В мае 2011 года Джек Т. Кэмп вышел из Федерального исправительного учреждения в Эль-Рено (штат Оклахома) после тридцатидневного заключения. Тридцать дней в федеральной тюрьме усиленного режима – не так уж плохо, если учесть, что Кэмпа арестовали по обвинению в приобретении наркотиков и незаконном хранении оружия, а подобные обвинения часто заканчиваются многолетними сроками. Приговор кажется слишком мягким, но только не для Кэмпа. Он был федеральным судьей, которого в 1988 году назначил президент Рейган, выпускником военного колледжа Цитадели, ветераном армии, семейным человеком и партнером в успешной юридической фирме. Тюремное заключение уничтожило репутацию, которую он создавал всю жизнь.

Кэмпу было шестьдесят семь, когда агенты ФБР арестовали его за покупку амфетаминов и болеутоляющих опиатов у агента под прикрытием. Он собирался поделиться ими со своей любовницей, двадцатисемилетней стриптизершей Шерри Рамос, прежде судимой за торговлю наркотиками. Их связь началась за несколько месяцев до ареста: Кэмп встретил Рамос в Атланте в стриптиз-клубе. Когда Кэмпа арестовали, никто из знавших его, разумеется, не поверил обвинениям. Как только Кэмп признал себя виновным, его адвокат представил суду документы, согласно которым нечто, возможно, раздвоение личности или травма височной доли мозга при падении с велосипеда много лет назад, нарушило способность Кэмпа контролировать свои побуждения. Как говорилось в бумагах, это не оправдание, но «помогает понять… почему в мае 2010 года одинокий мужчина на закате своих дней связался с соблазнительной проституткой». Над этими утверждениями только посмеялись.

За пять лет до ареста Кэмпа произошел другой случай. Руководители Фонда сердечно-сосудистых исследований Нью-Йорка были потрясены, узнав, что их друг и коллега Абрахам Александер растратил почти четверть миллиона долларов пожертвований. Александер был бухгалтером фонда. По всеобщему мнению, счастливо женатый, он жил в хорошем доме в престижном районе. «Это был тихий, спокойный человек», – говорит Гершель Кац, его адвокат. Александер всегда уважал закон, но теперь его признали виновным в воровстве пожертвований фонда. Деньги он использовал для оплаты путешествий, жилья и услуг во время частых поездок в Коламбус (штат Огайо). Там он посещал Леди Сейдж, профессиональную доминатрикс.

Такие истории, возможно, напомнят вам о сенаторе США и губернаторе Нью-Йорка, ходивших к проституткам, о школьных учительницах, совращавших своих учеников, о женатом губернаторе Калифорнии и популярном киноактере, усыновившем ребенка своей горничной, о консервативных священниках, о президентах США, французских политиках и членах британского парламента, которые стали жертвами сексуальных скандалов. Впрочем, большинство подобных драм не связано с уголовными делами и публичным порицанием. Они случаются ежедневно у миллионов людей по всему миру: жена изменяет мужу; женатый мужчина ложится в постель с едва знакомой девушкой; школьница, которая клянется хранить девственность до брака, расстается с ней на первой вечеринке. Каждый такой случай демонстрирует неспособность людей следовать правилам и ожиданиям общества или своим моральным установкам, часто в ущерб собственным интересам.

Сегодня для многих любовь Абеляра и Элоизы – одна из самых романтичных историй, но для своего времени это был сексуальный скандал. Примерно за 900 лет до ареста судьи Кэмпа Абеляр, французский схоласт с репутацией аскета, внезапно возжелал молодую женщину, хорошенькую Элоизу. Позже он писал, что любой телесный контакт между ними – «прямое нарушение христианской морали» и «отвратителен Иисусу Христу». Однако в своей апологии с очень точным названием «История моих бедствий» Абеляр вспоминал, что был не способен устоять перед искушением. Под влиянием растущего уровня тестостерона и активно работающих гетеросексуальных нейронных цепей он добился того, что дядя девушки нанял его учителем Элоизы. Они не только стали любовниками, но в сексуальном общении использовали такие приемы, которые сейчас мы назвали бы садомазохизмом. «Под предлогом учения мы часами предавались счастью любви, и занятия были тайным прибежищем для нашей страсти. Над раскрытыми книгами больше звучали слова о любви, чем об учении. Больше было поцелуев, чем мудрых изречений. Руки чаще тянулись к груди, чем к книгам, а глаза чаще отражали любовь, чем следили за написанным. Чтобы возбуждать меньше подозрений, я наносил Элоизе удары, но не в гневе, а с любовью, не в раздражении, а с нежностью, и эти удары были приятней любого бальзама. Что дальше? Охваченные страстью, мы не упустили ни одной из любовных ласк, добавив и всё то необычное, что могла придумать любовь. Чем меньше этих наслаждений мы испытали в прошлом, тем пламенней предавались им теперь, и пресыщение не наступало». Теперь, когда они познали секс, уйти от запретной страсти было невозможно. Их влечение стало таким сильным, что у Абеляра, подобно судье Кэмпу и Абрахаму Александеру, изменилось поведение. Он перестал учиться. Поход на лекции стал ему «отвратителен», и он начал прогуливать.

Как часто бывает, когда двое молодых людей много занимаются сексом, Элоиза забеременела. Дядя обнаружил их связь, дал согласие на брак, но, как оказалось, обманул обоих – он напал на Абеляра и кастрировал его: «Они отрезали части моего тела, которыми я свершил то, что послужило причиной их несчастья… И я увидел, как справедлив Господь, покаравший меня в той части моего тела, коей я согрешил». После этого Абеляр жил жизнью монаха, а Элоиза ушла в монастырь. Лишившись половых желез, он пережил разлуку гораздо легче, чем Элоиза: «Среди тех, кто героически несет свой крест, я – рабыня человеческих желаний, – писала она Абеляру. – Как сложно бороться за то, что должно делать, против того, что хочешь делать… Моя страсть бунтует, здесь я правлю другими, но не могу совладать с собой». Хотя многим из нас понятен внутренний конфликт Элоизы, Данте поместил таких людей во второй круг ада:

Однако вожделение, о котором говорит Данте, – движущая сила не только нашей любви, но и нашей экономики. Этим вожделением часто пользуются косметические компании, производители пива и инструментов, равно как и производитель шин Pirelli, выпускающий знаменитые эротические календари. На этой страсти построены целые бизнес-империи. Как-то раз в 1953 году худощавый литературный издатель Хью Хефнер, когда-то работавший в Esquire, пришел домой, сел за стол, соединил имеющийся у него материал и получил то, что превратилось в первый номер журнала Playboy. Его творение не было оригинальным: оно сочетало в себе два уже существующих элемента – сложные тексты на городские темы, как у Esquire, и примитивный изобразительный ряд с обнаженными моделями, какой можно было найти в дешевых журналах, продававшихся из-под прилавка. Но в 1970-е ежемесячный тираж Playboy составлял порядка шести миллионов экземпляров, и Хефнер летал по миру на собственном реактивном самолете DC-9 с изображением знаменитой кроличьей головы – логотипа журнала.

Подобные проявления наших сексуальных аппетитов часто вступают в конфликт с тысячелетними законами и правилами, моральными нормами, поступками и добровольными ограничениями, нацеленными на то, чтобы приструнить страсть. Однако человеческое вожделение, сделавшее Хефнера богатым, ведет и к настоящей любви, которую мы расцениваем как высший идеал. Возникающие противоречия превращаются в темы, на которых выросла литература. Получается, что восхищение и стыд рождаются в одних и тех же нейронных цепях.

