Помните, какие эмоции обуревали вас, когда вы были подростком? Те часы угнетенности, когда вам хотелось запереться в темной комнате и проторчать там до самого двадцатилетия? И те неописуемые приливы восторга, когда вы готовы были выбежать на улицу и плясать на крышах машин, как те раскрепощенные студенты из фильма «Слава»? Возьмите эти приливы и отливы, увеличьте процентов на тысячу, а потом еще вообразите, что за это удовольствие нужно расплачиваться шестизначными суммами. Примерно так бы я описала курс лечения бесплодия и подготовку к зачатию в пробирке.

Я всегда ненавидела иголки, но теперь наловчилась колоться с вальяжностью завзятой героинщицы. Мне приходилось делать по две инъекции в задницу на день. После этого во мне от души ковырялась врач: брала на анализ кровь или изымала, а потом вновь имплантировала яйцеклетки. Шприцы стали мне в физическом плане ближе, чем Джош, чья половая жизнь сводилась теперь к дрочке в пластиковый стаканчик в компании страшных, потрепанных порножурналов (он вскоре приучился брать свои).

Когда у меня был цикл, я проводила по нескольку часов в кабинете доктора. Ожидание в приемной угнетало меня еще больше, чем непосредственно процедуры. Я смотрела на одних и тех же женщин каждый день. Поначалу я пыталась разговорить их, надеясь получить совет, услышать слова утешения, ощутить поддержку товарок по несчастью. Но разговоры получались исключительно нелепые. В конечном итоге, вместо того чтобы подружиться с ними, я лишь оценивала степень их подавленности и прикидывала, с кем я в эту неделю иду наравне. И кошки на душе оттого скребли еще неистовее.

Единственным человеком в «Джилл», посвященным в тайну моих отлучек, была Кейси. Именно ей я плакалась в жилетку после тягостных врачебных манипуляций. Кейси быстро навострилась жонглировать датами в усложненном календаре и прикрываться правдоподобными встречами, если звонили Эллен или Лиз.

Но основной удар все равно приходился на Джоша. За то недюжинное терпение, с которым он сносил мои фазы окрыления и упадка, он, я считаю, заслужил медаль. Но меня огорчал даже его стоицизм!

Однажды, когда он в который раз тщился меня утешить, я вспылила:

— А почему тебе совсем не грустно?! Как тебе удается сохранять спокойствие, мать твою?! У тебя что, вообще нет эмоций?

И тут Джош рассвирепел. Я никогда прежде не видела его таким.

— А я не могу позволить себе эмоций! — закричал он. — Кто тогда утешит меня? Ты же слишком немощна, чтоб замечать что-либо, помимо собственных горестей!

Этот всплеск шокировал меня до такой степени, что я наконец удосужилась понять и его чувства. Глотая слезы, я прижалась к нему, и он в кои-то веки смог расплакаться.

— Мне так жаль, что не в моих силах что-либо исправить, — сказал он. — Если б я только мог…

Увлеченная своими страданиями, я даже не подумала, каково приходится ему. Тогда я поняла, что на нем вся эта вакханалия сказывалась не меньше: он стал реже писать и утратил ту остроту пера, что принесла ему славу. Странно, как событие, которое должно было, по идее, нас сплотить, разъединяло нас.

— Мне это все не нравится. Может, стоит рассмотреть другие варианты, — ласково продолжил он. Судя по его интонации, он уже давно подумывал над этим. — Например, усыновление…

— Я хочу попробовать еще пару раз, — настаивала я, хотя это было форменное безумие. Процедуры отнимали слишком много сил, плата была слишком велика. Но я еще не готова была сдаться на милость судьбы.

— Хорошо, — согласился Джош. — Но я хочу, чтоб ты знала: если даже мы никогда не станем родителями, ничего страшного. Для меня главное, чтобы мы были вместе.

Его слова не только принесли мне облегчение. Они внезапно открыли мне глаза на одну из причин, почему я так отчаянно старалась забеременеть. Я осознала, что в глубине моей души гнездился страх потерять Джоша, если я не смогу родить ему наследника. В конце концов, мы ведь даже поженились потому, что я была беременна. И я подсознательно боялась, что как бы не выполняю условия договора, а мои разнузданные эмоции лишь усугубляли страх. Я боялась до смерти, что Джош меня оставит, если у нас не будет ребенка. А тут он вдруг убедил меня в обратном.

