Перефразируя Спайдермена, «большие шишки — большая ответственность». И большие перемены.
После слияния я действительно узнала Эллен Каттер гораздо лучше. Мне не оставалось ничего иного, кроме как сносить бесконечные совместные обеды, ужины и коктейли, когда она помыкала официантами, будто те родились на свет с единственной целью угождать ее величеству. В таких случаях я чувствовала, что обязана втройне компенсировать ее ужасные манеры, и превращалась в эдакую Глинду при Злобной Ведьме. Выражалось это в избыточных словах благодарности и чрезмерных чаевых. И хотя все эти официанты, официантки и бармены, похоже, ценили мои попытки загладить ее вину, сама Эллен, по всей вероятности, перестала меня уважать. А потому мне было особенно интересно, зачем она так настырно старается углубить наши отношения за пределами офиса. Менее схожих людей нужно было еще поискать, и меня одолевала неловкость, когда она при мне начинала судачить о других сотрудниках «Нестром» и склонять меня к аналогичным действиям.
Еще больший интерес вызывал тот факт, что Эллен норовила отобедать в каждом новом ресторане — и непременно в моей компании. Заказывать столик всегда должна была почему-то я. Я не понимала, почему бы ей не походить по ресторанам с мужем: видит Бог, я предпочла бы проводить те вечера в компании Джоша. Но однажды я таки выяснила, в чем причина ее навязчивого дружелюбия.
Мы договорились встретиться в излюбленном месте Эллен — «Тао». Протискиваясь сквозь шумную толпу, я заметила фотографа, украдкой заглядывающего через плечо хостессы.
— Каттер? — спросила хостесса.
— Ага, — ответил фотограф. — Сказала, что будет ужинать с Джилл Уайт. Я никого не потревожу, просто сделаю пару снимков — и уйду. Да и имиджу ресторана это, знаете ли, не повредит, — сказал он, а я тем временем тихонько прошмыгнула у него за спиной.
Вот оно, значит, как. Теперь все сходилось. Пока мы ужинали во всех этих новых заведениях, папарацци нередко фотографировали нас. Эти снимки неизбежно появлялись в журналах вроде «Нью-Йоркера», или же Кейт Келли размещала их в своей колонке в «Пост», сопровождая фото комментарием типа «новый мощный дуэт в издательском бизнесе».
Как я могла быть столь слепа? Теперь во многих мелочах проглядывал потаенный смысл. Неудивительно, что Эллен всегда просила меня заказывать столики: моя фамилия говорит людям больше, чем ее. Она очевидно пользовалась мною, чтобы получить столик получше и в то же время засветиться в СМИ. Вероятно, мелькая всюду в моем сопровождении, она добивалась расположения Ти-Джея.
Осознав, что меня используют, я научилась отказывать Эллен, ссылаясь на обилие работы или необходимость почаще бывать с Джошем. Тем более, что наши встречи все чаще проедали бреши в моем личном времени: то ей вздумалось сделать педикюр в воскресенье, то она тащилась на премьеру, куда я предпочла бы отправиться с мужем, а то и, вконец обнаглев, но зная о моих связях, просила достать ей билет в первый ряд на концерт «Third Rail». Меня это довольно быстро утомило. К тому же теперь я знала, какими мотивами она руководствовалась. И чем чаще я ее отшивала, тем сложнее становились отношения между нами. Едва ли это можно было счесть простым совпадением.
Еще в короткий «медовый месяц» весь штат «Джилл» переехал в здание «Нестром» в Центре Рокфеллера и осел на одном этаже с «Фэшенистой». Мне льстило, что теперь мы будем работать бок о бок с легендарной Майрой Черновой. Возможно, она даже сама попросила вселить нас поближе. Я уже представляла себе, как она встретит меня с огромной корзиной, а там — там, наверное, окажется несколько бутылок того дорогого шампанского, которое она прислала в честь открытия «Джилл»…
Я сама порой пугаюсь, как далеко меня заводят собственные иллюзии. Вскоре я выяснила, что наше место — это нечто вроде транзитной станции, перевалочного пункта для недавно купленных изданий. До меня доходили слухи, что никто там не задерживался из-за конфликтов с Майрой Черновой. Но верить слухам я упорно отказывалась. В конце концов, объем сплетен растет пропорционально популярности. Не могла же она и впрямь быть такой стервой, как ее выставляла молва! Правда же?..
Когда мы въезжали, никто из «Фэшенисты» почему-то не встречал нас с распростертыми объятиями. И, памятуя о предупреждениях Мишель, я даже побоялась идти к Майре со своим «незапланированным общением». Несколько дней я ломала голову над тем, как будет уместнее нанести первый визит, когда вмешалась сама судьба — и мы оказались вместе в кабинке лифта.
Однажды утром, опаздывая на совещание, я влетела в здание и увидела, что створки лифта вот-вот сомкнутся прямо у меня под носом. Я подбежала и помахала рукой у сенсора, чтобы дверь распахнулась вновь. Внутри стояла Майра. Одна. На ней был бежевый костюм от «Прада», увенчанный горжеткой (иными словами, трупом зверя), а на голове красовался овеянный славой «боб» — коричневатый, с безукоризненно тонкими проборами. Я, помнится, слышала от кого-то, что ее величество предпочитает ездить в лифте в одиночестве. Но я не знала, подпадают ли под это неписаное правило главные редакторы.
Она досадливо скривилась. Я попыталась снять напряжение, сказав:
— Здравствуйте. Как вы поживаете? Мы ведь теперь соседи…
Она ответила сухим кивком.
— Задержите лифт! — крикнул кто-то из холла, и я инстинктивно нажала на кнопку «открыть дверь». Звуковым сопровождением моего необдуманного поступка послужил тяжкий вздох Майры.
В кабинку забежала Росарио, наша голубоглазая редакторша раздела развлечений.
— Привет! — радостно воскликнула она.
Майра отошла ближе к углу, вытаращившись на волосы Росарио, как будто их цвет мог замарать безукоризненный беж ее костюма. На мгновение я заподозрила, что сейчас она потребует экстренной остановки и вылезет через люк в потолке — лишь бы избавиться от нашей компании. Когда кабинка наконец доползла до нужного этажа, Майра выскочила наружу и засверкала пятками, будто бы спасалась от парочки маньяков с колунами в руках. Да, не вполне так я представляла нашу первую встречу. Ожидалось, если честно, чуть больше радушия.
Тон был задан — и оставался с того дня неизменным. Мы предпочитали держаться своей половины этажа. Единственным человеком, переходившим линию фронта непринужденно, был Пол. Он изредка забегал ко мне в офис поболтать и обменяться последними известиями, а в редакции «Фэшенисты» у него неожиданно завелся любовник — Роджер, красивый и воспитанный начальник производственного отдела. Да и в любом случае: нечего нам было делать на половине «Фэшенисты». Среди всех этих напыщенных снобов мы чувствовали себя крайне неуютно. Они же в ответ избегали наших оглушительных радиоприемников, приступов гомерического хохота и повсеместного бардака.