Внутренняя борьба между «хочу» и «должен» происходит во многих областях жизни, не только в эротике. Вот практический, не относящийся к сексу пример, иллюстрирующий проблему, с которой сталкиваются многие из нас. Ларри обожает еду, приготовленную матерью, – традиционные блюда сельской Джорджии. Он вырос на тушеной курице и соленой жареной окре, каше с маслом и картофельном пюре, сладком чае и жареной козлятине. Ларри и сам мастер состряпать что-нибудь вкусненькое в этом роде. Но в тот день, когда он приготовил ужин для Брайана, тот уехал из дома Ларри, держа палец на кнопке «911» своего сотового на случай, если вдруг у него начнется сердечный приступ. Теперь предположим, что вы (как и мы) считаете такую еду невероятно вкусной. К сожалению, ваш кардиолог такое питание не одобряет: вам разрешены только салаты, яичница без желтка и парная рыба. Скорее всего вам это не нравится, но вы говорите себе: «Я могу соблюдать диету», потому что, по вашему мнению, лучше дожить до девяноста лет, чем сойти в могилу в пятьдесят, держась за сердце. Несмотря на вашу любовь к жирной и соленой пище, нет такого лекарства, которое смогло бы вытянуть из ваших артерий весь холестерин. Будучи человеком разумным и дисциплинированным, вы придерживаетесь предписанной диеты, но в один прекрасный день (скорее всего он наступит раньше, чем вы думаете) вдруг сообразите: вы только что умяли половину огромной тарелки картофельного пюре с маслом и мясной подливкой вместе с хрустящей, хорошо прожаренной курицей в сухарях и кукурузными оладьями, потому что… ну как можно не поесть кукурузных оладий? Рациональное «я» пытается подсунуть вам образ того, как вы лежите на каталке в приемном отделении, а врачи прикладывают к вашей груди плоские электроды дефибриллятора и кричат: «Разряд!» Но в ту же секунду ваш аппетит делает этому рациональному парню нокаут. Дьявол – за одним плечом, ангел – за другим. Нет, дьявол не кричит в мегафон, стараясь заглушить голос ангела, – этот хитрец успокаивающе нашептывает: «Я обещаю целый час тренироваться на эллиптическом тренажере».

Поведенческий экономист Джордж Лёвенштайн называет это «горячим-холодным эмпатическим пробелом». Визит к кардиологу остудил вашу страсть: вы пребываете в «холодном» состоянии. Рассудок празднует победу – вы с готовностью новообращенного начинаете есть вареную рыбу и зелень. Затем, опять поддавшись зову желудка, входите в «горячее» состояние: вы недооценили силу соблазна поесть жирного (это эмпатический пробел в вашем мозге) и быстро сдаетесь. Последние двадцать лет описанное явление изучали такие исследователи, как Лёвенштайн и Дэн Ариели, чья книга «Предсказуемо иррационально», выпущенная в 2008 году, стала бестселлером.

Хотя термин «горячий-холодный эмпатический пробел» может точно назвать явление, он не объясняет лежащие в его основе биологические процессы. В предшествующей главе мы рассказали, как активные нейронные цепи женского мозга, заложенные на этапе внутриутробного развития, влияют на поведение Сьюзен во время разговора с Невежей. Встреча с Невежей инициировала запуск цепей, и мозг увлек ее к спариванию. Однако Сьюзен не ушла с Невежей. Желание возникло, и поведение девушки изменилось, но она не стала Элоизой из Миннесоты. Абеляром и Элоизой, Кэмпом и Александером управляло нечто гораздо более мощное.

Грызуны-сластолюбцы

Сейчас вы узнаете кое-что, о чем можете пожалеть, хотя, может быть, это вам и пригодится когда-нибудь – вдруг вы решите заключить с кем-нибудь пари? Итак, если самке крысы делать ручную стимуляцию гениталий, в процессе она будет издавать радостный писк, похожий на птичий: «ип, ип, ип». Именно так пищат две белые крысы в подвале лаборатории, расположенной в одном из зданий университета Конкордия в Монреале. Молодые женщины Майте Парада и Николь Смит в белых лабораторных халатах и перчатках из латекса берут по крысе и пальцами, смазанными гелем-смазкой, мягко делают пять быстрых движений по клитору грызунов. Затем они опускают крыс на плоскую поверхность маленького подноса. Помощница отсчитывает пять секунд. Парада со Смит повторяют операцию. После пяти повторений крысы уже не хотят возвращаться на поднос. Когда Парада и Смит отпускают их, крысы разочарованно смотрят на женщин. После четвертого цикла повторений крыса Парады вцепляется ей в руку, забирается на запястье и прячется в изгибе локтя. «Я тебя люблю, люблю», – произносит Парада, подражая крысиному писку. Вся эта сцена похожа на эзотерическое порно с фетишами, о существовании которых вы даже не подозревали.

Если бы перед вами выстроили в ряд несколько нейробиологов и попросили ответить, в чьей лаборатории, на ваш взгляд, проводят ручную стимуляцию крыс, вы бы наверняка указали на Джима Пфауса. С парой сережек в ухе, шипастым орнаментом татуировки вокруг предплечья и черной бородкой клинышком, придающей ему облик сатаниста, Пфаус легко сойдет за импресарио фильмов для взрослых 1980-х. Для полноты образа ему не хватает только пары длинноволосых пышногрудых спутниц в фиолетовых комбинезонах из лайкры. Пфаус – неординарный нейробиолог, способный за какие-то десять минут разговора процитировать «Монти Пайтона», Павлова, «Глубокую глотку», Уильяма Джеймса, Сьюзен Соммерс, Стендаля и панк-рокера Джелло Бьяфра. В конце 1970-х – начале 1980-х, учась на последнем курсе Американского университета, Пфаус сделал на голове «ирокез» и вышел на вашингтонскую панк-сцену в роли вокалиста и гитариста группы Social Suicide. Он учился в аспирантуре университета Британской Колумбии, работал с Доном Пфаффом, а потом перешел сюда. В перерывах между выступлениями своей новой группы Mold он изучает процессы в мозге, которые делают секс приятным, и пытается понять, как это приятное ощущение влияет на поведение. Подобно большинству ученых, Пфаус хотел найти ответы на эти вопросы, потому что ему было интересно. Но в отличие от того же большинства он помнит, в какой именно момент любопытство превратилось в навязчивую идею. Сын чиновника-лейбориста и учительницы музыки, интеллектуально развитый Пфаус держался в стороне от остальных и был склонен анализировать всё и вся. Испытав первый оргазм, он не ограничился обычными для мальчишек мыслями: «Как круто!» или «Я ничего себе не повредил?» Он попытался проанализировать случившееся. «Я подумал: раньше мое тело ничего подобного не делало. Что произошло?» – вспоминает он.

Когда Пфаус познакомился с наркоманами округа Колумбия, то не почувствовал к ним отвращения, но и не пытался присоединиться. «Я размышлял, почему эти люди постоянно хотят принимать кокаин, героин или метамфетамины? Они описывали свои ощущения так, будто это был секс, и я подумал: теперь я знаю, про что рассказано в Илиаде – про секс!» Переход от наркоманов к «Илиаде» и сексу – вполне в духе Пфауса, хотя, на первый взгляд, эти вещи между собой не связаны. Однако они – довольно точный результат суммирования всего того, что происходит в человеческом мозге. Как вы узнаете далее, Ларри убежден, что механизмы иррациональной страсти, исследуемые Пфаусом и его коллегами, представляют собой столпы, на которых покоится здание человеческой любви.

Научная биография Пфауса начинается в 1953 году, в год основания журнала Playboy. В тот год Джеймс Олдс, только что защитивший докторскую диссертацию по философии в Гарварде, приступил к работе в монреальском университете Макгилла. В первом же исследовании он сделал важнейшее в своей жизни открытие. На 1950-1960-е пришелся расцвет электрофизиологии: ученые обнаружили способ искусственным образом вызывать определенное поведение с помощью электричества. Для этого нужно было вживить электроды прямо в мозг животных. Олдс хотел заниматься исследованием так называемой ретикулярной системы. Эта структура залегает глубоко в мозге и состоит из хаотически расположенных нейронов. Одна из ее задач – сортировать входящую информацию, пропуская в следующие отделы мозга одни сигналы и игнорируя другие. Олдс поместил электроды в ту область, которую считал ретикулярной формацией. Позже он признался, что этой структурой он занимался впервые и у некоторых животных не все электроды оказались в нужном месте.

Эксперимент был прост. Олдс выпускал крысу на открытую площадку и периодически нажимал на контрольную кнопку, посылая в мозг животного слабый импульс. Затем он наблюдал, как менялось поведение крысы. Наблюдения за первыми подопытными были не особенно интересными. Но вот очередная крыса начала движение по площадке. Олдс нажал на кнопку, и животное внезапно замерло, потом сделало пару шагов назад и посмотрело прямо на удивленного ученого. «Казалось, крыса говорила: не знаю, что я только сделала, но что бы это ни было, я хочу еще», – рассказывал Олдс коллегам.

Опыт продолжался, и Олдс обнаружил, что может заставить крысу предпочитать какой-то определенный угол площадки, нажимая на кнопку в момент, когда животное оказывалось там. Если он прекращал то и дело посылать импульс, крыса теряла интерес к этому углу и опять начинала бродить по всей площадке. После этого Олдс мог направить животное в другой угол. Поначалу Олдс думал, что так происходит, потому что крыса проявляет любопытство. Он сделал дорожку, которая оканчивалась у идущего вправо и влево коридора, так что вся конструкция напоминала подиум в форме буквы «Т». Выяснилось, что крыса поворачивает в проход, ведущий к месту, где происходит стимуляция мозга. Олдс устроил крысе однодневный пост, после чего поместил в оба конца коридора кормушки с едой и посадил крысу в начало «подиума». Любая нормальная голодная крыса, унюхав еду, помчится к одной из кормушек и начнет есть. Но когда Олдс посылал заряд в мозг крысы, шедшей по дорожке к коридору, она останавливалась, утрачивая интерес к пище. То, что происходило в ее мозге, нравилось крысе гораздо больше, чем перспектива утолить голод.

