– Ах ты, медуза вонючая! – сказала я, когда Красавчик спрыгнул с моих рук. – Жалкое беспозвоночное!

Мариэтта, на которой была какая-то серо-бурая то ли льняная, то ли ситцевая юбчонка, черный свитер с высоким горлом и широкий черный пояс крокодиловой кожи с серебряной пряжкой, похоже, стала еще худее. Зануда, но со вкусом, и умеет себя подать!

– Это настоящая крокодиловая кожа? – спросила я.

– Ты что, думаешь, я стану носить кожзаменитель?

– Рептилия! – прошипела я сквозь зубы. – Ни капельки не изменилась! Украла у меня возлюбленного! Да как ты могла? – Я кинулась на нее и принялась душить. Нечего было так худеть – сил обороняться у нее почти не осталось. – Как ты могла! Ты нарочно усадила меня в машину с Пирсом! Небось заранее решила заграбастать Саймона себе. Страшно даже представить, сколько лжи ты ему наплела!

– Отпусти меня, гадюка! Мне больно!

Она заверещала, как кролик, попавший в лапы лисы, но, даже воя, ухитрилась просунуть руку мне под юбку и пребольно ущипнуть. Это только со стороны она выглядела беспомощной и поверженной. Я взвыла и вцепилась ей в волосы. И тут я заметила, что появился Саймон: он с растерянным видом стоял в дверях.

– Ах, Саймон! – Я отпустила Мариэтту и метнулась к нему. – Как ты мог так поступить? – Мариэтта нагнала меня и обвила рукой мою шею – якобы в дружеском объятии, но на самом деле она впилась мне в шею когтями. – Уй-уй-уй! – взвизгнула я и развернулась, чтобы ее огреть.

– Я хотела помириться! – воскликнула Мариэтта. – Видишь, Саймон, она совсем психованная! Напала на меня безо всякой причины.

– Безо всякой причины?! – возмутилась я. – Она же тебя у меня украла! Лживая тварь!

Мариэтта разрыдалась, кинулась к Саймону и приникла к его груди.

– Девочки, только из-за меня не ссорьтесь, – слабым голосом взмолился Саймон.

– «По-Пок-Кивиса убью я, – заявила Мариэтта. – Я убью, найду злодея!»

Саймон рассеянно погладил Мариэтту по голове.

– Любимая, может, ты прочитаешь что-нибудь свое? – предложил он.

И тут разрыдалась я:

– Ты говорил, что любишь меня! Хотел отвезти меня к себе домой, познакомить с родителями…

– Мод, это же просто английская формула вежливости, – сказал Саймон. – Мариэтта мне объяснила, что у вас с Фредом де Галлефонтеном все решено, а когда он приехал в поисках тебя сюда, я окончательно понял, что ко мне ты серьезно никогда не относилась.

– Сука! – Я снова бросилась на Мариэтту. – Ты прекрасно знаешь, что Фред мне не пара. Я же не виновата, что он, как и многие другие, находит меня неотразимой!

– Да ну? – сказала Мариэтта. – А может, для разнообразия поиграем в правду? Почему бы тебе не признаться в своих истинных чувствах?

– Ну, не знаю… – буркнула я.

– Бедный Саймон был такой одинокий и несчастный, а тут еще поездка через всю страну с нашими психованными родственничками, – продолжала Мариэтта. – Он отлично понимал, что ты никогда не любила его по-настоящему, а он ведь этого заслуживает!

– А ты-то сама! Тебе только одного и нужно – заполучить его титул.

Я принялась пританцовывать вокруг нее, готовясь в удобный момент снова броситься в атаку.

– Мариэтта, соберись! – посоветовал Саймон. – Голову опусти вниз, подбородок прижми к груди.

