в хронологическом порядке записываю главные вехи этой "новой" прошлой жизни. Пусть первая эмоциональная, но взвешенная и подробная запись будет вместо предисловия. Я помню прошлое, знаю цепочку последующих событий, но не дано знать, как получится здравствовать в этом мире. Оттого спешу подробно выкладывать события, линию поведения и мнение на бумаге. Где же любимый ноутбук Lenovo? Как не хватает привычного ворда! Сегодня настольный компьютер из будущего заменяет пухлая зелёная тетрадь — "дорогой дневник".

 

2. Встреча

Итак, урок литературы. Окинув класс усталым взглядом, Соломоныч зафиксировался на нашей парте, ага, что-то почувствовал, подметил неуловимые изменения во мне:

— Петрушевский, милости прошу к доске, не стесняйтесь, берите мел, записываем тему урока. Смелей, Петрушевский, смелей. Открываем тетради и пишем "Омут светского общества", план. Далее, "Светское общество в романе "Евгений Онегин". А, что смешного?

Слышу ропот за спиной и стал перечитывать собственные каракули — "Омут советского общества"! Повернулся к аудитории, милые подзабытые лица одноклассников ожили, девчонки хихикали, парни зашептались. Забинков попытается погасить интерес аудитории:

— Ребята, успокоились. Петрушевский, исправляйте текст и будьте внимательны. Кстати, как называется подобный ляп?

Я напряг память и выдал по памяти:

— Это незначительная описка входит в термин парапраксис, а в устной речи — оговорка по Фрейду…, — я оборвал себя, увидев, как удивление преподавателя сменяется интересом и закончил, — где-то так, друзья мои!

— Занятно, читали Фрейда? И что же это означает, уважаемый Дмитрий?

— Незначительное и бессмысленное ошибочное действие, как плод реализации бессознательных желаний. Является компромиссным образованием, создаваемым соответствующим сознательным намерением и частичным одновременным осуществлением бессознательного желания.

У Юрия Соломоновича вытянулось лицо, а в классе воцарилась полная тишина. Челюсти конечно "не отвалились", но подобного никто не ожидал. Краем глаза отметил, прелестное личико Вероники Лазовской с вопросительной миной, каменное выражение Юры Сноба (фамилия, соответствующая внутреннему содержанию) и недоуменные физиономии остальных. На хрена я так? Встрепенулся и автоматически отчеканил то, что хорошо знал и помнил:

— В романе "Евгений Онегин" важнейшую роль играет русское дворянство и столичное светское общество. Читатель встречает множество эпизодов и подробностей из жизни высшего общества. Пушкин описывает балы и званые ужины, столичные театры, одежду, манеры и привычки знатных жителей Москвы и Петербурга. Автор довольно иронично и шутливо говорит о высшем обществе и дворянах в целом. Он тонко высмеивает глупость и пустоту скучающих аристократов. Например: "…Однообразная семья, все жадной скуки сыновья…"

Преподавателя отпустило, Соломоныч расцвёл:

— Молодец! Садитесь, Петрушевский, потом с вами побеседуем о фрейдизме. А к доске пойдёт…

Я уже не слушаю Соломоныча, делаю вид, что записываю за учителем, мысленно полемизирую с собой. На хрена выдрючиваться? Зачем, а если на современный лад лексики двадцать первого века — понты кидать? Моё дело маленькое: сидеть тихо, как мышь и впитывать, анализировать, подстраиваться под окружающую среду. В памяти многое стёрлось, нужно восстанавливать заново, что там будет впереди? Из задумчивости выдернул школьный звонок.

В тот памятный день, еле дотянул до конца занятий. Одноклассники косились на меня и не приставали с расспросами. Видно, я действительно выглядел странновато. В памяти без особых усилий восстановился маршрут к дому до Нейшлотского переулка: сесть на трамвай № 2 и доехать до первой остановки после Гренадёрского моста, а дальше направо пешочком. Естественно, оплатил проезд, а пока ехал, в дёргающемся на стыках рельсов общественном транспорте, чуть не свернул шею, вглядываясь на любимый город полувековой давности. Историческая часть прежняя, да что с ней станется: с Кировского моста те же потрясные виды на Неву, Эрмитаж, Петропаловку, уже отстроенную первую очередь гостиницы Ленинград, телебашню.

Нахлынули воспоминания, как с приятелем проник, на территорию пустыря у Ботанического сада. В тогда, 1962 году, возводилась телевизионная башня для нового телецентра и считалось самое высокое сооружение в Европе на то время. С корешом Володькой вскарабкались по лестнице до "стакана" на двухсотметровой высоте. Дальше подыматься, по железной технической лестнице не решились, больно страшно. И никто не задержал — проспала охрана малолетних нарушителей. Не заметил как доехал до проспекта Карла Маркса. Оговорюсь и отмечу, что названия буду вписывать советской эпохи, а то запутаюсь. О канцелярском магазине и покупке общей тетради уже писал и вот передо мной бесценный дневник зелёного цвета для "ретро мемуаров".

Дедушки дома не было, ушёл в садик имени Карла Маркса играть в шахматы с ветеранам. Дед у меня боевой: в Гражданскую шашкой махал на стороне красных, затем прошёл Финскую компанию без обморожений и к счастью сумел выжить в Великой отечественной. Помню как любил пацаном залезать в платяной шкаф и доставать тяжёлый от медалей и орденов капитанский китель. А когда дед надевал его 9 мая, было чем гордится перед сверстниками. Мама в экспедиции, на съёмках: она актриса, правда, второго плана. Главные роли так и не достались. Папа, как иногда случается, потерялся в этой жизни. Видел отца один раз после попытки восстановить семью. Хоть я и маленький, но запомнил пьяного мужика и громкие разборки при очередной попытке мамы склеить семью. Всё, эта тема закрыта, но добавлю, что в будущей жизни не бросал семью, как бы тяжело не складывались отношения. Печальный детский опыт во всяком случае, научил меня к подобным вопросам относиться взвешенно.

А встретила меня бабуля и накормила "обновлённого" внука вкусным обедом. С затаённым страхом и трепетным чувством всматривался в родные черты и впитывал её голос. Это было так необычно, заново восстанавливать привычки прошлого, рассматривать седые волосы, испачканный фартук, любоваться уверенными движения. Бабушка скончается в 1982 году от инсульта, вызванного смертью в автокатастрофе моего дяди. Ещё раньше умрёт дедушка — инфаркт, а мама дождётся внука, но сгорит от рака в семьдесят седьмом и станет первой в этой скорбной цепочке событий. Как с подобными знаниями жить в этой реальности?

— Дима, не забыл? Тебе завтра на тренировку! Сам просил напомнить.

Ну конечно, ведь я третий год занимаюсь боксом в "Динамо". На тренировки ездил три раза в неделю. Помню, как тренер сдвинул занятия из-за удвоенной нагрузки на помещение. А дело в том, что на спортивной базе общества "Труд", зал залило водой и пришлось срочно делать ремонт. Тамошние борцы временно перебрались на нашу площадку, оттого и уплотнили занятия. Самбисты теперь тренируются перед боксёрами. Сегодня произошла памятная встреча. После обеда, переложил в сумку спортивные причиндалы, трамваем на Васильевский к ДК имени Кирова. В раздевалке перемешались поклонники самбо и наши ребята из секции. На входе столкнулся с парнем моего возраста, русым, подтянутым, не сказать крепышом. И обалдел — мимо, обдав запахом пота, проскользнул Путин!

— Подожди, парень, тебя не Володей звать? — Спросил первое, что пришло на ум.

— Да, Володя, а мы разве знакомы?

— Путин?

— Путин. Что хотел-то?

Пришлось выкручиваться и сочинять на ходу:

— Да на тренировках пересекались, три года назад в самбо к Рахлину поступал. Потом ты пришёл, не помнишь.

— Нет, не помню.

Конечно будущий президент не мог меня знать или видеть раньше. В двадцать первом веке многие читали биографию президента. Я не исключение и, естественно, знал о пристрастии Путина к самбо, а позже к дзюдо. Экспромт при встрече получился удачным, даже фамилию первого тренера вспомнил. Как пройти мимо и упустить шанс пообщаться с будущим лидером нации? Парадокс заключался в том, что я знал будущее, он — нет! Перекинулись ещё несколькими словами и я рванул в спортзал — время поджимало. Началась разминка, руки может и помнили прежние тренировки, а голова — нет. Больше думал о неожиданной встрече и какую пользу извлечь на будущее. В итоге накидали чувствительных "плюшек", реакция "взрослого" юноши, подвела. "Обидно, понимашь" и подумал, фиг с ним со спортом, в этой ситуации гораздо более ценные навыки для выживания — опыт и знания.

Вечером после ужина смотрел чёрно-белые новости. Я помнил этот фанерованный ящик "Авангард", гордо именуемый телевизионным приёмником. Дед приобрёл телевизор на заводе Козицкого по ветеранской квоте. Мне, сопляку, тогда исполнилось пять лет. Чудо-ящик приходили смотреть соседи по лестничной площадке. Народ в то время ещё нищий, сплочённый и дружный после войны. Кровать завешивали одеялом и я засыпал под звуки неведомой телевизионной жизни. Глядя на архаику пятидесятых, вспоминал светодиодный экран LG с размером экрана 124 сантиметра по диагонали, оставленный в будущем на втором этаже загородного дома. Я не раз видел в отличном цвете и высоком качестве разрешения лицо человека, с которым столкнулся сегодня перед тренировкой. К следующему разу, желательно придумать способ познакомиться поближе или как там у них, разведчиков, войти в доверие к объекту. Дорогой дневник и потомки, уверенно заявляю, что впечатления от новой жизни тёплые: советские люди как никак. Еда вкусная, родные во мне души не чают, окружающая жизнь привычная, быт забавный. Весело, кабы не так грустно!

От чего-то вспомнились гаражные посиделки из далёкого будущего. Мы со сторожем выпиваем в канул президентских выборов 2012 года. Александр Иваныч жизнь отдал Советской Армии, дослужился до полковника и благополучно выдавлен на покой в преддверии приказа о переводе на генеральскую должность. Стеснённый пенсионным возрастом, обидой на министерство обороны и никчёмностью стоящих задач гражданского бытия, полковник скрашивал рабочую смену за разговорами с хорошими людьми и малым возлиянием.

— За кого пойдёшь голосовать?

— За Путина, конечно. За кого же ещё? Глеб доставай огурчики. Хлеб порезать?

— Не, Александр Иванович, мне удобней отламывать. Я вот пока не решил за кого отдать свой бесценный голос.

Хлеб у Александра Ивановича домашний, вкусный. Великая вещь домашняя хлебопечка, вот только не для ленивых — хлопот много.

— За будущее, товарищ полковник!

— За будущее, товарищ сержант!

Как ты там, Александр Иванович, на своём важном посту? Горячий привет из 68-года от Димки-попаданца.

 

3. Адаптация

Прошло две недели. На носу выпускные экзамены. Всю жизнь боялся этих дурацких, на мой взгляд, проверочных испытаний на знание предмета. Я, в силу лени, отсутствия собранности — поклонник ЕГЭ. Но когда ещё его изобретут к радости подобных мне расхлябанных и безыдейных подростков. Под вопросом, в первую очередь, геометрия, математика, за гуманитарные и общественные волновался меньше — всё-таки целая жизнь за плечами, а знал об этом только один человек и понятно кто, ха-ха. Не стоит описывать всю рутину событий мая-июня 1968 года, буду вычленять только узловые и наиболее интересные моменты. Ведь дневник, рано или поздно попадёт к массовому читателю, может будет опубликован и станет бестселлером. Например, "Записки будущего прошлого" — каково! Моя любимая британская рок-группа The Moody Blues уже год как сочинила свой эпохальный альбом Days Of Future Passed, название перекликается с условным названием дневника, оттого и вспомнилось. Это так, для знатоков. Сейчас несколько слов о моём хобби — вот тема близкая мне всю жизнь.

Прекрасно помню, как в конце прошлого года здорово увлёкся не только зарубежными записями, но и носителями западной рок-музыки. Одноклассник Сашка Политковский привадил. У него дома классный маг (магнитофон) и записи британских и американских рок-групп. Меня зацепило и я повёлся. К моменту" возвращения", у меня дома, в нарождающейся коллекции, имелось несколько синглов, а часть стены увешана фотками и плакатами волосатиков из-за кордона. Бабушка ворчала, дед не реагировал: "Перебесится и пройдёт". А маме даже стало интересно, куда заведёт подростковая вольность и когда потребуется родительское вмешательство. Проигрыватель" Юбилейный" без дела не стоял. Кроме того, в семье уже имелась огромная кипа пластинок советской эстрады, народных песен, знаменитых исполнителей вроде Козловского, классики, записей из цикла "Театр у микрофона" и прочего, вплоть до трофейного винила, что дед прихватил с последней войны.

Так вот экзамены. В первой жизни, помнится, на замечание, сделанное классной дамой о моём безобразном отношение к учёбе, я здорово психанул и резко ответил Белке: "Могу обойтись и без школы! Образование получить никогда не поздно, а учиться в классе, где тебя прессуют мне скучно и противно". Отношения и так складывались неважные, а после демарша, Белка меня возненавидела по взрослому. Это сейчас воспринимаю свой бзик, как гримасу переходного возраста, игру гормонов. Но тогда я написал заявление в середине мая и ушёл из школы со справкой.

Вот почему в школе, следуя заповеди не менять узловые точки в течении биографии, я тупо продублировал свой бездумный протест. И, как тогда, удивлённые лица одноклассников, Сноб вертел пальцем у виска — чего с дурака взять? Ладно, красавчик, я найду способ поставить тебя на место. Далее разговор на повышенных тонах с родными. Помню, дед и бабушка уговаривали остаться, мотивируя, абсурдность поступка потерянными двумя годами учёбы и лишения себя возможности продолжить образование. Я отчаянно отбивался. Бабушка смирилась быстро, лишь переживая за реакцию матери по возвращению со съёмок. Дед давил:

— Дима, чего взбрендил, никому не охота зубрить, но ведь надо. Как же без аттестата?

— Дед, ты ничего не понимаешь, закончу вечернюю школу, а пока поработаю на заводе, душа лежит к токарному станку. Затем в путягу (ПТУ) поступлю, там параллельно можно сдать экзамены и получить аттестат о среднем образовании. Армия не за горами, а после службы и в институт или в техникум. Ведь ты же хочешь, чтобы я стал защитником родины, её надеждой и опорой?

Деда мои аргументы смутили, он махнул рукой — делай что хочешь! Но было видно, мои слова про срочную службу ему по душе. В итоге справка, а позже, следуя "историческому сценарию", должен устроиться на завод. Но это впереди, сейчас же описываю в хронологическом порядке, что произошло.

С новым знакомым, Владимиром Путиным, пересекались на тренировках и не то, чтобы подружились, но отношения складывались как у большинства сверстников, связанных общими интересами, в нашем случае спортом. Своё внимание старался открыто не проявлять, для себя не мог точно сформулировать, зачем набиваться в друзья к будущему президенту. Скорей любопытство. Психология обывателя двадцать первого века подсказывала: а вдруг пригодиться когда-нибудь, хуже не станет. С другой стороны, откуда мне знать состоится ли это "когда-нибудь" и чего сейчас мыслить глобально, спустя лишь месяц с небольшим в прошлом. В моём особом положении знаю, в общих чертах, прошлое и будущее, но что станется в следующую минуту, предугадать не могу. Не ровен час "сдует" в будущее или ещё куда? Моя психика подобной дилеммы не тянет, вот и живу "нынешним прошлым", если можно так выразиться.

Пригласил Путина на школьный вечер в преддверии майских праздников, ведь я выступал в школьном ВИА, по нынешнему в самопальной рок-группе. Это ещё одна часть биографии: играл на ударных и пел в меру способностей. Интерес к западной рок-культуре помогал и мешал одновременно. Исполнение на иностранном не приветствовалось, куда лучше шёл репертуар из совковых любовно-патриотических шлягеров, а хиты британских и американских рокеров практически отсутствовали из-за отсутствия материала и знания языков. Эту проблему я собирался исправить, поскольку языком владел, многие тексты знал, партии инструментов предполагал возложить на музыкального руководителя Олега Голубева. Что касается первоисточников, рассчитывал на оригиналы Сашки Политковского.

Хочется подробно описать нашу последнюю беседу с учителем русского и литературы Забинковым. На уроках я придуривался, но у это плохо получалось, прорывались взрослые мысли. После первого памятного контакта в день "приземления" из будущего, преподаватель поглядывал на меня, часто вызывал к доске и с интересом слушал развёрнутые ответы по заданным, а порой и отвлечённым темам. Я знал, что скоро навсегда уйду из школы, он — нет. Юрий Соломонович тормознул меня после звонка на большую перемену. На дворе конец апреля, стайки учеников устремились на волю из душных классов школы, а я застрял в коридоре и смотрел на весеннюю искрящуюся рябью поверхность Фонтанки, крепко о чём-то задумавшись.

— Дмитрий, у меня вопрос. Я чувствую ваш потенциал и несвойственные возрасту вдумчивые рассуждения. Расскажите, что читаете вне классных заданий?

Я помнил, как литератор ставил меня на место за вольные трактовки домашних заданий и, что греха таить, слабую орфографию, но то в другой жизни. Сейчас же отпустил тормоза и решил потроллить пожилого педагога.

— Очень нравятся стихи поэтов-бардов: Бродского, Галича, Высоцкого, Булата Окуджавы; из прозаиков: Солженицына, Синявского, Некрасова, Максимова, да всех разве упомнишь — диссидентов немало…

Забинков испуганно напрягся и тихо спросил:

— А что помните из Синявского?

— Помню, роман "Суд идет", повесть "Любимов", была ещё статья за которую, собственно, его и Даниэля привлекли и осудили. Это, поверьте, глубже, чем руководящая роль партии в романе “Молодая гвардия” Фадеева. По прозе готов дать синопсис, а стихи помню многих, вот послушайте Галича:

Видать, я здорово шокировал преподавателя. Забинков скомкано бросил:

— Дима, давайте как-нибудь после занятий побеседуем. Вижу, вам есть что сказать. Сильно озадачили, сильно, если не сказать больше.

Юрий Соломонович растерянно окинул меня взглядом и направился в учительскую. Я смотрел на сгорбившуюся спину учителя, опустившиеся плечи и мне стало его жалко. С большой долей вероятности, допускаю, что жизнь здорово помяла питерского интеллигента в годы войны и после. Например, в 46-м, когда идеологическая послевоенная вакханалия Жданова вокруг имён Ахматовой и Зощенко, встряхнула литературные ряды Ленинграда. Забинков по возрасту тянет за пятьдесят годков, так что в те годы уже зрелый студент или педагог. Ведь не спросишь, да и зачем, собственных проблем что ли мало? Для него, я не более чем странный ученик, не по возрасту начинённый знаниями литературы и диссидентскими настроениями.

Следующий урок истории. Смотрю в окно за которым, через Фонтанку, угрюмо возвышается шедевр Баженова — Михайловский замок. Мысленно далеко в будущем, на своём участке. Давно обещал Светлане сколотить скамейку из дерева. Заготовки появились, после того, как по мобильнику пригласил верхолазов и хлопцы, вооружённые мотопилами срезали верхушки с неприлично высокой берёзы. Подталкивал страх, что когда-нибудь во время урагана великанша рухнет на теплицу или злополучный хозблок. Время пришло, и как раз за неделю до моей "командировки", работа была исполнена быстро и качественно. Всего-то пять тысяч рублей. Уложились в полчаса и укатили на своём Мицубиси "Паджеро". Спасибо, ребята, счастливого пути! И пятёрки не жалко, зато в наличии материал для садовой мебели. Расскажи кому сейчас, посыпятся вопросы: какой "мобильник", как за пять тысяч, это же цена автомобиля "Москвич", а что за зверь "Паджеро"? Я ухмыльнулся.

— Петрушевский, встаньте пожалуйста, что смешного? — историчка воззрилась, гневно поблескивая ленноновскими очками-кругляшками. — Что я сейчас объясняла классу?

— На какой вопрос отвечать, Тамара Сергеевна?

— Давайте по порядку, я вас слушаю.

— Извольте, уважаемая Тамара Сергеевна. Я мысленно решал другие задачи, спровоцированные "воспоминаниями о будущем". Был так увлечён, что ваше обращение пропустил мимо своего потока сознания. Будьте любезны, повторите суть посыла к аудитории.

Класс ожил, послышались фырканья и смешки. Краем глаза замечаю, как Сноб брезгливо морщися. Чего козёл так меня ненавидит? Ёрничает каждый второй — протест, спровоцированный особенностями возраста и подсознательным отрицанием навязывания советских штампов. А что будет после протестного демарша по программе досрочного ухода из опротивевшей школы и совдеповской системы обучения? Потерпи Сноб, и твоя покровительница Левина пусть подождёт, сюрпризы впереди.

 

4. Время вперёд!

Издалека доносится голос исторички:

— Опять дурачитесь? А я, между прочим, рассказывала классу, что восьмая пятилетка разрабатывалась исходя из директив двадцать третьего съезда КПСС, провозгласившего переход от административных к экономическим методам управления народным хозяйством, где и была выработана долгосрочная программа дальнейшего подъёма экономики страны. Петрушевский, а когда состоялся двадцать третий съезд?

Блин, опять эта нудятина! А ведь я понимаю, что сморщенная женщина, в древней вязанной кофточке, с пучком небрежно заколотых седых волос, искренне верит в светлое будущее и в меру своих сил заталкивает в мозг ученикам идеологические клише времени. Как метко заметил Алексей Бельмасов: "История — ветер, который вырывает из прошлого имена, события и даты и гонит их перед собой в будущее, как стадо пустых консервных банок".

— Точно не помню, но уверенно заявляю, что будущее поколение советских людей будет жить при коммунизме! Другими словами, на первое место ставится неуклонный рост благосостояния советского народа, а для этого, в свою очередь, требуется дальнейший подъём экономики страны. Ровно то, о чём вы так убедительно сейчас рассказывали.

— С этим никто не спорит, но вы не ответили на вопрос. Вижу, что не знаете. Запомните, съезд проходил с 29 марта по 8 апреля 1966 года в Кремлёвском Дворце съездов. Садитесь. Продолжим тему занятий и запишем "Основные вехи восьмой пятилетки".

Надоело. Мысли перекинулись на предстоящий концерт. У группы не было названия — обыкновенная самодеятельность, в которую я попал полтора года назад. За это время сносно научился отбивать ритм и солировать перед микрофоном, пригодилась вокальная практика нескольких лет в хоре Выборгского дома культуры. Теперь прежний опыт, помноженный на новые знания, по скромным прикидкам, даст особый результат. Помимо интереса бренчать со сцены актового зала на школьных вечерах, всех объединяла тяга к западному року. Но что-то внятно исполнить мешало незнание английского языка, да отсутствие носителя оригинала. Нужна запись или оригинальный винил. Да ещё завуч не разрешала горланить "отвратительные твисты", не патриотично как-то множить интерес к западной молодёжной культуре. Проблемы прячутся в мелочах.

Комплект аппаратуры слабенький, зато у Олега Голубева, учившегося в музыкальной школе, имелась органола "Юность". Ещё в девятом классе, кто-то из старшеклассников дал на прокат несколько электронных примочек: фузз, ревербератор, квакушку. Плюс два кустарных голосовых ящика с кинаповскими динамиками, что-то типа комбика на бас-гитару, плюс три ламповых усилителя, рижская ударная установка укомплектованная по минимуму (вместо пластика кожа), тройка динамических микрофонов, да всякие мелочи.

Я "заново" влился в музыкальный коллектив с "новыми" идеями и открывшимся знанием английского из будущей жизни. Политковский притащил магнитофонную приставку "Нота", подключили её к усилку и прогнали пару катушек. Отобрали лучшие номера. За три недели вечерних посиделок, группа разучила с десяток западных хитов и что-то из советской эстрады. Репетиции проходили с повышенным интересом к моему неожиданно возникшему лингвистическому таланту, а я мотивировал его тем, что знакомый подарил, написанные от руки тексты на английском. На долю Голубева пришлась вся музыкальная канитель: снять ноты с оригинала и расписать партии инструментов, выбрать тональность, поработать над вокальными унисонами и, само собой разумеющееся, моим голосом.

Продолжаю записывать спустя неделю. И вот 30 апреля, вторник. Праздничный концерт посвящённый 1 мая — дню международной солидарности. Если по новоязу двадцать первого века, школьный дресс-код по боку: пацаны в костюмчиках, девчонки в вольных юбочках или платьях, Первое отделение прошло, как полагается с приветственной речи директора, затем сборная патриотическая солянка из стихотворных и песенных номеров. Школьный хор потряс стены, исполнив "Марш энтузиастов". В конце отделения наша группа громко и торжественно спела в четыре голоса "И вновь продолжается бой". Над головами утомлённой официозом молодёжи, плыли слова:

Это мой первый сюрприз: песня Пахмутовой и Добронравова, только об этом никто не знает, даже сами заслуженные авторы, поскольку звёздная пара сочинит "И вновь продолжается бой" в 1974 году! Уважаемые композиторы, простите попаданца, на ваши права не покушался, лишь разучил с пацанами и озвучил на шесть лет раньше, то что актуально духу времени. Композиция яркая, запоминающаяся, выучили быстро — пропел в меру возможностей с чувством, попробовали в ля миноре и готов шлягер. Привет из будущего, а кто предъявит?

Вкусное ждало юношей и девушек во втором отделении — танцы! Старшеклассники, подогретые креплёным вином, не связанные школьными табу, быстро настроились на музыкальную волну и тепло приняли "Нет тебя прекрасней" Юрия Антонова, прямо вечер открытий! Никто не мог слышать эту замечательную композицию, поскольку появилась спустя три года и это знаю точно. В одну из увольнительных, во время службы, слушал премьеру песни на концерте "Поющих гитар" в ДК Ленсовета на Петроградской. Школьникам красивая мелодия и проникновенные слова понравились: робко закружились первые пары, затем учителя и гости. Баллада кончилась и группа жахнула первый аккорд "You Really Got Me" британской группы The Kinks. Убойный жёсткий риф, выведенный на полную мощность, поверг публику в шок. Отвлекусь на минутку: в двухтысячных прочитал в журнале Classic Rock интервью гитариста The Kinks Дэйва Дэвиса. Музыкант вспоминал, как купил маленький дешёвый 10-ваттный усилитель, обрезал бритвой всю бумагу вокруг динамика и оттуда попёр обалденный звук. Ровно так же я поступил с уже порванным динамиком в колонке.

Искажение выше всяких похвал. Толпа ринулась в пляс, учителя недовольно косились, но молчали. Шейк, это был шейк (вихляния бёдрами придёт через несколько лет)! Я рычал в микрофон и отбивал доли, а две гитары и клавишные создавали неповторимый драйв знаменитого хита. Пригласили в помощь пятого участника на бубен, в оригинале звяканье тарелочек в теме.

Со сцены вижу удивлённую мину Бэллы Григорьевны Левиной, рядом с ней скрестил руки и бросает презрительные взгляды Юрочка Сноб — подобные телодвижения не для него. Следующую песню знали все, она прорвалась в СССР на пластинке фирмы "Мелодия" в прошлом году — "Девушка" (музыка и слова народные) исполняет квартет "Битлс". Проникновенно, гладко и пристойно. А затем прошлись по ушам разгорячённой публики битловской "Can’t Buy Me Love". Этот шлягер слышали многие пацаны, ведь композицию крутили круглые сутки по западным радиостанциям. Далее, по неписаным законам, следовал медленный танец и перерывчик небольшой, зато какой насыщенный событиями.

После первого отделения, я намылился сбегать в туалет покурить и не только, но столкнулся с Белкой. У классного руководителя были ко мне вопросы:

— Петрушевский, ты хоть понимаешь о чём поёшь? Если изучаешь французский, никто не мешает исполнить что-нибудь из шансона или тексты советских композиторов переведённые на язык Гюго? Зачем коверкать язык, абсолютно не зная первоисточник?

Мне показалось, что она довольна своим изящным пассажем. Я разозлился, ладно, тогда держи дорогая Белла Григорьевна не менее "элегантный ответ":

— Не просто понимаю язык Шекспира, а даже очень понимаю. Что касается песен на французском языке, готов сольно исполнить "Солнечный круг", не шансон правда, зато прекрасный антивоенный распев Льва Ошанина. Мы его в шестом классе учили: un soleil rond, un ciel sans fond (солнечный круг, небо вокруг).

Белка хитро сощурилась и спросила по-английски:

— Если ты такой умный скажи, как хорошо я говорю на английском языке?

— На мой взгляд, дорогая Бэлла Григорьевна, ваш языковый запас ограничен институтскими знаниями в рамках школьной программы, а я изучаю разговорную речь Соединённого Королевства всю жизнь. И как видите, излагаю свои мысли достаточно убедительно.

Ответил также на инглиш и она всё поняла. На Левину было неловко смотреть, дама сдулась и казалось, что "хала" на её голове обиженно заколыхалась. Видно мой пассаж чувствительно царапнул по самолюбию. За последний час, я превратился из никчёмного троечника в интересного исполнителя и эрудированного собеседника. Вот тебе, педагогиня, уважай и люби своих учеников!

Вялотекущий конфликт между мной и Белкой назревал давно. Я ощущал его, как противостояние старой, по меркам подростка, зашоренной тётки, ничего не понимающей в психике юного школьника. А меня она воспринимала, скорей всего, как придурка идущего не в ногу с коллективом. Видела во мне лишь невоспитанного и агрессивного ученика, прячущего за особенностями переходного возраста лень и расхлябанность. Может оно и так, в детстве пубертатный период ставит мозги набекрень. Но всё это было до того, а сейчас старые обиды изящно обернул против мадам, делящей класс на любимчиков и остальных. Можно было и не подкалывать педагога, ведь нынче с головой всё в порядке, но как приятно поставить на место человека, попившего немало крови. Сложись наши отношения иначе, может и школу окончил и в Мухинское училище поступил как все…

Я оставил ошарашенную классную даму и двинул по заданному маршруту. В туалете табачный дым стоял коромыслом. Кто-то примостившись на подоконнике дул из горла портвешок — нормальный школьный сортир, не знаю, как в будущих лицеях и колледжах, но тогда подростки самоутверждались именно так.

 

5. Прощай школа

Я было устремляюсь к вожделенному унитазу, писсуары в мальчиковых уборных в то время не монтировали. Тут навстречу выдвигается староста класса, капитан школьной волейбольной команды, отличник и любимец Белки — Юра Сноб.

— А вот и наш певец зарубежный, ученик прилежный! Спой соловушка ещё, ха-ха.

Ого парень кажется поддатый, вроде раньше не замечен в употреблении алкоголя. Что же ты без конца маячишь, позёр неприкаянный? К бабке не ходи, этого губастого переростка, со значком члена ВЛКСМ, элементарно мучила зависть. Какой-то замухрышка из грязи да князи. Пришло время ставить на место выскочку, а как иначе! Откуда тебе знать, Юрий сын Моисея, что под личиной ранее ничем не выделявшегося одноклассника, прячется битый жизнью шестидесятипятилетний мужчина.

— Тебе неймётся, мальчик? Пободаться хочешь?

— Что сказал? А если в рожу? — староста напрягся и сжал кулаки. Я и глазом не повёл, уронить самодовольного спортсмена-волейболиста, не велика доблесть, главное довести до ума.

— Нет, Юрочка, в рожу не надо — себе дороже, поверь старику.

Это случайно вырвалось из будущей жизни, для семнадцатилетнего подростка я и в правду старик. Не послушал Юрочка дядю. Замахнулся и ударил. Метил в челюсть, среагировать-то я успел, да неудачно, гадёныш попал в плечо. Блин, больно! Остальное дело техники, зря что ли на районных соревнованиях по боксу выиграл первое место с правом участия в городском первенстве. Итак: один удар в солнечное сплетение — сбить дыхание, следующий — левый боковой, затем финальный — прямой с голову с доворотом правой ноги. Стандартная "троечка" и лежит придурок на обоссанном полу, хватает воздух жирными губами. Сгрудившиеся подростки с интересом наблюдали показательную трёпку дерзкого забияки и не делали попыток заступиться за одноклассника — сам первый начал!

Не оглядываясь вышел, за спиной слышу шумное обсуждение. Доносится: "ни хрена себе вмазал Петрушевский!". Злюсь на Сноба, простите за подробности — поссать так и не успел. Спешу, ещё доигрывать программу, да сворачиваться. Но расстроенный Голубев поведал, что завуч, после "музыкальной революции" запретила дальше играть. Вот ведь сука, а была на репетициях и благосклонно утвердила репертуар. Ха, правда убойные номера мы упустили. Сами что-ли виноваты? Да хрен с ней! Старшее поколение подтвердит, как на любую деятельность, вне рамок заданных министерством культуры и чиновниками на местах, накладывался запрет. Пройдут годы, когда волосатики смело будут гулять по улицам и проспектам Ленинграда, когда подпольные музыкальные группы будут иметь возможность играть на танцах что угодно и как угодно. Собственно процесс уже идёт, но не везде. Жаль, что наша группа не исполнила битловскую "She’s A Woman", убойный хит роллингов "Satisfaction" и всякого по мелочи. Эти события лишь подтолкнули к неизбежному (по оригинальному сценарию) ухода из школы.

Через пару недель гостеприимные двери средней школы № 190 с художественным уклоном закрылись за мной навсегда. В канцелярии вернули аттестат о восьмилетнем образовании и выдали справку, что я проучился в средней общеобразовательной школе № 190 с художественным уклоном неполных два года. Метнули укоризненный взгляд и сухо попрощались. Теперь я свободен от ненавистных экзаменов, примитивных, на мой взгляд, сотоварищей и чопорных учителей. Остались позади конфликты с одноклассниками, пропуски уроков, злые неумелые эпиграммы на преподавателей. Особенно доставалось учителю "гроба" (гражданской обороны). Над Аркадием Семёновичем подтрунивала вся школа за солдафонские замашки, громкие команды и отсутствие навыков находить общий язык с учениками. На его уроках я в фаворе, так как исполнял обязанности киномеханика и показывал одноклассникам учебно-патриотические фильмы по военной тематике. Но незабываемые вводные типа "газы!", когда требовалось уложиться в норматив по натягиванию маски противогаза, не забуду до конца жизни. Повторил про себя "до конца жизни" и заново всколыхнулись думы о жутком одиночестве, душной атмосфере совка, постоянном самоконтроле: как бы чего не ляпнуть лишнего. Давит отсутствие привычных гаджетов, изобилия и доступности товаров, продуктов. Эх, потомки, поверьте, занятно первые дни, дальше — изоляция, забытый мир чуждого советского пространства, изматывающая тревога.

Несколько десятилетий спустя случайно проходил по набережной Фонтанки мимо бывшей школы, нахлынули воспоминания. Тогда спросил себя: а стоило ли рвать устоявшийся веками уклад, бросать учебное заведение, путать дорожки к будущей карьере? И уверенно ответил: да, ни о чём не жалею! Всё перевесила ранняя материальная самостоятельность, свобода от бесчисленных табу, правил, становление личности и новый опыт взрослой жизни. Энергичный шаг от маменькиного сыночка к необыкновенным реалиям самостоятельного существования. Это я отвлёкся и вот что было дальше.

Протягиваю паспорт в отделе кадров завода "Русский дизель". На меня завели трудовую книжку, первая запись гласила: "Принят учеником токаря. 15 мая 1968 года". Перед этим, на собеседовании с начальником цеха, седовласый ветеран упорно расспрашивал о причинах, побудивших бросить школу за месяц до выпускных экзаменов. Я сперва отшутился: таков непростой жизненный сценарий, но работодатель настаивал, пришлось сказать правду, мол стойкие противоречия с классным руководителем и одноклассниками. Видя, как начальник напрягся, добавил: "Это не помешает поступить в ПТУ на токаря-универсала, закончить школу рабочей молодёжи и стать классным специалистом, чтобы приносить пользу Родине". Такая мотивировка начальнику понравился, приняли с испытательным сроком. В мою пользу сыграл тот факт, что имел ленинградскую прописку и жил через дорогу.

Каждое утро, бабушка подымает на свет ни заря. Кому как, подыматься в семь утра по молодости — край. В будущем, когда гипертония и прочие болячки устойчиво держали в пожилом статусе, стало нормой спать чутко, а ложиться в десять, без гарантии быстрого засыпания, чтобы без будильника разлепить глаза в пять. Кто знает тот согласится. А между тем юный и не выспавшийся Петрушевский, споласкивал морду лица, завтракал на скорую руку и к проходной. Благо перейти через дорогу, привилегия о которой многие мечтают.

Прикрепили к токарю шестого разряда, мастеру золотые руки Сердюкову Прохору Ивановичу или по простому дяде Проше. Сердюков мне "ровесник", но на пенсию тот не спешил. Обстоятельный, с пронзительным взглядом крепыш, пропитавшийся за десятилетия специфическим запахом металла и машинного масла. Обязательная засаленная кепка, прикрывала седую шевелюру, прореженную временем. Советская власть отметила прекрасные навыки не только токаря, но и слесаря-механика многочисленными грамотами, переходящим вымпелом "Лучший рабочий". Не обидела и высокой зарплатой. Я с интересом приглядывался к заслуженному пролетарию и гордостью завода. По-первости убирал стружку и протирал станок. Потом мастер показал расточку простых деталей, позже втулки рабочего цилиндра, попутно объяснял, как читать чертежи. В общем, наставник что надо!

На заводе в цеху стоит грохот станков и в этом, как ни странно усмотрел для себя отличную возможность для распевок, то есть вокальных упражнений. Ну стоит парень у Токарно-винторезного станка ИТ-1М Ивановского станкостроительного предприятия и открывает рот, один чёрт никто не слышит. А если кто прислушается, ничего не поймёт. Вроде на английском горланит ученик токаря, но не наше, чужое. Спеть по стакан "Ой мороз, мороз" на дружеских посиделках за проходной и дурак сможет. При заинтересованности, я мог бы пригласить любопытствующих на выступления "Феникса", где нынешние вопли, трансформировались в музыкальные композиции. И на мой взгляд звучали очень даже ничего.

Второе по значимости помещение на заводе испокон века считается курилка. Вот где собираются сплетни и слухи. В курилке, дядя Проша любил пофилософствовать о международном положении. Я помалкивал в тряпочку, боясь резануть нелицеприятную правду о смещении Хрущёва, о вводе советских войск в Чехословакию, о роли Анжелы Дэвис, гибели Гагарина, войне во Вьетнаме и других политических событиях. Зачем дразнить хорошего человека, прошедшего, как выяснилось со временем, сталинские лагеря и Великую Отечественную. Мне тогда подумалось, неплохо познакомить Сердюкова с дедом. Уж ветеранам было о чём поговорить. Я вспоминал дружеские перепалки деда с друзьями в летнем павильоне садика имени Карла-Маркса. Старики вспоминали военное лихолетье, спорили о личности Сталина и аккуратно обходили острые углы брежневского правления. Смысл сказанного меня особо не задевал, свои дошкольные годы, меня больше интересовали игры на свежем воздухе. Тогда дедуля брал меня с собой, зажигал неизменную беломорину, играл в шахматы и полемизировал, не забывая присматривать за внуком.

Сейчас мне некогда тащиться в парк, хотя интерес к общению с простыми людьми возрос многократно. Словно спецкор из будущего, собираю материал о жизни советского народа. Забытые сценки и диалоги обретают новые контуры и краски. Хожу сдавать стеклотару в пункт приёма вблизи от дома. Да тут не очерки, рассказы кропать о вечной вражде, напряжённости между важным приёмщиком и народонаселением. А очереди и перепалки в магазинах. А названия: "фабрика-кухня", "молокосоюз", "гастроном", "бакалея", "пышечная". Сказка из прошлого, да и только. Если не отвлекаться на горе-судьбинушку, а впитывать, постигать, вживаться, да просто жить, насыщаясь воздухом этого несовершенного, но такого родного мира.

Так началось лето. В августе подаю документы в ПТУ № 49 на токаря-универсала. Свои планы с незначительными изменениями претворяю в жизнь. Смылась лихорадочная суета и страх сделать что-нибудь не так. Адаптация состоялась. Веду дневник, передо мной на этажерке полное собрание "Детской энциклопедии" — нынешний помощник вместо Интернета. Это первое издание в двенадцати томах. Помню, как получали по подписке увесистые бумажные кирпичи упакованные в плотную бумагу, заботились о детках в СССР. Смотрю на вещи привычно и взвешенно, спрашиваю виртуального оппонента: а что есть выход? Бежать к ментам или в КГБ, выложить всё как есть, плакать, просить о помощи? Эти помогут с принудительным лечением за государственный счёт. Время шло, ничего не менялось, я в совдепии уже третий месяц. Как там у Булгакова: "Все будет правильно, на этом построен мир", а всё-таки, что дальше?

 

6. Нева, музыка и спорт

Прошлая запись закончилась вопросом всех вопросов: что дальше? А разве есть выбор? Тетрадь в девяносто шесть страниц, я исписал пока на десяток листов. Спрашиваю себя, а когда заполню до конца, не придётся заводить вторую, третью? В 1986, в непростых условиях ограниченной свободы, я сочинил такие строчки:

Вот и плыву, ядрён батон, плыву по реке собственной пёстрой биографии. А говорят в одну реку не войти дважды! Брехня! Ладно, разговорчивый такой потому, что бухнул сегодня днём. После смены с дядей Прошой и Юркой Портнягиным, завернули в бакалею, а затем на берег реки Невы. Юрка новый приятель, подмастерье вроде меня и тоже метит в токарных дел мастера. Расселись на берегу, гранитную набережную ещё не проложили, вот и сидим на брёвнах смотрим на чаек, редких рыбаков, да на ловкие руки Сердюкова, раскладывающие нехитрую закуску и разливающего в стакан креплёное вино "Волжское" за рубль с небольшим. Вино сладкое, давно забытый вкус доброй советской бормотухи, гранёный стакан позаимствован из автомата газированной воды — захватывающая совдеповская ностальгия. Без всякой связи, Сердюков говорит:

— В прошлом году по осени наводнение было, так до завода вода дошла. В резиновых сапогах на смену шли, план горел, ведь праздники на носу и в три смены работали не покладая рук. Ремонтная бригада нажралась, но держалась, потом, когда отпустило, мы тоже после работы вмазали водовки. Не то, что это пойло, но вам пацанам больше и не надо, успеете привыкнуть. Выпьем, чтобы не было наводнений!

Мы по очереди опрокинули в себя гранёную ёмкость, закусили, да сигаретку в рот. А ведь тост для Питера актуальный. Когда ещё там в перспективе закончат изнуряющий долгострой с дамбой и свяжут город кольцевой автодорогой. Славно посидели, по рабоче-крестьянски, не то что в будущем с барными стойками, изысканной закусью, манерными стопками и шейкерами. После второго "пузыря" мелькнула шальная мысль, а может рассказать всё мужикам? В голове громко ругнулся стоп-сигнал: дурак что ли? Конечно нельзя, примут за блаженного, сторониться будут. На заводе устоявшийся десятилетиями порядок: работа, план, социалистическое соревнование, душ после смены, полбанки на троих и домой. А тут какой-то псих, вчерашний школьник, смешно!

Записываю эти строки, на обшарпанном секретере с откидной доской, из кухни доносятся чудные запахи картофельных оладий. Хочется быть маленьким, беззаботным и никаких прошлых и будущих жизней, чтобы бабушка, с обязательным напоминанием помыть руки, звала к столу. Духмяный запах стопки блинов, розетка с бруснично-яблочным вареньем и чтобы чай по-купечески, из блюдца. За столом любимая семья в сборе: весёлая молодая красавица мама, кулинарная кудесница бабуля, добрый ворчливый дед, его сестра — моя двоюродная бабушка, которую именую просто тётушкой, дядя со шрамом на лбу — след бревна обрушившегося в блиндаже при прямом попадании авиационного фугаса. Милые, любимые лица. Вас давно нет, а я здесь — стрелец неприкаянный. В декабре стану совершеннолетним…

А пока, как малолетка, я приходил на смену к восьми часам утра. Долговязый очкарик Портнягин, которому стукнуло восемнадцать, подтрунивал:

— Чего на час опаздываешь?! Мастер наряд не закроет. Гнать с завода такого злостного нарушителя трудовой дисциплины!

Я отшучивался, Юрка парень хороший. В будущем мы пересечёмся не раз. Юрка остался в токарях. До самой своей насильственной смерти в 2014 году, исполнял редкие, но дорогие заказы. Кабы не та история, жил бы Портнягин дальше в нашем с ним будущем. То приключение вспоминаю часто. Расскажу в нескольких предложениях. Купили с женой участок с домиком под Выборгом. Однажды приводил территорию в порядок и обнаружил тайник под землёй. А тайник на поверку оказался кладом с золотыми монетами. Портнягина подключил в качестве консультанта, ведь Юрка нумизмат со стажем. Часть монет Портнягин выкупил, а самую дорогую — царский пятирублёвик 1907 года, за хорошие проценты, обещал пристроить заинтересованному лицу. Но помешало обстоятельство непреодолимой силы — случайное убийство, никак не связанное с коллекционным бизнесом. Портнягина закололи в районе Всеволожска. Монету пришлось реализовывать самому с предварительной перепиской и поездкой в Швецию. В итоге — отстроил новый дом на участке. Вроде сложилось удачно, да Юрку не вернёшь. Была бы возможность путешествовать в машине времени, спас бы Портнягина всенепременно любой ценой. Мечтать не вредно, но если допустить, что в новой жизни ничего не изменится, то нужно спасти приятеля и спустя вечность в сорок шесть лет.

А пока жизнь прекрасна — всё впереди! В конце мая звонил Голубев, интересовался готов ли продолжать участие в группе. Что за вопрос, мне такое творчество в радость (по "сценарию" я играл до призыва в Советскую Армию). Поинтересовался: кто из ребят остаётся, появилось ли название, какие организационные вопросы и другие мелочи. Олег пригласил на репетицию в помещение красного уголка на Петроградской что в доме Кирова. Вот так номер: в этом примечательном здании жил Саня Политковский и мой тренер по боксу Илья Матвеевич. Удивился заново, да и намылился в первый же выходной июня на встречу с музыкальным ансамблем.

Я отлично помнил своё музыкальное будущее и оно нравилось и казалось перспективным ровно до тех пор, пока уже после армии попытался поступить на курсы ударных инструментов при музыкальном училище. На собеседовании и тестах меня безжалостно зарубили, оставив в памяти вечную обиду. Четыре года трудился и совершенствовался за ударной установкой, а тут ясно дали понять — Петрушевский бездарь! Наверное так происходит в жизни, но тщеславная составляющая и раздутое эго, отметает подобный вердикт. Когда доживу, в этой реальности, до весны 1971 года, вмешаюсь в историю и докажу чего стою. А пока вновь разглядываю низкий потолок подвального помещения красного уголка, приподнятую сцену с трибуной, десятка три деревянных кресла, красное знамя, и обязательный портрет Ленина. Раз в месяц выходит на трибуну замшелый и никчёмный человечек, кладёт перед собой блокнот агитатора и читает местному контингенту лекции о роли партии в деле построения коммунизма. Политинформация называется.

Помещение и часть аппаратуры организовал Лёва Магазинер — прообраз будущего музыкального менеджера. Лёва носил усы с бородкой, очки в чёрной роговой оправе и напоминал Лейбу Давидовича Бронштейна, более известного советскому народу, как изменника и главного осквернителя партийной чистоты Льва Троцкого. На мой взгляд, этих деятелей объединяло не только семитское происхождение, но и кипучая энергия и жажда деятельности. Таких подробностей в мемуарах, оставшихся на жёстком диске в будущем, не было, пусть эти детали станут дополнением к приключениям по "коридорам времени".

Познакомились. Лёва представил брата Семёна — ритм-гитара. На клавишах музыкальный руководитель Олег Голубев, далее соло-гитарист Сережа Борзов, имя басиста запамятовал, пусть будет Максим, ну и автор этих записок, гость из будущего — поющий ударник Петрушевский Дмитрий Сергеевич. Аппарат пёстрый: усилки "кинаповские", колонки и вовсе самопал, гитары: болгарский "орфей", да пара несуразных образцов советского музпрома, плюс "кухня" с кожей на барабанах (пластик входил в моду, но являлся дефицитом). Обсудили репертуар, план репетиций. Договорились, что прибыль с выступлений забирает босс и закупает техническую часть, исходя из наших пожеланий. Я предложил назвать группу "Феникс". Вот так появился ещё один доморощенный и полный амбиций любительский рок-квинтет.

Бокс никуда не делся. Тренировки по расписанию, группа самбистов вернулась к себе на базу после ремонта, так что с Путиным больше не встречался, так шапочное знакомство рассыпалось не успев оформиться в крепкие отношения. Илья Матвеевич Никаноров — мой тренер, бывший член сборной РСФСР, полутяж, выделил меня оттого, что сам увлекался западным роком. Передавал магнитофонные катушки на запись, а я, в свою очередь, просил записать Алекса Политковского западные рок-группы. Когда выяснилось, что тренер с источником коллекции живут в одном доме, а "Феникс" репетирует в подвале, наши отношения с наставником приобрели дружескую окраску. Теперь Матвеич задерживал на тренировках и "ставил" удары, чем подкреплял опыт кулачного бойца. Обоюдовыгодное содружество, предполагало некоторое панибратство: иногда, с Никаноровым собирались у Сашки на квартире. Под роллингов или битлов, хозяин угощал рюмочкой другой пятизвёздочного коньяка, а то приносили с собой "Алазанскую долину" или другой доступный "сухарь". В такие моменты расслабухи, глядя на вращающиеся бобины магнитофона "Тембр", тянуло излить душу, раскрыться в узком кругу друзей, увы, малодушие обернулось бы необратимыми последствиями.

На городских соревнованиях в июле 1968, завоевал третье место. Но в ответственном бою лихо накостыляли. В тот раз пропустил апперкот да так неудачно, что капа вылетела изо рта, а я "поплыл". Бой потом продолжили, но штрафные очки не позволили пройти в финал. Да и ладно! Третье место давало КМС (кандидата в мастера спорта) и дальнейшую перспективу спортивного роста. Вспомнил, что хранил в архиве, размещавшемся в чемодане из фибры, грамоту и пропуск клуба "Динамо" с вкладышем. Кофр где-то на даче в будущем, очень надеюсь что дождётся хозяина. А что, бокс — навык нужный, мужику пригодится. И пригодился, да не раз. По ходу буду освещать. Вот пишу и машинально пытаюсь нащупать шрам над бровью — след жестокой сшибки на одном из выступлений. Ищу напрасно, то время ещё не пришло. Время и опыт — главные союзники в нынешней реальности. Кто-то хорошо сказал: опыт — самый хороший учитель, берёт, правда, дорого, но объясняет доходчиво.

 

7. Пэчворк

Пэчворк. Нравится такое слово, применительно к биографии, это удачная метафора, означающая сшитую из пёстрых кусочков мозаику жизнеуклада попаданца. Уже ноябрь. Тысячу лет не доставал дневник. Событий и ситуаций не просто много, а туча. Теперь по порядку.

Завод дал нужную характеристику для поступления в ПТУ на токаря-универсала. А три месяца на "Русском дизеле" подарили практику, новых друзей и немалые честно заработанные деньги. Это под четыреста рублей — капитал для тех лет. Деньгами распорядился по чесноку: половину предкам, вторую часть на личные расходы. Родня, которая не забывала фортель со школой и шага назад в задержке образования, финансовую поддержку приняла. Дед ворчал: "Хоть какой-то прок от балбеса". Я отмалчивался, чего спорить, жизнь впереди, а какой та будет зависело и в прямом и в переносном смысле от меня. Так ведь не станешь откровенничать с ветераном, объяснять что и как. Однажды бабушка рассказала, как дед чуть не отдал Богу душу после закрытого доклада Хрущёва на двадцатом съезде партии. Если открою рот, то уж точно добью старика.

Себе прикупил у Политковского первую пластинку Битлов "Please Please Me". Уж я-то знал, что в будущем, коллекционеры станут охотится за виниловым первопрессом с жёлтым "яблоком" Parlophone Records. Дело не деньгах, а в памяти! В "первой жизни" собрал без одного альбома, полную коллекцию знаменитой ливерпульской четвёрки. Не хватило денег на Let It Be с увесистым буклетом. Перед армией коллекцию отдал на сохранение приятелю с правом продажи. Без конца спрашиваю себя, зачем? В этот раз так не будет: ни за что не продам коллекцию и денег на последний номерной альбом достану.

А ещё: приобрёл в комиссионке магнитофон "Гинтарас", удобный такой чемоданчик с ручкой. Отдал в переделку знакомому радиотехнику, умелец растянул диапазон воспроизводимых частот от 30 до 12500 герц, добавил самопальную колонку с встроенным усилителем и качество звука приличное. Через комбик, так же подключил новомодную и жутко дефицитную плату стереофонического проигрывателя рижского радиозавода. Теперь я упакован полностью, плюс бобины с магнитофонной плёнкой — недолговечная продукция ПО "Свема". По тем временам я продвинутый меломан. Так я стал коллекционером на всю жизнь, от магнитофонной ленты "тип два" и импортного винила, до выносного харда на 10 терабайт и компакт-дисков класса Super Audio.

О музыке готов говорить часами, переключусь на "Феникс". Со дня первых репетиций в июне до ноябрьских праздников, группа продвинулась в творчестве. Лёва Магазинер, наш администратор, а если по нынешнему менеджер, талантом организатора не был обделён. "Феникс" выступал по городу начиная с жилконторовских красных уголков до больших площадок типа эстрады в сестрорецких "Дубках" или зале дома культуры "Мир", именуемым в народе "Молоток". Репертуар вырос: помимо песен западников, появились собственные композиции в духе психоделии и псевдо-прогрессива. Фанаты могут помнить убойную "Дефицит" или кислотную тему "Бронированная душа". Впрочем, "Дефицит" спустя какое-то время, Лёва категорически запретил. Предполагаю, покровители из отдела пропаганды, вставили администратору пистон за песню с антисоветским душком. Кому понравится такой куплет и припев:

Нет, так нет! У меня текстов много, что-то своё, что-то заимствовано у коллег из капстран. Например, у тех же The Kinks, The Swinging Blue Jeans, The Monkees, Iron Butterfly и никакого плагиата. Группы успешно существовали, композиции побывали в тамошних хит-парадах, так чего же советским ребяткам не исполнить кавер-версии. Мы выступали на свадьбах, небольших мероприятиях, даже в дурдоме. Проныра Магазинер всюду умудрялся тянуть рубли. Не осуждаю — Лёвина работа договариваться, а наша — лабать. После моих настоятельных просьб, администратор достал пользованный "шуровский" микрофон со стойкой, в то время являвшийся классикой звуковой индустрии. Петь стало трудней, халтурить уже не получится, звук чистый, начнёшь лажать — станет слышно.

Мой спортивный рост на ринге оказался под угрозой. Сперва, на тренировке, как следует засветили в правый глаз и надо такому случится на следующий день приключилась драка во время выступления "Феникса" в одной из школ. Старшеклассники решили, что энергично клею местных девчонок. Сделали замечание, а я легкомысленно отмахнулся, мол отвалите с тёлками, своих хватает. Хлопцы обиделись и сдёрнули меня со сцены. Кому-то я успел сунуть пару-тройку плюшек, но взяли количеством: долго месили меня и подоспевших на помощь музыкантов. Выступление было сорвано, а я получил дубль в пострадавший глаз. Это уже серьёзно. Окулист ограничил нагрузки, а на занятия боксом и вовсе наложил категорический запрет. Вердикт доктора прост и красноречив:

— Хочешь потерять зрение, дерзай! Потом не жалуйся.

Позвонил тренеру и объяснил ситуацию. Илья Матвеевич сокрушённо вздохнул:

— Ты не первый разгильдяй, с которым приходится прощаться. Понимаю защищал бы девушку и дал отпор бандитам, но связываться со шпаной на концерте глупо. Неловко за тебя. Отболтался перед пацанами, извинился бы да забыл.

Дальше следовали пафосные тезисы о чести советского спортсмена, правилах, навязанных сызмальства: не использовать навыки во вред! В заключении тренер выразил надежду, что этот случай не повлияет на приятельские отношения в области музыкальных интересов. И не повлиял, мы славно ладили с Матвеевичем, даже когда стало ясно, что я повесил перчатки на гвоздь. В итоге, три года занятий принесли помимо боксёрских навыков и общего физического развития, дельного товарища.

К великому сожалению, помню, как встретил Никанорова после армии в совершенно опустившемся состоянии. Тот виновато мямлил, что тренировать бросил, мол "так получилось". Без объяснений было ясно, что здоровый мужик катится в пучину беспробудного пьянства. Никаноров больше не звонил. Позже узнал, что тренер устроился грузчиком, там вредная привычка усугубилась и Матвеича попёрли с работы. К выкрутасам бывшего боксёра привыкли, но не до такой же степени, когда здоровый мужик валился кулем или лезет с кулаками. Да, такие случаи с именитыми спортсменами, теряющими точку опоры и катящимися по наклонной, случаются. Эх, Илья, ученика корил, а сам…

Дома пока благополучно, череда смертей наступит не скоро, стараюсь об этом не думать. Мама вернулась из экспедиции. Сильно расстроилась сыновьим ученическим зигзагам, но исправлять содеянное поздно. Я уже работал на заводе, принёс первую увесистую зарплату, вроде как посещал спортивную секцию (об уходе пока молчал) и выступал в ансамбле. Другими словами мальчик при деле, а не болтается с уличными гопниками по подворотням и дует пузырь бормотухи из горла. А потом я совершил подвиг! И вот как это произошло.

