Он большой и вдоль и поперек. Русые волосы растрепаны, длинная челка лезет в глаза, трехдневная щетина на высоких скулах придает лицу оттенок брутальной мужественности. Одет в широкую белую рубаху, стянутую на поясе плетеным ремешком и зеленые просторные штаны с растительным орнаментом. Хорошо хоть не босиком… Этот огромный дядька напоминает былинного богатыря. Меня колет любопытство, это его реальные размеры, или он компенсирует себе нехватку чего-то… Уверенности в себе, например.

Садится он прямо на пол, потому что в кресле будет слишком возвышаться над моими метр шестьдесят.

— Здравствуйте, про что вы пришли?

— Я слышал, что вы целитель душ… Это правда?

— Психолог. Это "знающий души", если буквально. Я верю, что понимание самого себя помогает преодолеть трудности…

Мужчина досадливо морщится:

— Да я все про себя понимаю… тут другое… Вы точно никому не расскажете?

Тревожится, и это заметно. Какую же тайну он собирается мне доверить? Отвечаю честно:

— Я обязана предупредить полицию, если вы планируете совершить преступление, и мне точно известно, где и когда это случится. Во всех остальных случаях я храню секреты моих клиентов… У меня даже есть право отказа от сканирования, — прозрачно намекаю ему на свою абсолютную надежность.

Клиент мучительно размышляет, говорить или нет. Жду. Очевидно, он принимает какое-то решение.

— Поклянитесь честью и памятью предков, что об этом разговоре никто и никогда не узнает. Никто и никогда, ни здесь, ни в вашем мире, ни в лучшем из миров.

Мужчина предельно серьезен. Ничего себе. Надеюсь, я знаю, что делаю.

— Я клянусь хранить в тайне то, что услышу сегодня, если это не информация о готовящемся преступлении.

— Ну хорошо…

Он вздыхает и выпаливает, зажмурившись:

— Я боюсь мышей.

Не ржать. Не ржааааать!

— Расскажите мне об этом больше.

— Да что тут рассказывать-то… Я мужчина. Я воин. Когда вижу мышь, то становится сухо во рту, сердце колотится, колени дрожат. Не могу заставить себя войти в амбар. Я могу выйти с голыми руками против оборотня. Я не могу пройти по пшеничному полю.

— Что ж… давайте попробуем с этим что-то сделать.

Клиент видит мое спокойствие и тоже начинает успокаивается. Между прочим, я бы даже внутренне не улыбнулась, если бы он не стал делать из этого ТАКУЮ проблему.

Протягиваю ему бумагу и земную гуашь.

— Нарисуйте пожалуйста свой страх.

Его лицо превращается в ледяную гордую маску.

— Я не умею рисовать. Не обучен.

Объясняю торжественно, чтобы создать ощущение сакрального таинства:

— Эти краски из моего мира. Она не содержат магии, не нуждаются в особых умениях. Но они обладают способностью побеждать страхи. Вам нужно взять кисточку в руку, окунуть ее в воду… Да, так. Отчетливо представьте свой страх. Это может быть конкретный образ, или размытые пятна, не важно. Доверьтесь своей руке, перенесите ваш страх на бумагу. Не думайте о том, что вы делаете, сосредоточьтесь на своих ощущениях.

Я наговариваю текст, снижая сопротивление, стимулируя этого чувствительного и гордого воина впервые в жизни делать то, что он не умеет. И на лист бумаги ложатся неуверенные серые мазки, передающие что-то жутко угрожающее и оскаленное. Замечаю, что клиент часто дышит, на лбу выступают бисеринки пота. На рисунке все больше темного, гуще и жирнее кляксы. В конце концов он срывается, замалевывает весь лист черным, сминает и бросает его в стену. Долго дышит, восстанавливая душевное равновесие, начинает подниматься, чтобы уходить.

— Простите. Это безнадежно. Я пойду, извините за беспокойство.

— Что вы сейчас чувствуете?

— Гнев. Отчаянье. Стыд.

— А где ваш страх?

Он косится на мятый комок бумаги… Светлеет лицом.

— Это было не зря? Это сработало?

— Вы хорошо выполнили первую часть упражнения. Оживили свой страх и перенесли его на бумагу так сильно, что этот рисунок стал источником тревоги. Но на полпути нельзя останавливаться. Вы готовы продолжить нашу встречу?

— Да.

— Ваш страх теперь не внутри вас, а снаружи. Остается победить образ врага в вашей голове. Представьте себе ту мышь, которую вы боитесь.

— Представил.

— Опишите ее.

— Серо-седая, шерсть клоками, грязная. Злые глаза. Оскаленные тонкие желтые зубы. Длинный мерзкий хвост пульсирует, извивается. Она напряжена, готова прыгнуть.

Клиент слегка бледнеет, но в целом держится хорошо.

— Она такая злая, потому что очень голодная. Вам необходимо ее покормить. Представьте себе корзину с едой, которую она любит. Угостите ее чем-то.

Какое-то время Джуед мысленно кормит мышь сыром, зерном, рыбой… бутербродами, пирогами, мельбой и прочими съедобными штуками, не заботясь о зоологической достоверности. После каждого приема пищи я уточняю, как теперь выглядит зверь. И он с удивлением отмечает, что Очень Страшная Мышь потихоньку становится маленькой, безопасной, сытой и довольной жизнью. Шерстка уже лоснится, мордочка извазюкана в креме.

— Все. Она больше не хочет есть. Она объелась.

— И все-таки заставьте мышь съесть еще немного. Перекормите ее.

Он молча, прикрыв глаза, наблюдает за картинками в своем воображении. Усмехается по-доброму.

— У нее огромное толстое пузо, лапами до земли не достает. Икает, подняться не может. Смотрит на меня снизу вверх, глаза осоловелые от счастья, — тут он делает паузу, и продолжает медленно, будто не веря в то, что говорит. — Она улыбается мне пьяной улыбкой… Я не боюсь ее!

— Вы могли бы ее погладить?

— Беру на руки. Я держу на руках мышь!!! Она такая маленькая… обняла мой палец передними лапками и уснула. Я чувствую, как трепещет ее сердечко… Сейчас я могу сжать руку и размазать ее набитые кишки.

Я холодею от такого перехода. Нет-нет-нет, мне нельзя ему позволить сделать это. Только не агрессия! Сражение со страхом делает последний только сильнее. Если клиент сейчас причинит малышке вред, то вернется обратно в то же состояние — мышь-враг.

— Но я не буду этого делать. У тебя больше нет власти надо мной, маленький гаденыш, — делает жест рукой, будто подбрасывает вверх снежинку. Открывает глаза.

— Как вы сейчас себя чувствуете?

— Я абсолютно счастлив и свободен. Если бы вы знали… — он вновь прикрывает глаза и улыбается — вот сейчас представляю пшеничное поле. Знаю, что их там много шуршит. А в душе покой. Как вспомню эту толстушку объевшуюся, так легко становится. Ася… я благодарен. И должен сделать вам подарок, хоть сколько-нибудь равноценный тому, что вы для меня сделали. Вот моя визитка. Если вам понадобится кого-то убить — напишите.

Прощается и уходит. А я еще какое-то время сижу в своем кресле, и не знаю, плакать мне или смеяться. Это власть. Это очень большая власть — помогать сильным мира сего. И чем это для меня обернется — не знаю. Становится страшно.