Я шла по пробитой тропке среди первобытного леса и не могла нарадоваться его красоте. Буйство лесных трав чуть выше сменялось зарослями кустарников – малины, смородины, жимолости – ягода на которых уже созрела и так и просилась в рот. А ещё выше расстилался зелёный океан деревьев, изо всех сил тянувшихся вверх к солнцу. Трепетные берёзки, осинки, перемежались со строгим дубняком, внезапно сменявшимися рощицами могучих красавцев-кедров. Весь зелёный, поющий и цветущий мир был переплетён в плотную непроходимую сетку крепкими лианами с уже начинающими спеть гроздьями винограда, лимонника, актинидии.

А какой воздух был вокруг! Совершенно чистый, словно отфильтрованный, состоящий, казалось, из одного кислорода, напоённый ароматами цветов, трав, ягод и свежей зелени, несущий в себе, к тому же, запахи моря и гор, он был так плотен и целебен, как живительный бальзам. У меня было такое чувство, что мои лёгкие едва не трещат под напором такого необыкновенного и непривычного для городского жителя воздуха.

Я легко и беспечно поднималась по тропинке в сторону видневшейся впереди нагромождением серых скал вершины сопки, мурлыча старую песню «Люди идут по свету», которую мы не раз напевали в лагере у геологов, как заметила чуть в сторонке справа сплошь усыпанные большущими спелыми тёмно-вишневыми ягодами кусты малины. Устоять было невозможно, и я свернула с тропы и принялась лакомиться крупной сочной ягодой. Вы же знаете, я немало бываю в тайге и сейчас, но таких ягод я раньше никогда не видела и не пробовала. Не в силах оторваться, я уходила всё дальше в сторону от тропы и вскоре оказалась в густом кедраче под сопкой.

Малинник заканчивался, и я уже собиралась поворачивать обратно, как вдруг чьи-то сильные грубые руки схватили меня сзади за локти, затем перехватили через пояс, а огромная мосластая немытая ладонь зажала мне рот, и меня потащили куда-то чуть ли не волоком, едва давая дышать. Я попыталась рассмотреть своего обидчика, и сердце моё содрогнулось. Это был свирепый дикарь, видимо, из тех, кто ранее нападал на племя Белого Леопарда, едва прикрытый вонючими грубыми шкурами, грязный и потный.

Тяжело и часто дыша, он тащил меня всё глубже в таёжную глухомань, где у него, наверно, было устроено жилище. Я попыталась кричать из-под его ладони, но он так свирепо глянул на меня, что мой писк застрял у меня в горле. Я думаю, что ему, при необходимости, ничего не стоило бы меня придушить, как надоедливого котёнка, и тотчас забыть об этом. Самое обидное, что на этот раз со мной не оказалось моего защитника, моего таёжного оберега и талисмана, вновь подаренного мне моим бывшим женихом Унушу. В этот раз я спрятала его в своей постели, чтобы не потерять случайно в тайге. Будь он со мной, этот дикарь уже сейчас, суча ногами от страха, верещал бы перепуганным поросёнком на вершине самого могучего кедра в округе. Ну, а пока что это он меня тащил, как куль с солью, неизвестно куда.

Стало значительно темнее. Дикарь затащил меня в самую чащу леса, в сумрачный густой ельник, где под крутым склоном я увидела прикрытое свежим хвойным лапником его логово. Он грубо бросил меня на землю и хрипло крикнул что-то и погрозил мне грязным кулачищем. Я, пытаясь прийти в себя, осмотрелась вокруг. По всей вероятности, я была где-то в районе небольшой сопочки, у нас называемой Племянником, рядом с которой сейчас построен мост через реку Сучан на Порт Восточный.

Но сейчас это место было настолько дикое и непролазное, что сориентироваться было почти невозможно, не то, чтобы убежать от этого дикаря. На склоне среди кустарника и деревьев проглядывали не то крупные глыбы, не то небольшие скальные выходы известняка, а чуть выше и справа от меня в скалистом выступе отчётливо виднелся прикрытый лапником глубокий грот. Однако, не дав мне как следует осмотреться, эта дикая личность с мерзкими гримасами подскочила ко мне, больно ткнула в бок кулаком и показала на погасшее кострище пониже его жилища.

– Мой новый хозяин хочет закусить, – поняла я. – Но, надеюсь, не мной.

Чтобы не злить это чудовище, я набрала хворосту, снизу положила сухой хвои, кусочек бересты, чиркнула спичкой, и вскоре весёлое пламя охватило всё кострище. Дикарь пришёл в неописуемый восторг. Его глаза налились восторженным блеском. Он смотрел то на меня, то на весело горящий костёр и не мог сообразить, как это мне удалось так быстро разжечь его.

