В здоровом теле здоровый дух. Верно и обратное: здоровый дух оздоровит любое, даже изможденное лишениями и болезнями тело. Если, конечно, и питание наладить. Имаметдин удовлетворенно оглядел выстроившихся на утреннюю зарядку курсантов. Еще не оклемались ото сна, но все так и пышат молодой жизненной силой. Еще год назад были совсем другими…
Председатель комитета курсантов Габдулла бодрой трусцой подбежал к Имаметдину, вытянулся в струнку и отрапортовал звонким голосом:
— Товарищ начальник учебно-сельскохозяйственного ширката (товарищества)! Курсанты для утренней зарядки построены! 121 человек! Больных и отсутствующих нет! Разрешите приступить?
Заложило в ушах от очень уж громкого рапорта. Ничего не поделаешь, сам этого добивался — курсанты обязаны говорить внятно, по существу и громко. Вырабатывать «командный голос», как прописано в методическом пособии по организации учебно-производственного процесса в товариществе. Конечно, даже у забитых прежде тихонь голоса прорезались. Как же иначе — кормят очень сытно, никто никого не боится (это требование выделено в пособии черным шрифтом), да еще каждую среду полтора часа занимаются хоровым пением. Это еще не считая строевые песни, когда под руководством Сергея Петровича обучаются военному делу. А племянник и раньше не отличался тихостью.
Имаметдин поприветствовал собравшихся:
— Салям алейкум, товарищи курсанты, доброе утро! Распорядок дня — по расписанию. Есть у кого-нибудь жалобы и предложения?
Жалоб и предложений не оказалось, все предпочитали действовать через своих звеньевых и бригадиров. А то ведь ляпнешь какую-нибудь глупость, засмеют. Со свои звеньевым можно сперва все обсудить, если что-то стоящее — он обязательно доложит мастерам, учителям, самому начальнику ширката.
Получив разрешение, Габдулла скомандовал «Нале-во! Бегом марш!» Сам пристроился в конце колонны.
Начался сейчас уже привычный день в учебно-сельскохозяйственном ширкате «Урал». Все по расписанию. На сегодня, 17 июля 1927 года планировалось следующее:
6.00 — Подъем.
6.00–6.30 — Построение, физическая зарядка, утренние процедуры.
6.30–7.00 — Завтрак.
7.30–8.30 — Арифметика с основами бухгалтерского дела.
9.00–10.00 — Материальная часть тракторов и сельхозтехники.
10.10–11.10 — Военное дело.
11.20–12.20 — Основы государственного устройства и политической экономии.
12.20–13.00 — Обед.
13.00–14.00 — Сончас.
14.00–14.20 — Чаепитие.
14.20–15.20 — Основы агрономии.
15.30–16.00 — Музыка.
16.20–17.20 — Основы животноводства.
17.30–18.00 — Хозяйственные работы.
18.00–18.30 — Факультативные занятия по выбору курсанта (пчеловодство, ветеринария, физика, химия, черчение).
18.30–19.10 — Ужин.
19.10–20.00 — Свободное время.
20.00–21.30 — Культурно-массовое мероприятие.
21.30–22.00 — Вечернее молоко, личное время, подготовка ко сну.
22.10 — Отбой.
На завтрак сегодня у нас по миске пшенной каши, здоровенный кус ситного хлеба и кружка чая. С сахаром! Начальнику как всегда первым надлежало снять пробу. Но с этим успеется. Пока курсанты прибегут, проделают гимнастику, помоются и причешутся, немало времени пройдет.
Имаметдин во всем любил порядок. Раз написано в методичке, что курсанты должны заниматься физкультурой, пусть бегают. Но ему казалось немного странным — зачем попусту тратить силы? Сам он вместо смешных приседаний и забавных размахиваний руками предпочитал делать хоть что-то полезное. Косой или топором помашешь — и телу приятно, и дрова поколоты. Жаль, времени на крестьянскую работу почти не остается. Какое там вилами всласть орудовать, спокойно посидеть-подумать, и то некогда. Вот только сейчас, когда выдалась свободная минута, вышел за ограду, присел под березой. Бережно вытащил из-за пазухи конверт. Быстренько пробежался глазами еще вчера, убедился, что у родных все нормально, сейчас же перечитывал письмо для собственного удовольствия. Соскучился по родным, сильно соскучился.
