Янаев Геннадий Иванович (26 августа 1937 — 24 сентября 2010) — родился 26 августа 1937 г. в с. Перевоз Перевозского района Горьковской области. Специалист по сельскому хозяйству, Геннадий Янаев вступил в КПСС в 1962 г. Начинал партийную карьеру как комсомольский лидер в Горьковской области, где занимал должности второго (1963–1966), а затем первого секретаря обкома ВЛКСМ. В 1968 г. назначен председателем Комитета молодежных организаций СССР. В 1980 г. становится заместителем председателя президиума Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами.

В ходе «перестройки» Янаев занял более значительный пост — секретаря ВЦСПС по международным вопросам (1986–1989), затем получил должность заместителя председателя ВЦСПС (1989–1990). В апреле 1990 г. возглавил ВЦСПС как председатель (апрель — июль 1990), но на XXVIII съезде КПСС был избран членом ЦК (1990–1991), который, в свою очередь, утвердил Янаева членом Политбюро и секретарем ЦК по между народным вопросам (14 июля 1990 — 31 января 1991). 27 декабря 1990 г. Президент СССР М. С. Горбачев выдвинул Янаева на пост вице-президента СССР. Вскоре после избрания (Съездом народных депутатов СССР) Янаев оставил работу в Политбюро и Секретариате ЦК (31 января 1991). 19 августа 1991 г. Янаев и семь других высших советских руководителей провозгласили создание Государственного комитета по чрезвычайному положению и объявили о принятии Комитетом верховной власти в стране. В то время, как президент Горбачев был объявлен неспособным исполнять свои обязанности по состоянию здоровья, Янаев принял на себя полномочия Президента СССР. Плохо спланированный захват власти провалился на третий день, и Янаев был арестован 22 августа 1991 г. по обвинению в государственной измене. Суд над Янаевым и 11 другими политическими деятелями откладывался до мая 1993 г. В феврале 1994 г. Государственная дума Российской Федерации одобрила законопроект об амнистии, в связи с чем уголовное преследование было прекращено.

— Геннадий Иванович, в ваших монологах, ответах на вопросы многочисленных интервью, собственноручно написанных заметках слишком часто упоминается Горбачев. У плохо знающих вас людей может создаться впечатление, что над вами довлеет глубокая личная обида, острая, опять же сугубо личная, неприязнь по отношению к нему.

— Слово «обида» тут явно не подходит. Что же касается личной неприязни, то как всякий нормальный человек я имею на нее полное право. Вы много встречали людей, абсолютно свободных от этого чувства? Вряд ли. Да, я испытываю неприязнь к Горбачеву и не пытаюсь это скрывать. Но она, как мне думается, не мешает верно осмысливать, оценивать все, что произошло с нашей страной в 80-е — 90-е годы XX века. Вина Горбачева в разрушении СССР бесспорна, и никакая личная неприязнь не мешает понять эту простую истину.

— Горбачев был первым и последним президентом Советского Союза. Вы были первым и последним вице-президентом СССР. Логично предположить, что и вы в известной мере повинны в распаде государства.

— Логично предположить, что повинны мы все — и я, и вы, и другие бывшие советские люди, которые не смогли или не захотели предотвратить распад, но… В истории вина, ответственность за рукотворные глобальные катастрофы всегда персонифицирована. Иначе мы почти не вспоминали бы, например, Гитлера, а говорили бы о «плохих немцах», принесших неисчислимые бедствия человечеству. А это неправильно, ведь даже среди офицеров гитлеровской армии нашлись такие, которые намеревались ликвидировать фюрера. И наши современники, как известно, относятся к ним скорее положительно… Вы наверняка смотрели замечательный американский фильм-притчу «Пролетая над гнездом кукушки». Там главный герой пытался в доме для душевнобольных оторвать от пола тяжеленную раковину для умывания. Разумеется, у него ничего не получилось, но он с чувством выполненного долга, обращаясь к товарищам по несчастью, произнес: «Я хотя бы попытался»…

— Вам могут возразить: вы слишком долго подходили к «раковине». Почему не пытались оторвать ее раньше?

— В конце 80-х — начале 90-х мне было уже за пятьдесят. А в этом возрасте невелики шансы для того, чтобы мгновенно превратиться в Че Гевару. Как говорил Черчилль: «Кто в молодости не был радикалом — у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором — у того нет ума». Под «зрелым консерватизмом» все мы понимаем не только какое-то политическое течение, но и присущий нам конформизм (некое подобие инстинкта самосохранения, если угодно), отказ от радикальных действий, желание преодолевать острейшие проблемы не революционными методами, а посредством взвешенных, тщательно продуманных решений. Да, иногда такой «консерватизм» бывает крайне вреден для государства и общества, но с этим уж ничего не поделаешь. Так устроен мир, как говорится… К тому же в большинстве своем мы склонны переоценивать свои способности и возможности. Мне, например, казалось, что, находясь в окружении Горбачева, я смогу так или иначе влиять на его политику и тем самым принести пользу стране. Не получилось, иллюзии рассеялись. Теперь они меня не питают, и можно беспрепятственно заниматься переоценкой многих вещей…