Олдс и Питер Милнер, его коллега по университету Макгилла, создали для эксперимента новые условия. На этот раз они прикрепили электроды к разным областям мозга крыс, в том числе к той, которую, по мнению Олдса, он затронул у своей первой удивительной крысы. Они помещали животных по одному в ящик Скиннера. Ящик был оборудован рычагом, который при нажатии посылал в мозг крысы электрический разряд. Каждый раз, когда ученые помещали крысу в ящик, они давили на рычаг, показывая, как он работает. Затем оставляли животное в покое и наблюдали, как оно себя поведет.

Некоторые крысы избегали нажимать на рычаг. Другим он очень нравился. Крыса под номером А-5 нажала на рычаг 1920 раз в течение часа, то есть делала это каждые две секунды. Олдс и Милнер тогда еще не знали, что электроды в мозге А-5 оказались подсоединены к системе поощрения – системе взаимосвязанных областей, включающей вентральную область покрышки (где производится дофамин), медиальный пучок переднего мозга (он соединяет вентральную область покрышки с другими областями), перегородку, гипоталамус и миндалевидное тело.

Вскрыв несчастную А-5, Олдс и Милнер поняли, что нашли нейронную сеть, создающую те приятные ощущения, которые мы испытываем, когда утоляем аппетит, будь он пищевой или сексуальный. Кроме того, они обнаружили, что работа системы может доводить животное до саморазрушения. Первая голодная крыса так и не дошла до еды: почувствовав в голове приятный импульс, она приняла решение, прямо противоречившее ее жизненным интересам. Когда Олдс и Милнер поместили электроды в обнаруженное ими место мозга и предоставили крысам выбор, животные продолжали нажимать на рычаг, игнорируя пищу, воду и сон. Они делали это без остановки, жертвуя остальными своими потребностями и изнуряя себя до смерти.

В десятилетие, последовавшее за Второй мировой войной, многие ученые надеялись проводить электрофизиологические эксперименты на людях, однако сложно было найти добровольцев, готовых согласиться на введение металлических электродов прямо в мозг. Впрочем, даже если бы их удалось найти, руководители лабораторий вряд ли обрадовались бы открывшейся перспективе. Такое положение дел не устраивало психиатра Роберта Голбрайта Хита. Несмотря на свое высокое положение в Колумбийском университете в Нью-Йорке, где он изучал шизофрению, Хит был недоволен существовавшими этическими ограничениями. Он мог экспериментировать с грызунами, иногда с обезьянами, но хотел получить возможность работать с людьми. В Тулейнском университете на этот вопрос посмотрели иначе. Учебное заведение старалось всеми правдами и неправдами получить статус главного интеллектуального центра Юга, но привлечь высококлассных специалистов было непросто. Амбициозные университетские бонзы учредили факультет психиатрии и решили пригласить Хита на должность декана. По сравнению с Колумбийским университетом Тулейнский был деревней. Но крупнейшая городская больница Чарити, обслуживавшая бедняков, и психиатрические клиники штата Луизиана были настоящим кладезем возможностей для работы с людьми в качестве объекта исследования. Тулейн предложил Хиту свободный доступ к этому безбрежному морю «клинического материала», и в 1949 году ученый начал работать на факультете.

Вскоре Хит приступил к опытам, в которых помещал электроды в мозг людей, иногда больше дюжины за раз. Он часто замечал, что разряды, подаваемые в определенные участки мозга, вызывали приятные ощущения, подобные тем, что Олдс и Милнер позже обнаружат у крыс. Однако в отличие от крыс люди могут говорить. Они описывали приятные ощущения и время от времени сообщали: то, что они испытывают очень похоже на эротические чувства.

В 1972 году Хит поставил нашумевший эксперимент (в его карьере много и других нашумевших экспериментов): он попробовал превратить В-19, гея двадцати четырех лет, в гетеросексуала, для чего вживил в область перегородки мозга восемь электродов. В опыте воздействие электрическим током, вызывавшее у подопытного приятные ощущения, происходило одновременно с просмотром порнографических фильмов. Рядом с молодым человеком находилась двадцатиоднолетняя проститутка, чтобы мозг В-19 ассоциировал удовольствие с гетеросексуальностью. По прошествии одиннадцати месяцев «терапии» Хит объявил эксперимент удавшимся и предложил использовать стимуляцию мозга как средство выработки желаемого поведения и уничтожения нежелательного. (Тем самым, кстати, он подкинул кость сайентологам и вездесущим любителям конспирологических теорий контроля массового сознания.)

Вообще говоря, к возвращению В-19 на путь истинный следует относиться с большой долей скепсиса. Хит, которого не было в комнате во время свиданий В-19 с проституткой, полагался на ее рассказы. Она утверждала, что все шло отлично, что было множество оргазмов, хотя В-19 никогда прежде не имел дела с женщиной, а из его головы торчали соединяющиеся с машиной провода, так что делать сексуальную гимнастику ему было явно затруднительно. К тому же проститутки редко достигают оргазма с клиентами. С другой стороны, после терапии В-19 вступил в краткие сексуальные отношения с замужней женщиной (с ней сам Хит не общался). Еще он утверждал, что «всего лишь» дважды занимался сексом с мужчинами. Этих доводов Хиту показалось достаточно, чтобы объявить о победе над гомосексуальностью.

Вряд ли Хит превратил В-19 в гетеросексуала, зато он сделал два важных наблюдения. Во-первых, молодой человек, давно сидевший на наркотиках, сказал, что при стимуляции мозга чувствует себя так, словно принял амфетамины. Во-вторых, в начале эксперимента В-19 мог сам контролировать стимуляцию мозга, но вскоре Хит был вынужден забрать у него прибор: В-19 постоянно нажимал на кнопку, как крысы Олдса и Милнера. К такому навязчивому желанию может приводить эротическое удовольствие, возникающее в мозге. В 1986 году врачи рассказали о женщине с травмой спины, в чей мозг были имплантированы электроды, чтобы избавить пациентку от мучительной боли. Стимуляция мозга облегчала боль и создавала сильное эротическое удовольствие (без оргазма). Женщина настолько погрузилась в эти ощущения, что натерла на большом пальце мозоль, нажимая на кнопку пульта управления. Иногда она стимулировала себя целыми днями, пренебрегая общением с родными, гигиеной и даже питанием. В какой-то момент она отдала пульт члену семьи с просьбой убрать его подальше, но вскоре уже умоляла вернуть прибор обратно.

И кое-что еще

Работа, проводимая в лабораториях Пфауса и других ученых, показывает, что физическая сексуальная стимуляция имеет такой же эффект. Парада поглаживает крысиный клитор кисточкой с гелем-смазкой, чтобы понять, способна ли периодическая стимуляция вызывать у самки крысы «предпочтение места» (как при непрерывной стимуляции) и если такое предпочтение возникает, то происходят ли при этом в мозге какие-либо химические изменения.

Многолетние эксперименты в самых разных лабораториях показали, что грызуны любят посещать места, где с ними происходят приятные вещи. Несколько раз покормите крысу в одной клетке, затем предоставьте ей выбор между этой клеткой и соседней, и большую часть времени крыса будет находиться там, где ее кормили. Если крыса спаривается в клетке с неудобной решеткой на полу, а затем ей предложат выбор: оставаться в прежней клетке или переместиться в другую, с мягкими опилками на дне, скорее всего она выберет неуютную клетку. Парада предлагает своим подопытным выбор между светом и темнотой. Крысы, естественно, предпочитают темные места. Но если крыса привыкла ждать эротическую стимуляцию в клетке со стенками, покрашенными серебристой краской, а ее перемещают в соседнюю клетку с темными стенками, то она вернется обратно в светлую клетку.

