Моисей несетца в стену черного дыма. Ничего невозможно разглядеть. Мои глаза слезятца. Дышать невозможно. Мы вот-вот разобьемся. Но так же быстро как мы влетаем в чертов дым, так же быстро выныриваем из него. Безнадега оказываетца прямо перед нами. Языки неистывающего пламени облизывают таверну. Сжирают её. Огонь шипит, древесина трещит. Костер одиноко догорает на равнине. В низко-весящих облаках виден отблеск от пламени. Оранжевый и белый, желтый и коричневый. Черный дым клубитца и стелитца. По воздуху расходятца волны жара.
Безнадеги больше нет.
Мы мчимся туда, к перекрестку. Я подъезжаю так близко, насколько осмеливаюсь, а затем тяну за вожжи. Моисей замедляетца, останавливаетца. Он пятитца назад, ревя.
Слим приваливаетца ко мне.
— Найди Молли, — говорит он.
— Маив! Эмми! — кричу я. — Слима подстрелили!
Они подбегают и взбераютца на перед, держа медецинскую сумку в руках. Маив садитца на мое место, а мы с Траккером спрыгиваем.
— Траккер, стоять! — я бегом направляюсь к горящему зданию. Я кашляю. Из-за дыма у меня печет в глазах.
— Саба! — голос Лью. Ноги, его и Томмо, топчутца позади меня. — Вернись!
— Джек может быть там! — кричу я. Я врезаюсь в жару. Она твердая. Как стена. Меня относит назад. Лью хватает меня за одну руку, а Томмо за другую. Они тянут меня, пытаясь оттащить меня. Я упираюсь пятками в землю.
— Нет! — ору я. — Отпусти меня!
— Здесь все уже мертвы, — говорит Лью.
— Нет! — я извиваюсь и сопротивляюсь.
Безнадега одноэтажная. Сделаная кое-как из всего того, што осталось после Мародеров. Стены, съёживаясь, деформируютца. Трещат и стонут. Середина крыши проваливаетца в прожорливый огонь.
— Где перегонный куб? — спрашивает Томмо.
— Што? — спрашивает Лью.
— В чем варят самогон! — кричит он.
— О Боже, — говорит Лью. — Одна искра и все взорветца! Бежим!
Мы разворачиваемся. Начинаем бежать.
БАБАХ!
Взрывной волной нас подбрасывает в воздух. Мы летим. Я приземляюсь с глухим стуком, лицом вниз. Я поднимаюсь на ноги. Начинаю бежать обратно.
— Джек! — кричу я.
— Нет, Саба! — Лью хватает меня. Он бросаетца сверху на меня. Он закрывает меня своим телом, когда Безнадега рушитца вокруг нас.
Я стою. Оцепенев.
— Отвали, — говорю я.
Лью не двигаетца.
— Слезь с меня, — говорю я.
Он встает на ноги и протягивает мне руку. Я не замечаю этого. Я пробираюсь сквозь обломки, иду прямиком к сгоревшим останкам Безнадеги. Огонь по-прежнему веселитца и танцует. Он облизываетца и потрескивает. Вывеска таверны валяетца на земле. Она выжжена, краска слезла с неё. Маленькая лодочка в бушующем море, которую вот-вот сметет очередная шквальная волна. Я обхожу Безнадегу так близко, насколько осмеливаюсь. Мои глаза всматриваютца в пламя. В поисках...ах, я сама не знаю чего. Хоть чего-нибудь. Что-нибудь, что остановит этот холод, тяжесть от незнания.
Подходит Томмо.
—Ты дрожишь, — говорит он. Он обнимает меня за плечи. — Не думаю, што он был там, - говорит он.
Я смотрю вверх на небо. Сульфатные облака начинают собиратца в вялые сгустки. Полная луна слабо светит в темном небе. Мои руки сжимаютца вокруг сердечного камня. Он холодный.
— Он сказал, што встретит меня здесь в полнолуние, — говорю я.
Томмо встает возле меня.
— Только стемнело, — говорит он. — Может он еще в пути.
— Возможно, — говорю я.
Вдруг, Неро каркает. Он на земле поодаль от нас, размахивает крыльями и мотает головой.
— Што там у него? — спрашивает Томмо. Когда он говорит эти слова, я начинаю двигатца. Мы бежим к ворону.
Неро сидит на вершине шляпы. Коричневая, порванная шляпа с полями. Из нее торчит серое голубиное перо.