— Геннадий Иванович, расскажите, пожалуйста, вкратце о своих самых «ярких» впечатлениях от тюрьмы. И так же вкратце поведайте о второй составляющей известной пословицы — о вашей «суме». Ведь по сравнению с абсолютным большинством представителей бывшей советской элиты вы, можно сказать, нищий. Ни машины, ни особняка, ни каких иных атрибутов «обеспеченной жизни»…

— Начну с ответа на вторую часть вопроса и скажу банальную вещь: не в деньгах счастье. Действительно, я не владею ни тем, что вы назвали, ни счетами в банках, ни чековыми книжками, ни акциями предприятий-монополистов. В нашем с супругой распоряжении обычная «советская» квартира да простенький дачный дом на шести сотках в садово-кооперативном товариществе. И меня это вполне устраивает. Бывало и похуже. Например, когда вышел из тюрьмы, «по понятным причинам» много лет нигде не мог трудоустроиться. И все же в 2002 году Валерий Александрович Квартальнов (ныне покойный), ректор Международной академии туризма, предложил мне место преподавателя в созданном им вузе. С тех пор там и работаю, за что этому прекрасному человеку буду по гроб жизни благодарен.

Что до тюрьмы, то ведь и в ней худо-бедно существовать можно. Меня она нисколько не надломила, не деморализовала. Самые же «яркие», как вы выразились, самые незабываемые впечатления связаны с арестом и первыми днями неволи. В шесть утра 22 августа в мой кремлевский кабинет заявился генпрокурор РСФСР Степанков в сопровождении двух громил-оперативников. Они доставили меня в республиканскую прокуратуру (хотя еще союзная действовала) и передали «из рук в руки» следственной бригаде. Последовал многочасовой допрос — до позднего вечера. Следователи оказались в общем-то неплохими ребятами, сходили куда-то во время допроса и принесли мойву с хлебом, дали поесть. В девять вечера меня снова повезли — куда и зачем не сказали. По прибытии узнал: кашинский следственный изолятор в Тверской области. Оказался в одной камере с рэкетиром, неплохим, в сущности, парнем.

26 августа ночью перевезли в «Матросскую тишину», где уже находились остальные гэкачеписты. Посадили в одну камеру со «стукачом», который «позиционировал» себя как насильника — старый, испытанный прием, используемый в отношении тех, у кого нужно получить «признательные показания». После туда подселили еще одного арестанта, пробывшего, правда, в той камере недолго. Ему на смену привели пожарного Юру, погоревшего на взятке в 3 тысячи рублей… Поначалу условия несколько угнетали: бивший в глаза свет от круглосуточно горевшей лампочки, жесткий тюремный режим и пр. Но привык понемногу…

— В своих прежних беседах с журналистами вы не раз высказывали сомнения в том, что Б. К. Пуго застрелился. Что вас заставило усомниться в правдивости официальной версии?

— Накануне ареста, когда уже было всем ясно, что «наша песенка спета», мы с какой-то спокойной (чтобы не сказать «веселой») обреченностью болтали с Борисом Карловичем по телефону — около 9 часов вечера 21 августа. Я ему из Кремля (где, как Гитлер в бункере, просидел все три «чрезвычайных» дня): «Ты баул собрал? Небось уже завтра твои коллеги «попросят» нас проследовать с ними…» А он, находясь в своей квартире: «Да вон Валюха собирает потихоньку. Сухарей только не успел насушить, больно быстро все закончилось». Прозвучавшее на следующее утро в электронных СМИ сообщение о том, что Борис и Валентина Пуго застрелились, меня как обухом по голове ударило. И, конечно, несколько поразили обстоятельства, при которых осуществлялся арест. То, что арестовывать министра внутренних дел СССР пришли высокопоставленные чины КГБ, МВД и прокуратуры, в общем-то нормально. Но что делало на этом «представлении» частное лицо по фамилии Явлинский?..

— То, кто виноват в распаде СССР, мы в общем и целом выяснили. И все-таки поклонников Ельцина и Горбачева едва ли убедят ваши аргументы. Они все равно будут прибегать к сослагательному наклонению и настойчиво твердить: «А вот если бы ГКЧП не сорвал под писание Союзного договора, то СССР, пусть и в другом обличье и в другом качестве, удалось бы сохранить».