– Девочки! – На корт выскочила мамочка. – Вы что, опять деретесь? Это просто невыносимо! Хоть бы малыш родился нормальным человеком! Я все стараюсь, стараюсь, и ничего путного не получается. Ничего особенного не прошу – только полноценного человеческого общения. Неужели это так сложно? – Пирс, Теодор, Леопольд и Зибхойган стояли кружком и радостно гоготали. Только Саймон был расстроен и испуган. – Пирс, подержи Мод за руки, пусть остынет немного, – велела мамочка. Мариэтта бросила на меня победный взгляд.

– Может, мне ее водой облить? – предложил Леопольд.

– Помню, бабушка рассказывала мне об искусстве светской беседы, – сказала мамочка. – Разговор в ее времена строился по строго разработанному образцу, и все участвующие в нем могли обмениваться своими соображениями о литературе, живописи, музыке, обсуждать последние новости. Порой один из собеседников интересовался здоровьем или работой другого, тот отвечал и незамедлительно осведомлялся о том же.

– Несчастный Леопольд, – сказал Саймон. – Вся эта ругань ему не на пользу. Хочешь, пойдем на кухню? Я тебе покажу, где что лежит. Там и телевизор есть.

– Ура! – воскликнул Леопольд. – Наконец-то я смогу приготовить нормальный ужин!

– Только, пожалуйста, поменьше масла, – попросила мамочка. – Не люблю жирную пищу.

– А пляж далеко? – спросила я. – Я бы с удовольствием прогулялась.

– Ага, – согласился Пирс. – Пора наконец взглянуть на Атлантику.

Несколько мгновений мы молчали и умильно улыбались, глядя на Пирса.

– Я вас отведу, – сказал Теодор. – Хотя, признаться, о том, какая там вода, я думаю с ужасом. Вы знаете, что в водах Миссисипи обнаружили четыре сотые процента кофеина? Никакая очистка не помогает. Так, глядишь, скоро будем купаться в море спитого кофе.

– А здесь и Миссисипи протекает? – удивился Пирс. – Вот не знал.

– Мод, тебе я, пожалуй, поставлю кушетку в кладовке, – сказала мамочка. – Пирс, помоги мне притащить с чердака футоны: мы их положим в кабану, там будете жить вы с Леопольдом, а ванной, если вы не против, будете пользоваться той, что за кухней. Как замечательно, что мы снова все вместе! Умоляю вас, не ссорьтесь. Друг без друга мы ничто.

– Неужели? – Я все еще злилась. – Да если бы не вы все, я бы осталась во Флориде, с зубным врачом.

– О, как буржуазно! – залилась серебристым смехом Мариэтта. – Жаль, что Саймон этого не слышит. Зубной врач? Из Флориды?

– Дети, дети! – забеспокоилась мамочка. – Умоляю, потише! Нэнси прилегла отдохнуть. Вы же знаете, она привыкла к покою.

– А что, с этой Нэнси так трудно ладить? – спросила я.

– Раньше было легко, – задумчиво сказал Зибхойган. – Я ее тыщу лет знаю.

– Она просто получает слишком много эстрогена, – объяснила мамочка. – Врач всю ее облепил этими пластырями, и она впала в депрессию.

Теодор показал нам узенький проход между домами на другой стороне улицы – он вел прямо к океану. Песок на берегу был серый, повсюду валялись пластиковые бутылки из-под молока и кольца-держалки от упаковок с пивом. С берега фасады десятимиллионных особняков с деревянными палубами-верандами и раздвижными стеклянными дверями выглядели не так роскошно. Мы прошли по узенькой полоске песка и уперлись в высоченный забор, то ли ограждавший от непрошеных гостей, то ли ограничивавший зону передвижения местных жителей.

– Слишком похоже на лепрозорий, – заметила я.

Мы повернули назад.

– Интересно, вода какая? – Пирс скинул ботинки и сунул ногу в воду. – Уй, ледяная! Слушайте, а если я искупаюсь в трусах, у меня будут неприятности?

– У тебя что, плавок нет? – сказал Теодор с явным неодобрением. – Придется повезти тебя по магазинам. Кажется, у «Версачи» распродажа.

