Не помню, как его поймали, только, помню, отец внес в столовую корзинку и сказал:

— Смотрите, кого я привез! — Из дырки в крышке вдруг показалась очаровательная серая в крапинках мордочка, круглая головка со стоячими ушами, а на ушах — черные кисточки. И прежде чем открыли корзинку, путешественник сам вылез через дырку, прыгнул на пол и остановился, внимательно разглядывая собравшихся. Все дети замерли от восторга.

Вроде большой котенок, однако так могло показаться только с первого взгляда. Размером со взрослую кошку, но голова больше, лапы толще, а хвост короче. Вообще он был похож на плюшевую игрушку: серо-коричневый, в черных пятнышках, шейка и животик белые, кончики ушей, кисточки на них и кончик хвоста — черные. Глаза большие, желтые, с узким черным зрачком, белые усы, черный нос и розовый язычок, который рысенок сразу же показал, когда стал лакать из блюдечка поставленное перед ним молоко.

Кто-то позвал: «Кыс-кыс-кыс…» Так он и остался Кысом на всю жизнь. А прожил у нас в доме несколько лет.

Сначала Кыс жил в городе, потом переехал с нашей семьей в дачную местность, где ему сразу была предоставлена большая свобода. Он рос на правах домашних собак. Только разница была в том, что собакам не всегда разрешали заходить в дом, а Кыс мог являться когда ему вздумается. Он имел право залезать на стулья, забираться на диван, кувыркаться там, играть с диванными подушками.

Кыс очень скоро стал совсем ручным. Никто специально не занимался его воспитанием, но больше всех любила рысенка и ухаживала за ним мама. И, надо сказать, он, конечно, считал ее главной хозяйкой и слушался беспрекословно. А такие слова, как «иди сюда», «пошел вон», «ложись», «садись», «кушать» и «гулять», он запомнил очень быстро и принимал как команду.

Про рысь принято рассказывать всякие страхи. Она, мол, и не приручается, и всю жизнь дичится, и с собаками не уживается. Это неправда. Рысь — очень ласковое, игривое и послушное существо, если, конечно, с детства обращаются с ней приветливо и без дела не обижают. А у нас в семье в этом отношении был установлен строгий порядок: никогда не обижать, не теребить, не мучить животных. За это они платили добром и привязанностью. Подрастая, мы так привыкли, что вся домашняя живность — наши друзья, что сами опекали и защищали ее от других детей.

Кыс очень любил играть. Когда был маленьким, мог без конца гоняться за бумажкой на веревочке, как это делают все котята. Когда подрос, полюбил бороться. Боролся и с нами, и с собаками. Упадет кто-нибудь на диван, свалит Кыса, и начинается…

Но хватал зубами в меру, никогда не кусался серьезно. А если от этих игр и бывали царапины, то такое и при играх с кошками случается. С собаками Кыс очень дружил и боролся с большим азартом. То перепрыгивал через них, то, обхватив лапами, сам падал на спину и делал вид, что проиграл… Не было случая, чтобы такие игры кончались дракой или ранением.

Однажды, играя с Кысом, кто-то сильно и неосторожно дернул за веревку с бумажкой и повредил ему один из верхних клыков. Клык вывернулся наружу, приподняв с одной стороны губу. Эта примета — как постоянная улыбка — осталась у него на всю жизнь.

Все мы, начиная с нашего деда, — охотники. Постоянно бывали подолгу в лесу, часто ловили зверей живьем и многих приручали. Побывали у нас дома тигренок, барсенок, медвежонок, волчонок, барсуки и олени. Были среди них совсем ручные, но такого домашнего, как Кыс, не было ни одного.

Среди охотников часто приходится слышать страшные рассказы о том, что рысь, мол, бросается на человека с дерева. Караулит его на ветке над тропой — и внезапно кидается ему на шею…

Не стоит этому верить. Повторяю, мы охотники трех поколений. У нас, конечно, было много друзей, тоже настоящих, серьезных охотников. И ни с кем ничего подобного не происходило. Да, раненый хищник опасен, в том числе и рысь. И не раненый, если его долго преследовать, рассердить — тогда берегись, может броситься. Может напасть мать, оберегая своих детенышей. Но это всё в порядке самозащиты или контрнападения.

Конечно, рысь — хищница и живет охотой. Она ловит диких коз, кабанят, кабаргу, зайцев, зазевавшихся лесных птиц, когда они ночуют на земле или в снегу. Иногда, если в лесу мало корма или когда у рыси детеныши, она приходит и к домам, таскает кур, собак, поросят. В легенды о нападениях на людей из засады, с дерева никогда не верили ни я, ни мои друзья из числа бывалых охотников.