— Правда? — спросила я, огорошенная этим открытием.

— Конечно, Джилл. Я хочу прожить остаток жизни с тобой, — сказал он и погладил меня по лицу. — С детьми или без них.

У меня гора упала с плеч. Но я все же хотела стать матерью. И мои иррациональные эмоции не отпускали меня.

Взять хотя бы тот уик-энд у Сары и Тасо, вскоре после нашего разговора. Джош играл с Тасо и ребятами в баскетбол, а мы с Сарой сидели во дворе. Каждый раз, когда я слышала смех Джоша, меня душили слезы. Радость, которую он получал от общения с детьми, звучала прямым укором в мой адрес.

Да, я понимаю, что это чистой воды безумие.

Но я сдержалась, потому что Сара вдруг заговорила о собственных проблемах, а это случалось ох как редко.

Она с грустью спросила меня, как работа.

— Хреново, — без обиняков отрезала я. — Клянусь, с каждым днем я ненавижу этот бизнес все больше. Если бы врачи не высасывали столько денег, меня бы уже там след простыл.

— Ну да, конечно, — скептически отозвалась Сара.

— Я не шучу, — ответила я. Я действительно не шутила.

— Но ты же не можешь просто развернуться и уйти, бросив свое детище, — сказала Сара. — Я тебя знаю. Ты слишком усердно трудилась. Ты достигла всех поставленных целей. И ты заслужила все положенные за это лавры, — добавила она.

— Уж поверь мне, на мою голову посыпались не только лавровые венки. В последнее время я готова все бросить и поменяться местами с тобой. Так хочется послать их всех и заняться семьей.

Сара горестно вздохнула в ответ.

Я вопросительно приподняла бровь, поняв, что она чего-то недоговаривает. И она тут же призналась:

— Я бы с радостью с тобою поменялась.

Я была в шоке. Ни за что не пожелала бы такой жизни моей любимой Саре!

— Я тебя умоляю! — завопила я. Что за идиотские высказывания! Может, она просто хочет меня успокоить, зная, что мне приходится нелегко? — Тебе нельзя ни о чем жалеть!

Покосившись на Тасо и ребятишек, Сара понизила голос до конфиденциального шепота:

— Конечно, я не жалею, что завела семью. Но все это время я терзаюсь вопросом, кем бы я сейчас была, если б не забросила карьеру. Может быть, могущественным, востребованным арт-директором? Постоянной гостьей на сезонных выставках в Манхэттене? Этого я никогда не узнаю.

— Но ты же всегда продолжала работать… — начала я, но она меня сразу же оборвала:

— Никакого прогресса. Никакого личностного роста. Я из раза в раз делаю одно и то же. — Она опять тяжело вздохнула. — Не знаю. Может, мне стоит устроиться куда-нибудь на полный рабочий день. Дети уже не маленькие…

Хотя я по-прежнему отказывалась считать карьерный успех пределом мечтаний, особенно в свете последних событий, Сару подбодрить мне все же хотелось.

— Ну, а почему бы и нет?

— Я выбилась из колеи, — сказала она. — И я чувствую себя ужасно неуверенной со своим портфолио и прорехами в резюме.

— Ты не одна такая, Сара, — сказала я, наконец, по существу. — Женщины постоянно возвращаются на работу. Никто тебя не упрекнет в том, что ты оберегала семейный очаг. А за сохранность твоего таланта я лично готова поручиться. — Приятно было в кои-то веки оказаться в роли утешительницы, особенно если утешения требовала Сара.

— Спасибо, Джилл. Из твоих уст эти слова звучат убедительно, — сказала Сара. — В смысле, я очень горжусь тем, чего ты добилась за эти годы. У тебя есть имя.

Да, подумала я, имя, которое я создала специально, чтобы Степфордские Близнецы сейчас его уничтожили. Но мне так отрадно было слышать об этом от Сары. Моя самооценка пострадала не только ввиду драмы с бесплодием — корпоративная машина «Нестром» тоже нанесла ей серьезные увечья. Мне часто приходилось напоминать самой себе, зачем я вообще терплю все эти гадости. Ах, да, затем, чтоб оплатить очередной курс лечения. Я заложница финансовых обязательств. Меня буквально вынуждали наблюдать, как плод моих многолетних трудов преображается в нечто, чем я едва ли уже могу гордиться. И, что самое ужасное, я вынуждена была участвовать в убийстве журнала, который не только носил мое имя, но и был призван отображать мои ценности и взгляды. Журнала, посредством которого я говорила с миром.