Периодическую стимуляцию клитора проводят таким образом, что она имитирует то, что психологи называют «расчетом времени» (pacing). Если у самок грызунов есть возможность, они будут контролировать время секса так, как им нравится. Оказавшись в клетке с двумя комнатами и разделителем, который самка способна преодолеть, а самец – нет, крыса сама выбирает время, когда самец может ею овладевать и когда она предпочитает остаться одна. Если она в эструсе, то переходит в его часть клетки, соблазняя прыжками и беготней, а затем прогибает спину. После нескольких совокуплений она возвращается на свою половину, а потом приходит за добавкой, следуя тому сексуальному ритму, который ее устраивает, пока не будет довольна. Позже, если она вновь окажется в этой клетке даже без самца, то большую часть времени будет проводить в отделении, где обитал самец, которого она использовала. Другими словами, грызуны помнят, когда они испытывали удовольствие, и ассоциируют его с окружающей средой, в которой находились. Этот образ настолько сильный, что животные способны преодолевать свою естественную неприязнь к освещенным местам. Образ может настраивать самку и на определенные предпочтения в выборе партнера. Если ей позволят контролировать контакты с самцом, который окрашен иначе, чем другие самцы, или которого надушили каким-нибудь запахом, чтобы она сумела распознать сигнал, ассоциирующийся с удовольствием, она предпочтет заниматься сексом именно с этим самцом, а не с другими. Она не будет моногамной, но у нее появится любимчик.

У крыс полигамия – врожденная форма поведения. Недавно Пфаус задумался о том, может ли сексуальный опыт повлиять на нее. Когда у самки возникает предпочтение самца, оно основывается главным образом на запахе. Поэтому в лаборатории Пфауса уже многие годы экспериментируют с запахами при спаривании. (Пфаус использует искусственные ароматы, поскольку самцы не умеют различать самок по естественному запаху. У самок это получается лучше, но для некоторых экспериментов всё равно приходится прибегать к искусственным ароматам.) К примеру, если самцы крыс свой первый сексуальный опыт получат с самкой, опрысканной ароматом лимона, позже, выбирая между самкой, пахнущей лимоном, и самкой с естественным запахом, они предпочтут первую. Это произойдет даже несмотря на то, что запах самки в течке очень нравится самцам и обычно они спариваются со множеством разных самок.

Еще один вопрос, который исследовала лаборатория Пфауса: что произойдет, если позволить обычным полигамным крысам-самцам спариваться только с одной партнершей, которая не пахнет никакими искусственными ароматами, а имеет свой естественный запах? Они дали крысам время для постоянных спариваний, предположив, что у самца сформируется привязанность к партнерше. Затем к паре подсадили вторую самку. Результат удивил ученых: самец не отдавал предпочтений ни одной из подруг – для него они были равными. Удивительным было и поведение первой партнерши самца: она стала ревнивой и активно мешала ему спариться с новой самкой. Крысы не должны так себя вести, однако и в других парах «постоянные» подруги относились к новой самке агрессивно и пытались не пустить к ней самца.

Поскольку объектом исследований были не самки, а самцы, ученые провели опыт снова, но теперь перед началом эксперимента они надушили первых партнерш ароматом миндаля. Самец, получивший сильный обонятельный сигнал, демонстрировал заметное предпочтение при подсаживании второй самки. Эякуляция происходила у него только при спаривании с первой подругой, хотя со второй он всё равно спаривался. На этот раз первая партнерша относилась ко второй самке еще агрессивнее. «Когда ее надушили, она стала гиперагрессивной, – говорит Пфаус. – Она до полусмерти дралась со второй самкой. Я не могу найти этому никаких иных объяснений, кроме антропоморфного: если у меня такой сексуальный запах, этот самец будет мой и только мой. С ним она ассоциирует свой аромат и ожидает секса только с ним одним. Она не знает того, что знаем мы: что он извергает семя только в нее. Ей известно лишь, что он спаривается и со второй самкой. Поэтому она ее кусает и без конца к нему пристает. Она считает себя первой девушкой на вечеринке».

Описанные отклонения от естественного поведения грызунов напрямую связаны с работой той самой системы поощрения, которую Олдс и Милнер обнаружили в мозге. Пфаус и его коллеги работают в основном с грызунами. Результаты этих экспериментов нельзя напрямую переносить на людей, но давно известно, что люди тоже предпочитают места, где у них был положительный сексуальный опыт, даже если эти места – дешевый мотель, или Лас-Вегас, или «Крайслер-ЛеБарон» 1982 года, – могут кому-то показаться не самыми привлекательными. В 2010 году исследователи из Чикагского университета, используя амфетамины в качестве заменителя секса, обнаружили то, что кое-кто знает не понаслышке: если давать человеку небольшие дозы амфетаминов, у него разовьется предпочтение места, где он получал свою дозу. У тех, кто получал плацебо, такого предпочтения не возникало.

«Эффект поощрения» может распространяться не только на конкретное место, где получено сексуальное поощрение, или на конкретного сексуального партнера. Животные, в том числе люди, настолько любят его, что готовы на него работать. В своих исследованиях Барри Эверитт из Кембриджского университета доказал это, создав «курорт для крыс». В первой части эксперимента он выработал у самцов предпочтение места, где их ждала готовая к сексу самка, а затем добавил одну деталь. К стене клетки он прикрепил маленькую круглую лампочку, которая включалась каждый раз, когда крысы спаривались. Затем Эверитт перемещал самцов в клетку, оборудованную рычагом, включавшим свет. Самцы быстро научились на него жать. Они не получали за это ни угощения, ни возможности спариваться, по крайней мере не получали ее сразу. Поощрением для мозга служил сам свет, который воспринимался крысами как сигнал к сексу. Через пятнадцать минут после того, как самец включал лампочку, с потолка в клетку падала самка в течке, словно леденец из пиньяты.

Это и есть обучение через поощрение. Когда мужчина включает свет, с потолка, разумеется, не падает согласная на всё женщина, однако люди научились трудиться ради секса. Мы ведем себя романтично. Мы флиртуем. Мы покупаем цветы, хотя не отличим гардению от орхидеи. Мы носим сексуальную одежду, хотя предпочитаем джинсы и кроссовки. Мы говорим, что чувствуем разницу между суши из тунца и суши не из тунца, хотя понятия не имеем, о чем идет речь, и, глядя на эти маленькие порции риса с сырой рыбой, страстно мечтаем о приличном стейке. Будь мы крысой из эксперимента Эверетта, мы бы в это время включали свет.

«Мы действительно не обязаны так внимательно следить за своей внешностью, – объясняет Пфаус. – Чрезмерный уход за волосами ни на йоту не меняет ваш внешний вид. Однако мы это делаем. Нам нет нужды надевать на свидание свои счастливые носки, но однажды мы их надели, получили желаемое и поэтому надеваем их в следующий раз… Причина в том, что у нас в мозге включаются те механизмы, которые использовал Эверитт. Крыса в его эксперименте знает, что свет означает секс». Иначе говоря, свет – это как покупка сексуальной одежды женщинами из исследований Дюранте, запуск реакции, сулящей сексуальное поощрение даже без реального секса. То же и с деньгами. Получение денег вызывает в мозге эффект поощрения, и одной из причин, по которой мозг так на них реагирует, служит то, что деньги ассоциируются с сексом. Если мужчина при деньгах, он получает больше секса или, по крайней мере, у него больше возможностей для секса. И не просто для секса, а для лучшего выбора партнеров. «Спросите любого парня, и он вам скажет, что когда вы видите горячую цыпочку, то прикидываете, что вам надо сделать, чтобы ее соблазнить», – говорит Пфаус.

Большинству женщин известно: как только мужчина кончил, он перестает напрягаться ради секса, а это значит, что фраза «Я отвезу тебя на день рождения в Париж», сказанная в середине прелюдии к половому акту, после семяизвержения превращается в «Мы не можем себе это позволить». Именно желание побуждает носить одежду от Армани, мазать волосы гелем и сорить деньгами. Это – половое поведение, как прыжки крыс-самок и флирт Сьюзен: совершая такие поступки, мы стимулируем систему поощрения в мозге.

Желание может возникать внутри, когда мозг наполнен эстрогенами (как при овуляции у женщин) или андрогенами (как у мужчин), и выливаться наружу («Я возбужден и хочу заняться сексом»). Но оно может и приходить в мозг извне, например при стимуляции гениталий или когда мы воспринимаем внешние сигналы, связанные с сексом (их диапазон очень широк – от вида мужчины в военной форме до стеллажа с женским бельем).