Однако, как выяснилось, по ту сторону баррикад нашлась одна особа, желавшая перейти в наш стан. И звали ее Джоселин Крамер. Однажды Кейси зашла ко мне в кабинет с ее резюме.
— Твоя родственница? — укорила ее я. Она же знала, что у нас нет вакансий. Обычно я просто делала копию, которую затем прятала подальше, пока не освобождалась какая-нибудь позиция. Тогда уж за дело брался отдел по подбору персонала.
— Нет, — ответила Кейси. — Но мне кажется, тебе стоит взглянуть.
Я повиновалась.
— Джоселин Крамер. Помощница редактора в… «Фэшенисте»? — прочла я вслух. — Даже если б у нас была вакансия, меня разве не обвинили бы в браконьерстве?
Кейси пожала плечами.
— Она же сама попросилась.
— А почему она должна меня заинтересовать? — спросила я, понимая, что одного сотрудничества с «Фэшенистой» недостаточно, чтобы привлечь внимание Кейси.
— Потому что ты очень, очень милосердная женщина, — ответила она своим знаменитым полусерьезным тоном.
— Но чем же, скажите на милость, какая-то сучка из «Фэшенисты» заслужила мое милосердие? И тем более, зачем ей вставать в ряды презренных нерях?
— Я познакомилась с ней сегодня утром в дамской комнате, — сказала Кейси, усаживаясь в кресло для гостей.
— Вот и возвращайся, откуда пришла! — пошутила я, по-прежнему не понимая, почему я обязана проявить к этой девице особый подход. Мы постоянно сталкивались с барышнями из «Фэшенисты» в туалете. Заметив нас, они обычно устремлялись к корзинке с дезинфицирующими средствами.
— Она ревела белугой, — продолжала Кейси. — Она рыдала так горько, что я уже подумала, не умер ли у нее кто-то из близких. Или, может, врач вынес неутешительный диагноз. — Она замолчала.
— Но?.. — поторопила я, глядя на часы. У меня в обед была назначена встреча, и я надеялась, что Кейси поскорее донесет до меня общий смысл.
— Но, когда я спросила, в чем дело, она сказала, что Майра грозится увольнением, если та не сбросит лишний вес! Она допустила чудовищную ошибку, съев за рабочим столом булочку. А мимо как раз проходила Майра. И прилюдно сказала ей, что она слишком жирная и не должна есть продукты с углеводами. И добавила: если она хочет чего-то добиться в «Фэшенисте», то должна хорошенько подумать над своим экстерьером.
— Фу, — только и сказала я. Ну и мерзость.
Возмущенная Кейси продолжала:
— Дальше — больше. Когда я ее увидела, она как раз вернулась из отдела кадров. Там ей заявили, что если она не может ужиться с коллегами, то пускай идет на все четыре стороны.
— Ты не шутишь? — спросила я, прекрасно зная, что это правда. Лишь столь могущественной компании, как «Нестром», сходили с рук подобные выходки. В остальных случаях дело непременно кончилось бы судебным разбирательством. Но любой начинающий журналист, который хоть раз угрожал им иском, мог навсегда забыть о работе в каком-либо журнале, принадлежащем империи. Я очень сочувствовала этой девушке.
— И я просто подумала, что если в нашем бюджете можно найти хоть крохотную лазеечку… — продолжила Кейси.
— …то мы могли бы ее спасти, — закончила за нее я. Это было так похоже на Кейси. Мы часто шутили, что ей пора переселяться в вестчестерский филиал общества защиты животных — стольких бездомных зверюшек она уже приютила.
— Ну, я просто хотела проверить, не можем ли мы дать ей последний шанс сделать карьеру, прежде чем беднягу усыпят, — сказала она. — По крайней мере, запомни ее имя. Интуиция подсказывает мне, что в душе она прирожденная журналистка «Джилл». И, думаю, ей полезно будет узнать, что не все начальницы в мире — злобные ведьмы. — Тут Кейси жалобно заглянула мне в глаза. Она прекрасно знала, как плохо я сопротивляюсь этим ее взглядам. — Мы должны разорвать порочный круг и увеличить популяцию новых джилл уайт за счет истребления майр черновых.
Кейси также была в курсе, что с помощью лести от меня можно добиться фактически чего угодно. И я знала, что она знает.
— Запиши ее на вводное собеседование, — сдалась я. — Ничего не обещаю. Посмотрим.
— Ты лучше всех! — взвизгнула Кейси. Из кабинета она вышла с довольной улыбкой человека, сделавшего назначенное на день доброе дело.
Моим добрым делом стал найм Джоселин двумя неделями позже. Мне она приглянулась: жизнерадостная, дружелюбная, добродушная, а главное — по-настоящему талантливая. Я сразу поняла, что с таким слогом в «Фэшенисте» ей делать нечего. Мы очень быстро нашли общий язык, и с тех пор я воспринимала ее как младшую сестренку.
Итак, Джоселин стала ассистентом редактора, а я — заклятым врагом Майры Черновой, ведь я украла у нее не только подающую надежды журналистку, но и легкую мишень для ядовитых нападок.
Вскоре после бегства Джоселин я, как это часто случалось, ехала с Майрой в лифте.
— Привет! — весело поздоровалась я. Это уже вошло у меня в привычку: нравилось наблюдать за ее реакцией.
На ней был тонкой выделки изумрудный кашемировый свитер, подчеркивавший зелень ее глаз. Я ожидала привычного отвращения во взгляде, но на сей раз в ее зеленых льдинках читалась подлинная ненависть. Она, промолчав, отвернулась. Иной раз она хотя бы недовольно фыркала, давая понять, что узнала меня. Но сейчас не издала ни звука. Я занервничала. А когда я нервничала, язык у меня совсем уж развязывался.
— Отличный вышел материал об актрисах-инженю, — сказала я, но в ответ получила еще один леденящий кровь взор. — Прекрасный выбор, да и интервью на высоте. Написано очень хорошо…
— Неужто? — процедила она. — Может, хочешь и эту журналистку увести? — Вот так, значит.
— Я… я… — Я понимала, что она имеет в виду «переход» Джоселин в «Джилл». Я хотела объяснить ей, что Джоселин сама пришла ко мне и я не задавалась целью ее «уводить». Но потрясение было настолько сильным, что я не находила слов.
Створки лифта разъехались, и Майра изящно поплыла прочь, напоследок удостоив меня прощальным испепеляющим взглядом.
Стоило ли удивляться, когда мне, едва я села за стол, позвонила Эллен.