И хотя Сарина вера в меня оставалась непоколебима, мне начинало казаться, что уважение в «Нестром» я возвратить уже не сумею.

Первый удар по моему самолюбию, пускай и вполне предсказуемый, был нанесен, когда мы наконец съехали с этажа «Фэшенисты». Нас в буквальном смысле — и в весьма бесцеремонной манере — «спустили с лестницы». На восьмой этаж. Если раньше мы делили площадь с великой Майрой Черновой, то теперь нашими соседями стали мерзкие посетители кафетерия и кладовщики.

Далее: мой выпускающий редактор сбежала на куда более сочные нивы «Эпикурейца». Сразу после этого мне объявили ультиматум о смене дизайна и назначили неимоверный срок исполнения. Не стоило забывать еще и о новом редакторе, которого мне насильно пытались всучить. И посреди всего этого великолепия я выясняю, что последний курс лечения прошел зря.

К счастью, встреча с Минди Уайнер, подысканной Эллен заменой, пришлась на день «со знаком плюс». Об этой девице я знала лишь то, что раньше она работала в каком-то журнале о маяках. А вы говорите, «занять нишу дамского чтива»… Я понятия не имела, почему Эллен решила, что Уайнер подойдет «Джилл». Разве что она тоже входила в Степфордское общество стерв. И чем больше я об этом думала, тем больше укреплялась в подозрениях.

Но от волнения не осталось и следа, когда я познакомилась с этой женщиной. Судя по ее внешности, она никогда в глаза не видела кашемировых свитеров, не говоря уж о покупке подобной вещи. Все ее свитера, вероятно, были изготовлены из полиэфирного волокна и продавались в «Кей-Марте». По крайней мере, синий брючный костюм, в котором она пришла на встречу, явно был куплен там. Даже волосы ее походили на товар со скидкой: ломкие, напоминавшие дешевый парик, они торчали на голове неподвижным треугольником.

Несмотря на, мягко говоря, непрезентабельный вид, вела себя она вполне уверенно и излучала какую-то материнскую ауру. Она рассказала, что несколько лет проработала в журнальном бизнесе в Нью-Йорке, а потом переехала с мужем на юг Джерси. Но теперь они возвращались в город, и она с нетерпением ожидала, когда сможет вновь взяться за дело.

— «Лайтхаузес»… Ну, скажем, мне там было скучновато, — призналась она.

Она производила впечатление человека энергичного и готового взвалить на свои плечи груз ответственности.

— Я могу работать по вечерам, чтобы вам этого делать не приходилось, — заверила она, осматривая хаос в моем кабинете. — Я уже вижу, что вы работаете больше, чем вам положено.

Что и говорить, она была права. А я порадовалась, что хоть один человек в этом здании способен оценить мое трудолюбие.

— Я понимаю, что я пришла к вам из маленького издания, но поверьте: со мной вы сократите нагрузку как минимум вдвое, — пообещала она. Ах, если бы…

Работа у выпускающих редакторов самая неблагодарная. Их задача состоит в том, чтобы подзуживать всех перед публикацией журнала, но делать это так, чтоб никто их не возненавидел. Они должны быть очень дисциплинированы, но при этом быть тонкими дипломатами. По первому впечатлению, Минди всеми необходимыми качествами обладала.

Слова ее звучали убедительно, и, если они хоть частично соответствовали действительности, я могла быть спокойна. Поэтому я решила не судить по сомнительной одежке и дать ей шанс проявить себя. Да и сейчас, когда нас поставили перед необходимостью смены дизайна, привередничать не приходилось.

Я наняла Минди и тотчас поручила ей два номера одновременно: текущий и прототип для нового дизайна. Мы провели немало утомительных совместных вечеров в офисе, хотя она часто пыталась прогнать меня со словами: «Я сама управлюсь». Да, я ей доверяла, но не хотела терять личный контроль. К тому же запарки на работе помогали мне отвлечься от неприятностей дома. С Джошем-то все было отлично, но наша жизнь вращалась вокруг искусственного оплодотворения. И, как показала практика, только в офисе я была способна об этом забыть.

