Мы въезжаем на просторный, чисто подметенный двор. Светят факелы. Толпятся тонтоны. В сторонке несколько человек разминаются. Все разом потягиваются, потом делают выпад и поворот. Красиво. Движения плавно перетекают одно в другое. Джека не видно. Мы останавливаемся в середине, рядом с виселицей. Два тонтона болтаются в петле, все еще в черных плащах. Их плоть не гниет, ее поедают. Птицы, крысы, насекомые. Вонь чудовищная. Ни один из них не Джек. Это все, что я успеваю разглядеть.

К нам уже бегут тонтоны. Двое хватают Теда под уздцы, еще человек шесть столпились вокруг. Все смешалось в какую-то кашу. Красная ярость во мне полыхает со страшной силой. Тонтоны вытаскивают нас с Мейв из повозки. Крид, Лу и Томмо спрыгивают на землю.

— Долгой жизни Указующему! — салютует командир.

Наши отвечают тем же. Преданно смотрят в глаза. Старательно играют роль доблестных тонтонов. Командир улыбается. Зубы у него кривые. Жидкие светлые волосы на лбу совсем поредели.

— Отличная работа, брат, — хвалит он Крида. — Я сейчас же ее отведу к Указующему.

Стражник вручает командиру конец веревки, которой я обвязана. А я обливаюсь холодным потом.

— Сэр, это же мы ее поймали! — пытается возмущаться Крид. — По справедливости нам и надо ее доставить.

— Брат, едва ли нужно напоминать, что мы служим не себе, а Новому Эдему, — отчитывает его командир. — Ну ладно, сделаю вид, что я этого не слышал. Кто вторая?

— Мы ее поймали за вредительством, — докладывает Лу. — Сектор десять.

— Можешь вместе со своим патрулем отвести ее на допрос, — милостиво разрешает командир. — Идите!

Четверо тонтонов сопровождают их к двери в стене караульни. Командир ведет меня к другой двери. За нами следуют еще двое тонтонов.

Мы пробрались внутрь Возрождения. Но события вышли из-под контроля. Я так надежно связана, что не сбежишь. Зато я могу споткнуться.

Я запинаюсь. Выворачиваю шею, гляжу в сумрачное небо.

— Нерон! — кричу я.

Начальник тонтонов тащит меня за собой, но Нерон услышал. Кидается с высоты на тонтонов. Командир и те двое уворачиваются, отмахиваются, орут на Нерона. Он дико верещит и хлопает крыльями, смотреть страшно.

— Сделайте что-нибудь! — кричит командир. — Отгоните его!

Томмо уже бежит к нам. Больше никто с места не сдвинулся. Видно, боятся птиц. Или только ворон.

— Ты! — Командир обращается к Томмо. — Это ты ее привез? Забери птицу!

Нерон уселся мне на голову. Чистит перышки и злобно посматривает на всех.

Томмо берет его в руки.

— Следуй за мной! — велит командир. — Ангел смерти и ее ворон. Указующий будет доволен.

Дверь с лязгом захлопывается за нами. Промозглую тьму освещают только редкие факелы на стенах. Почти сразу начинаем спускаться по железной лестнице без перил. Командир толкает меня перед собой, сзади топает стражник, за ним Томмо с Нероном, потом второй стражник. Спускаемся на два этажа.

Сворачиваем налево. Идем по широкому длинному коридору. Тусклые дымные факелы бросают рыжеватые отсветы на бетонные стены, пол и потолок. Прохладно, чуточку сыро. Справа и слева попадаются дощатые двери, все одинаковые, между ними равные промежутки. По спине пробегает холодок. Это коридор из моего сна.

Я бегу. Надо найти Джека. Он здесь, я знаю.

Передо мной длинный темный коридор. На каменных стенах мечутся рваные тени от факелов.

Стараюсь сообразить, как устроено здание. Мысленно представляю рисунок Брэма на земле. Вспоминаю, что он рассказывал. Мы сейчас, наверное, на третьем этаже. За каждой из дверей имеется окно. Озеро должно быть слева. Поле рухнувшей горы — справа. Так, теперь я знаю, где я. Уже кое-что.

От наших шагов разносится эхо. Каблуки командира выбивают на каменном полу бодрую дробь. Хочется посмотреть на Томмо, но нельзя оборачиваться. Встречные тонтоны прижимаются к стенам, пропускают нас. Вдруг начальник останавливается.

— Дальше я сам ее поведу, — говорит он стражникам. Кивок Томмо: — Ты останься.

Тонтоны прикладывают кулак к сердцу и строевым шагом отправляются обратно. В коридоре только я, Томмо, Нерон и командир.

Командир одергивает одежду. Хочет покрасоваться перед Указующим. Еще бы, такую добычу привел.

— И так хорош, — говорю.

— Молчать! — Он дергает меня за связанные руки. Коридор тянется бесконечно. Уже какое-то время нам никто не попадался. Придется рискнуть. Я оглядываюсь. Томмо кивает. Ну давай!

Я боком пихаю командира. Он теряет равновесие, и тут на него налетает Нерон. Клюется, бьет крыльями по лицу. Командир вскидывает руки, заслониться, и Томмо впечатывает его в стену. Командир со стуком ударяется затылком и валится на землю.

Выжидаем секунду. Ни криков, ни бегущих ног.

— Развяжи меня, — говорю я Томмо.

Пока он возится с веревкой, я озираюсь по сторонам. Чуть впереди справа закрытая дверь. Едва освободилась, бегу к ней, откидываю щеколду. В комнате пусто. За окном синеют вечерние сумерки. Томмо затаскивает командира через порог. Веревка брошена поверх обмякшего тела, на веревке с важным видом сидит Нерон. Я помогаю, подхватываю командира за ноги. Потом щупаю пульс на шее.

— Живой, — сообщаю.

Мы затыкаем тонтону рот его же шейным платком. Связываем его же ремнем, щиколотки к запястьям. Аккуратно сматываем веревку. Оба тяжело дышим. За работой поглядываю в окно. Далеко внизу лежит Поле рухнувшей горы. Долго падать.

— Дальше что? — спрашивает Томмо.

— Все по плану, — отвечаю я. — Надо привязать веревку. Третий этаж, любое окно.

— А если они не найдут Эмми? — говорит Томмо.

— Надо доверять друг другу, — отвечаю я. — У нас своя задача, у них — своя. Так, пошли отсюда.

Томмо цепляет на плечо свернутую веревку. Я беру Нерона. Запираем командира на щеколду.

— Сладких снов, — прощаюсь я.

Не успеваю и трех шагов сделать, как вдруг замечаю — Сердечный камень согрелся. Дотрагиваюсь. Не горячий, но все-таки потеплел. У меня мурашки бегут по коже. Останавливаюсь. Поворачиваю голову.

Сзади никого. Только запертая дверь, за которой командир в отключке. Трепещет огонек свечи на стене. Дальше непроглядный мрак. Смотрю вперед. Томмо машет мне рукой, поскорее, мол. С каждым шагом Сердечный камень остывает. Когда нагоняю Томмо, камень уже совсем холодный. Снова оглядываюсь назад.

Джек где-то поблизости. Красная ярость во мне скручивается пружиной.

— В чем дело? — шепотом спрашивает Томмо.

— Ты иди, привязывай веревку, — шепчу я в ответ. — А я тебя потом найду. Мне тут надо кое-что сделать.

Он хмурится.

— Что сделать? Нет, Саба! Нам нельзя разлучаться.