Пирс снял штаны и полез в воду. Волны были совсем маленькие.

– Помните, когда трейлер тонул, Пирс сказал, что не умеет плавать? – сказала я.

Да и сейчас он выглядел не слишком уверенно. Он зашел по шею, проплыл пару ярдов по-собачьи и чуть не пошел ко дну.

– Может, он решил свести счеты с жизнью? – предположил Теодор.

– Ой, Теодор, зачем ты такое говоришь? – испугалась я. – Ты что, правда так думаешь? Зачем ему сводить счеты с жизнью сейчас, когда он близок к успеху?

– Если у него заниженная самооценка, одна только мысль об успехе и признании может пробудить в нем тягу к самоуничтожению, – объяснил Теодор. – Он может решить, что этого не заслуживает. Возьмите хотя бы Джеймса Дина…

– Пирс! Пирс! – хором заорали мы. – Вернись!

Пирс с трудом повернул к берегу.

– Что такое?

– Ты же плавать не умеешь! – крикнула я.

– Ой, а я и забыл. Помню только, что как-то раз оказался в воде, только забыл, что это было, когда трейлер тонул. – Он громко загоготал. Так приятно было слушать, как он гогочет. Кажется, по пути сюда он вообще ни разу не гоготал. Может, напряжение было слишком велико, больше, чем я предполагала. – Эй, а что там такое?

Мы с Теодором обернулись. На веранде дома, прямо за нами, собралась целая толпа, человек восемь, не меньше. Какой-то мужчина в белом пристально нас разглядывал.

– Ого-го! – сказала я тихо.

Двое смотрели на нас в бинокли.

– Опаньки! – воскликнул Пирс. – Думаете, они сердятся, что я в трусах? – Он оглядел себя. – У меня ничего нигде не болтается? Да какое им вообще дело, на пляже-то никого. Вот извращенцы!

– А, это Барри, – сказал Теодор.

– Кто такой Барри? – спросила я.

– Продюсер один, мультимиллионер.

– Что он продюсирует? Фильмы? Журналы? Эстраду?

– Наверное, – пожал плечами Теодор.

– Что «наверное»? Чем именно он занимается?

– Всем, Мод, – объяснил Теодор. – Он даже не миллионер, а миллиардер. Владеет всем.

– Всем владеть нельзя.

– Ему – можно. Здесь есть такие люди, которые владеют всем. То есть всем важным. Сама увидишь. Он готов в любой момент прослушать мою демо-кассету.

– Так что же ты ему ее не несешь? – удивилась я.

– Я еще не готов!

– Отлично ты готов! И не спорь! Ой, господи, просто в голове не укладывается… Теодор, ты, по-моему, болен.

– Не надо меня обзывать больным! – обиделся Теодор. – Дура!

– Да, Мод, ты бываешь такая злая, – подхватил Пирс. – Теодор сам знает, что ему делать. Не вижу смысла называть его больным.

Я от досады чуть не расплакалась. Как же это невыносимо, когда тебя никто не слушается! Теодор обнял меня за плечи.

– Да ладно тебе, Мод. Пойдем, он зовет нас в гости.

– Погодите! – сказал Пирс и начал одеваться.

Толпа на веранде замахала руками, словно хотела прокричать «Нет!».

– По-моему, Пирс, они не хотят, чтобы ты одевался, – сказала я.

– Да пошли они… – буркнул Пирс, застегивая джинсы.

Мы поднялись по деревянной лестнице.

– Привет, Барри! – сказал Теодор. – Это мой брат Пирс и моя сестра Мод.

– Где ж ты был столько времени? – спросил Барри, глядя на Пирса.

Пирс вытащил сигареты.

– Мы только что сюда добрались, – объяснила я. – Проехали всю страну.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты курил, – сказал Барри.

– Что вы такое говорите? Мы же на свежем воздухе! – возмутилась я. – На пляже, где все продувается. И вообще, ветер от вас! И курение законом не запрещено!