Больше всего времени отнимали следующие процедуры: разработка нового дизайна со Свеном; кропотливая вычитка каждого экземпляра с целью убедиться, что содержимое в достаточной мере смягчено (т. е. вычеркивание слова «пенис», согласно Лиз), и, наконец, попытки убедить коллег, что все эти перемены не означают, будто мы продались, хотя именно это они и означали. Я приобрела множество навыков фокусника, иллюзиониста и жонглера расплывчатыми формулировками. Я убеждала их, что эти перемены помогут «вывести “Джилл” на новый уровень». И кажется, таки убедила. Да что там — я убедила саму себя.

Все это время я изумлялась умениям Минди. Еще больше меня изумляло то, как она успевала растить двоих детей (десяти и двенадцати лет), фактически поселившись в «Нестром-билдинг». Она обещала, что я перестану дневать и ночевать на работе, и слово свое сдержала. До меня доходили слухи, что она иной раз задерживается на работе до трех или половины четвертого ночи. Ума не приложу, как ей удавалось оставаться такой бодрой.

— Ты уж береги себя, Минди, — сказала я ей однажды вечером, пока мы ужинали китайской едой в конференц-зале. Я не хотела, чтоб она так быстро сгорела на работе. За столь короткий срок она уже доказала свою незаменимость.

— Ты тоже, — осторожно ответила она. — Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, но сегодня я заметила, что глаза у тебя красные и припухшие. У тебя все в порядке? — с тревогой в голосе спросила она.

В зале никого больше не было. Да я и устала держать эмоции в себе. Мне захотелось немедленно открыться кому-то, а Минди казалась такой участливой.

— Могло бы быть и получше, — ответила я с невеселым смешком. — Все, наверное, принимают меня за психопатку. Ну, эти постоянные смены настроения… Видишь ли, я сейчас лечусь от бесплодия. И порой меня можно довести до слез как очень важной проблемой, так и сущей ерундой. Да, ты права: я сегодня плакала. Из-за сущей ерунды.

— Прекрасно тебя понимаю, — сказала вдруг Минди. — Я сама прошла шесть курсов экстракорпорального оплодотворения. Это было ужасно.

— Правда? — воскликнула я. Я была так рада поговорить с человеком, который пережил нечто подобное.

Минди кивнула.

— Ну, это история со счастливым концом. Второго ребенка я родила благодаря ЭКО. И я тебе скажу: все эти кошмары стоят награды, которую ты в итоге получишь. Потому не сдавайся. Думай о награде.

— Ну, — сказала я, — я стараюсь не обольщаться. Уж слишком часто мои надежды оканчивались разочарованием.

Минди ободряюще обняла меня за плечи:

— Интуиция подсказывает мне, что у тебя все получится. Держись.

Ее оптимизм и наш разговор в целом принесли мне большое утешение. Я была ей крайне благодарна. А потом она запросто ответила на множество вопросов об этом деликатном процессе и ее с мужем эмоциональном состоянии. Некоторые вопросы носили довольно интимный характер, но Минди вовсе не противилась моему вмешательству.

— Если я еще чем-то могу тебе помочь, ты просто дай знать, — заверила она меня.

Я, конечно же, попросила сохранить информацию в секрете. Я не хотела, чтобы кто-либо еще узнал о моих трудностях — тем более Степфордские Близнецы. Она побожилась, что это останется между нами. Между нами и Кейси, если говорить точнее.

А смена дизайна тем временем проходила с завидной легкостью, в основном, благодаря стараниям Свена и его команды. На обложку того номера нам удалось завлечь большую «звезду» — юную актрису Лору Лонэган. Съемки дались нам немалой кровью, поскольку по ходу дела ее бросал парень — по телефону. Я думала, нам придется стирать трубку при помощи «Фотошопа»: она не выпускала ее из рук — то набирала его номер, то ожидала следующего звонка, чтобы завязать очередную бурную ссору.

Я думала, нам не удастся получить ни единого пристойного кадра, но Свен, как обычно, задействовал волшебство. Когда он показал мне макет, я остолбенела. Фотография получилось очень красивая. Слишком красивая. До того красивая, что мне показалось, будто передо мной обложка «Фэшенисты». Я отнесла снимок, чтобы продемонстрировать его всем остальным.