Я смотрю молча. Он украл ее в городе Надежды. Схватил ее прямо с чьей-то головы. Эмми засунула в нее голубиное перо, как-то ночью, во время нашего пути в Поля свободы.
Это шляпа Джека.
Томмо приседает. Он прогоняет прочь Неро и поднимает ее. Он встает. Протягивает ее мне. Когда он это делает, начинаетца дождь. Сначала не сильный, а затем ливень. Коричневый, липкий дождь льетца прямо из сульфатного облака.
Я промокла вся насквозь. Волосы Томмо прилипли к голове. Грязные капли падают с его носа на подбородок. Я отхожу на пару шагов назад. Затем я обхожу его. Прохожу мимо него, быстро идя в никуда. Не думай, не чувствуй, это не может быть правдой, это не может быть правдой.
Мое дыхание тяжелеет. Горло сдавливаетца. Не могу дышать. Я начинаю бежать. Мои ноги скользят по мокрой земле. Я могу слышать Томмо позади себя. Горящие руины Безнадеги шипят и дымятца, когда дождь начинает тушить пламя.
Именно тогда, в двадцати шагах от меня, кто-то выходит из дыма. Дождь. Мрак. Это женщина. Она ведет за собой лошадь, рыжеватую, длинношерстую.
У неё оружие.
И оно направлено прямо на меня.
Меня заносит, когда я торможу. Томмо тоже.
— Это моя шляпа, — говорит она. — Я прикончила грабителей.
Она грязная и потная. Ее длинные, кучерявые светлые волосы собраны сзади в хвост. У нее полные розовые губы. Женские изгибы спрятаны под длинным платьем. Глаза затуманенные темной пеленой печали. Поверх ее волос повязан шарф, натянут низко на лоб. Её осунувшиеся лицо, говорит, што она уже давно не спала. Но от её красоты сердце замирает.
— Вы Молли, — говорит Томмо. — Молли Айка.
— Айк мертв, — говорит она.
— Где Джек? — спрашиваю я.
— Джек? — переспрашивает она.
Она хмуритца.
Я вырываю шляпу у Томмо.
— Это его шляпа, — говорю я. — Где он? Черт возьми, — кричу я, — где Джек?
— Не знаю, — говорит она. — Я не видела его с тех пор, как...Слушай, а ты, вообще, кто такая?
— Это его шляпа! — гну я свое. — Где он?
— Ушел, — говорит она.
— Как...его здесь нет? — спрашиваю я.
— Здесь никого нет, окромя меня, — говорит она.
Дождь потихоньку иссякает. Капля за каплей.
— Его здесь нет, — шепчу я. — Он ушел.
Слезы начинают катитца по моему лицу, которые я тут же стираю.
— Я говорила ему, што это вшивая шляпа, но... она не стоит того, штобы иза нее плакать.
Когда она говорит, она смотрит на меня. Опуская свое ружье. Оставляет свою лошадь и подходит ко мне. Она останавливаетца в шаге от меня. Она смотрит на сердечный камень.
— Бог ты мой. — Она шепчет это так, будто не может поверить в то, што видит. Она поднимает на меня глаза. — Сердечный камень Джека, — говорит она. Она тянитца ко мне. Стягивает мою чалму с лица. Проводит пальцами по моей родовой татуировке. Они дрожат. Я чувствую запах спиртного.
— Ты - Саба, — понимает она. — Што ты здесь делаешь? Где Джек?
— О чем это ты? — спрашиваю я. — Он послал за мной. Он в беде. Я получила сообщение, что должна встретца с ним здесь в полнолуние.
— Но...как? Не понимаю. Я думала он был с тобой, — говори она. — Я думала...
— Саба! — Это Лью.
— Эмми! — зовет Томмо. — Это Молли!
Мы с Молли смотрим друг на друга, когда Лью, Эмми и Траккер подбегают.
— Молли! — Эмми кричит. Она бросаетца на нее, обнимая ее за талию.
Молли высоко подымает руки.
— Кто вы, черт возьми? Слим?
Слим подходит к нам, перевязанный, опираясь на Маив. Его лицо потное и бледное.
— О Боже, Слим, што произошло? - Молли отстраняетца от Эмми и бросаетца к нему.
— Тонтоны подстрелили меня на дамбе, - говорит он. - Думаю, им не понравился мой наряд.
Она смотрит на нас.
— Как ты ввязался в это? — спрашивает она.
Он кладет свою здоровую руку ей на плечо и обнимает ее.
— Меня похитили, — говорит он. — Долгая история. Ты в порядке?
