МИР СЛАБО ПАХ КРАСКОЙ… и жасмином. Кид потянулся и тут же понял, что лежит на шелковых простынях. Они скользили по его коже, почти такие же мягкие и нежные, как женщина в его объятьях.

Наклонив голову, он поцеловал ее в макушку, потершись губами о шелковистые волосы. Бесценная, бесценная женщина. Ночью она спасла его. Он по-прежнему чувствовал себя ужасно, но ощущение того, что он умирает, пропало. А благодаря ей, он уже не чувствовал, что хочет умереть.

Вчера ночью, придя к ней в мастерскую, они соорудили на полу кровать. Но сначала она покормила его. За последнюю пару дней он словно забыл про еду, и трапеза слегка привела его в порядок. Впрочем, именно совместная трапеза, Никки, сидевшая на его коленях и целующая его во время еды, внесли большую лепту. Когда он был с Никки, ему казалось, что он нечто большее, чем просто один человек — так он исцелялся.

У него и раньше были девушки, но с Никки он не был одинок, он не мог дать этому другого названия, кроме как «любовь». Он любил ее, каждый квадратный дюйм, внутри, снаружи, везде до самой сердцевины ее души.

Не просыпаясь, она свернулась калачиком рядом с ним. Мелкий дождик стучал за окнами, а свет серого утра ложился на пол.

Дилан не будет терять времени в Вашингтоне. Кид не помнил ничего, кроме его обещания вернуться меньше, чем через двадцать четыре часа. Никаких других обещаний он не давал.

Ну и хорошо.

Киду не нужны были ничьи обещания или одобрения американского правительства. Благодаря пище и достойному сну — первому за последние несколько недель — он почувствовал, что голова снова начала работать нормально. Он знал, что ему следовало сделать, чтобы получить возможность жить в согласии с собой. А генералу Гранту и министерству оборону придется отвалить в сторону и позволить ему сделать задуманное.

Вчера вечером Скитер сказала ему, что Крид вышел из игры. Пройдут недели, может, месяцы прежде, чем он будет готов встать в строй — это означало, что ему как никогда необходимо переговорить с Суперменом. Ему нужно это сделать, но только не этим утром.

Этим утром ему нужна Никки.

Нужна как воздух.

Натянув на них с Никки простыни, он зарылся глубже в подушку, прижался носом к ее волосам и просто вдохнул ее, наполняя себя ее ароматом, мягкостью ее кожи и нежной силой гладкого тела, вытянувшегося рядом с ним.

Никки проснулась, почувствовав, как его рука скользнула вниз по ее спине. Ее разбудила горячая сила его тела и мысль о том, что она, возможно, никогда им не насытиться.

Он разговаривал с ней прошлой ночью, шептал о любви, о жажде, своем брате. Он рассказал ей о Джей Ти, о том, как он жил, о том, каким был диким, о автомастерской на Стил Стрит, о том, как он вырос и стал морпехом прежде чем связался с Диланом и Хокинсом, Куином и Кридом, и один раз — один единственный — он заговорил о мести, о возвращении в Колумбию и завершении работы, в результате которой убили его брата.

Это ужасно напугало ее. И пугало до сих пор. Связавшись с ним, она поступила как полнейшая идиотка, она отдала ему свое сердце, а он разобьет его на тысячи мельчайших кусочков. Она не знала, хватит ли ей сил, чтобы пережить все это. Ее родители погибли в Южной Америке восемнадцать лет назад, и она до сих пор разгребала последствия.

Она рисовала, она творила. Вся ее жизнь состояла из изучения процесса творения — и она полюбила мужчину, способного подчинить себе силу разрушения, человека, который почти стал этой силой.

Как такое могло случиться?

И как она сможет опустить его, зная, зачем он уходит?

Его желудок заурчал, и, несмотря на страхи, она ухмыльнулась, прижавшись к его груди.

— Голоден?

— Умираю от голода, — признался он.

— Тогда давай займемся этим, пока не отвлеклись. — Быстро поцеловав его, она вскочила с кровати и потянула его за руку. Он так сильно потерял в весе, что желание накормить его перевешивало желание заняться с ним любовью.