«Салям аллейкум, дорогой мой сын Имаметдин! Получили от тебя весть. Слава Всевышнему, почта сейчас работает хорошо. И недели не прошло, как ты отправил, а мы получили твое письмо! Все мы рады, что ты стал большим человеком. Ты этого достоин. Так говорю не потому, что ты мой сын, я знаю тебя хорошо. Ты честен и трудолюбив, никогда не обидишь понапрасну человека, рядом с тобой люди становятся чище душой. И курсанты от тебя только хорошего наберутся. Иншаллах, мне никогда не придется краснеть за тебя. Все мы гордимся тобой! Рады мы и тому, что внук мой Габдулла стал твоей правой рукой. Я всегда знал, что проказничает только по юности лет, а в серьезном деле на него можно положиться».
Да уж, молодец, ничего не скажешь. День-деньской на занятиях, не только сам учится, и других успевает подгонять. Больно остер на язык, один раз едко пошутит над засоней или лентяем, в другой раз самому не захочется стать причиной дружного смеха всего звена, или даже бригады. А перед сном, если сильно не утомился — и после отбоя, несколько часов на пару с дядей пишут по памяти сказки и предания на современном башкирском языке. Алфавит появился всего год назад. Та же русская кириллица, только на несколько букв больше. Ясное дело, великие образцы народного творчества, такие, как «Урал-батыр», «Акъял-батыр», похождения мудрого весельчака Хужи Насретдина готовят к печати на новом алфавите специально выделенные люди. Но грамотных товарищей пока слишком мало. Большинство выпускников многочисленных прежде медресе владеют только арабским письмом, им самим приходится переучиваться. А мощные, специально завезенные из Петрограда типографии в Уфе, Стерлитамаке, Белорецке и Оренбурге ни дня не должны простаивать. Тысячи и тысячи библиотек и школ по всей Башкирской Союзной Советской Республике (БаССР) ждут, не дождутся книг. Вот и обратился обком ВЛКСМ ко всем сознательным и по-новому грамотным людям — записывать и передавать в специальную комиссию сказки и предания. Имаметдин с племянником с охотой откликнулись. Много чего помнили из того, что рассказывали длинными зимними вечерами дедушки и бабушки, дяди и тети. Польза тут двоякая — оба уже в совершенстве овладели новым письмом. А ведь Габдулла успевал еще и с Владимиром Никаноровичем дополнительно заниматься математикой, русской грамматикой. Она намного сложнее башкирской. «И чего русские братья усложняют себе жизнь? Проще же, как мы — как слышим, так и пишем», — в очередной раз подумал начальник ширката и снова углубился в чтение. Будто вернулся в отчий дом, так радостно было узнавать про мельчайшие подробности жизни самых близких людей. А вот тут уж пошел обстоятельный рассказ про серьезные дела:
«А в нашей деревне, дорогой мой сын, сейчас большие перемены. Ты, конечно, и сам знаешь, сейчас везде начали создавать колхозы, совхозы и хуторские хозяйства. К нам приезжал начальник со Стерлитамака, верхом на горячем жеребце, всех собрал и все подробно обсказал. Заманчиво вступить в совхоз, там обещали выделить трактор, за труд будут платить деньгами со следующего месяца. И телок пригнали, говорят, особой заморской породы, много молока дают. А еще директором в совхоз назначили Салавата сына Барыя. Толковый человек, грамотный. Он передавал тебя привет и очень просил, чтобы ты отправил хоть одного своего курсанта к нам в деревню. Трактор скоро привезут, а управляться с ним пока некому. Говорит, трактористы в совхозе как почки в жире будут плавать. Мы с твоими братьями посовещались, даже немного поспорили и решили в совхоз не вступать. Каковы времена, такова и манара, понимаю, но все же, не лежит душа, чтобы самому отвести всех коней в общее стойло. И всех коров, кроме одной. Нет, мы решили создать свой колхоз. Назвали — «Алга» («Вперед»). Кроме твоих братьев, с нами будут и