Полумрак. Неясный силуэт… Тихий голос, а лица не видно. Не оттого, что темно… Память стерла эти когда-то столь знакомые черты. Но голос забыть было сложно…
Она пела. Что-то на французском… Никогда не мог запомнить слов, но мотив был узнаваем. Сквозь пелену, похожую на шелковую ткань. Фиолетовую или синюю… Сознание выбирало именно эти цвета.
Пальцы, скользящие по волосам. Как будто это никогда не кончалось. Он часто засыпал, положив голову ей на колени. Во сне видеть себя спящим… Удивительно. Но ведь трудно сказать наверняка, в какой момент происходящее становится иллюзией…
До нее нельзя дотронуться. Только слушать… Но от этих столь простых действий действительно становилось легче. Это было давно. Но во снах приходило до сих пор. Даже если наяву он не вспоминал об этом…
Но иногда фиолетовый шелк становился красным. Пропитываясь кровью… Тогда сон превращался в кошмар. Потому что это была ее кровь. Стекая по вискам, капая на руки. Она не пела. Просто смотрела на него. Нельзя кричать. В этих снах нельзя было кричать…
Даже просыпаясь посреди ночи с другой женщиной, он открывал глаза, смотря на свои руки. Машинально. Ожидая увидеть кровь… Почти чувствуя ее липкое тепло. Ведь это сделал не он! Пытаясь очнуться от этого ужаса. Лишь потом осознавая, что то было всего лишь дурное видение. Наверное, это было глубже, чем он мог предположить. Где-то очень далеко… Его собственный кошмар.
Но теперь был только голос. Осторожные прикосновения. Тревога… Будто бы забытая. Будто что-то, волнующее его сердце, осталось где-то очень далеко. Что это было? Он забыл что-то просмотреть? Прошение? Не подписал нужные бумаги? Ведь он точно должен был уже встать… Отведенные полчаса уже прошли. Или нет… Он не хотел, чтобы это прекращалось… До тех пор, пока сон не превратится в кошмар… Пока рыжие волосы не запачкаются кровью.
***
В полутьме трудно ориентироваться. Но Алиса смогла. Шла. Шла вперед уверенно. Шум… Треск рвущейся бумаги. Разорвала, даже не став читать… Зачем?
Надежда, трепет внутри. Вот оно, счастье, — только руку протяни… В ее руках.
Оправдавшаяся надежда, сменившаяся какой-то непонятной злостью. Да, это был почерк адъютанта. Да, это его рукой было написано столь длинное и, наверное, весьма красивое в своем удивительно страстном стиле послание. Послание… Как же оно оказалось здесь? Глаша оставила перед уходом. Сколько их могло быть? Теперь уже не важно.
Восторг. От своей решимости? От смелости? Возможно, впервые в жизни она сделала осознанный выбор. Впервые в жизни судьба не несла ее по течению, словно пожелтевший опавший лист. Она решила…
Рвала. Рвала быстро. Потому что потом это взяло бы вверх. Завладело бы ее сознанием… Ответить — и все обвинения, все обиды останутся в прошлом… Круговорот страсти… А что после?
Сожгла бы, если только не желание… Желание бежать. Туда, где она была нужна. Она не уйдет. Теперь нет… Пусть накричит. Пусть попытается прогнать. Она долго была скверной женой… Но что-то внутри толкало ее. Заставляло идти вперед. Потому что в ее спальне остались лишь клочки исписанной бумаги.
Надо было сделать это еще раньше… Но, быть может, время — минуты, проведенные в одиночестве, — так подействовало на нее. Может, это письмо. Необходимость теперь быть рядом… Или же ее шаг к своей свободе? Что так влияло на нее в тот момент, Алиса не знала. И понимала, что решимость ее, скорее, погаснет, едва она подойдет ближе. Но разве сможет она простить себе, сможет жить дальше, если с ним что-то случится? Почему он говорил это? Эта опустошенность, эта растерянность… И даже более того. Почему она сразу не прекратила это… Она редко понимала, насколько правильными бывали ее действия. Но теперь чувствовала: ошибки не случится. Она выбрала, пусть и не обязательно верный, но единственный путь. И пока не наступит утро следующего дня, сомнения не истерзают ее душу. А потом… Теперь же она вздохнула глубоко, мысленно молясь о том, чтобы удача не изменила ей и все разрешилось благополучно.
Не стала стучать. Побоялась… Но, войдя тихо, поняла, что ее предосторожности оказались ни к чему: в комнате никого не было…
Голубоватое пенсне лежало на столе. Горели свечи. Работа неизвестного художника на стене — пейзаж, лучи солнца, проглядывающие сквозь хвойные ветки, — удивительная «частичка природы» среди тщательно организованного пространства. Но мужа Алиса здесь не застала.