По крайней мере, так она думала до того, как он встал и потянулся, закинув руки за голову и широко расставив ноги на груде синих шелковых простыней.

О, ух-ты.

— Не… двигайся, — сказала она, попятившись к полке с камерами. Схватив 35миллиметровую, она быстро проверила наличие пленки, следом вцепилась еще и в цифровую, перекинув ремешок через плечо.

— Э, Никки, да ладно тебе, — сказал он с полуулыбкой. — Ты не можешь… О, да ладно. — Он покраснел и отвернулся, как только она начала снимать. — Ник, ну правда. Я же голый.

— Бесценно, прекрасно. — Она кружила вокруг него, пока камера пожирала пленку.

Он продолжал поворачиваться, пока не сдался окончательно и не повернулся к ней лицом, уперев руки в бока, словно бросая вызов камере.

Ей это нравилось.

Через секунду бравада закончилась — снова смутившись, она закрыл лицо рукой. Классика. Потом зарылся пальцами в волосы — даже лучше, чем классика. А потом он отправился за ней.

— Кид! — взвизгнула она, и, засмеявшись, бросилась бежать вокруг маленького стола, который поставила в служившем кухней углу мастерской. Впрочем, соревнованием назвать это можно было с натяжкой. Несколько шагов и он загнал ее в ловушку между холодильником и раковиной. Внезапно еда стремительно потеряла свои позиции в списке желаемого. По крайней мере, в этот конкретный момент.

Он поднял ее, и она обвила ногами его талию, не спуская с него глаз и покрывая лицо поцелуями. Между ласками она стащила с шеи свои камеры и поставила их на прилавок.

Он был таким сладким, его губы — такими сладкими. Она целовала его рот, его щеки, крылья его носа, пробегала языком по бровям — тем самым суровым бровям, которые придавали его лицу схожесть с ястребом.

Отступив назад, он сел на кухонный стол, не опуская ее с колен.

— Еды, девчонка! — прорычал он, покусывая ее кожу.

Захихикав, она потянулась к ручке холодильника.

— У нас есть пудинг и… хм, пудинг. Я закажу пиццу.

— В девять часов утра? — Он поднял на нее глаза.

— Доставка пиццы двадцать четыре часа семь дней в неделю, — сказала она, потянувшись еще дальше к телефону.

Сработал быстрый набор и пару минут спустя на девять тридцать были заказаны супербольшая «Пепперони» и «Чикаго-стайл» с ветчиной.

— Уговор вы знаете, — сказала она в телефонную трубку, снова открыв холодильник и вытащив оттуда упаковку пудингов. — Запишите на мой счет, возьмите пять долларов на чай, постучите один раз и уходите.

— Ты установила правила для доставки? — спросил Кид.

— Конечно, установила, ковбой. — Она повесила телефонную трубку и, надорвав крышку на одном из пудингов, облизала ее с внутренней стороны. — Не хочу, чтобы кто-то разрушил чары, пока я работаю, не хочу болтать впустую с мальчиками из доставки, поэтому я и завела там свой счет — они присылают мне счета каждый месяц.

— Мило, — сказал он.

— Ммммм, — согласилась она, погружая ложку в пудинг, а потом отправляя ему в рот.

Он проглотил первый кусочек, потом еще и еще, пока она не оторвала крышку с третьего пудинга. Пока они обрабатывали следующие две упаковки, ей доставалась каждая четвертая ложка. К тому времени, как от пудингов ничего не осталось, она умудрилась впихнуть в него еще полпиццы. А потом, снова занявшись с ней любовью, она заснул на груди шелковых простыней.

И тогда она достала свои камеры и принялась за работу.

ДОМ ГУДЕЛ словно улей: горничные открывали застоявшиеся комнаты, проветривали запылившиеся крылья, телефонные звонки дребезжали, стремясь дать последние указания, поставщики провизии сновали туда-сюда, повсюду мельтешил обслуживающий персонал. Большой Джон и Лил Бэт Трейнор вернулись в Денвер, а их первое политическое событие сезона — толчок компании Мэрилин Деккер — должно было начаться через несколько часов. Впрочем, сей факт никаким образом не повлиял на обычный утренний ритуал Большого Джона.