Но это не значит, что рысь не нападает с дерева вообще. Нет, она прекрасно лазает по деревьям и действительно делает там засады. Но только на зверей. Несколько раз приходилось видеть рысь во время рева изюбров. Ревет огромный бык с громадными рогами; ему откликается другой. Кажется, что горы гудят от этого мощного рева. И вдруг что-то мелькает как тень. Наводишь бинокль — рысь! Подходит к месту встречи бойцов невидимкой, подползает, как змея.

Ясно, что она рассчитывает напасть на изюбра, но как? Она же карлик перед ним! Вот тут становится понятно: она должна постараться оседлать его с дерева. И если это ей удастся, колосс с мощными рогами в ужасе понесет на себе страшного всадника до тех пор, пока не упадет замертво с перегрызенной шеей. Такова лесная жизнь.

Но, живя дома, среди людей, получая каждый день пищу, наш Кыс не помышлял о серьезной охоте. Когда же несколько раз пытался ловить кур — так ведь и кошки делают, — получал порку и понял, что этого рода игры запрещаются. После он только ложился вдалеке от прогуливающихся птиц и «играл в охоту»: опускал голову, подползал, прячась за каждый кустик или травинку, нервно подергивая коротким хвостиком. Но достаточно было, чтобы кто-нибудь строго крикнул: «Кыс!» — и он прекращал свои затеи.

Была у него еще собственная игра, которую сам придумал. Если человек сидел на стуле, положа ногу на ногу, Кыс отходил, примеривался и вдруг прыжками налетал на сидящего и бодал лбом в подошву. Многих сначала пугал. А потом поняли смысл игры и демонстрировали гостям этот номер. Кто-нибудь сядет, выставит вперед ногу и кричит: «Кыс!» Тот несется и со всего маху — бац головой! Отскочит и опять, и опять!

И еще Кыс подкарауливал ребят, сидя в кустах возле тропинки, ведущей на речку, нападал исключительно на девчонок. Пропустив вперед свою «жертву», внезапно кидался ей на спину, хватал за косу, валил лицом вниз и, сидя на плечах, начинал лизать шею… Девчонки визжали, звали на помощь, но больно он не делал и после «нападения» как ни в чем не бывало вертел хвостиком, приглашая купаться.

Одним из любимых мест нашей рыси был широкий диван в гостиной. На нем Кыс проводил много времени. То спал, свернувшись клубочком, особенно в плохую погоду, то играл с подушками, то просто лежал на боку и внимательно наблюдал за всем происходящим и как бы прислушиваясь к разговорам.

У меня был всеми любимый пес Май. Май — охотничий датский пойнтер — почему-то родился не коричневым, как все его братья и сестры, а цвета беж, даже кремовым. Он ходил со мной на фазанов и уток, летом жил со всеми собаками на улице, а зимой — дома. Но поскольку Май был одним из лучших друзей Кыса и его сверстником, ему разрешалось иногда заскакивать на диван для уморительных сеансов борьбы. Однажды я сидел на диване, а они дразнили друг друга, причем оба положили головы мне на колени: Май — слева, Кыс — справа. Вытянувшись, били друг друга передними лапами, хватали зубами за лапы и морду. В этот момент кто-то из домашних щелкнул затвором фотоаппарата.

Снимок получился отличный: пасти оскалены, лапы переплелись, глаза горят…

Фотография попала в журнал, и вот какую историю о ней я услышал от одного родственника: «Еду в трамвае с работы, смотрю, напротив сидят девушка и молодой человек, рассматривают журнал с этой фотографией. И слышу, молодой человек говорит: „Нет, ты посмотри, до чего заврался охотник: положил на колени пса с чучелом рыси и воображает, что ему поверят, будто она живая“». Настолько эта сцена выглядела невероятной.

Но в один прекрасный день на нашем диване произошел случай, повлиявший на дальнейшую судьбу Кыса.

В гости из города приехала мамина приятельница. Мария Николаевна была модницей, а в то время были модны шляпки с перышком; перышки разных цветов, яркие, красивые. Мария Николаевна вошла в гостиную и, сев на диван, стала что-то оживленно рассказывать. Рассказывая, она беспрестанно вертела головой, и, естественно, шляпка, а вместе с ней и перышко приходили в движение.

Никто не обратил внимания, что спавший между подушками широченного дивана Кыс проснулся и, увидев мелькающее яркое перышко, принял его, очевидно, за хвост какой-то райской птицы, которую, разумеется, необходимо поймать. Это подсказал ему врожденный инстинкт.