На улице Комсомола движение транспорта вялое, машин мало, да и трамваи сильно тормозят. В тысячный раз переходил улицу, не думая о помехах — зелёный на переходе. Но в этот раз что-то пошло не так. Дошёл до середине улицы, когда почувствовал опасность и увидел, как на гражданина, опередившего на пол корпуса, летит грузовик. Реакция не подвела, схватил попутчика и отбросил назад на противоположную полосу от сумасшедшей машины. И правильно, что назад: ГАЗ-51 изменил траекторию, выскочил на поребрик и наискосок врезался в стену дома. Раздались крики, отпечаталась в памяти тёплая волна от двигателя и грохот бешено вращающихся колес. Ещё миг и мужчина оказался бы под колёсами. Я помог подняться, перепачканному в грязи спасённому. Старше лет на пять, модно одетый человек, интеллигентной внешности, растерянно поблагодарил. Машинально отряхивая брюки и пальто, поднял отлетевший портфель. Со стороны Финляндского вокзала бежали любопытные. Я спохватился и двинул прочь, это происшествие не нравилось. Лучше улизнуть поскорее, чем ждать ГАИ, протоколов и прочей чехарды.

На следующий день прочитал в газете "Смена", как неизвестный спас пешехода чуть не попавшего под колеса грузовика. Корреспондент рассказал, что "в кабине с водителем случился приступ эпилепсии. Судорога вдавила стопу в педаль акселератора. К счастью никто не погиб, трое пострадавших доставлены в хирургическое отделение Военно-медицинской академии, находящейся в ста метрах от происшествия. Неизвестного пытаются установить". Вот так, дорогой читатель, какие герои в обществе развитого социализма!

Учиться в путяге нравилось. Коллектив сплошь мужской — пацаны после восьмилетки, только мы с Юркой Потнягиным стояли особняком: два переростка, я — без пяти минут со средним, у Юрки аттестат имелся, но из-за болезни поступил на год позже. Рассказывали, что раньше в училище женского полу было в избытке. Но постепенно мужская профессия стала доминировать и вымыла из мастерских и учебных классов отвлекающий фактор. Государство учащимся стипендию, одевало и кормило. В будущей жизни не раз вспоминал эту выигрышную примету социализма: страна готовила кадры, а не составляла списки на отчисления злостных неплательщиков за учёбу. Не всегда зарплата ставилась на первое место, несмотря на план и соцсоревнование, ценились умелые руки, рабочая гордость, а не тупая зависимость от работодателя. Токарь высшей квалификации зарабатывал за двести рублей, плюс премии, тринадцатая получка и касса взаимопомощи — гарантированная выплата в непростых ситуациях. В СССР работала система социальных лифтов. Кто это понимал и не бил баклуши, благополучно жил по меркам времени. Вот такой простой манифест из прошлого будущему.

И ещё! Произошло событие, мерзкое и гнусное по сути. Но, я дал слово не освещать это непростое утро, когда под грохот станков, помощник мастера прокричал в ухо: "Срочно к начальнику цеха". Отказываюсь даже намекать на цепочку событий, порушивших заданность прошлого. "Многие знания — многие печали". Всё изменилось, посмотрю, как программа прошлого Петрушевского поменяет сегодняшние будни. Однажды найду в себе смелость и мужество рассказать о печальном событии, отредактирую автобиографию и сменю название, например — "Хроники старого меломана".

 

8. С новым годом!

Наступил, новый 1969 год — второй год существования в заданных рамках наново запущенной истории. Малюсенького винтика социалистической мегамашины. Период, принёсший кучу открытий, переоценку духовных ценностей и жизненных приоритетов. Я с особой теплотой вспоминаю эти славные домашние посиделки всей семьёй.

Ёлку приобрёл на заводе "Русский дизель" — квота для рабочих. Шары, бусы, звезда и другие игрушки, покупались ещё в конце пятидесятых, когда радостный я вышагивал с дедом по ДЛТ (Дом ленинградской торговли) и требовательно указывал пальцем на то или иное понравившееся украшение. Подготовка к празднику ввергла в ностальгические воспоминания, я восторгался разноцветной мишурой, игрушкам, трогал змейки проводов с лампочками, вдыхал незабываемый запах свежей хвои. Радовался простой деревянной крестовине, обложенной ватой и загадывал, какой подарок от деда мороза, найду первого января.

Праздничный стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью, радовал глаза до боли знакомыми и желанными кушаньями. Прессованная стеклянная ваза с оливье, сельдь под шубой, икра чёрная, да-да, мама купила в рыбном на Петроградской. Варёная и жаренная картошечка на гарнир к языку, докторской колбасе, курице, отбивному шницелю. Круглый ржаной хлеб с вкуснющей корочкой (утренняя выпечка Пискаревского хлебозавода), домашние пирожки с капустой и рисом с яйцом. Мандарины, яблоки, да уголок экзотики: заморский фрукт ананас и ставшие привычными бананы — привет с братской Кубы. Над столом гордо возвышались бутылки сладкого советского шампанского за 4 рубля 17 копеек, тут же водочка и лимонад "Ситро", глядя на который тут же вспоминалась что за пустую бутылку можно выручить двенадцать копеек.

Сегодня наша семья разделился на две половины: дед, дядя, я и мама, да бабушка с тётей. Не было приглашённых знакомых и дальних родственников. Типовая советская ячейка из трёх поколений, если не считать меня, как особого представителя генерации будущего. Они сейчас счастливы, они не вспоминают о репрессиях (год во внутренней тюрьме Большого дома для капитана Петрушевского), о войне (мать с тёткой в эвакуации, дед и дядя защищали Родину, а бабуля в блокаду работала на хлебозаводе, это её и спасло); родня радуется сытой жизни, великим стройкам, завоеванию космоса, мирному атому. Они не замечают тотальный дефицит и скудные прилавки, они не знают, что через двадцать три года развалится СССР, что любимая страна стремительно втянется в хаос и разруху, хоть и не соизмеримую с последней войной, но воспринимаемую как национальную катастрофу. Мои, горячо любимые, этого уже не увидят… Это увижу я, ваш вечно юный Димочка Петрушевский, излагающий в тайном дневнике, впечатления о незабываемой новогодней ночи.

За пятнадцать минут до Нового года, пришли соседи поздравить и угостить нехитрыми кулинарными изделиями. Тогда подобная традиции ещё соблюдалась, как яркий след ленинградских коммуналок и голодной жизни по талонам поле войны. Люди жили сплочённо. И вот программа "Время", дикторы поздравляют дорогих товарищей с праздником. Спустя два года, "застойный" генсек откроет линию обращений к советскому народу. Помню, помню. Хороший человек Леонид Ильич, чтобы там не говорили в будущем о времени застоя и слабостях бывшего начальника политотдела армии. А пока праздничный "Голубой огонёк", ведут Валентина Леонтьева, Игорь Кириллов и Светлана Моргунова.

Жильцам нашего дома не повезло: телефонная линия молчала — где-то повреждён провод или ещё чего. Раздосадованные жители высыпали на улицу к двум будкам телефонов-автоматов, что рядом с домом. Выстроилась очередь, все хотели поздравить близких и знакомых. В самый разгар веселья, я оставил домочадцев и выскользнул на улицу отзвониться Томе. Тамара — знакомая с которой у меня завязались отношения. Не то чтобы жениться собирался, но общались мы тесно.

Двухкопеечных монет с собой не было, но дамская пилочка заменяла стандартную "двушку", а если не жалко то гривенник, ведь бессовестный таксофон проглатывал их. Пилка просовывалась в щель между корпусом и диском, а в момент соединения требовалось нажать контактный рычаг монетосборника. Такой вот давно забытый способ обмана АТС, в принципе, за подобные манипуляции полагался срок. Инженеры на телефонной станции этот фокус конечно знали и позже модифицировала телефоны, поставив защитную пластинку. До эры мобильной связи в Ленинграде (Санкт-Петербурге) оставалось четверть века.

Дозвонился, поздравил, поболтал ни о чём с Томкой и вернулся к родственникам. Раскрасневшиеся дед с дядей курили на лестничной площадке и спорили. Присоединился с дефицитными сигаретами "Ява". Дед поморщился глядя, как я залихватски щёлкаю зажигалкой, а дядя махнул рукой:

— Когда началась война, я в пятнадцать уже дымил, тогда папа ты отмалчивался. Позже, на фронте, без табака и вовсе каюк. Пусть курит, в восемнадцать лет не зазорно.

— Ещё и водки выпил сегодня, мне можно, как рабочему классу. А сам зачем куришь, дед? Тебе Колесов запретил! Всё расскажу бабуле. Я может сам когда-нибудь брошу.

Прикинул, однако сорок лет дымил и горя не знал, ещё шутил: курение вредно для сигарет — они сгорают. И бросил, правда это "когда-нибудь" наступило спустя сорок три года, у каждого своя история борьбы с вредными привычками. Позже появятся импортные табачные бренды, потом изделия с пониженным содержанием никотина, электронные сигареты и масса фармацевтических средств. А сейчас дымили трое мужчин с богатым жизненным опытом и абсолютно далёкие от дум о вреде курения. Каждый занят непростыми мыслями о своём месте в новом году.

— Да, — протянул дедушка, — а мне здоровья уже не хватает, если бы не операция, так бы с папиросой и представился.

Дедушка, Петрушевский Илья Матвеевич, ровесник века. В девятнадцать лет, по комсомольской мобилизации, ушёл воевать в конный корпус Буденного, где получил первый боевой опыт. О зарубленных белогвардейцах армии Деникина никогда не рассказывал. Потом учёба на курсах красных командиров и служба в политотделе армии. Арестован в 1938, через год выпущен и направлен в Ленинградский военный округ. Потом финская зимняя компания и Великая Отечественная. В октябре у деда случился инфаркт, врач озвучил мрачные перспективы на ближайшее будущее. Я это знал и решил продлить деду жизнь. За отсутствием интернета, взял в библиотеке подшивку журналов "Здоровье" и "Наука и жизнь". Из них узнал об успешных и революционных операциях выдающегося советского хирурга Василия Ивановича Колесова в клинике 1-го Ленинградского медицинского института.

Под видом студента прошёл в хирургическое отделение и обратился непосредственно к заведующему с яркой пламенной речью о ветеране трёх воин, обречённому на смерть, поскольку врачи бессильны помочь старому коммунисту. Василий Иванович посмеялся над моей хитростью и записал деда на приём. Операция прошла успешно. Мы приехали к выписке на улицу Льва Толстого, я всучил маме бутылку коньяка и отправил поблагодарить хирурга. Когда дед узнал от мамы похвалу Колесова за проявленную настойчивость внука, прослезился. Ведь запись к хирургу расписана за полгода вперёд. Что сравнивать с медициной двадцать первого века.

— Папа, здоровья ветеранам не хватает. Полжизни сломано войной и разрухой. Но ведь дожили до лучших времён: телевизор, колбаса на столе. А помнишь после блокады, талоны, голод, спасибо твой паёк помогал, — дядя вздохнул и прикурил новую беломорину.

Дядя, Петрушевский Виктор Ильич, призван в 1944, весной следующего года получил тяжёлую контузию и победу встречал в госпитале. В мирное время дедушка вновь собрал детей в коммуналке на соседнем Бабурином переулке, где жили до войны. Как ветеранам двух войн, бабушке и деду дали трёхкомнатную квартиру в только отстроенном доме на Нейшлотском. Я появился на свет до переезда, но детство вспоминаю уже в "сталинке", где получил персональную комнату. Виктор Ильич оформил инвалидность, но нашёл себя в фотоделе, оформив патент на съёмку и продажу глянцевых черно-белых фоток советских граждан. Надо сказать, что после уплаты налога, оставались существенные деньги. Я как раз вынашивал идею привлечь стартовый капитал дядюшки для перспективных и безопасных вложений, а дивиденды использовать во благо семьи и себя, грешным делом, не обидеть.

— Ничего, мужики, прорвёмся! — оба уставились на меня, пытаясь сообразить что за странный лозунг, то ли бравада, то ли бесшабашное пустое и бестактное заявление.

— Я в том смысле, что новых напастей не предвидится, с голоду не пухнем, а впереди годы мирной жизни. Если без пафоса, есть на кого опереться, а вот ещё женюсь и детишек нарожаю, о невзгодах и вовсе думать будет некогда.

Дед достал платок, вытер лысину и затылок, привычка от долгого ношения фуражки и усмехнулся:

— Так уж и сам нарожаешь?

— Не сам, но участвовать всенепременно буду.

Мужчины рассмеялись:

— Ну, кто бы сомневался. А если серьёзно? И в правду собрался женихаться?

— Если в перспективе, то не завтра…

— Так чего треплешься, балабол, уж подумал: не обрюхатил ли кого? Как там твоя Томка, ты ведь ей звонил?

— Ей, деда, зазнобе, но планов мы никаких пока не строим.

И тут же вспомнил, как приехав в отпуск из армии, узнал, что Томка закрутила роман с другим хахалем, планы рассыпались, но сердечная травма быстро зажила. Напился тогда в хламушку и отлегло, вот и вся любовь-морковь. Но это случится через три года, в 1972-м. А пока старшее поколение примеряло меня как жениха к Томе, которую приводил в гости один раз.

Мы вернулись к праздничному столу. Женщины увлечённо уставились в телевизор, выступал Аркадий Райкин с известным монологом о детях. Я отвлёкся и дёрнул с ветеранами по стопке водке, краем глаза ловя недовольный взгляд бабушки и лукавый мамы. Вернулся к голубому экрану когда зазвучала знакомая мелодия. Батюшки, Эмиль Горовец поёт на русском хит Тома Джонса "Дилайла". Я хорошо знал эту историю и улыбнул русский текст, рядом не лежащий с оригиналом. Там герой Джонса изнывает от любви к некой Дилайле. Дилайла встречается с другим мужчиной. Ошеломлённый предательством герой убивает предательницу ножом. После чего ревнивец остаётся у трупа горевать и ждать прихода полиции. Вспомнил Томкину измену, ай да ладно потом поведаю. Пока, дневник.

 

9. Спекулянт

Зачем мне деньги? Вот странный вопрос, всем нужны такие бумажки. С тех пор, как перенёсся из двадцать первого века в юность, постоянно испытывал дискомфорт, который оформился в простое и трудновыполнимое желание — нужен автомобиль! Чего-то не доставало, а чего понял недавно, ведь в прошлой жизни, мой водительский стаж составил четверть века. Плюс год без прав — ещё до автошколы катался на машине приятеля, но то другая история. Вот и ответ зачем нужны деньги. В СССР, права получить, раз плюнуть, если голова на плечах и правильно исполнять роль прокладки между педалями и рулём. С приобретением авто свобода и полное изобилие, развязаны руки и пропадает зависимость от жуткого общественного транспорта. Здесь хочу вернуться к началу моего спича — вот зачем деньги.

А вот как решить эту проблему в Союзе, да ещё срубить бабла по лёгкому? Задача для гостя из будущего ой какая не простая. Сейчас я рассуждаю на страницах дневника, что для этого надо. Итак, проблема номер один: нужны полновесные рубли и немало. Новый автомобиль типа "Москвич-412", который на весну 1969 года стоил свыше пяти тысяч. "Жигули" итальянцы подарят только через два года, ездить на "горбатом", иначе на "Запорожце" — не в этой жизни, а на "Волгу" мордой не вышел, да и ценник там заоблачный. Значит изделие "Автомобильного завода имени Ленинского комсомола", тот самый Москвич-412. Как и где взять эту мечту? Вот тут как раз всё просто — ветеран трёх воин Петрушевский Илья Матвеевич, мой героический дед. Ветеранская очередь, подмазать кого нужно и глядишь через годик придёт открытка на получение. Где же взять деньги и много?

Мой опыт и знания вывели на кривую дорожку скупки и перепродажи с целью наживы, то есть спекуляция и статьи 154 УК РСФСР. Статья глупая в будущем, но в стране развитого социализма сиё преступление карается семью годами если в виде промысла. Живу ведь в извращённой системе хозяйствования, весьма далёкой от рыночной экономики. Но, "волков бояться — в лес не ходить". Вопрос: а кто в совдепии жил честно, кто не крутился, не перепродавал, не давал на лапу, не мухлевал и прочее? Не все, естественно. Действительность вымыла кристально честных и принципиальных адептов власти.

В воскресение "Феникс" выступал в доме культуры Зеленогорска и весьма кстати. Концерт вечером, а я приехал с утра и стал караулить туристические автобусы. Наши соседи, финны, частенько заезжают в бывший посёлок Териоки. У них есть ностальгия и культурная программа, а у меня коммерческий интерес. Выследил и подловил первый интуристовский Икарус у церкви Казанской иконы Божией Матери. Последний раз, лет семь или восемь тому назад, я с пацанами из летнего лагеря клянчил здесь жевательную резинку: "пурукуми он" жвачка есть? И "финики" угощали душистыми и сладкими диковинками "ихнего баблпрома". Я раньше не занимался фарцовкой, знал со слов знакомой фарцы. Ныне желаю примерить на себя личину спекулянта, антисоциального элемента. Сперва осмотрелся, нет ли милиции или дружинников. Из автобуса с пёстрой массой туристов вывалилась гид — милая дама в стандартном светлом плаще и косынке, эта наверняка причастна к конторским соглядатаям. Махнул рукой на переводчицу, да и бог с ней, разочек можно.

Я вклинился в толпу тихо и вежливо поинтересовался говорит ли кто по-английски. На предложение продать ширпотреб, откликнулись два человека, я объяснил, что куплю джинсы, верхнюю одежду и обувь за рубли. Окей, мне тут же предложили кучу шмоток. Толпа двинулась за экскурсоводом, а я с продавцами нырнул в автобус, попутно заметил как тревожно обернулась переводчица, зафиксировав чужака в стаде подшефных. Просмотр и торги затянулись, под конец бесстрашно раздал иноземцам номер телефона и объяснил что надо по-русски позвать Дмитрия. Еле успел выскочить из автобуса, как столкнулся с возвращавшимися туристами. Застав врага на месте, милая дама зло прошипела на чистом русском, чтобы духу моего здесь не было. Я напрягся, но виду не подал и выдал под смех окружающих: "l huoli vauvan, kaikki hyvin". Типа не волнуйся детка, всё в порядке.

Вечером, перед концертом в доме детского творчества, выложил две пары джинсов, рубашку "с огурцами", коричневый плащ болонья, два бадлона или по русски водолазки голубого и телесного цвета, да замшевые шузы сорок второго размера. Музыканты ахнули и оживились. Товар выкупили по спекулятивным ценам: частично налом, частично в долг. Больше других остался доволен наш директор Лёва Магазинер, я не жадничал накрутил по минимуму никого не обидел и себя естественно тоже. Коллеги не догадывались, что это пробная вылазка перед большим и плодотворным бизнесом. "Феникс" классно отыграл в тот вечер, в приподнятом настроении. Публику покорили свежие хиты типа битловской "Назад в СССР", пользовались успехом и повторялись на бис другие шлягеры. На вечерней электричке возвращались в Ленинград и подогретые портвейном, пели под акустику всё, что приходило в голову. Пассажиры не возмущались, ведь перед ними играл ансамбль "Феникс", а не гопники из подворотни.

Дома подбил кассу и остался доволен, при большем спекулятивном размахе собрать на "Москвич" реально. Пора обрабатывать деда. На семейном совете объявил родным, что записываюсь на водительские курсы и планирую перед армией с помощью ветерана приобрести автомобиль:

— Семья должна не только хорошо питаться и одеваться, но жить и ездить с комфортом, как подобает честным советским гражданам! Прошу окружающих не спорить со мной. Всё, что делается законно и приобретается на мои трудовые доходы.

Мама раскрыла рот, а дед удовлетворённо хмыкнул, посмотрел на реакцию остальных членов семейства. Остался доволен — не зря воевал за светлое будущее внука, из оболтуса выйдет толк.

— Это не всё, осенью пишу заявление в вечернюю школу и к выпуску из ПТУ надеюсь получить аттестат о среднем образовании.

Теперь уже мама гордо оглянулась на деда и бабушку — вот ведь, воспитала правильного человека! Этот взгляд я запомнил надолго, стало вдруг тепло и уютно в кругу дорогих людей. Возникло щенячье чувство радости. Хотелось, как в детстве, забраться с ногами на диван, положить голову маме на колени и лежать тихо-тихо, проникаясь блаженным чувством защищённости и любви.

Звонок раздался в 22 апреля, аккурат в день рождения Ленина, когда вся страна вспоминала основателя социалистического государства. Я писал курсовую по сопромату, когда бабушка взволнованно позвала к телефону: "тебя там какой-то иностранец спрашивает".

— Алло, слушаю.

В трубка заговорила на английском:

— Дэймон, это Матти, встречались, помните?

— Конечно, здравствуйте Матти. Желаете встретиться?

— Да, я остановился в отеле "Выборгская", буду в Ленинграде два дня. Дэймон, удобно сегодня в три часа в ресторане гостиницы?

— Конечно, подъеду, до встречи.

Я говорил тихо, но поймал настороженный взгляд бабушки — старого и закалённого борца с империализмом.

— Бабуля, это из Таллина, знакомый.

— То-то я слышу говорит с акцентом и передразнила: "Дмитрий, пожалюйста".

В ресторане обедали туристические группы, в зале многолюдно и шумно. Сперва увидел пытливые глаза пары людей в штатском, а как же без них, затем узнал Матти, тот потягивал минералку и зыркал по сторонам. Взгляды встретились, я кивнул на выход. За стоянкой автобусов, монументально дыбились чугунные скамейки с перекладинами из дерева. Плюхнулся на одну, как бы приглашая компаньона и стал рассматривать трамваи, с грохотом "скользящие" по Торжковской улице. Матти, присел рядышком, достал пачку "Мальборо" и угостил сигаретой.

— Простите, можно называть вас Дэймоном?

— Пожалуйста, Матти, — и по русски добавил, — хоть горшком, только в печь не ставь.

— Простите, не понял, что вы сказали.

— Не обращайте внимания, это русский фольклор. Увидел в ресторане агентов КГБ и поспешил на природу, подстраховался. Предполагаю, сотрудники спецслужб нами не интересуются. Вы ведь не шпион?

Матти оценил юмор, рассмеялся, дальше разговор потёк в деловом ключе. Быстро заключили устную сделку, которую предстояло исполнить сегодня вечером. Пока договаривались, прикидывал хватит ли денег, чтобы выкупить пять пар джинсов, три рубашки, блок сигарет и две упаковки "Wrigley's Juicy Fruit". Матти оказался деловым и хватким, видимо разглядел в юном фарцовщике надёжного партнёра. Вечером в карман финского предпринимателя перекочевали четыреста сорок полновесных советских рублей, а в спортивную сумку, без ненужной уже боксёрской экипировки, западные шмотки, курево и жвачка. Перекладывая товар, я вскользь пожаловался иностранцу на скудный ассортимент отечественного ширпотреба и острый дефицит импортных товаров. Матти внимательно посмотрел на жалобщика и мудро произнёс:

— Дэймон, если исчезнет дефицит, чем мы с вами станем заниматься? Надо радоваться и пользоваться моментом, бизнес опасный, зато прибыльный. Если так тяжело, эмигрируйте, как это по русски, кажется "постоянное место жительства".

— У нас эмиграция коротко называется ПМЖ. Уж лучше вы к нам. Вливайтесь в социалистическую систему, вступайте в КПСС, агитируйте земляков.

Матти усмехнулся и недобро бросил:

— Сегодня Дэймон, ты шутил не шпион ли я? Хочется спросить, а сам не из КГБ? Провоцируешь компаньона, по английски свободно говоришь.

Я рассмеялся и отшутился:

— Ну вот ты меня и разоблачил! Что теперь скажу своим генералам?

В ответ получил кривую ухмылку, кажется переборщил с фином, западное сознание отравлено догмой о русских шпионах. На том и расстались. Через неделю освободился от компромата. Коллеги и знакомые жевали ароматную резинку и дымили фирмой, кто-то пришёл в новеньких "Ливай Страусс", кто-то в импортной рубашке. Тут возник вопрос посредника, не гоже светиться постоянно в роли продавца. Здесь требуются перекупщики с "Галёры". Комиссионные магазины пока остаются под вопросом. Оформлять квитанцией нельзя, сведения из паспорта ненароком попадут в поле зрения ОБХСС, а значит нужен только теневик, осознающий степень риска спекулятивных махинаций и ответственность перед дурацкой 154-й статьёй.

 

10. Сложный сезон

Итак, этим летом мне требовалось навести мосты в военкомате и завязать знакомство с ответственным офицером, оформиться на водительские курсы, а главное — остаться служить в области. Тут и мудрить не пришлось: по весне получил повестку. Путь не длинный, военкомат на проспекте Карла Маркса, езды на трамвае десять минут. Прикупил бутылочку пятизвёздочного "Арарата". Умилила надпись "цена со стоимостью посуды: II пояс — 10 руб. 52 коп., III — 10. 92 коп." — ну не чудо, советский "Самтрест"! Очередь из призывников небольшая и вот я в кабинете. Военком пожилой подполковник с колодкой наград, в мятом кителе, плохо выбритым одутловатым лицом и профессиональной усталостью, которая, на мой взгляд, лечится мздой сообразной должности. Я протянул повестку, внимательно наблюдая за реакцией: тот мазнул взглядом текст, полез в какие-то бумаги.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! Призывник Петрушевский прибыл на призывной пункт для регистрации.

— Парень, ты ещё армии не нюхал, а уже тянешься. Учишься? Давай справку. Так, пока отсрочка на полгода, а там посмотрим на призывной комиссии.

Он сделал у себя пометку в журнале и вопросительно посмотрел:

— Что сидишь, послезавтра на призывную к врачам и за решением. Зови следующего.

— Я, товарищ, подполковник, от армии не собираюсь отлынивать и служить хочу. Вы бы подсказали, как через военкомат попасть на курсы водителей. Хочу призваться специалистом в автороту или любое подразделение, где потребуются навыки вождения военной техники. У меня дед три войны прошёл, дядя стал инвалидом на последней. Просто стыдно и не к лицу молодому здоровому парню не исполнить свой долг по Конституции и гражданской совести.

Военком уставился на меня, словно на пропагандиста из политотдела армии. В глазах появился интерес: что я за фрукт такой? Прибавил обороты:

— Согласитесь, товарищ подполковник, служба — почётная обязанность гражданина СССР, но быть готовым защищать Родину мало, нужна подготовка и навыки. Простите, я от всей души и вот, — достал бутылку "Арарата" и чуть ли не выкатил на стол военкому.

Тот поднял брови и вновь уставился на это чудо в перьях: и слова правильные и коньяком испытывает. Но взгляд тут же потух, я понял: переборщил. Но сдаваться не спешил.

— Это не взятка, а уважение к армии и традициям. Вы, представитель вооружённых сил и я своё уважение проявляю. Папаша не успел меня воспитать, а вы в отцы годитесь. Спасибо славные ветераны, дедушка и дядя, помогли, надеюсь и на вашу помощь.

Замолчал, видя как подполковник вновь оттаивает и напряжённо пялюсь военкому в глаза, но не подобострастно, а уважительно, как старшему товарищу.

— Вот что, парень. Забирай алкоголь и подтягивайся к концу рабочего дня. Там и поговорим. Меня зовут Евгений Матвеевич. Иди.

Я вскочил, по военному развернулся через левое плечо и гаркнул: "Есть!". За дверью бросил взгляд на табличку перед кабинетом военкома: "Начальник призывной комиссии под-к Семаков Е. М. Часы приёма с 9 до 17, перерыв на обед с 13 до14. Выходной: суббота, воскресение". На улице дохнуло незабываемым ароматом с кондитерской фабрики имени Микояна. Это ещё одно воспоминание из прошлого: в третьем или четвёртом классе школьников водили на экскурсию по цехам. Добрые тётеньки в белых халатах и косынках щедро угощали детишек конфетами, а что ещё надо детям. Вкус этих сладостей из памяти не выветрился.

Значит, сегодня тесное общение с главным военным пенсионером, ответственным за судьбу новобранцев. А ведь у него хлебная "должность". В будущем, когда дедовщина краёв не знала, военком стал бы миллионером, да вряд ли дожил. Подполковник не показался железобетонным истуканом, этакой краснозвёздной бюрократической крепостью, где главный закон: как скажу, так и будет! Наоборот, за суровой маской военного комиссара проглядывал уставший, но не потерявший чести, исполнительный, незлобный и адекватный советский офицер. Тут придётся поработать, да аккуратно решить проблемы. В автошколу при ДОСААФ поступить большого ума не надо, медкомиссия — не вопрос, а вот служить в городе или поблизости, задача потрудней, не один я такой умный.

Вечером дождался, когда военком вышел из кабинета, закрыл дверь на ключ и проставил металлической печаткой оттиск на пластилиновый вкладыш из под которого, торчали усики шпагата. Евгений Матвеевич переоделся в кабинете и теперь ничем не напоминал ветерана, прошедшего войну. Тормознулись в кафешке, где заказали компот, да пяток пирожков с яблоками. Когда от бутылки коньяка осталось на донышке, у Семакова развязался язык, я узнал о боевом прошлом, а ведь мог бы догадаться по орденским колодкам на кителе. Чем-то я пришёлся ветерану по душе. Видно требовалось высказаться бездетному вдовцу. Усердно исполнять роль внимательного слушателя не сложно. По ходу пьяного монолога, успел втиснуть в разговор свои планы. Мотивировка служить поближе проста — плохое здоровье моих ветеранов, особенно деда и в случае чего поддержать близких. По-правде не сильно кривил душой, с той войны здоровыми не возвращались.

В помещении забегаловки тепло и уютно. Гранёные стаканы использовались по двойному назначению: выпивка и запивка — распространённая практика в Совдепии. Я смотрел на подпола и вспоминал своего ротного из ближайшего будущего. История его банальна и поучительна. Военный лётчик 1 класса майор Рудаков, был командирован в Египет, где в составе отдельной истребительной авиационной эскадрильи нёс боевое дежурство по защите объектов АРЕ от ударов авиации противника. Мериться мастерством с израильскими пилотами пришлось летом 1970 года. Стрельбой ракетами «вдогон» Рудаков сбил над Суэцким заливом неприятельский штурмовик «Скайхок». За это был удостоен ордена Красной звезды. Но однажды, во время боестолкновения, на МИГ-21 оказало вооружение. Ракеты израсходованы, одна надежда на авиационную пушку ГШ-23, ну не таранить же израильский истребитель. Рудакова тогда чуть не отправили к праотцам.

Вернувшись на аэродром, майор принял на грудь, чтобы снять стресс, затем отыскал начальника группы вооружения и отмудохал капитана до потери сознания и частичной потери здоровья. Мотивация простая и понятная: "Из-за тебя, сука, я чуть не погиб, грёбанная двустволка отказала. Пока попусту давил на гашетку, машина получила повреждения, еле ушёл из под огня". Скандал замяли, выяснилось, что начальник группы вооружения не дал команду проверить бойки у пушек, хотя в журнале регламентных работ, техник сигнализировал о изношенности ударно-спускового механизма. Обоих вернули в Союз и раскидали по разным частям. Рудаков запил по-чёрному, что послужило основанием медкомиссии забраковать истребителя и поставит крест на полётах.

Майора перевели заместителем начальника штаба, где обида боевого лётчика и вредный характер подстегнули к новому витку пьянства. Горе-истребителю дали последний шанс и отправили тянуть службу в должности начальника роты материально-технического обеспечения танкового полка в Сертолово. Главное, подальше от рёва двигателей самолётов и неискоренимого желания снова взяться за ручку управления сверхзвуковым фронтовым истребителем. Будучи его подчинённым, выручал хроника-майора из опасных ситуаций и отговаривал сумасброда от необдуманных поступков. Слушал его истории и поражался бездарному отношению к карьере, воинскому долгу и к семье, наконец. Плачущий нытик, вечно жалующийся на жизнь, сорокалетний майор оставлял жалкое впечатление. Не приходило в голову майору во всех бедах винить свои пороки: пьянство и несдержанность.

Семаков другой человек. Военная косточка, как и Рудаков, но Евгению Матвеевичу алкоголь развязывал язык, никак не влияя на волевые качества, политическую сознательность и ответственность за дело. Идейная закалка Семакова оставляла место для компанейского, приятного и неглупого человека. Я это почувствовал часа через два, когда пришло время расходится.

— Хороший ты парень, Дима… и странный. Ко мне прутся родители маменькиных сынков, уговаривают, деньги суют и вдруг приходит парень с улицы, рвётся в строй, да ещё проставляется. Есть, конечно, патриоты, не спорю, но вот так не подъезжают. Я понял, понял, не надо объяснять. Все хотят служить в городе или рядом. Скажу так, думать о этом пока рано. Направление в автошколу дадим после медкомиссии. А квоту на распределение надо заслужить.

Семаков хитро посмотрел и я понял — не прост военком, совсем не прост. Прощупывает несмышлёныша, откуда ему знать кто я такой. А узнай он всю правду, послал бы куда подальше — чудиков итак хватает.

Сложный сезон лета 1969 года. К автошколе примешивалась ещё одна головная боль: аттестат о среднем образовании. Как втиснуть в график практику на заводе, курсы вождения и учёбу в вечерней школе. А самодеятельность в "Фениксе, а помощь по дому родным? А личная жизнь, Томка и другие? Фарцовка до кучи. С осени возобновятся занятия в "путяге", вот какой головняк! Ничего, Димон, пробьёмся, со мной будущее! С этими мыслями возвращался домой. Конечно я не помнил подробностей, как когда-то проводил эти летние дни и оттого, каждый день повторного проживания создавал дискомфорт. Постоянное дежавю ведёт к идейной стагнации. Просыпаешься утром с вопросом: что сегодня и сравниваешь сумеречные воспоминания ретроградной памяти с нынешним бытовым фоном и новыми задачами. Часто пытался понять, как же всё-таки закинуло в это время. Провидение или чья-то воля? И как я выберусь из этого пространственно-временного туннеля? Подчас так невыносима эта канитель: изворачиваться, врать, носить в себе временные наслоения и испытывать мучительный дефицит привычных благ научно-технического прогресса двадцать первого века. Ненавижу такую жизнь! Ненавижу! Это сперва было занятно: я крут, всезнайка из будущего, гормоны, понты перед девчонками, а внутри страх перед завтрашним днём и безысходность пленника. Простите, соотечественники, завязываю ныть. Пора прятать тетрадь в тайник и ложиться спать. Кстати, если придут по мою душу менты, КГБ или какие другие лихие человечки, хрен, а не письменные откровения. Потомкам — сколько угодно, нынешним — никак нельзя и для себя опасно.

 

11. Сентябрь, 1969

С автошколой ДОСААФ вообще никаких проблем, к декабрю получу права. "В Советском Союзе ДОСААФ считается престижным местом, где можно было научиться водить автомобиль или мотоцикл. Автошкола — своеобразный знак качества. Ученики учатся водить автомобиль на хорошем уровне и овладевать теоретическими знаниями". Это не мои мысли, а примерное содержание вводной части в конспект, что заполнял на теоретических занятиях. Если бы не политизированная составляющая, то внятный базис по матчасти и правилам дорожного движения. На Курляндской, 20, я числился, как допризывник по военно-учетной специальности «водитель транспортных средств». Списанный и переоборудованный ГАЗ-63 хоть архаика, зато бесценный опыт, поскольку практики вождения грузовиков у меня в прошлой жизни не имелось. Учебный "Москвич-407", как "два пальца об асфальт". Водительский навык не пропьёшь, ведь в другой жизни четверть века за рулём, оттого при мне чувство дистанции, автоматизм управления и отсутствие мандража. После "Хендай Санта Фе" по прозвищу "Инокентий" и всеми передовыми опциями третьего поколения, езда на раздолбанном москвиче с 45 сильным движком объёмом 1,4 литра, выматывала физически. 'Электрический усилитель руля и систему АВС в далёком будущем. Ладно, с этим всё ясно.

Всё ясно и со школой, принявшей меня без звука со справкой о незаконченном среднем образовании. Я появляюсь на занятиях раз в неделю, что-то записываю. С англичанкой договорился сразу, объяснив свой правильный "оксфордский" тем, что в детстве несколько лет жил в туманном Альбионе с папой дипломатом. Вралось легко, а кто проверит. Хочу договориться с учителями и завучем, чтобы исправно сдавать зачёты по предметам. "Вечёрка" располагалась рядом с домом на проспекте Карла Маркса, 34, в здании бывшего сиротского приюта. Весьма символично, что при советской власти приют превратился в сменную вечернюю школу № 48 при Выборгском РОНО. На некоторые занятия, например контрольные, являться приходилось не ровен час вообще забудут ученика. Там ещё экзамены, но то мелочь по сравнению с ежедневным испытанием изгоя. Тут стоп, а то вновь стану хныкать.

Два слова про ПТУ. Весной следующего года выпуск и по распределению я возвращаюсь на родной "Русский дизель". Запроса для двухгодичной отработки не потребуется, поскольку в трудовой всего две записи: "Принят учеником токаря. 15 мая 1968 года" и "ПТУ № 49. Принят на обучение по специальности токаря-универсала. 1 сентября 1969 года". Запах подгоревшей стружки и машинного масла сидит в подкорке и прописался там на всю жизнь. Недаром говорят первая любовь самая запоминающаяся, в моём контексте, любовь к металлу и станкам. Даже снится иногда, уже запутался в какой жизни, как затачиваю резец и проверяю угол. Добавлю, что привязанность к железу будет порушена сценарием прошлой жизни, но я как искренний драматург-бытописатель, не буду опережать события. Сегодня 24 сентября. Всё впереди. А пока о насущном.

Лёва Магазинер пригласил меня в кафе "Север". В те благословенные времена к шампанскому подавали охренительно вкусное мороженное "Лакомка". Я так понял, что разговор приватный и Лёве нужный. Иначе с чего бы хитрому и прижимистому администратору тащить меня в злачное место, ещё не испоганенное приватизацией и рыночными отношениями. Было противно наблюдать, как Лёва чавкая жрал знаменитые блинчики "Аппетитные". Он обходился без ножа, свёрнутые в трубочку кулинарные деликатесы запихивал целиком в рот, изредка вытирая лоснящиеся жирные губы. Во мне боролся старый, умудрённый и битый жизнью Петрушевский с молодым легкомысленным подростком, не замечающим пробелы в правилах хорошего тона. Я вспомнил, как этот деятель прихватил меня как-то за галстук после выступления и потянув усмехнулся, мол что за прикид, ведь ты не в театре. Обычное хамство, без злобы, всего лишь от плохого воспитания и излишней самоуверенности: ведь он босс! Как тогда, так и сейчас хотелось вмазать ему по морде. Наевшись, Лёва приблизил свои губищи и выдал:

— Дима, я знаю ведь ты фарцуешь, шмотки, сигареты продаёшь. Я хочу с тобой договориться, мне нужна валюта. Чем больше тем лучше. Любые зарубежные деньги, заплачу выше курса.

Желая хоть как-то задеть наглеца, я с искренней миной начинающего барыги ответил:

— Лёва, а монгольские тугрики подойдут?

— Дурака не валяй! Я серьёзно говорю. Деньги капстран: доллары, фунты, марки хоть немецкие, хоть финские. Твои риски окупятся крепким советским рублём.

Я уже серьёзно глядя прямо в глаза наглому Магазинеру отчеканил:

— Мои риски говоришь? 88-а статья УК РСФСР наказывает за нарушение правил о валютных операциях лишением свободы на срок от трёх до восьми лет с конфискацией имущества или без конфискации, с обязательной конфискацией валютных ценностей. Никогда об этом не слышал.

Магазинер напрягся и зло прошипел:

— Конечно знаю, у нас в стране куда не плюнь всюду капкан. За фарцовку тоже по головке не погладят. Я тебя пригласил на сделку, а не обсуждать последствия.

— Так ведь если прихватят легавые, то калёным железом вырвут признание: кому продаю и за сколько. Или тебя загребут, та же картина маслом и оба загремим на лесоповал. Это зона интересов КГБ, там ребята серьёзные, а фарцой занимается ОБХСС, можно договориться, избежать тюремного срока. И ещё, Лёва: "то, что знают двое, знает и свинья".

— Я и не знал, что ты такой подкованный. Про свинью, это хорошо сказал.

— Это не я сказал, а один фашистский генерал, Мюллером звали, не слышал?

Меня озарило: Лёва собрался сваливать, что ему до моих рисков? Шла очередная волна иммиграции — отток народонаселения из совка, процесс не прекращающийся даже в моём 21-м веке. Можно попробовать, конечно. Я задумался. Если прикупать баксы у туристов за два с полтиной, то есть в четыре раза дороже, чем обменивает банк СССР, а продавать по три с полтиной, то прибыль прирастает на рубль с каждого проданного бакса и находится в прямой зависимости от общего количества "зелени". Но ведь можно поторговаться и прикупить "штуку" или больше, да сбить ценник до двух рублей. Но при этом раскладе срок грозит увесистый, расстрелять не расстреляют, но пятнашку могут отмерить. Нынче скользкая тропинка валютных операций ведёт на скамью подсудимых, это в будущем шагай в банк и меняй сколько хочешь, правда паспорт предъявить попросят. Я оторвался от размышлений знакомых каждому валютчику. Примерять на себя "бабочку" (88 статью), как-то не хотелось.

— Лёва, ты похоже собрался на ПМЖ в Израиль. Понимаю, историческая родина — дело святое! Но пока меня не убедил.

Магазинер, как ему казалось, незаметно оглянулся и стал сверлить маленькими глазками сквозь линзы очков. Тоже мне, секрет Полишинеля, из совдепии ежегодно валят сотни тысяч, а сколько знакомых покинуло Родину, да и я бы мог. И не случилась бы со эта чертовщина с туннелем времени, как знать. Дальше мозг услужливо выдал речение о промысле божьем и предназначении в семейном гнезде, но Лёва вновь открыл рот:

— Может и так, тебе не всё равно? Что-то ты шибко умный сегодня, короче, если согласен, то говори цену.

— Ладно, Лёва, будет чего, отзвонюсь. Но вот вопрос, а как же "Феникс"? Так вот всё бросишь и прощай Отечество?

— А что "Феникс", без меня и брата группа разучится играть? Найдёте другого организатора. Но я умоляю, никому не слова. В моём молчании можешь не сомневаться. Слишком много поставлено на карту.

Посидели ещё немного, откушали главный деликатес кафе фирменное мороженное "Лакомка". Кстати, вспомнил, что главный конкурент "Севера", ресторан "Метрополь", в пику коллегам из общепита, так назвал кругленькие лакомые печенюшки. На том и расстались, в конце встречи поинтересовался: "Когда?", администратор так же коротко ответил: "Где-то через год".

Спустя неделю, перепродал Магазинеру двести долларов, увяз коготок, в стране появились два новых валютчика! Зато мечта приобрести автомобиль стала обрастать дополнительным доходом. Не помню, кажется не упоминал случай, как мы с дедом ещё весной ездили в совет ветеранов. По иронии судьбы, ветеранам отвели помещение в здании исполкома Выборгского района, в двадцати метрах от военкомата. Дед прихватил меня в помочь написать, если понадобится, бумаги. Когда приехали отмечаться по льготной ветеранской очереди на машину, на выходе столкнулись с подполковником Семаковым. Окликнул военкома:

— Товарищ подполковник, Евгений Матвеевич! Можно вас на минуточку.

Семаков остановился, не сразу вспомнил собутыльника, но улыбнулся когда образ странного допризывника восстановился в памяти и протянул руку. Познакомил ветеранов и процесс пошёл. Пара общих фраз и выяснилось, что воевали на одном фронте и даже в одной дивизии. Включился обоюдный интерес, сослуживцы оживлённо заговорили, вспоминая, общих знакомых, глаза разгорелись. Про меня казалось забыли, пришлось напомнить. Мотивированно предложил зайти поговорить в забегаловку, где три месяца назад распивал с военкомом коньяк. Бойцы идею подхватили, но отложили на двадцать минут. Семаков пообещал быстро решить рабочие вопросы в военкомате и освободиться окончательно. Нам с дедом как раз хватило этого времени, чтобы дойти до винного отдела гастронома и вернуться не с пустыми руками. По дороге поведал о весеннем визите с повесткой на руках, но забывчиво умолчал о посиделках и возлиянии с подполковником.

— Спасибо, внук. Нас всё меньше, а ведь придёт время, когда смерть вышибет участников Великой Отечественной. Будете помнить о нас потомки?

— Всенепременно, деда. Народ такое не забудет.

А сам вспомнил о громких реляциях правительства к юбилейным датам Победы. Обещания обеспечить ветеранов достойной пенсией и отдельной жилплощадью. И как дотошные журналисты регулярно с голубого экрана предъявляли новые и новые сюжеты о правовом беспределе по отношению к эти самым подлинным ветеранам. Как зарезервированные псевдоучастники делятся воспоминаниями с молодёжью и фальсифицируют по заданной программе чудовищный бардак и предательство первых месяцев после вторжения Германии.

 

12. Уже двадцать

К удивлению, пришла мыслишка, что двадцать лет это много. А двадцать плюс шестьдесят пять — две жизни. Занятная арифметика. Две ипостаси — вечный странник или калиф на час? Рос, рос и вдруг старость надвинулась, не успел как следует вжиться и прочувствовать сполна каково оно доживать, заново молодость. Нормально так: меняй что хочешь: не женись на умной, а кольцуйся с богатой; не служи в армии, а поступай в институт; от сумы да тюрьмы не зарекайся, но сделай так чтобы это тебя не коснулось. Да, мало ли чего ещё в голову взбредёт. Чу! Может и третье бытие наступит, за ним четвёртое. Всем, кого это касается, скажу так: не жалейте о прожитом и содеянном; и за грехи, и за добро воздастся! Поверьте изгою, проживать заново — кара. И если зациклиться на вечном, то приму как благодать реинкарнацию, но только не этот кошмар. Если когда-нибудь вернусь на участок, то первое, это сожгу злополучный сарай с которого всё началось. Ещё бы бессовестную ремонтную бригаду запустить в хозблок, путь разнесёт далеко назад по жизням, тогда поймут меня. Да ладно, электрики здесь при чём? Тогда кто? Намекни, Всевышний?

Высказался, полегчало. Итак, встретил ещё раз двадцатилетие. Опять, как в прошлом году и предыдущих, в кругу семьи. Иной бы, на моём месте, удавку на шею и прости Господи… Мама, дедушка, бабуля, дядя и тётушка, люблю всех! Забил холодильник дефицитами до упора, стол вышел классный — мама с бабушкой постарались. Из приглашённых пришли: Томка и пара старых корешей. Встречать день рождения в декабре выигрышно: не успел просохнуть, вот и Новый год пора праздновать. Подарки, поздравления, как водится, с той разницей, что поздравляли дважды: тогда и ноне, но знает об этом только именинник. Парадокс времени.

Отчитаюсь по событиям. Скоро каникулы, тоже мне явление для старика, зато две бодрящих составляющих: "Феникс" и шахеры-махеры на скользкой дорожке спекуляции. Поставщик товара, Матти, пропал, могу допустить, что оттолкнул чухонца своей шуткой. Пусто место не бывает, прощай Матти, добро пожаловать господин Олсон. Познакомился с ним на шведском столе гостиницы Европейская. Необычный выверт судьбы — швед полный однофамилец, а возможно прямой родственник того Ларса Олсона, что возил меня к Нобелю. Господин Олсон поменял баксов на полторы тысячи рублей. Валюта ушла к Магазинеру, а прибыль приплюсовалась к пачке для выкупа будущего "Москвича". Дед изредка встречается с военкомом, теперь рад за обоих и за себя, стариков накрепко объединили воспоминания, а я спокоен за "ближний" призыв осенью 1970 года. Водительские права получу в январе.

Сегодня выдался свободный день, решил прогуляться по родному городу. На улице встретил слабый морозец и недолгое солнышко. Маршрут проверенный годами, в прошлые времена я прогуливал художественную школу и пешком шёл от площади Восстания к Адмиралтейству. Не пропускал ни одного кинотеатра, а их на Невском, дай бог памяти, восемь. Иногда умудрялся попасть на пару сеансов подряд. К девяти нужно не опоздать домой, тогда я в свои четырнадцать лет, ещё считался маленьким. Перед фильмом заходил в магазин восточных сладостей и покупал сто грамм орехового шербета, не с арахисом, а фундуком, свежий и посему вкуснющий. В будущем таких не изготовляли, да и магазин бесследно исчез. Советский кинопрокат пачками вываливал на зрителя классные ленты Гайдая, Рязанова, Бондарчука, Ростоцкого, а так же западные популярные картины про Фантомаса, "Три мушкетёра" и Парижские тайны". Было из чего выбирать, однажды завернул в кинотеатр "Родина" и отсмотрел все серии "Ну, погоди!".

Переполненный воспоминаниями, дошёл до "Галёры". Зимой кануне Нового года, галёрка ещё не так популярна, как в семидесятые. Но мне-то жуть как интересно. Спекулянты жались по углам и бегали в торговые залы греться. Помню, как плотно обосновался на этом пятачке в семидесятые и позже. Выхватываю из мельтешащих фигурок, а то и стёршихся из памяти, торговцев винилом. Эти, как правило, таскали в руках портфели или пакеты квадратного формата. Ага, увидел знакомое лицо, подошёл.

— Братишка, винил меняешь?

Это Влад Яковлев. Для него я свой, знакомы больше года. Для незнакомцев вроде волшебного ключика два ключевых слова: "винил" и обмен", человек, далёкий от фирмы, так не спросит. Поболтали, Влад рассказал, что принёс на сбыт и что интересует. Товар держал по близости и я эту забегаловку, именуемой среди барыг "Щель". Камерой хранения также служил загашник у гардеробщика ресторана "Метрополь". Платишь трёшку и драгоценный винил ждёт пока не понадобится. Эта схема позже перекинулась на шмотки, сигареты и прочий зарубежный ширпотреб. Портфель у Владика для вида, такая скрытая реклама, а внутри пара журналов, да пластинка Муслима Магомаева.

Перекурили. Сама атмосфера тех лет, тревожный дух времени и ментовских прихватов, пьянил и рождал воспоминания. Главное правило барахолки не носи с собой товар не ношу, метод храненя описал выше. В той жизни хватило эпизода, когда с полным портфелем винила прихватили два опера из ОБХСС и накрутили скупку и перепродажу в общественном месте. По тем законам, это тянуло на административное нарушение. Дело дошло до суда, конфисковали коллекцию импортного винила, добавили штраф и до кучи, сообщили на работу. Случилось это полгода назад в первой жизни, а в этой, ментовская операция сорвалась — на криминальны угол Гостиного Двора и улицы Бродского, просто не пришёл. Тот случай, когда представился случай откорректировать заданный временем сценарий.

И тут, как тут постовой из 27-го отделения, что в переулке Крылова.

— Ты опять здесь? — обращаясь к Владу, с, которым, похоже давно знаком, — мёдом намазано? Оба предъявили документы.

Я сунул менту паспорт, Влад свой. Сержант убрал ксивы в карман шинели и жестом приказал следовать за ним. Налицо нарушение, нет такого права забирать документы. Страхуется мент, убегают граждане частенько, подработка лишают. Зная дальнейшую процедуру, я подмигнул Яковлеву и решил поставить мента на место. Закон требуется соблюдать, а именно: представиться, вежливо проверить документы и отпустить.

— Товарищ сержант, можно на минутку, — мягко оттеснил мента к жёлтой стенке Садовой галереи и ошарашил, — из 27-го? Какого чёрта срываете операцию? Мне писать рапорт начальнику РУВД, что постовые вмешиваются в работу КГБ центрального аппарата? Фамилия начальника подразделения?

— Капитан Егоров! Извините, товарищ. Ошибочка вышла.

Жёсткий императив подействовал. Перепуганному менту, даже в голову не пришло потребовать служебное удостоверение у шпингалета, по возрасту, тянувшего скорей на стажёра, чем штатного сотрудника. КБГ — волшебная аббревиатура, обладающая парализующим воздействием на мозг обывателя и младший милицейский состав, который издавна ненавидит и боится "старшего брата". Сегодня как раз такой случай.

— Теперь верните паспорта и обходите нас стороной. Понятно изложил?

— Так точно!

Сержант козырнул и пропал. То-то же! Нынче я умный, хвост поджимать не стану, ситуация другая, господа. Вернулся к Владу и протянул паспорт.

— Что ты ему сказал, Дима?

— Сунул пятёрку и послал подальше. Ну я пошёл, ещё увидимся, Влад.

Влад понимающе кивнул головой, сам так делал, в том смысле что давал взятку. Сегодняшний прикол от лица КГБ правда не слышал. Да и не зачем. В будущей жизни мы крепко подружимся. Именно он, много лет спустя, первым встретит меня, когда после шестилетнего перерыва вновь обозначусь на "Галёре". Сегодня путь лежал ещё к одному священному месту теневиков нашего города — Апраксину Двору. Здесь в комиссионном магазине по случаю можно отхватить дефицитную импортную технику и аксессуары. В отделе полюбовался на древние образцы родной совковой радиопромышленности: радиолы, магнитолы, магнитофоны, телевизоры, транзисторные приёмники. Интересовало, то что на витрине отсутствовало. Склонился к продавцу, отчётливо вспомнив эпизод в комиссионном из фильма "Берегись автомобиля", и тихо так произнёс:

— Ищу ленту тип шесть, желательно две или три бобины по 250 метров. Плачу по пятёрке.

Засветил перед продавцом три голубых купюры. Тот отсканировал мою внешность, но засомневался. Пришлось поднажать:

— Да, не ссы, я с галёры, от Влада Яковлева. Если чего из шмотья надо, обращайся, зовут Димитрий.

Через пару минут убирал в авоську газетный пакет, с тремя бобинами на которых гордо красовалось надпись: магнитная лента, шосткинский химзавод "Свема", тип 6, дата выпуска ноябрь 1969 г, цена 3 р. 45 к. Радость меломана, вот и дефицит. Тут же выскочило в памяти, как приобрёл подобным манером "Океан-201", классный я скажу радиоприёмник. Брал, несмотря на глушилки, западные станции и вожделенную рок-музыку.

Теперь мечта прошлой жизни: кафе "Лакомка" на Садовой при ресторане "Метрополь". Ах, благодать, аромат эпохи: чашка горячего всамделишного тёртого шоколада, не изгаженного пальмовым маслом и соей, и фирменное печенье. Мини шедевр из песочного теста, привет гурманам — кругляшки, тающие во рту. Ненавижу мерзкое слово "печеньки", пришедшее в 21 веке из столицы. Мысль вновь посетить это притягивающее заведение, пришла в голову, когда в "Севере" договаривался о валюте с Лёвой Магазинером.

Пока наслаждался напитком, вспомнил ещё одну главу из будущей жизни в начале девяностых. Тогда работал в чебуречной. В торговом зале отвели место под буфет: кофе, мороженное, сигареты и другие мелочи. Однажды принесли коробки из-под зефира с разлитым шоколадом. Непривычно держать в руках здоровенную плитку чёрно-коричневого слиток весом под килограмм. Родилась мысль торговать горячим шоколадом. Расписал технологическую карту, согласовал калькуляцию с бухгалтерией и процесс пошёл. Измученные перестройкой и развалом страны ленинградцы, изголодавшиеся по забывшимся деликатесам, заказывали горячий напиток наравне с кофе по-турецки. Не трудно догадаться, что шоколад разливали и тащили на продажу с кондитерской фабрики. Но это другие хроники. Так провёл выходной. Раньше 1970 года не возьму дневник в руки, потерпи дорогой.

 

13. Всё о "Фениксе" или чего я хочу

Когда бросаешь взгляд в прошлое, не помнишь примерно половину всего произошедшего. Настоящее, мне такой особенности не оставляет — реальность дробится на мелкие и крупные события и заново выдёргивает из анналов прошлое, которое накладывается с новым мировосприятием и создаёт сюрреалистическую картину будней 1970 года. Пишу витиевато, поскольку меня денно и нощно терроризирует дежавю и неизбежность заново принимать решения.

Получил водительское удостоверение, подзабытая красная книжечка и талон предупреждений, не то, что запечатанный в пластик прямоугольник с цветной фоткой, полученный за взятку в ГИБДД. Мне бы за руль поскорей. Зимой обещали открытку к весне, перенесли на лето, скоро сентябрь, а воз и ныне там, ну это нам советским знакомо. Намекнул деду, может подмазать кого, тот вспыхнул: чтобы я, ветеран, да ни в жисть! Как всё знакомо и буднично. В июне предъявил родным аттестат о среднем образовании. Нынче я в их глазах вырос, прошлые ссоры из-за брошенной школы, забыты.