зятья. Кроме Исламгула. Все у нас в хозяйстве по старому, но большой начальник и колхозам обещал помогать. Какие-то особые семена пшеницы дадут в долг, предлагали бороны и плуги, но нам не надо, у нас и свое справно. А налогов сейчас совсем нет. Большой начальник говорит — сейчас по всей Башкирии разворачиваются великие стройки, тысячи и тысячи рабочих там будут работать, надо, говорит, обеспечить всех хлебом и мясом, молоком и овощами. Кто больше еды сдаст по государственным ценам, тому и государство больше будет помогать. Цены, говорит, хорошие — чуть ниже, чем на базарах Уфы и Оренбурга, зато больше, чем в самих деревнях. Что еще нужно сельскому человеку для счастья, субханаллах! Советская власть разрешила вновь открыть в деревне мечеть. Имам-хатипа прислали из самого Оренбурга, Расул сын Тагира. Молод, но знания у него глубокие. Часто беседуем с ним после намаза. Почти убедил меня, что социализм, который строит новая власть — богоугодное дело, коим правоверному мусульманину можно и даже желательно заниматься со всем старанием и усердием. Да, я вот тоже думаю — если милосердия и милостивости среди людей станет больше, такое угодно Всемилостивому и Всемилосердному, иншаллах. Расул-хазрат этой весной побывал в Москве, встречались с самим Сталиным. Юсуф сын Валисарима им объяснил, что новая власть не будет притеснять мулл и православных попов. Единственное требование — не сеять смуту против власти, соблюдать законы государства. А еще призывать прихожан к трудолюбию, честности и справедливости. Сердце мое возрадовалось от таких речей. Ведь и учитель твоих старших братьев досточтимый Зайнулла-ишан не раз повторял: «Сердце — с Богом, руки — в труде». С Расулом-хазратом обсуждали и грех ростовщичества. Мои мысли про рибу он попросил разрешения записать, чтобы включить в книгу, которую сам пишет. Вот какой уважительный молодой человек. Хвала его отцу и матери — вырастили достойного сына! Жаль, через несколько месяцев уезжает в другую деревню, дальше распространять свет ислама»
У Имаметдина потеплело в груди. Зря они беспокоились, что большевики — власть безбожников. Отец, как всегда, оказался прав. Преемники Белого Царя вовремя спохватились — на зыбком песке дом не построить. Чуть посидел уставившись в одну точку, предаваясь приятным размышлениям, потом продолжил чтение.
«… У нас большие перемены. Рядом с деревней Ишимбай обосновались ученые люди. Ищут масло земли, называется вроде «нифть». Ты знаешь, что это такое? Набирают рабочих. Много им рук надобно. С нашей деревни с десяток парней и столько же девушек подались к этим ученым людям. Марфуга, старшая дочь Фатиха, заходила к нам, проведать своих соседей. Говорит, прачкой устроилась. Всем им выдали справную одежду. Такую, что жалко на работу надевать. Но начальство так велит. И кормят очень хорошо. А потом еще и деньги будут платить. Субханналлах, вот и семье нашего соседа поддержка. Сам Фатих хотел жить отдельным хутором, но я его отговорил. Ведь в первую очередь будут помогать совхозам, потом — колхозам. На долю хуторян мало что останется. Куда ему без поддержки! Сейчас его в совхозе сторожем назначили. Выдали ружьишко без патронов, сейчас он без разрешения директора или завскладом никого к амбарам близко не подпускает».
Имаметдин представил картину, улыбнулся. Да уж, сосед лучше всех справится с такой задачей, не пущать и поучать — это ему по нраву. Кто был Фатих сам по себе? Непутевый хозяин и несчастный человек. А сейчас наверняка почувствовал себя частью чего-то большого и достойного. Жилы будет рвать, но оправдает доверие. Отец прав — если подходить разумно и с душой, любому человеку можно найти применение. Даже недостатки характера можно пустить на пользу дела. Возглавив ширкат, не раз сам убедился в истинности отчего наставления.