Он поднялся и, припадая за подушками, стал красться к своей жертве. Потом присутствовавшие в комнате ребята говорили, что заметили, как он подкрадывался. Но Кыс часто играл, и никто не подумал, что это может плохо кончиться. А взрослые не видели Кыса за Марией Николаевной…

И вдруг при очередном резком повороте шляпки раздался душераздирающий крик! Одним прыжком Кыс «оседлал», повалил, облапил, сорвал шляпку и уже готовился произвести с ней расправу. Но в этот момент мама пришла в себя и крикнула голосом, который был как гром с ясного неба: «Кыс! Вон!..»

Он вылетел на улицу, открыв своим мощным лбом входную дверь, а Мария Николаевна забилась в истерике. Она смеялась, плакала, ей стало дурно. Конечно, ее привели в себя, просили прощения, но отец рассердился.

— Ну, мать, — так он обращался к ней, когда бывал особенно недоволен, — ты и доигралась со своим любимцем. А если бы у гостьи случился разрыв сердца, тогда что? — Он дал команду сейчас же «арестовать» Кыса, поместить за сетку теннисной площадки, а потом построить ему закрытую клетку. И выпускать разрешил только под надзором.

Мама очень жалела Кыса и часто брала с собой на прогулки. Вечерами она любила ходить вверх по дороге, которая шла среди красивого ущелья, над бурной порожистой речкой, под скалами, покрытыми пышной растительностью: дубы, клены, сосны, багульник. Весной все горы и скалы становятся фиолетово-розовыми от цветов багульника, осенью горят всевозможными оттенками кленовых листьев.

Осенним вечером мама выпустила Кыса и, позвав собак, уже пошла вверх по дороге, когда ее окликнул младший сын Юрий. Он воспитывал целый выводок щенков, которых готовил для зимней охоты. Вечерами их прогуливал. Чтобы они смолоду не пугались выстрелов, Юра брал с собой ружье, учил щенков искать спрятанные вкусные кусочки, птиц и зверушек, слушаться свистка и голоса. Щенки готовились стать надежными помощниками в охоте на крупного зверя.

Итак, они пошли вместе, наблюдая за собаками и Кысом, который заигрывал то с одной, то с другой. Пройдя ущелье, вышли к полям. Здесь собаки начали всхрапывать, вертеть хвостами, бегать во всех направлениях…

Брат снял с плеча ружье. И вдруг — ффрр!!! Несколько фазанов взлетело с неубранной чумизной пашни прямо у кромки дороги. Юрий вскинулся, выбрал старого петуха — бах! — и фазан кубарем шлепнулся в густые заросли полыни.

Собаки кинулись кто куда, а мама и Юра остались стоять на дороге, гадая, которая первой принесет сбитого петуха. Каково же было изумление и восторг, когда из кустов появилась широколобая пестрая голова с переливающимся медно-красным фазаном в зубах! Кыс степенно подошел к маме и подал по всем правилам легавых добытую дичь.

Когда вечером за ужином они рассказали эту историю, все были очень удивлены. Казалось невероятным. Но потом нашли в трудах знаменитого натуралиста Брема, что рысь действительно приручается, как охотничья собака, и носит поноску своему хозяину. Наш случай только подтвердил слова ученого.

К сожалению, этих опытов не продолжили. Вскоре мама заболела, было не до рыси. Кыса стали выпускать от случая к случаю.

Исключением были летние жаркие дни, когда все отправлялись купаться на речку. Речка эта великолепна. Она течет среди скалистых берегов, маленьких песчаных пляжей и гранитных валунов. Скалы и валуны гладкие, хорошо отшлифованные. Речка на всем протяжении от высоких Лысых гор, где снег сходит только на два месяца, нигде не протекает среди болотистых берегов, вода ее чиста и прозрачна, как роса. В июне, июле и августе мы часами купались в ее глубоких заводях. Прямо против хутора был отличный маленький пляж. Накупавшись, кто лежал на песке, кто на горячих гладких скалах.

Сюда обязательно брали с собой и собак, и Кыса. Сначала никто не думал, что он пойдет в воду. Существует мнение, что кошки боятся воды. Кыс заставил думать иначе, он с первого раза довольно храбро вошел в воду. Правда, сначала неглубоко, на пол-лапы. Потом сделал еще несколько шажков и вдруг остановился как вкопанный: увидел рыбешку, которая стала крутиться у него между ног. Гальяны сбегаются, кружат, тычутся в незнакомый предмет, будь то рука, или нога, или пушистая лапа…

Кыс замер. Потом стал крутить головой, наклонять ее из стороны в сторону, чтобы лучше разглядеть рыбешек. Осторожно, изогнув переднюю лапу с выпущенными когтями, начал «рыбачить», стараясь подсечь рыбешку снизу вверх. Не знаю, удавалось ли ему подцепить что-либо, я не очень внимательно наблюдал по молодости лет. Но он простаивал в прозрачной воде очень долго.