Теперь о любимом занятии — рок-музыке. Сколько раз мечтал разучить и исполнить римейк американской группы Bloodrock "Wicked Truth". Тут не всё просто, "злая правда" в том, что партия ударных непростая. Мало того, барабанщик Джим Ратледж не только лихо отбивал свой рисунок, но и пел. На раз-два не осилить, нужно без конца штудировать петли и сбивки. В далёком будущем разыскал на ютубе видео с техникой исполнения Рэя Гринфилда. Палочки под рукой. В итоге наблатыкался, поймал рисунок. Но повторить на полной "кухне" (комплект барабанной установки) не было возможности. И вот появилась, когда время дало задний ход. В марте дебютный альбом с этой композицией только появился в Штатах, а в июне я уже имел копию на магнитофонной ленте и проиграл Олегу Голубеву. К лету 1970 года, группа "Феникс" имела за плечами два года игровой практики. Появилась техника, сыгранность и профессиональный подход к исполнению, во всяком случае, так казалось. К тому времени Серега Борзов раздобыл фирменную педаль с "примочками", в которой имелась настройка жёсткого искажённого звука — дисторшн. Помнил, что осенью сваливают на ПМЖ братья Магазинеры, оттого торопился, да и сам призывался в СА. Композицию разучили, за несколько проходов шлифанули до приемлемого качества и ошпарили публику шквалом хард-рока с элементами хэви.

Концерт состоялся в начале июля на площадке в Буграх. Толпа прониклась изумлённо, а дальше больше, тоже америкосы под названием "Железная бабочка" и хит всех времён "В Эдемском саду". Ай, ладно пошла тема после тухлой совковой попсы, особливо убойный риф и вступление:

Когда в уши заливают патриотические песни типа"…Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути. В коммунистической бригаде с нами Ленин впереди!", подобная байда коверкает сознание и режет слух. А тут западный рок-марафон — кому надо, тот услышит и прочувствует. Славное время начало семидесятых, первые ростки не советских пёстреньких ВИА, а отечественных рок-коллективов. В авангарде ленинградские команды, типа "Лесные братья", "Кочевники", "Фламинго", "Аргонавты" и "Феникс" разумеется. Просто забытый всеми недолговечный "Феникс" не лез вперёд с идеями русского рока, а скромно рубил не ахти какое бабло. Во всяком случае ни Голубеву, ни Магазинерам не приходило в голову представлять группу на фестивале под эгидой комсомола в кафе "Ровесник" и подобным мероприятиям.

У "Феникса" много собственных композиций на русском языке, присутствовали и такие, которые на обязательном конкурсе готовы порадовать компетентное жюри сладкой патокой любовной лирики:

Ой, да мало ли чего найдётся в старых тетрадях, которые служили шпаргалками, спрятанными на большом барабане — бочке. В рот тычется микрофон, в руках палочки, одна нога занята хай-хетом, вторая — педалью, а глаза косятся в текст. "Правильные тексты" держали для излишне любопытных представителей отдела культуры и привередливых директоров клубов. Изредка "размачивали" роковый жесткач подобными музыкальными демпферами перед оглушительными роковыми композициями. Этого требовал Магазинер, да и всё понимали — система обязывала. После того, как Лёва публично признался в отъезде на ПМЖ, "Феникс" быстро увял, Группа дала ещё пару концертов и развалилась. У каждого свои планы: мне в армию, Борзов женится, Голубев в консерваторию. Прощай "Феникс", не оправдал название, больше не возродился, но как было хорошо с тобой. Несколько десятилетий спустя, я искал для мемуаров Голубева. После нескольких наводящих звонков попал на администратора — голос старый. Спросил номер трубки Голубева, мол пишу роман, интересуюсь подробностями, а заодно разрешением на публикацию его имени. Усталый, хриплый голос поинтересовался как я связан с Олегом.

— Играли вместе в "Фениксе".

Голос моментально ожил и помолодел:

— Да вы что! На чём?

Поболтали, но не это главное. Теплом и радостью повеяло, что кто-то о нас ещё помнит.

Появились новости: в сентябре пришла открытка на "Москвич". Ездили на склад в районе Московского вокзала. Процедурой оформления занимался дед. Потом в ГАИ на регистрацию. Бюрократическая рутина, но как ни странно, в отличие от лихих девяностых, никаких очередей. В коридоре, тёмная личность восточной национальности, предложила перепродать авто и получила отказ в жёсткой форме. Торжественно въехали во двор нашего дома и к неудовольствию любопытных быстро натянули на легковушку заготовленный брезент. Краем глаза отметил, как в окно выглядывала бабушка. Остальная родня увидела новенький "Москвич" в воскресение, когда вывез семью на обзорную экскурсию по Ленинграду и далее в пригород к Финскому заливу. Экая благодать на дорогах, машин мало, пробок ноль, всегда бы так. На обратном пути стали постукивать клапана. Вот и началось — советский автопром — худший автопром в мире. Дед вызвонил знакомого из автомастерской, понедельник потратил с ним на регулировку и проверку узлов.

Пришло время осознать, чего я хочу на этом этапе существования. С армией понятно — жду повестку. Работой обеспечен, теперь Петрушевский аттестованный токарь четвёртого разряда, о заводе уже писал. Там ничего нового, так же сгорают подошвы рабочих ботинок, выдаваемых раз в квартал. Та же ругань в инструментальной кладовой из-за перекалённых резцов. Рутина, одним словом. Аттестат и двухгодичный рабочий стаж предполагает поступление в Политехнический институт, куда подпихивает начальник цеха (готовит смену). Тут буду думать: Политех всё-таки не моё. Плыть по течению и придерживаться сценария уже не хочется, а хочется назло судьбе набедокурить, плюнут на условности, повоевать с режимом. Хочется-перехочется, тут же отмёл душевные порывы — чревато! В активе осталась страсть к коллекционированию западного винила и записей. А ещё отлаженная схема по перепродаже дефицитов. Фарцовка тоже тяготит, нет былой остроты опасности, да и в шкуре попаданца, эта острота нивелирована знаниями, адреналин не бодрит — его нет. Страхи и стенания позади, я ныне рациональный, практичный и циничный. Ну, купил у иностранцев, продал втихаря, заработал и что? Восторженные глаза покупателей, ахи знакомых девиц, уже было. Вот бы к Светлане Петровне, к собачкам, в тишину и покой старческого логова, что отстроил в Ландышевке, к ноутбуку и Инету с безграничными внутренними резервами. Ау, Боженька! Жмусь тут в личине двадцатилетнего пацана, упакованный знаниями, которыми ни с кем не поделишься.

Попытался объяснить маме, кому ещё такое доверишь. По странному взгляду родительницы понял, подобные откровения актриса всерьёз не воспринимает и быстро перевёл в шутку. Мама не виновата, она принадлежит к другому поколению, выросшему в нужде и тяготах военных лет. Окружающий мир воспринимает буквально без допусков и фантазий. Не мне судить, если бы сделала вид, что поверила было ещё хуже. Пусть считает, что сынок дурака валяет, пусть… Бог даст, станет кровиночка человеком. Эх, мамуля, знала бы ты о петле времени, вернувшей твоего Димулю в период застоя.

На дворе осень, отсюда и настроение поганое. Дождусь повестки, смена обстановки пойдёт на пользу. Заново восстанавливаю в памяти курс молодого бойца, сломанный клапан в противогазе во время учений по химзащите и учения на убитом армейском ЗИЛ-131, и побег двух солдатиков, а затем стрельба на посту. Посмотрим, ведь события обязаны повториться и придётся пережить заново армейские будни — в таком мире законы времени нетленны.

А что на любовном поприще? Читатель обязан знать. С Томкой пока ладим, просто мало друг друга знаем. Хотя, что значит мало знаем, она мало, я — всё. Оттого, забегая вперёд, докладываю, стало неприятным сюрпризом первое Томкино письмо в армию. Прочитав весточку от любимой, насчитал свыше тридцати орфографических ошибок. Себя считаю человеком худо-бедно образованным, не ботаник, не интеллигент в десятом поколении, но умею складывать буковки в слова, а слова в разумные строчки. В шестьдесят пять лет неучем быть стыдно. Орфографический сюрприз удивил и слегка напряг. Как же ты училась в школе детка? Когда та приехала на свидание, поинтересовался этой особенностью письма. Тогда Тамара обиделась и некорректный вопрос послужил началом конца. Извинялся. Письма ещё приходили, но за полгода до дембеля перестали. И рванул влюблённый вояка в самоволку к зазнобе, и наткнулся на запертые двери. В квартире играла музыка и слышались голоса, но в тот день никто не вышел на порог. Ну и хрен с тобой грамотейкой! Выпил из горлышка малька водки и вернувшись в часть и чуть не загремел на губу. Вот опять поторопился, при желании мог бы на одной странице дневника расписать оставшуюся до удара током жизнь. Зачем, раз обещал себе и читателям описывать "будни-2". А вот поездку к возлюбленной придётся откорректировать, да кое-что другое. Будет и любовь и женитьба и ребёнок, но позже, потом…

 

14. Служу Советскому Союзу!

И вот я в армии. По устоявшейся привычке сравнивать ключевые моменты тогда и сейчас, уверенно заявляю: на сборном пункте картина абсолютно та же. Так же колыхались новобранцы в непривычном строю, также выступал военком, а за ним ветеран. Что-то бравурное исполнял духовой оркестр, толпа провожающих вяло колыхалась и махала руками.

Но появились новые эпизоды. Военкома я теперь знал, сопровождающий офицер, на сборном пункте, мою фамилию выкрикнул в другую войсковую часть, нежели в первой жизни. Я решил вопрос службы с помощью незначительной взятки и грамотно подвешенного языка. Было промозгло и холодно, на дворе 19 ноября 1970 года. Среди провожающих дед и дядя, жалко, что регалии деда спрятались по пальто. В пёстрой толпе вдруг узрел Пыжика — одноклассника Димку Сайко. Вот так встреча! Поздоровались. Сайко познакомил с другом детства Серёгой Семаниным, позже выяснилось, что служить будем в одной части, я — в автороте, Семанин — в роте охраны. Оркестр, прощалки-обнималки, далее в автобус и гудбай гражданская житуха. В окно увидал, как военком подошёл к деду и оживлённо заговорил, ну понятно гоношит однополчанина на выпивку. Третьего искать не надо — дядя тоже фронтовик, рядышком. Хотелось опустить форточку и рявкнуть деду: "Не смей пить, бабке расскажу". Да, какой там, тёплая компания сформирована и вскорости отчалит куда-нибудь в пирожковую или кафешку. Дальше известный ритуал и бесконечные воспоминания о нелёгких фронтовых буднях.

В автобусе пошла по рукам бутылка знаменитой бормотухи "Три семёрки", затем вторая, третья, и кто такой щедрый? В Сертолово въехали в приподнятом настроении. Что там курс молодого бойца? Это фигня, уж я-то подготовлен и как бить подошвой строевой шаг по команде "Рота!!!", не забыл. И команда "Газы!!!" на слуху. И "калаш" разбирается за 45 секунд. Эх, армия! 9 декабря принял присягу. Штамп в военном билете о зачислении в автороту. Мой новый друг и боевой товарищ — вивший виды ЗИЛ-131, на спидометре триста тысяч, деревянный кузов с брезентовым верхом для перевозки "живой силы". Далее армейские будни: нудная рутина, учения, изматывающие ПХД (парково-хозяйственные дни), скукота и нудятина. Эту часть энергично проскакиваю.

.

Зато остановлюсь на противостоянии дедовщине, самоволках, пьянстве и раздолбайстве опустившегося офицерского состава. В советской армии офицеры и рядовой состав, это люди преданные присяге, с большим потенциалом воинского патриотизма. Но исполняют свои обязанности на совдеповский манер: если понадобится жизнь отдам за Родину, а пока всё тихо, можно нарушать устав, класть с прибором на службу. Отсюда пьянство, дедовщина и чего похуже. В нашей части помню несколько чрезвычайных происшествий. Один покрошил однополчанина на посту, забрал подсумок с патронам и колобродил двое суток, пока не принял в хлам пьяного, плачущего дезертира сертоловский участковый. Потом открытый трибунал в доме офицеров. Один повесился от неразделенной любви. Трое пропали и хрен где болтаются до сих пор. Такая вот картина, но есть и меньшинство, которое в отличие от знаменитого принципа "солдат спит — служба идёт", решает свои особые задачи. Мои особые задачи стояли из простых мудрых истин: не подставляться, не лезть на рожон, успешно совмещать службу с пользой для себя и близких, а если надо уметь постоять за себя — хлюпиков и маменьких сынков нигде не любят.

Я скрывал свои спортивные навыки, хвастаться боксёрским прошлым в "детском солдатском возрасте", повод навлечь неприятности со стороны "дедов". Про эту особенность советской армии, я знал не только по прошлому опыту, но из будущей жизни, когда жестокая волна дедовщины захватила вооружённые силы агонизирующей страны конца восьмидесятых и новой России лихих девяностых.

Весной, когда неумолимый дембельский календарь отмерил полгода службы, я исполнил свою давнюю мечту, ушил армейские брюки, так называемые "хэбешки". Убрать безобразно болтающиеся хлопчатобумажные пузыри на бёдрах и портящие внешний вид защитника, мечтают все солдатики, но сделать это удаётся, как правило на закате службы, когда гордое звание "старик" подчёркивает вереница армейских значков. В тот же день вчерашние салабоны более раннего призыва потребовали распороть швы, а в наказание почистить старослужащим сапоги. Скрипя душой, лезвием убрал аккуратные швы, которые бабушка в последнее увольнение исполнила на швейной машинке, но сапоги остались нечищенными. Пришло время постоять за себя. Ночью подняли и пригласили в умывалку. Отступил к стене спиной и всех желающих угощал чувствительными зуботычинами, пока не одолели массой и количеством. Вот тут на помощь и пришёл бойкий, чернявенький погодок Аслан из дружественного Дагестана. В исполнении Аслана было карате. Я, этот вид единоборства, в жизни встречал не часто, зато воспитывался на фильмах Брюса Ли и Чака Норриса в будущем. Волна нападавших схлынула, плюясь кровью и утирая разбитые носы, старики клятвенно обещали, решить вопрос в ближайшее время.

Мы подружились с горячим восточным парнем. Аслан родом из Махачкалы. Учился в университете на факультете иностранных языков на втором курсе, заступился за девушку и был отчислен за нанесение телесных повреждений троим горцам. Дело замяли, но учёбу пришлось отложить, а чтобы не разжигать пожар вражды между родственниками пострадавших и кланом Аслана, отправили служить в Ленинградскую область. Опыт карате, как у меня в боксе — около четырёх лет, что достаточно для значительного превосходства в незапланированных сшибках. Вдвоём было интересно: он учил особенностям школы Сётокан, я ставил прямой в челюсть и удары по корпусу. При этом старались общаться на английском языке, тут я слегка превосходил студента. Занятия организовывали подальше от посторонних глаз. Случилась ещё пара рукопашных, прежде чем старики махнули на нас рукой. У них скоро дембель, масти поменяются и наш призыв по определению, уже не будет подвергаться тотальным прессу физическому и моральному. Мы с Асланом в авторитете, а скоро к нашей компании присоединился Семанин.

Сергей, парень не промах, стальные кулаки и характер лидера. Правда служил в роте охраны, там традиции "опёкунства" старослужащих не так сильны, служба разгильдяйская, но утомительная и выматывающая: автомат, пост, четыре часа охрана, четыре сон, четыре бдишь и один выходной. Со временем, Родину "защищать" легче, для того придуманы взятки, выпивка или дефицит — универсальное платёжное средство. Глядь, и избавлен от ненавистных челночных рейсов вокруг объекта, можно перевестись на блатную должность или хотя бы стать разводящим, свобода манёвра, вариантов масса. Семанин лёгкой службы не искал, но благодаря волевым качествам и неожиданно тёплым отношений с прапорщиком Каштальяном, попал в блатные. Каштальяна выносили немногие — солдаты ненавидели, офицеры относились презрительно, в курилке гадали, что связывает первогодку с вздорным, высокомерным и хамоватым начальником склада вооружения. Позже эта загадка разрешилась.

В увольнение отправляюсь каждое воскресение, за исключением дней учений, когда приходится совершать марш броски на большие расстояния. Не всём так везёт: сел на автобус и через полчаса открываешь дверь в свою квартиру. В первый раз, где-то перед новым годом, махнул как был в шинели на "галёру". Встретил знакомых и убедился — тайная жизнь нелегальных торгашей продолжается. "Галёрка" приказала долго жить лишь в начале девяностых, с исчезновением дефицита. Раньше считал, что местных спикулей отслеживает бдительное ментовское око, как выяснилось не только — военный патруль тут как тут! Старший проверил документы, посмотрел сурово и отпустил. Показалось, что офицер расстроился за мой трезвый вид и правильную форму одежды. Комендатура рядом, на лице Ракова, чуть что и в кутузку. Там, предполагаю, тоже план по задержаниям. В дальнейшем путешествовал по родному городу только в гражданке, так спокойнее.

Дома всё хорошо. Дед кое-как овладел навыками вождения, но на права не сдавал, колесил на свой страх и риск по раздолбанным областным дорогам или катал по городу бабушку или сына. Мама, часто занята на съёмках или на озвучании. Роли второстепенные, но на улице часто узнавали, иногда просили автограф, привычная необременительная и приятная нагрузка — испытание известностью. Став взрослым, я перестал интересоваться у мамы, где папа. Безотцовщина не сильно донимала, ведь боевые дед и дядя, заменяли мужскую опеку сгинувшего родителя. Ощущал всегда, как в прежней жизни, так и теперь. Каждый раз возвращаясь к родным на побывку, вглядывался в родные лица, возвращаюсь к семье и месту в ней. Старался по мере возможности ублажать ветеранам, в особенности деду. Как тот радовался домашнему автомобилю, как ревниво рассматривал у нотариуса доверенность на вождение, хотя прекрасно понимал, москвич оформленный на меня, есть скрытый намёк на возраст. Дяде раздобыл в Апрашке импортный фотоэкспонометр, вот радости было. Дорогие отставники, как ни пафосно это звучит: я вас нынче защищаю. Смена поколений: вы защищали страну в Великую Отечественную, я — во времена холодной войны.

В первую увольнительную дед, внимательно рассматривал парадную форму внука, галстук, лычки на погонах и ворчал:

— Ну и форма у солдат нынче, брючки, пиджачок, ботиночки. Вот в наше время галифе, сапоги, китель, — и обращаясь к дяде, — помнишь, Витя?

— Помню. А ты, пап, помнишь как удивлялись, когда Сталин вернул погоны в сорок третьем, я как раз призывался. Ещё путаница с воинскими званиями — маршал, главный маршал Советского Союза. Ну, генералиссимус понятно. Разобрался Хрущ в 56-м.

Дед стал наливаться краской:

— Витя, придержи язык. Не порти праздник.

Дядя виновато улыбнулся и стушевался. Радостная бабушка цикнула на обоих и пошла на кухню приготовить вкусненького, да накормить любимого внука. Эх, старики, сколько им досталось в той жизни. А я вспоминал сколько раз затевались военные преобразования в России, да запутался. Что касается формы, то понравился чёрно-синий прикид полицейских после реформы МВД 2012-го года. Вот бы рассказать об этом старикам, посмеются и не поверят фантазёру, как это рабоче-крестьянская милиция стала полицией. Верно сказал Цицерон: "О времена! О нравы!".

 

15. От сумы да тюрьмы не зарекайся

Интересное началось на втором году службы. Мой начальник, майор Рудаков, о нём уже заикался, перевёл в штаб гарнизона. Вдобавок негласный статус старослужащего давал относительную свободу. Можно сказать, воинская служба приобрела все признаки преддембельской вольницы и вседозволенности. В штабе прикрепили механиком-водителем на газик к начальнику по тыла. Я "умел" слушать Рудакова, доставал дефицитный коньяк и продукты. Дефицитные наборы из буфета Смольного, организовывал Пыжик, с которым сидели за одной партой в школе. Вновь сошлись с однокашником после означенной встречи на сборном пункте. Несколько раз видел Димку Сайко у нашей части в обществе Семанина. С Серегой отношения почти дружеские, мне нравился этот парень со стальными кулаками и сильным характером. В перекуре, выяснилось, что пацанам требовались импортные шмотки для офицеров части, которые перекочёвывали к ним через Каштальяна. Хитрые схемы доморощенных предпринимателей были неясны до того момента, пока Сайко не признался, что прикупают оружие и офицерскую амуницию, а джинсы и другие прибамбасы вроде дополнения к льготным закупочным ценам или бартера.

Однако, подумал я тогда, деловые хлопцы набиваются на жёсткое наказание. Одно дело таскать по мелочи со склада, опускаться до взяток, но тут хищение военного имущества, тянет на срок вплоть до вышки. Вспомнил свою ходку и в памяти всплыли трофейщики братья Коля и Вася Митрохины, эти деятели вываривали из снарядов тол и продавали направо и налево, кому рыбу глушить, кому для иных целей. Карающая рука правосудия не заставила долго ждать и близнецы получили по шесть годочков усиленного режима каждый.

Тёзка, сняв гриф секретности со своих манипуляций, предложил войти в долю и без обиняков выдал:

— Дима, твои шмотки, моя — реализация стволов. Прибыль делим на троих в равных частях.

— Послушай, Пыжик, я тебе так скажу: шмотьё, без проблем и лишние деньги не помешают. Но деля с тобой и Сёмой бырыш, втягиваться в расстрельную статью нет желания. Мне это не надо, поверь на зоне не сладко. Вы подумайте, ведь при разборе любого криминала со стрельбой перед следаками станет вопрос: откуда ствол? Не задумывался о последствиях. Каштальян мудак без мозгов, но вы-то с Сёмой должны соображать?

Сайко поскучнел и замкнулся:

— Нет, так нет. Насильно не тянем. А риски — наши проблемы.

— Это сейчас ваши, а когда опер даст по башке телефонным справочником, разговоришься и проклянёшь тот день, когда связался с оружием. Хромовые сапоги и кожаная портупея ладно, а вот толкнуть ствол в смазке, да с военного склада, чревато бедой и тюремной прорехой в собственной биографии.

Сказал и поперхнулся, вспомнив, что куплю по надобности в недалёком будущем это самое изделие с грозным потенциалом, и как в том будущем получу за это срок. Воистину: чья бы корова мычала, моя бы молчала. Через пару лет Дима с горечью признался что Семанин загремел-таки в колонию, правда за непреднамеренное убийство. Позже пути дорожки с Димкой и его другом разошлись.

Дембельнулся до ноябрьских праздников. Проставился Рудакову и пожелал здоровья, чем отчего-то сильно обидел майора. А мне по барабану, с этим неудачником и пьяницей больше не встречаться, ещё одно проходное лицо в биографии. Родина учила будущего офицера, отметила орденом, как война-интернационалиста, а тот судьбу лётчика истребителя разменял на стакан водки. И не в небе парит соколом, а спивается в танковом гарнизоне начальником годного на списание автопарка. "Цвет" нации, брошенный семьёй, но принятый обществом таких же бухариков. Прощай, Рудаков, прощай авторота, прощай ворюга Каштальян. Всем воздастся, дорогие граждане и мне в том числе!

2 января 1973. Новый год с родными, как обычно. Да, не совсем. Пять лет тяну лямку умника-попаданца из 2016 года. Конца этому испытанию не видно: возникают задачи, а с ними новые проблемы. Перелопачивая в памяти летучие выражения о жизни, вспомнил колкий афоризм Раневской: "Жизнь — это затяжной прыжок из утробы матери в могилу". Желаю примазаться к великой актрисе и вставить свои пять копеек: жизнь — это бесконечное порождение трудностей их преодоление и генерирование новых. Не так остроумно, зато конкретно. Радостным звоночком в памяти выскочил ещё один пёрл несравненной Фаины Георгиевны: "Под красивым хвостом павлина скрывается обычная куриная жопа. Так что меньше пафоса, господа". Вот что нужно взять на вооружение! Бороться с собственными демонами: ленью, скукой, бессмысленными понтами и фрустрацией, тянущей в болото беспросветной удушливой, серой и безликой реальности.

Постепенно осознал, что токарное ремесло вовсе не моё призвание. Как это произошло объяснить себе не могу, давно ли запах масла и фиолетовая спираль стружки из под резца резонировали с радостью самодостаточного пролетария. Что-то изменилось и хочется смены декораций, потянуло в сферу общественного питания, в мир добротной жратвы, многоцветия разгульной жизни и пороков. Забавно испытать себя в новом качестве, где нет грохота станков и слюнявого хабарика во рту, не "горят" подошвы рабочих ботинок от масла и керосина, нет традиционной бутылка водки на троих после смены. Зачем поступать в политех, кто так решил? Куда как привлекательней сфокусировать интерес на институте торговли. Например на заочное отделение, а днём работать в ресторане для начала официантом. Такой ход мысли наталкивался на возможное сопротивление со стороны родных, других препятствий я не видел. Но как повернуть, с моим-то жизненным сценарием? А что, Дима, замутим новую биографию и плевать на последствия!

До этого, в декабре 72-го устроился учеником официанта в ресторан "Нева", что на Невском. Знакомлюсь с новой профессией и её особенностями. Пока я никто, ученика задействуют как новичка по мелочи, то собрать скатерти и салфетки в прачечную, разгрузить продукты в кладовую, убрать грязную посуду, расставить столы и стулья. На мой взгляд, это простой тест на пригодность: стал отлынивать — свободен, ищи другую работу, а встроился в процесс — посмотрят, может и сгожусь. В выходные отвёз деда и дядю на Залив, оба ветерана любили подлёдный лов, распространённое хобби мужской части славного города на Неве. На обратном пути подрезала волга, я ушёл от удара вправо. Успел запомнить номер машины и разглядеть развесёлую компанию. Нарушители унеслись вперёд, а москвич застрял в глубоком снегу. Настроение испорчено, ладно хоть машина пострадал. Вытащил автолюбитель, отказавшийся от предложенного рубля, что заставило удивиться водительскому бескорыстию. Отвык, в будущем таких альтруистов поискать. Неожиданно встретил обидчиков на заправке в Сестрорецке — трое ровесников при вальяжном мужчине бросающегося в глаза чиновничьего обличья. Сделал замечание ездокам:

— Товарищи, вы нас чуть не сбросили с дороги. Нагло подрезали, извиниться надо бы!

Дальше как водится: гонор обидчиков и моя здоровая злость, взращённая в будущих стычках с подобными козлами. Чуть не дошло до драки, спасибо дядя с дедом вмешались, оттащили. Поколеблена высветившаяся рефлексия "раньше люди были добрее", сменившаяся на будничное мнение — уродов хватает во все времена. Впервые посетила идея помахать перед носом зажравшихся хамов взаправдашним стволом. Эта практика принята в лихие девяностые, когда носил в кобуре под мышкой газовый пистолет. Носить обременительно, трёт, зараза, подмышку, но здравствовать в бандитском Петербурге куда как легче. Второй раз задумался об оружии при встрече с конкурентами по фарцовочному бизнесу. Привычный в будущем, но экзотичный в начале семидесятых наезд на Выборгском шоссе, автомобиль взяли в "коробочку" две машины и прижали в лесочке под Выборгом.

Начало семидесятых, а уже сформировались организованные бригады фарцовщиков, валютчиков, кидал и прочих мазуриков. "Коллеги" доходчиво объяснили, чтобы не совался на чужую поляну, пообещав нанести механические повреждения или проткнуть шины. При полном непонимании, повреждения грозили физическим ущербом для здоровья. Вот так, просто и доходчиво, прям как в лихих девяностых будущей бандитско-корумпированной страны по имени Россия. Намекнули о связях с ментами. Ага, хрен ребята! Я сам по себе и указывать, что делать, будете малолеткам сопливым. Нужен ствол. Вспомнился Пыжик и мои правильные рассуждения об уголовной ответственности. В запасе другой вариант: просто завязать с фарцовкой и переехать на безопасные рельсы халдейских тусовок. В тот раз отбазарился благодаря запасу убедительных аргументов, но желание греть за поясом массивную железяку с убойным потенциалом не оставляла. Авантюризм боролся со здравомыслием.

Летом подал документы на заочный в Ленинградский торгово-экономический институт имени Фридриха Энгельса, факультет управления. В "Неве" уже работал с посетителями, уже доверили кассовый ключ, предварительно осветив неписаные законы общепита. Не без помощи администратора, перевёлся в только что открытый ресторан "Невский" — новые люди, новые возможности. Главное, пока нравится бесшабашный разгуляй с неистовым чревоугодием, скандалами, драками, флиртом, любовными связями и беспутством. Мне ближе атмосфера, пропитанная мнимым суррогатом вседозволенности, примитивными человеческими страстями и вечным пьяным угаром. Вот где картина совдеповского мира сладкого досуга народонаселения.

Но я изменил положение вещей, нарушил невидимую нить причинно-следственных связей. Ведь в прошлой жизни, за вычетом срока, тянул лямку токаря почти до развала Союза, а позже открывал вольную и опасную стихию предпринимательской деятельности. Профессия "купи-продай" весьма популярна в те годы. Ноне описываю реалии 1973 года, это обязанность, негласный договор с собой и будущими читателями. Мама познакомила с ассистенткой режиссёра. На самом деле за эффектной должностью стоит девушка щёлкающая хлопушкой во время съёмок. Девушка приглянулась родительнице приятной внешностью, умом и эрудицией. В планах мамы Светлана рассматривалась как будущая невеста для любимого сына. И я купился на рассказы мамы о замечательной одногодке, обожающей британцев "Роллинг стоунз". Рокерша — наш человек и не ошибся. "Наш человек" стал моим самым близким на всю оставшуюся жизнь. После первых осторожных встреч и последующих пылких свиданий прошло несколько месяцев и вот мы гордо шагаем подавать заявление в ЗАГС. Свадьба летом 1974, я уверен, что сценарий того бракосочетания точь-в-точь повторится и в этот раз. Пока прощаюсь до следующей записи…

 

16. Начало пути

Витя Соболев родился в Ленинграде за год до окончания войны. Отец мальчика, герой Советского Союза, капитан Соболев, получил кратковременный отпуск по ранению и побывал в родном городе в конце сорок третьего года после прорыва блокады. Мама Виктора всю блокаду провела в осаждённом городе, выжить удалось благодаря работе в Смольном, куда попала с третьего курса исторического факультета ЛГУ. Счастливую неделю Нина провела с мужем, никак не предполагая, что больше не увидит своего отважного капитана. После победы, офицер продолжил службу в одном из районов разрушенного Берлина в должности коменданта, а в конце июля был смертельно ранен недобитками из гитлерюгенда. Нина Георгиевна Соболева, как сотни тысяч вдов, воспитывала мальчика одна. Женщина продолжила учёбу в университете и участвовала в восстановлении хозяйства разрушенного войной родного города. После защиты диплома преподавала историю на курсах повышения квалификации, а позже инструктором там же в Смольном.

Витя со школы тяготел к точным наукам. Мать, боявшаяся, что сын прибьётся к послевоенной питерской шпане, несказанно радовалась за успехи ребёнка в школе, особенно по физике и математике. Мальчик приносил из школы одни пятёрки. Сдав экзамены, талантливый юноша легко поступил в Ленинградский государственный университет на физический факультет. Молодой учёный выпустился с красным дипломом, а далее перспективный физик устроился работать в научно-исследовательский физический института (НИФИ), что неподалёку от ЛГУ в соседнем здании. Виктор Сергеевич Соболев к двадцати двум годам, успешно защитился, а 1966 году, имея степень кандидата физико-математических наук, перевёлся в оптическую лабораторию Физтеха профессора Гросса.

Ближе к осени, Соболева вызвали в кабинет директора института академика Константинова. Он почему-то решил, что его приглашают на совещание начальников лабораторий, ведь уже занимал уже должность старшего научного сотрудника. Но оказалось иначе. Профессор представил ему мужчину на вид лет пятидесяти. Мужественная внешность, пристальный, изучающий взгляд и военная выправка, выдавали в незнакомце представителя силовых структур. Запомнилось крепкое рукопожатие и располагающий голос.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Полковник КГБ Николай Трофимович Серебряков, вот мои документы, — он предъявил Соболеву удостоверение в виде маленькой книжки, — хотел с вами побеседовать по профилю работы.

— Здравствуйте, — растерялся Виктор, — чем обязан?

— Разговор у нас непростой и долгий, — Серебряков бросил взгляд на директора института академика Константинова, — вы не возражаете, Борис Павлович?

Заслуженный профессор понимающе кивнул и легко поднялся:

— Конечно, конечно, Николай Трофимович. У меня лекция в Политехе, как раз собирался идти. Когда закончите, секретарь вас проводит. Всего хорошего.

Беседа молодого учёного и ветерана КГБ сводилась к предложению перейти под крыло могущественной службы в одно из засекреченных подразделений по особому профилю исследований в области перемещения в пространстве и связанных с этим вопросов.

— Работа интересная и перспективная в "особой лаборатории изучения будущего" или сокращённо ОЛИБ. Кое-какие наработки имеются, но не хватает специалистов, поскольку исследования ведутся недавно. Подумайте, вы пока холостой, живёте с мамой блокадницей, другими словами не обременены обязанностями за рамками исследовательской работы. Если дадите согласие, разберём другие подробности и вопросы по теме. Я не силён в этой малоизученной и непонятной области науки будущего, лишь курирую данный проект и уже докладывал наверх о перспективных результатах. Над поставленными задачами работают специалисты вашего профиля и смежных областей. Исследования основаны на теории относительности Эйнштейна, релятивистских эффектах, попутно затрагивая квантовую механику и теорию суперструн. Вам понятно о чём идёт речь?

— Да, Николай Трофимович, — Серебряков отметил, что озвучивание подобных формулировок не слишком вяжется дилетанту, — мне хотелось бы подумать, так сразу решить не могу.

— Подумайте, но только про себя, без советчиков. Всё, что вы услышали остаётся между нами. Вот мой телефон, звоните.

Соболев позвонил Николаю Трофимовичу на следующий день и подтвердил согласие на перевод в новую лабораторию. В особом отделе ждало долгое собеседование, после заполнял подробную анкету, далее, уже в кадрах — оформление допуска и подписка о неразглашении. Наконец, знакомство с ОЛИБ, располагавшейся в одном из корпусов на улице Курчатова. До сих пор, Соболев, не почувствовал ничего особенного — типичная рутина при устройстве на работу. Заведующий лабораторией относительно молод, не больше сорока. Внешностью напоминал молодого Косыгина, одет с иголочки, речь гладкая и предельно конкретная, что сразу понравилось Виктору. Представился, как Генрих Иванович Доос. Руководитель выпадал из стереотипа учёных руководящего звена, с лозунговой манерой разговора, небрежно одетых и неоднократно битых режимом. Больше смахивал на актёра вжившегося в роль передового учёного. Соболеву вспомнился замечательный старый фильм "Девять дней одного года".

В помещении ОЛИБ бросались в глаза шкафы электронно-вычислительной машины "Минск-32", новой, только что с завода. С подобным образцом отечественного научно-технического прогресса Виктор ещё не сталкивался. Далее, знакомые Соболеву осциллографы, всевозможные измерительные приборы и оптический квантовый генератор, смонтированный в отдельной комнате. Доос задержался перед лазером. Видно, что гордился устройством:

— Здесь использованы последние разработки Жореса Ивановича Алфёрова в области теории полупроводниковых гетероструктур. Теперь пройдёмте в кабинет и побеседуем.

В кабинете висела школьная доска, исписанная формулами. По стенам, развешаны схемы, отдельно плакат с портретами членов Политбюро, на столе три телефона: внутренний, городской и "конторский". Занавешенное шторой окно, скрывало виды извне.

— Виктор Сергеевич, вкратце опишу направление наших работ. Ничему не удивляйтесь, быстро привыкните. Итак: мы изучаем пространство-время с замкнутыми непространственноподобными кривыми, по сути теорией машины времени. У лаборатории уже имеются интересные наработки, с которыми познакомитесь в ближайшее время. Кроме того, ОЛИБ тесно сотрудничает с особым аналитическим отделом, приписанным к главному управлению КГБ СССР. Наша деятельность и полученная информация, как вы понимаете, носит закрытый характер, поскольку точно известно о подобных исследованиях в США и Англии. Общие вопросы будем решать по мере поступления.

Учёные обсудили специфические темы по профилю исследований. Также время работы, систему связи, размер оклада и премии, наконец, график отпусков. Стандартная рутина при трудоустройстве, если бы не таинственность и волнение перед грядущими испытаниями, что держали Соболева в тонусе. В голове крутился главный вопрос — неужели машина времени? Как учёный физик, Соболев допускал гипотетически создание подобного устройства, знал работы Курта Гёделя, нашедшего решение для составленных Эйнштейном уравнений гравитационного поля, описывающих вращающуюся Вселенную. Чётко помнил главный вывод Гёделя, что теория относительности не исключает перемещения во времени. Но как, в условиях закрытой лаборатории, воплотить в реальность мечты человечества о путешествиях в пространстве? Над такой загадкой бьются учёные всего мира.

Для Соболева наступила новая творческая пора. Как и обещал, при знакомстве Николай Трофимович Серебряков, работа оказалась "интересная и перспективная". Виктор с головой ушёл в исследования и решение отдельных задач. Спустя пару месяцев, Доос выделил умного, усердного и подающего большие надежды кандидата физико-математических наук. Не забывал о Викторе Сергеевиче и Серебряков. Куратор присматривался к протеже, часто беседовал с ним, чем расположил к себе молодого физика. Со временем выяснилось, что Николаю Трофимовичу пятьдесят пять, а до того, как организовать и возглавить ОЛИБ, работал во внешней разведке. Спустя год, Серебряков совершенно неожиданно для Соболева предложил получить специальные навыки на курсах КГБ, в так называемой "школе № 401", готовившей сотрудников наружного наблюдения. По мимо общих дисциплин, абитуриент 2-го контрразведывательного факультета обучался по специальной индивидуальной программе. После науки о природе, изучающей общие свойства окружающего мира, Соболев окунулся в новый мир тайных операций. Курсант изучал юридическое, военное, особые дисциплины. Много внимания уделялось изучению научной спецлексике английского языка. По окончании курсов, летом 1968 года, лейтенант запаса, получил следующую звёздочку, корочки сотрудника и допуск к служебным документам.

Поскольку учёба на курсах занимала почти всё свободное время, Соболев временно отошёл от работы в ОЛИБ, но иногда посещал лабораторию, по мере возможности принимая деятельное участие в исследованиях. По окончанию учёбы молодого сотрудника вместе с начальником ОЛИБ, вызвали в Москву на Лубянку. Полковник Серебряков представил Соболева генералу. Высокий чин, сам вид которого внушал уважение и страх, долго беседовал с Виктором Сергеевичем, бросая на стажёра взгляды, от которых становилось тревожно. Разговор шёл на общие темы, затем генерал плавно подвёл беседу к новой специфике работы выпускника. Наконец, тяжело поднялся, остановив жестом подскочившего подчинённого, достал из сейфа объёмистую папку и протянул Петрушевскому.

— А теперь, Виктор Сергеевич, ознакомьтесь с документами. Здесь подобрана малая часть, чтобы быстрее охватить материалы и проникнуться темой. Читайте внимательно, отвлекать не станем, а мы с полковником попьём чайку в соседнем помещении. Если желаете, пересаживайтесь в кресло. Думаю, полчаса хватит, чтобы охватить сферу нашего интереса. Вопросы позже. Пойдём, Николай Трофимович.

Загадочный начальник и Серебряков вышли. Обстановка кабинета располагала: отсутствие казёнщины, зелень, обитая кожей мебель, тихо, уютно, серьёзно и ответственно. Соболев открыл папку и достал документы. То что узнал из сухих строчек рапортов и служебных записок, повергло в шок! Соболев углубился в чтение, лишь однажды оторвавшись на громкий телефонный звонок. В генеральских покоях звук растекался требовательным сигналом, пока трубку не поднял секретарь и вокруг учёного вновь сгустилась тишина. Старший лейтенант лихорадочно листал справки, рапорта, служебные записки, стараясь выхватить и запомнить побольше. Через полчаса в голове сложилась общая картина и надо сказать резко отличалась от обывательских представлений Виктора Сергеевича Соболева.

По систематизированным сведениям, спущенным из МВД, в ряде мест на территории СССР бесследно исчезают люди. При этом обстоятельства сводятся к одному фактору — никаких следов и свидетелей. Установленные законом сроки, для поиска без вести пропавших, ничего не дают. В редких случаях пропавшие неожиданно появляются и как правило не могут объяснить обстоятельств в которые попали — память о происшедшем отсутствует. Возвращенцы, ведут прежний образ жизни и не выделяются поведением на работе и в быту.

 

17. Шок

В отдельном конверте, Соболев обнаружил личные дела на двух человек, своими поступками и разговорами, обративших внимание сотрудников милиции. В данных случаях это сигналы бдительных граждан. А третий неизвестный сам явился в дежурную часть и потребовал встречи с представителем власти или сотрудником КГБ (протокол допроса свидетеля прилагался). Во всех эпизодах такие подозрительные личности допрошены, показания запротоколированы. После чего дела переданы в местные подразделения КГБ, а оттуда уже в Москву. Здесь в столице проведена историческая, лингвистическая, криминалистическая, психиатрическая, техническая экспертиза на подтверждение уникальных фактов изложенных путешественниками во времени. Один лист привлёк внимание. На стандартном бланке выделялось масленое пятно. Аккуратист Соболев понюхал развод и узнал незабываемый селёдочный душок. Про себя отметил: разгильдяй опер. Вот она небрежность в работе с документами — запачкал бланк, да и бог с ним. Углубился в скучные строчки протокола:

"Протокол допроса свидетеля Дробязко.

Место допроса: пос. Вижай

Допрос начат 6 февраля 1965 г., закончен 6 февраля 1965 г.

Я, Начальник поселкового отделения милиции капитан Чудинов

Допросил в качестве свидетеля:

1. Фамилия, имя и отчество: Дробязко Василий Андреевич

2. Год рождения: 1943

3. Место рождения: Курганская область Каргапольский район с. Каргаполье

4. Адрес: г. Ивдель, Свердловская обл.

5. Партийность: чл. КПСС

6. Национальность: русский.

7. Гражданство (подданство): СССР.

8. Паспорт или другие документы: паспорт при себе не имею

9. Образование: Высшее

10. Место работы, должность (профессия): Пенсионер, заслуженный учитель РФ

11. Судимость: не судим.

Об уголовной ответственности… предупрежден.

Подпись: Дробязко

Свидетель показал:

Ответственно заявляю, что прибыл из 2011 года при следующих обстоятельствах. Я находился в своей квартире по месту регистрации г. Ивдель, ул Правды, д. 8, это было 19 августа 2011 г. На улице началась гроза, я прошёл на балкон, чтобы закрыть дверь от дождя, в это момент ударила молния, я потерял сознание и очнулся в посёлке Вижай, в школе, где я преподавал физику. Спустя время, после того как пришёл в себя, выяснилось, что очнулся в 1965 году, а мой физический возраст 22 года. Что произошло со мной и каким образом объяснить не могу. Я вспомнил, где находится районное отделение милиции, куда и обратился. В доказательство того, что я не сумасшедший, готов представить подробную аргументированную информацию с полным разъяснениями и подробностями, как её знаю и понимаю о эпохе будущего до 2011 года из которой попал назад во времени.

Записано собственноручно: Дробязко

Допросил подпись: Чудинов".

Далее шли многочисленные документы собеседований профильных специалистов Конторы. Большое количество бумаг с подробным перечислением дат, исторических событий, политическом строе страны, техническом прогрессе, финансовой системы и множеством других фактов и подробностей. Аналитические записки и выводы, справки о Дробязко, анализы и заключения психиатров, невропатологов, терапевта и чёрт ногу сломит каких ещё специалистов. Во втором и третьем досье описывались подобные исключительные явления. Все исследуемые проходят под условным наименованием "туристы".

У Соболева пестрило в глазах от бесконечных фантастических открытий, голова шла кругом. Прочитанное воспринималось мистикой, по крайней мере, как материал для книг с полок публичной библиотеки в разделе "научная фантастика", а не секретных фондов Лубянки. Ирреальность содержания бумаг не ложилась на повседневность, хотя абсолютной тайной не являлась. Молодой учёный не раз сталкивался с подобными сообщениями в научных журналах, что-то просачивалось на страницы прессы. Но то воспринималось, как досужий вымысел или вольная трактовка журналистов, а тут-то абсолютно серьёзно. И оттого пугающе и таинственно своей захватывающей правдой сухих строчек свидетельств.

Дверь бесшумно распахнулась в кабинет вернулся генерал и Серебряков, старший лейтенант твёрдо решил, что его проверяют по служебной необходимости на весьма странный тест, а то и вовсе разыгрывают.

— Ну, что Виктор Сергеевич, ошарашены? Решили, подшучиваем над вами? На самом деле, всё очень серьёзно. Ставьте вопросы, для того вы здесь. Итак, слушаю внимательно.

— Товарищ генерал, если честно, то делаю над собой усилие, чтобы поверить в прочитанное. Всё изучить не успел, но главное понял. В связи с чем хочу спросить в первую очередь: тематика ОЛИБа косвенно связана с фактами, изложенными в досье, но не понятно, как я могу использовать этих загадочные путешествия в теме разработок нашей лаборатории? У нас наука, формулы, опыты, а тут мистика, загадочные исчезновения и пришельцы из будущего.

— Сейчас поясню. Здесь в столице, как вы догадываетесь, существует специальный отдел по исследованию путешественников во времени, управление также изучает непонятные пропажи граждан, также возвращение в отдельных случаях. Добавлю, что эти случаи всесторонне проверены и практически исключают бытовые преступления, когда тела пропадают под водой, в земле или огне. Налицо загадочные, ничем не объяснимые аномалии, которые отдельные учёные связывают с внеземными цивилизациями или попросту инопланетянами. Так вот, мы планируем объединить разработки ОЛИБ с фактическим материалом собранным до настоящего времени столичным филиалом.

Большой начальник сделал паузу, подошёл к столику, плеснул в стакан из бутылки "Боржоми" и выпил. Затем продолжил:

— Извините. Добавлю, что "второй турист" из будущего — физик-ядерщик в теоретическом плане будет вам полезен. Но об этом позже. Что мы хотим от вас, Виктор Сергеевич? Есть мнение, что в далёком или не очень будущем, ваши коллеги создали машину времени и запускают "туристов" в нашу реальность. Кстати, вы знаете, как в будущем называются такие засланные люди? "Попаданцы", от глагола попадать. Так вот, нам нужен специалист который совмещал бы навыки передового учёного и опытного оперативника для работы "на земле". Ваша функция курировать работу с "попаданцами" или "туристами", называйте как удобно. Мы не исключаем, что гости из будущего при нашей жизни ещё объявятся и не раз. В особенности темы введёт полковник Серебряков. Приказываю обоим всесторонне продумать новые направления, составить план и свои соображения представить на утверждение.

Генерал прошёлся по кабинету, под ковром не скрипнула ни одна половица. Направился было к журнальному столику, но передумал, повернулся к Серебрякову и обронил:

— Николай Трофимович, сроки поджимают, скоро на доклад к председателю, надеюсь, недели хватит. Если нужны люди, то готовы привлечь сотрудников из кадрового резерва. — И уже обращаясь к Соболеву. — Вижу у остались вопросы. Главное изложил, остальное к полковнику. Мы здесь видим общую картину, а товарищ Серебряков знает частности, пожалуй, даже лучше меня. Спрашивайте, не стесняйтесь, полковник Серебряков объяснит развёрнуто и обстоятельно. Кроме того вам обоим оформлен временный допуск в архив для дополнительной информации по теме. К изучению приступайте прямо сейчас. Будем считать, что пояснения исчерпаны, а поставленная задача ясна. Жду обоих через неделю.

Генерал поднялся, офицеры встали. Загадочный хозяин кабинета, о котором Соболев так ничего и не узнал, попрощался с подчинёнными за руку. Когда вышли из кабинета, Соболев украдкой взглянул на входную дверь, но табличка отсутствовала, только номер кабинета. Полковник перехватил интерес подчинённого, усмехнулся и тихо заметил:

— Витя, не крути головой, шею сломаешь. Твоя машина времени уже давно прописалась в планах работы ведомства, начальство ждёт результатов. Здесь придерживаются версии засылки попаданцев из будущего и наоборот, что косвенно подтверждает факт создания образца в нашей стране, а чтобы подтвердить или опровергнуть подобные бредни, с точки зрения непосвящённого обывателя, наше ведомство задействовало питерский филиал. И ещё, можешь представить сколько заинтересованных сторон в подобном проекте. Попробуй угадать, кто в первую очередь?

— Служба внешней разведки, угадал?

— В точку! Работы невпроворот, на нас сильно не давят, но сам видишь, скажем так, мягко поторапливают.

Они шли по коридору и негромко обсуждали вопросы будущих исследований. Полковник, посещавший это заведение много раз, уверенно вёл подчинённого к помещению архива. Тут их догнал запыхавшийся помощник генерала:

— Товарищи офицеры, Иван Иванович просит ненадолго вернуться в кабинет, только что открылись новые обстоятельства.

В кабинете, генерал, который на взгляд Соболева такой же "Иван Иванович", как он "Сидор Сидорович", протянул Серебрякову свежую распечатку факса. Полковник ознакомился и передал бумагу подчинённому. Донесение пришло с Вологодской области из местного УВД. В дежурную часть Вологодского линейного отдела МВД СССР на транспорте, доставлен гражданин Панкратов Вадим Викторович, 1940 года рождения. Со слов Панкратова тот очнулся в зале ожидания вокзала материализовавшись из будущего, конкретно из 2018 года. Как это произошло вспомнить затрудняется. Гражданин написал подробное объяснение. Временно помещён в стационар местной психо-неврологической больницы. Начальник отдела, в рамках закрытой должностной инструкции, запрашивает дальнейшие действия.

Офицеры переглянулись. Серебряков вернул распечатку и вопросительно посмотрел на генерала.

— Ну вот, товарищи, новый сигнал. Скучать не приходится — ещё один попаданец, Панкратов, турист или возвращенец сами решайте. Объект разработки для нашего нового сотрудника, — генерал посмотрел на на Соболева, — гражданина допросит местный сотрудник, затем Панкратова командируют к нам. Когда будет готово досье, вас ознакомим. Больше не задерживаю.

Полковник и его подчинённый вновь отправились в картотеку. Архив встретил полной тишиной и миловидной сотрудницей в звании капитана. Соболев изучающе пробежался взглядом. Пока дама изучала допуск, пока набирала документы в хранилище, питерские осматривались в небольшом помещении читалки. Полковник улыбнулся, тихонько толкнул локтем старлея и тихо сказал:

— Ничего дама, а Вить? До чего же идёт бабам форма, переодень в штатское и особый военный шарм вмиг пропадёт.

Баба в форме выкатили тележку с папками, офицеры по очереди расписались в журнале. Соболев с уже нескрываемы интересом поглядывал на сотрудницу. Та демонстративно выставила на показ правую руку с обручальным кольцом на пальце. Взгляд Соболева потух. Краем глаза отметил усмешливое выражение Серебрякова, пора заняться делом.

 

18. Перечень мероприятий

Серебряков и Соболев до возвращения в Ленинград, работали с в архиве московских смежников. Материал словно из фантастического романа о будущем страны, что ни страница, то сенсация. Война в Афганистане, перестройка, объединение Германии, реформатор и могильщик Советского Союза Горбачёв. Здесь же расслоение общества, ГКЧП, нищета народа и криминальный беспредел девяностых. Информация обжигала и пугала Соболева, слава богу, глобальной войны не предвидится, но гонка вооружений похоронила страну, вот что главное! Серебряков сказал, что на основании этих подробных данных, изложенных "туристами", составляются аналитические и исторические справки, которые отправляются на самый верх в Политбюро. Всё смешалось в кучу: развитой социализм, который так "развился", что изжил себя, рыночная экономика, бандитские войны, вседозволенность, открытые границы, новые технологии, новое искусство, новое мировосприятие.

Уже перед отъездом, возвращая документы сотруднице архива особого отдела, Соболев начал осознавать, что стоит на пороге исторических событий, о которых знают несколько десятков человек в мире, но одновременно является носителем информации, за которую правозащитников или прозорливых граждан, просто уничтожат в психушке или сгноят на зоне. Будущее само ворвалось в размеренную жизнь совка в образе нескольких попаданцев, которые не могли объяснить причин, но охотно делились своими знаниями. И получается, что Соболев стал на одну доску с всезнайками из будущего. Мурашки по телу, но разве ему, учёному не интересно это направление в работе, выхолощенное от политики, направленное на претворение в жизнь мечты человечества заглянуть в будущее и скорректировать свои дела нынешние? Как это поможет в разработке рабочей модели, он пока не знал, но теперь твёрдо уверен, что в этой отрасли науки, где вопросов больше чем ответов, всё тесно взаимосвязано и ждёт всестороннего изучения и глубокого анализа.

В Ленинград возвращались поездом. В вагоне-ресторане, за плотным обедом под выпивку, Серебряков признался, что в командировки старается ездить по железной дороге, а полёты стал избегать после истории с лайнером ТУ-124. Соболев заинтересовался.

— Может расскажите, товарищ полковник?

После третьей рюмки водки, ветеран разговорился и поведал, как летел в августе шестьдесят третьего из Таллина в Москву для доклада. Над Ленинградом у самолёта случился технический сбой — отказ гидросистемы выпуска и уборки шасси. Сначала заклинило переднюю стойку, а затем фатальная неисправность: заглох один из двух двигателей, чуть позже остановился и второй. Экипаж принял решение сажать сорокатонный самолёт на Неву, что само по себе неслыханная смелость и риск. Приводнение прошло благополучно, жертв избежали благодаря мастерству пилотов. Шок, испытанный пассажирами и свои впечатления в салоне самолёта, полковник оставил за кадром. История не получила широкой огласки по решению властей и о ней постарались забыть.

— Ничего себе, а что же с лётчиками? Это же выдающийся поступок, пример мужества и тянет на звезду героя. — задал вопрос потрясённый Соболев.

— Известно что командиру экипажа и штурману подарили двухкомнатные квартиры. Про награды не слышал. Комиссия из Москвы долго разбиралась. Знаю, что в столице высокое начальство чрезвычайно недовольно историей с приводнением, а как же — такой позор министерства гражданской авиации. Там на верху, чрезвычайное происшествие запретили упоминать в прессе. Так что сам понимаешь главное, это замять скандал, тут не до наград.

— Но как такое утаишь, уверен, что весь город знал.

— А ты, Виктор, знал? Вот видишь, так и остальные: кто-то постарался забыть, у кого-то изъяли фотоматериалы и приказали держать рот на замке, публикаций почти не было, страна когда-нибудь узнает, но пока время не пришло.

Серебряков вздохнул и разлил водку. Колёсные пары стучали на стыках рельсов, унося сотрудников в родной Ленинград. Оба размышляли об одном: учёный думал о сенсационных новостях из досье попаданцев, а Серебряков взвешивал, целесообразность посвящения молодого сотрудника в шокирующие подробности будущего. То была воля генерала, аргументировавшего столь смелый шаг, подготовкой новых кадров. На вокзале, протиснулись сквозь сутолоку приезжих к служебной машине. Пока ехали на Литейный, Соболев смотрел на город и будничную суету, вот и серая громада Большого дома. Вспомнил отчего-то текст присяги:

"…Торжественно клянусь, через всю жизнь с честью нести высокое звание чекиста быть бдительным, дисциплинированным и храбрым воином, самоотверженно защищать интересы Комунистической партии и Советского Союза, вести неустанную борьбу с происками империалистических разведок, хранить и развивать боевые традиции КГБ".

Работа над перечнем мероприятий продвигалась трудно. У лаборатории имелся план исследований в области пространства-времени. С этого и начался разговор в кабинете полковника на четвёртом этаже. Соболев объяснял куратору ОЛИБ, что научная работа не вяжется с заданием руководства "совмещать навыки передового учёного и опытного оперативника для работы "на земле".

— Николай Трофимович, на двух стульях не усидишь. Ничего не надо объединять, а разбить ОЛИБ на две ветки: чисто научную, по уже утверждённому плану с выделенными средствами и оперативно-розыскную, с медперсоналом для обследования "пациентов" и аналитиками, как в московском филиале. Информация "туристов", может пригодиться при создании будущего опытного образца. Добавлю, что наших возможностей маловато, для таких объёмных задач и требуется помощь научно-исследовательских центров. Для этого отдельные задания Доос передаёт в конструкторские бюро НИФИ и учёным из Объединённого института ядерных исследований, а тут возникают вопросы, нарушается режим секретности. Пока так, если вкратце.

— Ну, и что смущает, Виктор? Работы прибавится, позже привлечём новые кадры, медицину непременно подключим, упор на врачей общей практики со специализацией психологов. Вас шибко беспокоить не стану, если только по особым случаям, возможно сам изъявишь желание пообщаться с фигурантами. Помнишь генерал говорил о физике. Тот живёт пока под контролем и здравствует по своему жизненному сценарию, если можно так выразиться. Физика-попаданца к нам бы, да побеседовать. Тут столько нюансов и заковык. Это думать и думать. Да, и ещё обязательно проработать типовые вопросы по профилю для попаданцев, тебя подключу по научной составляющей. Если честно, сам трудом привыкаю к особенностями общения с носителями "правды будущего". С иностранными агентами легче работать, ситуация и поступки предсказуемы. Эх…

Полковник махнул рукой и достал из ящика стола пачку бумаги, офицеры занялись бюрокротической рутиной. "В свете закрытого заседания коллегии КГБ, предлагаем в следующие сроки осуществить…" Через два часа черновик плана, перечень мероприятий и вопросы готовы. Полковник положил стопку исписанных листков в папку и убрал в сейф. Договорились продолжить работу завтра, а в конце недели начальник отправит готовый план в Москву на утверждение. Хозяин кабинета остался разбираться с текучкой, а Соболев засобирался в лабораторию. В раздумьях, спустился по лестнице, предъявил дежурному удостоверение и вышел на Литейный проспект. С Невы дул холодный терпкий ветерок — однако осень. Учёный повернул налево и прикрываясь воротником пальто, энергично зашагал к трамвайной остановке.