Все осыпали Свена восторженными охами, и он это, кроме шуток, заслужил. Среди поющих осанну затесалась также Минди, которая воспользовалась случаем, чтобы прокомментировать размер заголовков, чем до крайности разозлила Свена.

Из-за этих нередких замечаний по дизайну Свен очень невзлюбил Минди. Однажды он даже заявил мне, что не будет выслушивать советы «от женщины, которая подтягивает лосины до груди». Я лишь рассмеялась, зная, как восприимчив Свен к любой критике. И заверила его, что к рекомендациям Минди никто не прислушивается. И все же она постоянно его раздражала.

Но когда она склонилась над обложкой в тот день, произошло кое-что еще. И это «кое-что» расстроило Свена пуще прежнего.

— Эй! — закричал он. — Из тебя кровища льется прямо на мою фотографию!

Тут и я увидела, что из носа у Минди хлещет кровь. Она прикрыла лицо рукой, но алый поток продолжал струиться сквозь чашечку ее ладони. Я мигом притащила стул из ближайшего бокса.

— Сядь и запрокинь голову, — велела я. — Принесите мне салфеток и бумажных полотенец!

Кейси мигом выполнила мою просьбу.

— Ты в порядке? — спросила я у Минди.

Та лишь кивнула и пролепетала:

— Это все аллергия…

Свен вихрем вылетел из комнаты, бормоча что-то себе под нос. Я недоуменно уставилась ему вслед, так как успела отчетливо расслышать слово «кокаинистка».

Кокаинистка? Это был настоящий шок. Возможно, я чересчур наивна, но как эта женщина, эта нелепо выряженная мать двоих детей могла быть кокаинисткой? Кокаин могли нюхать рок-звезды, или тощие фотомодели, или богачи с Уолл-стрит. Но никак не Минди Уайнер.

Но, если подумать, она действительно была полна безудержной энергии и вкалывала круглые сутки… И вид у нее порой бывал нездоровый. Но кокаин?.. Вряд ли. По крайней мере, я отказывалась в это верить.

Минди обеспечила мне крепкий тыл тогда, когда я более всего в нем нуждалась. Она, будто живой щит, заслоняла меня от многих неурядиц и, казалось, держала все под контролем. Дела в журнале с ее приходом пошли гладко, невзирая на эту злосчастную ультимативную смену дизайна. Она всегда укладывалась в бюджет. И она неоднократно доказывала свою преданность мне, иной раз буквально ловя предназначенные мне пули… Я не могла в это поверить. Я решила списать комментарий Свена на его антипатию к Минди.

После происшествия с окровавленной обложкой мы со Свеном устроили успешную презентацию для Эллен и Пола, а они в ответ одобрили новый дизайн. Разумеется, у Лиз нашлась пара замечаний. Глядя на великолепную обложку, она размышляла вслух:

— Может, стоило бы поработать над этим еще немного… Ну, подчистить веснушки и закрыть эту ужасную щель между зубами.

Прежде чем Свен успел ринуться в бой, я подняла руку в знак протеста.

— Всем известно, что щель между зубами — это фишка Лоры. Эта щель делает ее красоту человечнее, — твердо заявила я. — И мне нравится то, что мы будем первым журналом, который покажет ее истинное лицо — с веснушками и всем прочим.

К счастью, Эллен и Пол меня поддержали, и я ушла с совещания со спокойной душой.

Теперь оставалось лишь усесться поудобнее и ждать, пока Лиз продаст журнал.

Мы ждали. И ждали. И ждали. Презентация номера перед Ти-Джеем неумолимо приближалась, а ему мы должны были представить не только новый дизайн, но и новых рекламодателей.

И тут мне позвонила Эллен и сказала, что встреча откладывается, а ей необходимо срочно со мной увидеться.

Я отправилась в ее роскошную резиденцию с худшими опасениями. Эллен никогда не звала меня к себе, чтобы выразить благодарность или сказать еще что-либо приятное. Да и когда это она говорила мне приятные вещи? Когда я зашла к ней в кабинет, Лиз уже стояла у кресла Эллен в позе Мортиции Адамс. А ведь подходящий образ, подумала я. Эллен — Гомез, а Лиз — Мортиция… Почему-то мне было совсем не сложно представить их жутковатой парочкой из мультфильма.

— Число рекламных страниц едва ли устроит Ти-Джея, — огорошила меня Эллен, прежде чем я успела сесть.

