Колю Арапкина прозвали Цыбулей оттого, что длинные и тощие руки его росли откуда-то из-за огромных оттопыренных ушей-лопат, торчащих на круглой стриженной голове эдакими радарами, и потому фигура его напоминала подвешенный на просушку лук-порей пером вниз, которым от него, к тому же несло постоянно.

Просыпаться Цыбуля не любил, а сейчас и вовсе не хотел. Пробуждение для него в последнее время стало очень мучительным от постоянного тяжелого вопроса к самому себе: – Где и чем «ширнуться?

Его разлаженный наркотой скрипучий восемнадцатилетний организм пока молчал, но он знал цену этому молчанию. Пройдёт несколько часов, и организм настойчиво потребует привычную дозу допинга и, не получив её, отзовётся ноющей болью в коленках, затем кольнёт под ложечкой, потом возмущённо потянет все суставы так, словно из них некий садист и изверг разом потянул нервы, жилы и ломает хрупкие ломкие косточки и, наконец, осознав, что его подло обманули, организм скорчится от дикой невыносимой боли, охватившей всего сразу, словно его жестоко ударили в пах, и заставит кататься по полу, грызть запястья и кричать страшным воем, не слыша себя и мечтая о немедленной смерти.

Но это будет потом, а пока Цибуля ещё повалялся в постели, кое-как встал, докурил вчерашний «бычок» «Примы» и глотнул холодной заварки из чайника. За немытым окном под утренней сыпучей моросью люди спешили на работу, на рыбалку, на деловые встречи. Цыбуля же точно знал, что через несколько минут он отправится к Абдулле. Во-первых, потому, что больше идти не к кому. Во-вторых, потому, что в долг даст ширнуться только он. А в-третьих, потому, что очень надо, поскольку время уже поджимало, и ужас внутри него уже начинал пробуждаться мелкими плавными толчками и грозил выплеснуться паническим ударом.

Не теряя времени, Цибуля накинул видавшую виды куртку и вышел на улицу. По натоптанной дорожке к коттеджу Абдуллы ему надо было пройти через арку соседнего дома, но он предпочёл сделать немалый крюк, лишь бы снова не встретиться в проходе с неистовым Рыжим, так напугавшим их в прошлую ночь. У него до сих пор перед глазами стоит то оранжевое зарево, охватившее его противника, и при воспоминании об этом его начинает почему-то мелко и гадко трясти.

Но подобная предосторожность не уберегла его от внезапной встречи. Едва Цыбуля вышел на улицу, как едва нос к носу не столкнулся со спешащим куда-то давним неприятелем. Ему пришлось резко сдать назад и спрятаться за стоящий неподалёку микроавтобус, но Рыжий всё равно заметил его, бросив быстрый боковой взгляд, и поспешил дальше.

– Хорошо ему, бесу рыжему, – с тоской промолвил наркоман, глядя Сашке вслед. – Ему не надо каждое утро решать проблему, где наркоты взять.

Абдуллу он застал озабоченно осматривающим свои новые ажурные ворота.

– Вот шайтан! – приговаривал он, внимательно изучая состояние воротных петель и замков. – Такие хорошие ворота и на свалку выбросить пришлось. Какой редиска, однако. Никому плохо не делаю. Как все – купи-продай. Не хочешь – не бери! Очень надо – в долг дам, бесплатно даже дам, но ты понимай, уважай, зачем эпоксидка ворота портить.

– Тебе чего? – презрительно кинул он Цыбуле. – Опять накатило, а бабок нет? Ты помнишь, сколько мне должен? Ты девять кусков мне должен! Когда отдашь? Смотри, на счётчик поставлю, всю жизнь на меня пахать будешь, как ломовая лошадь за клок сена!

– Абдулла Хафизович, здравствуйте. – Цибуля угодливо дёрнул головой и преданно заглянул в глаза. – Абдулла Хафизович, я скоро отдам. У меня вот-вот пройдёт сделка крупная по бензину, и я сразу расплачусь. А вот сейчас, вы сами понимаете, очень надо. Я уже два дня. – Его передёрнуло от ужаса и заныло где-то внутри задёргавшегося желудка. – Уже второй день без дозы! Уже начинается! Я отдам, честное слово, отдам.

Абдулла цинично расхохотался:

– Это ж надо – честное слово наркомана. Это надо слышать.

Насмеявшись, он посмотрел на Цибулю и жестко вымолвил:

– Рыжего Сашку знаешь, соседа твоего? Так вот, с этого момента будешь за ним следить и мне докладывать. Каждый его шаг должен быть мне известен. Вечером будешь мне сообщать. А если что срочное – сразу мне на мобильник. Сейчас даю тебе три дозы, приди в себя и принимайся за дело. Упустишь – ничего больше не получишь, и долг из тебя вытрясу, как из драного мешка. Ты меня знаешь, я не филантроп.