— Мы, наверное, как-то помешали подписать этот пресловутый договор. Но только 20 августа 1991 года. И хотя, повторюсь, уже само это подписание ставило крест на союзном государстве, допустим на минуточку, что Союзный договор, по большому счету, был полезен народам нашей страны. Кто мешал его подписать в сентябре или октябре? Да почему бы и не в конце августа! Мы, «путчисты», находились в тюремных камерах, самое время им, подписантам, было отпраздновать победу демократии и после веселых победных застолий приступить к формированию Союза Суверенных Государств. Но никому это было не нужно. Все республиканские руководители доживавшего последние дни СССР прекрасно знали, что мыльный пузырь ССГ лопнет едва ли не в тот же день, когда его надуют. Ельцинский советник Бурбулис признавался, что еще в начале 1991 года они (то есть Ельцин и представители властей других союзных республик) планировали создавать именно то, что впоследствии получило название «СНГ». А это, с точки зрения государственного строительства, не просто ни то ни се, но абсолютное ничто…

— Упомянутая вами остановка сразу трех крупнейших табачных фабрик, две из которых находились (и по сей день находятся) в Москве, некоторые «мероприятия» в рамках пресловутой антиалкогольной кампании и многие другие рукотворные происшествия тех лет даже в глазах совершенно несведущих в политике граждан отнюдь не выглядели следствиями головотяпства, бесхозяйственности. Всем был очевиден злой умысел как чуть ли не единственная причина этих негодяйств. И, конечно же, правомерен вопрос: кто стоял за всеми подобными экономическими диверсиями в СССР? Горбачев? Какая-то неведомая нам тайная сила? Ведь, согласитесь, эти государственные преступления вполне подпадали под самые суровые статьи тогдашнего Уголовного кодекса и могли повлечь за собой не только длительные сроки заключения, но и высшую меру для злоумышленников? Отчего же они так рисковали? Кто дал им гарантии неприкосновенности?

— Детально прояснить ситуацию, пожалуй, могут лишь те, кто в эту широкомасштабную преступную деятельность был вовлечен. А эти деятели, как вы понимаете, откровенничать на сей счет не станут. Ясно одно: у Горбачева были все необходимые полномочия для того, чтобы подобные диверсии в стране пресечь. Не пресек. Не смог или не захотел? Если не смог, то почему? Если не захотел, то по какой причине? Понятно, что гигантский механизм разрушения экономики, основ государственности, права, социальной жизни был управляемым. А откуда он управлялся — из Кремля или какого-нибудь «Бильдербергского клуба» — наверное, все-таки не суть важно…

— В. А. Крючков рассказывал вам нечто такое, что до сих пор неизвестно российской общественности?

— Извините, как говорится, без комментариев…

— Почему?

— Закон запрещает публично отвечать на подобные вопросы, а я человек, несмотря ни на что, законопослушный. Это во-первых. Во-вторых, прекрасно осознавая, что далеко не все бывшие или нынешние представители государственного руководства соблюдают правила о неразглашении засекреченной информации, я, тем не менее, себе такого позволить не могу. Может, и хочется поделиться с согражданами кое-какими интересными для них сведениями, но, увы, не каждому это в нашем «демократическом» государстве позволено. Меня же, честно признаюсь, перспектива долгих, «задушевных» бесед с прокурорами и следователями вовсе не прельщает. Возраст уже не тот, да и здоровье…

— Одна из довольно распространенных версий, касающихся взаимоотношений Горбачева и Ельцина, гласит о том, что их вражда была хорошо срежиссирована. Ну то есть, возможно, они и недолюбливали друг друга, однако действовали вполне синхронно, по одному зловещему плану. Вы можете опровергнуть такие догадки?

— А они и действовали по одному плану, делали «общее дело». Однако в то, что Горбачев с Ельциным искусно, мастерски играли роли непримиримых взаимных врагов, сам не верю и верить никому не советую. Их самая настоящая, обоюдная, лютая неприязнь была хорошо известна всем, кто их хоть немного знал. Для подтверждения этого приведу пример из собственной «биографии». Как-то раз под началом Горбачева мы проводили заседание Совета безопасности. Оно было рассчитано примерно на 40 минут (генсек собирался на какую-то встречу) и носило скорее формальный характер, то есть вполне можно было и без него обойтись. Так вот, перед этим дежурным мероприятием я предложил В. А. Крючкову эдакое шутейное пари, заявив: спорим, дескать, я сорву это заседание. Владимир Александрович согласился поставить бутылку коньяка на то, что у меня ничего не получится. Как только начали заседать, я обратился к Горбачеву: «Михаил Сергеевич, прежде чем перейти к повестке дня, хотел бы вот что спросить: до каких пор будем терпеть безобразия Ельцина? Неужели его никак приструнить невозможно!». И тут, как говорится, Горбачева понесло. Он все 40 минут посвятил рассказу о том, кто такой Ельцин, и даже чуть было на свою запланированную встречу не опоздал. Крючков с тех пор мне остался должен коньяк… Ну да ничего, «там» встретимся — сочтемся.

— Геннадий Иванович, судя по вашим воспоминаниям, Горбачев обращался к вам «на ты», а вы к нему — «на вы». Чем это было продиктовано — разницей в возрасте, традиционной кремлевской субординацией, чем-то еще?..