Пока тащился в переполненном вагоне, крепко вцепившись поручень, возвращался к сегодняшнему разбору и прикидывал существующие концепции создания машины времени. А не повлечёт ли испытание прототипа неразрешимые, на первый взгляд последствия? Но в противоречие здравой логике, противопоставлял собственные расчёты, а главное — существование "туристов" в реалиях 1968 года. Соболев выписывал научно-технические журналы по данной тематике, по возможности зарубежные на английском. Любые доклады или монографии о гипотезах связанных с перемещениями во времени, не проходили мимо внимания. Соболев выделил шесть теорий, которые могли бы сработать:

1. Червоточины — проход сквозь ткань пространства-времени, предсказанный в рамках теории относительности.

2. Цилиндр Типлера — гипотетический вращающийся объект в космосе.

3. Пончиковый вакуум — собственно теория, которую сам рассматривал, как перспективную и которую кратко пытался довести сегодня до начальника.

4. Экзотическая материя — так называемые тахионы, гипотетические частицы, для которых скорость света — это состояние покоя.

5. Космические струны — одномерные топологические дефекты в ткани пространства — времени.

6. Чёрные дыры — особая материя, оказывающая невероятное влияние на время и замедляющая его.

Соболев, ещё до повышения квалификации, представил математическую модель, где пространство как предполагается скручено для создания локального гравитационного поля. Подобная субстанция напоминает геометрический тор определённых размеров. Гравитационное поле образует круги вокруг этого "пончика", поэтому пространство и время крепко закручены. Смысл теории Соболева сводился к тому, что биологический объект никуда не исчезает, не проваливается. А просто вокруг него изменяется время, являющееся ничем иным, как четвёртым измерением.

Наконец трамвайный репродуктор хрипло объявил: "Политехнический институт. Следующая улица Гидротехников". В лаборатории встретил взволнованный Доос и потащил Соболева в изолированную комнату с выделенным энергопитанием. Здесь сотрудники смонтировали и испытывали мини-установку для создания "временного" поля. Опутанный проводами и обложенный ящиками с приборами прототип машины времени, тускло отсвечивал металлом.

— Виктор Сергеевич, техник, шутки ради, поместил таракана на стартовую подложку и запустил стенд. Насекомое исчезло!

— И как такое могло произойти? Ни чего себе шутки ради! — расстроенный Соболев выпрашивал у Дооса подробности. — Ну как же так, Генрих Иванович, план испытаний расписан, а тут такая вольность: то ли увольнять сотрудника с волчьим билетом, то ли на Нобелевскую премию представлять?

— Факт остаётся фактом, насекомое исчезло с подложки через двадцать секунд после запуска установки. Контейнер оказался пуст!

Вызвали потерянного и встревоженного сотрудника. Соболев недобро уставился на парня. Николай Чистяков, упитанный здоровяк в помятом костюме и небрежно накинутом халате, в этом году закончил физический факультет университета с красным дипломом. Но пока в штатном расписании не было лишней должности младшего научного сотрудника, числился лаборантом. Очень толковый и перспективный работник, Коля любил пошутить к месту и не очень. Весёлого и отзывчивого парня любили все, склонность к проделкам, во вред не шла, но тут особый случай. Если допустить, что объект под воздействием особого поля перешёл в четвёртое измерение и там продолжил существовать вне реальности, то стоит ли докладывать начальству и праздновать победу? Ведь требуется многократно подтвердить опыт, зафиксировать и описать эксперимент.

 

19. Куда исчез таракан?

Николай Чистяков теребил пуговицу халата и мялся:

— Повторяли несколько раз, задавали те же параметры, насекомые дохли, но не исчезали. Увеличивал мощность, так щёлкали словно кукурузные зёрна на огне и разлетались на кусочки. Замучился отмывать. Нащупать нюанс пока не можем. Материя зыбкая, не изученная…

Соболев изучил записи в журнале. Случившийся феномен, а возможно запрограммированная закономерность, пока никак не объяснявшая пропажу насекомого, убеждала учёных лаборатории, что двигаются в нужном направлении. Весь день сотрудники, уже в присутствии Соболева испытывали установку в разных режимах, но в этот раз — ничего!

— Можно допустить, что органика проглоченная насекомым особая. Или хитиновая оболочка иная. Может другие особенности, не моя епархия. Лидия Сергеевна сегодня в отгуле, выйдет только послезавтра. — голос начальника лаборатории еле заметно дрогнул, — И тогда будем решать.

Лида — биолог, заведовавшая всей подопытной живностью лаборатории. Доос, растерянно поглядывая на раздосадованного Соболева. Отдел знал, что Виктор после учёбы является штатным сотрудником КГБ, что помимо основной работы в ОЛИБ, частенько задерживается в Большом доме по чекистским делам, связанным с отслеживанием "миграций" попаданцев. С тех пор, как Соболев вернулся в лабораторию в новом статусе, Доос стал относиться к коллеге настороженно и в глубине души тихо ненавидел — без году неделя, а уже туда же, в начальники. Будучи человеком штатским воспринимал людей в погонах с опаской, выработанной на генном уровне после сталинских репрессий, а главное, Соболев мог знать о любовной связи с лаборанткой. Эту тайну, сорокапятилетний Генрих Иванович и тридцатидвухлетняя кандидат биологических наук Лидия Сергеевна Колыванова, тщательно скрывали от коллектива, у обоих семьи. Наука наукой, а личная жизнь занимает не последнее место. Но как водится — всё тайное становится явным. Утекло один раз, другой и тайна превратилась в секрет полишинеля.

Обстановку напряжённости разрядил виновник "торжества" Николай Чистяков:

— Товарищи! А не мог ли наш подопытный элементарно покинуть площадку космодрома и позорно сбежать, поправ законы чести испытуемого и обязательства перед советской наукой?

Сотрудники рассмеялись. Соболев улыбнулся и обращаясь к Доосу подытожил:

— Добро, Генрих Иванович, сегодня доложу шефу. Как бы там не было, это прорыв. Дело за малым: подтвердить и двигаться дальше. В случае успеха, предлагаю заказать на станции подопытных мышей.

Но Серебряков, словно почувствовав важную новость, позвонил сам:

— Привет, Виктор Сергеевич, давно не виделись! Сегодня уж ладно, я тебе утром надоел, а завтра к десяти в кабинете, появилась интересная информация. У тебя как дела?

— У нас тоже новости, доложу при встрече.

На следующий день Серебряков внимательно слушал доклад подчинённого, изредка задавая вопросы:

— Однако! Есть о чём сообщать в Москву. Извини, за дурацкий вопрос — это не ошибка? А не мог лаборант отвлечься, не уследить, а таракан убежать?

— Николай Трофимович, в нашем деле могут быть только чудеса. Стартовая подложка или попросту основание перед прибором накрывается пластиковым коробом, объект находится в прозрачном контейнере. Делается так, чтобы во время эксперимента, под воздействием гравитационного поля, биологический объект в случае взрыва не разлетелся по лаборатории. В данном случае Чистяков клянётся, что зафиксировал лишь небольшое свечение и прусак исчез.

— Что значит прусак, это в каком смысле?

— Да обычный рыжий таракан, в просторечии "прусак", якобы усатые попали в Россию из Германии. Собственно и всё. Многократно повторяли опыт по тем же настройкам, но пока ничего. Зато теперь есть стимул: рано или поздно опыт получится снова, затем на крысах, а со временем подойдём к испытаниям на человеке. Готов сам испробовать. Простите можно воды?

Соболев подошёл к тумбочке, на которой стоял телефон правительственной связи. Налил воды, вспомнил как первые дни, бегал в туалет наполнять графин водой из под крана, пока не появился новый сотрудник, стажёр. Ещё он знал, что в тумбочке ждали своего часа фужеры, бутылка марочного коньяка и коробка конфет. Выпил и повернулся к начальнику. Серебряков продолжил:

— Не торопись, дойдёт до серьёзных испытаний найдём добровольца, а ты, Витя, здесь нужен. Теперь слушай, помнишь разговор о физике-ядерщике? Москва дала добро на поездку "туриста" к нам в Ленинград. Зовут попаданца Зуев Валерий Игнатьевич, сорок восемь лет, с его слов "прибыл" из 1998 года. Работал в НИИ ядерной физики имени Скобельцына, при МГУ. Знаешь это заведение?

— Конечно знаю. Когда учился изучал монографию Скобельцына "Парадокс близнецов в теории относительности". Он, кажется, первый директор института.

— Так вот, нам опять ехать на вокзал, только на этот раз встречать гостя. Подробно побеседуем здесь, на месте. Если сочтёшь возможным привлечь к лаборатории, попробую договориться с Москвой. Мне интересна история Зуева, а ты задавай наводящие вопросы, главное пробей по своему профилю, тут я ничего не смыслю. Узнай как наука продвинулась в нашем вопросе к тому времени. Сейчас он проживает "заново" у родителей, учится на первом курсе МГУ. Подробности узнаем от него самого. Я читал его досье в Москве, с ним беседовали не раз, взяли подписку и приставили "опекунов". Зуев подробно рассказал свою историю но услышать подробности от первоисточника гораздо познавательней, согласен? Такие люди — уникальное достояние страны, их берегут как зеницу ока.

У Соболева перехватило дыхание, ещё бы: беседовать с человеком из будущего, да ещё по смежной профессии. Коллеги какое-то время обсуждали план беседы с попаданцем, затем собрались на Московский вокзал. Поезд прибывал в одиннадцать сорок с четвёртой платформы. Чекисты успели вовремя, состав как раз медленно втягивался в пространство между перронами. Из вагона чуть ли не первым выскочил мужчина крепкого телосложения и характерным изучающим взглядом. Выхватив из немногочисленной кучки встречающих Соболева и Серебрякова, сотрудник решительно направился к ним и взволнованно обратился к полковнику:

— Здравствуйте, Николай Трофимович. У нас ЧП — Зуев исчез! Вместе садились в Москве, без происшествий доехали до станции Бологое, затем вышел в туалет и пропал. Вещи на месте, в туалете и в тамбуре никаких следов. Кто знал, конвоировать его что-ли до толчка. Вызвал поездную бригаду, прошли по всему составу — нет и всё тут!

Полковник нахмурился, наклонился к столичному чекисту:

— Тише Андрей, чего голос повышаешь, люди кругом. Знакомьтесь — сопровождающий, наш московский коллега Андрей Николаевич, а это наш куратор ОЛИБ, Соболев Виктор Сергеевич. Давай-ка поехали к нам и всё расскажешь в подробностях, заодно рапорт напишешь. Москва ещё не в курсе?

— Нет, с поезда давать телефонограмму не решился, лучше отчитаться с Литейного.

В кабинете связались с Москвой, сопровождающий сотрудник доложил своему непосредственному начальнику. Затем начался доскональный разбор. Андрей Николаевич не оправдывался, а чрезвычайное происшествие с охраняемым лицом пытался подогнать под особые обстоятельства.

— У меня пока две версии: несчастный случай, например, нападение хулиганов или вагонных бомбил, с целью ограбления, а затем выкинули из поезда. Требуется дать поручение в линейные отделы милиции по маршруту на поиски пассажира. Это так же относится к такой версии, как побег, что маловероятно из-за возраста.

— Стоп, стоп, Андрей Николаевич, ты не забывай, что по сознанию это взрослый мужик. Почти пятьдесят лет и о прошлой жизни мы знаем только с его слов и досье, собранному из архивов. Так, что сбежать запросто мог. Запаниковал и наутёк со всех ног. У него в подкорке возможно предубеждения к нашей службе. Решил, например, что собрались выпотрошить и ликвидировать, как опасного свидетеля. Ему же не объясняли, что для таких уникумов, подобные методы не применяются. Причины понятны: вышибешь это звено и потянутся непредсказуемые изменения будущего. Правда, типовая подписка о неразглашении предупреждает об изоляции в психиатрическом стационаре на случай публичных выступлений или рассказов о будущем.

— Простите, Николай Трофимович, — Соболев встал, — можно рассмотреть ещё одну версию, самую неожиданную и на мой взгляд, правдоподобную: естественное поглощение временем. Другими словами, в силу каких-то причин, возник парадокс четвёртого измерения и наш путешественник вернулся назад в девяносто восьмой год. У физиков бытует гипотеза защиты временной последовательности. Суть этого допущения в том, что сам путешественник во времени не сможет создать парадокс, потому что природное течение времени не позволит ему этого в настоящем. Но допустим, в своём будущем Зуев внезапно скончался или работая на прототипе машины времени поместил себя в такие условия, что сбил прошлые настройки и выбыл из нашей реальности. Понимаю, звучит фантастически, но учёные допускают такой гипотетический императив: если хочешь откорректировать настоящее, измени будущее.

— Ну и наговорил тут терминов. Ладно, допустим, но отработать бытовую версию обязаны. Андрей Николаевич, пиши рапорт о происшествии, а я займусь немедленно линейной службой милиции Октябрьской железной дороги. А ты, Виктор Сергеевич, просмотри багаж "туриста", особенно записи, книги, документы.

Изучение вещей Зуева, ровно ничего не добавило к загадке исчезновения. Студенческие конспекты, журнал "Наука и жизнь", личные вещи и предметы туалета — стандартный набор командировочного. Договорились отрабатывать версию Соболева, как наиболее перспективную и… фантастическую. Соболев взял в руки копию из личного дела пропавшего физика, которую предоставил Серебряков. Молодой учёный с интересом перечитал рассказ Зуева о научных разработках и темах лаборатории, в которой тот работал летом 1998 года. Помимо научной тематики, в рамках собеседования с попаданцем, фиксировались особенности быта. Зуев подробно рассказывал о политической картине мира и страны, развития промышленности, росте сельского хозяйства и культуры. Так масса составляющих тридцатилетнего будущего России плюсовалась к тем сведениям, что Соболев изучал на Лубянке.

 

20. "Турист"

Этот день для Соболева стал особенным и в определённом смысле поворотным. Солнечным июльским утром 1968 года зазвенел телефон. Трубка взволнованным голосом Серебрякова дохнула тревожно:

— Доброе утро, Виктор Сергеевич, срочно в Контору. В нашем полку прибыло!

— Здравствуйте. Что-то случилось?

Чуть-ли не бегом влетел в кабинет и сразу почувствовал нервное возбуждение. Полковник протянул листок бумаги.

— На читай!

На стандартном бланке рапорта написано:

"Я, оперуполномоченный 20-го отделения милиции Выборгского района города Ленинграда, капитан Егоров Б. К., принял от дежурного заявление гр. Сноба Ю. М. По существу содержания передал заявление по ведомству в районный отдел КГБ, как попадающее под их юрисдикцию. Заявление прилагается".

Далее стоял штамп входящего подразделения КГБ, с резолюцией присвоить документам статус секретности и передать в особый отдел при главном управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области.

Текст заявления гласил:

"Я, Сноб Юрий Маркович, проживающий…. Довожу до вашего сведения: мой одноклассник Петрушевский Дмитрий, с которым учился два года в 10"А" классе школы № 190, начиная с апреля месяца повёл себя странно. А именно: он стал общаться со сверстниками непривычным образом, манера разговора существенно отличалась от наших интересов и увлечений. Петрушевский приходил на занятия в состоянии алкогольного опьянения. Именно тогда появились особенности речи, пестрящие антисоветскими лозунгами и малопонятными западными терминами. А именно: "будущее за цветным цифровым телевидением", "вы бестолочи не знаете будущего, где роль коммунистов никакая", "телефонная связь — анахронизм, впереди технологии мобильных коммуникаций и всемирной беспроводной сети", "КПСС вчерашний день", "религия сопутствует процессу взросления", "даже не знаете бабской анатомии, а всё туда же со своими гормонами", "Сталин — эффективный менеджер", "зоны не нюхали, бакланы", "демократические ценности возобладают над тоталитарным строем" и другое. Я записал все высказывания и реплики. В конце мая, незадолго до выпускных экзаменов, Петрушевсккий бросил школу. Где он сейчас не знаю. Как патриот и член ВЛКСМ, считаю такое поведение антисоветским. Прошу принять меры и готов дать полные показания по этому гражданину".

Соболев растерянно поднял глаза.

— Так это что, попаданец?

— Судя по высказываниям, диссидент. Но что-то мне подсказывает, что антисоветчики не употребляют в своих гнилых идеях высказывания о технологиях мобильных коммуникаций и беспроводной сети. В свете документов с рассказами о будущем — наш клиент. Навели справки, "туристу" только в декабре стукнет восемнадцать, работает на заводе "Русский дизель" учеником токаря. Заявителя вызвал повесткой, а этого Петрушевского надо срочно брать в оборот и повесить замок на длинный язык, не ровён час, натворит бед со своими особыми знаниями. Вот установочные данные.

У Соболева разгорелись глаза, он ещё раз пробежался по строчкам доноса и передал его начальнику.

— Надо же, молодой совсем! Когда поедем в адрес?

— Завтра поедешь один, не маленький справишься. Задержишь на заводе, меньше вопросов и шума. Он малолетка, на работу приходит к восьми. Договорись с начальником цеха. Я дам команду, прокатишься на служебной машине, нечего в общественном транспорте светиться. К десяти вези задержанного в допросную, заявитель вызван на час позже. Начинай допрос, сам загляну позже, до того побеседую с этим Снобом, — полковник усмехнулся. — Однако говорящая фамилия у этого стукача.

На следующий день, Соболев в девять утра вызвал на проходную начальника токарного участка. А ещё через пятнадцать минут в конторку мастера явился удивлённый Петрушевский.

— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Меня зовут Виктор Сергеевич, — Соболев достал и предъявил удостоверение.

На лице Петрушевского на миг отобразилось смятение, затем взял себя в руки и вежливо ответил:

— Здравствуйте. Чем могу помочь?

— Хочу побеседовать по одному вопросу. Прошу переодеться, затем прокатимся к нам на пару часов. Паспорт у с собой? Очень хорошо. Я пройду в раздевалку с вами. Не переживайте: с мастером договорился, тот закроет смену.

Ровно в десять старший лейтенант пропустил в кабинет Петрушевского. Предложил присесть, достал стопку бумаги и бланк допроса.

— Не догадываетесь по какому поводу вас пригласили?

— Ладно хоть не задержали. Спрашивайте я открыт для вопросов.

Соболев внимательно рассматривал "туриста". Юноша, спортивного сложения, серые глаза, чуть скошенный набок нос, длинные русые волосы. Полубокс по меркам времени, на лице пара порезов безопасной бритвы (парень уже бреется). Куцая кепка, невыразительный пиджачок, импортные модные джинсы и замшевые ботинки, подпорченные неаккуратной ноской. Заурядный среднестатистический гражданин, а взгляд не подростковый. На сотрудника КГБ смотрели усталые, проницательные глаза человека с не по возрасту большим жизненным опытом и отягощённого многими знаниями.

— Дмитрий Сергеевич, не помните номер своего мобильного телефона? — Соболев заранее продумывал схему разговора и готовил первый ошарашивающий вопрос. В зависимости от реакции зависел дальнейший порядок допроса.

— Конечно помню, назвать?

— Спасибо, не надо. Я так понимаю, что разговор у нас налаживается? Теперь расскажите, что изменилось в вашей жизни с апреля этого года. И то, что было до того?

Рассказ Петрушевского напоминал увлекательное фантастическое сочинение. Старший лейтенант изредка задавал наводящие вопросы. Заглянул полковник, сел в уголке и внимательно слушал исповедь "туриста". В конце часа, кивнул Соболеву и вышел. В финале увлекательного повествования, Петрушевский глядя в глаза, спросил:

— И что теперь? Мне сложно объяснить, насколько тяжело быть вырванным из будущей жизни и начинать с начала. Оно, конечно, интересно, но куда деть груз сформировавшихся привычек и обязанностей 2016 года, а жена, сын, внучка, наши собаки? Я снимаю стресс по старинке: расслабляюсь алкоголем и сдерживаю себя от опасных откровений. Возможно по пьяной лавочке и пугал одноклассников, работяг на заводе, может и близких. Не знаю, мне очень одиноко и тяжело.

— А что же сразу не пришли к нам? Зачем понадобилось, чтобы разыскивали и везли сюда? Опыта и здравого смысла вам не занимать, ведь догадывались, что рано или поздно на вас обратят внимание органы.

— Виктор Сергеевич, я знаю историю гораздо лучше вас и прошлую, и будущую. Ваша служба всегда стояла на страже государства от внешних и внутренних врагов. Я чужой, а значит потенциальный враг! Конторе проще стереть меня и спрятать глубоко в архив историю с этим прецедентом. Главное — всё должно идти и развиваться в русле генеральной линии ЦК КПСС во главе с товарищем Брежневым и так далее. Поверьте, я не антисоветчик, наоборот, истинный патриот. Но кому нужна моя правда там, наверху. Лично вам может интересно, а вашим начальникам — нет! Ещё удивляетесь отчего не сдался сразу. Здесь курить можно?

Соболев вместо ответа подвинул пепельницу. Закурил сам и передал протокол допроса.

— Распишитесь. Теперь послушайте. Никто вас не собирается "стирать", как вы изволили выразиться. Не надо так плохо думать о людях нашей профессии. Но определённые ограничения в дальнейшей жизни, сколько бы она не продолжалась в наших условиях, мы обязаны наложить. Ограничения простые: держать язык за зубами, поступками не вызывать вопросы окружающих и тесно сотрудничать с нашим особым отделом. Не забывайте, что для советских учёных вы представляете неоценимый интерес. А если допустить, что вы не единственный, что функционирует особая лаборатория, изучающая попаданцев. Если предположить что специалисты уже занимаются проблемами связанными с изучением будущего, парадоксами времени, четвёртым измерением и разработкой машины времени?

Петрушевский удивлённо уставился на комитетчика. Закурил новую сигарету и откинулся на стуле.

— Значит не так всё мрачно? Недооценил своё прошлое, вон оно как непросто.

— Я сказал, "если допустить". Торопится не будем, насколько я понимаю, всю свою жизнь, вплоть до аварии на подстанции помните? Вот бумага, ручка присаживайтесь к столу и сжато опишите события до момента, как потеряли сознание. Подробно не надо, можно коротко и по порядку, не сбивайтесь на мелочи. Я вас оставлю в кабинете, через часок загляну. В туалет не надо? Вот и славно, работайте.

Соболев вышел из допросной и запер дверь. Прошёл пару кабинетов по коридору и постучался к Серебрякову. Тут дело подходило к концу, Сноб расписался в бумагах и пожал протянутую руку полковника.

— Юрий Маркович, значит договорились. Помните про расписке о неразглашении государственной тайны. Огромное спасибо за выполненный гражданский долг, дальше сами, а вы эту историю забудьте как можно скорее. Всего хорошего, вот пропуск.

Серебряков проводил заявителя до двери, зашагал по кабинету, удовлетворённо потирая руки.

— Садись, Виктор, рассказывай.

Соболев прокрутил впечатления от попаданца. "Объект", если не знать подноготной, обычный подросток, ничем не отличающийся от сверстников. Запомнилась въевшаяся грязь под ногтями от работы на станке — типичный работяга, пролетарий. Среднестатистический гражданин, будущее страны, её рабочий класс. Но глаза, с затаённой печалью и болью прожитых лет, глаза попаданца из будущего. Начальник вопросительно смотрел на подчинённого. Старший лейтенант оторвался от размышлений и доложил:

— Парень толковый, но как специалист не представляет интереса. Жизненный путь не простой. Петрушевский рассказал, что в день провала или скачка в нашу действительность, закончил излагать автобиографию. Записи вёл в ноутбуке, то есть портативной электронно-вычислительной машине будущего. Предложил восстановить по памяти основные вехи, раз уже делал это для себя, пусть потрудится для Конторы. В данный момент излагает на бумаге. А пока, вот протокол допроса. Трудно объективно отметить психологические, волевые и другие качества попаданца, ведь перед нами иной человек. Как моделировать поведение личности, когда внешний облик и внутреннее содержание диссонируют, входят в противоречие с ролевой моделью. Что посоветуете, Николай Трофимович?

— Да, Соболев, талант докладчика пропадает, читать бы тебе лекции по психологии. Ладно, вот что думаю, Витя, оформляй Петрушевского под негласную работу. Прижми за длинный язык по пьянке, объясни ответственность перед наукой и так далее, придумай в общем. Станешь его куратором. Когда закончите, бумаги мне стол. Перед Москвой так и отчитаемся: оформили подписку о негласном сотрудничестве. Это выигрышно: парень под надзором и пригодиться может в нестандартных ситуациях.

 

21. Сексот

Серебряков не уточнил, а Соболев попытался понять, что за особые нестандартные ситуации. В силу небольшого опыта работы по профилю КГБ, офицер Соболев местами "плавал" в хитрых комбинациях и оперативных разработках авторитетного и опытного руководителя. А когда начинал путаться, жалел, что поддался на уговоры полковника и "размочил" карьеру физика, а точнее совместил функции сотрудника спецслужбы и учёного. В Викторе Сергеевиче боролись два антагониста: энтузиаст-учёный и безжалостный, расчётливый антагонист.

— А если не согласится? Что у него в голове с такими-то знаниями?

— Какие такие знания? Уж не больше наших. Никаких если! Это не диссидент, не идеологический противник, тем более не враг, а свой советский работяга. Мягко поднажми на паренька, он тебе нужен в первую очередь. Бесценный экземпляр, будешь знать историю страны лучше любого летописца. Ладно, чаю хочешь?

Что касается истории, Серебряков угадал и время подтвердило его правоту. Через час, Соболев отпирал дверь в комнату допросов, попросту "допросную". Пертушевский сидел задумавшись и потягивал сигарету. Лицо парня расправилось, чувствовалось, что определённость подняла настроение и сняла часть вопросов. Соболев присел напротив и вежливо поинтересовался:

— Ну как дела, Дмитрий? Времени хватило, успели изложить?

— Более-менее полно изложил в мемуарах и ушло на это два года, На бумаге выжимки, основные вехи жизни, так сразу не опишешь. Лучше на словах, вы ставьте вопросы, я отвечу. И что сказало начальство?

Соболев удивлённо поднял глаза на собеседника — выражение "ставьте вопросы" из сленга разведки. Соболев помнил подобные фразы из курса дисциплин по методам допроса в школе КГБ. Но как попаданец сообразил о диалоге с полковником?

— Догадались? Ну что здесь удивительного, субординацию никто не отменял. Виктор Сергеевич, вашу судьбу решаю не я один. Давайте сюда, что там изложили. Давайте побеседуем, расскажите о родителях, родственниках.

Часа полтора они разговаривали, пили чай, курили и изучали друг к друга. Соболев заглядывал в исписанные листки и задавал наводящие вопросы. Со стороны выглядело как обычно: сотрудник ведёт допрос, но в этот раз ситуация значительно интересней и гораздо глубже. После значимой поездки на Лубянку, Соболев знал достаточно о загадочных и неотвратимых витках истории своего отечества ближайшие десятилетия. В редких приватных встречах с Серебряковым, много обсуждали о изношенной политической машине страны, перестройке, попытке путча и чуть не начавшейся гражданской войны из-за противостояния президента и парламента, войны в Чечне. Но всё это были масштабные сдвиги, за которыми не разглядеть судьбы отдельных людей, не знать их отношения к дефолту, девальвации рубля и массе мелочей из которых складывается собственное отношение к хроникам существования народа.

— Дмитрий Сергеевич, вот вы говорите, что в перестроечные времена с надеждой ждали перемен. А как это выражалось, что конкретно волновало, особо запомнилось?

— Ну как волновало? Это не волнение, а ожидание. Ведь довольно быстро речёвки о роли КПСС, ведущей народ к победе коммунизма свелись к редким выступлениям коммунистов. Больше разговоров о демократии, рыночной экономике. Газеты раскупались, в киосках очереди. А затем как-то стало голодно и желание хорошо кушать, не подкреплённое возможностями, стало подталкивать к призывам о смене руководства страны. Сперва тихо так, осторожно, а затем громче и напористей. Я мотался по знакомым, менял бытовую технику на продукты и наоборот. Новое слово бартер знали все от мала до велика. Ездил на Парголовкий мясокомбинат и встречал у проходной сотрудниц, те из под юбок вываливали шматы ворованного мяса, а я взамен видеокассеты или шмотки. Мясо менял на конфеты и кофе. В начале девяностых появились талоны. Представляете, в городе пережившем блокаду, когда жизнь зависела от кусочка хлеба, вновь талоны. Масло, сахар, водка — все по купонам. У жены в старых документах сохранился резанный листок цветной бумаги с водяными знаками. Начался повсеместный бардак. А уж про ваше ведомство вообще молчу. Об этом писали немало — сотрудники КГБ, дававшие присягу, продавали базы данных и делились служебной информацией с бандитами и нарождавшимися финансистами. Хотя разницы особой не вижу.

Соболев старше на шесть лет, носил погоны и работал закрытом ведомстве, вызывавшем у простых людей теплящийся в генах трепет и страх. Зато Петрушевский в перестроечные годы читал массу публикаций о роли органов государственной безопасности, под аббревиатурами НКВД — НГБ — КГБ, в судьбах миллионов сограждан. Закрытая нынче информация, о которой сам Соболев почти не знал, а лишь имел допуск к ведомственным документам, давно прописалась в периодике при перестройке и гласности Горбачёва. Ещё раньше начал завоёвывать сердца поклонников политического детектива и противостояния разведок Германии и СССР, писатель Юлиан Семёнов. Знаменитые романы о Штирлице многое поведали о работе спецслужб. Об этом человек, сидящий на против, не преминул рассказать Соболеву. После подобных откровений, кадровый сотрудник с горечью осознал, что Петрушевский в информативном плане значительно впереди комитетчиков. И когда подросток как бы в шутку спросил: "вербовать будете?", Соболев вновь растерялся.

— Будем! С вашими знаниями, Дмитрий, мы просто обязаны предложить сотрудничество. Но эта совместная работа будет на взаимовыгодных условия, поскольку я могу принять участие в вашей судьбе с научной точки зрения.

— Я не против. Но как понимать ваши слова?

— Давайте договоримся: вопросы позже. Раз согласны, то вот бумага и пишите расписку о сотрудничестве. Доставайте паспорт, он нам понадобится. Пишите: "Я, Петрушевский Дмитрий Сергеевич, паспорт: номер, серия, проживающий: город Ленинград, Нейшлотский переулок, дом 1, квартира 117, добровольно обязуюсь сотрудничать с отделом "ОЛИБ" при главном управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Информировать своего куратора о тех или иных событиях, связанных с работой отдела и о любых, ставших ему известных действиях, представляющих общественную опасность. Выполнять задания куратора, а в особых случаях вышестоящего начальства. В отчётных документах буду расписываться под псевдонимом "Попаданец". Я обязуюсь держать в тайне свою деятельность и предупрежден об ответственности за нарушение данных обязательств". Подпись.

Соболев перевёл дыхание, забрал листок, ставший с этого момента одновременно дамокловым мечом и пропуском в тайные мероприятия спецслужб для подшефного.

— Теперь, ознакомьтесь с выпиской из законодательной статьи о нарушении государственной тайны и распишитесь ещё раз своей подписью. Псевдонимом будете пользоваться только при получении заданий.

Петрушевский смотрел куратору в глаза и лукаво щурился.

— Дмитрий, я сказал что-то смешное?

— Да нет, Виктор Сергеевич. Просто я столько читал о подобных вербовочных комбинациях, вы не поверите, почти всё стало явным и прозрачным на телевидении, в книгах, кино и сериалах. Будущее поколение юридически подковано, другой вопрос: нужны ли обывателям эти знания и как правильно пользоваться ими.

— И тем не менее персонально для вас сообщаю, что в случае нарушения взятых обязательств, попадёте не в тюрьму, а в психушку и надолго, а тамошние специалисты позаботятся о вашей памяти.

Петрушевский стал серьёзным и заметно сдерживаясь холодно ответил:

— Понимаю, ваш долг предупредить меня, пугалка такая. Но мне в той жизни довелось получить срок и отсидеть в колонии. Менять жизнь коренным образом нельзя, так что придётся вернуться к "хозяину" заново, правда с оговоркой, если ничего не изменится. Но висит словно дамоклов меч. А вы ещё психушкой грозите. Что об этом думаете?

Старший лейтенант на миг задумался:

— Вы говорите нельзя? И это обсудим. Когда осуждены и по какой статье?

Петрушевский рассказал и потупился. Очень не хотелось распространяться о мрачном периоде жизни, но обстоятельства вынуждали. Соболев встал:

— Ждите, я скоро вернусь.

В кабинете Серебрякова передал исписанные Петрушевским листы и расписку. Рассказал о щекотливой ситуации с будущим сроком.

— И что тебя смущает, по зонам столько распихано проштрафившихся "источников" и ничего, работают на оперчасть, сокращают себе срок, в нашем случае будем разбираться. Когда это случится?

— В семьдесят восьмом.

— Ну, когда ещё будет! Через десять лет я уже на пенсию выйду, если доживу. Ты к тому времени построишь машину времени и вернёшь парня в будущее, зачем ему второй раз топтать зону? Шучу, посмотрим, как всё сложится. К ОЛИБу будешь подтягивать?

— А надо? Дело у лаборатории серьёзное, Петрушевский не физик, зачем?

— Обследовать своего "попаданца", мозг или чего там у вас медицина проверяет? Я в дела лаборатории не лезу, общий надзор и доклады в Москву. Тебе на месте видней, Витя.

— Нашим, в лаборатории, до поры не нужно его знать. Лучше "в поле", пусть вертится, да и нагрузки особой-то нет. Что ему делать, искать попаданцев, да быть у нас на виду, пополнять информацию по будущему страны. Не шпионов же выявлять?

Серебряков понимающе кивнул.

— Ну, давай, дерзай. Больше не задерживаю.

Соболев вернулся в допросную к откровенно скучавшему Петрушевскому.

— Дмитрий, я вас отпускаю. Всё по идёт по прежнему, ничего в вашей повседневной жизни не изменилось. Но! Болтать о будущем и вести антисоветскую пропаганду запрещено! Вот мой рабочий и домашний телефон. Звоните в крайних случаях. Если залетите в милицию, требуйте дежурного опера и пусть свяжется по этим телефонам. Надеюсь, у вас казусов не будет. По работе: если наткнётесь на странных граждан, на ваш взгляд, звоните. Я подчёркиваю — на ваш взгляд. По отдельным нелепостям и не состыковкам в людских поступках, вы окажетесь полезней чем наши сотрудники. Всякое может случиться. И ещё, о вашем отбывании наказания — чему быть, тому не миновать, но десять лет у нас ещё в запасе. Самый простой способ избежать наказания не совершать преступления. Крепко подумайте над этим и решите для себя. Держите пропуск.

Соболев дружески улыбнулся и крепко пожал руку новому информатору со статусом особого назначения.

 

22. Происшествие

В лабораторию заглянула хорошенькая секретарша Дооса:

— Виктор Сергеевич, вас по городскому спрашивают.

— Спасибо, Марина, сейчас подойду.

Не хотелось отрываться от очередного важного опыта. На подложке копошился подопытный таракан. Соболев нажал кнопку активации, бросил на ходу, обращаясь к Чистякову: "Коля, проследи за процессом" и вышел из лаборатории. С тех пор, как Доос добился в штатном расписании ОЛИБ должность секретаря, предбанник в кабинет заведующего преобразился. Стол с телефонами, печатная машинка, уютная настольная лампа, буфет с чайной посудой, конфетами и печеньем. В воздухе витал запах дорогих духов милой и привлекательной Мариночки. Мужская часть лаборатории невольно подтянулась, не был исключением и Соболев.

— Алло! Здравствуйте, Дмитрий. Ладно, давайте встретимся, на выходе главного входа Финляндского вокзала. А там пешочком до Литейного. Через час подъеду, договорились.

В лаборатории Соболева ждал сюрприз. Коля Чистяков с порога огорошил:

— Виктор Сергеевич, наш таракан исчез, видать соскучился по братишке, что летом отправился путешествовать.

— Ага, говорил же, что получится! Готовьте повтор, Николай, вот последние параметры. — Соболев подвинул журнал. — Я на Литейный, звоните ежели что. Доложите Генриху Ивановичу, вернусь к вечеру, а может задержусь до завтра.

На встречу с агентом едва поспел. Транспорт ходил с задержками, сказывалась оттепель после ноябрьских праздников, превратившая проспекты и улицы в грязное месиво. Пока тащился в трамвае, вспоминал и прокручивал последние встречи после памятного знакомства летом шестьдесят восьмого. Чем больше Соболев общался с Петрушевским, тем больше нравился этот человек с обманчивой внешностью подростка и усталым взглядом пережившего немало человека. Как собеседник, Петрушевский подкупал эрудицией, объёмными знаниями и устоявшимся мнением на порядок вещей. В июле информатор вместе с сопровождающим ездил в Москву. Старшему лейтенанту госбезопасности не надо гадать, на какие собеседования ездил подопечный.

По возвращению, Петрушевский в нарушении инструкции, подробно рассказал старшему лейтенанту о темах поднятых в разговорах и представленной московским спецам собственной аналитике. Отношения куратора и информатора плавно перетекали из служебных в дружеские. Соболеву постоянно приходилось бороться с иллюзией, что перед ним не мальчишка с причудами и вольностями семнадцатилетнему подростка, а человек старше его почти в три раза, при этом, возникло чувство неловкости от собственных пробелов знаний и уязвимости из-за скудности жизненного опыта.

Наконец, трамвай вывернул на Боткинскую и остановился напротив старой части Финляндского вокзала. Петрушевский маячил у главного фасада под огромными зеркальными окнами, над которыми парила башня с часами и шпилем. Одноимённый памятник на площади Ленина указывал на конечный пункт Соболева и его спутника — здание Большого дома через Неву. Поздоровались и неспешно тронулись к переходу на улице Комсомола.

— О чём задумались, Дмитрий?

— Ни за что не догадаетесь, Виктор Сергеевич. Во времена поздней перестройки, в прессе муссировались слухи, что между Крестами и внутренней тюрьмой Большого дома — "Шпалеркой", проложен туннель под Невой. Кстати, административное здание, предназначенное для ОГПУ-НКВД, построено по инициативе Кирова, а одним из авторов проекта являлся товарищ с говорящей фамилией Троцкий. В будущем часто сиживал в Интернете и изучал историю родного города и снова встретил эти домыслы.

— Надо же, а я и не знал. И зачем такие сложности с туннелем?

— Так ведь слухи, не более. Скорей всего, чтобы тайно конвоировать осуждённых на допросы, мало ли у Конторы особых задач. Теперь делу: в Москве обнаружился загадочный человечек. На мой взгляд, этого деятеля желательно проверить на тест "попаданца".

За разговорами подошли к переходу через улицу и двинулись на противоположную сторону.

— И что за деятель? А по каким таким особым признакам определил? Что насторожило?

Соболев смотрел под ноги, аккуратно ступая по грязным разводам на асфальте.

— Есть вопросы к его творческому потенциалу и…

Договорить Петрушевский не успел: на них с рёвом летел, неизвестно откуда взявшийся, грузовик. В последний момент выручила реакция боксёра, Петрушевский схватил куратора и вместе с ним отскочил назад от механической громадины. Машина не сбавляя скорости вильнула в сторону и влетела в стену, прихватив по разрушительной траектории пару пешеходов. Заголосили бабы, народ не сразу пришёл в себя после столь непонятного чудовищного происшествия. Соболев вскочил на ноги, подхватил с асфальта портфель и потянул за собой информатора.

— Дима, уходим! Уходим срочно! Нечего тут смотреть, потом узнаем подробности.

Оба рванули с места ДТП, пересекли улицу и бегом к набережной. Остановились у Литейного моста, отдышались и уже шагом двинулись через мост.

— Б…дь, вы что-нибудь поняли, Виктор Сергеевич?

— Не очень, шальной водитель, возможно потерял управление или тормоза отказали, так случается. Придём на место, свяжусь дежурным по городу и узнаю по сводкам, что за псих за рулём. Уж не по наши души надеюсь. Дим, а ведь ты мне жизнь спас!

Петрушевский замер и удивлённо взглянул на куратора:

— Получается так, но ведь и свою жизнь тоже. Ты сам-то как, Сергеич? — не сговариваясь оба перешли на ты. — Я не сильно помял, извини, так вышло. Ты кстати перепачкан в грязи, всё-таки нанёс ущерб внешнему облику.

Взволнованный Соболев стал отряхиваться.

— Он ещё извиняется, доложу сегодня шефу, состоял бы ты в штате, выписали премию. Но с меня и так проставка, не забуду! Спасибо!

Куратор крепко пожал руку благодетелю. В кабинете Соболев стал расспрашивать по существу встречи, чуть не закончившейся трагично. Петрушевский собрался и начал:

— Дело вот какое. Услышал по трансляции песню "Журавли", диктор объявил: "музыка и слова Егора Мальцева, исполняет Марк Бернес". Ушам своим не поверил, дело в том, что автором музыки признан композитор Ян Френкель, а текст Расула Гамзатова. Поёт эту прекрасную песню действительно Марк Бернес. Не поленился сходил в магазин грамзаписи и заказал диска авторства этого Егора Мальцева. Дальше больше: "Крыша дома твоего" — тоже Мальцев, а её между прочим сочинил Юрий Антонов где-то в восьмидесятых, композиция "Нежность" — опять Мальцев, а на самом деле Пахмутова и Добронравов. Там ещё куча плагиата, причём якобы сочинённые в начале шестидесятых, но ряд песен появились на свет в будущем. Пусть музыковеды сделают экспертизу, а главное проверят регистрацию в ВУОАПе. Чувствуешь куда клоню. И это не всё, самозванец отметился не только как талантливый и плодовитый композитор, но и член сборной по футболу, нападающий. Уникум, блин! Я всё понимаю, но нафига так беззастенчиво тырить вещи и объявлять их собственными, заявляю как музыкант.

— Футболиста Мальцева знаю — классный нападающий, какая-то история случилось с ним на чемпионате мира в Англии. Оказывается ещё и композитор? Я не в курсе, а ВУОАП, это что?

— Всесоюзное управление по охране авторских прав. Центральный офис расположен в Москве, прости, офис так не называют, лучше — контора. Я вот думаю, раз звучит в эфире и записывается, то там у него всё схвачено. И ведь ничего не доказать, вот зараза! Как-то об этом не подумал. Мальцева надо прижать, стопроцентный попаданец, колоть нужно гада, пусть побеседуют. А как быть с песнями, не представляю — скандал чудовищный! Пусть ищут компромисс, но нельзя же так!

— Дима, чего тут раскомандовался? Позволь самому решать, что делать! Бери бумагу и излагай подробно, начальство решит как поступить. Сам-то не грешишь плагиатом, коли позиционируешь себя музыкантом, в твоём особом положении возможностей хоть отбавляй? Взял мелодию из будущего, да и выдал за свою. — Соболев улыбнулся, — Прости, тебя даже ругать неловко, спаситель как никак!

— Может и грешу, но в меру, на любительском уровне, авторские права не регистрирую, на радио не лезу. Собственные амбиции держу в узде, тщеславными помыслами не страдаю. Кроме того в репертуар группы внесены собственные песни, пока мало, но готов представить тексты и мелодию. А то, что делает Мальцев — свинство! Не удивлюсь, если московский уникум зарубежные хиты приватизировал, — глядя на удивлённую мину собеседника, добавил, — другими словами, прикарманил пользующиеся популярностью песни.

— Ладно, с этим разберёмся. И вот ещё что: наши встречи будем планировать вне здания "конторы", нечего здесь маячить. Это требует начальство, да ведомственные инструкции. Или на конспиративной квартире или пересечёмся на нейтральной территории по телефонной договорённости. Ты меня понимаешь? Вот и ладно. Держи пропуск.

Соболев проводил агента до двери, задумался и стал писать предложения по новой информации о бесконечно талантливом спортсмене и музыканте Егоре Мальцеве. Из головы не выходило сегодняшнее происшествие, а если бы Димка промедлил? Распластало бы как лягушку на дороге, мама бы не перенесла. За обедом столкнулся с полковником в ведомственной столовой. Заняли столик, тут Соболев и поведал о происшествии. Николай Фёдорович удивлённо поднял брови:

— Ничего себе реакция у парня. Витя ты теперь в должниках. Представь не окажись его рядом.

— Уже представил. Но не доложил о цели встречи, интересная вырисовывается ситуация — в Москве объявился…

Серебряков жестом остановил подчинённого:

— Витя, забыл правило — о делах в кабинете. Вернёмся и расскажешь. А вот ответь, ты справки наводил по сводке происшествий? Может наезд не случайный, ваша парочка не простые граждане, а секретная ячейка нашего механизма. Мы всегда обязаны ставить вопросы по ситуациям возникающим около нас.

— Простите, Николай Фёдорович. Естественно звонил дежурному. Тайных смыслов не вижу, обычный несчастный случай. Водителю стало плохо за рулём. Он зацепил двух человек, местные из Калининского РУВД разбираются.

В кабинете Соболев представил рапорт и пояснительную о московском попаданце. История показалась не просто интересной, но содержащей нехороший потенциал. Серебряков подробно расспросил младшего товарища и стал готовить документы для отправки в центральный аппарат.

— Ладно, иди, Витя. Я в телетайпную и назад. Пускай на месте разбираются смежники.

 

23. Посиделки

За неделю до своего дня рождения, Соболев пригласил Петрушевского в гости. До этого "попаданцу" бывать у куратора в гостях не доводилось. После памятной, чуть не закончившейся трагедией истории, старший лейтенант сблизился с Дмитрием, называть их отношения дружбой пока не давал маленький срок знакомства, да связь по негласной работе, где один начальник, другой — подчинённый, держала на расстоянии. Но то, что оба испытывали взаимную приязнь оспаривать никто не собирался. За месяц до дня рождения, Соболев поздравлял Диму с возрастной вехой — совершеннолетием. Оба славно посидели на Нейшлотском, Соболев познакомился с родственниками Петрушевского, было весело, легко и задушевно. Пришло время ответного визита, в субботу планировался сбор в двухкомнатной квартире на Кондратьевском проспекте.

Петрушевский вышел из трамвая, быстро нашёл нужный дом. Классический образец сталинского неоклассицизма, заложенный ещё до войны и сохранившийся во время блокады. Сравнил со своей сталинской пятиэтажкой на Нейшлотском, правда послевоенной постройки. Дверь открыла миловидная женщина по возрасту напоминающая скорей старшую сестру, чем маму именинника.

— Здравствуйте, Димочка! Ничего, что так обращаюсь? После той страшной истории, иначе вас не называю, всё просила сына познакомить со спасителем. Меня зовут Нина Георгиевна, проходите, пожалуйста, вот тапочки.

Петрушевский, поставил свёрток с конфетами и шампанским, скинул пальто, переодел обувь. В этот момент из ванной вышел Соболев в белой рубашке с галстуком, гладко причёсанный, благоухающий одеколоном "Шипр". Поздоровались. За стол сели втроём, оказалось, что больше никого не приглашали. Словно прочитав немой вопрос Петрушевского, Виктор отчитался:

— В узком кругу спокойней и приятней. На работе поздравили, а дальних родственников, которых сам толком не знаю, не приглашал. Мама давай тост.

Чокнулись. Мужчины пили водку, Нина Георгиевна потягивала кагор, а невостребованное шампанское сиротливо маячило на середине стола. Разговор завязался не сразу, медленно раскручиваясь на заходах алкоголя под хорошую закуску. Нина Георгиевна мягко интересовалась работой Петрушевского, увлечениями, родителями, а про себя удивлялась, что может связывать её состоявшегося сына и подростка, которому недавно исполнилось восемнадцать. С другой стороны, это повод как-то отблагодарить юношу за геройский поступок.

— У вас, Дмитрий, всё впереди. В жизни столько дорог. А я вот всю жизнь преподаю историю и политэкономию пока силы позволяют. Скоро пенсия, зато в какое славное время живём. Правда, Витенька?

— Конечно, мама. Мы пойдём с Димой покурим, ладно?

На лестничной площадке примостились на подоконнике, пустая банка из-под консервов служила пепельницей для сознательных курильщиков из соседних квартир. После выпитого обоим стало хорошо и тянуло на разговоры.

— А ты знаешь, что с 2013 года в Российской Федерации, начал действовать закон, запрещающий курение в общественных местах. Производителей сигарет обязали печатать на пачках предупредительные надписи. Кроме того вступил в силу запрет на любую рекламу табака. Минздрав озаботился здоровьем россиян, но бизнес цепко держится за свои прибыли: табачное лобби в органах власти, взятки и всяческие ухищрения, сводят на нет благие намерения. Ещё раньше, в августе 1990 года, закрыли почти все табачные фабрики на профилактику и грянули табачные бунты. Разъярённые толпы перекрыли Невский проспект, а в Москве начали переворачивать и жечь киоски.

— Ну ты наговорил! И что штрафовали за нарушения?

— Точно не помню, кажется пятьсот рублей, по теперешним деньгам около полутора рублей. Но что-то не помню громких случаев со штрафами. Как дымили, так осталось. Кто захотел, тот бросил. Мы с женой, например, завязали в десятом году и ни разу не пожалели.

— Постой, постой! С твоих слов получается, что цены выросли в триста раз?! Это что же, хлеб в будущем стоит больше сорока рублей за буханку?

— Примерно так, я не экономист, обычно отслеживается изменение цен и покупательная способность граждан. Вот цифры по памяти: сейчас на условную среднюю заплату в СССР можно купить одиннадцать тысяч коробков спичек, — Петрушевский задумчиво пожевал губами, в уме прикидывая цифры, — а в нашем с тобой будущем — три тысячи, то есть среднюю зарплату по России, на моё возвращение из шестнадцатого года. А это снижение покупательского уровня почти в четыре раза.

— Однако, выходит, сейчас совсем неплохо жить? На государственной службе я спичек могу приобрести куда как больше. — рассмеялся Соболев и шутливо толкнул в плечо Димитрия. — Но предпочту потратить зарплату по другому. Вот, коплю на машину, мамин "Москвич" без ремонта не ездит…

— Тебе бы в будущее — легковушек хоть залейся: отечественные и иномарки, пикапы, грузовики, внедорожники, но цены кусачие, зато возможность оформит в кредит. Доживёшь мои пророчества.

Покурили. Вернулись в квартиру именинника. За чаем разговор о будущем и настоящем продолжился. Нина Георгиевна слушала болтовню в полуха, больше любуясь сыном, добившимся к 25-летнему юбилею учёной степени, интересной работы и особых привилегий от службы в Конторе. Но в какой-то момент напряглась, когда в запальчивости гость заговорил о вещах малопонятных и в чём-то крамольных:

— Я тебе отвечаю, система к началу девяностых себя изживёт, безумная гонка вооружений убьёт экономику страны, Горбачёв подведёт страну к развалу, а пьяница Борька поставит крест на СССР!

Увидев негодующий взгляд куратора, замолчал, но было поздно, Нина Геогиевна уставилась на говоруна Петрушевского:

— Простите, что вмешиваюсь, Дима, но вы рассуждаете как диссидент. Что значит система изжила себя? Имя Горбачёва знаю, нынче второй секретарь Ставропольского крайкома КПСС, встречалась на курсах повышения квалификации в Высшей партийной школе и причём тут он? Поделитесь, пожалуйста, а "пьяница Борька", что за персонаж?

— Видите ли, Нина Георгиевна, это тенденция к которой приходят тоталитарные и коммунистические системы. Лучший способ — демократические перемены и экономические реформы.

Взглянув на вытянувшееся лицо Соболевой и хмурый взгляд её сына, понял что ляпнул лишнее. Надо немедленно исправлять ситуацию, так и врагов недолго нажить. Петрушевский закашлялся, чтобы скрыть досаду за крамольные агитки.

— На самом деле это плод моих фантазий, не обращайте внимания. Я много читаю политической и исторической литературы. Свои прогнозы не афиширую, если вот только в узком кругу среди друзей… В смысле, здесь на кухне. Я могу лишь предполагать, как будет развиваться политическая история нашей страны. Кто может стать Генеральным секретарём, как будет формироваться внешняя политика СССР, экономическая картина будущего, культурные и технические перспективы. Пожалуйста, не обращайте внимания. Ой, уже поздно, пожалуй пойду. Спасибо за вечер, только руки сполосну, куда мне пройти?

Нина Георгиевна собралась ещё что-то спросить, но остановилась и растерянно произнесла:

— Конечно, Дима. Ванная по коридору направо.

Когда гость вышел, Нина Георгиевна вперилась в сына и грозно прошипела:

— Это что за разговоры такие?! Витя, ты кого привёл?

— Извини мам, но только между нами: Дима числится в штате, он консультант с неповторимыми способностями, таких единицы. Что сболтнул лишнее, забудь, а я ему выволочку ещё устрою.

— Ах вот оно что! Я же не знала. Не надо ругать, не надо. И что бы он там не говорил, Дима спас тебе жизнь, уже за это можно закрыть глаза — юноша молодой, горячий. Извини, сынок.

На улице, Соболев накинулся на приятеля:

— Ты, что охренел, Дима? Мать преподаёт историю и политэкономию в Таврическом, ну ты слышал, в Высшей Партийной школе, а до этого работала в секретариате Смольного. Она коммунист, член комитета партийного контроля вуза. А ты такое вывалил.

— Каюсь, Витя, прости дурака. Не даёт покоя будущее, просто сам не знаешь, какие катаклизмы испытает страна. Я многое изложил в Москве, очень надеюсь, что информация уйдёт наверх в ЦК и там примут меры. Так хочется чем-то помочь стране, почувствовать объективный подход к проблемам общества и увидеть результаты корректировки.

— А как себе это представляешь, Дима? Как по твоему в Политбюро должны реагировать? Организовать партийные чистки, сажать пачками взяточников и вредителей, издавать особые указы, менять законы и Конституцию СССР, а затем с разбегу установить либерально демократический режим? Сам понимаешь, что это бред. Второй революции советским людям не надо. Что там происходит в правительстве, не знаем и не узнаем. Там не дураки сидят, разберутся. Наше подразделение отправляет наверх собранную информацию, это наша прямая обязанность, а политика не наша епархия. Твоя неоценимая помощь заключается в подробном изложении подробностей будущего, поверь, эти материалы анализируются и учитывается, за что огромное спасибо. Но не надо трепать языком где попало, ведь это часть нашего договора.

Петрушевский шагал опустив голову, прикрывая воротником лицо от хлопьев снега летящих в лицо. Дмитрий терпеть не мог подобные нравоучительные беседы. Перекормленный, в своё время, агитками и лозунгами о светлом будущем., Петрушевский мог сравнивать настоящее с будущим. Алкоголь развязал язык за столом и подталкивал к дальнейшему спору, но пререкаться не стал, замкнулся и угрюмо заметил:

— Трепал языком не где попало, а в гостях у друга. Извини за неловкость, больше подобное не повторится.

Соболев остановился, достал сигареты, протянул пачку:

— Будешь? Не обижайся, светлая голова, я не строю, не агитирую, а подталкиваю к целесообразным и взвешенным поступкам. Сегодня неосторожно высказался у в гостях, а завтра обмолвишься в общественном месте, кругом чужие люди. Стуканут в Контору на странного антисоветчика, и кому ответ держать за агента, пренебрегающего правилами конспирации? А ведь вокруг не только друзья…

Петрушевский обмер, вот она комитетская истина — кругом враги! Тревожный звонок на будущее: с Соболевым не расслабляться, держать ухо востро, этот шкуру бережёт, подставляться не хочет. Ведь свои нарождающиеся планы на ближайшую перспективу, местами идут в разрез с мировоззрением куратора. Век живи — век учись!

 

24. Стоять, милиция!

Погода во второй половине апреля выдалась тёплой и пригожей, словно конец мая и на пороге лето. Но радостного настроения в ОЛИБе не ощущалось. Сотрудники прислушивались к громким голосам из кабинета заведующего лаборатории. Соболев яростно объяснял Доосу:

— Генрих Иванович, нужна капсула, а не предметный столик из детской лаборатории. Параметры отстроены, но даже мышь не запустить из-за отсутствия камеры большего размера. А заявку на дополнительные мощности энергетикам подавал до нового года.

— Виктор Сергеевич, ну чего расшумелся. Я что, не понимаю. Ты бы знал какая тут чехарда с этими бумагами. Несу директору план работы, заявки тот согласовывает с десятками инстанций, потом письма в Москву, министерства выставляют свои резоны, мол закрытые расходы. Пусть Академия наук решает предварительно согласовав с Лубянской площадью и так далее.

— Ай, каждый раз одно и тоже. Скорей бы реконструкция.

Раздосадованный, учёный полез в карман за сигаретами. Тут заглянула секретарша.

— Виктора Сергеевича по городскому.

Соболев вопросительно посмотрел на заведующего потом на телефон:

— Сюда можно?

Доос кивнул.

— Мариночка, переведите звонок.

Соболев снял трубку, выражение лица, до того бывшее раздражённым, окончательно сменилось на гневную маску. Зло бросил:

— Так, да подтверждаю. Когда это произошло? Адрес дежурки назовите, я приеду минут через сорок. — положил трубку и после паузы бросил Доосу, — Надо отъехать. Я всё сказал, Генрих Иванович, вам решать.