Счастливый Цибуля, бережно взяв крошечные пакетики, преданно посмотрел в глаза благодетелю:

– Абдулла Хафизович, я завсегда, глаз не спущу! Этот Рыжий мне ответит! Мы со Штымпом его намедни в проходе у сорок девятого дома как начали лупить, ему живым бы не уйти. Так он что-то в руку взял и как весь засветится, прямо как фонарик китайский. А у нас волосы дыбом, как солома встали, и мороз по коже. Мы испугались и дали дёру!

– Это интересно, – медленно проговорил Абдулла. – И как это было?

Выслушав сбивчивый от желания поскорее «ширнуться» рассказ наркомана, Абдулла ещё внушительнее повторил, помогая себе указательным пальцем:

– Глаз не спускать с «Рыжего» и с его компании. Шкуру спущу! Марш за дело.

– А я его только что видел, Абдулла Хафизович. Он через озеро пошёл на Пограничную, наверное, к своим на стрелку.

– Даже так. Тогда срочно за ним. Если же они куда двинут, то иди за ними, но незаметно. Как что выяснишь, сразу звони мне. – Абдулла с сомнением посмотрел на долговязую характерную фигуру наркомана. – Ну да тебя и ночью на тёмной улице ни с кем не спутаешь. Ладно, проваливай.

Не чуя под собой ног, Цибуля кинулся обратно. Заскочив домой, он развёл часть белого порошка из пакетика в кипяченой воде, собрал затем жидкость в старый, с натёками ржавчины шприц, с облегчением вогнал иглу себе в бедренную вену и откинулся в старом протёртом кресле, ожидая волну сладкого кайфа. Она не заставила себя долго ждать. Появилась птичья лёгкость в теле, волна беспричинной радости обуяла его.

Счастливо смеясь, наркоман с трудом обулся и вышел на улицу. Требование Абдуллы еще маячило в затуманенной голове, и надо было срочно догнать Сашку – Рыжего и не сводить с него глаз. Цибуля гордо выпрямился, почувствовав себя не то знаменитым Шерлоком Холмсом, не то детективом Дубровским из недавнего сериала. Внезапно он заметил совсем недалеко впереди себя знакомую рыжую шевелюру. Рыжий осторожно крался по тротуару с остановками у фонарных столбов и с оглядками в направлении роддома.

– Не иначе как удрать от меня хочет, – подумал Цыбуля и осторожно пошёл за ним, прячась за машинами, в подъездах и за углами домов. «Рыжий» заметил слежку и пошёл быстрее. Прибавил ходу и окрылённый сыщик. «Рыжий», воровато оглянувшись, вдруг разбежался и с ходу запрыгнул на крышу подстанции возле роддома и пропал там. Чувствуя небывалую лёгкость в теле, Цыбуля тоже разбежался изо всех сил, прыгнул вверх и полетел, как птица, махая крыльями, курлыкая журавлём для маскировки и вдруг вырубился от жесткого удара.

Очнулся он, лёжа на земле под стеной подстанции с большущей шишкой на лбу. Перед ним стояла женщина в сером халате с метлой и укоризненно смотрела на него.

– Ты что же, дружок, на стенку кидаешься? Она же кирпичная, не резиновая! С утречка кто ж так пьёт-то? Тебе на работу, поди, надо ж, а ты стены башкой таранишь.

– А где «Рыжий»? – бестолково оглядываясь и осторожно ощупывая шишку, спросил начинающий «Холмс».

– Это собачонка, что ли, рыженькая? Так она вона через дорогу куда-то вверх ускакала. Куда тебе за ней угнаться-то?

Цыбуля кое-как встал, опираясь о стенку. Солнце уже разогнало утренний туман и противную морось. Прохожие деловито спешили на обед. Туго-туго, но всё же Цыбуля понял, что он уже потерял полдня на поиски «глюков», из-за чего сегодня окончательно упустил Сашку-Рыжего, а с ним и не выполнил задания всемогущего Абдуллы. Чтобы хоть как-то оправдаться перед ним, он понуро поплёлся на площадь Совершеннолетия.

Но едва он подошёл к магазину «Американка», как увидел настоящего рыжего Сашку с компанией. Они сошли с автобуса и, весело болтая, пошли по улице, видимо, к нему домой. Они шли быстро, часто оглядываясь, и Цыбуле приходилось успевать за ними когда на полусогнутых, а когда и чуть ли не ползком, прячась за чем придётся. Благо, что дорогу он знал прекрасно и успевал, сделав немалые петли, вновь перехватить ребят в очередном проходе. Очень ему не хотелось проходить ту арку, где они со Штымпом устроили прошлую вечернюю потасовку, но пришлось.