— Когда ты ставишь Лайлу Бэйс на обложку? — спросила она, пренебрегая такой старомодной формальностью, как приветствие.
— Как можно скорее, — честно ответила я. — Хочу выковать железо, пока горячо. — «Горячим железом» был скандал: известная манекенщица Лайла Бэйс, приученная к наркотикам собственным парнем, снова села на иглу. После несмелого, но бурно обсужденного в СМИ визита в клинику она сорвалась опять. Мы согласились взять у нее интервью лишь затем, чтоб показать всю нелепость ситуации: девица треплется о «мужестве» и прочем, а сама уделана в ноль. Материал у Росарио в итоге получился сногсшибательный. Мы уже считали дни, когда же сможем пустить его в печать с заголовком «Оклемалась, да не совсем»…
— Придется подождать, — ответила Эллен, — пока не выйдет обложка «Фэшенисты». А потом еще немного.
— Обложка «Фэшенисты»?! Ни за что не поверю, — сказала я. Я действительно не верила в это. Майра была известна тем, что отвергала всех моделей с вредными привычками. Она сама однажды заявила: «Ни одна наркоманка не появится на обложке моего журнала». Если я что-то и знала о Майре Черновой, так это то, что она от слов своих не отрекалась — особенно если это слово было опубликовано. Следовательно, она ни за какие коврижки не согласилась бы поставить Лайлу Бэйс на обложку. — Может, ты забыла, как она поклялась никогда больше не писать о Лайле в своем журнале? — напомнила я Эллен.
— По-видимому, она пересмотрела свои взгляды. А мы не хотим, чтобы Бэйс появилась одновременно на двух обложках, — парировала Эллен.
Все это было, разумеется, частью плана мести за Джоселин.
— Да? Ну, почему бы тогда Майре не отложить свою обложку? — сказала я из чистого озорства, чтобы послушать, что мне ответят.
Эллен рассмеялась. Мы обе понимали, до чего нелепо мое предположение.
— Джилл, тебе не хуже моего известно, что Майра никогда ничего не меняет.
Подумать только: а ведь когда-то я давилась ради этой женщины олениной!
— Но наши журналы даже не конкурируют, — сказала я. — Разве они не могут выйти в один месяц? Если мы сейчас уберем Лайлу, это расстроит все наши планы к чертовой матери.
— Джилл, — хладнокровно и терпеливо продолжала Эллен, — Майра Чернова — легенда, и она приносит кучу денег «Нестром». Ее нужды являются приоритетными. Такая вот ситуация. Обсуждать больше нечего.
И я вовсе не удивилась, когда Майра вдруг передумала, стоило мне скрепя сердце сместить обложку на месяц.
На ранних стадиях нашего сотрудничества Эллен хотя бы притворялась, что она на моей стороне и готова противостоять Майре (впрочем, я-то знала, кто из этой схватки выйдет победительницей). Я также усвоила урок, преподнесенный лично Черновой: «Со мной, мать вашу, шутки плохи». И мне больше не хотелось с нею шутить.
Кроме того, вскоре выяснилось, что в моем собственном пруду полным-полно рыбешки, которая так и просится на вражескую сковороду.
Через несколько дней Эллен вызвала меня к себе в офис, дабы уведомить, что Линн Стайн, издатель «Джилл», получила расчет.
— Как это?! — Я даже подскочила в кресле. Я обменялась взглядами с Полом, сидевшим рядом, но он лишь пожал плечами и отрицательно покачал головой. Очевидно, его мнения тоже никто не спрашивал. Я пришла в ярость. — Линн работала великолепно! — И я упорно стояла на своем. Ее заслугу в том, что «Джилл» стала лидирующим изданием «Фрайер», трудно было переоценить. Благодаря ее тонкому чутью и смекалке нам удалось превзойти по объемам рекламы даже «Профайл».
— Это было обоюдное решение, — сказала Эллен, поправляя коричневую кожаную повязку, идеально сочетавшуюся с медного цвета кардиганом. — С момента образования «Джилл» климат переменился. — Эллен явно пыталась щегольнуть канцеляризмами, непринужденно слетавшими у нее с языка. — Это уже не «Фрайер Пабликэйшнз», и ее видение элементарно не совпадает с видением «Нестром». В конце концов, она изначально не соответствовала стандартам «Нестром».
А это еще что такое, черт побери?!
Пускай мотивы Эллен были не вполне понятны мне, за будущее Линн я не волновалась: она наверняка найдет себе новый издательский дом. Но я переживала ее уход как личную потерю. Еще в самом начале, когда «Нестром» только присматривался к «Фрайер», я обеспокоилась вопросом сохранности нашей команды. Разумеется, Ти-Джей и Эллен хором уверили меня, что «не станут чинить, если все работает». Вот же парочка врунов.
— Но у меня есть и хорошие новости, — продолжила Эллен, подливая масло в огонь. — Мы уже подыскали Линн замену.
Запахло жареным. И у жаровни стояла одна знакомая мне бабенка.
Как выяснилось, Эллен уже заменила Линн своей старой подругой из «Харизмы» — Лиз Александр. Ее выбор меня всерьез встревожил. Тогда как Линн отлично понимала концепцию «Джилл», Лиз принадлежала к миру, где правили бал журналы с прямо противоположным содержанием. Я просто не представляла, как мы сработаемся.
Я впервые увидела Лиз, когда мы с Эллен обедали в отеле «Ройялтон». Это была высокая девушка с длинными каштановыми волосами рыжеватого оттенка. Над ее глазами, пронизывающими всех насквозь, зловеще выгибались выщипанные бровки. Когда она подсела к Эллен, я заметила, какое бледное у нее лицо, даже по сравнению с Эллен, которую я считала самой бледной женщиной в мире. Неудивительно, что Лиз перенимала у подруги стиль в одежде. В тот день она, очевидно, подобрала повязку на волосы под аквамариновый свитер. Именно тогда я заподозрила, чем могла руководствоваться Эллен, увольняя Линн. Я поняла, что, возможно, причиной послужило расхождение не в видении журнала, а во внешнем виде. Линн, пожалуй, была не самой стройной девушкой и о моде имела причудливые представления. Но она прекрасно продавала рекламные полосы, и клиенты ее обожали. Однако Эллен хотела своего клона. Конечно, прямолинейная Линн на эту роль не годилась.
Я встала и представилась, как только Лиз подошла к столику:
— Меня зовут Джилл Уайт.
Она быстро сжала мою ладонь в своей (холодной и влажной, как дохлая рыба) и вяло поздоровалась. Эллен, с другой стороны, заслужила куда более теплый прием: ее Лиз расцеловала в обе щеки и стиснула в объятиях.
— Зайка! — воскликнула она. — Я так рада, что мы опять будем вместе работать!
— Зайка? — эхом отозвалась я, давясь смешком.