Среди гостей была дама в лилово-оранжевом кафтане.

– Твои брат с сестрой просто вос-хи-ти-тель-ны! – сказала она Теодору. – Брат – точно! Сестра – ну, еще одна смазливая стройная девчушка, таких здесь тыщи. – Она повернулась к Пирсу. – Расскажите-ка о себе! Вы, наверное, актер?

Пирс не ответил. По неизвестной мне причине он счел необходимым публично отфыркаться и почесать нос, а потом закурил. Я видела, что он потихоньку начинает отключаться: при стрессе с ним такое бывает.

– Ну конечно, актер! – сказала я. – Гипнотизирует всех, кто на него взглянет.

– Тебя кто-нибудь уже смотрел? – спросил Барри.

– Никто его еще не смотрел. Мы только что приехали.

– А твой брат – он что, вообще не разговаривает?

– Редко.

– Ты говоришь так, будто меня здесь вообще нет, – угрюмо буркнул Пирс.

Все неловко переглянулись, но, судя по всему, остались довольны – видно, они надеялись, что именно так он и разговаривает.

– Я бы могла стать твоим агентом, – сказала дама в кафтане.

– Вот повезло парню! – воскликнул Барри. – Мерри лучший из агентов. И на моей памяти она никогда еще с новичками не работала. У тебя есть рекомендации?

Пирс почесал живот.

– Нет – он еще нигде не играл, – сказала я. – Но я уверена, у него все получится. Я хотела спросить… Мерри, когда вы будете представлять Пирса, вы позволите посмотреть, как вы работаете?

– Н-ну… – протянула Мерри. – Посмотрим…

– А он не играл в любительском театре? – спросил Барри. – В школе, например? В варьете, в клубах? Если да, скажите сразу. Знаете, такие вещи потом всегда всплывают.

– Ничем таким он не занимался! Вы что, подбираете эвфемизмы к порнографии?

– Порнография нас не пугает, – презрительно фыркнул Барри. – Гораздо опаснее сняться в рекламе средства от геморроя. Вот это может серьезно повредить имиджу, который нам нужен. Он идеально подходит для… Мерри, как называется то, что мы задумали?

– Он будет просто божествен! – воскликнула Мерри. – Если, конечно, умеет играть.

Барри усмехнулся.

– Мерри, не груби, – сухо сказал он.

– А какая, собственно, разница? – спросила я. Барри оценивающе посмотрел на меня и кивнул.

– Вот именно.

– О, господи! – вздохнула Мерри и посмотрела в бинокль на пляж. – Вон идет тот рыжий охранник. Я предложила ему чудесную роль в детективном сериале. Но нет, он, видите ли, хочет писать. О чем думает, не понимаю!

– Это, должно быть, Фред, – сказала я. – Ой, Пирс, как это все грустно и смешно – он, наверное, пошел искать меня.

– Он ваш родственник? – поинтересовался Барри.

– Нет!

– Друг?

– Нет-нет.

– Теодор, ты же вроде говорил, что этот охранник живет у вас, да?

Я почувствовала непреодолимое желание спуститься на пляж, к Фреду.

– Пойду, пожалуй, к нему. У него такой вид потерянный. Ну, все, мальчики, пошли!

– Погодите! – остановила нас Мерри. – Как я вас найду? Как с тобой связаться?

Пирс не ответил.

– Мы живем на той стороне дороги, – сказала я. – У Нэнси.

– Там же, где я, – объяснил Теодор.

Мерри подошла к Пирсу. Виду нее был агрессивный, но любящий – как у самки скорпиона, которая до совокупления нежна со своим партнером. А потом медленно, со вкусом его пожирает. Это ученым известно; они только не смогли выяснить, о чем она думает, когда его пожирает.

– Ты действительно хочешь стать кинозвездой? – спросила она. – Я не люблю понапрасну тратить время.