— Я ненадолго.

— Я с тобой, — говорит Томмо.

— Нет, это я должна сделать сама.

Он еще хочет спорить, так что я его целую.

— Поверь мне, Томмо. Вот, возьми с собой Нерона.

Сую ворона ему в руки. Томмо смотрит на меня во все глаза. Видно, как мысли мелькают одна за другой. Потом с несчастным видом кивает и уходит.

Я его поцеловала. А ведь знаю, как он ко мне относится. Что он подумает. Прости меня, Томмо. Нужда заставила.

У него мой лук. Ну ничего. Достаю из сапога нож. Крадусь обратно по коридору. Сердечный камень снова нагревается. Ни звука, только мое дыхание. Стук моего сердца.

Один факел впереди. Почти погас. Дальше тьма. Темно и тихо. Снимаю факел со стены. Поднимаю повыше. Шагах в двадцати коридор заканчивается. Винтовая лестница ведет круто вверх.

Каменная винтовая лестница уходит круто вверх.

Саба. Саба.

Голос отдается эхом в позвоночнике. Проникает вглубь меня, словно по праву.

Кожу как будто колют мелкие иголочки. Холодно и горячо сразу. Нет никакого голоса. Это был просто сон. Снова трогаю Сердечный камень. Гораздо теплее. Бесшумно поднимаюсь по лестнице.

Наверху лестницы дощатая дверь. Старая уже, вся поцарапанная.

Камень обжигает мне кожу. Джек совсем рядом, за дверью. Открываю дверь. Вхожу. В комнате почти совсем пусто. Почти совсем темно.

Слабый огонек. Свеча. Кресло с высокой спинкой. Повернуто к очагу.

Кто-то встает из кресла. Оборачивается ко мне.

Добегаю до верхней ступеньки. Передо мной дощатая дверь. Старая уже, вся поцарапанная. Больше ничего. Тупик. Факел гаснет.

Сердечный камень обжигает мне кожу. Джек совсем рядом, за дверью. Красная ярость шипит и пламенеет внутри. Предатель. Обманщик.

За Мейв. За Вольных ястребов и разбойников с большой дороги. За сорок человек, убитых в Темнолесье. За Эмми. За меня.

Крепче сжимаю нож в руке.

Медленно-медленно поворачиваю дверную ручку. Медленно-медленно открываю дверь.

* * *

Задерживаю дыхание. Дверь даже не скрипнула. Приоткрываю чуть шире, держу нож наготове. В комнате полутемно. Слабые огоньки свечей. На полу ковры. Слева большой стол, со скатертью. На одной половине накрыт ужин. Тарелка, бокал, зажженные свечи. На другой половине навалены книги.

Потрескивает огонь в очаге. Тяжелое резное кресло темного дерева повернуто к огню. Никого не видно. Справа приоткрытая дверь в другую комнату. Оттуда свет. Слышно, кто-то ходит. Очень тихо. Один человек.

Джек совсем рядом.

Проскальзываю внутрь. Притворяю за собой дверь. Потихоньку подбираюсь к той, открытой. Толстый ковер глушит шаги. Нож стиснут в моей холодной руке. Чувствую капельки пота на верхней губе. Сердечный камень жжет нестерпимо.

— Где твое сопровождение?

Голос Демало.

Сердце подскакивает и застревает в горле. Стремительно оборачиваюсь, прячу нож за спиной.

Демало с книгой в руке поднимается из кресла.

— Мое сопровождение? — тупо переспрашиваю я.

Из коридора входят двое тонтонов. В руках подносы с тарелками. Из-под крышек доносятся вкусные запахи.

— Вот они, — быстро говорю я.

— Долгой жизни Указующему путь! — Тонтоны склоняют головы.

— Поставьте на стол, братья, — распоряжается Демало. — Приготовьте еще один прибор для моей гостьи.

Тонтоны бросаются исполнять.

Я дышу часто и рвано. Кровь шумит в ушах.

Из второй комнаты выходит женщина. Служанка, глаз не смеет поднять. И сразу за дверь. Не Джек. Тонтоны снимают с блюд крышки.

— Довольно, — говорит Демало. — Оставьте. Мы сами справимся.

Он провожает их к двери.

Мой мозг работает спокойно и расчетливо. Незаметно роняю нож. Ногой заталкиваю его под ковер.

— Спасибо, братья, — говорит Демало. — Я не желаю, чтобы меня беспокоили.

Он запирает за ними дверь и ключ кладет в карман. Смотрит на меня.

Сердечный камень жжет как огнем. Ровно, сильно, будто в самой середке очага. Где же Джек? Он должен быть где-то близко!

— Ты пришла, — произносит Демало. — Как я и говорил. По собственной воле.

Значит, он не знает, как меня доставили. По крайней мере, пока.

— В той комнате еще кто-то есть, — говорю я.

— Не думаю, — отвечает Демало. Распахивает дверь шире, чтобы я посмотрела.

Там спальня. Беленые стены, простая кровать, простое белое покрывало. Небольшой сундук. Свечи на стене.

— Кроме нас — никого, — говорит Демало.

Джека здесь нет. Ему просто негде спрятаться. А Сердечный камень все равно горячий.

— Мы одни, — говорю я.

— Да, — отвечает Демало.

— Все-таки еще кто-то был, — твержу я. — Раньше, до того, как я пришла.

— Только я и служанка. И те два стражника, но они пришли вместе с тобой. У тебя лицо горит. Тебе нехорошо?

— Нет-нет, — отвечаю я. — Все нормально.

Он касается моей щеки.

— Нам о многом нужно поговорить. Я так много хочу тебе рассказать, так много узнать о тебе. Ничего, у нас вся ночь впереди. И завтрашнее утро. И вся жизнь. У меня кое-что есть для тебя.

Он достает из сундука красное платье. Протягивает мне.

Еще одно платье. Неохотно беру.

— У тебя сестра или что?

— Или что, — улыбается Демало. — Переодевайся, и будем ужинать.

Он выходит в первую комнату. Закрывает за собой дверь.

На стене зеркало. И правда, щеки у меня так и полыхают. Сердечный камень жжется. Некогда думать, что это означает. Надо срочно выбираться отсюда. Так, чтобы не подняли тревогу. Давно я оставила Томмо одного? Несколько минут назад, не больше.

Красная ярость пылает во мне. Но драться нельзя. Тут вам не Клетка. Демало сильнее меня и душой, и телом. Значит, надо извернуться. Использовать красную ярость головой, а не инстинктами. Я знаю, как он на меня действует. Нельзя снова утонуть в нем. Нельзя исчезнуть.

Я натягиваю красное платье. Затягиваю шнуровку. Смотрюсь в зеркало, верчусь и так, и этак. Низкий вырез, тесная талия. Молли такие носит. Я себя не узнаю. Выгляжу такой женственной. Наверное, того ему и надо.

Если знаешь слабое место врага, туда и бей. Мне надо выйти отсюда через пять минут. Время пошло.

Заталкиваю за вырез платья стеклянный флакончик. В животе все трепыхается. Вдыхаю поглубже и открываю дверь.

Демало за столом наливает вино в бокалы. Поднимает взгляд и замирает.

— Какая ты красивая, — говорит он. Подает мне вино. Подхожу, принимаю из его рук бокал.

— Тост, — говорит Демало. — За новый мир!

— За нас с тобой, — говорю я.

Мы пьем. У Демало тяжелый взгляд. Измученный. Надо его отвлечь, чтобы подлить зелье в вино.