— Наверное, прежде всего воспитанием и культурным развитием самого Горбачева. Хотя и до него генсеки вели себя в чем-то похоже. Авторитет первого лица СССР в принципе был огромен, кто бы этим лицом ни являлся. Так что традиция тоже, по-видимому, играла свою роль.

— В том, что Горбачев проникся к вам чувством товарищества, стоит ли искать какие-то точки соприкосновения в вашей и его биографиях? К примеру, связанные с сельским хозяйством юность и молодость, комсомольская работа…

— Скорее причина в другом. Я, по-видимому, был очень нужен Горбачеву. Во-первых, как убежденный сторонник перестройки, коммунистических идей (а Горбачев, не будем забывать, являлся все-таки Генеральным секретарем ЦК КПСС), социализма и советской власти. А во-вторых — как опытный парламентарий. Ведь парламентаризм в широком смысле этого слова не ограничивается лишь выступлениями на депутатских съездах и принятием законов. Парламентскую практику, «процедурную школу» я осваивал, работая на руководящих должностях в Комитете молодежных организаций СССР, Союзе советских обществ дружбы, Международной организации труда, ВЦСПС. Все эти должности обязывали меня выступать с самых высоких, в том числе международных, трибун, и я этими обязанностями никогда не пренебрегал. Нередко участвовал в работе всевозможных съездов, ассамблей, конференций. Был лично знаком со многими европейскими общественными лидерами того времени (например, с финским — Э. Ахо, шведским — К. Бильдтом, германским — Г. Шредером).

Поэтому неудивительно, что в мою бытность депутатом I всесоюзного съезда приобретенный опыт давал мне немалую фору по отношению к тем, кто с парламентской деятельностью был знаком плохо. Многие из таких новичков, не зная толком ни процедурных нюансов, ни особенностей парламентской этики, «компенсировали» этот недостаток атакой (часто безуспешной) на микрофоны, толкотней возле них, невразумительными выкриками с мест, неуместными хлопками в ладоши и улюлюканьем. Все эти «шалости» можно было считать невинными, если бы не решались вопросы первостепенной государственной важности. Председательствовавший на съезде Горбачев постоянно терял контроль над ходом заседаний, и я, что в общем нормально, не раз приходил ему на выручку.

Так что, судя по всему, именно этот фактор сыграл ключевую роль в моей дальнейшей политической судьбе.

— Если это возможно, расскажите немного о том, что мы, рядовые граждане, о Горбачеве не знаем. На пример, отчего, по вашему мнению, бывший президент великой державы рекламировал на телевидении пиццу — из-за недостатка материальных средств, из-за собственной жадности или по какой-то другой причине?

— Главная причина — элементарная жадность, этакая жлобская алчность. Лучшим подтверждением этих слов служит скандальная, прямо-таки мерзопакостная история, произошедшая в начале 1991 года в Южной Корее. Там Горбачев фактически получил взятку от тогдашнего южнокорейского президента Ро Дэ У (впоследствии обвиненного в коррупции и осужденного на 22 года тюрьмы) — банковским чеком на 100 тысяч долларов. Ро Дэ У положил этот чек президенту СССР в карман на виду у многочисленных делегаций и журналистов. В любой, как принято говорить, нормальной стране (в той же Южной Корее) за подобный проступок государственного руководителя отправили бы сначала в отставку, а затем и в «места не столь отдаленные». Но у нас нормальной страны нет вот уже более двух десятилетий. Потому и печатают громадными тиражами «откровения» главного разрушителя Советского Союза, посредством коих он, ну конечно же, отрицает все обвинения в его адрес. А тем временем идет рекламировать пиццу или мчится на Запад — читать свои бесценные лекции за баснословные гонорары.

— Каково было воздействие опубликованного 23 июля 1991 года «Слова к народу» лично на вас и ваших товарищей по ГКЧП?

— Это было очень яркое, искреннее, проникновенное воззвание. Воспринималось оно патриотически настроенной частью нашего общества с благодарностью и некоторой надеждой на лучшее будущее. Мы же, будущие гэкачеписты, в этом плане ничем от других патриотов Советского Союза не отличались. В основном писал этот возвышенный манифест, по всей видимости, Александр Андреевич Проханов. К сожалению, не все из тех, кто поставил свои подписи под «Словом», остались ему верны до конца…

— С кем-либо из подписавших «Слово к народу» и ваших товарищей по ГКЧП общаетесь?

— Чаще всего общались с Олегом Семеновичем Шениным, Александром Ивановичем Тизяковым, Олегом Дмитриевичем Баклановым. Олег Семенович в конце мая 2009 года ушел в мир иной. Также умерли в новом тысячелетии В. А. Крючков, В. И. Варенников, В. С. Павлов, В. И. Болдин…

— Геннадий Иванович, известно ли вам, кто из журналистов или литераторов писал «Обращение к советскому народу», ну или занимался его литературной обработкой?

