Билл шагал из угла в угол, заложив руки за спину. Один в номере с двумя кроватями, двумя стульями, двумя шкафами… За окном уже сгустились сумерки. Билл присел к столу, пытаясь написать письмо родителям. Он знал, что виннипегские газеты обязательно сообщат о случившемся. А может быть, позвонить домой? Он провел руками по шевелюре.

«Дорогие мама и отец» – вывел он на бумаге и уставился в окно. Как ему недоставало кого-нибудь, с кем бы он мог поговорить в эту минуту, излить душу.

Раздался телефонный звонок.

– Алло? – схватил он трубку.

– Говорит Уорес, – ты сейчас свободен?

Секунду или две Билл был в растерянности. Он еще никогда не разговаривал с тренером по телефону.

– Конечно,- наконец отозвался он.

– Тогда спустись ко мне.

– Когда? – спросил Билл.

– Сейчас, если можешь.

Страшная мысль пронзила его сознание.

– Что-нибудь… – начал он. – Что-нибудь случилось с…

– С Муром? – перебил его Уорес. – Нет, и ничего не случится. Парень с такой башкой, как у него…

Шутка была неуместной, и тренер это понял.

– Жду тебя, – сказал он и положил трубку.

В задумчивости Билл продолжал стоять у телефона, затем быстро набрал номер справочной госпиталя.

– Как состояние Мура?

– Без перемен, – ответила дежурная.

– Он в сознании?

– Без перемен.

– Спасибо. Благодарю вас.

Билл надел ботинки, повязал галстук и тут почувствовал, что начинает волноваться. Ведь он так старался показать себя с лучшей стороны на этих сборах, а вдруг что-то случится с Муром?…

Билл посмотрел на его фотографию, напечатанную в одной из газет. На лице Мура не было его обычного вызывающего выражения. Просто темноволосый юноша с упрямым подбородком и прямым взглядом.

Билл подошел к номеру Уореса и остановился, дверь была открыта. Он постучал, разглядывая просторную комнату, значительно большую, чем номера на третьем этаже. Откуда-то из глубины послышался голос тренера:

– Входи.

Уорес сидел перед телевизором. Показывали какой-то вестерн, и он не выключил телевизор, а только приглушил звук.

– Что хочешь выпить? – предложил он, показывая рукой на столик, где стояли поднос с соками и блюдо с кубиками льда.

Билл налил себе бокал сока и сел напротив Покеси Уореса.

– Настало время поговорить с тобой, – сказал Уорес. – Надо нам кое-что прояснить, пока ты окончательна не свихнулся.

Билл почувствовал, что начал краснеть.

– Но это тревожит меня, – тихо сказал он.

– Почему? – спросил тренер. – Разве ты сделал это умышленно?

– Нет! – воскликнул Билл. – Я хочу сказать… Мы схватывались с ним всю прошлую неделю, как только встречались на льду… Может быть, я и приложил больше сил, хотя сделал это совершенно бессознательно, но… если бы я знал, что это Мур…

Тренер рассмеялся коротким лающим смехом.

– Вот что беспокоит тебя! – перебил он. – Скажу тебе, парень, с такими мыслями нельзя играть в хоккей. Мимо тебя мчится противник с шайбой, и твоя задача не пропустить его. Ты должен сделать это чисто, по правилам. Силовые приемы, умение удержаться на коньках и бросать по воротам – вот суть хоккея. Если ты всякий раз будешь бояться нанести сопернику травму, ты не сможешь стать игроком, каким, я надеялся, ты станешь, наблюдая за тобой в последние дни…

Билл слушал молча.

Тренер поднялся с места и принялся вышагивать от окна к окну, засунув руки в карманы. Он был без пиджака, в белой рубашке с развязанным галстуком, концы которого свисали у него на груди.