— Еда на столе, — произносит он. — Поедим?

— У тебя усталый вид. — Забираю у него бокал и ставлю на стол вместе со своим. — Садись, — говорю ему.

Он слушается.

Я усаживаюсь к Демало на колени, лицом к нему. Обнимаю за шею. Стараюсь не чувствовать жар его рук у меня на талии, не замечать, как жжется Сердечный камень.

— Прости, что убежала утром, — говорю я. — Понимаешь… Никто еще не действовал на меня так, как ты. Это было слишком. Я хотела побыть одна и хорошенько подумать. О том, что ты сказал. Кто я и какой могу стать… Я поняла, что ты прав. Так, как сейчас, больше нельзя. Надо жить по-другому. По-новому.

Демало улыбается.

— Такая жизнь бесцельна, — продолжаю я. — Нет смысла мучиться и даже не постараться что-то исправить. Я хочу сделать наш мир лучше. Вместе с тобой.

— Я знал, что мы предназначены друг для друга, — отвечает Демало. — Сразу понял, еще когда тебя впервые увидел.

— Все время думаю о тебе, никак не могу перестать, — шепчу я. Соскальзываю с его колен и за руку веду в спальню. Как все просто, даже не верится. Вот она, сила красного платья. Мы садимся рядышком на кровати. Я убираю ему волосы со лба. — У тебя усталые глаза, — говорю.

— Голова иногда болит… — отвечает он. — Я ничего не могу с этим поделать.

— А я могу, — шепчу я. — Ложись, я сейчас.

Выхожу из комнаты, бросаюсь к столу и наливаю вино в бокалы. У одного краешек чуть-чуть надколот. Вытаскиваю из-за выреза платья темный пузырек. Рука холодная, как лед, но не дрожит. Вынимаю пробку и мысленно слышу голос Слима.

— Одна капля на чашку — человек проспит восемь часов. Две капли — будет спать целый день. Может, полтора.

— А три? — спрашиваю я.

— Самый долгий сон на свете, — отвечает Слим. — Применять с умом.

Оглядываюсь через плечо. Слышно, как Демало ходит по спальне. Задерживаю дыхание, капаю жидкость из пузырька в бокал со щербинкой. Одна капля. Две. Останавливаюсь в нерешительности.

Его усталые, измученные глаза.

Снова затыкаю пузыречек пробкой и прячу за вырез. Покачиваю бокал, чтобы перемешалось получше, и с двумя бокалами в руках возвращаюсь к Демало.

Он лежит на постели. Трет лоб рукой. Босиком, без рубашки. Ключ от двери в кармане штанов. Сажусь рядом. Подаю ему щербатый бокал. Мы пьем. Я вдруг спохватываюсь, что неизвестно, когда зелье подействует. Слим не сказал, а я не спросила. Теперь ругаю себя последними словами.

— Приляг, — говорит Демало. — Сними башмаки.

Ужасно не хочется, но я не могу придумать достойной отговорки. Снимаю башмаки и ложусь. Демало притягивает меня к себе. Крепко обнимает. Свечи бросают дрожащие тени на его лицо. Отсветы играют на гладкой груди. От него пахнет горным лесом в холодную темную ночь.

— Сразу лучше стало, — говорит он.

— Мне нравится вот это. — Я касаюсь татуировки у него против сердца. Алое восходящее солнце.

— Каждому тонтону делают такую, — объясняет Демало. — После того, как он докажет свою верность будущему Земли. Новому Эдему. И мне.

— Как они это доказывают? — спрашиваю я. — Убивают?

— Мы всего лишь очищаем загноившуюся рану, — отвечает Демало. — Ты делала то же самое. В Городе Надежды. На Полях Свободы.

— Значит, мне тоже такую надо, — усмехаюсь я.

Он касается обнаженной кожи прямо над сердцем. Меня пробирает дрожь.

— Нет, — говорит Демало. — Ты и так совершенна. — Он тянет за конец шнурка. Хочет распустить шнуровку. Нельзя, чтобы увидел пузырек! Я перехватываю его запястье. Получается слишком резко. Демало сдвигает брови.

— А это что? — Я трогаю пальцем серебряный браслет на его левой руке. Еще тогда, в палатке обратила внимание. На браслете вырезаны какие-то странные знаки.

— Ничего, — отвечает Демало. Высвобождает запястье. Наклоняется меня поцеловать. Я напрягаюсь.

— Что такое? — Демало задевает Сердечный камень и быстро отдергивает руку. — Горячо, — с удивлением произносит он.

— Это Сердечный камень, — отвечаю я. — Чем ближе твое сердечное желание, тем сильней нагревается.

— Значит, я твое сердечное желание? — спрашивает он.

— Так говорит камень, — отвечаю.

Пальцем обвожу контуры его лица. Медленно, невесомо. Лоб, брови. Скулы, нос, губы…

— Прости, — шепчу я. — Мне надо привыкнуть… к тебе.

— Я хотел тебе рассказать, — начинает Демало. — Я нашел нечто удивительное. Если мои догадки верны, это все изменит. Мы сможем…

— Ш-ш, — останавливаю я.

Его веки мало-помалу опускаются.

— Такая тяжесть в голове, — бормочет Демало. — Как будто меня затягивает под воду… А-ах! Вино. Ты что-то подсыпала в вино. Саба, ты убиваешь меня?

При свете свечи я вижу крохотное отражение в его глазах. Мое отражение.

Нежно целую его в губы.

— Прощай, Сет, — шепчу я. Его грудь поднимается и опускается. Поднимается и опускается. Дыхание становится ровней и глубже.

— Сет, — окликаю я. — Сет?

Не отвечает. Готов.

* * *

Выхватываю нож из-под ковра, отпираю дверь и выскакиваю на лестницу. Там подбираю повыше красное платье и с башмаками в руке бросаюсь бегом. Босые ноги ступают бесшумно. В воздухе стоит густая ночная тишина. По длинному, длинному коридору, мимо запертой комнаты, где командир с безвольным подбородком видит во сне вороньё.

Насколько могу судить, я пробыла у Демало всего несколько минут. Но его комната, его палатка, тот подземный зал Разрушителей — все это вне времени. Реальная жизнь там останавливается. Вот и здесь — не видно неба и невозможно определить, сколько времени прошло.

Томмо, наверное, давно уже прицепил веревку к окну. Волнуется, где я. А если все уже ушли без меня? Как мне тогда выбираться? И ведь сама виновата, больше никто. Заклинило меня отомстить, а надо было об Эмми думать. Прав Лу. Джек — мое наваждение.

Вдруг чуть дальше по коридору открывается дверь. Я прижимаюсь к стене. Выходят двое тонтонов. Останавливаются, разговаривают вполголоса. Я не дышу. Не мигаю даже. Сжимаю нож изо всех сил. Мысленно кричу тонтонам валите отсюда! Что-то капает на голову. Горячо. Больно. Поднимаю глаза. Я стою прямо под свечой. Капля горячего воска падает на лоб. Я даже не вздрагиваю. Наконец-то сдвинулись с места, продолжают разговор на ходу. Позволяю себе перевести дух, поморщиться от боли. Выжидаю, пока затихнут шаги, и направляюсь в ту же сторону.

Наконец-то! Железная лестница, что идет посередине здания, точно хребет. Путь свободен. Сбегаю на этаж ниже, без единого звука, нож наготове, сапоги в руке.