— Ну, насколько мне известно (воззвание ГКЧП готовилось еще до того, как согласился войти в него), основной автор и у «Слова к народу», и у «Обращения к советскому народу» — один, замечательный писатель, публицист, трибун А. А. Проханов. Но это совсем не удивляет. Гораздо удивительнее другое. В разработке других документов, планов, операций ГКЧП принимал самое деятельное участие тогдашний командующий ВДВ Грачев, который, как заправский Труффальдино, умудрился послужить в те августовские дни сразу нескольким «господам». Сначала активно «помогал» Язову, а 20 августа открыто переметнулся к Ельцину. Употребляю слово «открыто», потому что втайне Грачев обслуживал-информировал Ельцина, по всей видимости, еще до объявления о создании ГКЧП. Стоит ли после этого мучиться вопросом: отчего наше начинание завершилось крахом?..

— За время вхождения в высшее руководство страны у вас был, по-видимому, самый высокий уровень допуска к секретным материалам. Если это возможно, в общих чертах расскажите, пожалуйста, что это были за секреты.

— Многие секреты содержались в той самой «Особой папке», которую вовсю использует в своих телепрограммах наверняка известный вам Л. Млечин. Не стану акцентировать внимание на «творчестве» этого журналиста, однако отмечу один любопытный факт. После Августа-91, когда ельцинские «демократы» упивались победой над союзным государством, многие секретные архивы, относящиеся к советской эпохе, были ими опрометчиво приоткрыты. Причем для исследователей самой разной политической и морально-нравственной ориентации. Тогда же уважаемый мной историк Юрий Жуков почерпнул немало сведений для своих, основанных на подлинных документах, книг. «Поработали» с этими архивами, само собой, и всякие-разные волкогоновы. Когда же ельцинисты осознали, насколько опасна для них правда о прошлом нашей страны, они, как ни в чем не бывало, опять засекретили мегатонны официальных бумаг.

— Вы никогда не задумывались над таким довольно «странным» в нашей новейшей истории феноменом, как вице-президентство? «Странность» его в следующем. Два вице-президента, вы и Руцкой, брали на себя в августе 91-го и в сентябре — октябре 93-го временные президентские полномочия, и оба раза это заканчивалось историческими «белодомовскими» событиями. Правда, вопреки известному афоризму, в первый раз инцидент больше походил на фарс (хотя и с привнесенными элементами трагедии), во второй же завершился самой настоящей трагедией — чудовищным расстрелом защитников «Белого дома». После той кровавой расправы вице-президентство приказало у нас долго жить…

— Я, конечно же, думал над этим любопытным совпадением. Действительно, в истории страны только мы с Руцким были вице-президентами. Причем в августе 91 находились, как говорится, по разные стороны баррикад. Ну что тут можно сказать… Такие совпадения, как правило, бывают обусловлены какими-то объективными или субъективными причинами. Я понимал, что Горбачев толкал страну к пропасти. Руцкой, по-видимому, в 1993-м осознал, что Ельцин в этом плане ничем не лучше Горбачева. Примешивались ли тут какие-то личностные факторы — тщеславие, властолюбие и т. п.? В случае со мной — однозначно нет. За Руцкого говорить не стану, пусть он сам за себя отвечает.

В связи с этими событиями весьма примечательны и другие обстоятельства. Например такое. Многие из тех, кто в августе 1991 года были, по сути, «защитниками Белого дома» в кавычках, в начале октября 93-го от этих кавычек (к сожалению или даже прискорбию) «избавились». Кто-то — ценой собственной жизни, тяжелого ранения или глубочайшей морально-психологической травмы. И как бы наши сограждане ни относились и к тому и к другому противостояниям, в обоих принимали участие прекрасные романтики, героические идеалисты, настоящие патриоты, истинно неравнодушные люди. Хотя и мерзавцев-провокаторов там тоже наверняка было немало…

— Геннадий Иванович, известна ли вам подлинная причина убийства С. М. Кирова? Или хотя бы версия, которой придерживались верхи СССР? Имел ли место пресловутый «треугольник»: Николаев — Драуле (жена Николаева) — Киров?

— По-видимому, Николаев просто-напросто был психически ненормальным, к тому же считал себя незаслуженно обиженным партией и ленинградским руководством. Был ли там любовный треугольник? Не знаю. Знаю только, что «убирали» многих свидетелей убийства Кирова, и едва ли в этом можно хоть в какой-то мере винить Сталина. Скорее всего троцкисты заметали следы, ведь их влияние в ленинградском политическом руководстве и органах НКВД было в то время очень велико. Именно в результате их попустительства (или даже пособничества) был совершен этот теракт. А вообще, гибель Кирова — чрезвычайно примечательный трагический феномен. В мировой истории и позже встречались довольно сходные во многих чертах политические убийства. Убийство президента США Кеннеди, например.

— Вы много читаете. Читали, судя по всему, и книги Ю. И. Мухина, регулярно выпускаемые издательством «Алгоритм». Насколько правдоподобным находите предположение Мухина о том, что Сталину в марте 1953-го старательно помогли умереть?