В трамвае ехал хмурый, обдумывая звонок из 20-го отделения милиции о задержании Петрушевского Дмитрия Сергеевича за драку и оскорбление дружинника. В отделение переговорил с хмурым опером, взявшим материал по драке. Петрушевского привели в кабинет. Соболев бросил помятому Петрушевскому:

— Рассказывай! — и уже обращаясь к оперу. — Мы поговорим, ладно?

Когда сотрудник вышел, Петрушевский подробно рассказал о сегодняшнем приключении А произошло вот что:

… Дима сегодня сдал зачёты. Уже из дома, по просьбе бабушки, собрался в магазин за хлебом. Он ходил в булочную на Лесном проспекте специально, поскольку только там выпекали прекрасные питерские пышки за пять копеек и, по устоявшейся традиции, всегда прикупал стакан кофе с молоком.

Путь лежал через садик имени Карла Маркса, хорошим шагом минут десять. Тут, как назло, припёрло по малой нужде. Петрушевский заскочил за летнюю эстраду, где несознательные жители, особенно под бутылочку портвейна отправляли естественные надобности. После процедуры, развернулся идти по маршруту и наткнулся на трёх неприятных гопницкой закваски мужчин лет тридцати. Выступил с фиксами и небритой щетиной.

— Здорово, пацанчик! За поссать штраф — трёшечка, нас трое, округляем и выходит чирик с тебя фраерок. Подь сюды, мы ребята мирные.

Дмитрий напрягся, чем это кончится уже представлял. Гопота просто так не отпустит, а уединённое место располагало к решению финансовых проблем методом гоп-стопа без свидетелей.

— У меня другое предложение, братки лихие, разворачиваетесь и уходите, а чирик Бог подаст.

Братки обрадовались: парень сам нарывается, теперь можно кулаки почесать, да разжиться часами и бумажником, вместо запланированной десятки. Двое шагнули на Петрушевского, а говорун стал обходить сзади. Разговоры говорить бесполезно, остаётся решить проблему самым распространённым у людей способом — силой. Став в стойку ждал первого нападавшего. Успел прямым в лицо вывести одного из строя. Сломанный нос это не только больно, но и не удобно оттого, что кровь льётся и отвлекает внимание. Сзади всё-таки успел достать фиксатый зачинщик. Удар по почкам не потряс, а разозлил. Петрушевский двинулся в припляс меняя стойку и уворачиваясь от кулаков. Это не ринг, правил тут нет, потому хлёсткие "ножницы" из арсенала карате, завалили ещё одного халявщика на чужое. Не подымаясь с земли жахнул под коленку фиксатого, вскочил и начал хладнокровно месить всех по очереди.

Петрушевский знал карате по памяти из другой жизни. В армии ставил удар подпольному каратисту, а тот в свою очередь учил бывшего боксёра технике кумите. В жизни японское боевое искусство вкупе с мастерством бокса выручит ещё не раз. Тут раздался заливистые свисток. К месту побоища прибежали три запыхавшихся крепких мужичка с красными повязками дружинников и стали крутить руки, лежавшим на земле хулиганам.

— Вы тут разбирайтесь, ребятки, а я пошёл.

— Стой! — рявкнул блюститель порядка и для весомости команды снова задул в милицейский свисток, — Стоять, все пойдут в отделение, там разберёмся.

— А ты попробуй останови меня! — пересвист резал уши и нервировал Дмитрия.

Петрушевский направился в сторону аллеи, но свистун кинулся к нему и повис на руке, при этом не переставая оглашать парк пронзительными трелями. Петрушевский взбесился и рявкнул:

— Ты перестанешь портить мне слух, легавый? Свисни в х… там тоже дырка!

Фиксатый, на котором висел дружинник, заржал и зыркнул на Петрушевского. Минуту назад готовый избить и отнять наличность у парня, бывший зек проникся к умению постоять за себя и колючему на язык потерпевшему.

— А пацанчик с понятиями, чалился, братишка?

Ответить Петрушевский не успел подоспели два постовых и ещё один общественник. Разношёрстная компания, подгоняемая милиционерами, тронулась в сторону улицы Смолячкова, к 20-му отделению милиции Выборгского района. Дежурный отомкнул клетку "лягушатника". За грязными и окровавленными грабителями лязгнул замок. Петрушевский подозвал постового.

— Кликни дежурного, надо что-то сказать.

Подошёл недовольный дежурный и устало спросил:

— Ну, чего у тебя?

— Капитан, отведи к оперу.

— На выезде, потерпи. Когда вернутся, допросят.

— Зови следока или ответственного, так надо.

Дежурный понимающе кивнул и вернулся к себе. Тем временем главный в гоп-компании, видевший эту сцену, разочарованно бросил:

— Так ты сам мусор, знал бы не связывался, уж больно резвый баклан.

— А ты в чужом базаре уши не грей, да метлу подвяжи. Чего кисляк смандячил, твоё слово пустое, наобум брошенное.

Три пары глаз уставились на Петрушевского: однако, "пассажир" не простой, за словом в карман не лезет, феней пользуется, не по возрасту подкован. И только сам Петрушевский мог бы рассказать как его, "принял хозяин", как топтал две зоны. Но это будет через девять лет. Нахвататься верхушек в неволе просто: дурное прилипает быстро, а вот встроиться в механизм тамошнего бытия, куда как сложнее. И Петрушевский ясно дал понять окружающим зековскую истину: не спеши с выводами, правильный человек — загадка для окружающих и не всегда таков, каким с виду кажется…

Соболев и хулиган Петрушевский вышли из душного казённого помещения на улицу. Закурили.

– Занимательная история. Дима, без приключений никак нельзя? Ведь пострадавшие могут заявление написать и привлекут за телесные повреждения.

— Не напишут, иначе сами примут статью за грабёж, а я охотно поделюсь свидетельскими показаниям.

— Ты сейчас куда?

— Да вот, шёл в булочную, там славные пышки пекут, не хочешь перекусить?

— Ещё как хочу!

Куратор и источник зашли в булочную, где в углу разместилось несколько высоких круглых столиков. За прилавком, на всеобщее обозрение, из автомата с кипящим маслом, лопатка опрокидывала на лоток один за другим золотистые кругляши, а буфетчица ловко подхватывала пышки вилкой, укладывала в ряд и посыпала сахарной пудрой. Ели молча, наслаждаясь нежной мякотью с похрустывающей корочкой. Соболев тихо начал разговор, который давно собирался завести, но всё откладывал.

— Я тебе вскользь говорил, что причастен к программе лаборатории исследований будущего, а если проще, то коллектив, в котором я работаю, создаёт экспериментальную установку по перемещению в пространстве.

— Машиной времени, что-ли?

— Да не ори ты! Да, это государственная программа, естественно закрытая. Я там ведущий сотрудник, а КГБ курирует и направляет эксперименты. Москва занимается проблемами попаданцев и загадочными исчезновениями. Смежное подразделение аккумулирует материал, анализирует и отправляет наверх, информация берётся в расчёт при определении политических и экономических программ на ближайшее будущее. Но над проектом трудимся только мы, здесь в Ленинграде. Я рассказываю об этом потому, что собираюсь подтянуть тебя к нашим разработкам и будущим испытаниям. Уже добились результатов по перемещению живых объектов, но конечная цель, как ты догадываешься — испытания с участием человека.

— И этот человек я? Правильно понял? Что-то вроде сталкера по временным вояжам.

— Именно! Нужен особенный испытатель, прошедший скачок во времени, обладающий знаниями из будущего, большим жизненным опытом и способностью адаптироваться к новым условиям. Думаю что, года через два-три станем набирать добровольцев. Но к первым испытаниям, предложу твою кандидатуру. Надеюсь никто не станет возражать, если не возникнет ограничений по медицинской части. Сталкер, это что ли определение путешественника?

— Пожалуй, скорей исследователь заброшенных мест. В будущем даже фильм такой снимут, а ещё позже создадут компьютерную программу для астрологических вычислений. Значит, такие опыты не за горами? Я-то думал, ты шпионов ловишь и диссидентов, ну и к попаданцам имеешь отношение постольку поскольку, но вот учёный-чекист, на мой взгляд, нонсенс. Но я согласен рискнуть во благо отечества.

Соболев задумался, допил кофе, вытер губы бумажным квадратиком и неожиданно спросил:

— Слушай, а вашем будущем пышки такие же вкусные или про них забыли?

— Остались, как символ эпохи. Сохранилась на улице Желябова, в девяностых ей вернули историческое название — Большая Конюшенная, последний раз заходил летом пятнадцатого. Цена за пышку двенадцать рублей, а кофе со сгущёнкой — четвертной. Тут ведь главное — качество! это сейчас тесто для пышки из муки высшего сорта, яйца, масло, а в будущем перешли суррогаты: яичный порошок, маргарин, консерванты, мука первосортная. Давай не будем о грустном. Так когда представишь коллективу?

Соболев посмотрел на разбитые костяшки пальцев Петрушевского, улыбнулся и заметил:

— Пока рановато, ведёшь себя плохо. Кстати, дежурный сослался на показания дружинников о необычном способе рукопашного боя. Объяснишь?

— Это карате, смотрел фильм "Гений дзюдо"? Что-то подобное там японцы демонстрируют, а меня в армии поднатаскал один самоучка.

 

25. Реконструкция

Осенью 1969 года Соболева вызвали в Большой дом. Каждый раз, проходя по коридорам и здороваясь с редкими знакомыми, старший лейтенант гадал чем озадачит на этот раз начальник подразделения. Николай Трофимович Серебряков, как всегда гладко выбритый и благоухающий импортным парфюмом, пригласил к столу, подвинул подчинённому папку.

— Читай, Виктор, это протоколы бесед с тем самым спортсменом и композитором, которого обозначил твой источник. Презабавный вундеркинд, ведёт себя вызывающе, грозится связями в Политбюро. Сперва всё отрицал, но московские коллеги вывели из "забытья" и понудили к правде. Читай, читай.

Пока Соболев знакомился с показаниями знаменитого нападающего и не менее талантливого композитора-песенника, Полковник заварил чай, достал вазочку с конфетами и печеньем. Прихлёбывая настоящий индийский чай, молодой сотрудник поражался плодовитости Егора Мальцева — молодой человек не в меру тщеславен, честолюбив, необычайно энергичен и плодотворен. Комсомолец, лидер московского "Динамо", композитор, поэт, прекрасный семьянин, идеальный образец для подражания. Моральный кодекс строителя коммунизма словно с него списан. Ещё в декабре прошлого года Соболев передал рапорт и донесение Петрушевского полковнику. Серебряков тогда только хмыкнул, затем отправил документы в Москву — пусть сами разбираются со своими попаданцами.

Огромный механизм всевластного КГБ провернулся и спустя десять месяцев спецкурьер привёз из канцелярии Лубянки эту папку. Из показаний Мальцева, тот посылал подмётные письма членам ЦК, имел выход на Шелепина, общался с Сусловым, а ранее с Хрущёвым. Тесно контактирует с рядом партийных функционеров и деятелями культуры вплоть до Фурцевой. Водит знакомства в среде известных артистов и композиторов, как Кобзон, Магомаев, Блантер, недавно скончавшиися певцом Марком Бернесом и другими. Соболев отложил папку и задумчиво произнёс:

— Однако, парень не промах, не в пример моему тихоне. Получается, что Мальцев вроде иностранного агента, с идеологией собственной значимости и правкой политического строя России, огромными знаниями и непомерными амбициями. Если верить показаниям, то крутится в нашей среде уже шесть лет!

Соболев задумался, ведь не ровен час московский гость разнесёт на высоком уровне опасную информацию, а это пострашнее плагиата. Словно прочитав его мысли, Серебряков вслух продолжил цепочку рассуждений:

— Подмётные письма и знакомства в высоких эшелонах власти чреваты последствиями. Нельзя допустить, чтобы "туристы" пробовали влиять на историю страны. О нашей программе знают на самом верху, следовательно правильно воспринимают и реагируют на взрывоопасную информацию. Звонил общий знакомый, — полковник выразительно посмотрел наверх и приложил палец к условному погону на плече, — хотел вызвать в Москву, но у здесь аврал — реконструкции лаборатории. Начальство согласилось и отложило встречу, генерал обещал прислать куратора у которого много вопросов к нам. Но я эти вопросы легко просчитал, зря что ли считаюсь одним из лучших аналитиков.

Серебряков плеснул себе чай и самодовольно покосился на старшего лейтенанта. Тот смотрел в окно. Сквозь массивные старые рамы тридцатых годов, проникали звуки большого города: лязг трамваев, шуршание шин и гудки автомобилей. Ленинград жил своей жизнью.

— Так вот, Москва будет интересоваться результатами работы ОЛИБ. Скорей всего, Мальцева попробуют прижать за язык, но этот фрукт уже натворил слишком много, стал публичной фигурой, его любят болельщики и любители эстрады. И стоит задача отправить уникума назад в своё время, там пусть треплется сколько угодно. Но, как я понимаю, — Серебряков выразительно посмотрел на подчинённого, — наша наука пока не готова к экспериментам над человеком. Оттого к Мальцеву предпримут стандартные методы нейтрализации, если уже не приняли. У этого "героя" слишком высокий и нехороший потенциал, а следовательно уровень опасности для государства.

Соболев оторвался от чая и настороженно, если не испуганно смотрел на начальника. Услышанное воспринималось как-то уж очень жёстко, полковник доверяет, вот и делится вещами, естественными в среде спецслужб, но режущими слух в повседневных отношениях. Морально-этические принципы зиждутся не на милосердии, а целесообразности. В принципе, старший лейтенант согласен с начальством. Досье поведало о многом, неужели талантливый выскочка Егор Мальцев, не допускал сложные последствия подобной деятельности. Соболев вздохнул:

— Я согласен, Николай Трофимович, из-за простоя не можем запустить установку сейчас. К декабрю планируется полностью закончить монтаж приборов. Пока зависим от строителей, монтажников и наладчиков. Сотрудники в отпуске, кроме Дооса и меня. В следующем году по программе исследований, планируем вплотную подойти к опытам с человеком. По нашим прикидкам потенциал "машины времени" допускает испытания с добровольцами. Но в первую очередь хочу "забросить" своего Петрушевского, недавно докладывал.

— Да, помню. Ну что ж, на том и порешим. Если понадобится вызову, а пока свободен. Ты сейчас куда?

— В ОЛИБ на улицу Курчатова. С начальником лаборатории колдуем над расчётами, да контролируем ход работ. Спасибо за новых сотрудников, видел в штатном расписании, но ещё не знакомился. До свидания.

Офицеры пожали друг другу руки. Спускаясь по лестнице, Соболев вдруг осознал, что дамоклов меч государственной безопасности занесён над любым попаданцем, в том числе и над Петрушевским. Дима умный парень, я обязан ему жизнью, рассуждал учёный, но кусачий зараза, сам себе на уме. Факт его существования и подобных уникумов, по определению, опасен для власть имущих. Исключительные личности в первую очередь предмет анализа спецслужб, где доминирует целесообразность и сведение к минимуму рисков для Системы, а лишь затем — исследования учёных.

В голове билась мысль: ведь столько перелопатил показаний, контактирую с попаданцем из двадцать первого века — я теперь знаю будущее, а значит могу, наперекор заданности, в любой момент изменить поступки, влиять на судьбу свою и других. Многое переделать, публично высказать особую точку зрения или как, Мальцев, использовать знания для успешной и безбедной карьеры. Но если стою на пороге мирового открытия, что тогда эти попаданцы, источники информации, никчёмные марионетки. С прототипом я сильнее и выше этих начальников и партийных функционеров, сам путешественник во времени! Эти рассуждения испугали Соболева, но отогнать провокационные замыслы уже не в силах. Спрятал неожиданные умозаключения до поры до времени, главное на сегодня, это создать прототип, а там видно будет.

В кабинете, заведующий ОЛИБ пил кефир и закусывая ломтём городского батона с маслом — стандартный пищевой рацион учёного и администратора мелкого уровня.

— Добрый день, Генрих Иванович!

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Ну, что там начальство, как Николай Трофимович поживает?

— Товарищ полковник работает. Не далее как вчера интересовался как продвигается реконструкция. А у вас какие новости?

— Колдую над третьим контуром, возникли кой какие идеи. Взгляните.

Учёные склонились над чертежами и принялись живо обсуждать технические составляющие очередного проекта. Им не мешал шум в главном помещении, где рабочие готовили цементную стяжку под основание будущей экспериментальной установки, удары отбойного молотка, прорубавшего штробы в дореволюционной кирпичной кладке под кабели, не замечали грязь и пыль в подсобных помещениях, составленные в кабинете столы и стулья, мешки с мелом и банки с краской для будущей отделки помещений. Приборы и оборудование снесены в другие помещения, в конце месяца должны подвезти контейнеры с новой аппаратурой. Часа через два, оба выдохлись и собрались уходить. Доос убрал документы в сейф и аккуратно, чтобы не испачкаться, стал пробираться к выходу. Соболев последовал за ним, на ходу доставая носовой платок, пряча ревнивый взгляд, как можно искренней бросил на ходу:

— А что, Генрих Иванович, идея замечательная. Я бы до такого не додумался: сместить пластины для получения отрицательной энергии в сферы и поместить одну сферу в другую, что даёт дополнительный фактор рассинхронизации времени. Слушайте, при таких параметрах, внутрь сферы втиснется экипаж из трёх испытателей. Попутно рассмотрел ещё одну схему: если взять два высокоэнергетичных лазерных пучка и разогнать по тоннелю в противоположные стороны с околосветовой скоростью, то внутри время начинает скручиваться как воронка и, проникнув в эту воронку, попадаем в прошлое. Вот, правда, придётся замедлить скорость света. Как вам идейка?

Доос рассмеялся и стряхнув с рукава меловой след, заметил:

— Тогда держите ещё одну идею: вместо портала использовать чёрную дыру. Если абстрагироваться от незнания физики чёрных дыр, то очередная готовая машина времени.

Теперь весело хохотнули оба учёных мужа. Абсурда здесь никакого не было, просто фантазия занесла обоих далеко в будущее, а пока испытатели пытаются трансформировать грядущее сегодня. Парадокс, но ведь подопытные тараканы и другие насекомые бесследно пропадали в четвёртом измерении. Налицо первые робкие шаги к решению главной проблемы — управлению временем.

Выйдя на улицу, Соболев постарался разобраться в чувствах внезапно кольнувших после смелой гипотезы начлаба. С какого момента Доос стал раздражать и когда закралась подленькая мыслишка о нездоровой конкуренции с учёным? Виктор в этот день словно преодолел условный порог, переступил морально-этическую грань. В голове проносились нравоучительные абзацы, сентенции сменяли собственные возражения. Да, с этим надобно разбираться, с мамой поговорить что-ли?

Не заметил, как вышел на осеннюю аллею Политехнического института. Время вечернее и стайки студентов поредели. Соболева отвлёк тревожный женский крик. Старлей кинулся на голос. Застал двух парней, сидящих на скамейке, а между ними девушку, пытающуюся вырваться. Соболев мгновенно оценил обстановку и перешёл на официальный тон:

— Граждане, немедленно отпустите девушку. Не хулиганьте, а то вызову милицию.

— Мужик, иди своей дорогой, сами разберёмся.

— А гражданка хочет находиться в вашем обществе? Пусть скажет сама.

Жёсткие нотки в голосе Соболева произвели обратный эффект. Один встал со скамейки и угрожающе двинулся на молодого учёного. В этот момент, молодая особа вырвалась и бросилась бежать. Поднялся второй парень. Соболев достал удостоверение и представился.

— Спокойно, жить надоело, ребята? Вон отсюда, не заставляйте доставать табельное оружие.

Злодеев как ветром сдуло. Соболев хмыкнул, а если бы сказали: доставай ствол, ментяра? Прокатило и ладно. Вспомнилось недавнее противостояние Петрушевского в парке, подобной спортивной подготовки у Соболева не было. Виктор бросился догонять затихающий стук женских каблучков — такой вечер обязан завершиться романтическим знакомством.

 

26. Панкратов

Новая командировка в Москву для питерского филиала в лице полковника Серебрякова и старшего лейтенанта Соболева, приготовила сюрприз. Путь лежал в московский следственный изолятор № 1 именуемый "Матросская тишина".

По дороге в столицу, в уже знакомом интерьере вагона-ресторана, Серебряков вновь вернулся к разговору начатому в Питере. Звонил генерал по поводу последнего попаданца, информация на которого в последнюю минуту пришла из Вологодской области. В тот раз генерал успел ознакомить офицеров с текстом сообщения о задержании некоего Панкратова. Дальше обычная рутина и время вымыли из памяти Соболева какого-то мужика, якобы попаданца из тьмутаракани. Прошло несколько месяцев и вот новый сигнал о Панкратове.

— Витя, для меня самого это стало неожиданностью. Помнишь факс: показания с Панкратова взяли в местном подразделении КГБ, мазурик гнёт своё: я из будущего. Тогда-то и сбросили информацию на Лубянку. Дальше, самое интересное — "турист" сделал ноги. Решили: если человек скрыться, то рыльце в пушку. Местные коллеги подсуетились и подняли нераскрытые дела за предыдущие годы. Прошерстили картотеку МВД и выяснилось, что Панкратов ранее имел два срока за разбой и изнасилование, плюс незакрытое уголовное дело по подозрению двойном убийстве в Москве летом1966. Объявили во всесоюзный розыск, любитель бегать как сквозь землю провалился. Случайно задержали, поместили в СИЗО и установили личность. Нам предстоит проверить его легенду и разоблачить если врёт.

— Постойте, Николай Трофимович! А если Панкратов из будущего и его сейчас расстреляют, что у нас получится? Не возникнет парадокс, ведь "турист" и убийца не появится в нашем поле. Панкратов не проживёт свои десятилетия спокойной жизни украденной свободы, то есть эффект "бабочки" и возможные изменения в истории, связанные с его существованием. Жена, дети, внуки… Напомните, какого он года рождения.

— Ты же читал распечатку у генерала, Витя. Панкратов 1940 года рождения. Значит, по его версии, вернулся сюда прожив до 78 лет. Но время по любому вернёт рецидивисту облик образца наших дней и урод предстанет молодым мужчиной. Пока на него завели новое дело за побег. А там видно будет.

По прибытию отправились на улицу Матросской тишины,18. Заместитель начальника СИЗО по оперативной работе со спецконтингентом выделил свой кабинет. Привели подследственного, майор передал папку с делом для ознакомления, затем привели попаданца. Опер посмотрел на часы, сослался на неотложные дела и оставил кагэбэшников один на один с Панкратовым. Напротив сидел человек с бегающими испуганными глазами. Внешность никак не попадала под теорию основоположника криминальной антропологии Ломброзо: мужчина внешне был приятен, выглядел мужественно и должен нравиться особам противоположного пола. Соболев посмотрел на начальника, тот кивнул.

— Добрый день, Вадим Викторович, хотим побеседовать о истории, которая с вами произошла.

— Начальник, подскажи какая история интересует?

— Вашими криминальными "подвигами" занимается уголовный розыск, а нам интересно знать про путешествие из будущего. Расскажите подробно.

— Чего тут рассказывать, очнулся на вокзале, вижу всё не так вокруг, народ одет по старинке, шастает как-то иначе. Пока озирался, да прикидывал, что к чему, подошли два мента и потребовали документы. Пошарил по карманам, ксивы нет, вот из заграбастали для проверки. Тамошнему начальнику всё как на духу изложил, мол жил в 2018-м году, поехал на дачу к внукам, вдруг вспышка и уже в прошлом. Это сейчас знаю который год, а тогда растерялся, что делать не знаю.

Панкратов почесал за ухом, попросил покурить. Серебряков взял со стола опера пачку "Беломора" и передал вместе со спичками. Соболев, тем временем, достал специальную анкету разработанную в своё время с Петрушевским. Для современников вопросы могли показаться абсурдными и малопонятными, но не для сотрудников ОЛИБ, знавших будущее на десятилетия вперёд.

— Продолжайте, где жили, чем занимались в будущем?

— Ну, как чем? Работал на МЗМА, на сборочном конвейере автомобили "Москвич" собирал. В двухтысячном году вышел на пенсию. Жена, дочь, двое внуков.

— Опишите быт того времени, нам ведь интересно, как будут жить потомки.

— Ну, это, в девяносто первом СССР развалился. Капитализм начался. Кругом частники, цены увеличились. Ну, дефицита не стало, магазины ломились от жратвы и шмоток.

Панкратов замешкался, что-то вспоминая, оживился.

— Ага вот вспомнил, телефоны переносные появились на радиоволнах. Телевизоры тонкие, всякие электронные штуки, забыл как называются. Я человек старый, шибко новинками не интересовался, дочка в основном. Она за границу свободно выезжала, по путёвке.

Серебряков переглянулся с Соболевым и кивнул. Виктор раскрыл папку, заглянул и ошарашил подследственного:

— Скажите, Панкратов, у вас был такой телефон без проводов? Как он назывался?

— Вот и говорю, у дочки такой был, а мне незачем. Как назывался не помню.

— Может вспомните название сотового оператора?

— В смысле? Не, начисто забыл. Говорю, без этого жить можно. Главное продуктов изобилие, дефициты: бери не хочу. Как коммунисты кончились, так из-за кордона автомобили, одежда, бытовая техника хлынула. Только плати. Доллары свободно, джинсы — бери не хочу. Не то что ныне, ОБХСС не дремлет, сцапать да срок накрутить.

— Вадим Викторович, задам совсем простой вопрос, который обязаны знать.

— А кто страной руководит в том времени, Политбюро?

— Ну, да совет какой-то.

— Последний вопрос, ведь вы москвич. Скажите, как назывался в будущем проспект Максима Горького, а точнее её часть?

— Да хрен его знает, я что должен помнить. Жили тихо, никого не трогали. Власть сменилась и ладно. Пенсия хорошая, 250 рублей.

— Кстати о деньгах, не помните, сколько буханка хлеба стоила?

— Начальники, чего пытаешь? Говорю, память плохая. Вертайте в хату, устал я.

В разговор вновь вступил Серебряков. Лицо лицо потемнело, выражение доброжелательного и располагающего к откровенному разговору, сделалось холодным и каменным. Глаза сверлили никчёмного человечка. Панкратов сжался, чуйка у рецидивиста отменная, понял — предварительная беседа кончила, сейчас его будут потрошить. И не ошибся.

— Слушай сюда, мокрушник, хватит фуфло толкать (обманывать). Будешь в "хате на шконке шмуракам лепить" (в камере на нарах соплякам врать). Мне не надо. Теперь понятно?

Панкратов и Соболев уставились на полковника. Соболев с удивлением к такому глубокому знанию тюремного арго, зек, наоборот, уважительно с пониманием. Серебряков выдержал паузу и продолжил:

— Мы из Конторы и возможности у нас большие. Для начала договоримся, чтобы перевели тебя в пресс-хату. Люди с тобой побеседуют, всё вспомнишь. Договоримся с судьёй, "за жмуриков лоб зелёнкой намажут" (за убитых приговорят к расстрелу). Выбирай: рассказываешь откуда верхушек нахватался про будущее, останешься жить и получишь пятнашку. Другого базара не будет, решай сейчас!

Из Панкратова словно выпустили воздух — сжался, плечи опустились, на лбу испарина. Серебряков, был убедителен. Его прошлый опыт работы, где доводилось не только вести интеллигентные и умные беседы с агентами разведок, а иногда жёстко ломать спецконтингент, сегодня продемонстрировал Соболеву скрытые возможности шефа..

— Понял, понял, начальник. Сказали бы, что конторские, я-то думал, за мои дела домогаться станете. Всё расскажу.

— Слушаю, валяй как на духу! — Серебряков ослабил галстук, в кабинете было жарко.

— Значит так. После мокрухи в бега подался, это летом 66-го. Свои грехи описывать не стану, сами знаете.

Серебряков кивнул и выразительно постучал по папке с уголовным делом, мол продолжай дальше.

— Двинул в Вашкинский район, в село Липин Бор к корешу по первой ходке Петрухе. Соседи сказали, что приземлили Петруху заново. Куда податься? Сунулся в артель на заготовку ягод. По ходу встретился с мужиком, типа лесника. Зовут Фёдором, кажись. У того дом и хозяйство в глухомани. Напросился в помощники, мол гол как сокол, родные умерли, ни кола ни двора. Готов на любую работу. Тот согласился, вдвоём веселей. Так и "гасился" (прятался). Однажды лесник и раскололся, что раньше жил в будущем, под самогонку описывал житие-бытие. Как там оказался молчал, сколько не выспрашивал. Баб не было, Федя обходился, а я бегал изредка в село, тамошние девки меня знали. Через три года, решил, пора. Выполз из под коряги и в Москву намылился, да не свезло, чуханулся (попался), ну и наболтал, что из будущего. Авось проканает и закроют в дурку, там и до воли недолго.

Серебряков подвинул стопку бумаги:

— Теперь пиши подробно, главное названия местности, как найти анахорета в смысле лесника.

Пока подследственный, сопя выводил ломанные строчки признания, офицеры молча курили в коридоре, перебрасываясь незначительными репликами. Когда вернулись в кабинет, Панкратов передал листок старшему, в котором однозначно признал седого кагэбэшника. Серебряков перечитал, кивнул и позвал выводного.

На улице оба вздохнули свободно, стены изолятора давили, а специфический запах дополнял мрачную атмосферу казённого заведения. По виду Серебрякова было трудно понять, насколько удовлетворила встреча и как воспринята новая информация. Непривычный к подобным местам, подавленный Соболев вдыхал свежий холодный воздух и радовался осеннему солнцу.

— Николай Трофимович, а хлопотать за Панкратова будете?

— Нет, конечно, убийцу жалко? Я слово офицера не давал, так что судьба этого отброса пусть решается без моего участия. Мы свою задачу выполнили. Ты свободен, а я в Контору, бумаги оформлю. До вечера, не опоздай на поезд.

Соболев неторопливо двинулся в сторону метро "Сокольники", вспоминая сегодняшнюю встречу. Если допустить, что попадёт в наше время настоящий, а не подставной преступник. Сколько бед может натворить пользуясь знаниями из будущего. Не случайно коллеги тщательно проверяют каждого засланного временем гражданина. Мысли перекинулись на ОЛИБ. Совсем некстати из министерства спустили разнарядку на капитальный ремонт левого крыла института, а заодно и лаборатории. Заказываем оборудование, вместо этого реставрация. Выругался про себя и заскользил взглядом по вывескам в поисках столовой или кафе. Свободного времени полно, можно и отдохнуть в столице.

 

27. Шпионы среди нас

Долгий ремонт ОЛИБ грозил перерасти в бесконечный. Отделочные работы произведены на 95 %, но монтаж оборудования ломал все сроки. Часть заказов не прибыла, часть лежала бесполезным грузом на складе по отсутствию сборщиков завода-изготовителя. Злой и нервозный Соболев теребил Дооса, его в свою очередь подстёгивал Серебряков, того по цепочке вышестоящее начальство. Обычный совдеповский бардак, когда в сложном деле не было единоначалия, сцементированного жесткой направляющей партийной воли. Старший лейтенант переключился на трудовые будни Конторы. Теперь он целыми днями пропадал на Литейном: изучал досье попаданцев, выполнял мелкие поручения полковника, собирался в командировку по делу Панкратова на контакт с неведомым лесным отшельником. Но командировка на встречу с якобы гостем из будущего, внезапно отложена: Серебряков вызвал в себе и представил мужчине с невзрачной внешностью, седыми висками и неопределённого возраста.

— Виктор Сергеевич, знакомьтесь — подполковник Агеев Игорь Николаевич. Товарищ из отдела внешней разведки хочет с тобой побеседовать. Разговор непростой, прошу на вопросы отвечать ответственно и откровенно.

Агеев протянул руку и кивнул на стул, словно являлся здесь старшим по званию. Затем раскрыл папку и начал неприятный разговор:

— Виктор Сергеевич, по нашему ведомству проходит гражданин Финляндии некто Матти Силлонен. Мы зафиксировали несколько контактов с неким Петрушевским Дмитрием Сергеевичем, жителем Ленинграда. В ходе отработки личности контактёра, выяснилось, что 25 мая Петрушевский задержан за драку и препровожён в 20 отделение милиции. В то же день, вы приехали в отдел и переговорили с оперуполномоченным, которой принял дело по факту массовой драки в общественном месте. По вашей просьбе, гражданин Петрушевский освобождён. Вы предъявили служебное удостоверение и сослались на оперативную необходимость. Поясните пожалуйста ваши мотивы?

Соболев пристально вглядывался в конторского смежника и пытался понять насколько этот факт может навредить ему, с какого перепуга, целый подполковник из контрразведки снизошёл до разговора с молодым сотрудником загадочной лаборатории. Впрочем, эта служба могла знать про разработки и проверять сотрудников, как потенциальных объектов интереса зарубежных разведок.

— Тут всё просто, товарищ подполковник, Петрушевский мой источник, а я его связь. Уголовное дело не заводилось, заявления от потерпевших не поступало, обычное хулиганство без серьёзных последствий.

Агеев вопросительно посмотрел на начальника кабинета, тот утвердительно кивнул.

— Хорошо, с этим ясно. Но возникает ситуация, когда подобная связь вызывает вопросы у нашего ведомства. Удалось выяснить, что Петрушевский познакомился с финном в Зеленогорске для скупки и перепродажи заграничных вещей и нас интересует, каким образом фарцовщик связан с вашей службой? Мы задаёмся вопросом, может ли он быть объектом вербовки? Отчего мы не в курсе? Разъясните, пожалуйста, уважаемый Виктор Сергеевич.

Соболев кивнул на Серебрякова:

— Извините, ответ дам только с разрешения моего непосредственного начальника. Игорь Николаевич, у нас тоже не всё просто.

— Тогда ответьте вы, Николай Трофимович.

Оба офицера теперь смотрели на полковника, Агеев испытующе, Соболев с затаённой тревогой. Он уже понял, что через своего агента замешан в чужой игре. И ничего хорошего это не сулит, если не заступится начальник подразделения. Серебряков, глазом не моргнув, медленно и весомо ответил:

— Ответы только с разрешения Москвы, делайте запрос генералу Арефьеву, получу приказ, раскрою карты.

— Даже так, — несколько обескураженный разведчик удивлённо хмыкнул, — хорошо, я понял. Но этот Петрушевский невольно замешан в наших разработках. Раз уж ваш агент вошёл в контакт с объектом, то может стоит обсудить вопрос взаимодействия? Неожиданная связь смежника — весьма перспективная тема. А если в планах финна вербовочные мероприятия, то это большая удача для нас. Что скажите, коллеги?

Серебряков незаметно усмехнулся: вон как чешет этот Агеев служебными штампами, ему не до всяких попаданцев, шпионов бы ловить, да сажать — чекист! Помочь — поможем, но и в наши дела не лезь, сами разберёмся. Ответил:

— Другими словами, вы предлагаете предупредить агента, а в случае вербовки подыграть на их стороне. Но наш человек, при многих других особых качествах, всё-таки не профессионал.

— Я не знаю, что вы называете особыми качествами, но если срастётся, подведём с его помощью к задержанию при передаче компромата. Попробуйте договориться с информатором, объясните ситуацию. Главное, правдиво сыграть, если начнут склонять к сотрудничеству. Давайте договариваться, со своим начальством этот вопрос согласую.

Офицер достал из папки документы, стали обсуждать легенду, маршруты слежки, страховочные мероприятия и прочие меры контригры.

Вечером Соболев встречался на конспиративной квартире с источником. Петрушевский внимательно слушал куратора, примеряя, возникшую ситуацию, на знания, почерпнутые из отечественных и импортных шпионских кинолент будущего. "Вот и впрягли тебя, Петрушевский, в роль разведчика, оно тебе надо? Может намекнуть Матти, если он и в правду из спецслужб, ещё лучше намеренно проколоться, чтобы отвалил по быстрому. Найду других поставщиков, все хотят заработать. Но тут же представил как Матти, на первом же допросе, разливается соловьём, что предупреждён Дэймоном". Соболев тем временем сердито выговаривал:

— Какого ляда ты вообще лез в фарцовку, денег не хватает? Сперва драка, теперь спекуляция, я тебе не нянька! Ладно, раз уж вляпался, читай задание и распишись. — протянул стандартный лист бумаги и ручку, — Гордись, теперь твою фарцовку курируют два структурных подразделения, наше и ПГУ.

— Виктор Сергеевич, зато работа по профилю Конторы и я готов подыграть. Столько информухи из будущего помню. Все ходы наперёд знаю.

— Информуха, в смысле информация? Никак не привыкну к твоему сленгу. Ну-ка расскажи, что помнишь. Самому интересно.

Петрушевский начал коротко пересказывать культовый сериал "Семнадцать мгновений весны", затем эпизоды из поздней "бондианы". Красочные и захватывающие истории воспринимались Соболевым с детской непосредственностью дилетанта и одновременно с долей недоверия профессионала.

— И что действительно существовал такой полковник Исаев?

— Прообраз точно был, об этом сам Юлиан Семёнов говорил, у Джеймса Бонда, тоже имелся — Сидней Рейли, но в отличие от умного и серьёзного Штирлица, агент 007 — везунчик и ловелас. Будет возможность почитай Яна Флеминга, не уверен, что есть переводы на русском, но со словарём одолеешь.

Силлонен, словно ждал новых контактов под бдительным оком спецслужб. Позвонил на следующий день. Встретились на старом месте, перед гостиницей "Выборгская". Ни Петрушевский, ни тем более гражданин Финляндии, не знали, что в доме из серого кирпича напротив, районное КГБ давно снимало квартиру для конспиративных встреч и наблюдения за гостиницей.

Сели на знакомую уже скамейку, переговорили о новой партии товара и цене. Петрушевский о валюте предусмотрительно не заикался, а когда Матти сам намекнул на эту тему, быстро осадил: "пока не нужно". Никаких попыток завести разговор на отвлечённые темы, Матти, не начинал. Дмитрий об этом ещё раньше говорил куратору: "Дураки они что ли, три раза встречались и вперёд, типа, не желаете на нас работать? Но я его слегка подтолкну, посетую на непростую жизнь, железный занавес, отсутствие демократии и всё такое. Пусть сам думает". На сегодня темы исчерпаны, о передаче товара договорились на следующий день, вот там и можно закинуть крючок о политической несознательности и прозападных настроениях.

На конспиративной квартире, сотрудница опустила бинокль:

— Объект закончил, разошлись. Успел записать, лейтенант?

Молодой стажёр, весело ответил:

— Так точно, товарищ капитан. Распишитесь в протоколе. Может поучите меня читать по губам, угощу ужином в ресторане. На службе подобный навык очень пригодится?

Капитанша с высоты прожитых лет и былого опыта кратковременных служебных романов, оценивающе осмотрела напарника и бросила:

— Это как попросишь. Иди сюда…

Петрушевский же отправился в вечернюю школу. Из неотложных дел требовалось затариться к ноябрьским праздникам. С тех пор, как он совершил скачок, его внезапно объявившаяся инициативность и взрослая хватка в решении продуктово-хозяйственных вопросов, стала постоянной обязанностью. И надо сказать, особые навыки не подводили. Всё решали денежные вбросы нужным людям, в нужном месте. Проблемы дефицита стали решаться как по волшебству: вместо старого, выигранного в лотерею холодильника "Саратов", на кухне красовался новенький "ЗИЛ-62". В нём завелась колбаса твёрдого копчения, отборные куски мяса, яичная ливерная колбаса, банки "Сайры" и прочие малодоступные для широкого населения продукты. Родные без исключения ахали и гордились деловитым наследником. Люди познавшие голод, тяготы и невзгоды военного прошлого, к еде относились трепетно, особенно бабушка, проведшая в Ленинграде блокаду.

…Соболев в который раз чертыхался в кабинете Дооса, где на застеленном газетой рабочем столе стояла початая бутылка вина вкупе с небрежно разложенной закуской, на полу сиротливо жались две пустые ёмкости алкогольного бестселлера "Массандра", это не рыгаловка под названием "Агдам". Соболев доставал благородный крепкий напиток через распределитель на маминой работе в Таврическом и, незаметно для себя, привязался к любимому вину Григория Распутина.

— Генрих Иванович, мы так сопьёмся от безделья, — выговаривал Соболев, разливая остатки портвейна и доставая новую бутылку, — классика жанра: два русских интеллигента квасят на рабочем месте, за неимением оной. Два учёных должны, без устали плакаться начальству и подгонять работяг. Когда эта х…ня кончится?

— Виктор Сергеевич! Ну вы, право, разошлись не на шутку.

— Могу в кои веки нажраться в узком кругу, а не прокуренных кабинетах, где люди в погонах решают человеческие судьбы. Могу вслух выругаться по рабоче-крестьянски на этот бардак, — и видя протестующий жест заведующего лаборатории, увеличил громкость. — Не возражайте, Генрих Иванович, мне можно! Эти тезисы не подлежат обсуждению. А давайте-ка вернёмся к вашей идее сместить пластины для получения отрицательной энергии в сферы при этом, поместив одну сферу в другую.

 

28. Движение в никуда

В канун нового 1971 года, лаборатория продолжила исследования в области природы времени и создания прототипа устройства для генерирования четвёртого измерения. Новаторские идеи Дооса, подхваченные Соболевым, давали результат. После реконструкции, в испытательном блоке, смонтировали установку под размеры будущего "пилота-испытателя". А пока в неведомые пространства отправлялись мыши и морские свинки, вечные жертвы дотошных учёных. Они исправно исчезали, но возвращать зверюшек пока не получалось. Кандидат биологических наук Лидия Сергеевна Колыванова, ворчала и жаловалась на нехватку подопытных животных. Доос нервничал и заставлял Чистякова, переведённого, наконец, из лаборантов в научные сотрудники, прогонять на ЭВМ новые параметры заданий.

Спокойным, по крайней мере внешне, оставался Соболев. Тут сказалась занятость в Конторе и отдельные соображения, которые старший лейтенант держал при себе. На каком-то этапе деятельности во славу советской науки, Соболев вдруг осознал, что прятавшийся глубоко внутри эгоцентризм и толика тщеславия, проснулись и робко постучались в обыденное сознание. Мысли о собственной недооценённости, посещали всё чаще. В душе боролись прежние идеалы с новыми ощущениями мнимой ущербности. Подобная самооценка мешала работе, Соболев гнал сомнения прочь, но это мало помогало, постепенно формируя в двадцатишестилетнем мужчине такие качества, как зависть и карьеризм. Две ипостаси Соболева как учёного и офицера государственной безопасности в один прекрасный день вошли резонанс и требовали жертв. Для окружающих он оставался добросовестным исследователем и верным присяге офицером, исправно выполняющим долг перед наукой и Отечеством.

Первая жертва — непосредственный начальник по научной части, Генрих Иванович Доос. Завлаб стал вызывать раздражение независимым поведением, обликом актёра, одеждой с иголочки, благоуханием импортного одеколона, тайной связью с Колывановой. "Чего я так взъелся на Геру?", — спрашивал себя Соболев. И не находил ответа, пока не осенило — Доос на голову превосходил Виктора Сергеевича новатор и учёный. Да, на своём месте невольно манипулировал подчинённым, хотя в общении мягкий и интеллигентный собеседник. Тут сказывался двадцатилетний возрастной разрыв и жизненный опыт, который Соболев не брал в расчёт. В своё время узнал от Серебрякова, что студент Доос во время войны не попал на фронт и вместе семьёй выслан в Казахстан из-за немецкий корней. Возможно, этот факт спас жизнь молодому учёному на фронте и невольно помог эвакуироваться семье из блокадного Ленинграда. Зато подобное "везение" прописало страх и глубокую обиду на государственную систему взращенную вождём всех народов.

В начале рабочего дня, Доос собрал в кабинете сотрудников и объявил:

— Товарищи! Начинаем испытания по новой схеме. Возможно, нас ждёт прорыв и качественный скачок в исследовательской работе. Прошу быть предельно внимательными и готовыми к неожиданностям. Сегодня запускаем установку на полную нагрузку выделенную подстанцией. Лидия Сергеевна, я подписал заявку, а вы забрали из питомника новую партию для испытаний?

— Да, Генрих Иванович. Сейчас у нас десять крыс и пять морских свинок. Корма купила, товарный чек в бухгалтерии.

Начальник лаборатории удовлетворённо хмыкнул и продолжил:

— Ещё одно объявление. Для тех кто не знает — сегодня в пять вечера небольшие посиделки в ознаменование Нового Года. В повестке: доклад о проделанной работе и банкет. Желающие сбрасываются по три рубля, деньги передавать Марине.

Колыванова бросила влюблённый взгляд на начальника. О их связи уже знали многие. После ремонта, ОЛИБу расширили штат, но скоро и новые сотрудники были посвящены в дела житейские. Сплетни в маленьком коллективе варьировались по степени значимости. Например: Чистяков с водителем Сеней крепко выпили на дне рождении секретарши Марины и чуть не попали в вытрезвитель, Дооса видели с любовницей в Мариинском театре, Соболев улетел в командировку, уборщица Клава поскользнулась и грохнулась на пол, засветив изумлённым зрителям цвет нижнего белья, в кассе взаимопомощи на данный момент нет денег. Эти и другие новости поддерживали в коллективе ту толику общечеловеческих отношений, свойственных советскому товариществу, сцементированному общей научной идеей.

Первый запуск увенчался успехом: свинка по имени Маруся вернулась живая и невредимая. Колыванова, к великому неудовольствию Генриха Ивановича, чмокнула млекопитающее в нос. Тут же поставили новый эксперимент, привязав к лапке животного бирку с её именем. Маруся канув на несколько минут неизвестность, возникла в пластмассовом кубе уже без записки, что позволило учёным сделать вывод об особенностях временного пространства и зафиксировать этот факт в отчёте. Рассчитать скачок по времени и скоординировать точку прибытия, пока представлялось лишь на небольшом временном отрезке. Лаборатории недоставало приборов, которые могли изготовить по спецзаказу, а это тянуло за собой новые проблемы и задержки. Доос вздохнул и обращаясь к Соболеву подытожил:

— Ну что, Виктор Сергеевич, весомого результата добились. Скажем так, полёты "в космос" прошли успешно, но отправлять путешественников во времени на заданную орбиту пока не можем. Попрошу вас ко мне, хочу удивить.

В кабинете, Генрих Иванович таинственно ухмыльнулся, открыл сейф и извлёк папку с чертежами. Протянул Соболеву не в силах сдерживать самодовольную улыбку.

— Знакомьтесь, мои разработки по координации и расчёту энергии импульса и выброса в пространство. Простите, раньше не решался представить вам, уж очень всё было неопределённо и сыровато. Теперь кажется можно взяться за решение главной задачи. Что скажете?

Соболев просматривал схемы, страницы с расчётами и формулами, сводные таблицы. Из глубины подымалась мутная волна зависти, но как просто и красиво. Виду не подал, после паузы стал задавать вопросы, всё больше убеждаясь в правоте начальника лаборатории. Оторвался от документов и радостно произнёс:

— А то и скажу — здорово, Генрих Иванович! Этот промежуточный генератор может решить проблему. А накопитель больше не нужен?

Дальше дискуссия приняла узко направленный характер. Когда Соболев вышел из кабинета, в голове пульсировала мысль: "Почему не я? Ведь додумался, ходок налево. А давно ли называл мои предложения неосуществимыми, взял сам и решил". Ладно, пора ехать на "вторую работу". Позвонил Серебрякову, коротко доложил о сегодняшних результатах. Полковник обрадовался.

— Давай, Витя, подтягивайся у меня тоже новости. Выезжай прямо сейчас, жду.

Соболев махнув рукой на вечеринку в ОЛИБ — больно надо, заспешил на Литейный. Большой дом встречал мрачной громадой. В проходную втягивался вместе с знакомыми сотрудниками смежного отдела. Быстро поднялся по знакомым ступеням, ощущая привычный дух казённого учреждения. Это специфический запах, который не перепутаешь ни с чем, напоминал атмосферу в тюрьме Кресты, где Соболев пару раз бывал по служебной необходимости. В кабинете Серебрякова накурено. Хозяин поднялся навстречу и крепко пожал руку. В глубине души Николай Трофимович гордился выбором сотрудника. За три года работы убедился, что старший лейтенант движется в нужном направлении, правильно оценивает деятельность подразделения и его задачи. Быстро учится премудростям профессии, готов к выполнению заданий, а если надо подключится к общим функциям КГБ, таким как борьба с национализмом, инакомыслием, преступностью и антисоветской деятельностью. Парень на своём месте, хоть и нелегко совмещать такие разные вещи, как науку и госбезопасность.

— Значит говоришь, есть скачок в пространство и возвращение? А координирование по дате и времени?

— Как раз об этом говорили сегодня после испытаний с Доосом. — Соболев мысленно прикинул, стоит ли рассказывать о революционных наработках завлаба полковнику, решил повременить. — Имеются идеи, Генрих Иванович, готовит заявки для следующего этапа работ. Смежники частенько тормозят, вы же знаете. Но в Москву можно смело докладывать, что прибор действует как на исчезновение объекта в пространстве, так и возвращении. Сказать по правде, не терпится проверить на человеке, чтобы понять условия в которых оказывается испытуемый.

— С этим торопиться не будем. Когда будете готовы, своё слово скажут врачи, а там можно рискнуть. Витя, в очередной раз предупреждаю — сам не вздумай! Ты нужен здесь и рисковать тобой я не имею права, — лукаво улыбнувшись, Серебряков добавил, — может нашего немца испытаем?

— Этот согласится, не сомневаюсь.

Соболев почувствовал сарказм и имеющие какие-то особые, неведомые ему основания Серебрякова, так говорить о начальнике лаборатории. Мелькнуло: а ведь я не одинок в "симпатиях" к нашему бабнику. Шеф знает наверняка, но тут не ханжество, какие-то другие мотивы? Отвлёкся на миг, тут же переключил внимание на полковника. Тот продолжил:

— Дело вот какое. Во-первых нашли лесного затворника, помнишь Федя из показаний Панкратова? Вычислили настоящего попаданца, его фамилия Новиков. Пригласили для беседы, а тот гад сделал ноги, решил спрятаться в своём лесу. Но наши ловкие коллеги жёстко прихватили мазурика, мол коли собрался бегать от нас, значит за душой недоброе держишь и оформили задержание. Решается вопрос отправлять в Питер или ехать в командировку для беседы. Боюсь на месте правильно опросить не смогут, да и не поймут. Во-вторых нашёлся ещё один попаданец, физик Зуев Валерий Игнатьевич, этого допросить не получится по причине смерти. Черепно-мозговая травма. Похоже выпал тогда из поезда или помогли. Труп опознан, пролежал в яме под откосом, первый раз искали халатно и пропустили разгильдяи линейщики, что с них взять с ментов областных. Теперь это дело местной уголовки, нам же зафиксировать факт и вычеркнуть из списка разыскиваемых попаданцев. Ладно, давай о деле. Ну что, хочешь развеяться и прокатится в Вологодскую область?

— А почему бы и нет? Вологодчина, русская зима. К новому году как раз обернусь и успею вернуться.

— Вот и договорились. Новиков сидит по формальному поводу за бродяжничество в УВД административного центра Липин Бор. Немедленно созвонюсь и отменю этапирование. Сейчас выпишу командировочное направление и дуй в бухгалтерию. А пока брякни в нашу кассу и забронируй билет.

Как выяснилось ехать придётся до Вологды, от туда на автобусе. Радостный Соболев получил командировочные, выскочил на Литейный и стал ловить такси. Время поджимало, поезд вечером, а надо успеть смотаться домой и собраться в дорогу.

 

29. Трещина

В поезде Соболев расслабился. Успокаивающий перестук колёс, отложенные заботы вдали от лаборатории и Конторы, навевают приятные мысли о двухдневном ничегонеделаньи. Отдохнуть от работы можно, от мыслей никак. Размышляя о своём месте в ОЛИБЕ, Виктор Сергеевич стал подумывать о месте в кабинете Дооса, пора поменять казённый стул, а с ним и начальника на удобное персональное кресло. Почему бы и нет? Он работает в системе четвёртый год, своих прикладных знаний, помноженных на опыт сотрудников и помощь коллег по службе, вполне хватит, чтобы добиться ощутимых результатов в ближайшие год-два. Генрих разменял пятый десяток. Аморального начальника пора перекинуть на другой фронт работ или оформить на пенсию, как действующего военнообязанного. Тут, правда, надо уточнить по какому ведомству проходит руководитель ОЛИБ, но это не моё дело, захотят, найдут выход — незаменимых нет.

Липин Бор, громко именуемый административным центом, на самом деле село с населением чуть больше двух тысяч. Жизнь здесь протекает в замедленном темпе и приезд старшего лейтенанта госбезопасности какое-никакое, но событие. В одноэтажном здании УВД, Соболеву выделили кабинет начальника. Дежурный милиционер привёл лесника, больше напоминающего лешего, нежели работника государственной охраны. История Новикова, как выяснилось тёзки по имени и отчеству Соболева, его ошарашила. "Лесник" прибыл в прошлое из 2000 года. Программист, электронщик и золотых дел мастер, работал в закрытом НИИ академгородка Новосибирска, куда попал по распределению после окончания ленинградского политеха. Много лет Виктор трудился инженером, обзавёлся семьёй и числился опытным сотрудником. Последние годы, конструкторское бюро работало над устройством под условным названием "концентратор". Во время испытаний, что-то пошло не так и Новиков перенёсся в 1965 год. Очнулся на малой родине в Липином Бору, двадцатипятилетним молодым человеком. На этот момент из прямых родственников никого не осталось: когда-то, вся семья погибла при пожаре, а его, единственного выжившего, отправили в детский дом. Места знал прекрасно, до трагедии много времени проводил в лесу с отцом, который действительно числился штатным сотрудником лесничества.

— Я здесь никто — бомж без документов и прописки. Ушёл в лес подальше от глаз людских. Там и осел. Обо мне конечно знали, участковый приходил, выпили самогона и я попытался рассказать свою историю. А тот посмеялся, да махнул рукой, приняв за блаженного, не поверил.

Соболев разглядывал попаданца, сейчас его меньше всего интересовало настоящее "лесника", а вот его будущее сулило немало сюрпризов. Непринуждённо задал вопрос:

— А я вам верю. Скажите Виктор Сергеевич, вы помните схему прибора, технические подробности, цель задания?

— Допустим, гражданин начальник. Мне какой прок с этого?

Соболев хотел рявкнуть на задержанного и поставить на место, но сдержался. Если подтвердит свои слова о "концентраторе", такой человек весма полезен в разработках в лаборатории.

— Прок большой, прежде всего организую паспорт, заберу с собой в Ленинград и предложу работу по профилю. Но сперва, хотелось бы услышать подробности. Вот бумага и карандаш, излагайте подробно, я пойму.

Следующие полчаса Новиков сосредоточенно чертил схемы и графики. Затем отвечал на вопросы тёзки, доказывал, спорил на хорошем техническом языке, а местами ставил в тупик Соболева неведомыми знаниями из будущего. Когда стало ясно, что попаданец в теме и не пытается развести учёного-гэбиста, судьба его была решена. Новиков вернулся в камеру, а Соболев по межгороду связался с Большим домом и выложил Серебрякову свои резоны за перевод талантливого инженера в Ленинград поближе к ОЛИБу. Старший лейтенант КГБ, пользуясь своими полномочиями, оформил закрытие административного дела о бродяжничестве, пообещал прислать факс приказа о передаче задержанного своему ведомству. Тут же, в паспортном столе, Соболев изъял под расписку "несгибайку" с анкетными данными нового подопечного. В гостинице "лесник" побрился и переоделся в одежду, купленную в промтоварах. На следующий день Соболев и Новиков садились в автобус до Вологды, оттуда поездом до Ленинграда.

По приезду и собеседования с Серебряковым, оформили новые документы, дали допуск. Виктор Сергеевич Новиков был зачислен приказом в штат лаборатории. При поступлении, Соболев проинструктировал "лесника", именно так он числился в в секретном досье КГБ, чтобы тот держал язык за зубами.

— Витя, не дай бог вякнешь где-нибудь свои воспоминания из будущего, гарантирую место в психушке, причём пожизненно. Тебя знаю я и кому надо, в ОЛИБе можешь делиться впечатлениями детства и учёбы в политехе, тут фантазировать не придётся. Считай, твоя жизнь началась с момента распределения. И подчиняешься ты только мне, то есть согласовываешь все вопросы по профилю ОЛИБ со мной. Не забывай из какого болота я тебя вытащил. Кстати, тебе сделали новый диплом на основании справки из деканата, цени заботу. Теперь ты знаешь конечную цель исследований и реального воплощения устройства для покорения времени. Как частное направление, возможность возвращения в прошлую жизнь. Да, да возвращения к семье.

Соболев вспомнил как два года назад так же запугивал Петрушевского и намекал на избавление от временного плена. Ныне он опекает двух персональных попаданца. Звучит забавно.

— Ценю всё, что вы для меня сделали, Виктор Сергеевич. Я добро помню, спасибо.

Новикову ничего не оставалось, как смириться, живя надеждой, что когда-нибудь обстоятельства изменятся и он вернётся в своё будущее к семье в Новосибирск. Новый сотрудник втянулся в исследования, не оставившие его равнодушным, уж очень необычны были поставленные задачи. На первых порах отношения с коллегами в лаборатории были ровными. Вникнув в тему, начал ненавязчиво доминировать, пользуясь достижениями науки двадцать первого века. Сотрудники удивлённо косились на доку, им в голову не приходило, что Новиков на голову выше остальных, поскольку базовые знания в области прикладных наук, значительно опережали время. Новиков не был выскочкой, у него просто был иной подход и компетенция. Первым на это обратил внимание Доос и мягко попенял на нового сотрудника Соболеву.