– Эх ты, – подумала я тогда, – Сюда бы моих друзей Сашу и Пашу, они тебе за минуту не только костёр бы развели, но и такую ушицу сварили бы, что ты бы до конца твоих дней не забыл бы.

Но пока я вспоминала вас, мой дикарь из оврага принёс кусок туши свиньи и положил в пламя. Запахло палёным. Я решила помочь этому невеже и, насадив мясо на сырую ветку, приготовила из неё неплохой шашлык. Наевшись сочного мяса, дикарь подобрел, стал заигрывать со мной, игриво трогать меня пальцем и оглушительно хохотать при этом. Это уже становилось опасным. Незаметно от него я подобрала в овраге увесистый булыжник и положила возле костра поближе к себе – а вдруг пригодится.

Наконец, он решил, что поиграл достаточно, грубо толкнул меня и показал на логово. Я отчаянно запротестовала, попыталась убежать, но дикарь, не обращая внимания на мои протесты, быстро схватил меня в охапку так быстро, что я не успела даже взять припасенный камень, и потащил в своё жилище. Я впилась зубами в его руку, он закричал и сильно ударил меня по голове, и я, уже теряя сознание от ужаса и боли, вдруг отчётливо услышала хлопанье больших крыльев, затем почувствовала резкий удар, мой дикарь испуганно закричал, я ощутила, как ослабли его пальцы, успела подумать, что это, похоже, какие-то ангелы пришли за мной, и потеряла сознание.

Пришла в себя я от ветра, дующего мне в лицо, от мерного шума гигантских крыльев над моей головой и поняла, что я лечу, вернее, что меня в полёте куда-то несут. Я открыла глаза и встретила прямой спокойный взгляд красивого юноши, держащего меня в сильных руках. Но самое поразительное, чему я и сейчас верю с трудом, это то, что мы летели над лесом и над нами, прямо за спиной у юноши равномерно колыхались большие кожистые крылья. В такт каждому маху крыльев его спинные мышцы бугром вздувались и опадали, и тотчас дыбились его грудные мускулы, заставляя крылья взмахивать, а нас, хотя и медленно, но двигаться вперёд. Тело юноши было покрыто не длинной, но густой шерстью, однако лицо, шея и руки до локтей были открыты и смуглы.

Мы летели совсем невысоко, едва не задевая верхушки деревьев. Мне было видно, что моему спасителю очень тяжело. Он тяжело дышал, пот ручьём лился с его лба. Я как ноша была для него явно чересчур тяжела, но он упорно летел к своей цели, крепко держа меня в своих руках. Я же просто трепетала от страха, видя с такой высоты под собой верхушки елей, тополей и острые скалы Наконец, я почувствовала, что мой спаситель снизил скорость, перешёл на планирующий полёт и вскоре он плавно спикировал в самую гущу старого кедрача близ отвесных скал Сестры, где бережно опустил меня на полянку, а сам присел рядом, утирая пот со лба рукой, а кончиком крыльев как опахалом обмахивая лицо.

Я еле встала на ноги, пошатываясь и дрожа коленками. До меня, наконец, дошло, чем я рисковала, и от чего меня избавил этот феноменальный летающий юноша. Да и полёт над скалами в чьих-то обессиливающих руках тоже не располагал к радужным фантазиям. Но кто он такой, этот сказочный спаситель, откуда взялся, как он живёт, один он или у них есть свой летающий народ?

– Ты кто? – спросила я его. – Как тебя зовут? Он посмотрел на меня в упор и протяжно крикнул куда-то вверх.

– Спасибо тебе за помощь, – начала я.

Но необыкновенный летающий юноша уже не слушал меня. Он привстал на ноги, расправил огромные кожистые, покрытые лёгким серым пушком крылья, взмахнул ими, отчего вокруг зашумели кусты и листва деревьев, подпрыгнул и легко взлетел. Поднявшись выше деревьев, он сделал надо мной широкий прощальный круг, трубно прокричал опять в вышине и исчез за могучими кедрами.

Ошеломлённая всем произошедшим я огляделась и обнаружила, что стою как раз у тропы, с которой меня похитил дикарь. Я спустилась в селение родного мне племени Белого Леопарда у реки и нашла там всех моих друзей в величайшей тревоге. Унушу обнаружил моё исчезновение не сразу, но тотчас организовал всех своих мужчин на мои поиски. Самые лучшие следопыты пошли по моим следам. Они нашли место, где меня схватил дикарь, и группа захвата пошла по следам моего похитителя, так что через час пойманный абориген уже сидел в поселке, связанный по рукам и ногам, затравленно озирался и ожидал решения своей участи. Я уговорила Унушу отпустить его на волю, взяв с него слово уйти из этих мест и никогда более не попадаться нашему племени.