— Нахожу более чем правдоподобным. У меня нет оснований в этом сомневаться. Изучение обстоятельств смерти Сталина, который отнюдь не был безнадежно больным, позволяет сделать вывод: главе Советского Союза как минимум «не помешали» умереть. Стоял ли за этим невмешательством Хрущев? Вполне вероятно. Руководствовался ли он личными обидами? Вполне допускаю, учитывая то, что сына Хрущева расстреляли за тягчайшие военные преступления с молчаливого согласия Сталина. Но с полной достоверностью всей картины его смерти нам никакие документы, по-видимому, уже не прояснят. Хрущев их уничтожал после смерти генералиссимуса целенаправленно.

— Доводилось ли вам или знакомым журналистам (по вашему ходатайству) покопаться в каких-нибудь особых архивах и выяснить в них то, что «широкой общественности» по сей день неизвестно?

— Отвечу коротко: доводилось. А о подробностях распространяться не стану — по причине указанной ранее…

— Вы специально отметили в своей статье факт очень важной сталинской инициативы, направленной на продвижение умных, энергичных молодых людей к руководящим должностям. Ныне это явление нередко характеризуют такими выражениями, как «ротация элит», «социальная мобильность», «социальный лифт». Как работал этот «лифт» после смерти Сталина?

— Работал он по-разному и все же практически непрерывно. Ни для кого не секрет, что в годы «сталинской диктатуры» этот «лифт» двигался очень быстро и места в нем хватало для огромных масс перспективной молодежи. Затем его движение несколько замедлилось, а «площадь» этого подъемника сузилась. И тем не менее, даже в «застойные» времена, плавно пере текшие в «перестроечные», наиболее энергичные, или, как теперь говорят, «предприимчивые» молодые люди, не имея близкородственных связей в правящих кругах, успешно продвигались вверх по служебной лестнице. Естественно, своя «рублево-успенская прослойка» существовала всегда, однако, ознакомившись с биографиями нынешних «олигархов», мы легко установим, что далеко не все из них добились своего особого положения благодаря находившимся во власти папам и мамам, дедушкам и бабушкам. Другой вопрос — насколько полезна эта новая «элита» всему российскому обществу? Ответ лежит на поверхности: какое время — такая и элита с ее запросами, амбициями, морально-нравственной «начинкой». Как сказал Некрасов: «Бывали хуже времена, но не было подлей». Эту формулу, наверное, справедливо применить и к теперешней эпохе, и к ее наиболее влиятельным персонам.

— Геннадий Иванович, почему вы особо выделили пивоваровский фильм о боях подо Ржевом?

— Трудно было не выделить. Мне пришлось обсуждать эту заведомо враждебную по отношению к советскому народу-победителю телевизионную поделку (и подделку) со своими знакомыми, друзьями. Все они были, с одной стороны, удивлены тем, что в год 65-летия Победы на экраны российского телевидения вышла эта дрянь, с другой — возмущены этаким ненавязчивым, высокотехнологичным, «контекстным» зомбированием с использованием полуправды, лукавых передергиваний, псевдонаучных трактовок-интерпретаций. Ведь «целеполагание», которым руководствовались заказчики и авторы этого «документального» фильма, понятно любому здравомыслящему человеку. Они, обмозговав нынешнюю ситуацию в стране, в очередной раз пытались внушить нашим согражданам: «Вам не стоит гордиться победой ваших отцов, дедов и прадедов над гитлеровцами. Советские полководцы были бездарными и невероятно жестокими, с человеческими жизнями не считались и считаться не собирались. А солдаты и офицеры выступали в качестве безликой и безвольной массы, годной лишь на то, чтобы обеспечивать значительный перевес в живой силе».

Что, по большому счету, нам «показали и доказали» эти «телеисторики»? Что победы над фашистами порой достигались ценой огромных людских потерь? Что советские военачальники допускали стратегические и тактические ошибки? Так мы об этом как минимум наслышаны, как максимум немало читали — в том числе в «Воспоминаниях» Г. К. Жукова, которые для придания своему «шедевру» достоверности цитировал (вырывая из контекста) Пивоваров.

Хозяева пивоваровых, мнящие себя стратегами («видя бой со стороны»), категорически не желают понимать самого главного, причем для них же самих: ни их гадкого телебизнеса, ни их самих просто-напросто не существовало бы, если бы поля, леса и высотки подо Ржевом не были усеяны телами советских (и немецких, само собой) воинов. Вот в чем объективность и абсолютная достоверность, как ни печально это констатировать.

— Ненадолго вернемся к основной теме книги — теме ГКЧП. В дни его существования, насколько известно, лично вы и ваши товарищи обращались за поддержкой к ветеранам войны. Какова в основном была их реакция на ваши действия?