— Старое прозвище, — застенчиво пояснила Эллен.
— Ах, какое было времечко, согласись! — подстегнула подругу Лиз. — Этих беспечных деньков уже не вернуть. Две красивые, умные женщины завоевывают город! Вот так парочка была!
Это, в общем итоге, оказался самый странный обед в истории Джилл Уайт и Эллен Каттер. Они с Лиз постоянно болтали, вспоминали общих знакомых и делились новостями — в общем, вели себя, как старые подруги, каковыми, собственно, и являлись. Я же все это время висела там балластом. Я пыталась найти темы для разговора с Лиз, но напрасно. Я заговаривала о музыке, танцах, театре, путешествиях, кино и журналах, но ничто не могло пробить изморозь на этой женщине. Я сдалась и попросту выключила все органы восприятия. И вдруг я почувствовала, как это похоже на Хиллэндер, когда я садилась за столик с Алисой и ее популярными подружками и отчаянно пыталась вклиниться в разговор, встречая лишь безразличие с их стороны.
«Спасибо, что напомнили, девчонки!» — подумалось мне.
Когда пришло время заказывать, я поняла, что ресторанный этикет Лиз тоже переняла у Эллен. Только вот раздражала она меня еще сильнее.
— А чеснок в это блюдо кладут? — спросила она о гребешках.
— Да, мэм, — ответил официант.
— А можно мне подать его без чеснока? — заныла она.
— Я спрошу у шеф-повара, — терпеливо ответил мужчина.
Он сходил на кухню, спросил и вернулся с утвердительным ответом: да, шеф может и не класть чеснок в гребешки. Однако за эти несколько минут она успела передумать.
— Думаю, я лучше возьму форель, — сказала она. — Но без масла и без соли. И чтобы без костей. И зажарьте ее на гриле, а не на сковороде. Стручковой фасоли не надо, лучше сделайте гарнир из брокколи и цветной капусты. — Она захлопнула меню и сунула его официанту.
Как будто одной Эллен не было достаточно. На помощь ей подоспела еще более вздорная и менее воспитанная младшая сестричка. Мне страшно было подумать, сколько еще таких двойных напастей мне придется вытерпеть.
Официанта, разумеется, смутили ее требования. Ведь ее представление о блюде не имело ничего общего с тем, что было написано в меню.
— Я спрошу шеф-повара, может ли он выполнить все ваши требования, — боязливо сказал он.
Лиз снисходительно усмехнулась.
— А почему бы и нет? Я же посетительница. Его работа — готовить то, что я хочу съесть.
— Но у нас много посетителей, и… — Он не стал договаривать, напоровшись на уничижительный взгляд Лиз.
— А вам, мэм? — обратился он ко мне.
— Ризотто с аспарагусом, — ответила я. Официант напрягся, ожидая продолжения. — Это все, заменять ничего не надо. Пусть повар готовит так, как ему вздумается. — Наказанием за это послужил презрительный взгляд Лиз. — И большое вам спасибо, — добавила я, что было уже, пожалуй, чересчур.
Он повернулся к Эллен.
— Я буду то же, что и она, — форель, приготовленную точно так же.
— У нас с Эллен всегда совпадали вкусы! — обрадовалась Лиз и умиленно потрепала Эллен по предплечью. — Мы с ней как сестры-близняшки!
Вот это мне тоже показалось странным. В течение обеда они постоянно друг друга трогали: сцеплялись пальцами белых рук, гладили плечи, касались волос. Зрелище было малоприятное, но я пыталась развлечься, воображая их, по наводке Лиз, сестрами-близняшками. Хотя ближайшей аналогией была бы парочка вампирш.
Обе лениво ковырялись в своей форели эксклюзивного приготовления, пока я уплетала ризотто. Все это время они либо болтали друг с дружкой, либо прилипали к мобильным телефонам — моим любимым мозолям во всех ресторанах.
— Что?! — Так Лиз приветствовала отважившегося позвонить ей человека. Затем она притворно застонала: — Можешь перейти сразу к делу? Я сейчас занята…
Она замолчала и закатила глаза. Мне хотелось повторить это движение: я ненавидела слушать чужие разговоры по мобильному.
— Я не знаю, что я думаю насчет ужина, потому как еще не доела обед, — рявкнула Лиз. — Я тебе потом перезвоню, — добавила она в крайнем раздражении.
Захлопнув телефон-«раскладушку», словно обидчивый ребенок, она тяжело вздохнула.
— Мужчины такие приставучие!
Тогда я сделала резонный вывод, что человеку, с которым она только что беседовала, хватило ума сочетаться с ней узами брака.
— И не говори. — Эллен с радостью запрыгнула в фургон мужененавистниц. — Я постоянно представляю, как отошлю своего мужа в отпуск на целый месяц. — И тут, впервые за все время, она предприняла попытку вовлечь меня в разговор: — Ты согласна, Джилл? О женщинах постоянно говорят как об обузе, но ведь на самом деле в браке мужчины куда несноснее. Да и сам этот брак ужасно переоценивают…
— Он требует столько времени и внимания, — поддакнула Лиз.
Обе уставились на меня, ожидая подтверждения своим словам.
— Ну, мне вообще-то нравится проводить время с мужем… — сказала я робко, зато откровенно. — То есть, если бы он уехал куда-то на месяц, я хотела бы отправиться вместе с ним.
Лиз так и ахнула, услышав мое сентиментальное признание.
После обеда я, переборов себя, проводила сладкую парочку в офис Эллен, где мы наконец поговорили немного о делах. После всей той ерунды, которая обсуждалась за ланчем, я испытала значительное облегчение. И все же мне не терпелось скорее от них сбежать. Переговоры завершились через пятнадцать нескончаемых минут, и затем я решила заглянуть в дамскую комнату у них на этаже. Примостившись на унитазе, я вдруг услышала цоканье каблуков. Две женщины продолжали беседу. Женщинами этими были Эллен и Лиз.
— Ты ее так расхваливала, а я вообще не пойму, что в ней особенного, — сказала Лиз.
Ей отвечал голос Эллен:
— Ну, Ти-Джей считает ее очень одаренной. И ее общественный статус помогает компании держать марку.
— Одаренной? Да какой же нужен дар, чтобы насильно запихивать людям в глотку свою собственную личность? — хмыкнула Лиз. — Да и кто вообще решит назвать журнал своим именем? По-моему, только законченный нарцисс.
Сомнений не осталось. Они перемывали кости мне. Я не шевельнула ни единым мускулом, отчаянно стараясь не выдать своего присутствия. Я продолжала слушать — слушать то, что они предпочли бы не говорить мне в глаза.
— Ну, иногда с ней весело, — признала Эллен. — Мы провели немало времени вместе. А потом она вдруг утратила интерес к общению со мной за пределами офиса.