— Я не понимаю, Генрих Иванович, что не так в моём сотруднике? — раздражённо ответил Соболев.

— А я не понимаю, с каких пор, он стал вашим сотрудником, уважаемый Виктор Сергеевич? У нас не частная лавочка, а государственное предприятие. Я рад, что вы подобрали перспективного работника, но его подход к решению проблем, выпадает из алгоритма исследований. Почему Новиков занимается разработками, отсутствующими в плане лаборатории. Что за прибор под условным названием "концентратор"? И я узнаю это от него, а вы-то в курсе?

Соболев болезненно поморщился и закусил губу. Надо же, просил Новикова не афишировать свою разработку. Без году неделя и уже прокол.

— Генрих Иванович, у нас общая цель, а какими путями мы идём к ней разве имеет значение? Да, я просил проверить схему, которую он вынашивал ещё институте. И поддержал, поскольку его работа смыкается с темой лаборатории. Здесь увязан пространственно-временной эффект, на основе возмущённого поля и может дать в наше распоряжение мобильную версию прототипа.

— Виктор Сергеевич, я настаиваю, чтобы в дальнейшем, подобные эксперименты согласовывались со мной. В противном случае, я вынужден буду доложить полковнику Серебрякову!

Доос недовольно дёрнул плечами и скрылся в своём кабинете."Вот козёл, а ещё пили вместе! Прав я, прав! Пора убирать с пробега чопорного модника. Какая муха его укусила?", подумал Соболев. Такая стычка произошла впервые, Доос даже не удосужился пригласить своего заместителя в кабинет и высказался во всеуслышание при сотрудниках. В тот же день попенял Новикову за длинный язык:

— Я же просил не распространяться о работе над прибором, кто тебя дёргал за язык? На больничную койку захотел?

— Но, Виктор Сергеевич, Доос видел чертежи, узлы "концентратора", спросил, как тут промолчать?

Соболев не обратил внимания на испуганный и недовольный взгляд подчинённого. Уверовав во всемогущество системы, которую он представлял, Соболев не допускал мысли о неподчинении и иной точки зрения на свои поступки. Сейчас он больше занят непростыми отношениями с заведующим лаборатории.

Маленькая трещинка приводит к расколу. Следующая стычка произошла через пару месяцев и вылилась в публичный скандал. В тот раз секретарша Марина, недовольно выразилась в адрес Колывановой за то, что та не убирает вольеры с опытными животными. Полыхнула типично женская перепалка, где Лидия Сергеевна отметила, что это забота уборщицы, а поскольку та в отпуске, то замещать её должна очаровашка Маришка. Слово за слово и до слуха окружающих долетело то, что раньше обсуждалось в узком кругу и в нерабочее время:

— Ты в постели с Доосом тоже грязь разводишь? — громко взвизгнула помощница.

Из кабинета выскочил пунцовый Генрих Иванович и начался второй акт марлезонского балета. Срываясь на фальцет, заведующий лаборатории, указал неосторожной секретарше на выход. Тут вмешался подошедший на шум Соболев, стальным голосом поставив Доосу на вид, что кадровые вопросы решает не он, а свои отношения лучше выяснять за порогом лаборатории. Вот тут Генриха и прорвало. Что случилось с умным, добрым и незлобивым начлабом, никто не понял. Доос истерил долго, выкрикивая нелестные эпитеты вроде "любимчик Серебрякова", "особые отношения с Новиковым", "бесконечное отсутствие на рабочем месте" и самое обидное — "научная посредственность", чем вывел из себя Соболева.

— Молчать! Хотите побеседовать в другом месте?!

Из Дооса выпустили воздух, он сдулся и потух. Несмотря на то, что заведующий лабораторией публично извинился после этого случая, отношения были безнадёжно испорчены. Тайная неприязнь к Доосу получила новый импульс. Но Соболев виду не подавал, в школе КГБ этому учили буквально с первых занятий. Соболев даже запомнил дисциплину: "поведенческая психология в заданных условиях". Сейчас работало правило "ни в коем случае не проявлять отрицательных чувств, эмоциональный фон выдержанный, спокойный, благожелательный". Теперь Соболев был готов к самому подлому в своей жизни поступку.

 

30. Катастрофа

Соболев постучал и вошёл в кабинет полковника. После жаркого летнего зноя, прохлада кабинета с ящиком кондиционера за окном, приятно освежала. Подобное новшество ввели для офицеров старшего звена и очень больших начальников. Серебряков, разбирал на столе бумаги и как бы невзначай ошарашил новостью:

— Виктор Сергеевич тут вот какое дело. На твоего завлаба пришла анонимка. Мне читать неловко. Но обвинения заслуживают проверки. Что-то про служебный роман, но главное, это обвинение в связях с немецкой разведкой. Вот такие такие сплетни.

Однако, про себя удивился старший лейтенант, кто такую свинью подсунул Доосу?

— Про адюльтер с сотрудницей лаборатории у нас все знают, тоже мне секрет полишинеля. А вот разведка? Что-то новенькое, надо глубоко копать — обвинение серьёзное. Анонимка похожа на правду? До сих ни малейшего намёка не подавал, но в тихом омуте черти водятся.

Серебряков, поморщился и вместо ответа, отметил вслух своё видение ситуации:

— Адюльтер, секрет полишинеля. Где вы, молодые, такие слова выкапываете? Ладно, давай по делу: блядство не красит моральный облик советского учёного, но и не является преступлением. Фактов, измены, кроме жены, нет. Приглядись внимательней к Генриху Ивановичу, а я дам задание своим "приставить ноги", отдел обязан реагировать. Пока доложу наверх о сигнале, а там посмотрим: спустить на тормозах или плотно взять в разработку. Если подтвердится, у нас будет бледный вид. Что по вашим "четвероногим путешественникам"?

Соболев рассеянно доложил, при этом прокручивая новость о Доосе со всех сторон. Вот он шанс. Кто же тайный доброжелатель? Кажется пришла пора подтолкнуть ситуацию. Ещё вчера, кроме саднящей обиды и затаённой злобы ничего не было, зато сегодня с утра, он уже знал как ему поступить. Откуда пришли особые знания он не анализировал, но в голове сложилась цепочка выверенных поступков, словно неведомый собеседник направлял и подсказал дальнейшие действия. Мелькнула мысль, а вдруг это я сам из будущего? В Конторе на сегодня дел больше нет, пора ехать в ОЛИБ. Лаборатория встретила знакомыми лицами сотрудников, гулом ЭВМ, обвораживающим запахом распустившегося жасмина на окне. Вспомнил о скандале и секретарше Марине, которая всё-таки уволилась после памятной ссоры. И то верно, что за коммунальные склоки в ведомственном учреждении! Просмотрел журнал испытаний, затем решительно направился к Феде Чистякову, ковырявшемуся в электронном блоке установки.

— Федя, не в службу, а в дружбу смотайся на Финляндский вокзал. Забери из камеры хранения коробку с автономным блоком питания. Мы заказывали в Архангельске в опытной мастерской при заводе "Красная кузница". Встретить курьера было некому, а он вёз ещё один заказ в Москву и опаздывал на другой поезд. Договорились, что оставит коробку в камере хранения, вот номер и код ячейки. Полный бардак с доставкой, но сам знаешь, как нужен образец. Сделаешь?

Поймав на лице сотрудника недоумение, добавил:

— Сам не могу, жду междугородный звонок, а в боксе держать изделие не стоит. Сам понимаешь, кругом секреты.

Чистяков быстро собрался и исчез. А Соболев прокручивал свои действия и примерял ситуацию, в первую очередь на собственную безопасность. Бомбу привезёт лаборант, а не он. После акции Контора пошагово будет отслеживать все предшествующие события и действия сотрудников. Вычислят и Чистякова с коробкой, его просьбу. Всё по плану. Должно срастись, зря что ли сам конторский, комбинация беспроигрышная. Через два часа в лаборатории появился Чистяков.

— Всё как вы просили, ну и жарища на улице.

— Спасибо, Федя. Положи на стол.

— Может откроем и посмотрим, что там северные умельцы наваляли?

— Сейчас снова звонить будут, подожди, мне надо зарегистрировать прибор, потом можешь колдовать. Я тебя позову.

Чистяков положил на стол обыкновенную коробку из под обуви перетянутую несколько раз бечёвкой, стянутую несколькими узлами. Судя по усилию, посылка тянула на несколько килограммов. Когда закрылась дверь в комнату зама, Соболев преобразился. Молниеносно вскрыл коробку, аккуратно достал адскую машинку, завёл будильник на три часа и соединил провода импровизированного таймера. В коробку вложил блок питания, забранный утром из другой камеры хранения и ранее завезённый курьером. Сунул сопроводительные документы и заново перевязал. Вспомнил, как неудобно было пронести притянутый поясным ремнём блок через охрану корпуса. Натёртый живот того стоит, осталось занести бомбу в изолированный испытательный блок, находящийся напротив его крошечного кабинета. Выглянул в коридор и быстро прошмыгнул аппаратную, оттуда в к прототипу. Открыл дверцу распределительного щита и сунул взрывное устройство под кабели. Никем незамеченный вернулся в кабинет и позвал Чистякова.

— Давай распаковывай и продиктуй номер изделия. Занесу в журнал и монтируй. Доос ещё не приходил?

— Не знаю, я же уезжал. Сейчас посмотрю.

— Тогда не надо, сам загляну к нему.

Когда Федя забрал блок питания, Соболев перевёл дыхание, вышел в коридор и постучался к Генриху Ивановичу. Из-за двери ответили. Спустя пару секунд из кабинета вылетела слегка растрёпанная Колыванова. "Вот ведь ненасытный" успел подумать Соболев.

— Здравствуйте, Генрих Иванович. Получили блок питания, Чистяков сейчас монтируют. Сегодня сможем запустить?

Доос сухо ответил:

— Спасибо, Виктор Сергеевич, сегодня уже поздно, перенесём испытания на завтра.

— Как скажите, я тогда пойду, у вас валик от дивана на полу, до свидания.

Доос дёрнулся и испуганно бросил взгляд на предательски валявшуюся греховную улику, не глядя кивнул.

— Спасибо, до свидания.

После скандала отношения оставались вежливо-деловыми. Не считая нескольких посиделок с возлияниями, во время прошлогоднего ремонта, их взаимоотношения и раньше не отличались дружеской направленностью. Оба оживали, когда дело касалось чисто теоретической части исследований. В голове мелькнуло "говоришь на завтра, а завтра для тебя уже не будет, любвеобильный ты наш".

План Соболева сработал. Ночью 22 июня 1972 года в лаборатории произошёл взрыв. В помещениях начался пожар. К началу рабочего дня пожарные свернули гидранты и уехали в депо. На месте остались дознаватели из выборгского РУВД и пожарный инспектор. Толпа зевак со стороны улицы Курчатова стала рассасываться. Днём были допрошены сотрудники лаборатории, дело о взрыве забрал себе Большой дом. После обыска в квартире подозреваемого Дооса Генриха Ивановича, было обнаружено самодельное взрывное устройство. Заведующий лабораторией ОЛИБ взят под стражу и водворён в следственную тюрьму Ленинградского управления КГБ на Шпалерной улице.

Управление стояло на ушах. Соболев писал объяснительные и прятал взгляд от свирепого полковника. Серебряков рвал и метал: взрыв закрытой лаборатории, да ещё такой дерзкий, отметал случайности. Первоначальная версия о технической неисправности, никак не срасталась с результатами экспертизы. Были обнаружены остатки самодельной бомбы и следы бризантного взрывчатого вещества. Серебрякова вызывали в Москву. Перетряхнули всех причастных к деятельности ОЛИБ, в первую очередь Соболева, Чистякова и ряд других сотрудников. Вроде бы выигрышная позиция Соболева, как действующего сотрудника, обернулась против него. Он был выведен за штат на время расследования. Группа чекистов из Москвы, долго изучала рапорта Соболева и с пристрастием допрашивала старшего лейтенанта. Всплыла история с коробкой из под обуви, но обгоревший корпус блока питания снимал подозрения с Чистякова и Соболева. Практика использования камеры хранения, являлась довольно распространённым способом, курьерская служба доставки бандеролей и посылок задействована лишь в особых случаях для государственных закрытых учреждений. ОЛИБ с её статусом секретности попадала в этот разряд подобных организаций, но как водится — в каждом правиле есть исключения.

Нити "заговора", с подачи Соболева вели к Доосу и мнимой разведке БНД Германии. Не исключалась версия о причастности коллег из США. Анонимка и главный компромат — взрывное устройство, надежд на освобождение несчастному Генриху Ивановичу не оставляло. Москва требовала найти виновника в кратчайшие сроки. После допросов с пристрастием, Доос уже готов был признаться в чём угодно. Но фатальное стечение обстоятельств привело к результату, устраивающего всех — Доос умер. Соболеву позже сказали, что причиной летального исхода стала сердечная недостаточность и вовремя не оказанная помощь тюремных врачей. Вдова под прессом смерти мужа и чудовищного позора, слегла в больницу с инфарктом. Как только оправилась, вместе с детьми уехала к родственникам в город Энгельс.

Начальство передохнуло: нет человека — нет проблемы. Примерно так рассуждал и главный виновник трагедии на территории института. Соболев внушал себе — главное, что враг был вовремя схвачен и обезврежен. В истории страны таких "врагов" сотнями тысяч расстреливали и держали в концлагерях. Одним больше, одним меньше. Но в глубине почти незаметно разбухал клубок противоречий из тщательно скрываемого от себя страха за содеянное и тихой жалости к невиновному заведующему лаборатории. Совестливые позывы Соболев топил в алкоголе. Делал это в одиночку от всех, боясь по пьяни сболтнуть лишнего.

Резонанс от ЧП в Ленинграде долетел до Москвы и пернулся волной проверок и увольнений… Председатель КГБ, Юрий Андропов, на расширенном закрытом совещании, признал исследования лаборатории преждевременными и неперспективными. Приказом по ведомству ОЛИБ был расформирован, сотрудникам напомнили про подписку о неразглашении государственной тайны и распустили. Старший лейтенант Соболев остался служить, ему даже было присвоено очередное звание за якобы раскрытие шпионской сети на секретном объекте министерства обороны. Ходили упорные слухи, что лаборатория по исследованию времени восстановят в Москве на базе подразделения занимающегося попаданцами. Виктор Сергеевич Соболев ждал и мысленно потирал руки, ни на миг не допуская мысли, что кто-то кроме него может возглавить новый ОЛИБ. Составлял список сотрудников, куда примеривал Чистякова, перешедшего работать в НИИ имени Фока старшим научным сотрудником. А пока судьба попаданцев в СССР пошла самотёком. Соболев продолжал числится куратором Петрушевского, дослуживавшего срочную в Сертолово, но после властного приказа Серебрякова прекратил все контакты. Когда-нибудь рассосётся, рассуждал Соболев, но парадокс времени внёс свою коррективу в ход событий.

 

31. Кома

Сидя перед ноутбуком, можно отвлечься и привычно бросить взгляд на свой участок с высоты второго этажа. Кругом крыши дачных домиков, выглядывающие из зелёных шапок листвы. Дальше, размытый маревом, берег Финского залива. Сквозь двойные стеклопакеты пробиваются звуки деревенской жизни: беспорядочные собачьи гавки да петушиные переклички. Им вторит голос диспетчера, усиленный динамиками и сигналы тепловозов железнодорожной ветки Выборг — Приморск.

Дмитрий Сергеевич Петрушевский вернулся к экрану монитора. Пробежался по тексту и впечатал финальные строчки: "Ландышевка, 9 июня, 2016". Слава Богу, воспоминания шестидесятипятилетнего мужчины, наконец увековечены в памяти жёсткого диска. Мемуары Петрушевский задумал писать ровно в тот момент, когда понял, что здоровье пошатнулось и чувствительно сигнализировало хозяину о возрастных изменениях. Хозяин разозлился и дал бой главным хворям: гипертонию приструнил, бросил курить и ограничил приём алкоголя, катаракту ликвидировал в клинике Федорова. Остальным болячкам не давал поднять голову, задействовав эффективный аптечный набор пенсионера, что помогло освободившуюся энергию направить в литературное русло.

Писательского дара как такового маловато, но складно излагать свои мысли у Петрушевского получалось: пенсионер был эрудирован, начитан, да литературные опыты уже имелись. Дмитрий Сергеевич быстро осознал, что автобиографический роман интересен лишь ему самому. Сын подтрунивал, невестка вежливо улыбалась, шестнадцатилетней внучке не до того, а супруга и вовсе считала "графоманский опус" напрасной тратой времени. Он не обижался, не спорил, в глубине души считая, что когда-нибудь близкие или знакомые оценят и поймут. Но это потом. А пока хватало сил и желания, ежедневно проводил час другой за ноутбуком, вычленяя из памяти этапы непростого жизненного пути.

Занятней всего было восстанавливать школьные годы — тот период, когда формируется характер и происходит становление личности. Чем глубже Петрушевский погружался в прошлое, тем неожиданней для него вспыхивали забытые сцены далёкой жизни в родном Ленинграде, где собственно и появился малыш Димочка Петрушевский. Каждый раз, бойко отбивая на клавиатуре абзацы, он заново складывал из поблёкших отрывков воспоминаний пёстрый пазл былых событий и поражался своей ретроградной памяти. Почти два года ушло на писанину, а затем вычитку, редактуру и шлифовку текста. Перечитал, понравилось:

— Ай, да Петрушевский, ай, да сукин сын!

Пора запускать сочинение на общественную орбиту. Осталось найти литературный портал, зарегистрироваться и опубликовать роман, а там видно будет.

Неожиданно раздался щелчок: погасла настольная лампа подсвечивающая клавиатуру, затих выносной жёсткий диск и исчез зелёный глазок зарядного устройства. Дмитрий Сергеевич каждый раз злился на бесцеремонность бригад Выборгэнерго, обслуживающих этот участок Ленинградской области. Отчего не предупредить председателя садоводства или старосту? Тотчас одёрнул себя, глупость сморозил, кто там тебя предупреждать должен: забыл где живёшь? Петрушевский спустился вниз, бросил жене на ходу:

— Света, электрики опять отключили линию, проверю выключатели, мало ли у нас замкнуло?

Супруга согласно кивнула — не в первый раз. Безмятежное загородное существование не освобождало от подобных досадных сбоев. Когда Петрушевские приобретали участок с домом, то полезным дополнением оказался сарайчик, который был переоборудован и переименован в хозблок. В помещении, помимо огородного инвентаря, инструментов и других нужных вещей, сосредоточено электрохозяйство. Питание от столба приходило на щит, с установленными пакетными автоматами, электросчётчиком, реле блокировки бензинового генератора и кучей проводов. Заскрипели половицы хозблока, Петрушевский в сумраке нащупал дверцу щитка: предохранители не сработали, тогда подёргал провода. Один свободно отошёл от шины.

Дмитрий Сергеевич отыскал отвёртку и стал закручивать фиксирующий винт. Работать в полутёмном помещении было неудобно, а за фонариком идти лень. Отвёртка соскакивала со шлица и для удобства, хозяин взялся свободной рукой за край щитка. Где-то далеко аварийщики закончили ремонт на объекте, отзвонились диспетчеру и тот привычно повернул рубильник подстанции. В следующий миг вокруг крупной фигуры горе-электрика образовался мерцающий кокон, Дмитрий Сергеевич Петрушевский получил сильнейший удар током. Разряд уронил пенсионера на пол и мир померк…

За воротами раздался зычный сигнал медицинского уазика. Перепуганная насмерть супруга Петрушевского открыла ворота, впустила микроавтобус на участок.

— Здравствуйте, заезжайте пожалуйста.

Из машины с привычно отстранённым выражением лица вышла бригада, состоящая из реаниматолога и фельдшера:

— Где пострадавший?

— Вот, пожалуйста, проходите сюда.

В хозблоке на полу распросталось грузное тело пенсионера без малейших признаков жизни.

— У нас отключили электричество, муж пошёл проверить распределительный щиток. Жду его десять минут, пятнадцать, пошла посмотреть, а он лежит никакой. Что случилось не знаю! Дозвонилась до вашего диспетчера и вот… Господи!

Женщина зарыдала в полный голос. Врачи, привыкшие ко всему, деловито осматривали тело, проверяли пульс и реакции.

— Пожалуйста успокойтесь, отойдите в сторону, вы нам мешаете. Сейчас проведём процедуры. Вася, — это водителю, — готовь носилки.

Какое-то время врачи возились вокруг тела и проводили мероприятия по оживлению, затем достали дефибриллятор. Эти процедуры Светлана Петровна видела в кино и помнила по больнице, где лежала с обострением язвы желудка. Сейчас она мало что понимала — осознание, что муж вот так буднично может умереть, не укладывалось в голове и терзало пугающей неизвестностью. Подошёл старший бригады:

— Биологической смерти нет, похоже в коме, но живой. Сильное поражение током, других травм не нашли. Везём вашего мужа в центральную больницу на Октябрьскую. Вот визитка, телефон справочной. Нужны паспортные данные мужа, страховка имеется? Чем болел ваш супруг, на что жаловался?

— Простите, а когда я могу приехать?

— Да хоть сейчас, а лучше через пару часов. Пока осмотрят, зарегистрируют, определят в реанимацию, пройдёт время.

Минут через десять, Светлана Петровна заново отворяла ворота, выпуская "скорую" с бесценным грузом в обратную дорогу. Вернувшись в дом, Петрушевская дозвонилась сыну. Всхлипывая рассказывала о беде с отцом. Сын находился в командировке, но обещал приехать по возможности скорее. К плачущей женщине подошли собаки, и стали тыкаться носами, словно вопрошая, что с "папой"?

Наскоро перекусив и управившись с нехитрыми дома Петрушевская собралась в Выборг. Дорога много времени не заняла. Через полчаса Светлана Петровна парковалась у больницы. Чтобы собаки не задохнулись в духоте салона, приоткрыла задние окна и нерешительно, в ожидании плохих новостей, перешагнула порог. В справочном её направили к заведующему неврологическим отделением. Табличка на двери кабинета гласила "Кандидат медицинских наук, врач высшей категории, Крайзер Илья Давидович". Титулованный доктор сочувственно и подробно объяснил испуганной женщине: муж в коме, что вообще-то странно при поражении бытовым электричеством в 220 вольт, но состояние стабильное, ожоги незначительные. Дальше пошли вещи более прозаические, как оплата места в палате и услуги по уходу за коматозным больным.

Супруга кивала головой, хоть и плохо воспринимала слова доктора, но уяснила главное — "Петруша", как она ласково называла мужа, живой. Страшное слово кома, она даже мысленно, боялась произнести, хоть отдавала отчёт, что это объективная реальность, которой теперь жить. Оформив договор, Светлана Петровна, вернулась в машину и медленно двинулась в родную Ландышевку. Подъезжая к дому набрала номер сына, с трудом сдерживаясь, подробно рассказала о состоянии отца. Настроение хуже некуда. За спиной, воспринимая подавленное состояние хозяйки, сопели притихшие собаки. Зачем-то прошла в злополучный сарай. Электричество давно вернули, женщина зажгла свет и стала рассматривать злополучный щиток. Трансформатор исправно гудел, реле ждало своего часа, четыре автомата находились в верхнем включённом состоянии. Светлана Васильевна ровно ничего не понимала в работе приборов, но заворожённо всматривалась в табло.

Три года назад муж пригласил из Выборга электрика, который собрал "кучу штучек" в сложную электрическую схему. Отдельно висел массивный трёхфазный электронный счётчик Ленинградского электромеханического завода. На экране периодически менялись показания, сперва итоговая мощность, затем расход по дневному и ночному тарифу, за ним дата и отдельно время. Показания её не интересовали — все мысли о муже и приключившемся с ним несчастье. Она собралась уходить, когда обратила внимание на одну особенность: если показания расходов электроэнергии менялись, то время стояло на месте. Она вернулась в дом и занялась хозяйством, но странное поведение цифр на табло, не давало покоя. Часа через полтора, Светлана Петровна не выдержала и заглянула в хозблок. Время замерло в момент разряда: 12:47, лишь мигали две точки между часами и минутами, а дата пока отмечалась сегодняшним днём: 09–06 — 16. Взглянула на свои часы, с момента отъезда бригады скорой помощи прошло почти четыре часа! И потянулось время серое в своём однообразии, легло на плечи тяжким бременем неизвестности.

Пожухлая листва, да иней на траве сигнализировали о близящихся холодах. Чтобы отвлечься от печальных мыслей о Дмитрии Сергеевиче, Светлана Петровна загружала себя работой. Теперь, в довершение к обычным домашним хлопотам, она исполняла мужнины обязанности: уборка территории, поездки за продуктами в город, какой-то мелкий ремонт. Постоянно носила с собой телефон, ждала новостей. Каждый визит в больницу отзывался болью в сердце. Картина одна и та же: неподвижное тело, бледное лицо, звуковые сигналы сердечных сокращений на экране монитора, вечная капельница, неискоренимый запах больницы и постоянное чувство тревоги. Больше всего изматывала неопределённость, и не дай бог чего хуже. Рушился мир, который строился годами и состоял из условных кирпичиков крепко сцементированных интересами, обязанностями и устоявшейся десятилетиями духовной связи.

Прошло три месяца. При каждой встрече заведующий хирургическим отделением рассказывал, что подобные аномалии — уникальная защитная реакция, но при этом сложнейшее расстройство важных функций организма. Рано или поздно больные выходят из коматозного состояния, восстанавливаются и живут как нормальные люди, но сроки, ремиссии определить нельзя… Пока остаётся терпеть и ждать! Петрушевская согласно кивала и каждый раз уезжая, надеялась что ещё немного и любимый очнётся.

 

32. Амнезия

Прошло три месяца. При каждой встрече заведующий хирургическим отделением рассказывал, что подобные аномалии — уникальная защитная реакция, но при этом сложнейшее расстройство важных функций организма. Рано или поздно больные выходят из коматозного состояния, восстанавливаются и живут как нормальные люди, но сроки, ремиссии определить нельзя… Пока остаётся терпеть и ждать! Петрушевская согласно кивала и каждый раз уезжая, надеялась что ещё немного и любимый очнётся.

Звонок застал, когда Светлана Петровна подрезала длиннющие ветки рябины, оттянутые гроздьями кроваво-красных ягод. Она сразу узнала голос Крайзера:

— Светлана Петровна, ваш муж вышел из комы, поздравляю. Когда сможете приехать?

— Господи! Как он, что говорит, двигается?

— Нет, нет. Только в сознание пришёл и пока лежит в реанимации. Встанет не сразу. После атонической комы требуется время и специальный комплекс восстановительной терапии: массаж, лечебная физкультура и другие процедуры. Приезжайте, я вам всё расскажу, а главное не падайте духом, страшное позади!

То ли лукавил Крайзер, то ли не предполагал: Петрушевский потерял память. Это выяснилось поле того, как улеглась первая радость от факта выхода из вегетативного состояния. Светлана Петровна сидела у кровати мужа и ловила его взгляд, вялые движения, отдельные звуки. Спустя неделю Дмитрий Сергеевич заговорил. Его речь была осмысленной и адекватной, но больной ничего не помнил — классический пример ретроградной амнезии.

В конце октября Петрушевского выписали. В машине ликовали и радостно лаяли собаки, счастье какое — хозяин вернулся! Не так радостно было Светлане Петровне. Перед отъездом она долго разговаривала с Крайзером. Илья Давидович подробно разъяснил, как должна вести себя супруга больного. Упор делался на спокойные беседы с мужем и подробные, обстоятельные рассказы о прежней жизни. Доктор посетовал на ограниченные возможности больницы и рекомендовал пройти обследование в специальном стационаре при Институте мозга человека им. Бехтеревой Российской академии наук. Звучало убедительно, Светлана Петровна воспрянула духом, и про себя решила: мы справимся во что бы то ни стало!

— Поймите меня правильно, Светлана Петровна, там высококлассные специалисты, оборудование. Мы со своими возможностями даже МРТ не можем провести. Там же новейшее оборудование, методики, гипноз. Надо воздействовать на поражённые участки мозга. Есть мнение, что кома — это защитная реакция организма, когда мозг не хочет помнить негативную информацию, когда ему хочется отдохнуть. Именно поэтому большинство больных, переживших кому и восстановившихся в сознании, не помнят этот период. В институте мозга исследуют эти проблемы и, насколько я знаю, в отдельных случаях блестяще решают.

Она рассчиталась за услуги больницы, получила на руки историю болезни и в противоречивых чувствах, но с надеждой везла благоверного домой. Глядя на дорогу, боковым зрением примечала интерес Петрушевского к живописным видам за окном, его наморщенный лоб и попытки вспомнить что-то. Муж выглядел неважно: бледный, вялый и испуганно-удивлённо взирающий на мир, который интересен, но опасен, потому, что ты его не помнишь.

— Ничего не помню, Света. Ты извини, но тебя тоже не знаю, собак не знаю. Может на даче как-то разберусь? Хочется спрятаться, забиться в угол. Прости.

Дмитрий Сергеевич, постепенно, не без деятельного участия супруги, встроился в неспешный дачный распорядок. Работу на участке и по дому выполнял исправно, руки всё помнили, особых навыков не понадобилось. Вот только за руль Светлана Петровна его больше не пускала, ноги, после реабилитации, пока слушались плохо. Ещё появилась фобия: в хозблок ни за какие коврижки! Если возникала необходимость, Петрушевский просил жену вынести что-то из инструмента. Посиделки за обеденным столом обычно сводились к воспоминаниям Светланы Петровны:

— Дима, а как покупали участок не помнишь? — Она взглянула на мужа, отрицательно покачавшего головой. — Извини, тогда слушай. Мы копили деньги с конца девяностых, ты всё машину новую порывался купить, но я настояла на даче. Ты связался с риэлтором по объявлению. Потом мы ездили по области и смотрели варианты. Первый в Светогорске у границы с Финляндией, до Иматры двенадцать километров. От Питера почти двести километров. Шикарный дом, на втором этаже тренажерный зал, до Вуоксы рукой подать. Но стоял обособлено, поблизости хибары местных жителей, какая-то тяжёлая атмосфера от целлюлозно-бумажного комбината, в общем, не понравилось. Двинулись назад к Выборгу. Второй просмотр: чудесный бревенчатый домина, растянутый метров на тридцать вдоль речушки. Очень понравилось и нам и собакам, но не вписались в бюджет, цена слишком высокая. Следующий дом — просто чудо: на взгорке, у дороги, спуск к реке со своим причалом, гараж, горячая вода и куча всего. Не дотянули по стоимости пяти тысяч баксов. Но это не главное — хозяйка умерла в спальне, как нам там жить? Поехали искать дальше…

Петрушевская внезапно остановилась и взволнованно воскликнула:

— Дима! Вспомнила, ты ведь мемуары писал, А я всё подтрунивала. Ты года два стучал по клавишам, чуть ли не каждый день колдовал в своём ноутбуке! Посмотри, вот тебе и руководство по прежней жизни, — она впервые улыбнулась. — Ищи давай, чего я буду распинаться, сам изложил биографию для потомков, вот и пользуйся для восстановления памяти.

Петрушевский оживился, надо же — автобиография! Поднялся на второй этаж в свою спальню, которую по-братски делил с кобелём породы кане-корсо по кличке Бублик. Первый этаж оккупировали особы женского пола: две кошки и собака во главе с хозяйкой. Поднял крышку ноута и стал рыться в папках на рабочем столе. Ага, кажется оно: роман "Хроники пожилого человека". Ну и название, зато понятно. Автор углубился в чтение объёмного текста длиною в жизнь. Да, тут почти десять авторских листов — с наскока не одолеть. Оторвал крик жены с первого этажа:

— Ну, что нашёл?

— Нашёл. Начал читать, подымайся.

На лестнице раздались тяжёлые шаги супруги, за ней в комнату прошмыгнула беспородная любимица Дуська. Дамы заполнили собой помещение, Бублик недовольно заворчал, кому понравится вторжение посторонних на его территорию.

— Ого, да у тебя тут целый роман, писатель ты мой доморощенный. Дашь почитать?

Дмитрий Сергеевич не знал, а точнее стёрлось в памяти, как ещё до печального события, жена подкалывала и подтрунивала над неожиданно открывшейся у мужа тягой к мемуаристике. Когда Светлана Петровна чересчур усердствовала в наскоках на никому не нужное, с её точки зрения, занятие, Петрушевский раздражённо отвечал:

— А что, лучше с окрестными мужиками пьянствовать?

Речь шла о соседе по даче, Сергее Горбунове и общем приятеле с другого участка Толике. Троица лихо квасила, к величайшему неудовольствия жён, пока у Горбунова не обнаружили запущенный диабет, через несколько месяцев во время операции Горбунов скончался. Пьянки прекратились, Толик слился, а Петрушевский, тихо завязал. В семье воцарилась гармония и покой до последнего загадочного случая.

Одолеть с наскока весь текст, естественно, не успел и отложил знакомство с прошлой жизнью на следующий день. События, описанные в романе его захватили, читалось легко и захватывающе. Мысленно он благодарил себя за неожиданную возможность восстановить если не всю, то большую часть довольно насыщенной событиями непростой биографии. В голове постоянно крутилось: надо же, и это всё со мной?! Но никаких ассоциаций и даже слабых намёков на воспоминания не возникало. Не возникало до определённого времени. Пока не наступила череда снов. С того дня у него включились неведомые механизмы то ли долговременной, то ли генетической памяти и Петрушевский стал видеть отдельные фрагменты из автобиографии. Первый сон перенёс хозяина в шумный цех к токарному станку, на котором Петрушевский ловко устанавливал заготовку в патрон, отлаженным движением фиксировал ключом, поджимал задней бабкой. Уверенно запускал двигатель, поворачивал рукоятки управления, крутил ручку подачи суппорта и подводил резец к будущей фасонной детали. И ведь названия знакомы. Тут же возник долговязый парень в очках.

— Юрка, ты что ли?

— Привет Петруха, давно не виделись. Пиво пойдёшь пить?

Петрушевский проснулся и первое, что пронеслось в голове: realistic dream! Батюшки, а это откуда взялось? Резануло радостным осознанием, вот оно, в памяти возникают пока ещё незначительные воспоминания прошлого — магический реализм. К английскому языку подвела знаменитая фраза Гамлета, прочитанная вчера в эпиграфе к собственным воспоминаниям:

Петрушевский кинулся в спальню, растолкал жену, к великому неудовольствию вальяжно развалившейся рядышком собаки Дуськи:

— Света! Я что-то вспоминаю во сне! Про работу на токарном станке, какой-то парень знакомый, Юрка. На английском заговорил, вернее подумал.

Светлана Петровна протёрла глаза, как это бывает у людей, вырванных внезапно из объятий Морфея, не сразу поняла чего хочет муж. Наконец зевнула и прокомментировала:

— Ну, да, Петруша. Когда-то ты учился на токаря и до армии работал по специальности. С тобой познакомились позже, в семьдесят втором году. А по-английски часто болтал из-за своей рок-музыки, мне объяснял что практикуешься. У нас такая игра была: ты по-английски чего-нибудь вопрошал, а я отвечала на немецком. А Юра, наверно тот, который погиб, кажется Портнягин? Ты почему-то не упоминал о нём в мемуарах, но я его помню. Слушай, заведующий отделением предлагал обследоваться в Питере в институте мозга. Может съездим? Не смотри так, я без всяких шуток!

— Подумаю, а пока проштудирую биографию еще разок.

Петрушевский потёр глаза и выключил ноутбук — биография изучена вдоль и поперёк. В своё время потрудился на славу: одолеть текст удалось в пять приёмов, ведь объёмная литературная форма готовилась для публикации отдельной книгой. Теперь он знал если не всё, то многое из прошлой жизни. Мемуары спровоцировали пёструю ленту сновидений, косвенно связанных с прочитанным.

 

33. Центр изучения проблем природы времени

Света настояла на обследовании и Дмитрий Сергеевич согласился. Нашёл в Интернете адрес, связался с Институтом мозга Российской академии наук имени Бехтеревой, записался на приём нейрохирургу и отослал по электронной почте эпикриз. Увесистый прейскурант на платные услуги Петрушевскому не понравился:

— Света, на кой тратить деньги, первичный осмотр три тысячи, оно нам надо? Голова сейчас в порядке, почти не болит, подумаешь амнезия, зато полная автобиография в качестве подсказки. Глядишь, и память со временем восстановится. Ну обследуют, а дальше что?

— Дима, ты врач? Помнишь, что Илья Давидович говорил: обследоваться надо непременно. Ничего с тобой не сделается, съездим, поговоришь с врачами, а там видно будет. Откуда мы знаем, что с твоей головой завтра будет? Запомни: мозги принадлежат тебе, а ты — мне! Убедила, упрямец?

Жена улыбнулась. Последний аргумент стал решающим. Дорога от Ландышевки до улицы академика Павлова в Санкт-Петербурге заняла два часа. После осмотра, Петрушевского послали на обследование в лабораторию нейрореабилитации. Заведующая лабораторией — врач-невролог высшей квалификационной категории, доктор медицинских наук. Именитый специалист долго изучала карту больного. Затем расспрашивала Петрушевского о сновидениях, снимала электроэнцефалограмму, выписала направление на МРТ, нудная и тревожная медицинская рутина. Дмитрий Сергеевич злился, поскольку не видел никаких перспектив в умных и непонятных разговорах о выявлении общих закономерностей и особенностей нарушения структурно-функциональных связей ЦНС, энергетического обмена и нейродегенерации. Особенно донимала неизбежная процедура утекания денег из скудного домашнего бюджета.

Всё изменилось, когда Дмитрий Сергеевич приехал в институт на следующий этап обследований. Помимо заведующей лабораторией Лидии Николаевны, в кабинете ждал пожилой мужчина по возрасту сходному или даже старше Петрушевского. В его взгляде Дмитрий Сергеевич прочитал неподдельное внимание, слегка оторопел от возникшего чувства, что их давно и надёжно связывают общие интересы. Загадочный аноним одет с иголочки, седые не прореженные возрастом волосы, очки в золотой оправе на благородном лице. Незнакомец уверенно заговорил:

— Здравствуйте, здравствуйте, уважаемый Дмитрий Сергеевич! Меня зовут Виктор Сергеевич Соболев. Представляю исследовательский центр, который занимается подобными больными и феноменами потери памяти. Рассказывайте, что за беда с вами приключилась? Лидия Николаевна поведала в общих чертах, но хотелось бы услышать от вас.

— Здравствуйте, а мы знакомы?

— Ну как вам сказать, мир тесен! Может когда-нибудь и пересекались. В истории болезни записано амнезия и вы, стало быть, ничего не помните?

Петрушевский в очередной раз, начал подробно излагать цепочку событий, приведших на больничную койку. Поведал о странных сновидениях после выписки, фрагментарному возвращению памяти, спровоцированного изучением автобиографии зафиксированной на жёстком диске ноутбука. Соболев наклонил голову и внимательно слушал, во взгляде сквозила доброжелательность, порой вспыхивали искорки каких-то своих внутренних переживаний. Петрушевский это чувствовал, мелькнуло состояние дежавю, словно давно знаком с этим благовидным человеком, ассоциировавшимся больше с учёным нежели с психотерапевтом.

— Признаюсь заинтересовала ваша история, уважаемый Дмитрий Сергеевич. Хочу предложить дальнейшее обследование провести у наших специалистов, такой неординарный случай требует особого подхода. Наш центр расположен на улице Курчатова, но главное — комплекс услуг для вас бесплатный. Если хотите посоветоваться с женой, то пожалуйста, с моей стороны никакого принуждения. Надеюсь, Лидия Николаевна не возражает, — Соболев бросил взгляд на заведующую отделения. — Вот визитка, свяжитесь, если заинтересовал, до конца недели. Поверьте, эти исследования важны, в первую очередь, для вас. Рад знакомству, до связи.

Соболев легко поднялся, пожал руку и стремительно вышел. Петрушевский мысленно уже согласился, причём ключевое слово "бесплатно" сыграло ведущую роль. Перед тем, как уйти, Дмитрий Сергеевич поинтересовался у доктора о необычном визитёре. Лидия Николаевна, зачем-то приглушённый голосом, загадочно произнесла:

— Вам повезло, у Соболева самое совершенное оборудование и огромные возможности современной медицины. Это закрытый научно-исследовательский центр, можно сказать будущее науки. Когда узнал про вас, а мы делимся с ними интересными случаями аномалий мозга, то явился лично. Надеюсь, Соболев восстановит после комы и вернёт память, до свидания.

В машине озадаченный Петрушевский разглядывал визитку Соболева: "Центр изучения природы времени и пространства при ФТИ им. Иоффе РАН. Генеральный директор Соболев Виктор Сергеевич", телефоны, факс, электронный ящик. Ни адреса, ни веб-сайта.

— И чего там, — поинтересовалась жена. — Что за человек это Соболев?

Светлана Петровна резко свернула с Приморского проспекта на Западный скоростной диаметр. Машина прибавила газа и стремительно понеслась по автомагистрали в сторону трассы Скандинавия. Пустынная дорога располагала к быстрой езде, в будний ноябрьский день машин мало. Петрушевский заново пожалел, что до сих пор не может управлять семейным Хендай "Санта Фе" — атрофированные мышцы ног пока не слушались. С другой стороны, посещать восстановительные процедуры, Петрушевский считал делом затратным и не нужным, а лучшая практика для полного восстановления работы конечностей — нагрузки на участке.

— Интересный такой мужик, тебе бы понравился. Седой, весь из себя импозантный, энергичный, золотая оправа, одежда из дома моды. Не молод, на мой взгляд, где-то под семьдесят. Решил соглашаться: во-первых халява, во-вторых новые технологии будущего при восстановлении памяти. Это с его слов и Лидии Николаевны. Знаешь, мне он показался знакомым, может и пересекались. Кабы не чёртова заснувшая память, глядишь и вспомнил.

Машина мчалась по шоссе. Петрушевский чувствовал, что грядут перемены, которые добавят в потревоженную старость новую живительную струю и перемены.

Заснувшая память не торопилась просыпаться. Пёстрые отрывки сновидений не хотели складываться в целостную картину, видения без начала и конца. Снились отрывочные картинки то школы, то армейских будней, лагерных поверок, завода, дворца бракосочетания — бессистемная вереница образов и событий. Петрушевского донимало отсутствие стройной концепции и связной последовательности, хоть и отдавал отчёт: к снам-то какие претензии, то тема для сомнолога. Эти обстоятельства множили утренние головные боли и общее недомогание, появившееся после выхода комы. С этими жалобами Дмитрий Сергеевич собирался на встречу с Соболевым. Петрушевский созрел, позвонил и дал согласие на обследование в НИИ изучения проблем природы времени и пространства. Директор вежливо и приветливо ответил:

— Рад слышать, Дмитрий Сергеевич! Начну с того, что предлагаю лечь в наш стационар на несколько дней, так удобней и сотрудникам лаборатории, да и вам каждый раз тащиться в за полторы сотни километров не придётся. Услуги, как обещал, бесплатные, возьмите только паспорт, страховое свидетельство и полис обязательного медицинского страхования. Так же что-нибудь из сменной одежды: тапочки и мелочи, книги, планшет, зубную щётку. По времени — максимум неделя. За этот период попробуем вернуть память и восстановить нарушение мышечного тонуса. И ещё, вы упоминали о автобиографическом романе, не могли бы текст скопировать на носитель и захватить с собой. Теперь запишите адрес центра.

Петрушевский передал разговор жене:

— Свет, не врубаюсь, чего директор со мной так возится, словно важной персоной. К заторканому терапевту надо очередь отстоять в поликлинике или три тысячи отвалить платному специалисту и то по записи, ведь так ты рассказывала? А тут в закрытый центр без протекции и бесплатно! Чудеса, да и только.

— Сама голову ломаю. Значит, Петруша, ты такой необычный. Соглашайся, хуже не будет. Ждали из больницы три месяца, подождём ещё неделю. Ой, Петя, только сейчас вспомнила! — Светлана Петровна испуганно воззрилась на мужа, мысленно кляня себя за дырявую память. — Когда тебя увезла скорая, ходила как потерянная по участку и забрела в хозблок, посмотрела на этот ящик с электрическими штучками, там ещё счётчик висит.

— И что, — удивился Петрушевский, — это монтировал мастер электрических сетей. Не помню, как зовут, но его телефон забит в трубку. Монтёр приезжал несколько раз. Привозил схему, закупал детали, монтировал комплектующие. Очень удобно, когда подают напряжение на линию, схема автоматически срабатывает и выключает генератор.

Петрушевский вдруг замер, словно прислушиваясь к чему-то.

— Охренеть! Видишь, вспомнил такие подробности. Так а в чём собственно дело?

— А в том, что время на счётчике остановилось на моменте, когда тебя, Дима, долбануло током. Но другие показания меняются.

— Как это? Там же электронное табло на встроенной батарее. По идее, кончится питание и экран погаснет, а тут… Фигня какая-то Пойдём посмотрим.

В сарае привычно гудел трансформатор, время на жидкокристаллическом индикаторе остановилось на 12:47, дождались, смены показаний даты, аналогичные замершие цифры: 09–06 — 16.

— Чепуха какая-то, ничего не понимаю. Когда память восстановится, вызову мастера, пусть проверит избирательную электрику, расход показывает, а время и дату — нет. Ладно, потом разберёмся, а пора ехать в город.

В Санкт-Петербург долетел на скоростной "Ласточке", далее ехал от железнодорожной платформы на маршрутке до метро Политехническая. Людской поток вынес на Тихорецкий проспект. Петрушевский поправил ремень сумки на плече и неуверенно топтался на месте. На улице было зябко и неуютно, Петрушевский озирался, но ничего не узнавал. Достал шпаргалку Светланы Петровны с расписанным маршрутом от Ландышевки до улицы Курчатова. А ведь, со слов жены, бывал в этих местах неоднократно. Пока добрался до проходной, где на него выписан пропуск, замёрз основательно. Старое здание — корпус бывшего "Убежища для престарелых неимущих потомственных дворян", после революции переданного институту Иоффе. Петрушевский шёл по коридорам, высматривая нужную дверь. В кабинете директора было тепло и уютно, Соболев пригласил к столу, затем вытащил из сейфа файлик с бумагами.

— Знакомьтесь с договором и расписывайтесь. Отдельно, не удивляйтесь, попрошу внимательно прочитать расписку о неразглашении и поставить свой автограф. Зачем, объясню позже. Отныне я главный опекун и если угодно, начальник. Сейчас придёт старшая медсестра, определит в палату и ответит на бытовые вопросы. Позже приду в гости и поговорим.

 

34. Способ повлиять на ситуацию

Пока Петрушевский внимательно читал бумаги, Соболев снял копии с паспорта, пенсионного свидетельства и страхового полиса. В дверь постучала миловидная дама, на белоснежном халате прищеплен бейджик с надписью "Старшая медсестра восстановительного отделения Прохорова С. П.". Петрушевский почему-то подумал, что легко запомнит инициалы сотрудницы, поскольку те совпадали с именем жены. Прохорова забрала копии документов и пригласила следовать в палату.

Дмитрий Сергеевич лежал на кровати и смотрел телевизор, когда заглянул Соболев.

— Как освоились, пообедали? Валяйте вопросы, не стесняйтесь.

— Да, спасибо, это роскошь отдельная палата или номер, даже не знаю как назвать. Покормили здесь же на месте, нравится удобства и комфорт. Когла очнулся в реанимации, условия куда как хуже. Вот и хочу спросить: отчего такое внимание и забота?

— Пьёте кофе, Дмитрий Сергеевич? Отлично, значит угадал, сейчас принесут. Внимание такое из-за несчастного случая. Вам не приходило в голову, что как-то не вяжутся последствия поражения током в 220 вольт. В обычной практике, подобные случаи с глубоким коматозным состоянием, крайне редки. Травмы от поражения током бывают при падении с высоты или разряда тока большой силы. Я навёл справки: у вас на участке норма 15 киловатт и трёхфазное подключение к подстанции. Но вы коснулись кратковременно одной фазы и вдруг такие непредсказуемые последствия. Не настораживает? Теперь поясню, наш центр изучает вопросы связанные с перемещением во времени. Специалисты склонны предполагать, что вы случайно или по особому стечению обстоятельств попали в другое измерение, которое физики называют четвёртым. Время — особая субстанция не поддающаяся осмыслению людям далёким от физики подобных явлений.

Миловидная сотрудница вкатила сервировочный столик с двумя чашками кофе, сахаром и корзиночкой с крекерами. Петрушевский этого даже не заметил и во все глаза смотрел на директора, пытаясь уяснить разыгрывает учёный или обращается на полном серьёзе. Базовые знания из подкорки никуда не исчезли, как и инстинкты. Дмитрий Сергеевич страдал от амнезии, которая отняла долговременную память и разорвала цепочку событий. А тут какая-то фантастика: четвёртое измерение, перемещение во времени.

— Сказать по правде, Виктор Сергеевич, пока ничего не понял. Просто объясните зачем я понадобился?

— Объясняю, в содружестве с учёными нашей лаборатории, мы вплотную подошли к решению вопросов, поставивших науку на новую грань. Это открытие для человечества! И теперь часть исследований уважаемый Дмитрий Сергеевич — вы. Вот в чём ваша особенность, как путешественника во времени. Мы вернём память и узнаем, что произошло с господином Петрушевским, простите за сравнение, как биологическим объектом. Создавать подобные условия для добровольцев пока опасно, но раз с вами переход свершился, то позвольте предложить роль такого испытуемого? Поверьте, здоровью, тем более жизни ничто не угрожает.

— Господи, да откуда известно, что я куда-то путешествовал во времени, а не просто валялся без сознания на больничной койке?

– Знаю, Дмитрий Сергеевич! — излишне убеждённо, глядя в глаза перепуганному на смерть Петрушевскому, чуть не выкрикнул Соболев. — Но рассказывать пока не стану, сами разберётесь в процессе исследований и перестанете мучить расспросами. Уж поверьте на слово директору крупнейшего в мире центра подобной тематики. А пока пейте кофе и не зацикливайтесь на технических моментах. Завтра начнём с энцефалограммы, навестим психиатра и других специалистов. Вы же подписали контракт на обследование.

Дмитрий Сергеевич заледенел. Видя как напрягся больной, Соболев попытался разрядить обстановку:

— Не переживайте, трепанацию черепа делать не станем, клянусь своим научным званием. Да шучу, дорогой Дмитрий Сергеевич. Мы служим российской науке, отечеству, тут гордиться надо, а не мандражировать. А давайте-ка по рюмочке коньяка. Не возражаете, замечательно, тогда пройдёмте ко мне в кабинет и позволим себе чуток расслабиться, — Соболев улыбнулся, — но так чтобы подчинённые не узнали.

Петрушевский оттаял, чёрный юмор Соболева сбил нервный настрой, а коньяк как раз кстати. Страх неизвестности сменился интересом: чем чёрт не шутит!

После двух рюмок божественного армянского коньяка "Наири" и подробных разъяснений Соболева, Дмитрий Сергеевич расслабился и вконец успокоился. Возвращаясь по коридору в палату, подумал, что это скорей дорогой гостиничный номер. Правда малый по площади для вип-персоны, но с джакузи, отдельной душевой, правда совмещённой с туалетом. Из удобств шикарный двухкамерный холодильник, микроволновая печь, музыкальный центр и дополнял набор плазменный телевизор, как символ бытового достатка. Петрушевский набрал номер жены В разговоре изложил без подробностей о четвёртом измерении и путешествии во времени, события последних часов.

— Света, тут так комфортно, не то что в Выборской больничке. Не палата, а люкс в дорогой гостинице. Завтра начнутся обследования и процедуры. Поболтали с Соболевым, классный мужик, даже коньяком угостил.

В дверь постучали, въехала тележка управляемая миловидной сестрой.

— Ой, извини, ужин привезли, завтра позвоню с утра.

Петрушевский отключил мобильный и с интересом разглядывал вечернюю трапезу, отвлекаясь на сотрудница, одетую по больничному в двухцветный блузон с логотипом исследовательского центра и свободного покроя брюки. Девушка, перехватила взгляд и мило улыбнулась:

— Приятного аппетита, Дмитрий Сергеевич!

— Спасибо, а не расскажете невежде, что на ужин, имею в виду названия блюд, — виновато улыбнулся, — всё стёрлось в голове после комы, будь она неладна.

— Конечно,! Это овощное ассорти с ароматной зеленью: сладкая паприка, свежие огурчики, томаты. Холодная телятина с печёными кусочками картофеля, каперсами и ялтинским луком. Чесночные крутоны, то есть поджаренный хлеб и чай с лимоном, наша выпечка.

— Однако! Наверно так кормят в ресторане?

Миловидная особа вопрос не услышала или не захотела отвечать:

— Меню согласовано с диетологом, правильное питание полезно как для здоровых людей, так и для клиентов вроде вас. Кушайте на здоровье.

Обследования мало чем отличались от процедур в институте Бехтеревой. Обычная рутина с анализами, энцефалограмма с датчиками на голове, МРТ сосудов головного мозга. Дальше тесты у психиатра и тщательная диагностика. На третий день встреча с гипнологом и собственно процедуры восстановления, сводящаяся к установкам под гипнозом. И, наконец, что-то новенькое: путешествие по коридорам в особую лабораторию. Петрушевского сопровождал сотрудник центра, которого до сих пор не встречал. Дверь открылась бесшумно, но было видно по толщине брони, насколько массивна преграда, отделяющая лабораторию от внешнего мира. В зале на постаменте возвышалась установка, напоминающая магнитно-резонансный томограф. Петрушевского встретил Соболев в белом халате и уже знакомый доктор.

— Здравствуйте, дорогой Дмитрий Сергеевич. Сейчас начнётся главный этап восстановления. Экспериментальная установка поможет восстановить память. Напоминает томограф, вы должно быть так и подумали? На самом деле это устройство с помощью которого наши специалисты управляют временем, если угодно — та самая "машина времени" о которой читали в детстве у Герберта Уэллса, а позже в научно-популярных журналах. Беру это название, в кавычки. Как условное, иначе язык сломаете если расшифровать полностью.

Петрушевский замер с открытым ртом, вопросительное выражение лица сменилось на испуганное:

— Здравствуйте. Но о машине времени ничего не говорили?! Слушайте, мне опять страшно. Объясните, наконец, что вы собираетесь делать. Я думал диагностика, уколы там всякие, гипноз, но вот это тут причём?

— Опять вы, батенька, за своё: боюсь, боюсь! Мы позавчера долго говорили на эту тему в кабинете, я доказывал, что никакой опасности для здоровья. Мы просто воздействуем на память и пройдёмся, образно выражаясь, по её закуткам и переулкам, где спрятались прошлые воспоминания. Помните, рассказывал о том, что способности человеческого мозга, якобы используются на десять процентов. Оказывается нет, современная наука отказалась от такой теории. Для этого разбудим воспоминания и задействуем остальные девяносто процентов… И это несмотря на то, что для учёных пока остаётся загадкой взаимодействие клеток, приводящих к сложному поведению и расстройствам. Вот с помощью опытного образца эту загадку попробуем разгадать.

— Хотите сказать — это не в прямом смысле машина времени, а устройство для возвращения памяти?

— Абсолютно верно. Мы в шутку называем устройство "возвращенцем". Прошу присядьте, оденьте бахилы, наш оператор и врач сделает инъекцию и на штурм памяти. Алексей Андреевич, прошу.

Петрушевский присел в кресло рядом со столиком и не видел, как за его спиной усмехнулся проводник, а Соболев показал ему кулак. Доктор сделал укол в вену, затем проводил к капсуле. Процедура знакомая, Петрушевский собрался снять себя цепочку и часы, но Алексей Андреевич остановил его:

— Нет, нет, ничего не снимайте, тут задействованы другие физические принципы работы, машине железо не интересно. Просто ложитесь на стол, а дальше как в томографе, заедете в рабочую зону и просто отдыхайте. Комплексная инъекция поможет вам расслабиться.

Петрушевский уже чувствовал мягкое обволакивающее действие препарата, кряхтя взгромоздился на пластмассовое ложе, положил голову на казённую подушку. Про себя усмехнулся — давно ли проходил МРТ в институте Мозга. Знакомо пополз стол в мрачное чрево с пластиковым сферическим верхом и встроенной видеокамерой. Последнее, что он успел разглядеть, прежде чем стол полностью зашёл в туннель, как с потолка медленно опускается огромный непрозрачный куб.

— Как себя чувствуете, Дмитрий Сергеевич? — голос Соболева проникал из скрытого динамика. — Отвечайте, я вас услышу. Должно в сон тянуть, не сопротивляйтесь, лежите спокойно, аппарат всё сделает.

Петрушевскому вдруг стало хорошо. Накатила волна блаженства и радостного душевного подъёма. Эйфория, подстегнутая выбросом эндорфинов сбила страх неизвестности.

— Первый, первый, это Кролик! Чувствую себя отлично, приём.

— Шутите, это хорошо. Теперь за вас спокоен, закрывайте глаза и ни о чём не беспокойтесь.

Соболев устроился за пультом. На сосредоточенном лице учёного отражались отсветы мерцающих индикаторов и свет экранов мониторов, на которых мелькали различные данные, пальцы лежали на клавиатуре. Директор отдавал команды участникам эксперимента.

— Леша, показатели?

— Норма, Виктор Сергеевич.