Так, третий этаж, любое окно. Привязать веревку и спуститься к нашим в лодку. На последней ступеньке замечаю краем глаза какое-то движение. Тонтон открывает дверь и входит в комнату. Слева, на той стороне, где озеро. Я покрываюсь гусиной кожей. Знакомый затылок. Маячил перед глазами всю дорогу до Полей Свободы. Сердечный камень опять нагревается.

Джек.

Красная ярость вспыхивает мгновенно. Трясущимися руками натягиваю ботинки. Стук сердца оглушает. Крадусь по коридору, стискиваю нож.

Не отвлекаться. Не забывать, что он сделал. Если бы не его вранье, нас бы здесь не было. И я не потерялась бы в Демало.

Когда-то я знала, кто я. Теперь не знаю. Все из-за него.

Останавливаюсь у самой двери. Сердечный камень раскалился. Медленно, бесшумно поворачиваю дверную ручку.

Открываю дверь. И вхожу.

* * *

Все происходит ужасно быстро.

Крошечная комнатка, совсем как тюремная камера. В окошко льется лунный свет.

Джек стоит у окна, наполовину высунулся наружу. Резко оборачивается, смотрит на меня изумленно, шипит: стой!

Через комнату и за окно тянется веревка. Привязана к дверной ручке. Наша веревка. Джек ее держит. Вцепился обеими руками.

Я все это охватила одним взглядом и уже бросаюсь к Джеку. Бросаюсь на Джека. Занесла над головой нож. В тесной комнате не увернуться. Джек перехватывает руку с ножом. Теряет равновесие и едва не вываливается из окна. Перегибается назад, удерживает нож одной рукой. Другая так и не выпустила веревку. Отталкивает меня бедрами. Ботинки скребут по полу.

— Прекрати! — еле выговаривает он. — Эмми!

Я упираюсь покрепче. Наваливаюсь изо всех сил. Нож медленно приближается к его лицу.

— Эмми! — задыхается Джек. — Веревка!

Чьи-то руки хватают меня сзади. Отшвыривают от Джека. Я отлетаю к стене. Это Мейв. Они с Джеком вместе повисают на веревке. Натуживаются, как будто тянут что-то тяжелое. Человека.

— Дверь закрой! — шипит Мейв.

— Что? — переспрашиваю я.

— Дверь!

Я закрываю дверь. В голове полная каша. Бешено пульсирует красная ярость. Ловлю ртом воздух. И вдруг понимаю, что Джек пытался сказать. Эмми висит на веревке.

Я бросаюсь к окну, отталкиваю Мейв и высовываюсь рядом с Джеком. Эмми качается взад-вперед высоко над водой. С озера на меня смотрят пять бледных запрокинутых лиц. Молли и Томмо в одной лодке, Эш и Лу в другой. Эш держит на буксире третью лодку, пустую. Крид болтается в воде. Он качает головой и пускается вплавь к пустой лодке.

— Эмми! — шепотом окликаю я. — Ты как?

Она смотрит вверх, видит меня и улыбается во весь рот.

— Джек мне помогал, — шепчет сестренка. — А потом веревка как дернется, я чуть не сорвалась, а Крид свалился в воду.

— Джек? — повторяю я. — Он тебя ударил. Ты даже сознание потеряла.

— Я притворялась! — радостно отвечает она. — Тебя спасала. Так весело было!

— Весело? — переспрашиваю я.

— Тихо, Эм, — шепчет Джек. — Спускайся давай. Потихоньку, как я учил. Не бойся.

— Да я и не боюсь, — отвечает она. — Пока! — И медленно, дюйм за дюймом начинает спускаться в лодку к Молли и Томмо.

Я смотрю на Джека.

— Притворялась? — спрашиваю.

— Некогда было думать, — отвечает он. — Пришлось действовать наобум. Эта девчонка просто стихийное бедствие. Увидела меня да и выскочила на радостях с чердака. А я знал, что мой напарник вот-вот выйдет из-за амбара. Боялся, вдруг она ляпнет что-нибудь насчет тебя. Я сразу понял, что ты где-то поблизости. Сказал ей, что сделаю вид, будто вырубил ее, а дальше уж она сама сообразила.

— Почему тебя не было в «Гиблом деле»? — спрашиваю я. — Ты нашел наше послание?

— Нет, — отвечает Джек. — Я не смог удрать. Несколько дней назад меня перевели в другой патруль. Нас постоянно перетасовывают, чтобы не сдружились. Верность Указующему и больше никому. Мы были далеко от тех краев. Прости.

Мейв стоит на страже у двери с арбалетом в руке.

— Саба, теперь ты, — говорит она. — Уходим.

У меня сердце сжимается.

— Что? Нет, постой… Что происходит, вообще? Почему я одна ничего не понимаю? Давай ты спускайся.

— Я командую операцией. Значит, мне уходить последней, — отвечает Мейв. — Мы и так слишком долго здесь возимся.

— Мейв, пожалуйста, — просит Джек.

— Две минуты, — командует Мейв и выскальзывает за дверь.

Мы с Джеком остаемся вдвоем.

* * *

Мы стоим у окна, смотрим друг на друга. Сверху льется лунный свет.

Я глубоко вздыхаю. Начинаю говорить…

Джек одной рукой зажимает мне рот, а другой обхватывает за талию и притягивает к себе.

— Нет времени, поэтому не надо на меня орать. И в подробностях все рассказывать некогда, Поэтому я сейчас быстро перечислю основное, а потом поцелую тебя, — говорит Джек. — Я поехал за уродами, которые изнасиловали Молли. Одно за другое, там подвернулся случай, и я вступил в ряды тонтонов. Они ничего не подозревают. Я передал тебе послание с Мейв, потому что рассчитывал на твою помощь. Думал, буду тебе передавать, что сумею разузнать, и вместе мы бы всю эту пакость пресекли на корню. Только я думал, ты приедешь одна. Больше никому я не могу доверять. Если что, мне же не сносить головы. А ты привела с собой огромную толпу, и все в курсе, что я не настоящий тонтон. Иначе я бы давно поднял тревогу. А я проводил их к камере, где Эмми держали, и дверь им открыл.

Я машу рукой — мол, сказать хочу.

— Я еще не закончил. — Джек делает глубокий вдох. — Саба, я с вами не поеду.

У меня слезы брызгают из глаз.

— Прости, — говорит Джек. — Ты приехала за мной в такую даль. Ну что делать, не получится так, как я надеялся. Ты поедешь со своими к Большой воде. Хорошей жизни тебе. А я здесь останусь. Буду делать, что могу, чтобы их остановить. Иначе когда-нибудь они доберутся и до ваших молочных рек с кисельными берегами, а я этого не хочу.

Он говорит, а я смотрю на него и наглядеться не могу. На его высокие скулы, легкую щетину, великолепный кривоватый нос. На верхнюю губу с ямочкой. На глаза цвета лунного серебра.

— В общем, это основное, — заключает Джек. — А сейчас я тебя поцелую.

Он убирает руку с моего рта. И целует меня.

Я почти и забыла, как это, когда Джек меня целует. Когда прикасается ко мне. Обнимает. Яростно. И нежно. У меня искры по всему телу, как будто вот-вот ударит молния. Как мы с ним ладно пригнаны друг к другу. Грудь к груди, бедро к бедру. Словно мы созданы один для другого. С ним я оживаю. С ним я дышу. Он для меня небо и простор.