Страх… Всегда возникает, когда в порыве неожиданного вдохновения человек стремится скорее осуществить свои идеи, страшась лишь того, что что-то может пойти не так. Сердце билось гулко. Она огляделась в растерянности. Все указывало на то, что Сергей Владимирович еще не ложился. Впрочем, она могла и ошибаться.
Спальня, смежная с кабинетом, чему способствовала привычка часто заниматься делами службы по ночам, время от времени прерываясь на недолгий сон. Дурная привычка, но иногда иного выбора совершенно не оставалось.
Он заснул. Даже не раздеваясь. Много планов, много дел требовало внимания. Но организм не выдержал. Не в этот раз.
Алиса сделала несколько шагов вперед… Чувство нежности. Жалость… Покрывало, даже не снятое… Сон вынужденный. Но не безмятежный… Алиса осторожно опустилась рядом. Ей не придется уговаривать, не придется просить прощения. Как будто сжался внутри ее тела маленький комочек. От невыносимого чувства нежности… Что надо сделать со вполне здоровым взрослым мужчиной, чтобы заставить чувствовать себя так? Намного меньше, чем она уже сделала. Всхлипнула… Погладила по голове, будто пытаясь вернуть все то, что уже давно упустила. Чего не давала прежде: чувства заботы…
Мужчина вздрогнул под ее рукой. Резко приходя в себя. Алиса отстранилась. Что сказать? Что она скажет?
Осоргин, казалось, ее и не заметил. Посмотрел куда-то мимо нее, садясь на кровати.
— Что-то забыл… — закрыв глаза, проводя рукой по лицу. — Что-то…
Повернувшись к ней:
— Надо работать.
Тревога… Алиса коснулась его плеча, успокаивающе гладя.
— Никуда не надо… Сергей, ложись.
Несколько секунд понадобилось для того, чтобы прийти в себя окончательно. В глазах мелькнуло узнавание. Сергей Владимирович смотрел на нее, будто бы пытаясь понять, что она делает здесь теперь. Что…
Отшатнулся, как от ядовитой змеи. Алиса вздрогнула от неожиданности. Одними губами прошептал одно из ряда тех выражений, какие в приличном обществе употреблять не принято…
Алиса смотрела на мужа с грустью. Не пытаясь быть ближе. Не стоит, если первая реакция на твое общество — желание отодвинуться как можно дальше… Но пока в ней осталась хоть капля решимости, она не сдастся.
— Я говорила с гувернанткой, — неспешно протягивая руку, касаясь его груди, — Феде лучше, — расстегивая пуговицы на пиджаке. — Жар спал. Есть надежда…
Не отстранился, напряженно пытаясь понять, что она от него хочет. Алиса снимала с него пиджак мягко и сосредоточенно. Продолжая говорить…
— Тебе нужно отдохнуть, — чуть более высоким от волнения голосом. Переходя с официального, принятого «вы» на «ты», что случалось только в моменты их особенной близости.
Ночь — время, когда кажется, что любая ошибка, любое откровение останется там навеки. Растает, подобно сну… И никто не вспомнит, что надежно скрыла в своих объятиях темнота. Самые безумные слова, решения, мысли… То, что утром вызовет лишь снисходительную улыбку, в свете луны течет по венам, учащая дыхание…
Сергей Владимирович не пытался помешать ей, не пытался возразить. Не было желания спорить… Пока она расстегивала рубашку, шепча что-то… Пока откидывала одеяло. Окружающее пространство виделось расплывчато. Вряд ли она сможет сделать хуже…
— Ложись…
Эта замкнутость, только усилившая чувство вины. Чувство, которое, если бы она позволила, поглотило бы ее полностью, уничтожая и давя… Потому теперь она просто пыталась загладить совершенные ошибки. Так, как умела… Только не прося прощения, не говоря слова сожаления. Не пытаясь говорить. Делая то, что в эту минуту было важнее. А может, просто беря пример с него. Хотя и признание своих ошибок — невероятно значимый шаг.
Взгляд, блуждающий по стенам комнаты. В нем не было отрешенности. Осоргин не смотрел на жену. Какие-то другие мысли. Не касающиеся ее… Может, это и было к лучшему.
Как много она отдала бы, чтобы заслужить его прощение… Сияющий, глубокий взгляд… Что бы он не говорил, но она видела разницу. Даже признав свой проступок, вернуться к прежней жизни порой бывает очень трудно. Иногда невозможно… Много лишних слов. Она наговорила многое… Забывая об этом почти сразу. А смог ли он забыть?