Альберт наблюдал за стариком, влившим в себя целый бокал виски и готовым продолжать пьянствовать весь последующий день. Спальня располагалась в западной части дома, окна ее выходили на южные сады и застекленный бассейн, в котором Альберт, будучи подростком, так часто плавал с другими детьми из академии Уэллон.

— Ты уже видел утренние газеты? — спросил Большой Джон. В типичной для себя манере ответа он дожидаться не стал: — Какая беда приключилась с Тедом Геррети!

— Да, сэр. Ужасная беда.

Волосы Большого Джона давно поседели, но он все еще оставался широк в плечах и по-прежнему обладал привлекательностью крепкого здоровяка. Джонатан был сложен куда деликатнее, почти хрупко, и даже в восемнадцать лет был на несколько дюймов меньше своего шестифутового отца. Им так же было куда сложнее управлять — вероятно, то было самым ужасным в глазах Большого Джона — но «ужасов» и без того было такое количество, и все они озвучивались грозным голосом Большого Джона, постоянно, год за годом, пока Джонатан не нашел утешения в наркотиках.

Альберт давно знал, что все идет именно к этому. Милый, дорогой Джонатан никак не подходил под амбициозные планы своего отца. Сенатору нежен был другой сын — тот, чей мозг не игнорировал бы жестокие жизненные необходимости.

Альберт никогда их не игнорировал.

— Знаешь, я никогда не предъявлял обвинения Мэрилин, — сказал Большой Джон, неизбежно возвращаясь к смерти своего сына и снова наполняя бокал виски. Возвращение в Денвер всегда ставило смерть Джонатана в центр внимания, именно поэтому Альберт изо всех сил старался удержать Большого Джона в Вашингтоне. — Она игрок бывалый, и мы отлично проработали на страну все эти годы.

«Поработали на себя», — мысленно поправил Альберт. После скандала Большому Джону пришлось расстаться со своими президентскими амбициями, тогда, покинув политику, он понял, что в частном секторе куда больше места для маневров. Он сколотил целое состояние, лоббируя Конгресс от лица американского военно-промышленного комплекса. Он также построил прочную сеть корпораций и организаций, отлично скрывающих огромное количество компаний, производящий оружие, которыми либо владел сам, либо управлял через подставных людей. Он обладал широчайшими связями от министерства иностранных дел до министерства обороны и был лично знаком с половиной членов правительства.

Он отлично поработал на себя, особенно за последние несколько лет, и Альберт гордился, что стал значимой частью этого успеха. Как правая рука Большого Джона, он часто спасал здоровяка от мели. Он был тем самым сыном, которого заслуживал Большой Джон — умным, беспощадным, имеющим цель.

— Но эта ее дочка, сплошная трагедия, если ты понимаешь, о чем я, — закончив, Большой Джон сделал еще один глоток виски.

Альберт точно понимал, о чем он. Все это он слышал уже тысячи раз.

— Она использовала моего мальчика, — сказал Большой Джон, и Альберт на секунду заволновался, что они близятся к взрыву раздражения и гнева.

В Денвере Большой Джон был склонен к раздражительности и задумчивости, но сегодня он не мог этого сделать. Когда Большой Джон начинал раздражаться и ныть, он превращался в настоящего размазню, тупого пьяницу и просто переставал нормально функционировать. Сегодняшнего терпения на тупость у Альберта не хватит.

— Она использовала его, а потом выкинула. Из-за нее он пошел по наклонной и вляпался по самые уши. Вот что убило его, а не пуля.

— Кристиан Хокинс убил его, Джон, — сказал Альберт, зная, что именно это хочет услышать здоровяк. Он всегда хотел слышать именно это.

Большой Джон сделал еще один глоток, а потом вытер рот рукавом халата.

— Суд заявил, что он этого не делал, но думаю, ты прав, Альберт. Ублюдок убил моего сына, а Катя Деккер вложила пистолет в его руку и приставила его к голове Джонатана.