Я удивилась, заслышав в ее голосе обиду.
— Ну, теперь мы снова будем работать вместе, и у тебя появится человек, с которым ты сможешь проводить время и в офисе, и за его пределами. Притом человек, подходящий тебе по мировоззрению, — сказала Лиз. — Сама же видишь: ей доверять нельзя. Я уловила негативные волны, которые от нее исходят. Она ветрена, она просто подлизывалась к тебе, когда это было в ее интересах…
Ее голос затих, заглушенный шумом воды, а после и вовсе исчез за закрытой дверью.
Меня всерьез это задело. Выслушав ее тираду, я не поняла двух вещей: во-первых, как Лиз согласилась перейти в «Джилл» из «Харизмы»; во-вторых, как она, игнорируя меня все два часа за обедом, умудрилась все же составить столь нелицеприятное мнение обо мне и моих взглядах. Лиз жестоко ошибалась во мне. Но я, кажется, тоже немного ошиблась в Эллен.
Главным, что я вынесла из этой беседы, было следующее: доверять Лиз Александр я не могу ни при каких обстоятельствах.
Как выяснилось в тот же день, Пол тоже ей не доверял. Мы обсудили поспешную замену в его офисе вскоре после инцидента в уборной.
— До тех пор пока они не начнут вмешиваться в созидательные аспекты, нам придется поверить, что они способны продать любой журнал, — убедил меня он. Хотя его слова лишь подтвердили мои опасения: иначе зачем было их произносить?
— А почему ты тогда волнуешься? — спросила я.
Пол вздохнул.
— Потому что мы с тобой только что потеряли отличного издателя и союзника в лице Линн. А Лиз — прихвостень Эллен из «Харизмы». А это, в свою очередь, означает, что они обе уже много лет работают с Ти-Джеем. Я не смогу соперничать с этим альянсом.
Я понимала его: «Харизма» ведь тоже принадлежала «Нестром». И хотя Пол и Эллен должны были обладать равными правами под управлением Ти-Джея, приход Лиз явно накренил чашу весов Эллен.
Понимаете ли, иерархия «Нестром» напоминала военные чины. Ти-Джей был, безусловно, генералом. В его подчинении находился целый взвод полковников, каждый из которых отвечал за несколько изданий. Пол и Эллен были полковниками, в чьи обязанности входил контроль моего журнала. Пол был креативным директором «Джилл» и отвечал за его содержание и внешний вид. Эллен являлась нашим председателем правления и заведовала официально-деловой подоплекой. Я же была майором по творчеству и подчинялась Полу Лиз — майором в вопросах бизнеса и отчитывалась Эллен. Таков нормальный порядок.
Но вскоре после прибытия Лиз в нашей субординации воцарился полный хаос, будто бы в часть заслали Дональда Рамсфельда. Лиз стала вести себя как полковница; Пола, казалось, разжаловали до майора, а со мной и вовсе обходились как с солдатиком без офицерского звания.
По иронии судьбы, эта перемена в инстанциях командования — и в отношении Эллен ко мне — стала ясна благодаря отбеливающему зубному порошку.
Мы протестировали несколько брендов порошка и, сопоставив результаты, накропали статью. Один бренд вообще ни черта не отбеливал, о чем мы честно известили наших читательниц. Это было вполне типично для «Джилл», и раньше никто бы не сказал и слова поперек. Поначалу так оно и было. Но буквально за несколько часов до отправки журнала в типографию мне позвонила Лиз.
— Я хочу, чтоб ты убрала «Спаркл» из той статьи про отбеливание зубов, — заявила она приказным тоном.
— Почему? — ошеломленно спросила я. «Спаркл» даже не размещал у нас рекламу, а именно это обычно заставляло наших бизнес-леди ощетиниваться.
— Потому что я давно пытаюсь связаться с кем-то из их учредителей, а если статью опубликуют, то я никогда ни с кем и не свяжусь, — объяснила она.
— Какая разница? — удивилась я. — Разве они не специализируются на товарах по уходу за зубами? Все равно они не подходят для «Джилл».
— Все уже понимают, что они скоро начнут выпускать другие товары, — прошипела она. — То есть станут потенциальными рекламодателями.
Не бог весть какие товары, хотела я уточнить. Но я знала, что Лиз плевать на качество рекламируемых товаров — лишь бы мы получали деньги.
Мне, между прочим, уже приходилось несладко от конфликтов с имеющимися рекламодателями. Еще не хватало переживать за потенциальных! Да пошли они…
— Я проявлю журналистскую безответственность, если вырежу этот кусок, — заявила я, стоя на своем.
— Ты проявишь еще большую финансовую безответственность, если оставишь его, — с этими словами Лиз положила трубку.
И вот пожалуйста: буквально через час я получила электронное письмо от Лиз, копии которого были также отправлены Эллен, Полу, Ти-Джею, нескольким детишкам из Вьетнама, Папе Римскому и рыбакам, практикующим подводный лов в Антарктике. Что и говорить, меня это порядком взбесило. Вовсе незачем было вовлекать весь честной народ в наши дрязги.
Получатель:
Копии: ; ;
Отправитель:
Тема: отбеливающий зубной порошок «Спаркл»
Джилл, что касается нашего недавнего спора. «Спаркл» — это потенциальный рекламодатель, и я пытаюсь наладить с ними взаимоотношения. Если мы оставим негативную оценку в статье о зубных порошках, то гарантированно потеряем этого потенциального рекламодателя. Мне бы этого очень не хотелось.
Лиз
Я решила проявить великодушие и пойти на компромисс:
Отправитель:
Re: отбеливающий зубной порошок «Спаркл»
Лиз, сегодня вечером мы сдаем номер. Если выбросить статью, останется дыра. Честно говоря, я не считаю, что мы должны принимать столь радикальные меры ради потенциального рекламодателя, чьи продукты к тому же не нацелены на нашу аудиторию. Но если это так важно для тебя, я могу смягчить тон материала.
Джилл
Не помогло. Следующее письмо пришло уже от Эллен:
Отправитель:
Re: отбеливающий зубной порошок «Спаркл»
Джилл, убери статью. Э.
Но я не собиралась сдаваться без боя:
Отправитель:
Re: отбеливающий зубной порошок «Спаркл»
Эллен, я согласна ее убрать. Но прошу заметить, что мои сотрудники теперь окажутся в затруднительном положении. Нам придется работать всю ночь, чтобы продумать новый макет. Мы не можем постоянно менять содержание в последнюю минуту.
Джилл
В результате я напоролась на сук, на котором сама же восседала:
Отправитель:
Re: отбеливающий зубной порошок «Спаркл»
Джилл, ты права. Чтобы в дальнейшем избежать подобных изменений в последнюю минуту, добавь Лиз в список получателей редакционного материала на начальной стадии.