Общее состояние возбуждения идет нам на пользу. Здесь мы имеем в виду не только сексуальное возбуждение, но и возбуждение симпатической нервной системы в целом. Если вы когда-нибудь прыгали с парашютом или занимались банджи-джампингом, то скорее всего вам знакомо чувство приятного возбуждения, которое длится несколько часов и даже дней. Прыжок с моста на эластичном шнуре ведет к мощному выбросу норадреналина в кровь. Ваше сердце бьется чаще, во рту пересыхает, внимание обостряется – вы готовы бежать или сражаться. Как только вы понимаете, что не умрете, вы испытываете настоящую эйфорию. Чтобы ее почувствовать, не обязательно прыгать с моста. Хорошая комедия, чашка эспрессо, упражнения и даже шлепок могут произвести тот же эффект: возбуждение порождается смехом, кофеином, мышечными усилиями или легкой болью. Ему способствует новый опыт. Давно женатые пары, которым наскучил привычный секс, могут внезапно захотеть друг друга за завтраком, находясь на курорте. Они едят другую, чем обычно, пищу, встречают новых людей, ходят по незнакомым улицам – всё это слегка будоражит, то есть стимулирует симпатическую нервную систему.

Выражаясь словами Пфауса, происходит превращение «мерина в жеребца». «Несильный шок или боль могут превратить сексуально вялых, неактивных самцов крыс в бодрых половых партнеров», – объясняет он. Увеличение активности той части нервной системы, которая отвечает за общее возбуждение, нейтрально: общее возбуждение не обязательно приводит к сексуальному желанию. Если вокруг вас пища, вам наверняка захочется есть, даже когда вы не голодны. Если вас окружают сексуальные сигналы, вы начнете думать о сексе. «Возбуждение порождается тем, чему мы придаем особое значение в данный момент времени», – объясняет Пфаус. По его словам, это «особое значение» приходит со «дна» мозга – от гипоталамуса и так называемой лимбической системы, которая работает с ним в паре. У людей, крыс и обезьян именно в этой области расположен центр управления половым поведением. Лимбическая система состоит из нескольких структур: медиальной преоптической области (для краткости будем пользоваться аббревиатурой – МПО), прилежащего ядра, миндалевидного тела и вентральной области покрышки. Наши желания просыпаются, молекулы нейрохимических веществ присоединяются к рецепторам нейронов в этих структурах и побуждают нас к действиям.

Лимбическая система и гипоталамус взаимодействуют с корой полушарий нашего мозга. Делая отсылку к Уильяму Джеймсу, Пфаус предпочитает называть это взаимодействие «низы против верхов», или, как мог бы сказать Лёвенштайн, «холодное против горячего». Когда мы выбираем, идти на поводу у соблазна или отказаться, «верхи» нашего мозга оценивают, сравнивают, прикидывают, что лучше, и в итоге обычно говорят «нет». Хорошо прожаренный цыпленок, которого готовит мать Ларри, нравится лимбической системе, но тревога за собственную жизнь побеждает. Однако, как показывают исследования Олдса, Милнера, Эверитта, а также результаты многолетней работы Пфауса, его коллег и других ученых, поощрение, возникающее в мозге, может склонить чашу весов в сторону «низов». Последнее слово в этом споре за системой, в которую входит гипоталамус, точнее, за МПО, которая действует как регулировщик на перекрестке. Она участвует в регуляции температуры тела, работы кровеносных сосудов и образования гормонов, но помимо этого рассортировывает поступающие извне сигналы по потребностям, таким как жажда, голод, сексуальное желание. Если вы никогда не пытались спариться с вареным лобстером, благодарите за это свою МПО.

При возникновении поощрения, связанного с поиском секса, в гипоталамусе, гипофизе и лимбической системе происходит сразу несколько событий одновременно. В результате в МПО поступает дофамин. Его молекулы связываются с рецепторами определенного типа, и высвобождается небольшое количество эндорфинов – природный аналог героина. Так рождается приятное ощущение. Когда дофамин присоединяется к рецепторам нейронов МПО, мы начинаем чутко реагировать на сигналы, связанные с сексом. (Если мы хотим есть, возбуждение от голода в сочетании с дофамином в МПО концентрирует наше внимание на пищевых сигналах.) МПО посылает сигналы в тот отдел нервной системы, который контролирует приток крови к гениталиям, вызывая эрекцию у мужчин и набухание клитора у женщин. (Как это работает, пока неизвестно, но в процессе участвует другая структура гипоталамуса – перивентрикулярное ядро, нейроны которого соединены с МПО. Сексуальные сигналы стимулируют высвобождение окситоцина, о котором еще пойдет речь. Окситоцин вместе с дофамином воздействует на перивентрикулярное ядро, вызывая прогиб спины у самок грызунов и эрекцию у самцов.) От МПО сигнал по нейронам поступает в вентральную область покрышки, которая передает дофамин в префронтальную кору головного мозга. Она находится в его лобных долях и отвечает, в частности, за сложное поведение и исполнительные функции.

Данте мог поместить людей, которые, поступаясь своим разумом, идут на поводу у похоти в первый круг ада, но он не знал, что предательство разума заложено в наш мозг природой или, если угодно, Богом. Дофамин приглушает голос разума, точнее, префронтальной коры, давая свободу сексуальному желанию и позволяя нам концентрироваться на сигналах, ведущих к его удовлетворению. Когда молодые люди смотрят фотографии обнаженных женщин, у них слабее проявляется реакция испуга в ответ на громкие звуки. Когда овулирующая женщина смотрит на фотографии обнаженных мужчин, ее зрачки расширяются, и она бессознательно улыбается, как Сьюзен во время общения с Невежей.

Голос разума (префронтальной коры) можно заглушить алкоголем и наркотиками. Пока родительские «верхи» накачиваются мартини в гостиной, их непослушные «низы», предоставленные сами себе, играют в «бутылочку» в подвале. Кокаин и амфетамины увеличивают половую мотивацию, потому что под их влиянием высвобождаются большие дозы дофамина. Даже чрезмерные умственные нагрузки могут привести к ослаблению родительского контроля. Организационному мышлению принадлежит большая часть мозговой недвижимости: префронтальная кора человека в десять раз крупнее гипоталамуса и потребляет гораздо больше энергии. Лёвенштайн обнаружил, что если испытуемому дать несколько математических задач, а потом предложить сладкое, например печенье с шоколадной крошкой, ему будет трудно устоять перед соблазном, даже если он сидит на диете: мыслительные усилия истощают батареи мозга.

В своей книге «О граде Божьем» Бл. Августин обращался к ранним христианам так: «Но эта похоть, о которой сейчас идет речь, тем постыднее, что душе легче справиться с собой, чем с ней, хотя тело, низшее по природе, должно было бы полностью ей подчиняться».

Любовная приманка и парни в коже

Вот вы, наверное, думаете: как это грустно, что надо или совсем вымотаться, или напиться, или загрузиться дофамином, чтобы заняться сексом. Но если бы секс не воспринимался нами как приятное вознаграждение за труды, стали бы мы им заниматься? Как писал Шопенгауэр, «представьте только, что акт размножения для нас не то, чего мы сильно желаем, не то, что сопровождается крайним наслаждением, а дело чисто рассудочного размышления. Продолжала бы тогда существовать человеческая раса? Разве не сочувствовал бы каждый из нас грядущему поколению настолько, что предпочел бы избавить его от бремени бытия?» Другой немец, Эдуард фон Гартман, замечает: «Нас нужно подкупить, чтобы мы занялись сексом, – дать нашему разуму взятку, чтобы он молчал, ибо секс не ведет ни к чему хорошему: брак, боль деторождения, огромные расходы, разрушенные любовные иллюзии». И самое плохое, говорит Гартман, – это осознать, что «блаженство в руках возлюбленного есть не что иное, как приманка в мышеловке», чтобы заставить нас размножаться. Наше чувство контроля над ситуацией – иллюзия. Нашим поведением управляет действующий в мозге бессознательный инстинкт.

По мнению Гартмана, битве биологии с социальными нормами пора положить конец и достичь окончательного перемирия между ними. «Коль скоро любовь раз и навсегда признана злом, но ее приходится выбирать как меньшее из двух зол, поскольку существует импульс, разум настойчиво предлагает третье, а именно: избавление от импульса, то есть кастрирование, ибо таким образом импульс можно уничтожить». Далее в подтверждение правоты своего вывода он приводит цитату из Евангелия от Матфея, в которой сказано о мужчинах, сделавших себя евнухами, чтобы достичь рая. (А люди еще удивляются, почему среди немцев так мало хороших комиков.)

Подобная перспектива может показаться чересчур мрачной, но обещание награды действительно удерживает нас от излишних размышлений об отрицательных сторонах секса, и мы готовы выкладываться ради него. Когда Эверитт изолировал у крыс миндалевидное тело, они переставали нажимать на рычаг, включающий свет, потому что больше не испытывали желания. Если он изолировал МПО, они продолжали включать свет, с потолка продолжали падать самки, и самцы вели себя заинтересованно, но не доводили дело до конца.