Я метнула быстрый взгляд в сторону Лиз.

— Не понимаю, — сказала я в отчаянии. — Как так может быть? Мы сделали все, как вы просили. Мы сделали все так, чтобы вы могли продать журнал. — Я пошла на множество уступок, и мои сотрудники лезли из шкуры вон, чтоб обеспечить нужный результат. К тому же стрелка моего эмоционального барометра указывала прямо вниз. Терпение было на исходе.

Лиз покраснела и опустила глаза; на миг мне показалось, что она сейчас расплачется. Возможно, ей было стыдно — и поделом. Но когда она подняла голову, глаза ее превратились в узенькие щелки, а руки уперлись в бока. Заслышав первые же визгливые нотки, я поняла, что эта гадина ни в чем не повинится.

— Опять же, — назидательным тоном заговорила она, — мне бы очень помогло, если б ты почаще сопровождала меня на встречи с рекламодателями. Кейси отменила несколько важных встреч, которых я добилась с большим трудом, из-за твоей редакторской нагрузки. — Новый день, а дерьмо все то же. И конца-края этому не видно. — Как ты будешь оправдываться теперь, когда дизайн изменен? — спросила она с чуть большим напором, чем позволяли приличия. — Чем ты так занята?

Оправдать меня могли два момента: 1) я уже сделала куда больше рекламных звонков, чем мне по справедливости полагалось; 2) я проходила еще один курс искусственного осеменения. А это уже их не касалось. Мерзкие суки. Я лишь молча сидела с видом собственного превосходства.

Но это ничуть не смущало Лиз, которая продолжала жечь меня своими кошачьими глазенками.

— Просто с тобой в последнее время так сложно связаться, Джилл. Ты часто куда-то уходишь. У тебя все в порядке? — спросила она с фальшивой заботой.

— Я рекламировала наш новый дизайн, — сказала я, силясь вспомнить подсказки Кейси. — Встречалась с прессой. Искала крупных звезд для обложек, как того требует ваш мандат.

— Послушай, — сказала Эллен, будто бы играя роль рефери, но все же с ощутимым раздражением. — Джилл, ты могла бы еще чуть напрячься, чтобы помочь Лиз? На данном этапе это самое главное. Мы должны увеличить эти цифры перед встречей с Ти-Джеем.

— А если не выйдет? — спросила я. Ситуация и впрямь казалась безвыходной, а их ожидания — невозможными.

— Джилл, если мыслить позитивно, то выйдет, — ответила Эллен.

Я снова пошла на попятный и провела ближайшее несколько недель на встречах с Лиз. В то время я так часто встречалась с рекламодателями, что некоторые предпочитали иметь дело со мной лично, без вмешательства миссис Александр. Во всей этой катавасии именно я играла главную роль. И это переполняло меня гневом. Чем же тогда она занималась, если не продавала рекламные площади?! Я не могла поверить, что вынуждена этим заниматься, ведь в глубине души я ненавидела просить у людей деньги. Я чувствовала себя какой-то хитрой попрошайкой, но все-таки соглашалась, хоть это и не входило в мои обязанности. Я выкладывалась на все сто, но в итоге поняла, что эта идиотка не смогла бы даже продать Уитни Хьюстон дозу крэка. Она вообще ничего не смыслила в рекламе и уже изрядно напортачила, растеряв множество клиентов.

Нам удалось каким-то чудом заманить нескольких рекламодателей, но не так много, как рассчитывала Эллен. А отмазки, к которым прибегали рекламисты, меня просто выводили из себя. Особенно если мне приходилось лететь куда-нибудь в Детройт (мощная автомобильная компания) или Орегон (гигант спортивной одежды), а они отвечали одно и то же: «Мы уже тратим долю бюджета, отведенную под эту группу, на “Фэшенисту” и “Харизму”. У нас элементарно нет денег на еще одно издание с той же целевой аудиторией».

Напрасно я объясняла им, что читательницы у нас совершенно разные, хотя с виду журналы и похожи. Я выставляла себя полной идиоткой, и это лишь убеждало меня, что новый дизайн, каким бы красивым он ни был, все же не годился для нашего журнала. Мы рубили сук, на котором сами же сидели, пытаясь пролезть на рынок, для нас изначально не предназначенный. Они норовили сделать из «Джилл» то, чем «Джилл» не являлась. И по всей очевидности, быть не могла.