Э.
Нет, это был неправильный ответ. Лиз не имела права вмешиваться в дела редакции на таком глубинном уровне.
Я вихрем влетела в офис Пола и изрядно напугала его своим неожиданным появлением.
— Ты только послушай! — завопила я, даже не замечая, что он говорит с кем-то по телефону.
— Я тебе перезвоню, — пробурчал Пол и бесшумно положил трубку. — Чем бы это ни оказалось, достаточно ли это важно, чтобы доводить меня до сердечного приступа?
— Извини, но это таки важно, — сказала я, носясь по офису, как тигр по клетке. Я в подробностях пересказала ему сагу о «Спаркл». — Я не могу позволить ей контролировать наши материалы. Она не способна оценивать статьи, у нее нет нужного опыта! Если она начнет вмешиваться на столь ранних стадиях, темп работы снизится!
— Просто кошмар, — согласился Пол. — Я посмотрю, что в моих силах…
— Постарайся урезонить Эллен, — взмолилась я.
— Джилл, ты же знаешь, ради тебя я готов на все, — сказал он с улыбкой, которая всегда вселяла в меня уверенность и поднимала настроение. — А теперь, может, позволишь мне вернуться к работе?
Я кивнула. Из офиса я вышла уже в меньшем смятении. Пол был очень обаятельным мужчиной, и власти в его руках сосредоточено было больше. Но все-таки я сомневалась, хватит ли ему сил, чтоб накинуть лассо на Лиз Александр.
К сожалению, мои опасения подтвердились. Несмотря на все старания Пола, Эллен осталась непреклонна, и Лиз Александр действительно попала в список рассылки предварительных копий.
После этого случая ему еще раз пришлось схлопотать из-за меня. И этот раз оказался, увы, последним.
Вскоре Лиз, одержимая поисками легких рекламных деньжат, придумала себе новое развлечение — давить на редакционную этику. Не поймите меня превратно: никто из нас не был праведником, но существовали такие «серые» промежуточные области между стороной бизнеса и стороной творчества, в которых требовалась особая деликатность.
Наилучшим примером был тот случай, когда Лиз захотела, чтоб мы написали об одном известном итальянском дизайнере. Та в знак благодарности готова была купить несколько рекламных полос.
— У меня возникла отличная идея для статьи, — сказала она елейным голоском однажды утром. — Почему бы тебе не взять интервью у Грасиелы Д’Алессандро?
Я рассмеялась про себя. Интересно, что она задумала на этот раз? Когда имеешь дело с Лиз, всегда нужно остерегаться подводных камней.
— Это еще зачем? — ответила я. — Дизайнером ее можно назвать с натяжкой. Мы никогда даже не думали писать о ней.
После встречного вопроса ее голос изменился. Она заговорила отрывисто, резко:
— Потому что она одна из важнейших и интереснейших дизайнеров нашего времени, вот почему.
— Я была бы рада с тобой согласиться, — сказала я. — Но, как по мне, единственное, что она сделала, — это унаследовала империю мужа. И после его смерти качество линии полетело под откос. Какова истинная причина? — спросила я, теряя самообладание. Зачем она вела себя, как пресс-секретарь этой Грасиелы?
Лиз заговорила с неприкрытым ехидством:
— Ну, трагическая гибель ее супруга лишь возбудит интерес читательниц.
— Да ну? — усомнилась я. — Она торгует его именем, как будто это был не брак, а случка двух подростков в сортире придорожного кафе. Да я и не думала, что среди наших подписчиц так много вдов-итальянок. — Я понимала, что веду себя чересчур развязно, но очень уж меня злит, когда люди юлят.
— Слушай, — сказала Лиз, явно уже находясь на грани, — ты знаешь, как играть в эти игры. Она купила пару рекламных полос. И я хочу, чтоб она купила больше. Всего лишь пара купленных полос может отличить хороший квартал от плохого. А тебе ведь известно, на ком в первую очередь сказываются плохие кварталы.
Наконец всплыл подлинный мотив. Под вкуснейшим соусом из угроз и обвинений. В остальное время она обычно давила на то, что журнал «Джилл» и женщина-тезка — это не одно и то же. Но когда что-либо шло вразрез с ее интересами, она давала понять, что это отразится и на журнале, и на персоне. Если я, конечно, не уступлю ей.
Признаюсь: порой я уступала. Чтобы спасти собственную шкуру и так же, как все, насладиться видом красивого, толстого, успешного номера «Джилл», набитого рекламой. Но в этот раз она ошиблась. Я могла бы подумать над этим вариантом, если бы Грасиела была интересной и прикольной и сделала хоть что-то неординарное, кроме как овдовела и унаследовала бизнес мужа.
— Грасиела Д’Алессандро — это просто самовлюбленная сучка средних лет, которая занята лишь тем, что глотает таблетки и демонстрирует свой скверный нрав. Если я и напишу о ней, — предупредила я Лиз, — то выставлю ее именно в таком свете — какая она есть.
— Нет. Не. Выставишь. — Слова прозвучали, как автоматная очередь. Я живо представила, как у нее из ушей валит дым.
Как нетрудно догадаться, попав в тупик, Лиз решила воспользоваться своим излюбленным оружием: прислала мне электронное письмо. Копии получило все население планеты Земля.
После этого мне пришел ответ от Эллен:
Получатель:
Копия:
Re: Грасиела Д’Алессандро
Джилл, я считаю, небольшая заметка о новой линии Грасиелы превосходно впишется в раздел моды.
Э.
Главное, чтобы мне не пришлось описывать саму старую суку. Остальное я как-нибудь переживу. Однако для Пола это была последняя надежда. На следующий же день он созвал совещание, на котором выразил свое недовольство управлением журналом. Мы с Лиз приглашены не были — очевидно, во избежание лишних перепалок. И эта попытка оказать влияние на ход событий таки стала для него последней. На совещании он сам невольно нарисовал громадную мишень у себя на груди.
Неделю спустя — какое совпадение! — бульварная «Пейдж 6» произвела прицельный выстрел в яблочко:
«Как вы думаете, который из креативных директоров “Нестром” был замечен недавно в грязном сортире “Двух картошек” на Кристофер-стрит? Да-да, он самый — однофамилец Джона Томаса. И именно своего Джона Томаса он предлагал всем заинтересованным. Мы знали, что он человек экстравагантный, но все же полагали, что ему хватает воспитания не заниматься эксгибиционизмом. И вот, пожалуйста! Разочарованный свидетель происшествия заметил, что этим он запятнал два имени — и свое, и имя компании…»
Я тут же ему позвонила.
— Это неправда! — выкрикнул он в трубку. — Ты же знаешь, меня никаким калачом не заманишь на Кристофер-стрит!
— Я знаю, милый, знаю, — попыталась утешить его я.