— Ты сказал, что девчонка может явиться сегодня сюда со своей матерью?

— Вероятно. Я не хотел оскорбить столь почетного гостя, указывая ей, кого она может привести с собой, а кого — нет, — сказал Альберт. На самом деле, он сделал все возможное, чтобы Катя появилась вместе с матерью, послав сенатору осторожное напоминание о том, скольким пришлось пожертвовать семье Трейнор из-за нее. Большой Джон лишился сына и шанса занять президентский пост — он заслуживал, по меньшей мере, запоздалых личных извинений от девчонки, которая стала причиной той трагедии. Если Катя Деккер хочет вернуться в Денвер, ей придется поваляться в ногах у Большого Джона.

— Пока она была заперта в Париже, я не слишком беспокоился, — проворчал Большой Джон. — Впрочем, жизнь в Калифорнии тоже не особо отличается от пребывания в психушке, но эта девчонка несет с собой несчастье, и я не позволю ей жевать травку на моем пастбище. Либо она сваливает из Денвера, либо ей конец. Я не рассчитываю на что-то меньшее. Прошло то время, когда ее можно было приструнить.

Альберт думал точно так же.

— Такое несчастье с Тедом Геррети, — продолжил Большой Джон, повторяясь. Прежде, чем подойти к письменному столу, он снова наполнил бокал. — Вы были замечательной компашкой. Чертовски хорошей… Кроме Роберта Хьюза. Его винтики давно разболтались.

— Чертовски хорошей, — согласился Альберт.

— Геррети собирался материально поддержать кампанию Мэрилин — напомни мне послать соболезнования его семье.

— Да, сэр.

— Где, черт возьми, носит Германа? — проворчал старик, оглядываясь в поисках своего камердинера.

— Думаю, он помогает Мэри Бэт в гостиной.

Большой Джон фыркнул и указал на гардеробную.

— Ну, Альберт, сегодня я желаю надеть серый костюм. Ты знаешь, какой.

— Да, сэр. — Он точно знал, о каком костюме идет речь.

— Ты можешь снова спуститься в прачечную и объяснить мое мнение, насчет накрахмаленных рубашек? Герман уже разговаривал с ними, но они все равно все делают неправильно. Тебя они послушают.

— Да, сэр. — Альберт направился к гардеробной Большого Джона.

— А мне понадобиться бронь на частную столовую в Вашингтоне на следующую пару недель. Ресторан выбирай сам. Ко мне должны приехать кое-какие саудовцы, а ты же знаешь, как они дергаются, попадая в Вашингтон.

Альберт точно знал, в какой ресторан звонить: в тот, что недавно дал ему десятипроцентные комиссионные с огромного счета. Не было в Вашингтоне не одного владельца отеля или ресторана, который не был бы в курсе положения дел и не знал, как Альберт выбирает места для деловых встреч Большого Джона. Он не гнушался пользоваться громким именем босса, наращивая свой собственный вес.

Войдя в гардеробную, он направился прямиком к вешалке с серыми костюмами.

— Мои коричневые туфли нужно почистить. Ты знаешь, какие. Можешь напомнить Герману, что он должен был заняться этим еще вчера?

Да, он мог, и да, он знал, о каких туфлях идет речь. Если большой человек тащит тебя наверх у себя на фалдах, приходится быть в курсе состояния его туфель.

Скитер резко проснулась, глаза ее широко распахнулись, сердце бешено колотилось в груди.

О, проклятье, о, проклятье, о, черт. Она вскочила с кровати и бросила бежать. Стил Стрит была под осадой. Мощная волна опасности прорвалась в ее сны и врубила все сигналы тревоги, дремлющие в мозгу. Когда она подлетела к окну, куча полицейских машин, скопившихся под окнами, переключила мысленные сигналы тревоги на «красный уровень».

Схватив кепку, модифицированный КПК и мобильник по дороге к двери, она вбила в телефон несколько цифр, выделив все номера, принадлежавшие записной книжке со статусом «самые важные». Выскакивая из дверей, она нажала «отправить всем» и помчалась по холлу к дверям Супермена. Начав колотить в дверь, она услышала, как сработал сигнал тревоги на его мобильном.