Сейчас я представить не могу, что легла с Демало. Сама отдалась, по доброй воле. Джек меня не предавал. Это я его предала.

Все не так, как я думала.

У меня слезы текут по щекам. Джек смахивает их пальцем. Снимает губами. От этого только еще хуже. Я стукаю его кулаком в грудь. Утыкаюсь лбом в его лоб.

— Черт побери, Джек! — говорю я.

Тихий стук в дверь. Входит Мейв.

— Простите, ребята. Пора.

— Идем с нами, — прошу я. — Сейчас. Мы тебе хоть поможем свалить отсюда.

Он качает головой:

— Мне еще нужно кое-что сделать.

— Что?

Он улыбается:

— Как ты мне нравишься в платье.

— Джек, ну я тебя прошу! — шепчу я.

— Давай отправляйся, — велит он.

У меня сердце рвется на куски. Я прямо слышу. Я чувствую.

Сажусь на подоконник. Берусь за веревку. Мы смотрим друг на друга в последний раз.

— Счастливого пути, Саба, — говорит он.

— Ну ты и крысеныш, Джек, — отвечаю я.

И начинаю спускаться.

* * *

Всего пару раз перебираю руками по веревке и останавливаюсь. Еще можно вернуться. Уговорить его. Заставить, чтоб передумал…

Крепко зажмуриваю глаза. Не буду плакать. Не буду. Снизу дергают за веревку. Смотрю вниз. Там Крид, машет мне поторопиться.

Джек сделал свой выбор. И выбрал не меня. А у меня тоже есть своя цель. Тело наполняется силой. Откуда-то приходит решительность. Я продолжаю спуск. Слишком быстро. Веревка раскачивается, и меня — вот несчастье — бросает прямо на закрытые ставни окна во втором этаже. Где жилые помещения. Врезаюсь в ставни с громким стуком. Намертво вцепляюсь в веревку, и меня опять уносит прочь от стены.

Ставни с треском распахиваются. Словно гром в тихой ночи. Здоровенный тонтон хлопает глазами спросонья.

Бросаю взгляд вниз. Высоко, не спрыгнешь.

— Тук-тук! — говорю я.

Лечу прямо на него, выставив вперед ноги. Мои башмаки врезаются ему в грудь. Тонтон валится. Я прыгаю в комнату вслед за ним. Он пытается подняться и во все горло зовет подмогу. Я в прыжке врезаю ему ногой под подбородок. Он взмахивает руками, спотыкается, завертевшись, и влепляется мордой в стену. Падает на пол без сознания.

Перепрыгиваю через него, выскакиваю в коридор и бегу к центральной лестнице. За спиной хлопают двери.

— Девчонка! — вопит кто-то. — В красном платье!

Пока я добегаю до лестницы, Джек уже несется навстречу с верхнего этажа. Мейв за ним.

— Вниз! — командует Джек. — Никуда не сворачивай!

Хлопают двери. Крики, топот.

— Посторонние в здании!

— Драться не будем, — говорит Джек. — Нельзя задерживаться. Как спустишься с лестницы, давай налево.

Сзади гремят выстрелы.

Мы врываемся на кухню. Уворачиваемся от слуг с подносами, сбиваем с ног поварят. Растерянные лица. Рабы, не тонтоны.

— Стоять! Не двигаться! — орет на них Джек.

Дверь. Выскакиваем наружу. Берег озера. Впереди длинный дощатый настил. Погрузочная площадка. Штабеля деревянных бочонков. Подбегаем к краю, переглядываемся. До воды футов пятьдесят.

— Удачно, что ты умеешь плавать, — замечает Джек.

— А где Мейв? — спрашиваю я. Оборачиваемся. Мейв стоит в дверном проеме.

Правой рукой опирается о косяк. Левую прижимает к боку. Кровь промочила рубашку и штаны. Жизнь по капле уходит в пол. Наши взгляды встречаются, и я вижу: уже все.

— Мейв! — Бросаюсь к ней.

Она расстегивает пояс с оружием.

— Давай мне твое платье, — говорит Мейв. — Больше они ничего не знают. Девчонка в красном платье. Помоги мне, ну!

— Нет, — отвечаю я, а сама уже сдергиваю платье через голову. Натягиваю на Мейв.

— Сверху ремень затяни, — велит Мейв. — Туже! — Она вскрикивает от боли. — Так, хорошо.

— Я их отвлеку, — говорит Джек. — Удачи, Мейв!

Он исчезает. Я слышу, как он зовет: «Все ко мне!» — и дует в свисток.

— Помоги дойти вон туда, — говорит Мейв. Я чуть не волоком затаскиваю ее за бочонки. Она проверяет оба своих арбалета. — А теперь кыш отсюда!

Мейв отцепляет от пояса два шарика.

— Беги как можно быстрее.

— Нет, Мейв, я тебя не брошу!

— Все хорошо, — отвечает она. — Я, наверное, ненормальная, но сейчас я по-настоящему счастлива. Наконец-то я делаю то, что надо.

Она выпрямляется во весь рост. Медно-рыжая грива разметалась по спине. Голова высоко поднята. Такой я увидела ее в первый раз в Городе Надежды. Мейв, королева-воительница.

— Пожалуйста, не надо, Мейв! — Я обнимаю ее, сама чуть не плачу.

— Ничего не понимаю, что тут к чему, — говорит она. — Может, ты, Саба, разберешься.

Я целую ее в щеку.

— Не давайся им, — всхлипываю.

Она улыбается.

— Я — Вольный Ястреб. Иди.

Разбегаюсь и прыгаю с края площадки. Взмываю высоко над темным озером. А Мейв начинает стрелять.

* * *

Крид вытаскивает меня из ледяной воды. Я скрючиваюсь на носу лодки, закутанная в одеяло, и не могу унять дрожь. Крид тоже промок, но ему меньше пришлось поплавать, да и выносливый он, как лошадь.

Крид гребет к дальнему концу озера. Старается держаться в тени берега. Мы молчим. Впереди скользят по воде еще две лодки — в одной Эш, Лу и Эмми, в другой Молли и Томмо. Все-таки мы спасли Эмми. Нет, не мы. Они ее вызволили, а я ни при чем.

Восемь человек нас было, когда выезжали с фермы. Сейчас шесть. Погони нет. Стрельба слышится еще долго. Я не думала, что можно столько продержаться. А потом оглушительный взрыв. Шарик Слима.

Небо озаряет оранжевая вспышка, отблески ложатся на гладкую черную спину озера. Оглядываюсь. Там, где была погрузочная площадка, в стене здания зияет дыра. Огненные языки рвутся ввысь. Демало доложат, что девчонка в красном платье долго отбивалась от его подчиненных, а потом взорвала себя вместе с ними.

Сверху слетает Нерон. Устраивается рядом с мной.

Я плыву по горному озеру в лодке из коры. Нерон смутной тенью сгорбился на носу лодки. Смотрит вперед.

Мой штурман. Мой дозорный. Мой ворон.

Вокруг непроглядная ночь. Холод пробирает до костей. В небе сверкают звезды, словно острые льдинки.

Вода расступается перед моей лодкой. Весла окунаются в воду и поднимаются снова. Окунаются и поднимаются.

Я не смею посмотреть вниз. Если отважусь, мой взгляд уйдет в воду, в самую глубину. Туда, где ютятся на дне жуткие древние твари. Затаились и ждут… меня.

Вскоре за первым взрывом следует второй. Намного сильнее. Намного. Ночь раскололась пополам. Всколыхнулась вода в озере. Передние лодки останавливаются. Мы все смотрим назад.