— Кто же мог это сделать?! — негодовал он.
У меня был кое-кто на примете, но доказательствами я не располагала.
— Роджер вне себя от ярости. Что мне ответить ему?
— Ничего не отвечай. Все само образуется.
Слухи действительно рассеялись. Но вместе с ними ушла и власть Пола, и его репутация в глазах одержимого прессой Ти-Джея.
После этого инцидента с Полом я ощутила необходимость воссоединиться со своим штатом. За всеми этими политическими баталиями я совсем их позабросила. Я рассудила, что хорошо бы нам выбраться куда-нибудь вместе. Не для «поднятия командного духа» и прочей муры, конечно. Я собрала всех и спросила, куда бы они предпочли отправиться.
Предложений поступила масса:
«Спа!»
«Пейнтбол!»
«Боулинг!»
«Йога!»
«Прыжки с парашютом!»
Последний вариант мне приглянулся. Я вспомнила, что именно прыжок с парашютом стоял первым номером в списке моих планов из хиллэндерского дневника. Но чем старше я становилась, тем меньше меня привлекал этот вид спорта. А после 11 сентября мне приходилось силой запихивать себя в самолет, и о том, чтобы выпрыгнуть из него, речь даже не заходила.
Именно поэтому я должна сейчас это сделать, подумала я. Мне необходимо было сойтись в битве со своими демонами. Пусть даже они предстанут в таком обличии.
Я призналась, что вариант с парашютом меня заинтересовал, но я боюсь. Несколько моих коллег также поведали о своем страхе высоты. Но я все же сагитировала их, по крайней мере, попробовать. Ведь легче будет вышибить клин клином, и сделать это всем вместе, увещевала я. К тому же, мы сможем состряпать из этого статейку: «Один жуткий шаг — и страх преодолен». Мы все согласились на эту авантюру в святых интересах журналистики.
И вот, одним ясным, погожим утром на следующей неделе мы загрузились в автобус и поехали в Катцтаун, штат Пенсильвания, чтобы прыгнуть с самолета. Осеннее солнце приятно согревало. Нам сообщили, что условия для прыжка идеальные.
Мы напялили костюмы и выслушали подготовительную лекцию. Все было хорошо, пока нас не запустили на борт крохотного самолетика. И когда он оторвался от земли, у меня уже по-настоящему помутилось в глазах. Напомните мне еще раз: зачем мы это делаем?..
Я в панике посмотрела на Кейси, всем своим видом выражавшую радостную готовность к приключениям. Она сразу же уловила мой трепет.
— Все будет хорошо, — сказала она. — К каждому прикрепят инструктора. Пусть они выполняют свою работу и волнуются, а ты только расслабься и получай удовольствие.
Она успокаивающе похлопала меня по спине — подошла моя очередь. Я зажмурилась, стиснула зубы — и вот мы с инструктором уже вывалились наружу.
Свободное падение сквозь толщу воздуха вскружило мне голову. Я почувствовала себя такой свободной и сильной, когда в кровь ударил адреналин. Я смотрела вниз, завороженная яркими красками, сливающимися в мозаичные поля, и дыхание спирало в горле…
Когда раскрылись парашюты, мы несколько замедлились и поплыли по небесным волнам. Меня переполнило абсолютное спокойствие, словно бы ничто в этом мире не могло причинить мне вреда. Страх казался тогда далеким, будто принадлежал какому-то другому человеку. И все, что было важно: журнал, Степфордские Близнецы, выкидыш, — показалось мне вдруг маленьким и незначительным.
…Коллеги приветствовали меня на земле. Я подбежала к ним, и мы принялись хохотать, обниматься и делиться общей радостью, знакомой каждому, кто испытал божественное чувство полета.
После этого мы поехали на автобусе в местную таверну и на правах триумфаторов подняли кружки пенного пива.
По-моему, я никогда не пила пива вкуснее.
После этого события я вернулась в офис с новым запасом сил и уверенностью в себе, которую не смог пошатнуть даже на удивление негативный отзыв о моей работе.
И все же огорченная, я пришла к Эллен и села в ее кабинете рядом с безмолвствующим Полом.
— Нам нужно, чтоб ты более активно продавала журнал, — сказала Эллен таким тоном, которым позволительно отчитывать лишь непослушных школьниц.
— Я редактор, — напомнила я. — Моя основная задача — создавать по новому номеру ежемесячно, а не продавать их.
— Ты — «Джилл». Ты несешь ответственность за бренд как таковой, — парировала Эллен. — И хочешь ты того или нет, ты связана с этим брендом и его продажами.
— Но я звоню рекламодателям, — не сдавалась я. — За то время, что у нас работает Лиз, я обзвонила человек двенадцать. — Я не возражала против того, чтобы знакомить Лиз с некоторыми «кормильцами» нашего журнала, но скрытый смысл моей фразы был таков: я делаю журнал, Лиз его продает.
Эллен встала из-за стола, место которого, если честно, было в музее, взяла докладную и протянула ее мне.
— Если верить Лиз, за это время ты сделала всего два звонка, — сказала она. Ее обвинительный тон меня оскорбил. Я прочла докладную. Там говорилось, что я «неохотно иду на контакт», «часто отказываюсь уделять внимание» и «вяло продаю журнал». Вот сука.
Значит, Лиз затеяла бумажную войну. Я решила, что, если не забуду, непременно попрошу Кейси выписать все рекламные договора, которые я заключила. Стараясь ничем не выдать своего гнева, я вернула докладную Эллен.
— Это просто неправда. Разумеется, я хочу продавать свой журнал. И я уделяю ей внимание так часто, насколько это вообще возможно для человека, отвечающего за содержание издания.
Эллен откинулась на спинку кресла. Я видела, что она слушает меня вполуха.
— Послушай, — сказала она, — главное вот что: Ти-Джей задал нам высокую планку. Теперь мы обязаны привлекать новых рекламодателей. Лиз будет очень признательна, если ты ей в этом поможешь. Лучше бы тебе сейчас сосредоточиться на этом аспекте. А редактурой пусть занимаются люди в твоем штате. Они справятся.
— Тогда, возможно, она, как издатель «Джилл», откусила больше, чем может прожевать, — сказала я. — Возможно, мы просто наняли не того человека на место Линн.
Эллен смерила меня презрительным взглядом. Я сразу поняла, что сморозила что-то не то.
— Проблема не в Лиз Александр, — сказала она. — Она одна из лучших издателей во всей индустрии, и я бы посоветовала тебе прислушаться к ее советам. — Затем она обратилась к Полу: — Уверена, Пол сможет помочь тебе, пока вы с Лиз как одна команда будете трудиться для достижения наших новых целей.
Я покосилась на Пола, и он ответил мне пораженческим взглядом: дескать, «выбора нет». На словах это прозвучало так:
— Я с радостью внесу свою лепту и помогу в вопросах, касающихся наполнения журнала.
