Пейтон не знала, что делать. Она не могла вернуться в Нью-Йорк с пустыми руками. В агентстве от нее ждали отчет о порядке приема туристов в Рио, а что она могла представить, если потеряла адрес курортного учреждения, в которое направлялась, и не имела ни малейшего представления, к кому обратиться, чтобы выполнять поручение.
Мало того, она пала в глазах Джермано. Надо же так напиться и одуреть, чтобы улечься в постель с двумя мужчинами! И зачем она соблазняла Феликса? Что, ей мало одного Джермано? Пейтон перечитала его записку. Он извинялся, что оставляет ее одну (деловые встречи, обед с друзьями) и обещал обязательно позвонить.
Пейтон задумалась. Может, все же удастся наладить с ним отношения? Но не сидеть же все время в номере, уподобившись школьнице, с замиранием сердца ожидающей звонка кавалера, который, возможно, и думать о ней забыл?
Придя к этой мысли, она решила сходить в бассейн. Купальный костюм доставил новое огорчение: цельнокроеный, хотя в моде давно бикини, в которые втискиваются даже тучные женщины с отвислой грудью и дряблыми ягодицами. Но другого у Пейтон не было. Надев поверх костюма халат, она вышла из номера.
В гостинице было жарко, но вода в бассейне оказалась холодной. Никто не купался. Не рискнула и Пейтон — не хватало простудиться накануне отъезда.
Пейтон вернулась в номер. Было около часа — время ланча — и Джермано мог вернуться в отель. Переодеваться она не стала, посчитав, что в купальном костюме наиболее соблазнительна. Однако он не пришел, и теперь она рассчитывала на то, что он вернется к шести, чтобы принять душ и поспать перед ужином.
Захотелось есть, Пейтон позвонила в буфетную, заказав кока-колу и «салат Цезаря». Пейтон съела бы рыбу, жаренную на рашпере, но заказать дорогое блюдо она не решилась.
Джермано так и не появился. До шести оставалось около двух часов, и Пейтон сочла за лучшее прогуляться. Но что надеть? Она остановилась на джинсах и кофточке с длинными рукавами, вспомнив совет свекрови, что на улицах Рио следует появляться только в строгой одежде, прикрыв все женские прелести — иначе недалеко до беды: страстные латиноамериканцы своего не упустят. Правда, беда с ней уже случилась, но лишних неприятностей не хотелось. Она и так потеряла в глазах Джермано.
Одевшись, Пейтон вышла на улицу и неторопливо пошла по набережной вдоль берега моря. Под большим тентом стояли столики, за которыми пили пиво или тянули соломинками млечный сок из кокоса. Пива бы Пейтон выпила с удовольствием, но она опасалась, что стоит ей сесть за столик, к ней начнут приставать.
На набережной расположились торговцы, назойливо предлагавшие свой товар, и Пейтон едва отделалась от верзилы, торговавшего платьями, юбками и парео, сшитыми из вискозы с рисунком под тайский батик. Удалось ей увернуться и от мальчишек, навязывавших прохожим конфеты и жевательную резинку.
И все же Пейтон перешла на другую сторону улицы, но и здесь ей стало не по себе — одни шикарные магазины, витрины которых давали ясно понять, что без толстого кошелька сюда лучше не заходить.
Пейтон решилась зайти лишь в супермаркет. В магазине ее внимание привлек местный мед — прекрасный подарок для родителей Барри; подивилась она и упаковкам с икрой, совсем не таким, как в Штатах, к тому же с надписью на незнакомом ей языке; заинтересовалась она и баночным пивом неизвестных ей марок. Поколебавшись, она забрала две банки, а расплатившись за них, преисполнилась важностью: в бразильском незнакомом ей супермаркете она сориентировалась сама, не зная ни местных порядков, ни языка.
В небольшом кафе внутри магазина посетители из бумажных стаканчиков тянули напитки, по виду фруктовые. Пейтон хотелось пить, но меню было на португальском. Поразмышляв, Пейтон вздохнула и направилась к выходу.
Когда она вернулась в гостиницу, часы показывали половину шестого, однако Джермано все еще не пришел. Пейтон открыла одну из купленных банок, но пиво оказалось теплым, невкусным, и другую банку она поставила в мини-бар, хотя в нем не было льда. Лед могли бы принести из буфетной, но звонить, больше ничего не заказывая, она постеснялась.
Пейтон все еще питала надежду, что Джермано ей позвонит и они вместе проведут вечер. Воодушевленная этой мыслью, она занялась собой: приняла душ, уложила волосы феном, сделала макияж. Взглянув последний раз в зеркало, она с удовлетворением улыбнулась: синева ее взгляда стала неотразимой.