Пока человек не испытает свой первый оргазм, у него нет определенной цели – только потребность. Когда маленький мальчик обнаруживает, что прикосновение к пенису вызывает приятные ощущения, или когда девочка открывает новые возможности, которые ей дает струя воды в ванной, они не думают о сексе, по крайней мере не думают о нем в той форме, какую он однажды обретет в их сознании. Для них вознаграждением будут ощущения. Девочка полюбит мыться, мальчик начнет с нетерпением ждать момента, когда останется в одиночестве, поскольку одиночество будет ассоциироваться с удовольствием от прикосновения к себе. Ванная и спальня связываются с приятными ощущениями и могут служить сексуальным поощрением, как свет в клетке Эверитта, хотя и без достижения окончательного результата. Если в опытах, проводившихся в лаборатории Пфауса, девственной крысе поглаживали клитор, пока она находилась в клетке с ароматом лимона, сам по себе лимонный аромат становился для крысы поощрением и заставлял ее хотеть поглаживания.

Наконец, мы начинаем желать достижения цели. Когда это происходит, наступает завершающий этап нашего полового поведения. Дик Свааб и Чарльз Розелли выясняют, какие структуры мозга связаны с «приглашением к спариванию» и с завершающим этапом, на кого эти виды поведения направлены и каким образом осуществляются. Это врожденные влечения. Еще до того, как самец крысы получит первый сексуальный опыт, в прилежащем ядре его мозга естественный запах самки в течке стимулирует высвобождение дофамина. До полового созревания гетеросексуальные мальчики и девочки могут заявлять, что противоположный пол им неприятен. Но, несмотря на эти утверждения, они им интересуются, пусть даже этот интерес и не имеет «взрослой» цели.

Однажды мальчик останется наедине с двухмерным воплощением очарования, «мисс Октябрь». Ее формы и внешний вид, особенно грудь, лицо и глаза – три области обнаженного женского тела, на которые, по данным исследований, мужчины смотрят больше всего, пробудят в нем врожденное сексуальное влечение, и у него возникнет эрекция. Если он в это время один, то он отреагирует на это поощрение попыткой получить более крупное вознаграждение, прикасаясь к своему пенису. «Мисс Октябрь» и прочие ей подобные, в том числе живые трехмерные женщины, превратятся в награду «за обнаружение полового партнера». «Мисс Октябрь» становится «действующей причиной»: один взгляд на ее фотографию создает в мозге поощрение, как свет в крысиной клетке. Удовольствие от стимуляции гениталий теперь имеет сексуальный контекст. В один прекрасный день исследование этого сексуального вознаграждения приведет к оргазму. Даже если мальчик не настолько взрослый, чтобы эякулировать, у него с этого момента появляется цель. Ему больше недостаточно только ощущения сексуального желания – он хочет поощрения в виде завершающего этапа полового поведения.

Аналогичный процесс происходит у самок, как четвероногих, так и двуногих, особенно с наступлением полового созревания. «Когда нашим самкам проводят стимуляцию клитора в присутствии запаха, это им очень нравится, – рассказывает Пфаус. – Но если мы предлагаем ей самца и стимулируем клитор, то есть вводим в эксперимент реальное спаривание, стимуляция превращается в действующую причину, побуждающую искать полового партнера. Это врожденное поведение. Они говорят… – Тут Пфаус, подражая крысе-самке, переходит на писк и всплескивает руками: – О боже, это уже по-настоящему! Стимуляция клитора меня заводит, но, простите, это же кисточка для краски. Нет, спасибо. Все было прекрасно, но у меня овуляция. Я хочу, чтобы меня трахнули!»

Люди и животные, ориентированные на поиск секса, не терпят на своем пути никаких препятствий. Активированные дофамином рецепторы заставляют самок домогаться самцов. Самцы стараются выбраться из лабиринта, надеясь в конце встретить готовую к спариванию самку. Люди соблазняют, платят стриптизершам огромные деньги и предают собственные моральные ценности. Такие социальные психологи, как Лёвенштайн, своими экспериментами демонстрируют, насколько целеустремленными могут быть люди, одержимые поиском поощрения. Исследования 1996 года показали, что мужчины, рассматривающие фотографии в Playboy, чаще говорят, что попросили бы женщину раздеться, даже если она не согласится на секс, чем мужчины, смотревшие на эти фотографии за день до ответа. Спустя десять лет Лёвенштайн и Дэн Ариели провели два обследования мужчин: первое – когда те находились в нейтральном (спокойном) состоянии, второе – когда те активно мастурбировали, рассматривая эротические фотографии на экране компьютера (предусмотрительно обернутого в полиэтилен). На первом этапе мужчины отвечали на вопросы об этике своего сексуального поведения именно так, как и следовало ожидать. Например, мало кто говорил, что спаивает подругу на свидании, чтобы заняться с ней сексом. Ответы на вопрос, что для них является сексуально возбуждающим, вновь были предсказуемы. Почти никто не сказал, что его возбуждает женская полнота, обувь или секс с животными. Но когда эти вопросы были заданы на втором этапе, во время полового возбуждения, значительно больше мужчин ответили, что они предпочли бы пьяное свидание. Большинство испытуемых назвали возбуждающими женскую полноту, секс с животными, обувь и групповой секс с мужчиной и женщиной. При половом возбуждении хороши все средства, ведущие к конечной цели.

Когда эндорфины и дофамин делают свою работу, наш самоконтроль подавляется. «Низы и верхи уже не соревнуются, – объясняет Пфаус. – Низы победили». Называя поощрение «за обнаружение полового партнера» похожим на кокаин, Пфаус не просто проводит аналогию. Вознаграждение за сексуальное поисковое поведение точно такое же, как вознаграждение за наркотическое поисковое поведение. Если в прилежащее ядро самцов крысы напрямую вводят амфетамины, стимулирующие высвобождение дофамина, они принимаются за активные поиски полового партнера. Поэтому В-19 и сказал Хиту, что разряды от электродов вызывают у него эротические ощущения, похожие на прием амфетаминов. Когда людей, употребляющих кокаин и метамфетамин, помещали в аппарат для функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) и показывали нейтральные фотографии, сексуальные фотографии и изображения предметов, связанных с приемом наркотиков: бумагу для скручивания косяков, лезвия, кучки белого порошка, – их лимбическая система одинаково возбуждалась и при виде сексуальных изображений, и при виде предметов, напоминающих о наркотиках. Именно так разбогател Хью Хефнер: неосознанно использовав врожденное желание людей смотреть на женскую грудь и лицо, он заставил миллионы мужчин по всему миру ощущать то самое поощрение «за обнаружение полового партнера», выкладывать деньги за журнал и ждать выхода следующего номера. Сам Playboy стал «действующей причиной», приближая своих читателей к завершающему поощрению, а Хефнера – к особняку в Лос-Анджелесе и реактивному самолету.

Потребность в завершающем поощрении настолько велика, что если животным мешают, у них могут измениться предпочтения. Овулирующую самку помещали в клетку с самцом, который находился за перегородкой, мешающей ему коснуться самки. Он «распространяет аромат и феромонные сигналы, которые, безусловно, являются сексуальными», – говорит Пфаус. Это «запускает работу ее миндалевидного тела, медиальной преоптической области, и она готова к соблазнению партнера, но в данном случае ее только дразнят. Она разоделась в пух и прах, а идти некуда. Она пытается приманить самца за перегородкой, но приблизиться к ней он не в силах. С ее точки зрения, он ее продинамил. В результате если она встретится с этим самцом позже, то при наличии другого самца будет избегать обманщика или сигналов, связанных с пережитым обманом и неудовлетворенной потребностью, и начнет спариваться с тем, кто сможет довести дело до конца.

Никто не знает, испытывают ли грызуны обоего пола оргазм, но Пфаус предпочитает думать, что да. Как бы то ни было, они как люди, их мозг ощущает завершающее поощрение. В прилежащем ядре и МПО повышается уровень дофамина. В кровь и в мозг поступает окситоцин. От эндорфинов, естественного аналога марихуаны, мы становимся немного сонными. Нейроны вырабатывают серотонин, вызывающий ощущение спокойствия, довольства и удовлетворения. Эндорфины медленно накапливаются до момента, пока не возникнет сексуальное поощрение, и тогда они разом высвобождаются, заполняя лимбическую систему и гипоталамическую область. Именно поэтому героиновые наркоманы, которых Пфаус встречал в Вашингтоне, говорили, что прием наркотика похож на секс. Еще в 1960 году психиатр Ричард Чессик писал о „фармакогенном оргазме наркомана“. (Это явление породило путаницу в вопросе, можно или нельзя приобрести зависимость от секса. В отличие от сторонников первой точки зрения, скажем, специалистов-консультантов, выступающих в телешоу, Пфаус настаивает, что такого явления не существует. То, что кажется зависимостью от секса, на самом деле является разновидностью синдрома навязчивых состояний. Человек, который мастурбирует по пять раз в день, не испытывает зависимости от мастурбации – у него есть навязчивое желание достичь пяти оргазмов в день, что довольно-таки непросто.)