Мы в это время отогревались на горячих скалах, купались, ныряли. Прижав к животу тяжелый камень, переходили по дну речку под водой от берега до берега.

И вот в разгар игр чей-то крик:

— Смотрите, Кыс собирается плыть к нам!

В самом деле, видимо услышав много знакомых голосов, он решил оставить рыбалку и присоединиться к компании на другом берегу. Кыс заходил в глубину степенно, но уверенно. Когда вода дошла до горла, приподнял морду, расправил свои пышные бакенбарды и… поплыл.

Он стал сразу плавать красиво и быстро, высоко держа голову над водой. Выйдет на противоположный берег, встряхнется в облаке радужных брызг, пройдется по пляжу, вспрыгнет на скалу. Если там сидят знакомые, усаживается среди них, дает себя почесать, погладить. Если на скалах никого нет, сидит один, как изваяние, смотрит на купающихся и на свой берег. Посидит час, другой, погреется, обсохнет, спустится на пляж и плывет обратно. Или, бывало, идет вверх по скалам к висячему мосту и переходит по качающимся над пропастью доскам домой. Сам этот мост для кошки пустяк, но переходить его никто не учил и не показывал этой дороги. Но он наблюдал, видел, что люди переходят, и запомнил.

Этот мост построили мы сами. На двух высоких скалах, стоящих друг против друга над водопадом, из дикого камня на цементе поставили двое мощных ворот с железными перекладинами. Поверх перебросили два стальных троса, соединивших оба берега. К тросам прикрепили висячий мост, который не боялся никаких наводнений. Мост на фоне гранитных скал, живописной речки и зеленых гор был очень красив: многие фотографировались здесь в одиночку и группами. Когда в последний день своего купания Кыс ступил на плавно колеблющийся над пропастью висячий мост, с противоположной стороны речки навстречу ему двинулась большая компания горожан, приехавших в воскресный день отдохнуть на лоне природы.

Шли ярко разодетые женщины, дети, были среди них и мужчины. И вдруг увидели идущего навстречу по качающемуся мосту «страшного зверя». Передние повернули, бросились назад, началась паника, давка, крики. Некоторые чуть не слетели с моста, а высота большая, внизу река, камни, скалы!

Кыс испугался этой пестроты и шума не меньше, чем люди. Повернулся и бросился назад. Взбудораженный, влетел в лес, который начинался за мостом, и неожиданно оказался в родной стихии.

Когда разобрались во всем случившемся, побежали искать. Стали кричать, звать, но не было уже голоса мамы, и… Кыс не вернулся.

Несколько раз его видели по ночам около домов. Был ли он голоден или просто скучал по человеческой ласке и заботе? Но любимой хозяйки не нашел, а лес, конечно, пришелся по душе: как-никак — родной дом. Так и ушел наш красавец Кыс, казалось, навсегда…

Минуло более трех месяцев. Наступил ноябрь. Лист осыпался, и хотя дни стояли солнечные и теплые, ночами уже подмораживало.

С осени жители соседних деревушек стали жаловаться: какой-то хищник делает по ночам набеги, таскает кур, даже поросят. Мы только руками разводили: у нас никто ничего не грабил. И если это были проказы Кыса, то на «свое» хозяйство он не покушался ни разу.

…Поздней звездной ночью мы с братом подкатили к гаражу. Разместив на ночлег членов экспедиции, которую сопровождали, мы, утомленные, жаждали отдыха и сна. Закончена трехнедельная экспедиция. Позади много высоких, крутых перевалов, сотни километров нелегкого пути.

Захватив рюкзак и винтовку, я зашагал к дому. Арсений задержался около машины. Опасаясь заморозка, он решил на всякий случай спустить воду из радиатора.

Уже войдя в комнату и скинув рюкзак, я услышал около гаража выстрел! Выскочил во двор и сразу же заметил свет керосинового фонаря «летучая мышь» в загородке курятника, напротив гаража. Подбежал. При свете фонаря Арсений рассматривал что-то на земляном полу огороженного сеткой дворика.

Я подошел к нему.

— Барс?

Брат осветил распростертую на земле пушистую тушу хищника.

— Нет, рысь. Но какая здоровая… Постой! — он нагнулся и раскрыл мертвую пасть. Луч фонаря осветил кривой верхний клык: мертвая голова улыбалась…

— Кыс!

Да, то был он. Очень возмужавший, пушистый, лоснящийся.

Голод? Или извечный хищнический инстинкт? Что привело его к этому роковому концу?

Брат стрелял, ориентируясь на светящиеся в темноте глаза, но угадал прямо в сердце.