— Супермен! — проорала она. — Супермен!

Внутри лофта Хокинса Катя с изумлением наблюдала, как за считанные секунды сонный Кристиан превратился в героя боевика. Он буквально подлетел к двери.

— Одевайся! — прокричал он, оказавшись на пороге.

Сначала она могла думать лишь о том, что наступил конец света, а у нее даже нет одежды. Платье она оставила в машине. К тому времени, как она вспомнила, что в ванной лежит ее чемодан, и поняла, что это вовсе не Армагеддон, а просто человек, колотящий в дверь, он распахнул дверь и втащил внутрь девочку в кепке, низко надвинутой на лоб, черных леггинсах и белом спортивном лифчике.

Он по-прежнему был совершенно голым, но девочка даже глазом не моргнула.

— Кто еще здесь? — резко спросил он, закрывая мощную задвижку на двери.

Девочка начала яростно вбивать какой-то код в устройство, похожее на КПК — каждые несколько секунд его экран вспыхивал разными цветами.

— Джонни свалил в Коммерс Сити около пяти часов утра. Куин проводит ночь в Эвергрине. Кид все еще в Боулдере. Значит, только мы. — Девушка подняла голову от крохотного экрана, взгляд ее остановился на кровати, где по-прежнему находилась Кэт, застывая в ступоре. — Только мы трое. Привет.

— Привет, — выдавила Кэт, пытаясь, по крайней мере, соображать с той же скоростью, что эти двое, о том, чтобы двигаться так же быстро, речи не шло. Но Хокинс был прав. Чтобы ни происходило, она бы предпочла встретить это одетой.

Соскользнув с кровати, она обернула вокруг себя одну из его простыней, и отправилась через холл. На полпути в ванную до нее донеслось грубое ругательство, вырвавшееся у него, и, остановившись, она обернулась, чтобы посмотреть, что происходит. Он схватил те же штаны, что были на нем прошлой ночью, и натягивал их, стоя у окна.

— Хооспаади, да тут же, наверное, штук десять полицейских машин.

— Господи в квадрате, — едва слышно прошептала девочка. — Морпехи. Откуда, черт возьми, они взяли морпехов?

— Первое, что приходит в голову, — военно-воздушная база Бакли. Ну, проклятье… только что подъехал гребаный лимузин.

— Дерьмо, — одновременно выругались оба.

Прежде, чем все услышанное смогло хоть немного уложить в мозгу Кэт, она услышала дребезжащий звук, в котором невозможно было ошибиться — старый грузовой лифт пополз вниз.

Мужчина и девочка уставились друг на друга.

— Ни у кого нет такого уровня доступа, — прорычал Хокинс сквозь зубы. — Поднимай Дилана. Скажи ему, что нам нужен генерал Грант. Прямо сейчас.

Он снова помчался к запасной комнате мимо Кэт, но вот девочка все же остановилась и обратила на нее внимание.

— Супермен, у нас тут кролик в свете фар.

Он вернулся, в три широких шага подошел к ней, поцеловал долго и крепко, а потом подтолкнул по направлению к ванной.

— Одевайся, Кэт. У меня паршивое предчувствие, что вот-вот сюда нагрянет твоя мать, а мне бы очень не хотелось, чтобы она обнаружила тебя голой.

Этого хватило, чтобы оживить ее. Этого было достаточно, чтобы ее затошнило. Алекс позвонил ее матери — как он мог так с ней поступить? Он ведь знал. Он ведь все знал.

Когда она проскользнула мимо девочки в ванную, Хокинс протянул пистолет. Девочка взяла его, одев кобуру на плечи, и снова начала вбивать что-то в свой сотовый.

— Господи Иисусе, Хокинс. Только не говори, что задумал перестрелку с копами.

— Проклятье, нет, конечно, — донесся ответ из запасной комнаты, где он выбирал оружие и амуницию.

— Господи Иисусе в квадрате, с морпехами?

Он взглянул на нее так, словно спрашивал, не сошла ли она с ума.