После каждого удручающего звонка мы с Лиз сидели в лимузине в зловещей тишине. Однажды, возвращаясь в офис, мы увидели компанию школьников, переходивших дорогу. Я приветливо им улыбнулась. Малыши не старше семи лет, как выводок утят, семенили за учительницей. Я на минуту вообразила себя учительницей, которая переводит детей через дорогу, вместо того чтобы сидеть рядом с Лиз Александр.

— И что в них находят, — пробормотала она, выдергивая меня из мечтаний.

Я удивленно вытаращилась на нее.

— В детях, — уточнила она. Кажется, впервые за все время, что мы были знакомы, она заговорила со мной откровенно.

— А ты когда-нибудь думала об этом? — осторожно спросила я в надежде, что хотя бы здесь мы найдем точки соприкосновения.

Она покачала головой.

— Ни за что. У меня нет ни времени, ни желания. Лучше пусть этим занимаются другие. Но не я. Нет, ни в коем случае. — Затем она посмотрела своим знаменитым кошачьим взглядом искоса. — А ты?

— Возможно. Не сейчас, — кратко ответила я.

— Ну да, — поддела она меня, — когда времени будет побольше. Сейчас ведь, я уверена, у тебя несколько иные приоритеты. По крайней мере, должны быть иные. Вся команда «Джилл» рассчитывает на тебя в столь ответственный момент.

У меня мурашки пробежали по спине: а вдруг она что-то знает? Что-то, что я предпочла бы скрывать. Однако ей хватало выдержки вести себя осторожно. Но как? Откуда она могла узнать? Кейси ни за что никому бы не рассказала — тем паче Лиз. Оставалась лишь Минди…

На протяжении всех тех недель встреча с Ти-Джеем угрожающе маячила на горизонте. Когда время наконец настало, Эллен в экстренном порядке созвала совещание в своем кабинете.

— Надеюсь, он даст нам немного времени, пока все привыкнут к новому дизайну, — вслух беспокоилась я. — Лиз сразу же сможет получить больше рекламных денег, когда номер выйдет в печать, — сказала я, с надеждой глядя на Эллен, хотя вовсе не была в этом уверена. Если Ти-Джей зафукает нашу презентацию, это будет означать еще одну смену дизайна. Или что похуже. — Вы должны убедить его в этом, когда мы покажем ему новый дизайн.

Эллен покачала головой.

— Мы не предоставим ему цифры, — сказала она. — Во всяком случае, подлинные цифры.

Я ушам своим не верила.

— То есть мы ему соврем? Ти-Джею?! — Она что, с ума сошла? Ти-Джей вряд ли стал бы директором «Нестром-медиа», будь он конченым идиотом. Каким бы он ни был эксцентриком, в остроте ума этому человеку не откажешь. И этот острый ум мог раскусить любую увертку Эллен Каттер.

— Джилл, дорогуша, мы не будем врать, — сладко пропела Эллен. Опять начались эти «дорогуши». — Мы просто предоставим ему намеченные цифры. Ну, те, которые мы планируем достичь. — И прежде чем я успела возразить, она глянула на часы. — Все, пора. Идемте.

— А где же Пол? — спросила я, хотя уже поняла, что они опять вышвырнули его за борт. Это часто происходило, когда дело касалось Ти-Джея. Теперь уж меня ничем не удивишь: презентация нового дизайна в отсутствие креативного директора.

У меня не было ни союзника, ни времени, чтобы подумать о дальнейших событиях. А ведь мы втроем собирались поехать на встречу к Ти-Джею и предоставить ему ложные данные по рекламе.

Я не хотела в этом участвовать. И меня тошнило от клоунады, которую затеяли Эллен и Лиз.

— Мы очень довольны новым дизайном, — сказала Эллен, показывая его недвижному Ти-Джею.

— Мы потратили немало времени, но, кажется, у нас таки получилось, — сказала Лиз. Как обычно, она свела все мои усилия на нет. Неужели нельзя было сдержаться хотя бы при директоре?

— Ну, если исходить из цифр, то да, получилось, — сказала Эллен. Меня изумляло, с какой непринужденностью она брешет. И при этом ни капли не боится разоблачения.

Тут Лиз начала оглашать цифры. Ложные цифры. Цифры, к которым мы даже приблизиться не могли, пока должность занимала Лиз Александр.