— Ну, раз медицина даёт добро, тогда с богом! Запускаю программу.

 

35. Момент истины

Указательный палец уверенно вдавил "enter", на экранах медленно поползли вереницы чисел. От короба, скрывшего от наблюдателей капсулу, пошёл тихий гул — заработала система вентиляции. Испытатели вглядывались в экраны. Соболев бросал взгляд на электронные часы с тремя разными датами. На зелёном табло высвечивалось: 14.11. 2016, 13:45, на красном: 03.04.1968 и на синем 16.06.2016. Наконец на красном цифры тронулись и замелькали так быстро, что взгляд не успевал фиксировать дату и время.

— Ждём. Лёша, не в службу, а в дружбу, завари чаю. Это часа на два, а может больше.

…Петрушевский оказался в ленинградском трамвае, сидящим на деревянной лавке внутри вагона и прокручивал события до того, как оказался здесь: дача, компьютер, хозблок, электрощиток, вспышка. Вновь любимый город, сумка с учебными принадлежностями, школьная форма, свой класс, лица учеников, учитель литературы. Дальше быстрая смена картинки и словно морфинг картинки на видеомонтаже. Стремительней захват и перетекание новых лиц, предметов, улиц и мозговой штурм похож на лёгкое помешательство…

Начальник и подчинённые успели выпить чай, в который раз проверить показатели состояния Петрушевского, нагрузочные данные системы и массу других параметров. Видеоизображение отсутствовало, что впрочем не очень расстраивало учёных, поскольку, так и предполагалось в рамках испытаний. Звуковой сигнал слабо тренькнул — красное табло погасло, затем помигало синее и тоже потухло. Короб медленно пополз вверх. Белые халаты кинулись к экспериментальной установке. Из тоннеля капсулы плавно выехал стол. Петрушевский зашевелился, разогнулся и скинул ноги. Внешне испытуемый выглядел словно болельщик после футбольного матча, закончившегося победой любимой команды. Сейчас это был не испуганный подопытный, а восторженный, энергичный и исполненный радости триумфатор.

— Обалдеть, Сергеич! Всё вспомнил, всё! Ты представляешь, Сергеевич! Всё и даже больше. Зачёт твоему, нет нашему эксперименту.

Ассистенты переглянулись — такой фамильярности больные не должны проявлять. Но начальник и глазом не повёл. Было заметно, как он взволнован. Пожал руку, затем потрепал Петрушевского по плечу и бодро отреагировал:

— Вот и славно, молодец Дима. Эксперимент прошёл блестяще, сейчас тебя осмотрит Алексей Андреевич, потом в обязательном порядке отдыхать. — Соболев обернулся к врачу. — Медицина, вперёд, а затем спать! Завтра собирайся с мыслями и подробненько изложишь свои ощущения.

Уставший и обалдевший Петрушевский доплёлся до палаты и рухнул в мягкую койку. Надо же! Сон не шёл, Дмитрий Сергеевич заново перебирал события сегодняшнего дня и не мог сосредоточится — пёстрая карусель из восставших образов прошлого вымывала из закоулков памяти всё новые и новые воспоминания. Вот карусель замедлила ход, изображения расплывались и сыпались, пока словно очистившись от ненужных рефлексий, оформились в конкретную картинку хмурого августовского утра.

В лондонская погода сродни питерской: то солнце и летнее изобилие красок, то холод, да резкие порывы сырой хмари. Петрушевский легко разыскал знаменитую студию на Эбби-Роуд. Сегодня, 22 августа 1968 года, солнце отдыхает. Моросит дождик, а сильный ветер разгоняет, вместе с редкими пока листьями, волны тумана. У ступеней кучковались туристы и преданные поклонники знаменитой четвёрки. Петрушевский знал и от того чувствовал своё превосходство — сегодня группа Битлз, за исключением Ринго, записывает очередной трек к новому альбому. Чёрный канонический Остин подъехал и резко остановился как раз напротив Петрушевского. Из кэба, выскочили два охранника. За ними энергично метнулся сам Маккартни, но воткнулся в Петрушевского, чуть не сбив того с ног.

— О, мистер, извините!

— Не стоит беспокоится. Мне бы ваш автограф, сэр!

— О кей, как вас зовут?

— Дмитрий, я из Советской России.

Знаменитый музыкант с интересом уставился на молодого человека, говорившего почти без акцента.

— И как там в Советской России?

— Прекрасно, я из Ленинграда. В СССР знают и любят Битлз. Вот здесь, пожалуйста.

Петрушевский протянул парлофоновскую ипишку в бумажном конверте и шариковую ручку. Придерживая правой рукой шарф на шее, знаменитый музыкант расписался.

— Огромное спасибо, я счастлив, теперь можно возвращаться домой, назад в СССР.

Маккартни улыбнулся своей неповторимой улыбкой.

— Отлично сказано, "назад в СССР"! Вот и название для песни. А что, подойдёт, — он обернулся к своим спутникам оттеснявшим набежавших фанатов и на ходу бросил счастливо улыбавшемуся Дмитрию. — Славное название, счастливого возвращения в Россию. Когда-нибудь обязательно приеду в вашу страну.

Маэстро и его свита мгновенно проскочили восемь ступенек. Распахнулась и с грохотом захлопнулась дверь студии. "Назад в СССР", — подумал Петрушевский и проснулся. Резко выпрямился. Зажёг свет и увидел в зеркале ликующую физиономию — вот это сон! Молнией всколыхнулись события вчерашнего дня. Не забыть бы расспросить Соболева о возможности метнуться в Лондон, а что, не ровен час и сон может стать былью. Мечтать не вредно!

После завтрака, в приподнятом настроении Петрушевский, входил в уже знакомый кабинет. Не подготовленный к таким ярким эмоциям, он испытывал что-то вроде эйфории. А как же: память вернулась, а с ней старинный приятель, выпавший из круга друзей много лет назад.

— Ну, что узнал, чертяка! Думал не дождусь! Иди сюда, путешественник.

Соболев и Петрушевский обнялись. Пожилые люди дали волю своим чувствам. Виктор Сергеевич достал свой замечательный коньяк, фужеры и блюдце с дольками лимона.

— А я всё думаю, чего это он меня так рассматривает. Кабы знать, тут вообще всё перемешалось, голова идёт кругом. Но теперь точно помню нашу первую встречу в Большом доме, как ты меня вербовал, государственный человек!

— В кино вербуют, у нас склоняли к сотрудничеству. Давай за встречу. Вчера ты представлял собой просто больного, не молодого человека и вроде как посторонний. А сейчас уже посвящённый в свою историю с восстановленной памятью участник ответственного эксперимента. Гордись, ты пока первый после амнезии с таким блестящим результатом. Теперь давай рассказывай подробно и по порядку. Что запомнилось в первую очередь?

Мужчины чокнулись, выпили. Петрушевский вяло жевал дольку лимона и обуреваемый обрушившимися чувствами, подробно изложил свои впечатления, местами путаясь и сбиваясь. Директор, внимательно слушал пациента, не перебивал его и не торопился нарушить молчание, когда Петрушевский казалось полностью выговорился, быстро добавил:

— Ты знаешь, я словно зритель в кинозале за просмотром исторического, фильма, где сам в главной роли. Отдельные картинки, с настающей скоростью сменяющие друг друга. Элемент присутствия какой-то ирреальный, вроде со мной и вроде нет. Ну, ладно, главное память вернулась. Ночью вообще обалденный сон привиделся, словно на машине времени попал в Лондон и встречался с Полом Маккартни. Это возможно?

Соболев лукаво усмехнулся:

— Пока ещё науке такое не под силу, но кое-что получается. В этом ты уже убедился.

— А теперь ответь мне, чего я делал в коме три месяца?

— В этой реальности ты лежал без сознания. А в прошлом, проживал свои сорок восемь лет до злополучного хозблока. Почему так случилось мы пока объяснить не можем, — Соболев поправил свою роскошную оправу и улыбнулся. — Загадками говорю? Придётся тебя немного просветить, давай ещё по бокалу. Твоё здоровье! Итак, время — есть четвёртое измерение. Оно не видимо и не меряется сантиметрами и километрами. Время вокруг нас ощущается людьми не только, как бесконечное проживание в секундах, часах и годах, но объективная форма существования бесконечно развивающейся материи. Материя эта, есть особая субстанция, которой можно управлять. Кроме того, время способно сжиматься и растягиваться. Если не понятно, принимай на веру. Теперь дальше: у времени, как физической величины, есть свои особенности и законы. Есть, так называемые, временные узлы, которые у обывателя ассоциируются со сном, потерей сознания, потерей памяти. В такой узел ты и попал.

Соболев перевёл дыхание. Дмитрий Сергеевич пытался проникнуться необычной информацией, не перебивал. Было видно, что плохо воспринимает объяснения учёного, а свои метаморфозы в так называемой субстанции времени и вовсе считает научной фантастикой.

— Слушай дальше! Ты попал в такой узел, а спровоцировал бросок в прошлое удар током. Наличие подстанции в сорока метрах на одном векторе с распределительным щитком и силовым кабелем, что явилось детонатором для процессов, которые современная наука до сих пор точно не может объяснить. Отдельными процессами мы управлять научились, но физика, или лучше сказать природа явления до конца не изучена. Ты был отброшен назад в апрель 1968 года и начал заново проживать вплоть до наших дней. При этом с уже известным сценарием будущего и знаниями, накопленными ранее. Почему так произошло? Да просто совпадение, такое в жизни случается, но не с одним тобой и крайне редко. В прессе и на телевидение периодически освещаются истории в рубрике происшествия, когда бесследно исчезают люди, но иногда возвращаются, правда ничего не помнят, как некоторые, — директор выразительно посмотрел на Петрушевского.

Дмитрий Сергеевич вслушивался в речь учёного, сознание дробилось на фрагменты воспоминаний из прошлого, картинки недавнего посещения лаборатории, вход в установку, реакцию окружающих. Ему явно требовалось время на осознание скорректированной реальности. Последние слова Соболева всколыхнули воспоминания, почерпнутые из прочитанных статей и просмотренных научно-познавательные передачи.

— Помню подобные публикации, журналюги валят всё на инопланетян, а иногда склоняются к туннелям времени. Примерно так я и рассуждал, когда меня "выкинуло" в прошлом. Почему-то вспоминал Моргана Фримена с канала "Дискавери" с "кротовыми норами", фантаста Бредбери и его рассказ про раздавленную бабочку. Мои познания здесь весьма ограничены, не дальше журналов "Наука и жизнь", "Техника молодёжи" в прошлом и экрана телевизора в настоящем с "Нэшнл джеографик". Про пришельцев, хронопутешественников и всякую подобную тематику вещает РенТВ, кажется они о полтергейсте и исчезновении людей трещали.

 

36. Ликбез для пенсионера

— Вот именно! Такие случаи встречались в прошлом, в настоящем и будут повторяться. Учёные имеют свой взгляд и стараются понять подобные аномалии. А у церкви иное видение, религиозные деятели и адепты веруют в Создателя, в неприкаянные души мечущиеся между раем и преисподней. Вариантов масса, например ведические знания о параллельных мирах, телепортация. Что касается изменения поступков в противоход заданной программе природы, то поверь мне, это болтовня. Учёные давно знают о парадоксе времени, которое не позволит изменить реальность. Если попаданец, наложит на себя руки, природа времени подстроится под эту брешь и создаст полноценную замену по принципу сообщающихся сосудов. Мы атомы в бесконечно большом пространстве Вселенной, где царит абсолютная соразмерность и порядок времени. Это у человечества бардак, а там вечная математическая гармония! Убедил?

— Ну, как-то понял, Виктор Сергеевич, но так и не рассказал, каким образом вернул мне память, опять комитетские секреты?

— Нашёл что вспоминать, моя служба "Конторе" давно в прошлом. Это так к слову, чтобы ты не подначивал старого товарища. Теперь сам ответь: что делаешь, если компьютер зависает?

— Как правило перезагружаю или в настройках роюсь.

— Вот сам и ответил: мы перезагрузили твою память. Сделать это смогли на экспериментальной установке, в которой ты сегодня почивал на мягкой подушке, — оба рассмеялись. — Без подробностей добавлю: тебя ненадолго перенесли в то время, чтобы память вновь заработала и "быстренько" вернули в наши дни с уже реконструированными воспоминаниями. Я даже не спрашиваю, что ты чувствовал, с уверенностью отвечу: ничего, просто поспал немного. Я не прав?

— Верно, ничего не помню, какие-то образы и картинки мелькнули, затем выкатился к вам на руки, — Петрушевский улыбнулся. — Значит всё-таки машина времени? А почему так быстро?

— Слушаешь меня не внимательно! Объяснил: время способно сжиматься и растягиваться. Что толку, если я сейчас начну писать формулы и сыпать научными терминами? Прими на слово: время в нашем измерении тянется годами или десятилетиями, как в твоём случае, а в четвёртом измерении значительно быстрей. Важен результат, остальные подробности тебя не касаются и своим близким не трепли — просто процедуры и гипноз, понятно?

— Да, красиво излагаешь, недаром кандидат математических наук.

Соболев вновь усмехнулся, достал из ящика стола карточку и протянул Петрушевскому.

— Держи, это представительская визитка вместо той рабочей.

На пластмассовой поверхности, в позолоченной рамке, красовалась надпись: "Соболев Виктор Сергеевич, действительный член Российской академии наук, доктор физико-математических наук".

— Солидно, сразу видно, попал в надёжные руки.

— Ещё в какие надёжные, оттого и занимаюсь твоей особой, как в те годы. Пользы ты принёс немало, попутно спас мне жизнь… Вот если бы не твой шебутной характер. Ладно, иди отдыхать, завтра изучим тебя ещё разок, займёмся воспоминаниями, обсудим план мероприятий, а там домой к жене и твоим любимцам.

Прежде чем уйти в свою палату, Петрушевский хлопнул себя по лбу ладонью:

— Витя, я тут допытывался про свой бросок в прошлое, ведь всё началось в хозблоке и совсем забыл тебе рассказать про электрический счётчик рядом с распределительным щитом. Сам-то ничего не знал, это жена поведала: на панели время зависло с момента аварии, число и дата тоже. Может это как-то связано со случившемся, ты ведь рассказывал про временные узлы и всё такое? А не может быть мой сарайчик условным пространственно-временным порталом?

Петрушевскому показалось, что начальник слегка напрягся, он вопросительно смотрел на Соболева и ждал ответа.

— Ничего сказать не могу, Дима, давай как-нибудь потом. У нас график работы напряжённый, выберем время и съездим к тебе на дачу, я себе помечу: прислать техников к Петрушевскому, может и сам заеду, если пригласишь.

— О чём речь? Конечно приезжай, вот только звонить о нашем прежнем знакомстве не стану.

— А вот это правильно. Мы тебя лечим, всякими процедурами и препаратами балуем, больше никаких подробностей. Впрочем, мы об этом уже договаривались в начале эксперимента, должен помнить. Иди, отдыхай.

Утром следующего дня Соболев сам заглянул к подопечному. Дмитрий Сергеевич валялся на кровати и пялился в экран монитора; "говорящие головы" энергично вещали про обстрелы Донбасса, войне в Сирии, терактах в Европе, некстати выпавшем снеге в Западной Сибири и прочих "бодрых" новостях. Взгляд бездумно скользил по бегающим и дёргающимся фигуркам спецкоров, озвучивающих на полном "голосовом форсаже" свои репортажи. Петрушевский мысленно далеко и не сразу среагировал на появление куратора из прошлого.

— О чём задумались, больной?

— От воспоминаний голова трещит, Виктор Сергеевич. Что-то тут не так, словно две одинаковые биографии накладываются. Как-то не срастается, сформулировать не могу. Всего конечно не упомнишь, но яркие запомнившиеся моменты разнятся по восприятию, поступкам, последствиям.

Соболев подхватил стул, приставил к постели и грузно приземлился.

— Ну-ка, ну-ка, излагай свои проблемы, ведь я как раз по этому поводу зашёл поговорить, да лежи, успеешь набегаться.

— Значит так: что было до моего возвращения из будущего вопросов не вызывает, но дальше словно скорректировали поступки. С одной стороны перед глазами жизнь по страницам автобиографии, словно писал близкий человек с моих слов, с другой — восстановленная память в реальности последующих лет, но уже сохранёнными знаниями. Как так может быть, словно проживали два человека, в одном теле. Бред! На вскидку разнятся выступления нашей группы "Феникс", драка в школе, которой не было в романе, откуда встреча с Путиным, бухалово по поводу и без, курил — это да. Завод какой-то смазанный, словно со стороны, путяга, люди вокруг, служба в армии. А музыкальное училище, класс ударных, ведь не было этого. Завод, институт, одни вопросы. Но главное, что я тебе сейчас скажу: некоторое время вёл записи в общую тетрадь. Зелёную такую, за сорок четыре копейки, помнишь, продавались в каждом канцелярском магазине.

Соболев вскинулся и гневно сверкнул глазами, явно не контролируя в этот момент нервную реакцию на откровения подопытного пациента. Быстро взял себя в руки и стальным голосом осведомился:

— И где же эта тетрадь, летописец наш, ненаглядный?!

— Не знаю! Записывал несколько лет, сперва подробно, потом, ради экономии места отмечался фрагментарно, главными событиями. Искал после освобождения. Куда-то сунул тетрадь перед посадкой, благо был на подписке и готовился — не повезёшь ведь в зону подобные откровения: "господа-товарищи, я из будущего"! Каждый день шмон, объясняй потом куму, что я писатель, а текст — всего лишь дневниковые записи фрагментов будущего фантастического романа. Хоть убей не помню, подключай свою уникальную машину, авось память проснётся.

— Да как ты мог вообще позволить такую вольность?! Была договорённость — язык на замке, а ты такой компромат держал за моей спиной. Молодец, ничего не скажешь! Подписку забыл, эта тайна принадлежит не только тебе? Чёрт тебя дери, подставлялся ежедневно!

— Ну и держал! Во-первых там ни слова о сотрудничестве с КГБ. Во вторых, я — особенный, вольности должны с рук сходить. Комитетчиков, слушать — воли не видать! Словно подопытный кролик и тогда и сейчас, опять тайны, подписки, не разглашения! Виктор Сергеевич, с тобой по людски, как на духу, а ты мне предъявлять. Дневник на х… никому не нужен, фантастический бред востребован читателями, д и то искушёнными. Пошёл ты!

В глазах Петрушевского плескался гнев, вызванный непредсказуемой реакцией куратора, страхом и неопределённостью. На щеках румянец, признак повышенного давления. Соболев жёстко осадил приятеля:

— Давай без истерик! Что в той стране, что в этой: ты обязан подчиняться законам социума. Государство, это система, ты её винтик, пусть и не такой как все. Повторяю, обязан служить Родине, как бы пафосно не звучало, помогать науке и спецслужбам. За тобой ухаживают, врачи бегают, память вот вернули, а ты тут капризничаешь, кролик он подопытный! Ты, Дима, избалованный и амбициозный гость из будущего, сколько с тобой возился и разруливал твои "подвиги", забыл?

— Я на Литейный не сам пришёл, ты меня чуть ли не за шкирку притащил и выбора не оставил. Жил словно под домашним арестом, а что натворил-то?! Это не моя вина, а промысел Божий или ещё какой. Вернул память, спасибо! Но попрекать зачем, чай не пацан, давно уже седьмой десяток разменял. Самому поди уже за семьдесят.

— Семьдесят два года, уважаемый "гость из будущего".

В кабинете повисла тишина, каждый по своему переживал сказанное. Вновь заговорил Соболев:

— Ладно, проехали. Давай не будем собачиться. Прочитал автобиографию, пишешь интересно, вроде знаю о тебе много, а оказалось далеко не все, даже вот разволновался. Записей о наших отношениях ровно никаких, как и упоминаний о будущем. Другими словами, складывается впечатление, что альтернативного бытия товарищ Петрушевский не знал. Все нестыковки в биографиях "двух Петрушевских" надо систематизировать и что-то решать. Впрочем, делать это пока рано, ведь на руках нет общей тетради. Что ты там накропал не знаю. Хочу тебя использовать в опытах нашего центра, не возражаешь. Или обиду затаил?

— Нет, конечно, не суди строго больного человека, — Петрушевский заулыбался и протянул руку, — возраст, да нервишки не к чёрту, сам понимаешь.

Соболев встал и пожал протянутую ладонь. Петрушевский легко соскочил с кровати и стал натягивать спортивный костюм.

— Товарищ старший лейтенант, агент по особым заданиям к продолжению службы готов!

— Послушай, агент, чего же меня так низко ценишь: я полковник запаса с выслугой более тридцати лет. Пошли в хоромы, там удобней продолжить дружескую и тёплую беседу.

— Да неужели, а чего не генерал, Сергеич? Впрочем, за тебя рад, а у меня в военном билете старший сержант всего-то, но против дружеской, да ещё и тёплой беседы не имею ничего против.

Пожилые люди рассмеялись и направились к выходу. "Хоромы" директора встретили учёного и "подопытного кролика" атмосферой, исполненной на решение важных научных задач. Петрушевский красноречиво посмотрел на дверцу серванта, откуда хозяин кабинета доставал в последний раз бутылку коньяка. Соболев перехватил взгляд и приструнил:

— Дмитрий Сергеевич мы пришли делом заниматься, а не квасить. Теперь слушай, — Соболев подошёл к пластиковой доске, взял в руки маркер и провёл горизонтальную прямую линию. — Помечаю точку возврата в отрезок, где ты уже побывал. Обозначу апрель 1968, теперь исходную — ноябрь 2016. Мы рассчитываем условное "время в пути", а на самом деле создаём "червоточину" или другими словами провал. В капсуле отдыхать уже не будешь, а объявишься ровно в те моменты, когда увидел несовпадение. Для этого постарайся точно воссоздать по памяти те парадоксы. Это сложный эксперимент, работаем поэтапно, будешь корректировать свои действия, повлиявшие на ход событий.

Соболев провёл от первой точки параллельную черту, затем разбил на несколько частей.

— Ты же говорил, что цепная реакция, возникающая из-за нарушения порядка причинно-следственных связей отсутствует, её нивелирует время? Как можешь знать, что изменилось, а что нет в нашем мироустройстве?

— Говорил. Но то в теории, а на практике мы обязаны избежать случайностей и попробовать удалить из биографии Петрушевского, навязанные изменения из-за его разболтанности и неумения оценивать ситуацию. Не утверждаю что мир изменился, а если и изменился, никто знать не может, как именно. Ты сам поведал на беседах, кто будет первым президентом, когда развалится СССР, каким путём пойдёт новая Россия во главе с твоим давним знакомым и массу других подробностей. Всё это зафиксировано в документах и лежит в архиве спецслужб. Как знать, может повлияли другие попаданцы? Вот и надеюсь с твоей помощью разработать систему эффективных способов удаления ошибок, если угодно — коррекции истории. Напомню, место, где ты находишься, называется "центр изучения проблем природы времени". А изучение предполагает влияние и управление. Иди сюда и опиши подробно проблемные узловые точки, разберём по косточкам: я — аналитик, ты — исполнитель.

— Блин! Ничего себе, вспомни. Я же никого не убивал, не устраивал терактов, не строчил доносов и подмётных писем в органы.

— Дима, не передёргивай, вспоминай, что ты там про драку с одноклассником рассказывал, может этому парню мозги набекрень поставил и кардинально изменил судьбу. Как его фамилия, помнишь?

— Такую не забудешь — Юрий Сноб. Жаба заела, докопался до меня в туалете и схлопотал слегонца. Да нет, не пострадал тот козёл, иначе закрыли за нанесение телесных повреждений.

— Надо же, сейчас удивлю. Ведь этот парень на тебя телегу накатал в милицию, по сути засветил статус попаданца, оттого заявление перенаправили в наш отдел и последовала цепная реакции. Спустя столько лет могу открыть эти подробности. Выходит благодаря Снобу ты попал в поле зрения Конторы, вот и причинно следственные связи! Нет, этот эпизод трогать не будем. Что ещё не так, вспоминай.

 

37. Коррекция

— Спрашиваешь, что ещё коробит? Да, много чего, например, ввод советских войск в Чехословакию, нелепая гибель Гагарина, идиотский жребий из-за которого советская сборная не попала в финал чемпионата Европы по футболу. — Петрушевский перевёл дыхание, — Крушение советской подводной лодки К-129 и гибель экипажа и много чего. Это только в 68-м году. Если покопаться в событиях прошлого, то правящая верхушка вкупе с политиками столько натворила во вред себе и потомкам, вовек не разгребёшь. Прости за штампы.

Петрушевский оборвал тираду. Соболев морщился и нервно крутил маркер. Виктор Сергеевич смотрел на старого приятеля, борясь, с нараставшим в глубине души сомнением в правильности выбора испытателя. Москва запрещала личное участие в лабораторных экспериментах, место Соболева руководить и отвечать за опыты. Здесь выходит на первый план испытатель, проверенный временем кадр, которому Соболев доверяет. И подвернулся тот весьма кстати, ведь теперь начальник решит через подопечного, не только программу проверки теории "эффекта бабочки", но и кое-какие личные задачи, спрятанные глубоко от начальства и смежников из ФСБ.

— Дима, издеваешься? Речь пока идёт о доверии для ответственного испытания коррекции ряда отдельных событий прошлой жизни. Этот эксперимент необычайно важен, а в случае успеха, послужит толчком к более радикальным изменениям жизненных вех. Не будем забегать вперёд. Мы убедились, что испытателя, в данном случае тебя, можно транспортировать в заданную точку и возвращать назад. Изменяем структуру четвёртого измерения, влияем на время. Когда-нибудь Россия объявит на весь мир, что путешествие во времени больше не фантазия, а реальность. Это круче любого атомного арсенала, мир изменится! Представляешь, какие у возможности? Кстати, откуда этот шрам, над глазом?

Соболев показал на правую бровь испытателя. Петрушевский от неожиданного перехода смутился и нехотя ответил:

— Если память не изменяет, итог потасовки во время концерта на свадьбе. Из-за чего сцепились с курсантами из артиллерийского училища, подробности забыл. Сняли вояки офицерские ремни и в атаку, вот пряжкой и приложили. Зато помню, как поддатый и залитый кровью приполз после драки домой и спровоцировал большой переполох среди родных. А что?

— А то, вспоминай дату. Попробуем это достоинство, что украшает мужчину, убрать: если точно будем знать дату, отправим в тот день и ты не станешь ввязываться в потасовку, облечённый нынешними знаниями поставленной задачи. Ясно выразился? Тебе интересно?

— Конечно интересно. Точно не вспомнить: осень шестьдесят восьмого, может сентябрь или начало октября.

— Главное, что уже после твоего апрельского прибытия. Вот и задание: избежать драки, а по возвращению посмотрим на твою бровь. Что скажешь?

— И что! Вот так просто? Отыграл на танцах, под пряжку не попал и дефект без всякой пластики пропадёт?

Дмитрий Сергеевич озадаченно посмотрел на начальника:

— Факт потасовки останется в памяти, но без телесных повреждений? А сам-то веришь?

— Посуди сам, факт есть объективная реальность. Не будет шрама тогда, не будет и сейчас. Вот и посмотрим. Надо только время подобрать точнее, а то застрянешь на недельку другую, а в событие не попадёшь. Может посмотрим мемуары, ты там много про свой "Феникс" вспоминал.

Соболев открыл ноутбук, достал флешку и запустил файл. Оба склонились над экраном, Петрушевский подсказывал, место по тексту.

— Вот, нашёл запись! "Накануне седьмого ноября мы отыграли свадьбу в общежитии, что на улице Скороходова. Запомнилось это выступление двумя событиями: я порвал кожу на малом барабане, а затем порвали кожу на моём лице. Подрались с курсантами уже на улице после танцулек, те скинули ремни и пошли в атаку, используя атрибут обмундирования будущего офицера в качестве довольно опасного оружия. Пряжка рассекла правую бровь, кровищи натекло много…". А ты говоришь в сентябре, спасибо ретроградной памяти прежнего Петрушевского. Готовься, Дима. Сейчас попрошу ребят рассчитать задание для программы и вперёд!

— Постой, Витя! Значит я перемещаюсь в 6 ноября 1968 года и избегаю драки? После чего исчезнет шрам, а значит и скорректируется запись в мемуарах? А как же мне существовать в собственном теле, зная, что я из будущего направлен, чтобы избежать рукопашной, то есть буду обладать особыми знаниями из сегодняшнего дня? А затем как ни в чём не бывало вернусь в лабораторию? Что-то у меня ум за разум заходит, поясни.

— Две одинаковых личности существовать вместе не могут, помнишь рассказывал о защите временной последовательности, где парадокс времени исключён. Другое дело поток сознания, а это иная материя. Здесь заложенный в людях алгоритм поступков меняется, а то и просто отсутствует, оставляя место инстинктам. Приведу условный такой пример: художник много лет назад написал портрет и забыл о нём. И вот случайно нашёл картину на антресолях и решил переделать полотно. Прошло много лет, но в этот миг, художник исправляет прошлое: цвет глаз сделал другой, пририсовал усы и очки. Аналогия с нашим экспериментом условная, но здравая и реализуемая. Тот Петрушевский без мотиваций НЕ станет участником потасовки и сохранит лицо, просто очнётся в капсуле и продолжит существование в нашем времени.

Соболев по растерянному лицу друга, понял, что сказанное с трудом воспринимается приятелем. Учёный махнул рукой и добавил:

— Забей, просто доверься дяде Вите. Отдельные частности, сам не в силах понять, но на наш эксперимент это никак не повлияет. Отдыхай пока. А завтра, как обещал, домой к Светлане и собакам.

Дмитрий Сергеевич медленно шёл по коридору, раздираемый противоречивыми мыслями и предположениями. Значит представился счастливый случай попробовать изменить прошлое! Эта мысль полыхнула в голове и мгновенно породила кучу вариантов. Во-первых: убрать тюремный срок, а точнее косяк в прошлом, послуживший детонатором цепной реакции советского правосудия. В памяти всплыла сцена покупки пистолета и последствия той криминальной сделки. Во-вторых: стать финансово успешным, иначе найти способ правильного легального заработка и встретить перестройку состоятельным гражданином. В-третьих: повлиять на биографию родственников, общества, системы, наконец. Водоворот фантазий внезапно отпустил Петрушевского: ведь ещё ничего не ясно, а вон как губу раскатал.

Через два часа в палату постучали, пришёл Алексей Андреевич. Дальше события повторилось по знакомому сценарию: стальные двери, укол, капсула и безвременье. Для Петрушевского провал как и в прошлый раз буднично. Испытуемый не видел снующего туда-сюда взволнованного Соболева и нервно сновавших у пульта ассистентов. Наконец, стол с пациентом медленно выехал из туннеля. Дмитрий Сергеевич поднялся с ложа и немедленно ощупал место, где досадной помехой десятилетия украшал шрам над правой бровью. Три пары глаз впились в растерянное лицо Петрушевского, не сдерживаясь зааплодировали и радостно зашумели.

— На, любуйся! — и Соболев протянул путешественнику зеркало. — Вот оно, будущее без пластических хирургов, которых открытие оставит без работы, без досадных последствий и прочих косяков. Поздравляю, Дима, эксперимент состоялся!

 

38. Назад в прошлое

Через десять минут оба уже сидели в кабинете директора. На этот раз Соболев не замедлил открыть дверцы серванта и достать уже ставшую традиционной бутылку коньяка. Директор разлил алкоголь, умело поворачивая горлышко, как бы стряхивая капельки в фужер. Тонкий аромат разнёсся по помещению. Чокнулись.

— Отдаёшь себе отчёт, какое открытие совершили! Исчезновение шрама никак не повлияло на течение жизни и устоявшийся порядок существования господина Петрушевского. А значит теория "эффекта бабочки" остаётся по большим вопросом. Если чётко просчитать последствия и аккуратно подправить отдельные коррективы прошлого, не сложно управлять хроникой. Представляешь, ведь светит нобелевская премия и не за горами! Эх, Дима, оцени на пороге каких событий стоим. Не зря наши пути вновь пересеклись, не зря! А давай-ка проверим мемуары, ведь если не было травмы, следовательно, не было и причины отмечать этот факт. Пляски и драку, как второстепенный эпизод, возможно помнишь, а дальше? Открываем ноутбук и смотрим. Ага, читай!

Четыре предложения о свадьбе, танцах, пробитой коже на барабане, а главное рассечённой брови, исчезли. Абзац не пострадал, а просто уменьшился по смысловому наполнению. Это было так поразительно, оба застыли в немом восторге: наука сделала не просто шажок, а стремительный рывок в освоении эфемерной и неуловимой материи — пространства и времени!

Как и обещал Соболев, Дмитрий Сергеевич покинул научно-исследовательский комплекс на следующий день. Официально выписали, выдав на руки пространный эпикриз о неполном выздоровлении с рекомендациями по дальнейшему лечению и режиму. На словах договорились продолжать эксперименты.

— Дим, это добровольное согласие. На первых порах, за риски выпишу страховые, но готов заключить трудовой договор и оформить как слесаря или монтажника оборудования, а в договоре пропишем "испытатель оборудования". Вот и работа не пыльная на старости лет. Сколько лет прошло — эпоха. И вновь в одной упряжке, уровень другой, а цель та же: победить время.

Жена радостно встретила на вокзале Выборга. В машине ещё одна встреча — заливистый лай домашних питомцев. В родной Ландышевке тишь да благодать: целебный воздух, а главное, это долгожданный покой и уют на седьмом десятке лет. После городской суеты и закрытого стерильного центра, с машиной времени и продвинутыми сотрудниками, сказка! Пафосный и чем-то демонический Соболев, отошёл на задний план — потом, всё потом. Дома сели обедать. Светлана Петровна придирчиво осмотрела мужа:

— Славно выглядишь, старый. Не возьму в толк: что-то в тебе изменилось, а что не пойму.

Петрушевский молча показал на место, раньше украшенное шрамом.

— Батюшки, что-ли пластику сделали? Да чисто как, никакого следа! — и тут же съязвила, — может меня твой Соболев тоже пригласит?

— Не пригласит, а вот мне работу предлагает в центре. Вроде мастера в слесарной мастерской, а заодно возможность периодически проверять здоровье, в основном мозговую активность.

— А вот это правильно, согласная на все сто — мозговую активность надо обязательно проверять!

Оба рассмеялись, но жена не заметила взгляда супруга направленного в сторону и серьёзные глаза. События за недели Петрушевский рассказать не мог, да и зачем мучить настрадавшуюся любимую женщину. Тяготило, что приходится прятать от жены зависимость Соболеву с его железобетонной убеждённость бывшего куратора, натиск и напор в делахлаборатории. Петрушевский осознавал собственное слабоволие, подчинение директору и неспособность отказать тому. Главные перипетии прошлого возникли задолго до знакомства с будущей женой, так зачем ей знать эту мутную историю. С приездом хозяина началась размеренная загородная жизнь. Через две недели позвонил Виктор Сергеевич:

— Приветствую. Ну как, готов к новым свершениям?

— Я-то готов, а вот жена может не понять, если я на работе, то вынужден мотаться каждый день в Питер и возвращаться домой? Как-то не успели это обсудить, есть соображения?

— Об этом уже подумал. Попробуй объяснить, что график не нормированный. Пару-тройку раз в неделю ездить в Центр не обременительно. В оправдание расскажи про оклад в полсотни тысяч и отдельные выплаты на дорожные расходы, плюс бесплатное обследование, а по мере надобности и лечение. Обязанности: заказы по профилю прошлой работы в слесарной мастерской лаборатории. — Соболев усмехнулся и добавил. — Надеюсь, что Светлана Петровна не будет подозревать в измене? Или есть основания?

Петрушевский засмеялся, почесал затылок и озорно ответил:

— Да, пошёл ты! Как такое могло придти в голову? И это о человеке познавшем время. Не суди по себе, а эта твоя грязная химера подозрения — традиционный психологический рудимент чекисткой закваски. В преклонном возрасте пора упразднять недостатки. Если серьёзно, то считай договорились. Мне и так, насколько помню, периодически приходится ездить в город, теперь будет дополнительный весомый аргумент.

— Молодец, хорошо сказал: "упразднять недостатки", а я добавлю и поощрять добродетель.

В начале декабря Дмитрий Сергеевич вновь оказался в проходной на улице Курчатова. Соболев вручил временный пропуск при последней встрече. Петрушевский уверенно прошёл пост охраны. Уже знакомые коридоры, редкие сотрудники в гостинице и, наконец, кабинет директора. Из-за стола поднялся радушный хозяин и крепко пожал руку. После общих слов перешли к делу:

— Садись, держи, это перечень экспериментов, ознакомься. Вопросы задавай сейчас, потом будет некогда, — Соболев передал с десяток проштампованных листков с логотипом исследовательского цента.

— Петрушевский пробежался по тексту, ненадолго задержался в конце списка и удивлённо поднял брови:

— Последним пунктом "особый заход", это что за тест? И вот ещё пара заданий мне не очень понятных: "пробная доставка" и "подготовка объекта". Везде стоят сноски и какие-то номера. Давай поясняй, мастер конспирации.

— Ладно слушай по пунктам. Итак, "особый заход" — сложный и непредсказуемый эксперимент. Это пробный скачок в будущее! Тут масса неясностей и вопросов. На испытаниях подопытные животные неоднократно программировались на ближайшую перспективу. Возврат стопроцентный, но братья наши меньшие, как известно молчат. Любая попытка повесить на них камеру или другой фиксатор результатов не дают. Просто чёрный фон. Другими словами время не пропускает предметы, приборы или иные вещи. Моя гипотеза: в червоточине возникает парадокс защиты хроно-исторического пространства, другими словами, временные закономерности облекают испытуемого в реалии заданного места с предметами данного исторического отрезка. Это предметы быта или орудия труда. Скажем, улетел Петрушевский в начало человеческой эволюции и очнулся там обёрнутый в шкуру и крепко сжимающим рубило в заскорузлых пальцах, но никак не видеокамеру. А надо проверить это экспериментально с камерой, без, в прошлом и в будущем, вот что значит "пробная доставка".

Петрушевский подался вперёд, румянец — индикатор кровяного давления, явственно проступал на лице хронопутешественника. Глядя на взволнованное и сосредоточенное выражение испытуемого, Соболев не сдержал улыбки и продолжил:

— Шучу, в далёкое прошлое не отпустим. На этом этапе исследуем время которое помним, так проще анализировать факты и выстраивать систему испытаний. "Подготовка объекта", это контакты в прошлом с избранными лицами, которые по тем или иным причинам могут изменить что-то по сигналу со стороны. Чтобы стало понятно, вот встречаешься, к примеру, со мной, ну скажем плановый контакт или там день рождения и передаёшь информацию которой я не владею. Для меня ты человек из будущего, я ничему не удивляюсь, но фишка в том, что инфу тебе передаю из сегодняшнего дня и ты вообще не можешь её знать.

Директор плеснул минералку в стакан и вопросительно посмотрел на собранного слушателя. Петрушевский отрицательно мотнул головой и перевёл взгляд на носки ботинок начальника. Соболев продолжил:

— Например, ты доверительно предупреждаешь, что готовится покушение на начальника, а мотивировка правдоподобная: типа видел своими глазами, как полковника толкнули под поезд. Эффект отложенной памяти — ты и духом не ведал и вдруг вспомнил, когда увидел Серебрякова. Ведь ты его должен помнить, заходил в кабинет при нашей первой встрече. Сообразил? А ещё ты интересовался цифрами, не обращай внимания, это служебные отметки заданий. Эти папки придётся читать и запоминать. Как такая перспектива, боец невидимого фронта? Словно разведчик, вот только заброска в прошлое и с помощью машины времени. А для удобства, в отчётах, пропишем товарища Петрушевского под псевдонимом "коммуникатор".

Внутри Дмитрия Сергеевича, слабо, маякнул сигнал тревоги и страх перед будущими испытаниями. Соболев уловил состояние "коммуникатора" и доверительно-успокаивающе заговорил:

— Дим, я уже говорил, что подобрать испытателя не так уж трудно, но ты экземпляр особый. Мы ведь друзьями были, так кому как не тебе доверить важные для страны, для будущего человечества, эксперименты. Это такая честь, быть первооткрывателем, как полёт Гагарина! За "телесную оболочку" не сомневайся: тысячи экспериментов проводили, да сталкивались с неудачами, ведь работы начинались аж в 1966 году. ОЛИБ много работал. Знаешь, приверженность идее не противоречит здравомыслию. Опыты повторяли сотни раз. Сегодня уверенно заявляю — временная субстанция или четвёртое измерение вред человеку нанести не может, это не механическое воздействие, не электрические поля, это особая энергия существования космоса! Через червоточину переносишься в ту или иную точку заданной программы, никаких клонов — просто Петрушевский там и здесь. Короче, ты со мной? Ещё не поздно отказаться, но если смалодушничаешь, будешь потом жалеть остаток жизни. Упустить такой шанс — позор, духовная деградация!

Словесная интервенция доконала Петрушевского. В голове набатом звучали слова: особая энергия, временная субстанция, четвёртое измерение, червоточина. Молнией прорезалось: что же сам не лезешь в капсулу, учёный хренов, выбрал подопытного ролика и манипулируешь стариком. Но быстро отогнал сомнения и возразил себе: сам ты Дима трус и хвост поджал, а Витя, не в пример самоотверженный и храбрый учёный, если надо рискнёт не задумываясь. Поверил и испытал что-то наподобие симпатии. Решился:

— Витя, хватит агитировать "за советскую власть", я согласен и хорош давить: позор, деградация! Партия сказала надо, комсомол ответил есть! Давай-ка эликсир доставай, моралист.

 

39. Переброска

Соболев удовлетворённо хмыкнул и полез за бутылкой "Наири". Учёный и испытатель сели обсуждать подробности. Время работало на результат, сейчас это прекрасно понимали оба. Петрушевский не предполагал чем обернётся сотрудничество с бывшим куратором. А пока захватывало дух, словно перед прыжком с парашютом в первый раз. Перспектива необычных экспериментов, картинки прошлого, влекли испытателя в обстановку фантастических романов будущего, которые взахлёб поглощал в юности.

— Дима, вот текст, заучи слово в слово, здесь техническая информация для меня в прошлом. Не удивляйся, это суть первого задания. Я специально адаптировал для тебя формулировки, но сам разберусь. Естественно, стану расспрашивать откуда столь специфические познания, но ты человек из будущего, отговоришься, мол нахлынуло неизвестно откуда и решил поделиться. Я не могу сказать будешь ли ты помнить этот скачок, вернёшься расскажешь. Главное, ни в коем случае, не проболтайся об обратной связи. Я могу дров наломать и повлиять на ход экспериментов, а главное, не ровен час, на твою судьбу.

Через час Петрушевский уже лежал в капсуле, пробежался ещё раз по заданию и передал папку директору. Дальше как обычно: свод капсулы, камера над головой, вспышка и провал.

…Петрушевский проснулся словно почувствовал толчок изнутри. Встал с кровати прошёл на кухню, за окном светлело, привычный вид на свою первую школу, рядом старинный дом бывшего прихода "Сампсониевского братства". Вдоль дороги рельсы для маневровых паровозов завода "Русский дизель". За стенкой похрапывали дед с дядей, в женской комнате тихо, семья спит, а вот его что-то гложет. Попил воды, тормознулся в туалете и прошёл в свою комнату. В голове билась мысль оформившаяся в желание обязательно связаться сегодня с Соболевым. Сигнал из будущего и речь пойдёт о технической стороне экспериментов ОЛИБа и ещё более странным показался, тот факт, что Петрушевский уверенно знал эти подробности…

Зашумела вентиляция. Вслед за коробом медленно выползло ложе. Петрушевский, щурился от яркого света. На постамент бодро вскочил Соболев и широко улыбаясь спросил:

— Ну, как там я молодой, не размазал тебя как шпионского прихвостня, выведывающего государственную тайну из сотрудника КГБ и по совместительству старшего научного сотрудника?

— Ровным счётом ничего не изменилось, оттого, что ничего не помню, — также весело среагировал Дмитрий Сергеевич.

Соболев поправил очки и недовольно скривился, от улыбки не осталось следа. Виктор Сергеевич явно не ожидал такого результата и это влияло на дальнейшие планы. После беглого медосмотра, переместились в директорский кабинет и с неизменным "Наири". Видя нетерпение Соболева, Дмитрий Сергеевич одним предложением разрешил все вопросы:

— Не, правда ни хрена я не помню, Виктор Сергеевич, закрыл глаза, открыл глаза, всё!

— Вот незадача, это многое усложняет и в тоже время объясняет, блокировка двойника в одной временной плоскости. Что-то подобное предполагал, значит, помнить должен только я, но тоже плаваю, был ли контакт, не был — сколько времени прошло. А сам как?

— Сам, нормально. В этой реальности все пучком: помню и задание, и капсулу, затем провал и уже выезжаю из машины времени на свет божий. Слова-то какие: "блокировка двойника во временной плоскости", поэзия просто. А может пересмотреть задание, чтобы мы смогли понять результат, как в эксперименте со шрамом? А если написать на теле информацию?.

Петрушевский хихикнул, он был явно в хорошем настроении от удачного возвращения. Скрыть мандраж удавалось плохо, ведь каждый скачок, как полёт в космос: может вернёшься на землю, а может нет. А главное, что сегодня скрыл от директора правду и был переполнен перспективами на будущее. Соболев, как зоркий психолог и внимательный аналитик, что-то чувствовал, но терзать расспросами испытателя не стал — рано или поздно всплывёт само.

— Кончай дурака валять, Дима, ещё добавь татуировку набить. Не пускает "скачок" лишнее, новое измерение переносит биологию, но облекает объект в антураж заданного места, в смысле одежду, мелочи всякие. Главный инструмент сейчас — память. Давай-ка составлять отчёт. Потом попробуем повернуть время вперёд. И тогда на продолжим программу исследований.

Следующий скачок выполняли через полтора часа. Задание совсем простое: заглянуть на день вперёд в точку старта, то есть в зал с прототипом. Для эксперимента установили электронные часы с датой. "Космонавт" уже привычно забрался в капсулу, начался отсчёт. Соболев и сотрудники замерли — подобный скачок проводился впервые. Старт. Петрушевский твёрдо стоял на ногах посередине лаборатории. В полумраке дежурного освещения, Дмитрий рассмотрел постамент и пульт управления. На столике тестовые электронные часы и стопка бумаги. На табло высвечивалось число следующего дня. Нажал на кнопку "стоп" на часах и написал: "Испытание, 15 декабря 2016 года. Старт произведён накануне: 14 декабря 2016 года. Петрушевский". В следующий миг, всё пропало, раздалось знакомое жужжание и Петрушевский выехал из туннеля капсулы. Всё.

— Как прошло? А теперь помнишь?

— Да, теперь помню. — и Петрушевский рассказал о своих не слишком богатых впечатлениях и записке.

— Ну что, ждём до завтра. Поедешь в Ландышевку или переночуешь?

— Переночую, где же мне приткнуться на ночь глядя, как в твоей гостинице? — и он потянулся за мобильным телефоном, чтобы поставить в известность Светлану Петровну.

В палате, которую он принял за номер гостиницы во время первого пребывания, Петрушевский остался с мыслями наедине. Предстояло обдумать и просчитать выгоду от сегодняшних испытаний, понять зачем без всякой тайной мысли соврал экспромтом Соболеву. Всё он отлично помнил в этом необычном задании, но признаваться директору пока не спешил. А случилось следующее. Они встретились по предложению Соболева в садике Политехнического института, было совсем тепло, оттого позволили себе присесть на прогретую скамейку. Соболев вопросительно уставился агента:

— Не тяни рассказывай, что там у тебя стряслось, опять подрался?

— То над чем ты работаешь у себя в ОЛИБе пока осуществить не представляется возможным. Для образования дыры во времени, требуется среда создания которой служит оптико-волоконный кабель, а средствами — две «временные линзы», устройства на кремниевой основе, которые ускоряют перемещение информации по оптоволокну, данные предстают в виде пучка фотонов. Для создание программы испытаний потребуется суперкомпьютер, это залог успешной работы алгоритма. И то и другое пока человечество не изобрело. Кроме того, для нужд лаборатории потребуется энергия, соизмеримая с объёмом потребляемым всем городом Ленинградом. Вот как всё просто, Виктор Сергеевич. Но в будущем всё получится.

Куратор вскинулся и уставился на подопечного.

— Чего?! Ты откуда знаешь? Я понимаю, что информация из будущего, нахватался там верхушек и сейчас мне тут что-то пытаешься объяснить. Я кандидат наук бьюсь с коллективом единомышленников над решением проблемы, тут является пророк-технократ: не торопитесь, ребята, надо подождать сотню другую лет и всё у вас получится. Смысл наших изысканий в том и заключается, мы хотим опередить время и решать эти задачи сейчас.

Старший лейтенант выдохнул, видно как он здорово завёлся от небрежно брошенных слов Петрушевского. Оба замолчали, вновь заговорил Соболев:

— А зачем ты мне это рассказываешь, ведь сам ничего не смыслишь в теме?

— Я хотел помочь тебе, думал это важно. Вот вспомнил и высказался, как сумел. Ведь оптоволокно и суперкомпьютеры пока человечество не изобрело.

— Помочь он хотел. Запомни, я решаю, что нужно в настоящее время, а что нет!

Петрушевский сдержался, а так хотелось бросить правду в лицо: — Слушай учёный, передаю твои же слова из будущего! Пересеклись мы с тобой в 2016-м году, машину времени ты свою построил и успешно испытал на мне. Тогда мы встретились вновь после долгого перерыва. По твоей инициативе я здесь, ты дал мне такую информацию, чтобы довести тебе молодому и упёртому, что делать дальше. Вот такие парадоксы времени или абсурды, если угодно.

Лежа на кровати Петрушевский спорил с сам собой: отчего не раскрыл карты? Так, ведь директор категорически запретил упоминать о задании из будущего и по логике, он бы уже знал, что я нарушил его вето. Но почему Соболев не обмолвился о той встрече, ведь обязан помнить, старый чёрт. Может шеф сам не искренен, прячет правду, другими словами врёт? Раз контакт состоялся, то в его памяти должен этот эпизод отпечататься, таким образом Сергеич меня проверяет? Чушь какая-то, шпионские игры. Раздираемый противоречиями, Дмитрий Сергеевич уснул.

Утром вспомнил о своих ночных сомнениях. Сейчас главное — результат вчерашнего эксперимента, он с нетерпением ожидал новостей от Соболева. Позавтракал, позвонил жене, затем убивал время тупо пялясь на жидкокристаллический экран телевизора. Мысли были далеко и вертелись вокруг своей маленькой лжи, которая, как известно, порождает большую. Наконец влетел запыхавшийся директор:

— Ну что, Дима, тронулись за новыми открытиями.

Перед массивной дверью в лабораторию собрались участники вчерашнего эксперимента и что-то энергично обсуждали. Соболев провёл карточкой и снял блокировку замка. Дружно рванули к столику: тестовые часы отключены, а на листке бумаги стоял автограф испытуемого с датой. Все зааплодировали — ещё одна маленькая победа Соболева и его коллектива. Начальник как бы вслух бросил:

— Предварительные выводы: путешествие в прошлое память отключает, в будущее — нет! Вопрос, почему такая странная избирательность. Особенности подкорки испытуемого или закономерность четвёртого измерения. На сегодня все свободны, — и уже к Петрушевскому, — Дима, а мы с тобой ещё немного покалякаем, пойдём.

Вновь знакомый кабинет. Соболев пригласил Петрушевского в кресло, посмотрел испытующе и резанул вопросом:

— Дима, ты чего-то не договариваешь, я же чувствую. У нас такие планы, ответственные эксперименты. Как работать, если ты не доверяешь мне?

— Да с чего это взял, Виктор Сергеевич!? Если ты на измене, то я отойду в сторону, найди испытателя или сам лезь в капсулу. Что было, то и сказал! На полиграфе ещё проверь!

 

40. Ретранслятор

Соболев внимательно всматривался и просчитывал степень правдивости возмущённого подчинённого, затем успокаивающе поднял руку.

— Ладно, ладно, Дима. Чего взвился. Впереди сотни испытаний, проверим и перепроверим каждый тест. Здесь терра инкогнита, не всё подчиняется физическим законам, а уж метаморфозы сознания просто не объяснить. Отправляя тебя в прошлое я пытался вычислить дату создания прототипа. Почему? А потому, что в теории путешествовать в машине времени невозможно раньше того момента, когда создана сама установка. Вот отчего важен момент финиша в прошлом. Я сознательно планировал путешествие задолго до первых пробных испытаний с участием человека, а устное сообщение, лишь предлог.

— Что значит предлог? Объяснись, не мотай нервы!

— Поскольку время блокирует твою память, это уже не имеет значения, главное, что я помню ту встречу! Выдернул меня из постели: срочно, во чтобы то ни стало, незамедлительно. Это сейчас всё знаю, а тогда решил: сбрендил парень на фоне временных мутаций. И ещё: договоримся раз и навсегда, ты не будешь предлагать мне становится испытателем. Во-первых, не имею права рисковать, случись, что со мной в прошлом, полетит на хер вся программа и история создания прототипа останется под большим вопросом, как и твой жизненный путь. Во-вторых, генеральный конструктор и директор центра обязан видеть результаты, руководить экспериментами и фиксировать их. В-третьих, и уже говорил, ставить опыты на себе мне запрещено. Над нами куча инстанций, включая ФСБ и Академию наук. Сейчас спросишь: ага, мне можно рисковать, тебе — нет? Отвечу: жить вообще опасно и вредно. Каждый день с любым из нас может что-то случиться, помнишь грузовик в начале нашего сотрудничества? Это так к слову. Пойми, Дима, твоя миссия, как у Гагарина, ты — первый, кто с помощью достижений нашей науки может путешествовать во времени. На данном этапе испытаний, ты — условный ретранслятор, человек, выполняющий задания из будущего и влияющий на тонкие временные материи в прошлом.

У Соболева загорелись глаза, переходя на пафосный тон собеседнику, директор преображался. Петрушевский видел в этот момент не пожилого уставшего человека, разменявшего седьмой десяток, а вдохновлённого учёного — творца, переосмысливающего и меняющего реальность. Театральная пауза оборвалась робкой репликой испытуемого:

— Командуй, Виктор Сергеевич. Рассказывай, что там сегодня. Обещаю, капризничать не буду.

Прозвучало так, словно маленький ребёнок, разбивший дорогую тарелку из семейного сервиза, жалобно просит прощения и готов на любое наказание. Соболев засмеялся, за ним прыснул Петрушевский: мир и согласие, на этот раз, восстановлено!

— Ладно, дитё капризное, слушай. Дело щекотливое. Наш ОЛИБ в те давние времена финансировался из рук вон плохо. Руководитель отдела посылал заявки во все инстанции, да толку! Средства отпускались на реальные проекты: космос, строительство, мирный атом. А тут закрытое подразделение КГБ курирует разработку прототипа машины времени. Для учёных из Академии наук звучит дико, у страны другие задачи, а тут авантюристы начитались Герберта Уэллса. Короче, денег нет, экспериментируйте сколько угодно, но без серьёзной финансовой подпитки. А дело стоит! Чуешь куда клоню?

— Не врубаюсь пока, так к чему клонишь: ограбить банк и перевести вырученные миллионы на счёт лаборатории?

— Нет, конечно. Надо создать такую ситуацию, когда минфин вынужден будет это сделать без всякого грабежа!

— И как же? И при чём тут "ретранслятор"?

— А, понравилось словечко? Способов несколько. Один из них доказать, что движемся в правильном направлении и удивить комиссию результатом. Есть более радикальный способ: взрыв или пожар, а перед этим бомбардировать ведомство докладными о слабой безопасности объекта.

— На мой взгляд, авантюра с вредительством может инициировать закрытие проекта до лучших времён или вообще закрыть.

— Возможно, но я хочу с твоей помощью попробовать первый вариант, а за ним второй. Мы устраиваем показ для государственной комиссии, а затем случится беда и придётся восстанавливать ОЛИБ заново. Люди из министерства и нашего ведомства увидят результат и поспешат доложить наверх. Вот когда можно выбить немало средств. Эта порочная практика из нашего времени: сперва из-за разгильдяйства теряем, затем с размахом восстанавливаем под солидное финансирование, не слышал о подобных случаях?. После реального результата прототипа, ни у кого не возникнет вопросов в целесообразности поддержки открытия века. И вот так планирую организовать жульничество во благо. Сегодня опыт провести не удастся, задержись ещё на одну ночь, завтра ещё заново проверим программу и вперёд.

Петрушевский ворочался с боку на бок и в который раз прокручивал разговор. Отойдя от первых эмоций, наконец разобрался в своих чувствах. Казалось, что Соболев тронулся умом: до сих пор эксперименты проходили в пределах здравого смысла, а соответственно прослеживалась логика действий. Но сегодняшний пассаж выходил за рамки разумного. Взрывы, мистификации, словно в низкопробных телесериалах, а главное, никчёмность таких радикальных методов. А если заметут его как террориста, Соболев может вернуть образ, но не реального подростка. Власти закроют в психушку или срок повесят. В моей биографии этого нет и следовательно меняется история? Хрен тебе, Витя! Не для того я подписывал договор, чтобы куролесить в прошлом по твоим лекалам. А как ты проверишь, полковник? Он мысленно спорил с директором и явственно чувствовал страх. Соболев старший офицер могущественного подразделения, стоящего на страже родины, они там у себя крутят хитрые комбинации и ловушки, что для них какой-то Петрушевский. Да и не друзья они вовсе, одна видимость.