— Да, — говорит она. — Я ожидала это. Безнадега последний оплот безнравственности и низкой жизни. Я уверена, што они бы добрались до меня и раньше, но они чертовски хорошо знают, што у меня не было клиентов. Они преследовали или убили всех мерзавцев, а Распорядители не пьют и не связываютца со шлюхами. От меня вряд ли можно ждать много неприятностей, ведь так?
Он слегка весело улыбнулась ему.
— Ну, тогда доставка отменяетца, — говорит он.
Молли бросает взгляд на нас. Ее лицо становитца бесстрастным.
— Ой, да ладно тебе, можешь говорить свободно, — говорит он. — Они нашли оружие.
— Будем действовать по запасному плану, — говорит она. — Ты доставишь это Брэму и Кэсси.
— Я так и знала! — Маив наставляет палец на Лью. — Сопротивление! Он перевозит оружие, а Безнадега только часть этого. Я права или я права?
— Ты не ошибаешься, — говорит Слим.
Я хватаю Молли за руку.
— Молли, — говорю я. — Пожалуйста, почему ты сказала, што думала, что Джек был со мной?
— Он сказал, што пойдет за тобой, — говорит она. — Когда он пришел, штобы рассказать мне о Айке. Он собирался встретитца с тобой. Ты же направлялась на запад, да?
— Когда ты виделась с ним? — говорю я. — Как давно?
— Я...я не знаю, — говорит она. — Кажетца, несколько месяцев назад...
— Молли! Ну, давай же! — я трясу ее. — Это важно!
Когда я трясла ее, платок начал соскальзывать с ее лба. Я увидела розовые рубцы только начавшей заживать раны. Я срываю платок.
Она была заклейменной. Прямо в средине лба.
Ш.
Мне знакомо это клеймо еще по городу Надежды. Накрашенные леди и парни из Райского переулка, которые ложились под незнакомцев, ради чаала или самогона или горстки бусин. Вот таких и Тонтоны клеймили.
Ш.
Шлюха.
Мы сидим на перевернутых ящиках возле Космика. Оловянные бочонки с Моллиным виски из полыни выжили после того, как были подброшены в небо во время взрыва. Мы все пьем, даже Эмми. Этот убойный самогон даже хуже, чем Айковая водка, настоянная на сосновых шишках - от этого у кого угодно глаза вылезут из орбит. Он течет по моей глотке белой болью.
— Сколько их? — спрашиваю Молли.
— Двое, — говорит она.
— Тонтоны, — говорит Маив.
Молли кивает.
— В таверне никого не было, кроме нас с Джеком. После того, как он рассказал мне об Айке, я... Джек единственный человек, которого я знаю, кто забрался за три девять земель, штобы рассказать плохую новость. Я не думаю, што могла бы выдержать, если бы это был кто-то другой, а не он.
Мы молчим. Я только што встретила Молли. Я не знаю ее, но мы связанны друг с другом, она и я через Айка и Джека. Мое сердце болит за нее. Оно болит из-за нее.
— Я говорила ему не делать этого, — говорит она, — но он остался, штобы убедитца, што со мной все в порядке. Потом появились эти двое. Тонтоны. Джек был Джеком, он...пытался отговоритца от неприятностей, но... двое против одного...они хорошенько побили его.
— Они избили его, — говорю я. Мою кожу обдает то холодом, то жаром, когда я представляю это.
— Да, — говорит она. — Затем, ах...один из них остался с ним пока ...ох...пока другой, э-э...
Слезы вдруг появились у нее на глазах, бегут по ее щекам.
— Извините, — говорит она, вытирая их. — После всего этого, они заклеймили меня.
Эмми вскакивает. Подходит и обнимает ее.
— Не плачь, Молли, — говорит она. — Теперь мы здесь.
Эмми не понимает. Она слишком маленькая. Боль Маив настолько тяжела, плотна, наполняет воздух, пока я едва могу дышать. Я смотрю на Маив, со слезами на глазах. Она смотрит на Молли, ее челюсть напряжена.
Слим сидит рядом с Молли, держа ее за руку, время от времени, сжимая ее.
— Ничто не сможет разрушить твою красоту, - говорит он.Он целует ее в лоб, прямо над ужасной меткой.
Она заходитца истеричным смехом, сквозь слезы.
— Господи, какой же ты лгун, — говорит она. — Такой добрый, милый лжец. Она снова надевает на голову шарф и завязывает его. После того, как они ушли, — говорит она, — мне просто...просто хотелось остатца одной. — Она смотрит на меня. — Я сказала Джеку, штобы он шел за тобой, — говорит она. — Штобы он следовал своему сердцу. Я заставила его поклястца.