В проходе Цыбуля внезапно столкнулся с настоящим арапчонком в стареньких джинсах, в какой-то немыслимой курточке на голое тело, но с копьём в руке. Арапчонок, чернее гуталина, широко расставил ноги и загородил ему проход, приняв боевую стойку с копьём наизготовку. Он строил ему страшные гримасы и вдруг произнёс по-русски, но со страшным акцентом:

– Да-мой. И-ды, – и совершил боевой выпад копьём, целясь прямо Цыбуле в грудь. Цыбуля отшатнулся, попятился, при этом спиной кого-то толкнул. Оглянувшись, он увидел странного монаха в коричневой сутане, который тоже торопился пройти сквозь проход. Брезгливо поморщившись, монах протиснулся между стеной и растерянным Цыбулей, и вдруг полетел наземь от подножки, которую ему подставил наглый арапчонок. Но почему-то монах разъярился и полез с проклятиями именно на опешившего Цыбулю.

– Ты чё гонишь? – забормотал Цыбуля, отмахиваясь от рассвирепевшего монаха, и показал на ухмыляющегося черномазого пацанёнка. – Вон кто чудит!

Но монах, не обращая внимания на лукавого арапчонка, ещё пуще вздурился и толкнул Цыбулю в грудь. Чтобы не упасть, наркоман вынужден был ухватиться за сутану, но не удержался и упал, увлекая за собой не ожидавшего этого монаха.

Тут совсем взбесившийся монах не утерпел и двинул пытающегося встать и всё ещё держащегося за сутану Цыбулю в глаз, отчего тот опять завалился набок, вновь увлекая монаха на грязный бетон… Тут уже рассвирепел Цыбуля и двинул монаха прямёхонько в ухо, успев, правда, рассмотреть краем глаза вовсю хохочущего рядом негритёнка с копьём. Странно, но монах совсем не обращал внимания на явно издевающегося над ними арапчонка.

Тут до Цыбули дошло, что этот бандит в сутане, поставивший ему наливающийся бирюзой фингал под правым глазом, просто не видит негритёнка. Внезапно оба валяющихся в проходе и дерущихся субъекта увидели приближающихся к арке и увлечённо беседующих ребят во главе с Сашкой – Рыжим. Их мгновенно, будто ураганом сдуло из-под арки в соседний подъезд, из которого они стали по очереди выглядывать, продолжая наблюдать за весёлой компанией. Дождавшись, пока ребята пройдут мимо, они подозрительно посмотрели друг на друга и, осознав в противнике конкурирующую фирму, мрачно разошлись в стороны, не переставая, однако, следить и за ребятами, и друг за другом. Опомнившись, Цыбуля поискал глазами противного задиру-арапчонка, но того и след простыл.

Цыбуля очень расстроился. Неожиданно к фингалу на левом глазу, полученному в свободном машущем полёте у подстанции добавился такой же фингал под правым глазом, подаренный щедрым незнакомцем в сутане.

– Ну, святой отец, держись! Если конкурент не сдаётся, его уничтожают, – мрачно решил он. Подбитыми глазами он всё же приметил, как Рыжий увлёк монаха за собой в подъезд, затем он увидел своего конкурента на крыше дома и всё понял. Он забежал домой, достал из кладовки огромные амбарные замки, оставшиеся ещё от деда, переселенца с харьковщины, и навесил их на домовые люки. Теперь патеру Дионисию с крыши можно было уйти действительно только двумя путями – либо с воробьями вниз, либо с ангелами вверх, на небо.

А сам Цыбуля основательно обосновался в наблюдательном посту в рубленой крепости на детской площадке напротив подъезда, в котором жил «Рыжий», и твёрдо решил его теперь не упустить. В добротно срубленной крепости было прохладно, дул лёгкий сквознячок, сквозь щели в брёвнах очень хорошо просматривался весь двор. Нашего соглядатая слегка разморило, убаюкало, голова его склонилась на длинные колени, и он задремал. И тотчас ему вновь приснился наглый арапчонок с копьём. Приснилось ему, будто он, Цыбуля, стал хозяином большущей кучи героина, сваленной в каком-то тёмном углу. Вокруг кучи толпятся голодные, измождённые, ломающиеся, жаждущие кайфа наркоманы и набивают свои карманы его, Коляна, товаром совершенно бесплатно. Он хочет пробиться к своему углу, кричит:

– Не тронь! Моё!

Однако никто его не слышит и продолжают хапать. Колян бежит сквозь толпу, но тут на его пути появляется наглый арапчонок с копьём и колет-колет его своим варварским оружием в правый бок. Цыбуля закрывается от острого копья, кричит тонко и жалобно и просыпается в отчаянии. В правый бок ему впился острый сучок из стенки, к которой он прислонился во сне, а впереди через двор торопливо вышагивала ватага трёх друзей вместе с ненавистным, но так нужным ему теперь ради благосклонности Абдуллы «Рыжим».

Изо всех сил хоронясь за чем попало, Цыбуля проследил за ребятами до автовокзала, проводил их из кустов до автобуса и тотчас сообщил обо всём Абдулле. Через несколько минут за рейсовым автобусом потянулся чёрный лимузин с двумя пассажирами, не обгоняя его и не позволяя себе слишком отстать.