Я сидела молча, потрясенная происходящим. Вся эта показуха меня чрезвычайно злила. Если они способны врать в глаза директору, то на что они пойдут, если дело коснется меня? Я даже представить себе не могла. И тогда мне стало невероятно грустно.

Я чувствовала себя отъявленной лгуньей. Просто потому, что молчала, а значит поддерживала их — и продлевала жизнь своему детищу, которое больше не узнавала. И меня мутило от этой картины: как Эллен и Лиз щеголяют вымышленными успехами, а Ти-Джей в это время стрижет ногти прямо на стол для заседаний.

Это было отвратительно, с какой стороны ни глянь.

Не знаю, повелся ли Ти-Джей на всю эту херню. На встречах он всегда сохранял таинственный вид. Он молча состригал ногти, и от щелчков кусачек у меня по спине пробегали мурашки отвращения. Закончив, он просто взглянул на Эллен и сказал:

— Я тебе доверяю. Делай так, как считаешь нужным.

Но по-настоящему тошнотворным стал следующий эпизод, когда Ти-Джей остановил Лиз уже на выходе и сказал ей:

— Я просто хотел поблагодарить тебя за то, как мастерски ты захомутала «Кул-тюнз». Они очень поднялись с тех пор, как ты привлекла их к «Джилл». Их покупательская способность возросла раз в пятьдесят. Сделай так, чтоб они продолжали богатеть.

— Спасибо, Ти-Джей. Будет сделано, — не смела ослушаться она, пока я обстреливала ее самыми убийственными взглядами из своего арсенала. Ведь это я их «захомутала»! А она теперь купалась в лучах славы.

Зачем же мне выполнять две работы, если моих заслуг никто не признает?

Я прошла вслед за Лиз к кабинке лифта. Мне надоело, что она вытирает об меня ноги. Я должна была себя защитить. Я не хотела затевать ссор — нет, я лишь хотела довести до ее ведома, что не спущу ей этого.

— Интересно, почему это Ти-Джей считает, что именно ты привлекла «Кул-тюнз»? — небрежно полюбопытствовала я.

— В смысле? — злобно цыкнула Лиз, несмотря на мою мягкость.

— Ну, в том смысле, что привлекла их я, вот и все, — спокойно отвечала я.

Лиз вылупилась, будто у меня было пять голов на одних плечах.

— Я не знаю, о чем ты.

— Правда? — позволила себе усомниться я. — Знаешь, тогда тебе следует всерьез этим озаботиться — ну, провалами в памяти. Может, это болезнь Альцгеймера в ранней стадии. — Отлично, моя внутренняя сука наконец пробудилась ото сна. Я просто не устояла.

Лиз лишь покачала головой и вздохнула.

— Джилл, я — издатель. Я договорилась о встрече и сделке. Мне кажется, это у тебя проблемы с памятью… и самооценкой, — оскорбилась она. Тут, на ее счастье, лифт доехал до нужного этажа, и она выпорхнула наружу.

А я потащилась в офис, изможденная и полная отвращения. Плюхнувшись в кресло, я рассеянно пролистала письма в электронном ящике. В папке «Входящие» меня дожидались бережно скопленные Кейси письма читательниц за истекший месяц.

Я открыла папку в надежде, что чтение поможет мне ненадолго отвлечься. Все, как и раньше: комплименты да жалобы насчет рекламы. Но одно письмо выделялись среди прочих. Оно напомнило мне о последних днях «Чики».

Дорогая Джилл,

Что происходит с журналом? Я пролистывала последний номер и была вынуждена взглянуть на обложку: не купила ли я по ошибке «Космополитен»? А ты сама? Ты же банально продалась! Я очень разочарована.

Кэти, 32 года, Чикаго.

Я свернула окошко и тяжело вздохнула. Возможно, это знак. Возможно, мне стоит задуматься, не пора ли расстаться с «Джилл». Возможно, настало время изучить другие варианты.

Не медля ни минуты, я взяла трубку в твердой решимости позвонить нескольким старым друзьям. В частности, бывшей издательнице «Джилл» Линн Стайн, которая, как я и предсказывала, не только выжила после увольнения, но и заняла пост председателя правления у главных конкурентов «Нестром». Более того, ходили слухи, что она ищет идеи для нового журнала.