— Што он сказал? — шепчу я.
— Он пообещал, што так и сделает, — говорит она.
— Я его не видела, — говорю я.
— Похоже, я последняя, кто его видела, — говорит Маив.
— Ты? — спрашивает Молли.
— Он отдал ей сердечный камень, штобы она передала его Сабе, — говорит Эмми.
— И так вышло, што тогда он был с Тонтонами, — говорит Лью.
— Што? — говорит Молли. — Нет. Джек никогда бы не ездил с Тонтонами. Никогда. Я знаю его.
— Может ты знаешь его не так уж хорошо, — говорит Лью.
— Я знаю то, што мне не нравитца твой тон, — говорит она. — Джек мой друг. Очень старый, добрый друг. Я не собираюсь продолжать говорить о не правдивых вещах о нем.
Лью отводит взгляд.
— Он был с ними, Молли, — говорит Маив. — Я видела его своими собственными глазами. Он был одет точно так же, как и они.
— Должно быть, они схватили его, — предполагает она.
— И я о том же, — говорю я.
— Он был свободен, — говорит Маив, — его ничто не сковывало.
Молли хмуритца. Делает большой глоток из своей жестянки и наливает себе еще. Она замечает, што Томмо смотрит на нее. Он не отводит от нее взгляда все это время.
— В чем твоя пробела? — спрашивает она.
— Тебе не следует столько пить, — говорит он.
— Тебе-то какое дело до того, што я делаю?
— Айку бы это не понравилось, — говорит он.
— Тебе-то откуда знать?
— Я Томмо, — говорит он. — Айк усыновил меня. Он рассказывал мне о тебе. Он сказала, што ты, я, он...мы — семья.
— Никакая мы нахрен не семья, — говорит она. — Айк мертв.
— Он звал меня сыном, — упорствует Томмо.
— И што с того? — говорит она. — Не смотри на меня, я тебя сыном звать не собираюсь.
Грубые слова. Обидные слова. Слезы появляютца у Томмо на глазах. Они бегут по его щеках. Он вытирает их и сжимает челюсть, штобы не рассплакатца.
— Это было грубо, — говорю я.
— Иди к черту, — говорит Молли. Она опустошает свою жестянку. Наливает себе еще.
— Ты не имеешь права так разговаривать с Томмо, — говорит Эм.
— Тише, Эмми, — говорит Лью.
— Я не хочу молчать, — говорит Эм. — Ты не одна любила Айка. Ты не одна скучаешь по нему. И это не вина Томмо в том, што Айк умер. Он пытался спасти Айка. Он любил его точно так же, как и ты.
Молли смотрит в свою кружку.
— Не точно так же, как и я, — говорит она. — Нет, черт возьми, не также! — ее голос перешел на крик. Она с силой кидает кружку. — У нас было просто мало времени.
Молли останавливает себя. Она дышит глубоко и часто. Борясь с собой. Пытаясь не сломатца. Она натянуто улыбаетца нам.
— Извини, — говорит она Томмо. — Я не должна была так разговаривать с тобой.
Он кивнул, не встречаясь с ней глазами.
— Што теперь? — спрашивает Маив.
Молли смотрит на Слима, обхватив его за плечо, его лицо искаженно болью.
— Мы поедем к Брэму и Кэсси, — говорит она. — Спрячем оружие. Мы вылечим Слима, а затем и подумаем, што нам делать.
— Я никуда не поеду, — говорю я. — Джек сказал мне встретить его здесь и вот, это я и собираюсь делать.
—Ты только и думаешь об этом, — говорит Лью. — Ты же не знаешь наверняка. Што ты собираешься делать, сидеть здесь все ночь? Ждать его возвращения вместе с Тонтонами, так што он сможет отдать тебя им?
— Джек не сделает этого, — говорит Молли.
— Не в этом дело, появитца он или нет, — говорит Слим. — Во всяком случае, не прямо сейчас. Дело в том, што здесь не безопасно. Ни для Молли, ни для Сабы, ни для кого. На нашем счету четыре мертвых Распорядителя, не говоря уже о подорванной дамбе. Если кто-то расскажет об этом Тонтонам, они будут искать Космик. У Брэма с Кэсси безопасный дом. Вот, где все мы должны быть.
— Тонтоны знают только о тебе, — говорю я. — О тебе и Космике. А не о нас.
— Эй, — говорит Маив. — Нас бы здесь не было, если бы не Слим. Он прикрыл нас. Для тебя это ничево не значит?