Верхний левый угол Возрождения разнесло вдребезги. Там бушует пожар. У нас на глазах вся стена здания рушится в воду.

— В том углу был склад боеприпасов, да? — спрашивает Крид. — Как ты думаешь…

Мне тут надо кое-что сделать, так Джек сказал.

— Крид, увези меня отсюда, — прошу я.

* * *

Эш и Молли причаливают первыми. Когда мы с Кридом выбираемся на берег, их лодка уже втащена за деревья и укрыта ветками. Мы делаем то же самое, а потом по тропинке идем через лес к пещере, о которой рассказывал Брэм. Ветер с гор покусывает холодком. Напоминает, что скоро зима.

— Снег будет, — замечает Крид, глядя в небо.

— Рановато для снега, — откликаюсь я.

— Угу, — соглашается он.

Вдруг Крид останавливается. Перед нами на тропинке Лу. Отступает в сторону, пропускает Крида.

— Она умерла, — говорит Лу.

Я киваю. Туже запахиваю одеяло. Меня бьет дрожь.

— Она меня спасла, — говорю я.

— Вроде я должен радоваться, — отвечает Лу. — Только что-то не ощущаю я сильной радости.

У меня слезы выступают на глазах.

— Пожалуйста, не надо, — шепчу я. — Мы с Мейв дружили.

— У меня круче, — отрезает Лу. — Я ее любил.

— Она знала. — Я подхожу, хочу коснуться его локтя, но Лу шарахается от меня.

— Надо отдать Джеку должное, — говорит Лу. — Без него нам бы Эмми отсюда не вытащить. Правда, она бы сюда и не попала, если б не это его послание… Всех нас втянул в свои делишки. Такой же эгоист, как и ты. Вы с ним во всем виноваты. Четверо поселенцев, Брэм, Мейв… Их смерти на вас. И ради чего? В чем выигрыш?

— Нет никакого выигрыша, — отвечаю я.

— Саба, ты мне врала, — говорит Лу. — Обманывала всю дорогу.

— Лу, — шепчу я.

— Мне больше не о чем с тобой говорить, — заявляет он.

С короткой стрижкой и в тонтонской одежде он совсем чужой. Любимое лицо замкнулось. А какой взгляд… Я слишком много от него хотела. Слишком много у него отняла. Совсем не думала, каково ему.

— Прости меня, Лу, — говорю я. — Сказать тебе не могу, как обо всем жалею. Пожалуйста, прости. Я не могу без тебя. Я люблю тебя.

Он выставляет перед собой руки и качает головой. Пятится от меня. Потом поворачивается и неровными шагами уходит к пещере.

Что-то между нами заканчивается. Это ужасно больно, глубоко внутри. Там, где давнее, надежное, счастливое. Пережидаю, пока удается совладать со слезами, и только тогда иду за ним.

В пещере просторно. Даже Гермес и Прю уместились. Горит небольшой костерчик. Эш, Томмо и Крид греются у огня. Лу садится чуть в стороне. Смотрит в пламя невидящим взглядом.

Следопыт пихает меня головой. Здоровается. Молли укутывает меня сухим одеялом, растирает. Заглядывает в лицо, в ее глазах вопрос. Подходит Эмми. Обхватывает меня за талию, крепко прижимается.

— Джек живой, — шепчет она.

— Да, — отвечаю я. — Конечно.

— Я бы почувствовала, если бы он погиб, — говорит Эмми.

— Я прихватила капельку своего убойного виски, — говорит Молли. — Переоденься в сухое и приходи, выпьем.

Эмми все еще обнимает меня. Все вокруг рушится, а она сильная, не сдвинешь.

— Слим сказал, некоторые люди мечтают умереть… красиво, чтобы полыхнуло, — говорит Эм. — Как солнце. Я думаю, Мейв тоже так хотела.

Я целую ее в макушку.

— Плохая я сестра, — говорю.

— Тебе тяжело пришлось, — отвечает Эмми.

— Угу, — киваю я.

— Главное, что мы вместе, — говорит Эмми. — Ты, я, Лу и Томмо. Саба, ты ведь выдержишь?

— Не знаю, — отвечаю шепотом. — Вот правда не знаю, получится ли на этот раз.

Эмми держит мне одеяло, а я скрючилась за ним и быстренько переодеваюсь. Потом отправляю ее к костру. Штанишки, которые мне дал Демало, сминаю в комок и зашвыриваю в самый темный угол пещеры. Башмаков у меня других нет, приходится оставить эти, а как хочется никогда больше их не видеть. К тому же я наврала, будто они от Кэсси. Подхожу к нашим. Ставлю ботинки сушиться у огня. Молча смотрю в костер, как и все.

Внутри пусто. Меня будто выпотрошили. Вроде хожу, дышу, сердце бьется, а на самом деле меня нет. Словно я по дороге теряла куски себя. Часть осталась в пустошах, с призраком Эпоны. Часть — с Ауриэль. Часть — с Демало. Дошел ли пожар до его комнаты? Неужели он так и сгорел во сне? И последние куски я оставила здесь. С Мейв. И с Джеком. Пусть бы я никогда его больше не увидела, лишь бы знать, что он живой. Что его не зацепило взрывом, что он не сгинул в пожаре. Всего только знать наверняка, мне бы и того довольно. Хотя я, как и Эмми, думаю — если бы Джек погиб, я бы почувствовала.

Молли пускает по кругу бурдюк с полынным виски. Лу мрачный сидит в стороне, где не достает свет от костра. На меня не смотрит. Ни на кого не смотрит. И ни слова не вымолвит. Рядом с ним устроился Томмо, такой же угрюмый.

— Эх, хорошо забыться, — произносит Крид и делает долгий глоток.

— Не выйдет, — откликается Молли. — Я знаю, я пробовала.

Когда приходит моя очередь, передаю бурдюк дальше. Я и без выпивки словно оцепенела. Нерон сидит у меня на коленях. Я глажу его перышки. Дойдя до Лу и Томмо, бурдюк у них и остается. Они передают его друг другу и пьют без остановки. Огонь шипит и пыхает искрами. Все уставились в пламя и думают о своем. Чувствуют каждый свое. И молчат.

Первой заговаривает Эш. Обращается ко мне:

— Утром вы, наверное, уедете.

— К молочным рекам и кисельным берегам, — подхватывает Крид.

Я встаю. Не выпускаю из рук Нерона.

— Пойду погуляю, — говорю я.

* * *

С Нероном на руках я бреду меж деревьями к озеру. Прошлогодняя хвоя мягко покалывает босые ноги. Останавливаюсь у кромки воды. В темноте блестит лунная дорожка. Холодная и четкая. Кажется, по ней и впрямь пройти можно. На луну набегает облачко, и дорожка исчезает. Облачко уходит, и дорожка опять тут как тут.

Сзади шаги.

— Лу! — Оборачиваюсь, вижу, кто это, и у меня перехватывает горло.

— А, это ты, Томмо. Я тебя и не узнала в тонтонском плаще.

Он подходит, такой решительный. За плечом мой лук. А ведь он его так и носит с тех пор, как мы ушли с фермы Брэма.

— Где ты была? — спрашивает Томмо. — Когда велела не ходить за тобой? Так надолго пропала. Что ты делала?

— Неважно, — отвечаю я. — Забудь.