— Мы не могли и даже не имели морального права не обратиться к этим замечательным людям. Ведь именно они отстояли СССР в годы Второй мировой. Им, как никому, были (говорю «были» опять же потому, что осталось их очень мало) близки идеалы социализма, народовластия, дружбы народов в едином союзном государстве. В подавляющем большинстве своем ветераны создание ГКЧП одобрили. И в Москве, и в других регионах они активнее всех откликнулись на наше «Обращение»: слали нам телеграммы, спрашивали более или менее сведущих людей, чем можно помочь «чрезвычайному» комитету, не нужно ли организовать митинг в его поддержку, начать сбор подписей и т. д. Были даже такие, кто в столицу на подмогу ГКЧП намеревался издалека приехать.

— Так называемые «злые языки», прочитав вышесказанное, наверняка бросят вам упрек: мол, а стариков-то зачем в свое дело втягивали, дескать, некрасиво это…

— Подобные упреки, если они будут высказаны, надо воспринимать как глупый вздор. Мы не собирались бросать ветеранов, фигурально выражаясь, «под танки», хотя многие из них, героических стариков, готовы были, как говорится, на самые решительные действия. Мы даже от митингов и других массовых мероприятий их отговорили, дабы не накалять и без того накаленную обстановку в стране. И лично мне, прежде всего, именно перед участниками Великой Отечественной войны стыдно до боли за то, что не смогли отстоять страну, за которую они проливали кровь, не щадили своих драгоценных жизней…

— После провала ГКЧП покончил с собой Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны маршал С. Ф. Ахромеев. Вы не раз заявляли, что не верите в самоубийство Ахромеева? На чем основано (или было основано) это ваше сомнение?

— Я отнюдь не настаиваю на своем мнении и, наверное, не вправе исключать, что этот выдающийся человек, потеряв «почву под ногами», осознав полный крах идеалов и великого дела всей его героической жизни, в сущности мог свести счеты с жизнью. И все же, неплохо зная Сергея Федоровича, я не мог поверить в его самоубийство. И не я один. Валентин Иванович Варенников знал Ахромеева гораздо лучше и тоже не верил «официальной версии» гибели маршала…

— Геннадий Иванович, если бы вам довелось выступить с высокой трибуны, обращаясь к высшим властям Российской Федерации, что бы вы им сказали?

— Боюсь, что не уложился бы в регламент, не сказал бы и половины того, о чем следовало бы…

— А все-таки?

— Ну, во-первых, наверное, затронул бы тему демократии. Ведь именно под флагом демократизации разрушали СССР Горбачев и Ельцин. Сейчас нашим государством управляют их, что называется, прямые наследники. Ну и где она, эта демократия, в чем выражается? В отмене всенародных выборов губернаторов? В превращении Совета Федерации в этакий политический отстойник? В бесконечных издевательствах над Ходорковским? Я ему не адвокат, и все же вправе спросить у властей предержащих: чем этот бывший олигарх хуже олигархов нынешних?

И сам же отвечу: ничем, а может, и намного лучше. Во всяком случае, огромное хозяйство, которым он управлял, было гораздо более прозрачным, с финансово-экономической точки зрения, нежели монополии его прежних конкурентов, теперешних лидеров списков журнала «Форбс». И в социальном плане бывшие владельцы «Юкоса» отличались в лучшую сторону от тех, кто с ними конкурировал. Социальная «температура» в городках нефтяников, построенных компанией «Юкос», была существенно комфортней, чем в районах месторождений, которые эксплуатировали и продолжают эксплуатировать другие олигархи. Так в чем же главная вина Ходорковского? Опять отвечу: именно в том, что он начал активно участвовать в политической жизни государства. Вот и «загремел под фанфары». За такую демократию боролись Ельцин и все, кто ему «наследовал»?

— Ну а кроме «демократии», что вам категорически не нравится в сегодняшней РФ?

— Мне, наверное, проще было бы перечислить то, что нравится… Впрочем, нет, не проще — долго придется напрягать извилины…

О развале экономики в постсоветский период и о том, что восстанавливать ее, по большому счету, до сих пор никто не удосужился, наверное, рассказывать не стоит. Об этом без конца твердят более или менее толковые и добросовестные экономисты. Важнее заострить внимание на другом — на заявленных планах государственного руководства.

Вот президент Медведев провозгласил курс на модернизацию и вроде начинает строить какие-то «силиконовые долины». Но резонно спросить у него: какой будет толк от этих «долин», ежели с «нефтегазовой иглы» государство и «придворные» олигархи «слезать» не намерены? Как Медведев будет осуществлять модернизацию, покуда за разговорами о диверсификации нашего чисто колониального типа экономики не следуют никакие реальные дела. Кто будет вкладывать деньги в создание новых наукоемких производств? Государство, с его главной «проблемой» под названием «Сочи-2014»?