Кроме того что эндорфины, высвобождающиеся при завершающем поощрении, вызывают у нас приятные чувства, они отключают действие дофамина в префронтальной коре, позволяя главному управляющему компьютеру осуществить перезагрузку. Как говорил Гартман, „небеса сознания вновь проясняются и удивленно глядят на оплодотворяющий дождь на земле…“. Большинство людей выражаются менее поэтично: „Боже! Только посмотри, что мы сделали с диваном!“

Завершающее поощрение еще сильнее, чем поощрение „за обнаружение полового партнера“. „Мозг изменяется по мере накопления опыта даже у взрослых людей, от семяизвержения к семяизвержению и от оргазма к оргазму, – объясняет Пфаус. – В прилежащем ядре, мозжечке растет число контактов между нейронами, нейронные сети усложняются, и, что самое интересное, прилежащее ядро настраивается на сигналы, связанные с сексуальным поощрением… Изменения происходят внутри самих нейронов. Вы вносите долговременные изменения в транскрипцию генов“ – то есть в процесс синтеза тех белков, которые связываются с рецепторами своих клеток-соседей и передают им инструкции к действию, – „у вас возникают новые устойчивые связи между нейронами. Теперь вы собака Павлова, и каждый раз, когда звенит звонок, у вас течет слюна“.

Испытав сексуальное удовольствие и получив завершающее поощрение, мы (как крысы Эверитта, которые включали свет, ставший для них сексуальным вознаграждением) настроили свой мозг на получение сексуального поощрения от любых сигналов, связанных с этим опытом. Чем чаще мы получаем завершающую награду, тем сильнее становится связь. „Какая одежда была на нем?“, „Как она выглядела?“, „Какая музыка играла?“, „Где находился я?“ – всё это „действующие причины“, обстоятельства, при которых возникло приятное ощущение, „запечатленные“ в миндалевидном теле, связанном с прилежащим ядром. У нас появляются фетиши.

„Механизмы, лежащие в основе фетишизма, – это крайнее проявление тех самых механизмов, что помогают людям заниматься нормальным сексом“, – говорит Пфаус. В той или иной степени мы все фетишисты, или, говоря иначе, у всех нас в той или иной степени развиваются стойкие предпочтения. Нейронная цепь поощрения и вещества, которые в ней действуют, отвечают за то, почему одни люди предпочитают высоких партнеров, другие – низкорослых, блондинов или брюнетов, худых или полных, в очках или без. Система сексуального поощрения превратила в фетиш саму красоту. Иначе как объяснить, что американцы ежегодно тратят 13 миллиардов долларов на косметическую хирургию и 37 миллиардов – на косметические продукты и услуги? (В мире в целом на эти услуги и товары расходуется примерно 170 миллиардов долларов в год.) Это происходит не только потому, что существует общее представление об идеальном соотношении между обхватом талии и обхватом бедер и о лицевой симметрии, что указывает на хорошее здоровье и выгодные для потомства гены (мнение некоторых эволюционных психологов). „Эволюционные психологи почему-то думают, что мы никогда не совершаем глупостей, – говорит Пфаус. – Но мы их совершаем постоянно! И делаем это потому, что в нас бушуют противоречия“. Мы хотим вырастить здоровых детей, но при этом желаем, чтобы наши избранники соответствовали нашим личным, основанным на опыте предпочтениям. „Эволюционные психологи утверждают, что обнаженное тело женщины репродуктивного возраста должно быть таким-то и таким-то. Но оно почему-то не такое. Почему у нас вообще есть какие-то предпочтения? (Я хочу, чтобы у тебя была прическа как у мальчика, или Я хочу, чтобы ты носила сексуальное нижнее белье, или Я хочу, чтобы ты ругалась как шлюха.)“

Пфаус в драматической манере демонстрирует, как велика сила предпочтений, основанных на системе поощрения. Крыс и людей объединяет врожденное отвращение к запаху смерти: он для них невероятно отталкивающий, им не требуется объяснений, что этот запах значит. Крысы сделают все, чтобы оказаться от него подальше, даже если им придется бежать по решетке, которая находится под током. Пфаус обрабатывает тело самок в течке синтетическим веществом под названием кадаверин, который аналогичен запаху смерти. (Если вам однажды предложат понюхать кадаверин, не делайте этого: он может вызывать кошмары.) В клетку к этим самкам Пфаус подсаживает самцов, не имеющих сексуального опыта. Самки скачут, бегают, в общем, ведут себя как любые нормальные самки. К их ужасному запаху необходимо привыкнуть, и самцов приходится долго к нему приучать. В конце концов они начинают регулярно спариваться с самками, доказывая своим поведением, насколько сильным может быть соблазн. Позже Пфаус поместил этих самцов в клетку с несколькими самками в течке. Среди них была одна, обработанная кадаверином. Самку, пахнущую смертью, самцы предпочитали тем, которые пахли естественно и приятно (с точки зрения крыс, разумеется). Он даже надушил некоторых самок лимонным запахом, но самцы, чье первое спаривание произошло с самками, пахнущими смертью, любили их отвратительный аромат. Некоторые спаривались только с такими самками: они стали кадавериновыми фетишистами.

Лаборатория Пфауса превращает грызунов в фетишистов самого разного рода. В комнате по соседству с той, где Парада стимулирует крысиные клиторы, Пфаус подходит к подносу и произносит: «А здесь у нас исследуют фетиши». Смотреть особо не на что: на подносе лежат шесть крошечных кожаных курточек-«косух». В каждой курточке есть маленькие отверстия, куда крыса просовывает передние лапы, чтобы одежда обхватывала ее грудную клетку и спину. Облачившись в такую куртку, крыса становится похожа на Марлона Брандо в фильме «Дикарь». Наверняка вы уже догадались, что здесь происходит: некоторые самцы получили первый в своей жизни опыт семяизвержения. «У нас две группы, в „косухах“ и без, – здесь Пфаус перестает смеяться: он слышит от своих коллег словосочетание о крысе в „косухе“ не меньше сотни раз в день и сам его произносит. – Самцы из обеих групп забирались на самку через десять секунд после подсаживания и эякулировали через несколько минут – всё как обычно». Куртка не повлияла на их половое поведение. Затем с крыс сняли куртки и поместили в вольер с самкой в течке. Больше трети всех экс-Брандо не стали с ней спариваться, а из тех, кто вроде бы спаривался, многие на самом деле лишь имитировали движения, не проникая внутрь (то есть у них возникли трудности с эрекцией). Те особи, которые действительно спаривались, тратили на этот процесс гораздо больше времени, чем нормальные самцы, а самке приходилось хорошенько потрудиться, чтобы побудить их к этому. «Они не могли возбудиться, потому что на них не было куртки, – поясняет Пфаус. – Куртка для них стала символом полового возбуждения. Это феноменально! Мы считаем людей-фетишистов странными, но у кого первый раз прошел без отклонений?»

Пфаус уверен, а мы с ним соглашаемся, что когда фантазии и мастурбация повторяются, особенно если человек при этом испытывает общее возбуждение от страха быть пойманным или оттого что он нарушает табу, у него формируется устойчивый фетиш. Кто-то скажет: это притянуто за уши. Тогда вот вам случай из практики немецкого психиатра, жившего в конце XIX века, Рихарда фон Крафт-Эбинга: «П. из хорошей семьи, 32 лет, женатый, обратился ко мне в 1890 году по поводу неестественности своей половой жизни… Только в пятнадцать лет он узнал о разнице полов и испытал половое возбуждение. В семнадцать лет его соблазнила гувернантка-француженка, однако полового акта не было – происходило лишь взаимное сильное возбуждение чувственности (взаимная мастурбация). В процессе этого действа он обратил внимание на элегантные сапожки женщины. Они произвели на него сильное впечатление… В тот самый момент сапоги стали для несчастного фетишем. Его привлекала дамская обувь, он ходил повсюду, чтобы видеть дам в красивой обуви. Этот фетиш получил в его сознании огромную силу. Прикосновение женского французского сапожка к пенису неизменно давало ему сильное половое возбуждение, сопровождающееся семяизвержением. После ухода соблазнительницы он отправлялся к проституткам, где проделывал те же манипуляции. Обычно этого было достаточно для удовлетворения».

