Все, что содержит в себе информацию о минувшей жизни человека, называется историческими источниками. Это очень точное понятие. Из источников, как известно, текут ручьи и речки, образуются реки и озера. Из исторических источников текут реки знаний, но из маленьких источников – только небольшие ручейки знаний. Сливаясь друг с другом, они образуют поток, черпая из которого, мы, естественно, обнаружим в нем только то, что ему дали образовавшие его источники.

Самый крупный источник знаний о русском средневековье – летопись, а для истории Новгорода – Новгородские летописи. Древнейшая из дошедших до пас написана в XIII-XIV вв., но она повествует и о более ранней эпохе. Источники самой летописи разнообразны. Ее составители пользовались записями своих предшественников, но не пренебрегали и легендами. Рассказывая о временах им близких, летописцы бывали точны, а повествуя о той старине, которая была седой и для них, целиком зависели от точности или неточности использованных ими материалов. Иными словами, летописный рассказ требует постоянной проверки. Такую проверку возможно делать, сравнивая между собой рассказы разных летописей об одном и том же событии. Если эти рассказы совпадают, по-видимому, им можно верить. По ведь бывает и так, что разные летописцы пользуются одним общим источником, лишь пересказывая его всякий раз своими словами. При таком допущении проверить правильность летописного сообщения можно, лишь обратившись уже не к летописи, а к другому источнику, существовавшему самостоятельно, совершенно независимо от летописи. Чаще всего исследователи умеют находить доказательства правильности или неправильности летописного сообщения. Однако у летописей имеется и другой существенный недостаток.

Разумеется, летописи вмещают колоссальное количество необходимых историку сведений. Если бы мы не знали летописей, у нас вообще не было бы сколько-нибудь систематических знаний истории русского средневековья. Но летопись содержит далеко не все, что нужно знать современному историку в первую очередь. Летописец всегда тяготел к необычному. Он стремился писать о том, что выходило за рамки.повседневности. Его интересовали поенные походы и победы, объявления войны и заключения мира, избрание и изгнание князей, смена епископов, строительство церквей. Он охотно рассказывал о поражающих его воображение солнечных и лунных затмениях, появлении комет и падении метеоритов. Своим трагическим пером он живописал страшные эпидемии и массовые голодные смерти от неурожаев. Но он не записывал то, что казалось ему общеизвестным. Зачем говорить о вещах, хорошо известных отцу, деду и прадеду? Медленные процессы общественного развития, которые становятся видны на значительном удалении, ускользали от его внимания потому, что вблизи явления, развивающиеся неспешно, представляются неподвижными. Когда нужно было сказать о том, что его современникам было общеизвестно, летописец ссылался на «старину и пошлину», т. е. на то, как было раньше или же было всегда. Вот пример такой ссылки на старину.

В Новгороде князья не наследовали свою власть от отца, а приглашались по вечевому решению. Между новым князем и республиканским Новгородом всякий раз заключался договор, в котором точно оговаривалось, что князь имеет право делать, а чего не имеет, поскольку, в отличие от других городов, в Новгороде он не был центральной фигурой власти. Такие договоры частично дошли до нас, но самый ранний относится только к середине XIII в. Казалось бы, прочитав подобный договор, легко определить место князя в системе управления Новгородом, но историки до сих пор по-разному определяют это место. И только потому, что самое главное в договорах скрыто понятной для современников, но туманной для нас формулой: «Целуй, княже, крест на чем отец твой целовал и дед и прадед», т. е. «Клянись, что ты будешь княжить на тех лее условиях, что твои предки». Сами эти условия в договорах не. повторялись. Они тогда были общеизвестны и назывались «Правдой Ярослава». Но возникли-то они в первой половине XI в., когда систематического летописания еще не было, а в летопись проникло только известие том, что в награду за помощь на войне Ярослав Мудрый дал новгородцам «Правду и Устав», т. е. закон, в котором князь вынужден был поступиться своей власти в пользу новгородского боярства. В чем конкретно состояло это ограничение власти, летописец так и не счел нужным рассказать.

Сообщая о голодных годах, летописец называет, например, высокие цены на хлеб, но какими были эти цены в обычных условиях, мы из летописи не узнаем. Материальные богатства Новгорода из века в век создавались крестьянами и ремесленниками, но в летописи нет сведений о том, как крестьянин пользовался землей, в каких отношениях он находился с землевладельцем, как развивались технические навыки ремесленников, откуда они брали сырье для своих изделий, как они продавали их, каким был их заработок. Упоминая множество боярских имен, летописец не дает представления о величине земельных владений бояр. Более того, еще недавно историки, хорошо знавшие летопись, считали, что бояре и купцы – одно и то же.

Новгород прославлен многими сохранившимися до сегодняшнего дня шедеврами архитектуры и живописи, сделавшими его местом паломничества туристов буквально изо всех стран мира. Но из летописи знаем только, что собор Юрьева монастыря в том числе XII в. был построен мастером Петром, а фрески конца XIV в. в церкви Спаса на Ильине улице написаны великим художником Феофаном Греком. Имена творцов других прекрасных зданий, фресок и икон не запечатлены летописцем. Можно было бы конечно приводить подобные примеры, говорящие о том, что современный историк, стремящийся представить себе по возможности полную картину прошлого, слишком многого не найдет в летописи.

Если летопись при всех ее умолчаниях остается рекой знаний, то другие источники, сливающиеся с ней, можно уподобить небольшим речкам и ручьям. Они несут в себе чаще всего чистую, незамутненную воду, будучи по существу первоисточниками знания, но знания, всякий раз предельно ограниченного самими особенностями источника.