— Превосходно! — воскликнула Эллен. Она одним выстрелом убивала двух зайцев: выполняла поручение начальства и лишний раз доказывала, кто тут главный. — Будь добра, встреться с Лиз, составь плотный график рекламных звонков и предоставь мне окончательный план.
Я сдалась. Выбора у меня и впрямь не было.
Я договорилась встретиться с Лиз на следующее утро. На этот раз я даже не стала спорить с ней по поводу места встречи: вдруг ей покажется, что я «неохотно иду на контакт»? Как ни противно мне было, я все же вынуждена была подняться к ней в кабинет.
Ненавидела я эти визиты по нескольким причинам. Во-первых (и это самая дурацкая причина), кабинет у нее был больше, чем у меня, и она этим кичилась. Но больше всего меня бесило то, что каждые пару недель она делала перестановку и тем самым сбивала меня с толку. Возможно, если б она тратила меньше времени на тасование своей дорогущей мебели и оригиналов Эрте, то смогла бы успешнее продавать журнал. Но это лишь частное мнение одной «неконтактной» женщины.
Мы сразу перешли к делу. Закусив губу, я назначила двенадцать рекламных звонков на ближайшие пять недель. Самых различных звонков: порой нам нужно было связаться с кем-то на противоположном берегу континента рано утром, порой — отправиться ужинать и пить до поздней ночи с местными дельцами. Я знала, что должна вылезти из кожи вон, дабы Эллен сменила гнев на милость и позволила мне вернуться к работе, которая мне действительно нравилась.
Первый звонок, слава богу, был по Нью-Йорку — в новую косметическую компанию, которая «гарантировала органическое происхождение и безопасность для окружающей среды» своих продуктов. Лиз хотела взять инициативу на себя, и я охотно уступила. Однако увиденное повергло меня в ужас.
Прежде всего, она совершенно неправильно оделась. На ней был желтый твидовый костюм от «Шанель», каждая пуговица которого была размером с яичницу, тогда как представители рекламной службы пришли в нарядах от «Стеллы МакКартни». Ошибка номер один. Как она, спеленатая в свою «Шанель», надеялась установить контакт с этими людьми? Затем, в полумраке кабинета, она долго гундосила перед презентацией, выполненной в «Пауэр Пойнте» и кишевшей постыдными орфографическими ошибками. Не одна пара век сомкнулась под действием ее сухого, монотонного голосишки. Это была катастрофа.
Сделав следующий звонок, мы полетели в Сиэтл. Я вежливо попросила Лиз передать на сей раз бразды правления в мои руки, так как заказчиками были «Кул-тюнз», сайт для скачивания песен, а я ведь больше нее интересовалась музыкой и все такое… Я искренне старалась, чтобы она не подумала, будто я краду ее добычу. К моему удивлению, Лиз с радостью согласилась и даже, кажется, почувствовала некоторое облегчение.
Учитывая природу клиента, я надела джинсы, старую майку «Third Rail» и куртку от «Марка Джейкобса», которую сам дизайнер прислал мне на Рождество. В своем костюме от «Шанель» (на сей раз красном) Лиз смотрелась еще более нелепо. Эта женщина упорно отказывалась учиться на своих ошибках.
Мне никакой «Пауэр Пойнт» не понадобился — хватило одного письма.
— Дорогая Джилл, — зачитала я, по-простецки усаживаясь на край стола, — спасибо за то, что ты порекомендовала мне диск «Stalkers». Прочтя твою рецензию, я пулей бросилась в магазин, купила его, и теперь это мой любимый альбом. Из-за обилия работы я не успеваю следить за музыкальными новинками и потому всегда обращаюсь к вам за советом. Ваши вкусы меня никогда еще не подводили. Благодаря вам я больше не чувствую себя отсталой! Кэрол, 29 лет, Альбукерке, Нью-Мексико.
— Это типичная читательница «Джилл», — продолжала я. — Девушка смышленая, стильная, независимая и увлеченная новой музыкой. Она неплохо зарабатывает и хочет, чтоб ей советовали, как лучше тратить заработанные деньги.
Это было только начало. К концу встречи у нас в кармане лежал договор на кругленькую сумму.
— Поздравляю, — злобно процедила Лиз. — Видишь, не так уж сложно, правда?
Я ничего ей не ответила. А сказать я хотела лишь одно: «Если это так, мать твою, просто, то почему ты не делаешь это сама?» Но я знала, как ей сложно договориться о встрече, не обещая моего присутствия, а потому смолчала.
А вот Лиз в последующие пять недель вела себя очень подло. Представьте мое удивление, когда однажды она не явилась в аэропорт, откуда мы в шесть утра должны были вылетать в Портленд, штат Орегон. Вместо нее приехал один наш корреспондент-новичок.
— А где Лиз? — растерялась я.
— У нее сегодня не получилось, — объяснил он. — Поэтому она прислала меня.
Меня также немало удивило, когда во время нашей поездки в Детройт она призвала «разделять и властвовать». Мой график был забит непрерывными изнурительными переговорами в автомобильных компаниях с семи утра до семи вечера. Однако, когда я обнаружила ее расписание, которое она, дура, забыла в кармане самолетного кресла, оказалось, что она в тот день побывала лишь на двух встречах: на первой они обедали, на второй пили коктейли.
Я удивилась, когда в Майами она сделала мне замечание насчет гардероба в присутствии представителя известной марки алкоголя. «Настоящие бизнесвумен не оголяют такие большие участки тела», — сказала она, имея в виду мою откровенную блузу.
Я удивилась, когда во время визита к техасскому производителю аксессуаров, уже после длительного пудрения мозгов, включавшего совместные фото со «случайно» приехавшими дочками и племянницами, вдруг выяснилось, что компания обанкротилась и денег у них нет. Тогда я единственный раз позволила себе взорваться и едва сдержалась, чтобы не вцепиться Лиз в горло.
— Ты что, не знала, что они выходят из игры?! Только зря потратили время!
— Я не могу следить за каждым импульсом, исходящим от каждой маленькой компании, — ответила она, после чего нахлобучила наушники и дала понять, что разговор окончен.
Это были самые утомительные, самые нервные пять недель моей жизни. Когда они наконец подошли к концу, я почувствовала огромное облегчение. План Эллен я выполнила и перевыполнила. По возвращении домой я с нетерпением ожидала горы накопившихся статей, не говоря уж о личных делах, которые требовали, заслуживали и истово желали моего внимания. После стольких безуспешных попыток зачать ребенка мы с Джошем наконец собрались нанести первый визит специалисту по искусственному оплодотворению. Время совсем не располагало к выступлению на обоих фронтах. Оставалось надеяться, что Лиз возьмется за свою работу, а мою доверит мне.