Дон-дон-дон! Зловещие звуки бесжалостно раскорежили утреннюю благодать. Имаметдин резко вскочил на ноги. Звон удара железным дрыном об кусок рельса, подвешенного на цепи у конторы, тревожно заполонил всю долину. Общий сбор, немедленный! Случилось что-то чрезвычайное, раньше такое оповещение проводили только на учениях. Начальник ширката преодолел полукилометровое расстояние за несколько минут. Уже отовсюу стекались встревоженные учителя и работники, прибежали курсанты, в той же колонне, как и вышли на утреннюю физзарядку. А перед крыльцом стоял спешившийся с коня бригадир Махмут. Бледный, как молоко коровы к концу зимовки. И какой-то ошалелый, будто по голове ударили тяжелым. Немного очухался только завидев Имаметдина. Со всхлипом, через силу выдавил из себя:
— Беда у нас, убили, всех.
У начальника сердце сжало в железных тисках, немыслимым усилием сохранил твердый и ровный голос, скомандовал:
— Товариш Юсупов, доложите по порядку!
Подействовало. Бригадир лихорадочно затараторил, глотая концовки слов:
— Как и положено, на рассвете поскакал на дальний выгон. Чтобы, значится, дежурному звену дать задание на сегодня. А никого там нету! Совсем нет. Пуст шалаш, все перевернуто верх дном. Удивился, начал искать. А на поляне за шалашем…
Лицо говорившего исказилось гримасой. Все вокруг слушали замерев и затаив дыхание. Ожидание страшных новостей стало совсем уж мучительным, а Махмут только беззвучно раскрывал и закрывал рот. Имаметдин звонко прокричал:
— Товариш Юсупов, прекратить истерику! Приказываю доложить обстановку!
— Все, все они там лежат, все убитые. Все звено! Только Шакирьян еще дышал, живот у него распортый, воды попросил. Знаю, нельзя давать пить при такой ране, я же в Гражданскую воевал. Но забыл, ей-Богу забыл, до того жалобно просил, а он мне как сын родной. Пока бегал к шалашу за водой, Шакирьян уже умер.
Лицо бригадира передернулось ненавистью, сверкнув иссиня черными глазами, до хруста стиснул кулаки.
— Есть не буду, пить не буду, дышать не буду, но доберусь до этих нелюдей, глотки им буду рвать зубами!
…Имаметдин успел мельком удивиться, как это держит себя в руках, когда случилось такое страшное горе. Но некогда было об этом задумываться, некогда и незачем. Властным голосом начал отдавать распоряжения, будто предвидел и готовился даже к такому, совсем немыслимому и жуткому повороту событий.
— Товарищи курсанты и сотрудники, на территории ширката объявляю военное положение. Курсант Гильманов!
— Я!
— Оседлать самого быстрого жеребца из дежурной смены и скачи в Учалы. Доложишь в милиции обо всем, что услышал сейчас. Скажи, группа сотрудников ширката направилась на место проишествия для выяснения обстоятельств, а курсанты сосредоточены по объектам товаришества и заступили на караул. Выполнять!
Юноша стремглав голову побежал в сторону конюшни.
— Сергей Петрович!
Отозвался седовласый мужчина лет пятидесяти в линялой гимнастерке.
— Организовать охрану территории ширката и педучилища. В мое отсутствие вы за начальника. Так, немедленно направьте с десяток ребят постарше и несколько преподователей для охраны ближнего выгона. Товариш Юсупов, там в порядке было, когда с утра заезжал?
Получив утвердительный ответ бригадира, продолжил:
— Сергей Петрович, дежурное звено вернуть под вооруженным сопровождением. Выделите две винтовки и два нагана для караула на ближнем выгоне. Три винтовки — для выезжающих на дальний выгон, еще я свой маузер возьму. Остальным оружием распорядитесь по своему усмотрению. Сколько у нас патронов, хватит?
— Так точно! Позавчера привезли боезапас из расчета на месяц занятий.