Пленнику развязали стягивающие его путы. Он со страхом наблюдал за действиями воинов, ожидая неизбежной смертельной кары за свой поступок. Когда же ему показали на лес и объяснили, что отпускают безнаказанным, он кинулся сначала мне в ноги, прося прощения, а затем стремительно исчез в лесу.

А вечером Унушу у костра рассказал мне о моём спасителе, крылатом юноше. Его очень редко встречают люди Унушу в тайге и только в случае большой опасности. Так, он однажды спас пятилетнюю девочку, на которую напал голодный тигр. На глазах отчаявшихся родителей он упал с высоты на тигра, и хищник убежал, испуганно озираясь и поджав хвост. Он же спас и самого Унушу, когда тот, раненый тремя стрелами и потерявший в глубокой трещине заветный талисман, сорвался со скалы и полетел вниз на острые камни. Крылатый спасатель поймал его на лету уже над самыми камнями и принёс к тайному убежищу племени Белого Леопарда как раз перед моим появлением у них.

Чжурчжени называют его Тоомба, что по-ихнему означает – «летающий добрый дух». Никто не знает, где он живёт, чем питается, как проводит зиму. Он появляется внезапно и так же исчезает, молча творя добрые дела. Я даже тогда подумала, может, это действительно один из ангелов, о которых столько упоминаний в Библии. А теперь мне кажется, что он просто обыкновенный летающий человек, какая-то ветвь гомо сапиенс на древе эволюции, обретшая крылья. И из него-то потом молва и сотворила ангелов.

Марина на мгновение задумалась, вспоминая свои необыкновенные приключения. А Паша, воспользовавшись паузой, добавил:

– Марина, это же просто невероятно – летающий человек-спасатель. И, кстати, легенды о летающих людях есть почти у всех народов мира, даже у нас в Приморском крае. Помните, у Арсеньева в «Дерсу Узала» есть ночная встреча с кем-то похожим. Он тогда тоже вспомнил легенды о летающих людях. Ну ладно, рассказывай дальше, а то нам скоро уже надо обратно возвращаться.

И Маринка продолжила:

– Я понимала, что моя жизнь в племени Белого Леопарда подходит к концу. Они уже привыкли ко мне, считали меня своей соплеменницей, почитали меня как королеву, ничего не позволяли делать, однако я всё это время пыталась научить их тому, что умела сама, но чего они ещё не знали и знать не могли, но что могло им пригодиться в жизни.

Вместе мы с Унушу смастерили арбалет. Помнишь, Сашка, мы с тобой несколько лет назад увлекались арбалетами и переделали их не один десяток. Я вспомнила основное, а Унушу оказался очень сообразительным, изготовил арбалет из самшитового дерева и в меткости превзошёл всех. Теперь за племя Белого Леопарда можно было не беспокоиться, так как они приобрели для того времени настоящее супероружие. И без добычи на охоте они уже не останутся, и от любых врагов отобьются. Хорошо сделанный арбалет бил мощно, и без промаха.

А молоденьких девушек вечерами я собирала у костра и обучала женским премудростям, которые знала сама. За несколько вечеров они освоили вязание и приодели своих друзей в фасонистые толстые свитеры, отчего мужчины племени сразу приобрели вполне современный спортивный облик. А однажды рыбаки принесли найденных на берегу залива многочисленных кальмаров, выброшенных волнами на сушу. Я тотчас собрала у них содержимое чернильных мешков и объяснила Унушу, что это отличная краска, которой можно рисовать и писать на гладких дощечках, бересте, тростнике. Так, я думаю, подвигла их к созданию письменности и возникновению изобразительного искусства.

Однажды Унушу, расстроенный нашей неудавшейся свадьбой, спросил меня, что я хотела бы по обычаю получить как отступное. И я, конечно, попросила оставить мне волшебный амулет. Я объяснила своему несостоявшемуся жениху и мужу, что все равно не смогла бы остаться жить в его племени, что я никогда не стала бы ему хорошей женой. Я объяснила, что там, далеко в будущем, через много сотен лет, дома меня ждут папа и мама, друзья, что мне надо учиться в школе и что там совсем другая, но моя жизнь. У каждого из нас есть своя жизнь и, главное, прожить её честно, чтобы не стыдно было смотреть в лица ушедших предков и пришедших потомков.

Пусть это звучит слишком напыщенно, но теперь, когда меня пронесло сквозь время, я думаю, что в этом есть доля истины. Еще я сказала Унушу, что восхищена им самим и его славным племенем, и буду всегда помнить о нём и его людях, но я должна вернуться в своё время и в своё племя. А без его таёжного талисмана я не смогу этого. Он понял меня и молча вложил заветный амулет в мои ладони.