— Так ты собираешься палить по лимузину? — Судя по тону ее голоса, эта мысль вообще не имела никакого смысла.

— В яблочко.

Захлопнув дверь, Кэт бросилась к чемодану. Кровь бешено стучала в венах. Она не просто не хотела оказаться голой, когда появиться ее мать, она не хотела выглядеть так, словно ее катали по его матрасу всю ночь напролет. Это не имеет к ее матери никого отношения. Это вообще не ее дело.

ВЫЙДЯ ИЗ ГАРДЕРОБНОЙ с заряженным Глоком, Хокинс направился прямиком к сумочке Кэт.

— Скит… я только хочу, чтобы ты выглядела взвинченной, дерганной и вооруженной. — Он включил мобильный Кэт и нажал кнопку повторного вызова. Высветился номер галереи «Тусси».

Скитер бросила взгляд на дверь.

— Я и есть взвинченная и дерганная.

— Ага, точно. — Приложив телефон к уху, он услышал гудок. — Просто подыграй. Выиграй нам время, если оно понадобиться. Заставь их понервничать.

— Я не буду палить по морпехам. — Она твердо стояла на своем.

— Да ты вообще ни по кому палить не будешь. У тебя патронов нет.

Скитер начала, было, что-то фырчать, но он оборвал ее, подняв руку.

— Достань Дилана. Достань генерала Гранта. Достань хоть кого-нибудь. Ладно?

На другом конце Катиного телефона трубку снял какой-то мужчина, и Хокинс выдвинул вероятное предположение:

— Чэнг?

— Да!

— Хокинс.

— Да! Слава Богу! Ребята, почему вы вчера не брали трубку? Она уже на пути к вам. Уже на пути. Понял? Тебе нужно убрать Катю оттуда!

— Слишком поздно, и, полагаю, ты говоришь о сенаторе? О своем боссе?

— Босс, вот ведь херня. Да, Мэрилин Деккер наняла меня приглядывать за ее дочерью, но, черт, ты же знаешь Кэт. Как думаешь, долго я продержался прежде, чем стал ее парнем? Фигурально выражаясь… конечно.

— Конечно. Так это не ты сдал ее сенатору две ночи назад?

— Господи, нет. Если бы я это сделал, она была бы здесь еще вчера. Ты-то уж должен понимать.

Да. Хокинс понимал.

— Так что же тогда случилось? Или это просто газетный треп привел ее в Денвер?

— Если бы. — Алекс тяжело вздохнул. — Этим утром у сенатора Деккер была запланирована остановка в рамках политической кампании, но… Послушай, где вы? У меня есть кое-какие вещи, которые тебе нужно увидеть. Куча вещей.

— Ты знаешь переулок Стил Стрит? В четырех кварталах на север от галереи?

— Вы были там? В этом районе? Все это время? Проклятье. — Голос его звучал довольно уныло.

— В середине переулка есть дверь. Входной код девять-три-семь-один-восемь. Скитер изменит настройки биометрического сканера. Мы на одиннадцатом этаже. И осторожнее, у нас тут осада со стороны улицы: копы и морпехи. — Повесив трубку, Хокинс взглянул на Скитер. — Ну?

Она покачала головой и снова принялась вбивать что-то в телефон. Секунд через пять, широкая улыбка растянула ее губы. Она бросила ему мобильный.

— Дилан, это Кристиан, — сказал он. — У нас тут разверзнулся ад. Думаю, кто-то сильно жаждет заполучить мою задницу. Генерал Грант откопал какие-то имена, связанные с нашим последним назначением?

— Он сумел добраться до компании Западная Военная Корпорация, но потом уперся в стену. Что ты имеешь в виду под адом? Сенатор Деккер?

— И целый взвод морпехов, которых она, видимо, вытащила на утреннюю тренировку на Стил Стрит.

— Она притащила морпехов? — Судя по тону голоса, Дилану в это верилось с трудом. Проклятье, да даже сам Хокинс не верил в это, хотя и смотрел прямо на них.

— И десяток полицейских кортежей.

— Дерьмо. Я сначала позвоню лейтенанту Брэдли. По крайней мере, ты не окажешься в тюрьме… надолго.