Он стоит передо мной. Лицо в тени. Я бы его и не узнала. Как-то он по-другому выглядит. Старше. У меня мороз пробегает по коже. Растираю себе локти.

— Холодно, — говорю я.

— Откуда ты взяла то красное платье? — спрашивает Томмо.

У меня сердце ёкает. Когда успел разглядеть? Он же в лодке был вместе с другими, когда я вернулась.

— Какое платье? — спрашиваю я. — Не было никакого платья.

— Не ври, — говорит он. — Саба, я все про тебя замечаю. Не как другие. Когда ты смотрела вниз с погрузочной площадки, я тебя видел.

— Ну… у меня были небольшие сложности, — мямлю я.

— Какие сложности? — не отстает Томмо.

— Не хочется вспоминать. Глупость вышла… В общем, неважно все это.

— Мне важно. — Он кладет руку мне на плечо. — Не надо со мной как с ребенком. Я не маленький.

— Знаю, — отвечаю я.

— Ты просила тебе верить, — говорит Томмо. — Ты меня поцеловала.

Жаркий стыд за тот поцелуй стискивает сердце.

— Томмо, — шепчу я.

Он притягивает меня к себе, склоняется ближе, хочет снова поцеловать. Я отворачиваюсь. Тяжелое молчание.

— Прости, — говорю я. — Зря это было. Я поступила плохо.

— Ты меня обманула, — говорит Томмо.

— Прости, — шепчу я.

— Вот, держи. — Он протягивает мне лук. — Если он тебе так дорог, таскай его сама. Я тебе не вьючная скотина.

Томмо хочет уйти. Я останавливаю его рукой. Он смотрит на меня. Глаза такие темные, ничего по ним не прочтешь.

— Томмо, — говорю я. — По-моему, никто, кроме тебя, не заметил платья. Пожалуйста, не говори никому.

Его губы кривятся.

— Ты можешь мне верить, Саба, — отвечает он.

Как будто передразнивает те мои пустые слова. Чуть-чуть наклоняет голову и уходит. Я гляжу вслед, пока он не исчезает за деревьями.

* * *

Подбрасываю Нерона в воздух, пусть полетает. Закидываю лук за спину и босиком ковыляю по камням вдоль берега. Мне нужно побыть одной и подумать.

Зеркальное озеро словно вырезано в скалах. Берег неровный, один раз я чуть не съезжаю в воду. Хватаюсь за камни, расцарапываю руку. Резкая несильная боль освежает.

Забираюсь на высокую скалу. Передо мной каменистый склон спускается к озеру, а наверху виднеется длинный низкий дом. Постройка Разрушителей. Из белого камня, похож на призрак в ночи. Почти весь развалился, только с одного края кусок еще стоит. Видно, что было два этажа. Много высоких окон, все смотрят на озеро. Кое-где еще торчат осколки стекла.

У воды дремлет опрокинутая на бок большая лодка, понемногу осыпается ржавчиной. Ближе к корме обломок какой-то штуковины — похоже на водяное колесо. Лодка с водяным колесом, надо же такое придумать.

Спускаюсь к берегу. Разбуженные моими ступнями камешки смещаются и шепчутся друг с другом. Поднимаюсь по разломанной лестнице. Вхожу в уцелевшую часть дома. Сквозь разбитое грязное окно светит луна.

Когда-то здесь была просторная комната. Пол потрескался и кое-где рассыпался. Потолок тоже. Посреди комнаты лежит разбитый шар. Обломки покрыты крошечными блестящими зеркальцами. Подбираю один обломок. Не угадать, что это было за место. Валяются куски деревянных стульев. Длинный стол с железными ножками и каменной столешницей наполовину засыпан каменной крошкой и всяким таким мусором. Я подхожу поближе.

Под столом две коробки. Я вытаскиваю их и ставлю на стол. Открываю сначала ту, что поменьше. Внутри стопка плоских круглых пластинок из твердой черной пластмассы. У каждой в середине дырочка. Поднимаю крышку второй коробки. Какой-то прибор Разрушителей. Тяжелый металлический круг, в середине шпенек. Сбоку металлическая лапка с крошечной иголочкой. Рассматриваю все это, пытаюсь сообразить, что к чему.

С правой стороны торчит рукоятка. Пробую повернуть. Подается туго, но все-таки у меня получается сделать несколько оборотов. Металлический круг начинает вращаться. Надеваю на шпенек пластинку с дырочкой. Приподнимаю лапку сбоку и опускаю ее на пластинку. Взрыв звука. Поскорее возвращаю лапку на место. Сердце колотится как сумасшедшее.

Осторожно снова опускаю лапку на черный пластмассовый круг, на самый краешек. Начинает играть музыка. Медленная, печальная, нежная. Струнники. Женщина поет. Слов не понимаю. Никогда таких не слышала. Музыка замедляется, замедляется и совсем стихает. Всего несколько секунд продолжалась. Похоже на музыку в бункере Демало, только еще и с голосом. Музыка Разрушителей. Звуки из прошлого. Из мира, которого больше нет.

Кручу и кручу рукоятку до упора и снова запускаю музыку. Мелодия льется. Поет давно умершая и всеми забытая женщина.

Я сажусь на верхнюю ступеньку разрушенной лестницы. Кладу рядом лук. Гляжу на серебристый блеск озера и слушаю.

Эту песню сердце поет холодному ночному небу. Лунному свету на темной воде. Сердце тоскует о том, чего не получит никогда. Музыка дышит во мне. Болит во мне.

Я уже ничего не понимаю. Почему я поддалась Демало. Почему Сердечный камень горел для него. У меня нет к нему ненависти. Должна быть, а нету. Не понимаю, почему Мейв должна была умереть. И Брэм. Прав Лу, я во всем виновата. Я всегда во всем виновата. Не знаю, как все поправить. Наверное, мне это не под силу. Слишком… далеко все зашло.

С неба начинают падать пушистые густые хлопья. Снег. Правильно угадал Крид. Смотрю вверх. На фоне луны парит Нерон. Вот он поворачивает и летит ко мне. А с дальнего берега озера. От границы между тьмой и лунной дорожкой. Скользит по воде лодка.

В лодке один человек. Мужчина. У меня волоски на затылке встают дыбом.

Сердечный камень потихоньку теплеет.

Я встаю. Делаю шаг вперед. Потом еще и еще. Останавливаюсь на середине спуска. Под пение давно умершей певицы Нерон ведет лодку к берегу.

Голова гребца склонена за работой. Вот он разгибается. И я вижу, кто это.

* * *

Последний взмах весла, плеск воды, хруст гальки, и вот он выпрыгивает на берег. Вытягивает лодку из воды.

Нерон кружит над ним. Он машет рукой — спасибо, мол. Нерон с прощальным криком улетает ввысь.

Он идет ко мне. Смотрит под ноги, низко наклонил голову. У меня сердце бьется в такт его шагам. Сердечный камень жжется в ямке на шее. Он останавливается передо мной и медленно, будто бы неуверенно поднимает голову.

Никогда такого не было, чтобы Джек не знал, что сказать. А сейчас стоит и молчит. Музыка смолкает.

Я заговариваю первая:

— Я думала… Тот, второй взрыв. На оружейном складе. Крид подумал, может, это ты его устроил.

— Я, — отвечает Джек. — Выбрал фитиль подлиннее.

— Я знала, что ты не погиб. Я бы почувствовала.

— Ох, — говорит Джек.

— Зачем ты здесь? Вроде сказал все, что хотел.