Возьмем в качестве примера писцовые книги. В конце XV в., вскоре после присоединения Новгорода к Москве, московский великий князь Иван III, чтобы окончательно ликвидировать стремление новгородцев к независимости, переселил всех крупных местных землевладельцев в московские города, а их земли отдал переселенным в Новгород москвичам. После этого были составлены писцовые книги, в которых переписаны все новгородские сельскохозяйственные угодья с указанием и новых и старых их владельцев, с цифрами доходности и определением налога с каждого владения в пользу великого князя. Эти книги дошли до нас, но, к сожалению, не в полном виде. Очевидна колоссальная ценность этого источника, по которому можно изучить всю систему землевладения и землепользования, а также самый состав землевладельцев – от богатейших бояр до земцев, собственноручно пахавших свои участки или убиравших с них сено. По писцовым книгам можно даже подсчитать численность деревенского населения в разных районах Новгородской земли и составить детальнейшую карту ее населенных пунктов, подавляющее большинство которых состояло из одного или двух дворов. Все эти сведения, взятые когда-то на месте, а не из вторых рук, прекрасно дополнят летопись, но коснутся только узкого периода конца XV в.

Особый источник составляют акты – официальные грамоты, исходящие от верховной власти или ее органов или утвержденные ими. К их числу относится государственные договоры Новгорода с русскими князьями и иноземными государствами, некоторые вечевые решения, а также документы, утверждающие куплю и продажу, передачу в дар или и наследство крупной собственности. До нас дошли и подлинные акты, и – чаще – копии с них, сделанные в XVI-XVII вв. Но сохранившиеся документы составляют ничтожную долю процента по сравнению с тем, сколько их существовало в древности. От X и XI столетий нет ни одного такого акта, от XII в. их известно всего лишь восемь (из них только два подлинных). С каждым следующим столетием число актов увеличивается, однако остается бесконечно малым. Многие тысячи актов, хранившихся в домах горожан, истреблены частыми в деревянном городе пожарами, а те, которые хранились в государственных архивах, погибли вместе с архивами.

В Новгороде, в частности, громадный архив официальных документов существовал с конца XI до XVI в. в княжеской резиденции на Городище. Вероятно, в опричнину Ивана Грозного архив был ликвидирован, а хранившиеся в нем документы выброшены в снег. Документы сгнили. Потом, уже в конце XVIII в. на этом месте был вырыт канал, и земля из него образовала насыпи по его берегам. Но от архива в этих насыпях остались многочисленные свинцовые печати, только малая часть которых собрана и собирается каждый год после разлива Волхова или после сильных дождей на прибрежных отмелях, а большинство смыто паводками на илистое дно реки. Но даже то, что случайно уцелело, дает возможность сделать интересные сопоставления. Если нам известно лишь восемь актов древнейшего (до середины XIII в.) периода, то печатей того же времени только на Городище найдено уже свыше 700. А сколько не найдено? Случайные обстоятельства сохранили случайное число актов, отразивших разные по своим масштабам разрозненные события прошлого. Каждый сохранившийся акт – историческая драгоценность, рассматривая которую мы соприкасаемся с подлинной частицей ушедшей действительности, но частица всегда остается частицей. Выше уже был приведен пример, как важнейшее для историка содержание акта может быть скрыто ссылками на установившийся обычай, известный всем прежде, но не известный нам теперь.

Официальные документы всегда писались по установленной форме. Изменение привычной формы связывается с переменами политической обстановки, с важными шагами общественного развития, но, если летопись этих шагов не отметила, а сохранившиеся акты разделены большими промежутками времени, как обнаружить дату таких перемен? Древнейший дошедший до нас договор Новгорода с князем датируется 1264 г. В нем, в частности, говорится о том, что князь не имеет права владеть землей на большей части новгородских владений, где бояре ревниво оберегали свои земельные богатства. К 1137 г. относится другой документ – грамота новгородского князя Святослава Ольговича, из которой видно, что при этом князе подобного ограничения еще не существовало. Между 1137 и 1264 гг. прошло свыше столетия, но к какому году относится установление отмеченного ограничения, продержавшегося до конца новгородской независимости, и результатом каких событий оно явилось, пока установить не удается: не сохранилось ни одного полезного для таких наблюдений документа второй половины XII и первой половины XIII в.

Факты исторической действительности отражались в литературных произведениях прошлого, и, тщательно отделяя их от вымысла, можно дополнить летописный рассказ живыми красками бытовых зарисовок, которые можно найти, например, в церковных житиях. Эти рассказы повествуют о людях, причисленных церковью к лику святых за их особую роль в укреплении христианской религии. Однако в большинстве случаев жития оставлялись не раньше XVI в. и их авторы живописуют не прошлое, а лишь свое представление о нем.

Ценнейшим источником знания являются своды шпонов Древней Руси, начиная с «Русской правды». Исследование этих сводов дает очень много для понимания классовых взаимоотношений и истории русского права, а сравнение древнейших кодексов с памятниками более позднего времени, например XV в., позволяет наблюдать самый процесс общественного развития, в том числе и возникновение новых групп зависимого от феодалов населения. Пои этот источник, существенно дополняющий летописи, показывает былую действительность только под определенным углом зрения и далеко не полно.

Все эти и некоторые другие источники постепенно с опирались и сопоставлялись историками начиная с: VIII в. Они позволили установить многие факты и обстоятельства новгородской истории, но даже взятые вместе эти источники не дают ответа на сотни крупных и мелких вопросов, волновавших исследователей.