…Белые ночи. Без фонаря виден циферблат: три часа. Вот и конечная цель маршрута. Осмотрелся — никого, поправил лямки рюкзака и свернул на газон. Пара десятков шагов и вот фасад в стиле неоклассицизм, портик старинного здания, четыре колонны, дорический ордер всегда восхищавший его, да разве сейчас это важно — важно добраться до второго этажа. Сбросил тяжёлую ношу, достал верёвку, один конец привязал к рюкзаку, другой за пояс. Вскарабкался по стене, упираясь мыском подошвы в руст и перевалился через балкон. Теперь подтянуть наверх важный груз, затем открыть балконную дверь и проникнуть в помещение лаборатории. Ночью, в слабом свете карманного фонарика, помещения ОЛИБ кажутся мрачными и загадочными. Днём здесь гудят приборы, мигают лампочки, человеческий говор — идёт работа по созданию системы. Люди, называющие себя учёными, хотят перекроить историю человечества. Ага, здесь главное помещение, луч света выхватывает обводы адской машины времени. Канистра с бензином, пять шашек тротила, капсюль-детонатор и пять метров бикфордова шнура. Пять метров это около восьми минут, чтобы успеть унести ноги. Всё готово, достал спички, поджёг. Зашипел змеюкой фитиль, пора уносить ноги. Через минуту же на земле, следы заметать не нужно, достаточно перчаток. Бегом в садик при Политехе, отсюда улица Курчатова просматривается хорошо. Взгляд на часы, сейчас жахнет, ещё немного, и ещё — грохот и волна пламени, очень эффектно. Можно полюбоваться пару минут и вдруг: "Стоять! Руки вверх!". Топот ног, крутят руки…

Петрушевский подскочил на кровати, часть сознания ещё в ночном кошмаре. Господи, привидится такое! И тут же вспомнил вчерашний разговор и предложение от которого собрался отказаться. Острой болью отозвалось сердце, Дмитрий Сергеевич ощутил нехватку воздуха, грудь сдавило. Вот этого только не хватало. Он зажёг свет, посмотрел на часы, вспомнил о кнопке тревожного вызова. Через минуту прибежала дежурная, затем подтянулся администратор этажа, Петрушевский не абы как, а вип-персона всё-таки, испытатель! Медсестра померила давление, вколола комбинированную инъекцию. Доложили директору и главврачу Алексею Андреевичу. Утром Петрушевский легко поднялся с кровати, от ночных кошмаров остались неприятные воспоминания, зато здоровье тревог не вызывало. В десять осмотрел Алексей Андреевич, удовлетворительно хмыкнул и пригласил к шефу. Встревоженный Соболев шагнул навстречу.

— Ну как, наш дорогой пациент, готов к испытанию? — спросил, обращаясь к врачу. Выслушав позитивный отзыв, кивком головы отпустил медика.

— Дима, ты вчера разволновался, я понимаю. Давай пока отложим рискованный сценарий, а лучше совсем забудем. Ты, прав, последствия просчитать невозможно. А перед отправкой домой, махнём-ка в будущее. Вот держи, почитай, это программа опыта.

Бросок в будущее для испытуемого выглядел странно. Петрушевский попал в чёрное пространство, оно окружало мрачной субстанцией, где не было начала и конца. Не было ничего. Когда Дмитрий Сергеевич вылез из капсулы и поделился впечатлениями, а вернее их отсутствием, Соболев отвёл глаза и бросил:

— Что-то пошло не так, проверим программу и повторим. Сейчас на осмотр к врачу, затем собирайся домой. Свяжусь на следующей неделе.

Петрушевский в сопровождении Алексея Андреевича вышел из помещения. В испытательной зоне остался Соболев и помощник Николай Чистяков.

— Витя, зачем рисковать, зачем на десять лет вперёд? Он же наш ровесник. А если догадается?

— Ничего не догадается, зато теперь мы знаем. Отличный способ выяснить, когда оборвётся линия жизни. Это я не додумал: человек смертен, рано или поздно испытуемый попадёт в фатальную зону. А теперь можно по данным программы точно знать дату кончины. Дальше проблемы испытуемого: обследоваться и продлевать дни, либо тихо ждать неизбежного. Однако, неплохой бизнес, машина времени в роли предсказателя.

Чистяков поморщился:

— Не согласен, Витя. Не надо людям этого знать. Есть индивидуальная биологическая закономерность, человек может предполагать, а знать должны врачи, для них сгодится.

— Так ведь об этом говорю — диагностика для специалистов. Не проговорись Дмитрию Сергеевичу, на той неделе надо смотаться к нему на дачу и забрать концентратор.

Соболев поморщился и оборвал себя. Зачем ляпнул этому тюфяку Чистякову, у которого в голове после науки стоит выпивка и анекдоты. Не ровен час ляпнет Димке в порыве откровенности, да нет, что он враг себе. Алкаш несчастный, сколько терплю Колю за светлую голову, да и знакомы тысячу лет. Он вспомнил, как Чистяков не вылезал сутками из лаборатории при монтаже оборудования. Вздохнул, возраст своё берёт, люди отбиваются от крепкой руки. Вот и Димка, сучок, что-то скрывает.

 

41. Николай Чистяков

Наконец-то домой. Дмитрия Сергеевича ждала деревенская благодать и график обязательных работ из разряда необременительных. Хлопоты по уборке снега взбодрили Петрушевского и задвинули тревожные думы на задний план. Рядом любимая супруга и дорогие животинки. Никаких лабораторий с запахом озона и духом казённого, хоть и комфортного, учреждения с вымуштрованной обслугой. Никаких учёных, врачей, внимательных и участливых взглядов, анализов и набивших оскомину процедур. Любопытство и повышенный интерес к деятельности "Центра изучения природы времени и пространства" быстро прошёл. Мало того, стал утомлять, местами пугать Дмитрия Сергеевича своей тайной составляющей, своим непростым руководителем и его тестами. Для себя Петрушевский объяснял исполнительность и терпение тем, что обязан Виктору Сергеевичу возвращением памяти, подписанным договором и, наконец, старинным знакомством. Сегодня опять звонил Соболев:

— Дима, привет! Как дела? Помнишь, ты рассказывал про странный электросчётчик на даче. Хочу прислать к тебе специалиста, не возражаешь? Его зовут Николай Федорович Чистяков, да ты его видел. Мы с ним вместе с самого начала. Он блестящий учёный и мастер на все руки. Прими, обогрей и накорми. Единственная просьба, не предлагай ему алкоголь, слабоват он по этой части. Да, нет, не хроник, но лучше не начинать.

Чистяков перезвонил на следующий день. Обещал приехать к обеду. Петрушевский предупредил жену. В три часа, форд "Фокус" Чистякова въехал на хорошо убранный от снега участок, замер у злополучного хозблока. Из машины вылез упитанный дядька, неуловимо похожий по конституции и внешности на главу принимающей стороны. Оба переглянулись и заулыбались.

— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, давно не виделись. Меня зовут Чистяков Николай Фёдорович, старший научный сотрудник. Чем-то мы с вами одинаковы, Дмитрий…

На крыльцо вышла Светлана Петровна, за ней рвались собаки, взглянуть на чужака, а заодно предупредить лаем о своей готовности защитить хозяев.

— Здравствуйте, вы не бойтесь, я животных выпущу, они добрые вас не тронут, только понюхают.

— А я и не боюсь, дома доберман раньше жил, да помер, — Чистяков смело шагнул вперёд, — выпускайте.

Животные окружили учёного, обнюхали и пару раз гавкнули для приличия — знакомство состоялось. Светлана Петровна мягко поинтересовалась:

— А сейчас чего не собачку не держите?

— Да следить некому: мама скончалась вслед за Дериком, с женой как-то не сложилось…

Хозяйка тактично промолчала и вернулась в дом, следом проскользнули собаки. Мужчины прошли в хозблок. Петрушевский опасливо косился на дверной проём.

— До сих пор побаиваюсь сюда заходить, первое время и вовсе паниковал, вдруг снова куда забросит. Смотрите, Николай, здесь у нас распределительный щиток и злополучный счётчик.

Чистяков полез в машину, скинул дублёнку, накинул сверху рабочую куртку и вытащил из багажника инструментальный ящик. Поковырялся в щитке, принёс какой-то измерительный прибор, что-то подсоединил, бросил взгляд на светящийся экран и удовлетворённо хмыкнул.

— Вот что, Дмитрий, счётчик просто частично вышел из строя, я такой вариант предвидел и захватил новый, опломбированный с паспортом. Просто заменю приборы. Петрушевский раскрыл рот, но Чистяков опередил вопрос:

— Всё за счёт фирмы, вы наш особый пациент, оттого услуги и расходные материалы бесплатные. Единственное, если ведёте показания, то запишите сейчас. Нет? Тогда десять минут и проблемы больше нет. Хотел вас спросить, как вы со снегом справляетесь, так ровненько на участке, неужто лопатой?

— Это он, Муравчик, — Петрушевский указал на снегоуборочную машину, примостившуюся у входа.

— Имя такое странное? Заводская марка?

— Нет, конечно. Трудолюбивый, как муравей, вот и сложилось в прозвище. Он нас здорово выручает и работу любит.

Петрушевский довольный своей шутке, рассмеялся. Чистяков под трёп хозяина поменял приборы, подкрутил контакты и удовлетворённо доложил:

— Вот, готово, пользуйтесь, — и после паузы добавил, — пожалуй поеду.

Тут, словно ждала этих слов, объявилась на крыльце Светлана Петровна:

— Да, вы что, Николай! Обедать! Я на троих накрыла и не вздумайте отказываться, обижусь раз и навсегда. То, что за рулём не беда, переночуете у нас в гостевой комнате. Через час стемнеет, и куда на ночь глядя поедете?

Смущённый Чистяков, слабо отпирался, но быстро сдался. По всему видно, неотложных дел нет, а провести время у гостеприимных хозяев в радость. Прошли в дом. Когда расселись, Светлана, предложила мужчинам выпить рюмочку для аппетита. Не обращая внимания на знаки Петрушевского принесла из холодильника бутылку "Абсолюта".

— Гости редко бывают, вот держим для такого случая. И я с вами за компанию пригублю, — не давая открыть рот мужу сунула ему в руки литровку шведской водки, — открывай.

После первых возлияний под украинский борщ и домашние котлеты, завязался разговор. Жену больше интересовало прошлое семейное положение, привычки и особенности холостяцкой жизни. Дмитрий же, спрашивал о делах на работе, без закрытых подробностей, интересовался планами "лечебного" заведения. Когда содержимое бутылки уменьшилось вдвое, почти не пьющий Петрушевский, вспомнил о просьбе Соболева. Видя, как жадно Чистяков провожает глазами каждую недолитую рюмку, предложил прогуляться, тем более, что визитёр оказался курящим. Супруге за спиной сделал жест: убирай водку со стола. На улице благодать: мороз около пяти градусов, безветрие и главное чистое небо усеянное звёздами. За ними, по своим делам, выскочили домашние питомцы. Затем прислушались к вечерней собачьей перекличке, не обращая внимание на хозяина и его гостя вставили свой голос в общий хор.

— Не скучаете здесь, соседи не докучают, — скорей утвердительно, чем вопросительно молвил Чистяков.

— Так ведь благодать, радость после мегаполиса с его грохотом и хлопотами, а воздух какой! А соседи примерно так же рассуждают, да и чего делить? Территориальные споры в прошлом, живём обособленно, каждый по себе. Так рождается гармония и добрососедские отношения.

— Я вот тоже мечтаю разделаться с делами и уйти на покой. Куплю участок, заведу живность…

— А что мешает? В лаборатории разве мало молодых специалистов?

— Не в этом дело, мы начинали с Сергеичем в конце шестидесятых. Как же это было тогда интересно. И первые тараканы, отправленные в пространство, первые мыши, дело шло к испытаниям добровольцев. Но после аварии, лабораторию, тогда она называлась ОЛИБ, надолго закрыли. Я парился в одном НИИ, потом Соболев разыскал и вновь пригласил. Но Витя сильно изменился.

Петрушевский мысленно содрогнулся: авария?! Вспомнил свой жуткий сон неделю назад. А последняя фраза насторожила, ведь самого терзали смутные подозрения о жестокости и беспринципности начальника. Петрушевский, когда-то прошедший школу выживания, где почти не остаётся места высоким общечеловеческим ценностям, сразу почувствовал в характере и поступках Соболева твёрдый расчёт, авантюризм и едва заметные диктаторские замашки. Водку убирать рано, мягкого и вроде как совестливого Чистякова следует разговорить. После прогулки, Петрушевский, к удивлению жены, предложил продолжить банкет и вновь достал початую бутылку. В глазах учёного мелькнули радостные искорки. Выпили ещё, потом перешли на ты, Петрушевский всё подливал. Следующий перекур на фоне притихшей деревни и под необъятным небесным куполом, шли чуть ли не обнимку. Дмитрий Сергеевич придерживал гостя и сыпал вопросами.

— Ты чего-то там говорил про аварию. Соболев не рассказывал. А что случилось?

— А то и случилось, Дима, что кругом раздолбаи: финансирование хилое, оборудование изношенное, собирали по институтам, техника безопасности никакая, вохровцы пьянствовали. Сперва рвануло, затем пожар. Всё нахрен выгорело, хорошо у Дооса, нашего завлаба журналы опытов и остальные документы в сейфе несгораемом хранились. Люди не пострадали, всё случилось ночью. Следствие, комиссии всякие, пустое дело. Дооса хотели под суд отдать за халатность, да ранняя смерть уберегла от расправы, а Сергеича вроде за штат вывели, все материалы в Москву и крест на исследованиях. Ты понимаешь столько лет ушло коту под хвост?!

— А когда это случилось, год какой, Коля?

— В семьдесят второй, летом…

— Но ведь центр существует и вон какие результаты!

— Ну да, в девяностых, когда бардак в стране начался, Витька взял в аренду эти помещения, их после пожара подремонтировали и оставили за институтом Иоффе. Он всё отладил, оборудование достал. Финансирование глубокая тайна: то ли бывшие коллеги скинулись, то ли в Академии наук нашлись прозорливые люди, не знаю. Важно что экспериментальная установка работает и сам знаешь как. А вот директор другой, совсем другой, мстит власти или чего, я не понимаю. Жестокий, злопамятный, принципиальный. С тобой зато нянчится, ведь вы в прошлом друзья? Потому и не сказал тебе про последний опыт, пожалел…

— Ну ка колись, Коля, скажи по дружески, я могила! Что за тайна про меня, а?

— А сам не понял? Говорил что ничего не было: чернее чёрного, пустота. Так ведь это ты смерть свою видел, прости. Ай, зачем сказал!

Петрушевский протрезвел, вот оно что! Примерно так он рассуждал, значит в будущем попал во временной вакуум и его, как физического объекта не существовало. Он уже умер, вопрос когда?

Утром, после завтрака, Чистяков засобирался на работу.

— Дима, извини, наговорил вчера по пьяни. Забудь и Сергеичу ни звука — подставишь меня по полной и себе навредишь.

— Естественно, промолчу и какой резон тебя подводить? Сказать по правде с ним последнее время перестал быть откровенен. Но забыть не смогу. — и после неловкой паузы спросил, Коля, а ты программу составить и осуществить запуск можешь?

— Конечно, а тебе зачем? Заговор готовишь?

Оба рассмеялись, Чистяков не придал значения странному вопросу, а Петрушевский больше техническими подробностями не интересовался. Николай Фёдорович ему понравился: юморной, преданный делу и в тоже время какой-то беззащитный, мягкий, совестливый. А что бухарик, так умеет пить держит себя в руках.

 

42. 2017 год

Новая серия испытаний давалась всё тяжелей. В конце года Соболев перевёл на счёт Петрушевского в Сбербанке пятьдесят тысяч рублей. Это обстоятельство служило оправданием еженедельным поездкам в Санкт-Петербург перед женой. Увесистый приработок к пенсии — большая удача в наши дни. Светлана довольна и лишних вопросов не задаёт. Да он и не скажет никогда, зачем мотать нервы супруге. Не поверит и решит, что рассказы о путешествиях во времени — аномалии после комы. Лучше придерживаться версии о токарных работах в мастерской Центра.

Тяжело морально от жёсткого подхода директора к заданиям программы. Всё смахивало на эксперименты с изменениями хода истории, авантюрной основой бескомпромиссных требований и нежелания слушать возражения или замечания подопытного. Сегодня требовалось отправить письмо в Большой дом. Поскольку время не позволяло передавать сообщения на письменных или других носителях, Петрушевский вызубривал содержимое, а его юный двойник в прошлом, но облечённый знаниями из будущего, в точности повторял текст на пишущей машинке. Трофейную механическую «Mercedes Prima» с русским шрифтом, привёз после войны дед из политуправления, где служил во время войны. Мать подрабатывала машинисткой в студенческие годы и Петрушевский помнил, как пятилетним мальчишкой засыпал под бойкий стук клавиш. В памяти сохранилась надпись Mercedes Buromaschinen G.m.b.H. 1933.

В анонимном послании значилось следующее сообщение:

"Полковнику Серебрякову Н.Т. Довожу до вашего сведения, что заведующий лабораторией ОЛИБ при управлении КГБ по городу Ленинграду, гражданин Доос Генрих Иванович связан с БНД (внешней разведкой) ФРГ через родственников по немецкой линии. Кроме того г-н Доос ведёт аморальный образ жизни и состоит в любовной связи с лаборанткой Лидией Сергеевной Колывановой".

Перед знакомым маршрутом к прототипу, Петрушевский не удержался:

— Виктор Сергеевич, но ведь это донос времён сталинских репрессий. Человека возьмут под наблюдение, а любовница тут причём?

— Дима, если понадобится я твоё мнение обязательно спрошу. Именно так и надо отсекать потенциальных врагов. О моральной стороне дела не тебе рассуждать, свои грехи не забывай. Делай как прошу и не задавай лишних вопросов. Тебя не киллером нанимаю, а добровольным помощником по великому блату. И не забудь: я в прошлом ничего об анонимке не знаю и знать не должен!

Петрушевского перекосило, но виду не подал, мысленно бросил в лицо директору: ах ты сука, какие такие грехи ты мне предъявляешь, начальник хренов? Зачем ты вообще появился в моей жизни? Вон как запряг!

Соболев словно почувствовал недобрые флюиды от подчинённого и примирительно добавил:

— Дима, не принимай близко. Это наши гэбэшные игры, пришла пора исправлять ошибки прошлого. Лучше тебя никто не сделает. Оцени степень доверия и не обижайся. Лады?

Бросок много времени не занял. Петрушевский в который раз подумал, что в рамках заданий из настоящего в прошлое, поступил мудро, сославшись на отсутствие воспоминания события. Он не стал рассказывать Соболеву как получив мысленный посыл на выполнение задания, долго взвешивал стоит ли его исполнять. В этот раз победил трусливый обыватель: в конце концов, начальнику виднее, а неизвестный Доос ему не кум ни брат. Выбрав момент, Дима отстучал текст и затем вставил в каретку конверт и заглавными буквами впечатал адрес: "Главное управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Тов. Серебрякову Н.Т.". Кинул конверт в первый попавшийся почтовый ящик, анонимка рано или поздно дойдёт до комитетских, не фельдъегерем же служебной связи отправлять. Вскроют, проверят, зарегистрируют и передадут полковнику.

Дмитрий Сергеевич, по дороге в Выборг прикидывал так и сяк ситуацию и гадал, как долго эта канитель с подмётными письмами, анонимками, редкими встречами с неведомыми контактёрами будет его касаться. Свои обязательства перед Соболевым он считал выполненными. По непонятным самому себе причинам, Петрушевский стал испытывать от путешествий во времени усталость, а порой глубокую депрессию. Мечталось уйти от испытаний и забыть навсегда центр с его комфортом, ресторанным меню и вежливыми сотрудниками.

За эти два месяца он по настоящему сошёлся лишь с помощником Соболева. Чистяков хоть до мозга костей учёный, но не зацикленный фанат дела, а добрый и отзывчивый человек. Натура неуловимо похожая по складу характера на самого Петрушевского. Внутри медленно зрел протест, хотелось всё бросить, спрятаться на даче, с посиделками у камина в кругу с любимой женой и четвероногих друзей. Новый 2017 год встречали втроём. Дети как всегда укатили в Европу. Заручившись согласием жены, что с эрудированным и весёлым собеседником гораздо интересней, Петрушевский пригласил Чистякова. Под шампанское и поздравление президента, разменяли старый год. Стол отменный, настроение праздничное. Разговорились сообща, вспоминали курьёзные случаи прошлых новогодних встреч.

— Дима, а помнишь, как пять лет назад коробка с фейерверками завалилась на бок, а ты с камерой снимал салют. Как зайцем бегал от залпов по земле. Вы знаете, Николай, смотреть смешно, а как вспомнишь жутко.

— Представляю, чтобы не жутко буду смешить.

Николай Федорович начал сыпать забавными историями и потешать анекдотами.

— А вот ещё, Светлана, не смотрите так, очень приличная хохма: а знаете ли вы, что таблица Менделеева впервые приснилась А.С. Пушкину — просто он нифига не понял.

Лежащие у ног собаки удивлённо вскинулись на взрыв хохота Петрушевского и Светланы Петровны. Улыбающийся Чистяков продолжил:

— То что запомнил из выступлений Задорного. Фрагменты школьных сочинений: "Маяковский засунул руку в штаны и вынул оттуда самое дорогое, поднял его высоко и сказал: я гражданин Советского Союза". "Анна сошлась с Вронским совсем новым, неприемлемым для страны способом". "Кутузов мечтал хотя бы одним глазком взглянуть на Париж". "Пьер был светский человек и поэтому мочился духами". "Суворов был настоящим мужчиной и спал с простыми солдатами". "Декабристы накопили большую потенцию и излили её на Сенатскую площадь". "Денис Давыдов повернулся к женщинам задом и выстрелил два раза". "Доярка сошла с трибуны и на неё тотчас же влез председатель". "Гоголь страдал тройственностью, которая заключалась в том, что одной ногой он стоял в прошлом, другой приветствовал будущее, а между ног у него была страшная действительность"… Там ещё много чего, но вижу вам хватит.

Разгорячённые шампанским хозяева вместе с гостем вывалились во двор. Новогоднее небо озарялось фейерверками с соседних участков. Разноцветные блики и грохот разрывов поддерживал атмосферу праздника. Петрушевский вытащил из злополучного сарая коробку модульных салютов на 25 залпов. Установил на садовой дорожке и поджёг фитиль. Вверх устремились зелёные, золотые, красные, фиолетовые пионы, кометы и вертушки. Свист, грохот, мерцание — новогодние атрибуты счастливой и безмятежной жизни. С Новым Годом, друзья!

Встретились за завтраком, помятые не выспавшиеся, возраст берёт своё. Гостеприимная хозяйка нажарила блинов. За столом, под вчерашний салат оливье и блины с красной икрой, мелкие хвори отошли на второй план. Крепкий чай поднял настроение. Купаж из чёрного листового чая с добавками аромата клубники и сливок, оставлял особое послевкусие. Чистяков засиживаться в гостях не собирался. Поблагодарил за гостеприимство и напоследок рассказал ещё один анекдот:

— В дурдоме медсестра пытается открыть какую-то дверь. У неё не получается. Психи подсказывают: "Дёргай сильнее". Она дёргает ручку сильнее, дверь все равно не открывается. Медсестра, задумчиво: "Наверное закрыто". Психи: "Да нет, она просто открывается в другую сторону. Мы думали, тебе ручка нужна".

Не успел Петрушевский отсмеяться раздался сигнал мобильного. Звонил Соболев:

— С Новым годом, Дима! Прошлый год у тебя непростой выдался, желаю в этом здоровья и благоденствия. Интересуюсь, Чистяков случаем не у тебя отдыхает? Не могу дозвониться.

Дмитрий Сергеевич невольно бросил взгляд в сторону насторожившегося Чистякова.

— Нет, не у меня. С чего ты взял?

— Мне показалось, что в последнее время вы сблизились.

Петрушевский, злясь на нежданный звонок и свою ложь, грубовато одёрнул директора.

— Когда кажется, креститься надо, Виктор Сергеевич. Не знаю, где ваш сотрудник встречает новый год.

Соболев пропустил последние слова мимо и жёстко отчеканил:

— Ладно, если свяжется с тобой, передай, жду обоих пятого января. Есть работа. Будь здоров.

Чистяков вопросительно посмотрел, по тому как огрызнулся Петрушевский, догадался кто звонил. Праздничное настроение упало.

— Просил передать, что ждёт обоих через четыре дня. А как я тебе передам, если ты у меня не был?

Николай Фёдорович улыбнулся, разбежался и прокатился по утоптанной снежной дорожке.

— Эх, хорошо здесь! Конечно не был у тебя, акром того раза. Вернусь в город включу связь. Объясню, что встречал праздник у знакомых. А чего поник, что-то случилось?

Петрушевский медлил. Как объяснить, Николаю о своих чувствах к Соболеву. Как рассказать историю их взаимоотношений в прошлом: задержание, понуждение к сотрудничеству. Вспомнить о дружеских отношениях после того, как буквально выдернул куратора из под колес грузовика, совместные пьянки и не только, знакомство с его матушкой. Как раскрыть хорошему, но малознакомому человеку пару-тройку историй с криминальной перспективой, из которых его выручал старший лейтенант КГБ. Из памяти такое не вычеркнешь, тем печальней, что прежний товарищ использует его в своих планах далёких от научных исследований. Начал откровенно помыкать и жёстко пресекать попытки сопротивления.

— Да так, не обращай внимания. В одном с тобой согласен: годы сильно изменили нашего начальника. Может служба в КГБ добавила Вите новые качества, но изменила не в лучшую сторону. Думаю, что работа в этой организации не допускает такие чувства как жалость, сострадание, участие, доброта, ставя в замен расчёт, подавление и приказ. Чем больше узнаю, тем больше разочаровываюсь.

— Дима, давай-ка после следующих экспериментов где-нибудь посидим и поговорим. У меня к твоему бывшему товарищу много накопилось претензий. В гостях не ловко это обсуждать, а вот под хорошую выпивку, пожалуй решусь. Пока.

Форд выехал за ворота, Петрушевский закрыл створки, медленно направился к дому, гадая о чём же таком Чистяков собрался рассказать. Судя по его тональности и внутреннему сопротивлению, информация явно не добрая.

 

43. Учёный и его жертва

Пятого января, по устоявшейся традиции гулять до бесчувствия, в стране продолжались праздники. Но в центре изучения проблем природы времени сегодня кипела работа. Механики проверяли узлы капсулы и вытяжной установки. Группа сопровождения тестировала электронику. Визит к директору приготовил Петрушевскому неприятности. Директор мрачно взглянул на мнущегося у порога подчинённого и не предложив присесть грозно рявкнул:

— Нагулялся с новым дружком? Негоже врать, Дима! Федя Чистяков умный, но телефон выключить не догадался, а лишь заблокировал вызов. Про биллинг забыл, а ещё инженер электронщик. И тебе старпёру невдомёк.

Видя, как вскинулся Дмитрий Сергеевич, остановил жестом руки, — Я не в претензии, главное, чтобы дело не страдало. Пора за работу. Работаем сегодня, затем догуливай неделю где и с кем хочешь, хоть с Чистяковым, хоть с Дедом Морозом.

Дмитрий Сергеевич едва не взорвался, оказывается начальник ещё и следит за ним! Собрался было огрызнуться, но сдержался. Про себя подумал: "Козёл ты, Витя, чего мордой тыкать в чужой косяк, о своих огрехах подумай".

— Теперь о деле, — продолжил Соболев, — "поездка" в этот раз будет особенная и очень непростая.

Петрушевский напрягся. К чему готовит доктор наук в этот раз? Вновь порадовался за себя, что разыграл потерю памяти после броска во времени. А вот нынешнюю память не отобьёшь, не выкинешь из головы демагогические рассуждения о зле во благо, плотную опеку и навязанные поступки. Всё, хватит, пора ставить Соболева на место.

— Слушай внимательно, поднял архивные записи. Изучил выписки из уголовных дел связанных с терроризмом. Надо, чтобы ты разыскал фигуранта, попавшего в подозреваемые, но за недоказанностью причастности к преступления, проходившим по делу как свидетель. В подробности посвящать не буду. Слушай, как требуется поступить. Найдёшь человека и представишься от…

Чем дольше Соболев говорил, тем больше росло внутреннее сопротивление. Когда Соболев сделал паузу, Петрушевский взорвался протестом:

— Витя, ты с дуба рухнул, надоело! Я подписывался помогать науке, а не криминально-ментовским разборкам. Седлай машину времени и отправляйся корректировать собственные косяки в прошлом. Помог мне с памятью — низкий поклон, но отрабатывать таким образом благой поступок не обязан. Вот пропуск, я ухожу!

Соболев поднял тяжёлый взгляд и чеканя каждое слово, словно вколачивая в мозг, пригвоздил взбунтовавшемуся подчинённому:

— А что мешает в прошлом не вызволять тебя за драку с телесными повреждениями, забыл? А мутная история с изнасилованием, где ты якобы не виноват, но ведь это как повернуть. Тебя отмазывала Контора, система, которую я представляю. А фарцовка, связь с финским контрразведчиком, а пистолет, забыл. Забыл кому давал подписку о сотрудничестве. Пожалуй я нарушу инструкцию, смотаюсь в прошлое и откорректирую биографию мятежного Петрушевского. И будешь сидеть не в научном центре, где о тебе заботятся, а париться на нарах или гнить на Богословском кладбище рядом с героическим дедом. Смотри сюда.

Соболев живо поднялся, стало заметно, как непросто ему сдерживаться, открыл сейф и достал увесистое дело, повернул обложкой и сунул папку в лицо испытателя, Петрушевскому хватило времени прочитать свою фамилию. Затем начальник отправил досье назад и громко хлопнул крышкой, не всилах сдерживать эмоции. Запер компромат и взял себя в руки. Стальным голосом отчеканил:

— Вся твоя жизнь в этой папке, личное дело здесь, а не в архиве. Ты врёшь мне, а я к тебе с открытыми картами, как близкому человеку, которому доверяю. Запомни, ты винтик механизма, а я пружина, приводной механизм. Раз не хочешь по хорошему, то будем по протоколу: сопротивляешься, иди на свалку свою дерьмовую прошлую жизнь. Как тебе такой расклад?

Из Петрушевского словно выпустили воздух, кольнуло сердце, он сжался и опустил голову. В голове метались мысли: сам дурак, не сдержался и получил оборот. Зато начальник раскрыл пугающие резоны, но сдаваться рано. Требуется отыграть страх и покорность. А что если решить одним ударом, оглушить этого божка, вырваться из лаборатории и рвануть на телевидение, собрать журналистов? Чушь, я чересчур слаб против этого хищника. И тут словно вновь ударило током и вспыхнуло простое и страшное решение. Как он раньше не додумался?

— Ладно, ладно, Виктор Сергеевич! Я всё понял, прости мой дурацкий характер: ляпну невпопад, затем жалею. Давай договоримся: я ничего не говорил, ты ничего не слышал. Мир и дружба?

Он протянул руку теперь уже ненавистному человеку, но в глазах читалась преданность и покорность. Не просто мерить на себя личину артиста и играть на грани срыва. Но теперь у Петрушевского имелся план — сверхмощное оружие и защита от стресса. Соболев если и разглядел двурушничество, то не подал вида и словно нехотя протянул руку. У него тоже созрел тайный умысел, главное решить особую задачу чужими руками, а потом отправить Петрушевского в путешествие из которого не возвращаются.

— Ладно, строптивый ты мой, уточним детали. Вопросы есть?

— Конечно, ты не сказал в какой отрезок времени это нужно сделать? Я имею ввиду год и месяц.

— Лето семьдесят второго, а тебе-то не всё равно?

— Так я в это время ещё служу в армии.

— Ну и что? У тебя каждый выходной увольнительная, забыл?

— И то верно, можно и в самоволку, если необходимо.

— Необходимо! Дима, детали продумаешь и решишь сам, сделай не позже конца июля. Или опять будешь фордыбачить? Давай повторим сценарий, затем на стенд, выполнишь задание и свободен до завтра.

… Петрушевский нашёл Балабана по адресу в Парголово. Хорошее место, тихое. Маленький деревенский домишко, в зелени разросшихся деревьев и не подумаешь, что в нескольких километрах огромный город. Дима невольно сравнил этот участок с будущей дачей в Ландышевке. Сделал вывод — его место выигрышнее: участок больше, дом большой и современный, залив в двух шагах. Мужик ковырялся в огороде, на вид лет пятьдесят, весёлое и открытое лицо. Отложил лопату:

— Тебе чего, пацан?

— Дело до Балабана. Если ты, отзовись.

— Ошибся, молодой, нет тут таких.

— Козырной просил передать привет и оказать помощь. Ещё он рассказывал о рывке перед войной. Я с "пятёрки", что в Рубцовске, откинулся недавно. Козырной зону держал, я главшпаном за ним. Ещё добавил, что рассчитывает на помощь. Вспоминал твои выкрутасы на пересылке в Крестах и байки, что травил о мусорах.

— Ладно, Козырного помню, зайди.

Балабан пропустил визитёра вперёд, оглянулся и пригласил в дом.

— Присаживайся. Как зовут?

— Кличут Ранний.

— Ладно, излагай, Ранний.

— Надо пять кусков "хозяйственного мыла". Причиндалы и ходики. Один комплект мне, второй тебе нужно занести в квартиру и заныкать на антресолях или в подходящем месте, вот адрес хаты, где оставишь сюрприз. Хозяин днями на работе, жена по утрам отводит детей в школу, замок пальцем можно открыть. Плачу штуку, что скажешь?

— Лаве засвети.

Петрушевский вытащил пачку, которую заимствовал из собственной заначки и передал исполнителю. Сорок четвертных купюр перетянутых резинкой, сразу привлекли внимание Балабана. Взвесил пачку на ладони, закурил и после паузы согласился. Дмитрий показался Балабану убедительным, сказалась тюремная закваска Петрушевского из недалёкого будущего.

— Козырному верю как себе, а значит твои слова примаю. Напомни, где ты чалился?

— Где чалися там уже нет. Ты проверки брось, Балабан. Я чужому штукарь предлагать не стану. Козырной тянет мазу за меня, этого мало? Готов помочь, поддержи, а порожняк не к чему.

— Лучше бы малява от старого кореша, но почерка его не помню. Ладно, жди, — коротко бросил хозяин и ушёл в сад.

Вернулся через десять минут, положил на стол перепачканный в земле цинк из под патронов. Взял со стола нож и умело вскрыл крышку, вместо патронов в железном ящике лежали, переложенные сальной бумагой, тротиловые шашки. Тут же капсюли, бикфордов шнур, несколько будильников переделанных под таймеры и всякий технический хлам — полевой комплект террориста. Извлёк пяток шашек, больше напоминающих куски хозяйственного мыла, ловко стянул их изолентой, приладил будильник, плоскую батарейку, затем приторочил провода и завернул каждый в газету. Один свёрток уложил в коробку из под обуви перетянул крест накрест бечёвкой и подвинул Петрушевскому.

— Пользоваться умеешь? Объяснить что к чему?

— Мне без надобности. Свой "подарок" ни в коем случае не активируй, — Петрушевский споткнулся, — в смысле не включай и сотри пальцы. Благодарствую и прощай, братишка. Мир тесен, авось пересечёмся.

После визита к Балабану, Дмитрий выполнил вторую часть плана Соболева: доставил коробку в камеру хранения № 13 на Финляндском вокзале. Вспомнил, как на вопрос, что камера может быть занята, Соболев усмехнулся:

— Эта занята не будет, наберёшь код А400, откроешь бокс, положишь посылку и захлопнешь. Дальше не твоя забота…

После путешествия, Соболев помог выбраться из капсулы и сверля взглядом Петрушевского, как обычно молвил:

— С возвращением, Дмитрий Сергеевич. Как самочувствие?

— Вроде нормально, жаль не помню какая погода стояла в том месте куда ты меня отправил. Ну, что, я свободен на сегодня?

Петрушевский медленно спускался по лестнице к гардеробной. В голове стоял вопрос: что за комбинацию затеял Соболев. Это встреча с дачным террористом, два взрывных устройства, камера хранения на Финлядском и адрес на Рижском проспекте. За всеми приготовлениями стояло что-то страшное. Петрушевский на уровне интуиции догадывался, что втянулся в цепочку событий с фатальными последствиями. Сейчас клял себя за малодушие, ведь варианты были, например удалить запалы или вовсе выбросить коробки. И совсем уж просто, не навещать старого зека Балабана. Но тут вспомнил про собственный план, который поставит крест на страшных комбинациях Соболева и на душе отлегло. Осталось всё объяснить и договориться с Федей.

 

44. Исповедь

На улице кружились снежинки и попадали на разгорячённые лицо. За проходной нетерпеливо топтался взволнованный Чистяков.

— Дима, Соболев всё знает! У тебя-то как? Во время запуска я смотреть в твою сторону боялся.

— Злой как чёрт. Меня открытым текстом прищучил за ложь о тебе. Предлагаю двинуть в "Метрополь", место проверенное, там и поговорим.

Поехали в центр на метро. С пересадкой вышли у Гостиного Двора и уверенно двинули в ресторан. Тут Петрушевский чувствовал себя как рыба в воде. В заведении перерыв на перекрытие, но Дмитрий Сергеевич договорился с официантом и тот провёл в малый банкетный зал на втором этаже. После нескольких рюмок под знаменитые киевские котлеты, товарищи расслабились и стали изливать душу. Разговор являлся как бы продолжением дискуссии, начатой ещё на даче, а объектом тот же злой дух — Соболев.

— Представляешь, сегодня отказался выполнять его установки, но этот гад прижал компроматом из прошлого. Я кое-как выкрутился и обещал подчиниться. И сделал, будь он неладен. Сказать по правде теперь боюсь этого человека, а считались друзьями. Но диктаторские замашки сильно достали, но теперь есть основания бояться за свою жизнь, я для него, после сегодняшнего скандала, отработанный материал. А знаешь, что от меня требовалось? Найти одного уголовника забрать у него взрывчатку и отнести в камеру хранения. Мало того, заплатить этому типу, чтобы тот подбросил тротил в квартиру. В жизни бы не признался, но держать в себе не могу. Такими темпами скоро заставит устранять недругов или неугодных. Не сомневаюсь, у бывшего офицера КГБ врагов немало. Жаловаться некуда, в журналистов и телевидение, не верю. Этот узнает от своих покровителей раньше, чем дело получит огласку и просто избавится от меня. Федя ты чего?

Перепуганный Чистяков слушал с расширенными от ужаса глазами и силился что-то спросить. Видно как приятель потрясен рассказом Петрушевского.

— Дима, а номер ячейки не тринадцать?

— Ну да, тринадцать, код А400. Эти числа долго не забуду.

Чистяков всхлипнул и махом выпил рюмку, налил ещё и снова осушил. Балагура и добродушного помощника Соболева было не узнать. Страдание на лице было искренним, учёный настолько подавлен, что взял себя в руки и заговорил лишь после третьей подряд рюмки. Морщась, выдавливал слова покаяния, которые жгли учёного. Словно прихожанин на исповеди избавляется от страшного земного греха, Чистяков выплёскивал жуткую правду на изумлённого Петрушевского:

— Помнишь я рассказывал о начальнике нашей лаборатории и звали его звали Доос Генрих Иванович. Доос умер во внутренней тюрьме КГБ от разрыва сердца. Его обвинили в подрыве лаборатории, потому, что нашли в квартире самодельную бомбу, которую тебе передал тот уголовник. Но будь Генрих Иванович трижды террористом, никогда бы не стал держать в квартире такой компромат. А я, дурак, привёз коробку в ОЛИБ, по просьбе Соболева. Плохо помню, кажется он говорил о командировочном из стороннего НИИ, согласившегося доставить дефицитные детали для нашей установки. Курьер опаздывал на другой поезд, поскольку проезжал транзитом, буквально на бегу сунул коробку в камеру хранения, якобы успел дозвониться нашему Соболеву и назвать код ячейки. После твоего рассказа теперь знаю, какой груз привёз в ОЛИБ. Дима, а ведь не Доос взорвал лабораторию! Это гад Соболев сделал! Убирал талантливого учёного, чтобы присвоить себе его разработки и выбить деньги на новую лабораторию, где он стал бы полновластным хозяином. Просчитался наш хитрожопый мастер тайных операций. Лабораторию закрыли, а гэбэшник остался трудится в своих органах. Но уже не талантливым учёным, а простым оперативником. Сам рассказывал, когда восстанавливал в девяностых центр по изучению проблем времени.

Обалдевший от таких откровений, Петрушевский воскликнул:

— Получается, что Соболев знал о взрыве и всю документацию спрятал? А мог шеф не ставя никого в известность втихаря смотаться в прошлое и кое-что подправить? Ведь это так логично и свидетелей нет и верти крути как хочешь.

— Не знаю. На испытаниях я всегда присутствовал, составлял отчёты, писал программы, дублировал Соболева на пульте управления. Может и нырнул втихаря, хотя шеф панически боялся капсулы, не иначе фобия. Витя хитрый. Но я о главном не сказал, до сих пор это было тайной. Когда он откупил корпус института и стал монтировать первый образец, то представил схему необычного прибора, который называл "концентратором". Суть устройства в сгущении поля при создании четвёртого измерения. Состоит из несколько плат, а главное антенны, изготовленной из особого сплава, работающей как на приём, так и на излучение. Такая фиговина позволяет в определённых условиях переносить человека во времени без целевого указания и программного обеспечения. Устройство не занимает много места, его можно маскировать под приборы бытового пользования. Соболев всё окружал тайной, почему не испытывали их в лаборатории — для меня загадка.

Чистяков перевёл дыхание, маханул следующую рюмку, похоже, алкоголь его совсем не брал и продолжил:

— По особому списку эти штучки установлены на пяти объектах, среди которых и твой адрес. К тебе на дачу приехал сотрудник и заменили счётчик электроэнергии в сарае. Ты ничего не заметил, а при нашем тесном знакомстве в прошлом году, я демонтировал наш прибор и заменил на обычный. Теперь последнее, Дима, уверяю, я тут ни причём: во время электрического разряда сформировалась особая субстанция и тебя перебросило в прошлое. Ты лежал в коме, а твой двойник в прошлом проживал с историей твоей жизни от момента поражения. Мы ломали голову, как вернуть тебе память, точнее только я об этом думал, Соболеву ты нужен лаборатории, дальше сам знаешь. Смею предположить, что в четырёх других адресах, проживали люди так или иначе связанные с начальником центра.

Петрушевский в конец растерялся под натиском шокирующей информации, зато получил ответ на вопрос, мучивший с момента рокового удара током. Соболев, который из доброго приятеля трансформировался в коварного недруга, обрёл черты вселенского зла. Всё сплелось в неразрешимый клубок проблем, выход из которого только один. И Петрушевский решился изложить его Чистякову. Катнул желваки на щеках:

— Больше так не могу, у меня есть план, но без твоей помощи не обойтись.

У Чистякова загорелись глаза. Он разлил водку и подался вперёд.

— Коля, подожди пить! Всё очень просто, мне надо попасть в испытательный зал, естественно без догляда Соболева, а ты должен отправить меня в 19 декабря 1968 года. Там, наконец, решу наши проблемы. Тогда вернёмся к нормальной жизни без свихнувшегося доктора наук. Директор исчезнет из нашей памяти. Каждый из нас пойдёт своим путём, ты в науку, я в народное хозяйство.

Но реакция научного сотрудника оказалась непредсказуемой. Чистяков взвился и заметался по банкетному залу. Повернулся к Дмитрию Сергеевичу и гневно выпалил:

— Что надумал, собираешь его убить?! Я в этом не участвую, каким бы монстром не казался Сергеевич, я пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе. Хочешь уподобиться гэбэшному беспредельщику, валяй, но без меня!

— Коля, скажи на милость, чего разорался, разве я сказал, что собираюсь его убить? Ты читал мою непростую биографию, — пристально взглянул на Чистякова и тот невольно кивнул головой, — но грех на душу не возьму ни за что. Тут всё иначе, кончай бегать и выслушай.

Петрушевский внятно и подробно объяснил учёному непростую задумку. Когда закончил, лицо собеседника разгладилось, возбуждение сменилось радостью и надеждой, Николая Фёдоровича отпустило.

— Вот так просто, я и не знал, ведь Витя никогда не рассказывал об этом случае. Промысел божий разрубит гордиев узел. Не возражаю — это правильно! При таком раскладе, я на твоей стороне. Теперь по плану: программу составить пустяки, код замка знаю. Соболев затеял завтра очередной запуск, либо ни о чём не подозревает, либо решил запустить тебя подальше и избавиться. Узнаем время и опередим шефа. На полчаса раньше проникнем внутрь. В зале, как на режимном объекте смонтирована блокировка двери на случай нападения или обстоятельств непреодолимой силы, вот ей и воспользуемся — внутрь никто не сможет попасть. С директором последнее время охранник, врач Лёшка и возможно техник, если меня уже в расчёт не берёт. Нам от силы нужно минут пятнадцать прогреть установку, загрузить программу. За такой промежуток времени бронированную дверь не откроют и код при закрытой двери не сменят. Если попробуют отключить электричество, на то в постоянной готовности три резервных генератора, пока их вырубят, ты будешь уже далеко. Запиши точную дату и время события, я сделаю резерв, чтобы не промахнуться и попасть наверняка. Тогда наверняка.

Довольные заговорщики бросились обсуждать детали и фантазировать на будущее. Водка, как вредный отвлекающий фактор, временно забыта. Дмитрий Сергеевич посмотрел на часы, пора собираться домой. На поезде сегодня не поедет закажет такси и к девяти вечера будет в Ландышевке. Завтра нужно вернуться в центр к двум часам дня, времени вагон. Перехватил взгляд Чистякова, можно и махнуть на дорожку. Засмеялись одновременно посетившей мысли, Николай Фёдорович напоследок схохмил:

— А не хлопнуть ли по рюмашке, уважаемый Дмитрий Сергеевич? — подражая интонации Костика из фильма "Покровские ворота", изрёк Петрушевский.

— Заметьте: не я это предложил! Наливайте! — подхватил интонацию Петрушевский.

Неожиданно подумалось, ведь жизнь изменится и если у Петрушевского дальнейший путь как на ладони, лишь шрам вернётся на лицо, то судьба Чистякова сложится иначе, поскольку уже не будет связана со злым гением.

— Коль, сам чем будешь заниматься?

— Точно знаю что, не женюсь и больше внимания уделю маме. А в науке в любое время себя найду, зря что ли с красным дипломом физфак универа закончил, как и Соболев, между прочим.

При упоминании этого имени оба снова помрачнели. Завтра последний день — крайний бросок!

 

45. Крайний бросок

Предъявив пропуск на проходной, зябко поёживаясь, Петрушевский направился в корпус центра изучения проблем природы времени. Сдав куртку в гардеробе и нацепив бахилы, поднялся на второй этаж. Нервно поздоровался с дежурным на посту, прошёл в палату и завалился на кровать в своей любимой позе, подложив правую руку под голову. В который раз он проигрывал вчерашний разговор и поражался гибкости человеческой натуры. Как ловко Соболев используя его и Чистякова готовит своё будущее от перспективного учёного с погонами старшего лейтенанта КГБ конца шестидесятых до успешного бизнесмена, доктора наук и признанного разработчика машины времени в двадцать первом веке. Как меняется человек, безжалостно тасуя человеческие судьбы, выстилает дорогу к успеху и благосостоянию.

Перед обедом заговорщицки подмигнув, в палату юркнул Чистяков.

— Привет, Дима. Я всё узнал, на программу нужно десять минут…

Он резко оборвал себя, видя как Петрушевский яростно показывает жестами на рот. Спохватился, хлопнул себя по лбу и неловко соскакивая с темы добавил:

— Виктор Сергеевич обещал вернуться к испытаниям, не забудь провериться у Алексея. Я чего зашёл-то? Мне кажется, что забыл у тебя на даче тестер, вернёшься домой, посмотри, пожалуйста.

Петрушевский, укоризненно качая головой, подстраиваясь под тему, обещал порыться в сарае и поискать прибор, если таковой оставил рассеянный электрик. Несколько минут поболтали ни о чём, при этом Дмитрий Сергеевич жестами показал Чистякову, что настроен решительно и готов немедленно действовать. Время, которое до сих пор работало против, сегодня обязано изменить жизнь обоих заговорщиков.

Дверь распахнулась, на пороге стоял Соболев. Выражение лица не обещало ничего хорошего, но это уже не пугало. Оба знали, что впереди ждут большие изменения, но главное, это нормальная жизнь, без корректив со стороны и жёсткой опеки свихнувшегося учёного.

— Давайте-ка ко мне, господа интриганы! Есть вопросы.

В знакомый кабинет вошли уже вчетвером. Четвёртый, плечистый качок с настороженным взглядом, занял место в углу. Петрушевский и раньше встречал охрану, но не обращал внимания. Суровые телохранители вели себя незаметно, одеты буднично, резиновые дубинки и подплечные кобуры не носили. Крепыш не спускал глаз с Петрушевского и Чистякова, словно держал на мушке. Это выглядело угрожающе, Чистякову стало вдруг страшно. Но бодрый голос сообщника вернул уверенность.

— Что-то случилось, Виктор Сергеевич?

Вместо ответа Соболев, выдержав паузу, рявкнул:

— Колитесь, что это вы там затеяли? Какая такая программа, на которую нужно десять минут?

— Вить, ты чего так разволновался. Я любопытный по жизни, ты ведь знаешь. Оттого поинтересовался у Коли сколько времени уходит на составление программы "полёта". Какой заговор? Тебя "боевое" прошлое не отпускает? Где прячется бдительная химера подозрения? Надо её усыпить порцией добротного коньячка, мне точно не помешает после вчерашней взбучки.

Все рассмеялись, даже у охранника мелькнуло что-то вроде улыбки. Напряжение спало. Соболев кивнул угрюмому телохранителю:

— Иди, дальше мы сами. И всё-таки, Дима, зачем тебе это?

— Да говорю, любопытство. Мы же команда, на технические детали мне жизни не хватит, а частности — интересно.

— Врёт тебе Коля, как сивый мерен: чтобы составить матрицу ушли годы, алгоритм программы тоже требует времени. Ладно, раз уж вы здесь, то настраивайтесь на четыре часа. Всё как обычно, врач плюс хорошее настроение. Свободны.

Уже в коридоре, Петрушевский шёпотом поинтересовался:

— Как же ты так лоханулся, ведь предупреждал, сам знаешь о его прошлом в КГБ. А это правда про время?

— Ты меня как раз оборвал — десять минут на запуск, а программу я дома составил, в кармане на флешке. Перед запуском установлю. Десять минут и гудбай Витя. Пропади оно всё пропадом!

Без двадцати четыре, Петрушевский осторожно выглянул в коридор. Тихо. Дорогу он помнил с завязанными глазами. Быстрым шагом подошёл запыхавшийся Чистяков. Теперь на видеокамерах охраны: сотрудник и испытатель двигающиеся к экспериментальному блоку. У дежурного смены график испытаний перед глазами, никакого повода для беспокойства. Перед массивной бронированной дверью, Николай Федорович привычно набрал код замка. Обратного пути нет! В помещении зажёгся свет, теперь надо заблокировать дверь между настоящим и прошлым. Чистяков достал красную магнитную карту "аварийку". Приложил к считывателю рядом с кнопкой тревоги.

— Двигай в капсулу! Остальное я сам! Давай обнимемся на дорожку, Дима.

— Прощай, Коля, ты настоящий друг и порядочный человек, всех тебе благ в прошлой жизни.

Петрушевский видел, лёжа на столе капсулы, как суетился у ноутбука Чистяков. В дверь глухо забарабанили. Внезапно из динамика раздался голос Соболева:

— Немедленно разблокируй дверь. Не смей ничего делать.

Чистяков лихорадочно метался у пульта управления, динамик не унимался. Теперь уже бывший помощник задорно крикнул в микрофон:

— Всё, Витя! Встретимся в другой жизни. Не поминай лихом.

— Блядь! Ты что творишь сука! Отдаёшь себе отчёт, какое преступление ты совершаешь? Я тебя на кусочки разберу, сволочь продажная. Спелись враги, я чувствовал.

Как долго проходят эти десять минут! Петрушевский вцепился побелевшими пальцами в поручни. Мелькнул свет, ага всё-таки вырубили линию, но тут же включился резервный генератор. Зажужжал приводной механизм, стол тронулся и стал въезжать в туннель. Теперь Петрушевский слышал шумное дыхание Чистякова через собственную связь установки.

— Как там у тебя, Коля?

— Сейчас, сейчас, Дима. Пара минут, программа пошла. Слышишь, как наш кощей мечется, чует что подобрались к яичку, где иголка. Сам не оплошай. Прощай!

… В тот же миг всё исчезло. Сейчас юный Петрушевский оказался на площади у Финлядского вокзала. Он знал точно, что в этот слякотный декабрьский день случиться то, о чём мечтал постоянно. Принято выверенное и жестокое решение, решение во благо своего будущего, во благо будущего Чистякова и множества людей так или иначе связанных с Соболевым. Он спасает жизнь Доосу. Зло ещё не родилось, оно только формируется в голове старшего лейтенанта. Он уже прижал Петрушевского, выполнив приказ Серебрякова и изменил бытие восемнадцатилетнего парня, исполнив жёсткий обряд вербовки принятый системой.

Только не растеряться, не передумать в последний момент. Источник курил сигарету за сигаретой в ожидании куратора и поглядывал на часы. Вокруг обычная привокзальная суета. В людском потоке обозначился Соболев. Уверенный сотрудник КГБ, познавший власть над людьми, учёный, изменивший жизнь Петрушевского и сделавший его заложником своих опытов над временем. Но не будет знакомства с его мамой, исчезнет или возникнет в другом месте и времени ОЛИБ, не произойдёт броска в школьную юность, как не возникнут в будущем новые отношения Соболева с Петрушевским, а главное — жизнь потечёт в русле заданной временем и пространством программе.

Соболев протянул руку, не догадываясь, что это последний жест приветствия. Дмитрий Сергеевич боялся поднять глаза, в ушах стояли слова, брошенные в дикой ярости директором из будущего. А сейчас перед ним порядочный, преданный своему делу учёный и старший товарищ.

— О чём задумались, Дмитрий?

— Да, так не обращайте внимания.

Будь сотрудник опытней и внимательней, заметил бы мандраж подчинённого. Тронулись неумолимо приближаясь к развязке. Вот они на роковом переходе. Петрушевский сжался, внутри похолодело, в который раз мелькнула мысль: ещё не поздно всё отменить. Господи, как страшно! Дальше как в замедленной съёмке на них летит "сумасшедший" грузовик — кара небесная, фатум! Соболев занёс ногу и шагнул вперёд, Дмитрий, подхлёстнутый выбросом адреналина, отскочил назад. ГАЗ-51 как будто споткнулся о живого человека и обдав Петрушевского жаркой волной металла и солярки, улетел по касательной в стену здания. Дикий крик Соболева, последнее, что услышал Петрушевский. В тот же момент он растворился, неумолимые законы времени стёрли картинку — миг равный эпохе унёс пленника в злополучный хозблок, построенный спустя сорок восемь лет.

Люди, сбежавшиеся к месту происшествия испуганно таращились на распластавшееся бездыханное тело. Старушка в платке, горько вздохнула:

— Прям как в блокаду, лежит сердешный никакой. Перед Богом все равны, что молодой, что старый, — она перекрестилась и уже обращаясь к запыхавшемуся капитану милиции, добавила, — тут один парень шёл рядом. Видела как он отскочил, да исчез, сбежал должно быть.

Капитан пошарил по карманам трупа, вытащил красное удостоверение. Прочитав разворот, испуганно охнул — этого ещё не хватало, теперь отписывайся. Спрятал корочки в карман и бросился к заглохшей машине, из кабины которой, разъярённые граждане вытаскивали вяло сопротивляющегося водителя.

На грязном асфальте с неестественно вывернутой рукой и продавленной грудной клеткой лежал несостоявшийся лауреат нобелевской премии за создание прототипа машины времени, старший лейтенант КГБ, Соболев Виктор Сергеевич. Широко отрытые глаза взирали на хмурое декабрьское небо за которым стояло бесконечное пространство вселенной. Место, где вечная материя света и времени порождают неповторимый мир бытия. Суетливая бабуля не выдержала, наклонилась и прикрыла веки покойного тёплыми пальцами:

— Господи, спаси и сохрани! Прими душу невинно убиенного! Помилуй нас грешных!

…На заводе "Русский дизель" в токарном цеху случился переполох. В каморку мастера производственного участка ворвался бригадир.

— Антоныч, звони в медпункт. У нас стажёр, молодой пацанчик Петрушевский, грохнулся на пол без сознания, а может и хуже. Свалился, как подкошенный, ни с того ни с сего.

Прибежавшая медсестра пощупала пульс и скомандовала рабочим, окружившим лежавшего на грязном цементном Петрушевского, отнести парня в медчасть. На месте замерила давление, потёрла уши, поводила нашатырём и собралась вызывать неотложку, но тут ученик токаря открыл глаза и стал подыматься с кушетки. На протесты медсестры, возразил:

— Нормально, доктор. Я уже в порядке, со мной такое уже случилось однажды. Не беспокойтесь, сейчас вернусь к станку. Всё будет хорошо!