— Не все, — говорит он. — Нас немножко торопили.

— Джек, — прошу я. — Пожалуйста, не надо. И так трудно.

Он стряхивает снег со своих волос. Потом с моих. Замирает. Отводит руку.

— Снег идет, — говорит Джек. — Пойдем под крышу. Поговорим?

Я отвожу глаза. Пожимаю плечами. Джек идет за мной вверх по склону, по ступенькам. В комнате с музыкальной коробкой снова тихо. Джек обхватывает себя за плечи. Озирается.

— Ненавижу дома Разрушителей, — говорит он. — В них всегда полно призраков.

Мои бедные глаза изголодались по нему. Наглядеться не могут. Его руки, шея, волосы, плечи, всё. Я не отвожу взгляд. Все равно больнее, чем сейчас, быть уже не может.

Джек замечает. Тоже не наглядится на меня.

— Я соскучился, — говорит он.

— Не надо, — прошу я.

— Много всего случилось за время нашей разлуки, — говорит Джек. — И со мной, и с тобой. Эмми кое-что рассказала. Как тебе тяжело пришлось. Зря я тебя вызвал… Втянул во все это. Думал только о себе. Прости.

— Это все? — спрашиваю я.

— Не совсем. — Джек придвигается ближе. — Наверное, я эгоист, если такое говорю. Ты заслуживаешь другого… Того, кто звезды с неба снимет и положит к твоим ногам. А я такой, что наступлю на них и не замечу. Мне нечего тебе предложить. — Он берет меня за обе руки. — Я просто хочу, чтобы ты знала… Мое чувство к тебе не изменилось. Нет, неправда. Стало сильнее. — Он касается моей щеки. — Ты глубоко во мне, Саба.

— Перестань! — Я вырываюсь, мотаю головой. — Джек, так нечестно! Гаденыш ты, хоть бы нормальное послание передал! Объяснил, что происходит!

— Я не мог, ты же сама понимаешь, — отвечает он. — Вдруг бы Мейв поймали. Я не мог поставить ее под удар.

— Очень ей это помогло в итоге. Сейчас я у тебя кое-что спрошу, а ты ответь правду. Ты привел тонтонов в Темнолесье?

Джек смотрит мне прямо в лицо.

— Нет, — отвечает он. — Им это и не требовалось. Они тот лагерь давно высмотрели. Я не смог помешать. Мог только прикрыть Мейв, Эш и Крида. Я дал им возможность удрать.

— Всем тонтонам делают татуировки за кровь, — говорю я. — Кого ты для этого убил?

— Помнишь, я поехал за теми типами, которые напали на Молли? Выследил до их лагеря. Они напились и отключились. Очнулись уже связанные, перекинутые через седла своих коней, на пути к Возрождению. Я их сдал Указующему. Рассказал, что они сделали. Он велел их расстрелять. Предложил мне спустить курок. Я согласился. За это получил татуировку.

Джек познакомился с Демало. Только представить их в одной и той же комнате… Даже думать об этом невозможно.

— Зачем ты со мной расстался? — говорю я. — Поехал бы с нами сразу — ничего бы этого не было. А теперь все погибло. Почему ты не поехал?

— Ты знаешь, почему, — отвечает он. — Я должен был рассказать Молли про Айка.

— А не мог с кем-нибудь другим передать? Из Вольных Ястребов, например?

Джек проводит рукой по волосам.

— Ну ладно, — вздыхает он. — Тут такое дело. У нас с Молли в прошлом кое-что было. Общий ребенок. Я был очень молодой, а она добрая, и вот… Случилось. Бывает. Нашу дочку звали Грейси. Она прожила пять месяцев и три дня.

Маленькая горка камней возле «Гиблого дела». Молли рядом на коленях. Ее дочка. Ее и Джека.

— Мы не любили друг друга, — продолжает Джек. — Не как влюбленные. Как друзья. Самые лучшие друзья. Я бы с ней остался и после того, как Грейси умерла, но Молли умней меня. Намного. Она меня погнала и была права. Вскорости я познакомил ее с Айком.

— Он знал? — спрашиваю я.

— Угу. Его чувство к ней от этого нисколько не изменилось. Как и ее к нему.

Я складываю руки на груди. Смотрю в пол. Мои босые ноги посинели от холода.

— А ты так же отнесся бы? — спрашиваю тихо. — Если бы я… была с другим?

— Эй. Иди-ка сюда. — Он обнимает меня и целует в макушку. — Где мне судить других, когда я сам столько накуролесил.

— Я люблю тебя, — шепчу я ему в рукав, чтобы Джек не услышал. — Я боюсь. Почти все, что я знала, оказалось не так. Я столько всякого перевидала-перечувствовала. Я как будто уже и не я. Не знаю, кто я теперь.

— Люди не выбирают, в какое время родиться, — говорит Джек. — Это все начертано в звездах. А у нас один выбор — как прожить эту жизнь, которая нам дана. Чтобы в ней был хоть какой-то смысл. Просто мне надоело прятаться и надеяться на случай, только и всего.

Мейв. Улыбается мне.

— Не понимаю, что тут к чему. Может, ты, Саба, разберешься.

— Что мне делать? — спрашиваю я.

— Не знаю. Этого никто не может тебе сказать. Ты должна сама разобраться.

— Погоди, — говорю я.

Подхожу к столу. Снова накручиваю рукоятку и запускаю музыку. Возвращаюсь к Джеку.

— Потанцуй со мной, — прошу я.

— Ты посмотри на себя, — говорит он. — Босая, а тут снег идет. Становись на мои сапоги.

Я наступаю на носки его сапог, а он обнимает меня. Сперва мы просто так стоим. Совсем близко друг к другу. Грудь с грудью. Бедро с бедром. Джек начинает двигаться. Мы танцуем медленный танец среди развалин, а вокруг идет снег. И снова голос из прошлого поет о луне и о том, что глубоко в сердце.

Джек прижимается щекой к моей щеке. У него теплая кожа. Чуть колется щетина. Я кладу руку ему на грудь. Чувствую, как сильно и ровно бьется его сердце.

— Не могу, я тебя сейчас поцелую, Джек, — говорю я.

— Сделай такую милость, — отвечает он.

Я дышу им. Вдыхаю его свет в свою бездонную тьму. Я целую его. Совсем легко, легче пуха. Словно перышком провожу по его гладким теплым губам. Танец прерывается. Джек берет мое лицо в ладони и целует, целует без конца. В губы, и в щеки, и в глаза, и в губы, ах, снова в губы. И я целую его в ответ. И вся дрожу. Вся горю. Он тоже дрожит.

— Я не умею говорить нежности. Не по характеру это мне.

— Будь со мной, Джек, — прошу я. — Гори со мной. Свети мне.

— Останусь, пока лунная дорожка не погаснет, — говорит он.

И остается.

Остается со мной.

* * *

Он глядит из-за скалы. Сам невидимый. Неслышимый.

Он пришел еще раз ей сказать, как на нее зол. Как она его обидела. Обманула. Предала.

Ему тепло от выпитого раньше виски.

И тут появляется Джек. Приплывает в лодке.

Ему не слышно, о чем они говорят. Зато все видно.

Они разговаривают. Они танцуют.

А он смотрит, смотрит. Потом не может больше смотреть.

Тогда он тихонько уходит. Невидимый. Неслышимый. Возвращается в пещеру, где все уже спят.

Он лежит без сна и смотрит в темноту.

Обида.

Обман.

Предательство.