А потом храбрый Унушу заплакал и попросил оставить ему что-нибудь на память. Я оставила ему свою плохонькую фотографию, случайно завалявшуюся в рюкзаке, и мой складной ножик с пятнадцатью предметами, который папа мне привёз с Тайваня и подарил в прошлом году.

Чувствуя близкое расставание, Унушу всё время был возле меня, заглядывал мне в глаза как больная овчарка, и, мне кажется, всё-таки надеялся, что я передумаю с возвращением. Наконец он на что-то решился и с таинственным видом решительно позвал меня с собой. Мы пошли в уже известную мне пещеру, скользнули в боковой отвилок, затем через узкий лаз, скрытый большим обломком скалы, попали в систему тесных извилистых проходов, уводящих куда-то вниз. Мы пробирались, низко пригнувшись, почти на четвереньках, среди каменных завалов и пробитых в скалах узеньких пролазов и вскоре упёрлись в серую монолитную стену. Здесь можно было встать в полный рост.

Унушу поджёг новый факел вместо угасающего, торжествующе обернулся ко мне, протянул руку к скале и ликующе произнёс:

– Вот самая главная тайна моего племени. Я сам только недавно узнал её от старого вождя. Смотри! – и он указал факелом на стену пещеры.

Сначала я ничего не поняла. Но, присмотревшись, увидела, что стена эта сверху состоит из светло-серого известняка, а снизу – из тёмно-серого, почти чёрного андезита. Но самое поразительное, что на стыке этих пород мощной полосой блестело что-то жёлтое. Это была огромная золотая жила толщиной в руку, а местами и поболее. Золотая струя блестящей анакондой протягивалась через всю стену и терялась в нижней части горной выработки. Унушу неотрывно смотрел на меня, и в его глазах стояли слёзы:

– Останься, Марина, это всё будет твоё. Ты будешь самой богатой женщиной в мире. За это золото можно иметь всё, что ты захочешь.

Я грустно улыбнулась, обняла его и поцеловала в щёку:

– Никакое золото не доставит мне сюда моих маму, папу, друзей и родных. Мои любимые книги, газеты и журналы, фильмы, аудиокассеты – ты даже не знаешь, что это такое. Ах, если бы у меня здесь был хотя бы мой фотоаппарат!.. Увы, наверное, каждый должен жить в своём времени. Прости меня, мой прекрасный Унушу, но мне пора возвращаться домой, и никакое золото меня здесь не удержит. Только будь осторожен. Нельзя, чтобы Абдулла узнал об этих сокровищах. Ему всегда будет мало золота, оно ценится и у вас, и в нашем времени.

Молчаливые, мы вернулись в селение, и я стала прощаться с племенем. Я думала, что меня давно заискались и заждались и вы, и мои папа и мама. Если бы я знала, что здесь у вас прошел всего-навсего один час, я бы, наверное, пожила там еще. Превратилась бы в ученого-этнографа, а потом написала бы целую книгу о тех временах. НО я этого не знала и очень торопилась.

Единственное, что тяготило меня в то время, так это исчезновение Абдуллы. С дерева он как-то всё-таки спустился и пропал в зарослях. Больше я его не видела. Я не желала ему зла, хотя он многое заслужил за свои подлые поступки, но ничем не могла ему и помочь. Он навсегда пропал в лесу близ устья реки Сучан столько лет тому назад.

Я оставила на память людям племени Белого Леопарда всё то, что нашла в своём рюкзачке. Самой симпатичной и смышлёной девчушке Тару, на которую засматривался и сам Унушу, досталась моя пластмассовая расчёска с зеркальцем из японского города Отару. Маленький туристский компас и блокнотик с трёхцветной шариковой ручкой я оставила Унушу. Перед этим я научила его пользоваться всем этим, и он очень неплохо стал ходить в тайге с компасом по азимуту и научился рисовать в моём блокноте лесных зверей. Видимо, у него был талант художника. Он даже набросал однажды мой портрет в блокноте и получилось очень даже похоже.

Выйдя на площадь посреди городища, я в последний раз обняла моего славного Унушу, помахала собравшемуся вокруг племени руками, ласково коснулась и потёрла оживившийся талисман ладошкой и чмокнула его в самую серёдочку. Необыкновенный камень, словно почувствовав моё желание, мгновенно перенёс меня к вам сюда. И надо же так? Там у меня прошло около недели, а у вас тут всего не более часа.

– Ребята, – закончила Марина с печалью в голосе свой рассказ, – как только мы выберемся отсюда, я обязательно свожу вас на могилку дедушки Таргу на вершине Сестры. Она должна сохраниться до наших времён. Он был очень мудрый, очень добрый и очень храбрый. Ему нужно поставить памятник на века. Чтобы и ещё через тысячу лет люди будущего знали и помнили мудреца Таргу.