Когда же придет Джермано? Но тут Пейтон вспомнила и о муже. Барри может позвонить в ту гостиницу, в которой она предполагала остановиться, а не найдя ее там, чего доброго всполошится и позвонит ей на работу. Лучше самой ему позвонить. Уже половина восьмого — вероятно, он дома.
Однако Барри дома не оказалось, и Пейтон оставила сообщение, в котором, упомянув, что остановилась в другой гостинице, просила мужа не беспокоиться и ей не звонить, ибо уже завтра вечером вылетает в Нью-Йорк.
Позвонив домой и отчаявшись дождаться Джермано, Пейтон подумала, не сходить ли ей поужинать в ресторан, однако быстро отказалась от этой мысли, сообразив, что, не зная португальского языка, попадет в неудобное положение, сначала бессмысленно разглядывая меню, а затем неведомо как объясняясь с лощеным надменным официантом. Сочла она неудобным и заказать ужин в буфетной — Джермано и так сильно потратился на нее. Впрочем, поголодать тоже не вредно.
Ее размышления прервал телефонный звонок. Неужели звонит Джермано? Нет, звонил муж.
— Что произошло, дорогая? — раздался в трубке его взволнованный голос.
— В гостинице, в которой я собиралась остановиться, не оказалось свободных мест, — ответила Пейтон, — и я остановилась в другом отеле. Но здесь прилично, не беспокойся.
— Но ты же бронировала место в гостинице. Как могли тебе отказать? Безобразие! Я бы так этого не оставил.
— Барри, не волнуйся. Я чудесно устроилась. Скажи лучше, как дела у тебя.
— Прекрасно, только у машины полетела трансмиссия.
— Когда ты был за рулем?
— В том-то и дело. Это произошло на шоссе, и мне пришлось целый час ждать техпомощь.
— Это не страшно. Главное, что ты не попал в аварию. А как же ты вернулся домой? — В голосе Пейтон прозвучали тревожные недоуменные нотки.
Барри мог и погибнуть. Она не желала ему плохого, но если бы он насмерть разбился, она бы начала новую жизнь. Джермано мог бы купить ей квартиру в Рио, и она осталась бы здесь. Но откуда такие странные мысли? Бред какой-то. Она останется с Барри, ведь она любит его.
— Меня до дома дотянула техпомощь, — ответил он. — А чем ты сейчас занимаешься?
— Собираюсь выйти поужинать. Вернусь и сразу в постель. Я устала: сказывается смена часовых поясов.
— Не вздумай выходить из гостиницы. Тем более уже вечер. Закажи ужин в буфетной.
— Там дорого.
— Лучше немного потратиться, чем попасть в переделку. В Рио очень опасно. Будь осторожна.
— Барри, не волнуйся. Скоро увидимся.
Пейтон повесила трубку. Барри тревожится за нее, он ее любит. Впрочем, он не знает ее, создал себе иллюзию, и этим доволен.
Пейтон открыла сумку, чтобы достать пижаму, когда телефон опять зазвонил. Пейтон чуть не сказала: «Барри, я соскучилась по тебе», но в трубке раздался голос Джермано.
— Чао! — поздоровался он. — Звоню, чтобы узнать, как ты провела день.
— Прекрасно, — ответила Пейтон.
— А что ты собираешься делать? — Голос Джермано тонул в постороннем шуме — слышались смех и обрывки разговора на португальском.
— Сама не знаю, — сказала Пейтон, рассчитывая на то, что Джермано пообещает скоро вернуться или попросит ее приехать к нему.
— Жаль, что ты не со мной, — услышала Пейтон.
— Мне тоже, — сказала она.
— Сходи поужинать, недалеко от гостиницы ресторан. Хочешь, я закажу тебе столик?
— Идти одной в ресторан неприлично. Пожалуй, я лягу спать. Я еще не отошла от вчерашнего. Кстати, дай мне адрес Сюзанны, хочу поблагодарить ее за радушие. Надеюсь, я вела себя у нее не слишком разнузданно.
Ответ, прозвучавший в трубке, не успокоил: о вчерашнем ни слова. Джермано лишь сообщил адрес Сюзанны, а затем, поинтересовавшись, в котором часу она улетает, пообещал с ней вместе позавтракать.
— Спокойной ночи, — опустошенно сказала Пейтон и повесила трубку.