Как президент Медведев будет модернизировать экономику в условиях неуклонного падения образовательного уровня народа? Ведь что представляют собой «реформы образования», проводимые у нас Фурсенко и его командой. Не что иное, как вчерашний день Запада. Его элиты, стремясь внедрить у себя все лучшее, что было в советской системе образования, навязывают нам через своих посредников все самое никудышное. Например, пресловутый ЕГЭ. Сдавая этот «экзамен» старшеклассник или абитуриент вместо того, чтобы продемонстрировать свои подлинные знания и способности, играет в «угадайку». Нас «реформаторы» пытаются убедить в том, что ЕГЭ нужен для предотвращения повальной коррупции среди преподавателей. Но ведь все понимают, что это чушь: как продавали ответы на экзаменационные вопросы, так и по сей день продают…

Еще бы я спросил у кремлевских властей, зачем они добивают армию и ядерный щит страны. Ни для кого не секрет, что теперешнее сокращение российских ядерных вооружений по своим масштабам может сравниться разве только с горбачевской сдачей национальных интересов. Похожая ситуация происходит у нас и с обычными вооружениями: за рубеж продают на миллиарды долларов, а своим вооруженным силам поставляют считанные единицы относительно новых видов оружия и боевой техники. Такое количество этих самых «единиц», какое получает за год (или даже годы) Российская армия, раньше у нас выпускал один крупный завод в течение дня, максимум — недели. Короче говоря, все идет к тому, что наша оборонная мощь скоро станет еще в два раза слабее.

Можно долго говорить о продолжающемся кризисе практически во всех сферах нашей жизни — в промышленности и сельском хозяйстве, науке и культуре, образовании и здравоохранении, о том, что по уровню жизни мы скатились в конец списка государств мира… И уже в экспортно-нефтегазовом секторе видны первые кризисные (ну или предкризисные) тенденции.

За без малого 20 лет во многих отраслях не достигли экономических показателей последних лет СССР. При Сталине за 20 лет создали мощнейшую индустрию, провели коллективизацию в сельском хозяйстве (кто бы и что бы о ней ни говорил, без нее победить в вой не с гитлеровской Германией было невозможно), совершили культурную революцию.

И, конечно же, нельзя не коснуться кадровой политики. Мне трудно понять, ради чего той же армии, здравоохранению и другим государственным сферам и структурам навязываются в качестве руководителей абсолютные непрофессионалы. Это что, тоже необходимое условие модернизации?

— Вы со студентами на политические темы беседуете, дискутируете?

— Очень редко. Свой взгляд на вещи навязывать им не пытаюсь, больше интересуюсь их мнениями. К примеру спросил у них: «Что вы считаете главным завоеванием властей и общества в постсоветской России?». Один из ответов (по-видимому, довольно распространенных) меня, честно признаюсь, обескуражил. Молодые люди полагают, что «новая Россия» даровала им право и возможность выбирать профессии по призванию. Я даже комментировать это не хочу…

— Геннадий Иванович, в некоторых изданиях описывается такой случай. В 1972 году Яковлев, «трудившийся» тогда в отделе пропаганды ЦК КПСС, «в один прекрасный день» зачитывал свою знаменитую русофобскую статью «Против антиисторизма» перед партийными и комсомольскими работниками, а также представителями творческой интеллигенции. Во время этого выступления «главный пропагандист» нашел взглядом в зале писателя Валерия Ганичева (нынешнего председателя Союза писателей России) и отпустил в его адрес какую-то ядовитую реплику. Это была очевидная для всех «черная метка». В тот момент вы поднялись со своего места, подошли к Ганичеву и демонстративно встали рядом с ним, выразив таким образом солидарность с писателем. Было такое?

— А где вы это прочитали?

— В частности, в одной биографической книге о Ганичеве.

— Ну, если в книге писали, значит, наверное, что-то подобное было…

— А почему вы «для прессы» об этом своем поступке никогда не рассказывали? Ведь он дорогого стоит.

— Зачем? Мало ли все мы плохих и хороших дел наделали. О плохих, может быть, и надо иногда рассказывать, признавая свои ошибки и слабости. Да и то вряд ли — не так поймут… А бахвалиться по принципу «сам себя не похвалишь — от других не дождешься» вряд ли стоит.

— Яковлев, по вашему мнению, работал на американские спецслужбы?

— Могу сказать на эту тему не больше, нежели со держится в «открытых источниках»… Да ведь Владимир Александрович Крючков не раз выступал по этому вопросу в прессе. И в своих книгах об этом писал. Мне известно, что он докладывал Горбачеву о возможной причастности Яковлева к деятельности американской разведки. Однако, как я понимаю, неопровержимыми доказательствами этого (возможного) тягчайшего преступления председатель КГБ не располагал. Да и откуда было им взяться. Если Яковлева завербовали американцы (как предполагал Крючков — еще в 60-е годы), то, конечно же, сделали это по всем правилам строжайшей конспирации. И чтобы получить об этом достоверные сведения, нужно было иметь свою агентуру в руководстве ЦРУ или Белого дома. Ну или как минимум пере вербовать тех, с кем Яковлев в Америке контактировал. Вряд ли такое было возможно. Но, как бы там ни было, Яковлев и ЦРУ делали общее дело. И этому факту не требуются какие-то дополнительные подтверждения.