— Все свободные от караула курсанты на завтрак и на занятия.
Чуть подумав, уточнил:
— Не до арифметики сейчас всем… Пусть будут уроки военного дела, а именно — занятия по караульной службе. Выход за территорию только по вашему или моему личному распоряжению. Со мной поедут Султанбаев, Сафин, курсанты Тухтамышев и… и Ковригин. По коням! Товариш Васнецов, принимайте командование!
— Есть! — отрапортовал старый служака, перечить старшему по должности не посмел, но все же заспешил за Имаметдином в сторону конюшни. Тихо, чтобы не слышали курсанты, принялся уговаривать.
— Товарищ начальник ширката! Разрешите я поеду на дальний выгон вместо вас. А вдруг там засада? У вас же нет боевого опыта, а я еще с царских времен воюю, меня ни одна пуля не берет.
Имаметдин досадливо махнул рукой.
— Сергей Петрович, вот поэтому я вас здесь и оставляю. Мы не знаем, кто напал, сколько их. А вдруг уже и сюда подступают? Организуйте грамотную оборону и срочно группу на ближний выгон! Никто лучше вас с этим не справится. Главное — не рискуйте, скоро милиция из Учалов прибудет, продержитесь 3–4 часа.
Военрук собрался было высказать свои резоны, но к начальнику уже подвели жеребца. Легко вскочив на седло, он добавил:
— А за нас не беспокойтесь. Товариш Сафин — красный партизан, буду с ним советоваться. Давай, Сергей Петрович, распорядитесь выдать нашей группе оружие.
До дальнего выгона верст пять, не больше. Кавалькада всадников преодолела расстояние за полчаса. Могли бы и быстрее, только по всему маршруту вскачь не пронесешься — двигались через березовые колки, по долинам, а то и по склонам гор. Когда завиднелась знакомая рощица, Имаметдин поднял правую руку и остановил отряд. Жестом подозвал замыкающего колонну преподавателя животноводства. О чем-то переговорили вполголоса. Затем Ирек Сафин поскакал, огибая деревья с левой стороны. Механика Султанбаева направили совершить тот же маневр справа. Ни механик, ни Имаметдин даже не задумались, почему бывший партизан выбрал себе обход слева. А ведь бывший партизан не упустил из вида даже такую «мелочь»: на левую сторону сподручнее стрелять, просто вскидываешь винтовку, прицеливаешься и нажимаешь на спусковой крючок; а ежели неприятель справа от тебя, несколько драгоценных секунд теряешь для разворота корпуса, неискушенный в перестрелках Султанбаев может и не успеть. Слава Богу, обошлось без засад. Обогнувшие рощу дозорные показались из-за берез, жестами позвали спешившихся к тому времени и залегших в кустах волчьего лыка начальника ширката и курсантов.
Дойных коров держали на летней дойке, ближе к производственно-учебным объектам ширката. А так называемый «дальний выгон» представлял из себя стойбище-изгородь, куда загоняли бычков и телят на ночь. Долго добираться, но что поделаешь, молодняк устраивали подальше, чтобы хватило пастбищ, чтобы не потравили ненароком сенокосные угодья и посевы. Дежурные звенья из семи курсантов пасли скот по трое суток, ночевали в огромном шалаше вплотную к кардам. Это смена заступила только вчера. На свое последнее дежурство. Чуть отойдя от временного жилища, Имаметдин и сопровождающие его преподаватели увидели картину, от которой заледенела кровь: на тщательно выкошенной поляне были разбросаны шесть юных тел. Со страшными ранами от холодного оружия, ни с чем не перепутаешь — шашками порубали. Приманенные тошнотворным запахом крови уже роились мухи. Султанбаева сразу вырвало, хорошо хоть курсантов направили на близлежащий пригорок — контролировать обстановку.
— Забир, Салават, Шакирьян, Вася, Махмут, мастер Кудеев…, — в полуобморочном состоянии пересчитал трупы начальник. Резко встрепенулся:
— Не вижу курсанта Имашева! Может хоть он убежал и выжил! Иншаллах!