Несомненно, Джермано считает ее развратницей, которая годится лишь для того, чтобы с ней переспать. Но ее все равно тянет к нему. Почему она не призналась, что без него ей тоскливо и одиноко? Почему не попросила ее разбудить, когда он вернется? Может, лечь на его диван? Но если он придет не один, то сгоришь со стыда. Лучше лечь у себя. Когда Джермано придет, она, конечно, проснется и зайдет к нему в комнату.
Пейтон легла в постель, но заснуть не могла. Окно в спальне было полуоткрыто, и снизу, из какого-то номера, где, видно, устроили вечеринку, доносилось дружное пение. Песня «Теперь, когда мы нашли любовь, скажи мне, как нам с ней поступить» сменилась другой: «Нету женщины, нет и слез».
Эти песни Пейтон слышала на Ямайке во время своего медового месяца, но тогда они казались просто сентиментальными, атрибутом местного колорита, а теперь они неожиданно обрели очевидный смысл, навевая боль и тоску. Она тоже нашла любовь, влюбилась, как школьница, и тоже, как пелось в песне, не знала, что делать с этой любовью. К тому же ее любовь была, без сомнения, безответной. Но плакать она не станет. Безответная любовь — обычное дело. А сколько людей расходится, поклявшись друг другу в вечной любви? Он бросает ее, или она уходит к другому — разрыв, влекущий переживания, несравнимые по своему драматизму ни с какими иными чувствами. Она не доставит Джермано переживаний, с чувствами совладает. Нет женщины, нет и слез — с этой мыслью она и заснула.
Когда Пейтон проснулась, было уже светло. Из соседней комнаты слышался легкий шум. Пейтон вышла из спальни и увидала Джермано. Он был в одних плавках.
— Доброе утро, — произнес он. — Собираюсь в бассейн. Освежусь, переоденусь и сразу отправлюсь в офис. Вернусь в два часа. Как и обещал, ланч за мной. Сходим в какой-нибудь ресторан. Договорились? — Джермано надел халат.
Пейтон кивнула и задрожала, почувствовав эротическое влечение. Дыхание сбилось, во рту пересохло, ноги подкашивались. Что стоит Джермано поцеловать ее в губы, а потом уложить в постель? Но только, видно, у него и в мыслях этого нет. Может, первый шаг сделать самой? Нет, так только испортишь дело. Если он посчитает ее навязчивой, то прости-прощай даже ланч. Джермано уедет в офис и вовремя не вернется. Она больше не увидит его.
Когда Джермано ушел, Пейтон позавтракала, воспользовавшись оставшимся после него кофе и бутербродами, затем оделась и вышла на улицу — пусть не думает, что она будет сидеть в гостинице, с нетерпением ожидая его возвращения.
Магазины еще не работали, и Пейтон отправилась на базар. Базарная площадь, уставленная длинными, казалось, нескончаемыми рядами небольших лавок с открытыми прилавками и навешанными над ними тентами, гудела, волновалась и двигалась. Узкие проходы между торговыми рядами не превышали в ширину нескольких метров, и Пейтон с трудом прокладывала себе путь сквозь толпу. Чем дальше она шла, тем оглушительнее вопили, кричали, спорили, торговались.
На базаре было обилие фруктов и овощей: арбузы, апельсины, бананы, а на одном из прилавков Пейтон увидела фрукты, похожие на миниатюрные яблоки, но только у верхушки с нашлепкой вроде фасолины — анакарды, догадалась она.
Пейтон хотела купить немного фруктов в дорогу, но долго не решалась остановиться у какого-нибудь прилавка. Продавцы — все, как один, мужчины — казались неприветливыми, свирепыми. Но вот на одном из прилавков Пейтон увидела странные зеленовато-желтые фрукты, точь-в-точь такие, что она как-то видела на Ямайке, гуляя с мужем по улице, — тогда Барри купить хотя бы штуку на пробу наотрез отказался, опасаясь за свой желудок. Теперь Пейтон за руку не держали, и она отважилась купить четыре зеленовато-желтых шара, похожих на огромные апельсины, добавив к ним четыре лимона. Покупка обошлась в семь крузейро. Деньги, данные ей Джермано, она почти не потратила, и остаток собиралась ему вернуть.
Но прежде она зашла в магазин, торговавший одеждой, решив приодеться к ланчу. Выбор пал на цветистую мини-юбку и блузку с каскадом оборок и глубоким вырезом на груди. Зашла она и в обувной магазин. Там ее внимание привлекли сандалии на платформе, напоминавшие обувь японских гейш. Подозвав продавца и показав на сандалии, Пейтон, улыбнувшись, произнесла:
— Шестой размер, США.