– Не знаю, – сказал Пирс и вздохнул. Он посмотрел на Мерри с Барри и отвел глаза. – Вообще-то мне больше хочется быть механиком. Люблю машины. Особенно иностранные, спортивные. Здесь полно иностранных машин.

Я чуть не взвыла.

– Конечно, он хочет стать кинозвездой. Это он просто прикидывается.

Но Барри с Мерри меня словно не слышали. Они не сводили глаз с Пирса.

– Я давно понял, что в кино лучше всего работают психопаты, – сказал Барри. – Пирс, ты психопат?

Пирс молчал.

– Ну конечно, да! – воскликнула Мерри. – Сам, что ли, не видишь?

– Это работа для тех, кому необходимо все время быть в центре внимания, – сказал Барри. – При других обстоятельствах кинозвезды становились бы серийными убийцами или знаменитыми ворами.

– Пирс именно такой! – заявила я.

К лестнице подошел Фред, и Пирс спустился с ним поздороваться.

– Ну, ты как? – спросил он, протягивая Фреду руку. – Давненько, того, не видались.

– Нет, он слишком прекрасен! – сказала Мерри. – А твой брат – он традиционной ориентации или голубой?

– Мерри, не волнуйтесь, он очень податливый.

– Великолепно! Скажите ему, что я за вами заеду завтра в семь утра. Хочу показать его одному режиссеру.

– В семь утра? – изумилась я. – Вы что, серьезно? – Она бросила на меня строгий взгляд. – Ладно, постараюсь. Знаете, я плохо вижу. Скажите, а Фред что, действительно симпатичный?

– Охранник? Он же мужчина. Этого, по-моему, достаточно. К тому же высокий, живот плоский. И вообще, рыжие мужчины редко бывают такими привлекательными. Ему здесь найдется полно работы – если, конечно, он согласится на то, что я предлагаю. Но он обещал, что скоро попробует.

– А чего ждать-то?

– Он хочет сначала закончить сценарий.

– Это мы закончим быстро, – пообещала я и спустилась вниз, а потом, сама не успев понять, что творю, кинулась к Фреду в объятия. – Ой, прости! Мне действительно пора обзавестись очками. Я не разглядела, что это ты.

Договорить я не успела – наши коралловые уста словно приклеились друг к дружке. Высвободилась я с трудом.

– А знаешь ты про такую пиявку, самец которой своим шпинделем – это, конечно, не совсем шпиндель, а просто конусообразный отросток – может проникать под кожу своей подружки где только пожелает? – сказала я. – И сперму он спускает где захочет. Крохотные сперматозоиды сами должны пробираться к яйцеклеткам. И еще, по-моему, у каждой пиявки собственная индивидуальность.

– Про сексуальную жизнь пиявок я не знаю ничего, – сказал Фред. – Зато мне известно, что, если кальмара поселить в аквариуме одного, он впадает в такую депрессию, что сходит с ума и убивает себя, поедая собственные щупальца.

– Если кальмар с тоски может дойти до самоубийства, значит, он способен и радоваться, – решила я. – Знаешь, что паучихи после совокупления поедают своих партнеров? Так вот, есть такие пауки, которые научились эту проблему решать. Самец заворачивает самку в кокон из паутины – тем самым выигрывает время и спокойненько находит ее Эдиту. Я, наверное, ради любви готова вытерпеть что угодно. – Я вздохнула и протянула руку, чтобы погладить Фреда по голове, но случайно ткнула его в ухо. – Хотя, честно говоря, я в любовь не очень-то верю.

Фред от неожиданности вздрогнул.

– Ты разговариваешь совсем по-другому, – сказал он. – Может, ты все-таки немножко изменилась?

– Может… Ничего не могу поделать – ну нет у меня нравственных устоев. То ли среда в этом виновата, то ли гены. Это, можешь мне поверить, очень нелегко. Но я все время стараюсь расти – ну, как личность, и все такое. Слушай, а ты знаешь, что у собак, хорьков, медведей, моржей и китов в шпинделе кость?

– М-мда? А у змей половые органы в голове.