Что еще она сможет сделать… У нее будет время подумать. Когда он лег, Алиса накрыла мужчину одеялом. Не рискнула сказать ничего более. Лишь коснулась его плеча, будто бы ненароком.
«У всех бывают трудные дни»
Легла рядом, осторожно обняв. Хотелось дать почувствовать, что она с ним, здесь. Что он ошибся, говоря о ней так… Она постарается…
Не такая ведь она плохая. Разве ее вина в том, что она пыталась взять то, что он ей дать не мог? И наоборот… Они не должны были встретиться. Он не должен переживать из-за ее легкомыслия… Она не должна чувствовать себя виноватой за то, что была собой. Они не подходили друг другу. Совсем… Она ведь этого не хотела… Ни этого брака, ни этой жизни… Она этого не заслужила. Двух более разных людей с более различными желаниями найти было сложно… И все же они здесь… Вместе.
Может, разойтись и не издеваться друг над другом дальше — лучший выход? Даже самый безнадежный человек имеет право на то счастье, какое он сам себе представляет. Но разве найдет она счастье, если уйдет сейчас… Ведь отношения — это не то, что появляется само собой. Они требуют работы. Понимания. Уступок… Он ведь уже сделал свои… Принял ее. Такой, какой она была.
Она научится… Она постарается ответить… Если только он позволит ей быть рядом. Если «люблю» — не слова, сказанные ею в момент близости, а поддержка в трудную минуту… Желание понять, спросить о том, что волнует… Молча обнять. А остальное — такой пустяк…
Возможно, только теперь она осознала в полной мере, какой выбор стоит перед ней. Только теперь поняла, что значит уйти. Будущее, видевшееся до этого момента лишь иллюзорно, теперь стало столь отчетливым, а понимание того, что может она потерять, столь ясным. Утихший в душе шторм от выплаканных слез, от пережитых волнений… Теперь Алисе все казалось очевидным.
Имеют ли смысл порхающие в животе бабочки, если они ничего не могут изменить… Если после вспышки страсти не остается ничего. Ничего, кроме воспоминаний… А бегущие мимо дни унесут с собой и их. Разве это цена?
«Я подарю тебе мир» было ничем по сравнению с тем, что уже было у нее. С тем миром, которым она уже обладала. Благодаря ему… «Мы что-нибудь придумаем» по сравнению… С тем, что он решал все ее трудности. Всегда. Даже если это было в ущерб его времени. В ущерб репутации. В ущерб себе… Не ставя в вину ее глупость. И какое значение имели написанные красивым почерком обещания и тысячи слов в ответ на ее страстные признания по сравнению с тем сдержанным спокойствием, которое проявлял он, выслушивая ее истерики и обвинения… Позволяя ей это… Позволяя, потому что хотел знать, что ее гложет. Что он, по ее мнению, сделал не так…
И теперь… Тяжелое неровное дыхание. Она чувствует, что что-то происходит неправильно… Когда-то давно, будучи еще ребенком, она узнала, что ее отец скончался от разрыва сердца. Родителя она почти не помнила, но навсегда в ней поселился страх того, что и она сможет окончить свои дни так же… Неожиданно, стремительно. Когда ни на прощание, ни на возможность подготовить себя к тому, что скоро человека не станет, не бывает времени…
Прижалась ближе, крепче обнимая… Если у нее просто будет шанс. Не на прощение ее безразличия. Не на прощение того, что она натворила. А на то, что худшее останется позади. Что завтра она сможет взглянуть в его глаза… Что еще не слишком поздно… Каково это — осознавать, что потом может стать слишком поздно? Не через год. Даже не завтра. А прямо сейчас… В этот момент… Поздно… Из-за ее глупости.
Наверное, впервые в жизни она, стоя на пороге неизвестности, не пыталась молиться. Не просила… Рядом с мужем все это казалось таким бесполезным… Когда-то между ними не стояло ничего. Среди событий, идущих, как казалось, нескончаемой серой чередой, всегда находились моменты, когда он мог осторожно обнять ее, приводя в порядок мысли и чувства. Алиса любила прижаться спиной к его груди, странным образом забывая обо всем на время… Что, если все случившееся было неизбежно? Быть может, она бы никогда и не смогла понять, сколь важным, необходимым может стать для нее человек, с которым, как считала она, ее не связывало ничего, кроме придуманных людьми правил.
Потрясения переживаются тяжело. Алиса вытянула затекшую руку, чуть изменив положение. К себе не пойдет и переодеваться не станет. Но она была уверена, что эту ночь проведет без плохих снов. Если впереди есть будущее, то она его видит. А если все, что она творила, до сей поры не смогло убить их отношения, то теперь они станут прочнее…