— Хорошо, тогда вы все можете ехать, — говорю я. — Я подожду здесь Джека.
— Твоя вера в твоего друга делает тебе честь, — говорит Слим. — Но вот што я тебе скажу. Если он связался с Тонтонами, он больше не хозяин своей судьбы. Ты поможешь ему, если убедишься, што с тобой не произойдет того же.
— Ты не слушаешь, — говорю я. — Он в беде, ему нужна моя помощь, вот почему он послал за мной.
Когда я говорю это, я бросаю на Лью тяжелый взгляд, бросая ему вызов снова заговорить о Джеке.
— Есть даже весомее основание, штобы двинуть к Брэму, — говорит Слим. — Он знает, как лучше всего поступить. Он знает эти земли. Он знает Тонтонов.
Все они смотрят на меня, ожидая мой ответ. Нутро подсказывают мне стоять на своем. Если бы было дело только во мне, я бы настояла, без вопросов. Но мое сердце и голова подсказывают, што решать должны Маив, Томмо, Эмми и Лью. Они в опасности уже потому што находятца здесь. Из-за меня. Я смотрю на Слима, который был ранен из-за меня. На Молли. На Молли Айка.
— Как далеко до того места...до Брэма? — спрашиваю я.
— Не очень, — говорит Молли. — В трех часах езды на север.
— Ладно, — нехотя говорю, — но я должна оставить ему сообщение. Сказать ему, где меня искать.
— Я знаю, што надо делать, — говорит Молли. — Пошли.
Мы собираем какие-то обломки от Безнадеги. Начиная с вывески таверны и закачивая обломком от неё же, мы выкладываем их в линию, которая тянетца на север. Но заметить её вот так просто нельзя, если только приглядетца.
— Нам нужен какой-нибудь финальный штрих, — говорит она. Она смотрит на меня. — Даже не знаю...?
Как только она это произносит, подлетает Неро. Он парит медленно и низко. В клюве у него шляпа Джека, которую он держит за шляпную ленту. Он приземляетца. И бросает шляпу как раз ту в нужном месте. Он вопит от радости, довольный собственной смекалкой.
— Если бы её еще чем-то придавить, — предглагает Молли.
Я приседаю. Я кладу на шляпу несколько камней. Я легонько прикасаюсь к ней.
— До скорого, Джек, — говорю я.
Прежде, чем тронутца в путь, Молли идет, штобы взять под узды свою лошадь, Прю. Так же она берет мешок со всем не обходимым, который у неё был собран и припрятан на случай, нежданно-нагрянувших гостей-Тонтонов. А затем она делает еще кое-што.
Она идет в какое-то определенное место, немного в сторону от таверны и конюшни. Как и любое другое уединенное место на этом проклятой равнине, здесь нет ничего, кроме груды камней. Небольшая пирамидка. Она садитца рядом с ней на колени, и долго так сидит, склонив низко голову.
Мы непонимающе глядим на Слима, дескать чё такое?! Он в ответ качает головой и пожимает плечами. Когда она забираетца на лошадь и присоединяетца к нам, по её глазам можно заметить, што она слегка раздосадована. Мы делаем вид, што ничего не замечаем.
Итак мы готовы отъезду. Мы с Молли верхом, Лью управляет повозкой, а Томмо сидит рядом с ним. После фигового начала, Моисей по-прежнему категорически настроен против Маив и ни на дюйм не хочет двигатца, если видит её где-нибудь по близости. Потому она, Эмми, Траккер и Слим сидят в повозке. Они постарались сделать все, што было в их силах, штобы ему было как можно комфортнее, но езда, лежа на пушках никому не покажется приятной, а тем более раненому. Но он пьет какую-то зеленую жидкость, утверждая, што от боли и без жалоб лезет в фургон. Мы бросаем последний взгляд на таверну на перекрестке. Огонь успокоился, почти потух, догорает, што осталось.
— Так-то, — говорит Молли. — Нет больше Безнадеги. Я, мой отец, дедушка, его отец. Я последняя в длинном ряду обманутых дураков, кто застрял в этом месте. Моей семьей всегда управляла неуместный оптимизм. Которая всегда была в поисках лучика света, пробившегося сквозь облака. Даже в поясе бурь.
А потом мы поворачиваем на север и едем туда, следуя указателю - шляпе Джека. Все мои надежды связаны с этой потрепанной шляпой. Неуместный оптимизм. Полагаю, што эта штука управляет и моей семьей.