– Я хочу откровенно сказать тебе о том, что, если что-нибудь случится с Муром, у меня может не представиться случая еще раз поговорить с тобой, – продолжал Уорес. – Но, во-первых, у меня есть сведения, что ничего страшного с ним не произойдет. Я только что разговаривал с Джимом Мэрфи. Он сказал, что с Бенни все в порядке. Правда, возможно, что он месяца два-три не сможет играть. А может быть, и никогда. Я не скрываю этого, чтобы ты был готов ко всему. Но только запомни, что в этой игре никто не выходит на лед с целью убить соперника. И пойми, что ты тоже мог оказаться на носилках, когда Мур в первый день ударил тебя клюшкой и локтем.

– Не знаю, – с несчастным видом произнес Билл. – Я все время думаю, что если он тяжело пострадал, то я…

– Что ты? – перебил его тренер, но не стал ждать ответа. – Послушай, коль скоро ты начал хорошо проявлять себя здесь, я кое с кем о тебе поговорил. У тебя интеллигентные родители, и естественно, что ты хотел бы поступить в университет. Я знаю, были на то причины, чтобы предпочесть хоккей. Остряк рассказал мне об этом… Но меня это не интересует. Если кто-то хорошо играет в хоккей, мне безразлично, почему он хочет стать профессионалом. Мне важно, чтобы он проявлял себя на льду.

Уорес перестал шагать по комнате и остановился, глядя на Билла.

– Ты еще, неважно владеешь коньками, – сказал он.

– Да, я знаю, – сказал Билл. – Но я все сделаю, чтобы…

– Да, да, конькобежец ты неважный! – повторил Уорес. – Кроме того, ты еще не овладел искусством паса и приема шайбы, но рывок у тебя отличный. И бросок хороший, если только вчерашний гол может послужить доказательством этого. – Он опять замолчал. – А может быть, это была случайность?

Уорес, как всегда, говорил именно то, что думал.

– Я отрабатывал броски всю прошлую весну, – сказал Билл.

– Всю весну? Где же? – заинтересовался Уорес.

– Достал старый лист оргалита, который содрали с прилавка, когда ремонтировали один магазин, – объяснил Билл. – У него очень гладкая поверхность.

– Ну и сколько же бросков в день ты делал? – удивленно спросил тренер.

Билл мог назвать точную цифру, потому что это был объем его тренировочной работы.

– Двести, – сказал он.

Уорес остановился посредине комнаты, сунул руки еще глубже в карманы брюк и усмехнулся.

– Двести? И как же это происходило?

– Мы с товарищами соорудили нечто вроде ворот из старых досок, – смущенно начал Билл, но в это время в комнату вошел Остряк Джексон, который слышал последнюю фразу Билла.

– Пусть он расскажет тебе о мешке, который они использовали для тренировки, – сказал он.

– Что еще за мешок? – рассмеялся Уорес.

– Расскажи ему, Билл, – попросил Остряк.

– А что рассказывать… – проговорил Билл. – Все равно из этого ничего не получилось…

Джексон хохотнул.

– Эти ребята достали старый мешок из-под сахара, набили его песком и подвесили к балке в гараже у одного парня, – начал он. – Было в нем фунтов двести. А потом раскачивали мешок и, пробегая мимо, наталкивались на него. Двое или трое парней чуть не покалечились, после чего им пришлось расстаться с этой затеей.

Уорес и Джексон начали хохотать.

– Он и меня сбил с ног несколько раз, – робко улыбнулся Билл.

– И как долго это продолжалось? – спросил тренер.

– Три недели, – ответил Билл, вспомнив шумиху, которая поднялась, когда Бенни Вонг расквасил и чуть не сломал себе нос.

Мешок они повесили в гараже у отца Вонга. Когда Бенни появился дома с расквашенным носом, отец обрезал мешок, выволок его на двор и высыпал песок. Вспоминая об этом, Билл начал улыбаться и сказал, что отец Вонга заявил, что и без того у них достаточно плоские носы, чтобы делать их еще площе.

Ему казалось, что Уорес и Джексон повалятся на пол от хохота.