Покупки порадовали, и Пейтон даже позлорадствовала в душе, что поступила по-своему, вопреки пожеланиям сердобольной свекрови, стремящейся обрядить простецкую непритязательную невестку по своему вкусу. Все! Грейс больше ей не указ. Воодушевленная этой мыслью, Пейтон пошла на набережную и купила парео, заняв себя и приятным раздумьем: какого цвета купить. Она остановилась на красном.
Вернувшись в гостиницу, Пейтон взяла со столиков в вестибюле несколько рекламных проспектов, предназначавшихся для туристов, собираясь представить в свое агентство хоть какие-то материалы. Было бы неплохо увидеть красоты Рио собственными глазами, но экскурсионные группы уже разъехались! Не побывала даже на Шугарлоуф, на вершину которой стремится ступить каждый турист. Можно было бы съездить на Корковадо — это недалеко, — но видеть Христа Спасителя не хотелось ни издали, ни вблизи.
Внезапно Пейтон приспичило, и она поспешила в номер. Однако полностью справить нужду не удалось. Запор! Пейтон поморщилась: надо было в гостях налегать на овощи, а не накидываться на мясо. Услужил, наверное, и кокаин.
Оставив пустую попытку, Пейтон приняла душ, а затем, достав бритву, побрила ноги. На вид получилось сносно, но, проведя рукой по ногам, Пейтон скривила губы: руку слегка кололо — видно, бритва оказалась тупой. Одевшись, Пейтон стала собирать сумку — лучше сделать это заранее, чтобы после ланча не носиться как угорелой, собирая вещи в дорогу. Дорожная сумка снова привела в ужас. Разве сравнишь ее с чемоданом Джермано?
Джермано вернулся только около трех.
— Извини, — сказал он, — попал в пробку. Ты голодная?
— От обещанного ланча не откажусь.
— В гостинице есть ресторан, но лучше пойти в другой, отсюда недалеко. Когда я бываю в Рио, то хожу только туда. Там прекрасная бразильская кухня. Особенно хороши мясные блюда: churrasco, feijoada, да всего не упомнишь. Ты любишь мясо?
— Люблю, — промямлила Пейтон. Неужто у нее вздулся живот и он это заметил?
— Хороша там и рыба — peixada, — продолжил Джермано. — А какая там cachacas. У себя в Штатах ты такой не найдешь.
— Мы прекрасно провели время, — мягко сказал Джермано, раскладывая по тарелкам ароматное мясо, принесенное официантом прямо с миниатюрной жаровней. — Надеюсь, что и ты осталась довольна. Выпей за нашу встречу. Cachaca великолепна.
— А ты? — Пейтон подняла брови.
— Мне еще на работу. Потом, надо беречь печень. В последние дни я ее не щадил.
— Мы еще встретимся? — тоскливо спросила Пейтон.
— Конечно! — воодушевленно ответил он. — Я часто бываю в Нью-Йорке. Как приеду, тотчас же позвоню.
— Буду рада, — сказала Пейтон и, помолчав, понуро продолжила: — Такого, как ты, я никогда не встречала.
Джермано всплеснул руками. Теперь он снова походил на доброго дядюшку.
— Нашла о ком говорить, — добродушно произнес он. — Вот ты на самом деле неподражаема.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… я думал, что ты заносчива… щепетильна, как рядовая американка, а ты оказалась добросердечной и… непосредственной.
— Вероятно, излишне, — сказала Пейтон. — Поверь, при других обстоятельствах я вела бы себя иначе.
— Хорошо, что они не имели место. — Джермано широко улыбнулся. — Как тебе cachaca?
— Приятный, хотя и специфический вкус, — ответила Пейтон и допила водку. Спиртное ударило в голову, и она решилась спросить: — Ты разговаривал с Феликсом?
— С Феликсом? — Джермано напустил на себя удивленный вид. — Я видел его сегодня, и мы договорились в Уик-энд сыграть в гольф. С чего ты вдруг о нем вспомнила? Он тебе понравился?
— Мне нравишься только ты, — ответила Пейтон, бесстрашно подняв глаза на Джермано. — Просто я подумала, что Феликс мог нелестно отозваться обо мне.
— С какой стати? Мы прекрасно провели время. Феликс очень доволен, а я так прямо в восторге. Собираюсь сделать тебе подарок на память о нашей встрече.
— Нет-нет! — запротестовала она. — Ты и так потратился на меня: дал мне денег, купил дорогое платье…
— Пейтон, не возражай. Речь идет всего лишь о безделушке. Хочешь кофе?
— Нет, — она уныло повела головой.
Джермано подозвал официанта и расплатился по счету.