— Нет, Имаметдин Мархаметдинович, не выжил он, — из подлеска на краю выбрался хмурый Ирек Сафин.
— Здесь он лежит… убит. Пуля попала прямо в глаз. И по плечу попали. Рядом три гильзы. Видать, с винтовкой обходил пастбище, заслышал шум на поляне, поспешил на помощь товарищам. Думаю, не промахнулся с такого расстояния. Только где трупы врагов?
Они, в количестве двух голов, были обнаружены чуть подальше, в чаще. Налетчики, по-видимому, намеревались захоронить своих подельников, но по непонятным причинам не довели задумку до конца — мелкая ямка с содержимым кое-как была прикрыта дерном и завалена сушняком. Имаметдин запретил своим ворошить захоронение, прибудет милиция, они и займутся, как бы по недомыслию не повредить уликам.
— Товарищ Сафин, остались следы этих бандитов? Сколько их было и куда направились? Как бы на ширкат не напали.
Испросив разрешение, бывший партизан, быстро пробежался по окрестности. Четко доложил:
— С десяток их было. Может и больше. Затоптано везде, не разобрать. Направились в сторону Кудашево. Всех наших коней увели, а бычки разбрелись по пастбищу.
— С десяток говоришь, тогда это не дезертиры, это целый отряд! — воскликнул Имаметдин, — кто же это может быть? Судя по всему, вооружены не только шашками…
— Так точно, на поляне обнаружил с десяток гильз. Это они с Ришатом перестреливались, патронов не жалели. Возможно, не очень меткие стрелки, а скорее всего, живьем хотели взять. Раз на три выстрела Имашева приходится десять гильз врага, значит, у них самое меньшее — 3–4 винтовки, — прикинул следопыт, — товарищ начальник! Разрешите проследить по следам. Не дай Бог, дождь пойдет, совсем не видно будет. Если дожидаться милиции, уйдут ведь!
Чуть помявшись, Имаметдин согласился.
— Хорошо. Знаешь, пересядь на моего жеребца, он быстрее. И маузер возьми. Только я вам, Ирек Тимерович, категорически запрещаю вступать в бой с бандитами! Проследите, насколько возможно, и обратно! А мы тут телами пока займемся.
— За Буяна спасибо, хорош скакун. А маузер нам без надобности, с винтовкой привычнее. Товарищ начальник, хоть одного оставьте на дозоре, мало ли что, вдруг часть налетчиков все еще здесь. Я мигом!
Подняв скакуна на дыбы, еще что-то прокричав, он умчался на запад.
Всего год назад Имаметдин и еще пятнадцать человек на десяти подводах прибыли сюда — весь костяк будущего учебно-сельскохозяйственного товарищества «Урал». Армейские палатки, столярный инструмент, две телеги с мешками зерна и крупы — вот и весь стартовый капитал. Главное — на руках постановление обкома КПСС, предписывающее всем советским и партийным органам оказывать всемерное содействие в становление принципиально нового образовательного учреждения, под личную ответственность руководителей. Оно того стоило. Подавляющая часть молодежи толком не умела ни читать, ни считать. Бороться с безграмотностью, дать общее образование, потом учить новым профессиям — на это у молодой республики не было времени. И ресурсов. А ширкат не только совмещал оба вида обучения, но и обеспечивал курсантов полноценным питанием, по тем суровым и голодным временам очень даже серьезный фактор. Продовольствие производилось трудом самих курсантов и преподавательско-технического состава. Надо отдать должное государству: из своих скудных запасов выделяло все, что могло — «Урал» за зиму обзавелся двумя колесными тракторами, комплектом сельхозинвентаря, табуном лошадей, по весне пригнали полусотню коров, доставили с десяток пчелосемей. Учебно-методической литературы тоже хватало. Все было подробно и толково расписано в невесть кем составленных методичках. Ведь подразумевалось, ширкат должен стать образцом передового сельскохозяйственного предприятия, питомцы которой — механизаторы, ветеринары и зоотехники, агрономы и бригадиры — будут распространять передовой опыт в совхозах, колхозах, да хоть в своих единоличных хуторах работают. Лишь бы накормили страну, лишь бы смогли заменить миллионы и миллионы селян, завербованных на бесчисленные стройки и новые заводы.