Или другой пример: сообщение японского психиатра о молодом человеке 23 лет, у которого фетишем был винил (1968 год). «С детства он мочился в постель, и, несмотря на строгость матери, эта привычка сохранялась до тех пор, пока он не закончил начальную школу. В те годы найти моющее средство было проблематично, и мать пациента справлялась с неприятностями с помощью подгузника. Когда она надевала ему подгузник и укрывала, пациента охватывала смесь стыда и удовольствия… Он пошел в среднюю школу, начал готовиться к поступлению в университет. Однажды он ощутил сильное половое влечение к виниловому плащу, который был на незнакомой женщине. С тех пор каждый раз в дождливую погоду он искал глазами женщин, одетых в виниловые плащи… Позже он купил себе женский виниловый плащ, надевал его и мастурбировал… Теперь он расстилает на матрасе белую виниловую ткань и ложится на нее в женском плаще. Винил охлаждает его тело, испускает характерный запах, возбуждающий в пациенте приятное чувство. Он воображает себя участником мазохистской сцены, где он – женщина, занимающаяся сексом с другой женщиной. Без винила его сексуальное удовольствие очень незначительно».

Брайан разговаривал со многими фетишистами, и некоторые из них хорошо помнят те обстоятельства, при которых сформировался их фетиш. Страсть к одежде из кожи, бандажу и манере поведения «хозяина» в любовных играх с подругой-«рабыней» у одного из наших собеседников началась с возбуждения, испытанного во время просмотра комиксов. «Если подумать, это самая настоящая рабыня-варвар. У меня был один из первых комиксов – история про Конана, и тогда я подумал: по-моему, очень неплохо. На рисунке девушка прижималась к ноге мужчины. Когда я увидел это в восемь или девять лет, сидя в библиотеке, то подумал: класс!» Этим изображением он вдохновлялся во время мастурбаций. (К счастью, у его подруги был похожий взгляд на вещи: ей нравилось быть девушкой-рабыней. Это, кстати, доказывает, что каждый при желании может найти свою половинку.)

Фетишистки веревок рассказывали о том, как, лазая по канату, ощущали грубую текстуру, когда канат терся об их клитор. Любительницы игры «в лошадки» вспоминают, как ездили верхом на пони, испытывая сексуальное возбуждение. Любителей шлепков нередко шлепали в детстве – это могло вызывать у них общее возбуждение, а позже шлепки получали сексуальный подтекст. Мужчины с обувным фетишизмом нередко мастурбировали в материнском шкафу, окруженные обувью. «Что бы ни происходило в момент получения поощрения, оно всегда вступает в устойчивую ассоциацию с чем-нибудь», – говорит Пфаус. Сама боль, возбуждающая симпатическую нервную систему, может стать фетишем, толкая сексуально возбужденного человека к оргазму. «Боль может запечатлеться как часть полового акта», – утверждает Пфаус.

Чтобы доказать, что поведение формируется поощрением, а не сексом, Пфаус ввел самцам крыс различные дозы морфина, а затем впустил к ним самку в течке, пахнущую миндалем. У самцов, получивших высокую дозу, формировалось прочное партнерское предпочтение этих самок, хотя они не занимались с ними сексом, поскольку были слишком накачаны наркотиком.

Люди-фетишисты могут доходить до разрушительных крайностей, хотя понимают, что причиняют себе вред. Один мужчина из Калифорнии, писавший любовные стихи своему гидравлическому экскаватору, случайно убил себя, пытаясь получить с помощью машины аутоэротическую асфиксию. Кэмп приговорил к тюремному сроку множество людей за преступления, связанные с наркотиками. Абеляр знал, какая опасность его ждет. Но рациональный ум всех этих людей был подавлен сильным желанием.

Подобно Данте и тем, кто насмехался над оправданиями Кэмпа, мы часто приписываем отрицательные или положительные последствия секса моральной стойкости человека. Но его реакция на приманку поощрения может зависеть от генетических особенностей и индивидуального строения мозга. Сила связи, возникающей между вознаграждением и действием (объектом), которое само по себе не является вознаграждением (как свет Эверитта в опытах с крысами), зависит от генетики. Если вернуться к экспериментам Пфауса, некоторые крысы с большей готовностью становятся фетишистами – поклонниками кожаных курток, чем другие, а самые податливые могут стать настолько мотивированными, что эта мотивация начинает контролировать их поведение.

Недавние сканирующие исследования людей показали, что сила взаимодействия префронтальной коры и прилежащего ядра влияет на способность человека сопротивляться половому влечению, возникающему в лимбической системе. Еще одно сканирующее исследование показало, что у больных психогенным перееданием, в противоположность обычным полным людям, в ответ на пищевые сигналы происходит более стремительный рост уровня дофамина в мозге. Реагируя на такой пробуждающий желание сигнал, как деньги, мозг психопатов высвобождает в четыре раза больше дофамина по сравнению с мозгом большинства людей. Чем выше уровень дофамина, тем сильнее стремление достичь цели, и неважно, чего это стоит. Крайнюю форму такого поведения обнаружил Лёвенштайн у молодых людей, пылающих страстью к ноутбуку.

Иногда желание поощрения приобретает экстремальный масштаб под воздействием болезни или травмы. В 2002 году врачи из Техаса описали случай человека, у которого рассеянный склероз привел к поражению правой стороны гипоталамуса. У пациента возникло ненасытное желание прикасаться к женской груди. Пятидесятидевятилетний калифорниец с болезнью Паркинсона после операции на мозге принимал лекарство L-Dopa, которое в организме превращается в дофамин. По словам врачей, из-за операции, приема лекарства или их сочетания «пациент начал требовать от своей 41-летней жены орального секса до тринадцати раз в день. Он часто мастурбировал и предлагал секс подругам жены… Он начал нанимать стриптизерш и ездил по городу в поисках проституток. Он часами сидел в Интернете, разглядывая эротические фотографии и покупая порнографические материалы. Однажды жена застала его в момент, когда он пытался достичь сексуальной разрядки, глядя на фотографию своей пятилетней внучки». Травма префронтальной коры может снижать способность этой области мозга говорить «нет», и система поощрения выходит из-под контроля. Именно это имели в виду защитники судьи Кэмпа.

С другой стороны, нарушения в мозге могут подавлять работу системы поощрения. Некоторые люди не способны ощущать поощрение, поэтому им крайне сложно действовать в нужный момент, и вместо этого они погружаются в скрупулезный анализ возможных последствий своего поведения. Те, кто принимает антидепрессанты, могут страдать снижением либидо. Эти вещества подавляют обратный захват высвободившегося серотонина, и он остается доступен для нейронов. От этого чувство отчаяния утихает, но в то же время снижается сексуальное влечение (такое же явление наблюдается после оргазма).

К счастью, большинство из нас способны ощущать поощрение. В ответ на него у нас формируются сильные предпочтения. Мы готовы заплатить практически любую цену за то, что выбирает наш мозг, будь то пятидолларовый журнал с большим двухмерным изображением предмета нашего обожания, визит к дорогой проститутке, наркотики для стриптизерши или встреча с доминатрикс. Во всех этих случаях мы пытаемся удовлетворить нашу страсть. И когда мы находим того, кто может нам в этом помочь, нам хочется снова и снова испытывать завершающее поощрение. В нас развивается такое же сильное предпочтение партнера, как у фетишиста – к своему фетишу. Ну, предположим, у вас было несколько оргазмов с Бобом – приятный опыт, завершающийся улыбками и нежными поцелуями. С точки зрения эволюции, чтобы зачать ребенка, вам не нужен Боб: с таким же успехом это может сделать и Родриго. Однако теперь ваш поиск направлен не просто на секс или достижение оргазма, но на достижение оргазма именно с Бобом, а не с Родриго. Вы отказываетесь от Родриго ради Боба. Боб – ваша «действующая причина». Он живет в вашем миндалевидном теле. У вас партнерское предпочтение Боба. Он становится для вас фетишем.

Для эволюции не существует кожаной куртки – фетиша, как не существует для нее истинного фетишиста кожаных курток, лишенного куртки, потому что без нее он не способен совокупляться. Точно так же и у Боба-фетиша нет эволюционного смысла. И куртки, и Боб «репродуктивно бесполезны». Но дайте крысе-фетишисту кожаную куртку, и у нее все получится. Дайте вам Боба, и у вас тоже все получится. Вы начинаете влюбляться – только начинаете. Влечение и фиксация на конкретном человеке очень важны, но их недостаточно для расцвета настоящей человеческой любви. Ларри полагает, что для этого требуется участие других, удивительных механизмов, причем разных у мужчин и женщин.