— Я тоже не горю желанием осесть в долбаном карцере.

— Генерал Грант может их отозвать. Тебе останется сенатор.

— Чертовски верно.

— Господи, Хокинс. У меня полдня уйдет на то, чтобы отцепить сенатора от твоего зада.

— Ну, так и займись этим, пожалуйста.

— Просто сиди смирно. Им не пробраться на Стил Стрит.

— Дилан. Они уже на Стил Стрит. Они взяли под контроль старый грузовой лифт. С минуты на минуту мы услышим, как взвод штурмует лестницу, напевая «Из залов Монтесумы». Думаю, «сиди смирно» — это вообще не вариант в данной ситуации, разве что я придумаю, как приковать самого себя к батарее. «Избранные, гордые и смелые» двигают сюда, чтобы разорвать мне задницу, и, судя по масштабу атаки, именно так и будет.

Тишина, потом: «Где Скитер?». Очевидно, теперь Дилан действительно заволновался, и, откровенно говоря, Хокинс был насказано этому рад. Теоретически Стил Стрит была неприступна — практически тоже была, пока кто-то не завладел кодами и не смог пройти или обмануть сканеры. Это была внутренняя работа. Оставался только один вопрос — внутри чего она велась? Ответ мог быть только один — министерство обороны. Ни один человек со Стил Стрит не сдал бы охранную систему. Ни один.

— Она со мной.

— Мисс Деккер тоже с тобой?

С ним, под ним, на нем — и он планировал продолжить этот ряд, пока не появились войска.

— Да.

— Кид и Куин?

— Кида я достану, но давай оставим Куина снаружи. Там от него помощи будет больше.

— Окей. Я со своей стороны сделаю, что смогу. В любом случае, сегодня вечером вернусь. — Дилан повесил трубку, и уже секунд через тридцать Хокинс заметил, что половина полицейских расселась по своим машинам и уехала.

Он набрал еще один номер. Да, то было воскресенье, одиннадцать часов утра, но ему нужен был его адвокат.

— Франческа? — спросил он, когда трубку сняли.

— В твоих интересах, чтобы это было что-то хорошее, Кристиан. Сегодня воскресенье.

— Вызов на дом. Немедленно.

Решение заняло несколько секунд.

— Конечно. Пара штук лишней не будет. Начинаю отсчет.

Пара штук. Проклятье. Но он вполне мог предвидеть такой поворот событий.

Хорошие новости все же имелись. Скитер удалось завладеть лифтом, связавшись с компьютером в главном офисе на седьмом этаже, и вынудить его остановиться между этажами. Но, учитывая его возраст и состояние, она не могла точно сказать, как долго этот захват продержится.

Повысив градус странности, объявился Алекс Чэнг — три минуты спустя после разговора с Хокинсом, что заставило их со Скитер задуматься, а не зовут ли Чэнга на самом деле Флэшем?

Примерно через пятнадцать минут тяжких испытаний они сократили численность врага вдвое, заполучив на свою сторону союзника и подкрепление, направляющееся в город, и только решили приступить к осмотру вещей, которые принес Алекс, как открылась дверь ванной.

Господи Иисусе, подумал Хокинс, подбирая челюсть с пола. Как ей это удалось?

Она вся была такой напомаженной и прекрасной, и поразительно сексуальной, и снова совершенной. Она вся состояла из «не трогай мои губы» и «не трогай мои волосы», хотя он только и делал, что трогал все это ночь напролет. Она одела обтягивающие черные слаксы и черный топ без рукавов, черные сандалии на шпильках и большие серебряные сережки-кольца.

Он не паковал никаких серебряных колец. Откуда она их достала?

От нее так и веяло прохладой и сливками, как от того латте с двойной порцией шоколада и тройной — взбитых сливок, которой она залила всю Роксанну. А он мог думать лишь об одном: запереть ее в ванной и не выпускать, пока все не закончиться.

Он не хотел, что бы ее мать даже приближалась к ней, но мог поспорить на свой первый миллион, что сенатор придерживалась ровно такого же мнения на его счет.