Единственная серьезная проблема с которой столкнулись пионеры — отсутствие поблизости строительного леса. Но с всесильной обкомовской бумагой и это решилось. Райком ВЛКСМ мобилизовал местную молодежь и по снегу, к концу зимы завезли с избытком корабельной сосны из заповедного раньше Ахуновского бора. Вернее — ладные срубы из высоченных сосен. Когда из грузового транспорта только косматые башкирские лошадки, волей-неволей начинаешь задумываться о коэффициенте полезного действия перевозок. Волей-неволей первым курсантам пришлось осваивать строительную специальность. Зато сколько радости было, как начали один за другим появляться жилые и учебные корпуса, столовая. Имаметдин чувствовал себя основоположником нового города, да что там города — новой жизни, где все разумно, честно и справедливо. Уже замахнулись на заказ проекта под будущий кирпичный заводик, благо, поблизости нашлась подходящая глина. Дерево, конечно, хорошо, но пусть последующие здания будут на века. Только не мог и предполагать, что не только новые фермы и мастерские придется закладывать, но и кладбище… Махмута с Салаватом и мастера наверняка заберут родные, они местные, а вот Вася с Уфы. Забир с Шакирьяном местные, но круглые сироты, некому их хоронить. Коллектив ширката был им вместо отца с матерью, дедушек и бабушек, дядь и теть. Не уберегли! Ни по служебным обязанностям, ни по совести начальник ширката не виноват, но никогда не сможет простить себе этого жуткого зрелища.
Имаметдин смахнул слезинку, Боже всемилостивый, за что их так!? Только-только начали парни жить по-человечески, только исчез голодный блеск в глазах, только уверовали в трудовой достаток настоящего и в прекрасное будущее… Вася все мечтал сконструировать такую машину, на паровом двигателе, чтобы с одной стороны закладывать шерсть, а на выходе получать готовые валенки, чтобы пар, как он говорил, зазря не пропадал. Оно и понятно, озяб на всю жизнь, пока беспризорником скитался чуть ли не босиком. Султанбаев выразил было сомнение в осуществимости проекта: ни деталей для паровой машины, ни станков не имеется, да и вообще, попахивает, пустыми мечтаниями технически невежественного человека. Имаметдин словно предчувствовал, что бывшему малолетнему бродяге не долго тешить себя всецело захватившей задумкой — попросил механика помочь Васе с расчетами и чертежами. Рассудил, валенкоделательная машина, скорее всего, не получится, зато курсант станет лучше понимать в механизмах. Того и гляди, настоящим инженером станет, вся жизнь впереди, еще и шестнадцати нет… А Махмут и Салават, односельчане, как и положено деревенским, были куда практичнее. Когда по весне сажали картофель, попросили семян для своих семей. Переживали, что оставшиеся дома братишки и сестренки недоедают. Имаметдин тогда разъяснил, семена нового, урожайного сорта специально привезены аж с Украины. Деревенские родственники могут не справиться с уходом и загубят такую ценность. В ширкате насаждения будут под неусыпным присмотром агронома и самих курсантов. А вот на следующую весну обязательно подарят их семьям семена. И не по две-три картофелины, как просили ребята, по целому ведру! «Обязательно сам завезу их семьям обещанное. Пусть хоть такая память останется о хороших парнях!» — пытался отвлечь себя от покаянных мыслей начальник. Тщетно. А Федор Кудеев? Как он посмотрит в глаза его молодой жене и дочке-грудничку? Этой осенью должны были переехать в ширкат, в избе для них осталось только печь сложить. Сам ведь сманил грамотного счетовода с колхоза, чтобы курсантов обучал. Кто мог знать, что так обернется.
Но горевать и каяться будем позже, не до того сейчас. Имаметдин с механиком начали складывать трупы в одно место, закрывать юные глаза и укрывать рогожей. По молчаливому уговору не стали звать курсантов, рано им видеть эту сторону бытия.